CC BY
36
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
Мамонов В. Ф.
КОНСТИТУЦИЯ НА РУССКИЙ МАНЕР
Маркиз де Кюстин, довольно известный французский литератор и путешественник, посетивший Россию в 1839 году, так отзывался о ее государственном устройстве: «Это абсолютная монархия, ограниченная цареубийством». Кто хоть немного знает историю Российского государства, вряд ли будет спорить с таким определением. Несомненно, что, с одной стороны, русские издавна наделяли своих владык властью, ни с чем почти не сравнимой, и порой терпели от них такое, что ни один другой народ терпеть, наверное, не стал бы. Но с другой стороны, столь же очевидно, что и хваленое русское долготерпение не было все-таки безграничным. Перевороты и цареубийства были в России настолько обыденным явлением, что остроумные французы называли удавку «constitution a la russe», т. е. «конституцией по-русски» или же (что может быть более точно) «Конституцией на русский манер». С легкой руки В. О. Ключевского, в исторической науке утвердился даже термин такой: «эпоха дворцовых переворотов». Выпущенная в свет издательством «Современник» книга «Со шпагой и факелом»1, собственно, и посвящена специально истории государственных переворотов в России.
Эта книга особенно интересна тем, что она не монография, не исторический роман, которых сейчас выходит в свет великое множество — один другого бездарней и безграмотней,— а собрание документов и материалов, относящихся к истории дворцовых переворотов в России, начиная с переворота 1725 года, когда после смерти Петра I гвардия, вопреки русским законам и традициям, посадила на престол вдову императора, безграмотную Екатерину I, и кончается 1825 годом — восстанием декабристов, которое при желании тоже можно, конечно, рассматривать как попытку государственного переворота, правда, неудавшегося.
Необходимо оговориться, что неизвестных ранее специалистам документов и материалов в сборнике фактически нет. Но книга и рассчитана не на узких специалистов, занимающихся темой дворцовых переворотов в России профессионально, а на относительно широкую аудиторию читателей, интересующихся историей России. Она,несомненно,может быть неплохим подспорьем для преподавателей истории, студентов, школьников, особенно обучающихся в гуманитарных гимназиях и колледжах. Именно на этот круг читателей рассчитана также вступительная статья М. А. Бойцова, написанная интересно и даже художественно, что является безусловно довольно редким явлением в книгах такого рода.
Отметим сразу же: по нашему мнению, книга явно удалась, и если о чем-то в связи с ее изданием и можно пожалеть, так прежде всего о слабой ее рекламе. Подбор материалов сделан вполне квалифицированно. Из мемуаров и документов составитель подобрал именно такие, которые легче и с наибольшим интересом читаются. Довольно удачно решена проблема неизбежных в подобных случаях сокращений, а также перевода на современный русский язык документов и мемуаров, написанных в свое время бюрократическим немецким языком образца XVIII века и, по традиции, нередко переводившихся на русский бюрократический же язык тоже образца XVIII века.
Со шпагой и факелом: Дворцовые перевороты в России 1725—1825. /Сост. вступ., ст. коммент. М. А. Бойцова.— М.: Современник, 1991.
Благодаря довольно удачной компоновке материалов, они взаимно дополняют друг друга, создавая в результате впечатление чего-то достаточно цельного, что также не часто встречается в сборниках документов и материалов.
Несомненно, сильной стороной книги является то, что ее составитель ориентировался не только на описание событий. Материалы подобраны таким образом, что они дают зачастую довольно отчетливое и яркое представление о нравах эпохи, характерных особенностях действовавших на политической сцене России персонажей. Широко применяет составитель и такой прием: когда по каким-либо причинам не считает возможным дать документ в извлечении (чаще всего, видим о}потому, что документ очень уж велик или написан архаическим языком, который не будет понятен большинству читателей), тогда он выбирает из документа действительно самое интересное, самое характерное и дает в примечаниях, к сожалению, однако, далеко не всегда ссылаясь на сам документ. В примечаниях такого рода тоже видно немалое искусство составителя, его художественный вкус. Вот один из примеров такого рода: на странице 33, рассказывая о борьбе вокруг кандидатур на императорский престол между Меншиковым, отстаивавшим кандидатуру Екатерины I и сторонниками воцарения сына казненного царевича Алексея — будущего Петра II, М. А. Бойцов дает такое примечание: «Канцлер и другие сенаторы не соглашались с Меншиковым и желали возвести на престол внука Петра 1-го. Видя себя стесненными, угрожаемыми Меншиковым, они хотели требовать мнения Сената, даже некоторые предлагали отворить окно и спросить у народа, толпами собравшегося около дворца, но Меншиков ввел в залу вооруженных офицеров, бывших в передней, и не допустил открыть окно, говоря хладнокровно, что «на дворе не лето», и что лучше всего передать власть Екатерине и немедленно отправить к ней депутацию с известием о том, что и было исполнено, так что никто не осмелился более противоречить».
Это меншиковское «на дворе не лето» кажется лучше десятка томов говорит об эпохе, о царивших тогда нравах, и конечно же, о характере самого светлейшего князя Александра Даниловича Меншикова, герцога Ижорского.
Вообще интерес к частностям, к мелким, на первый (но только на первый!) взгляд, деталям и деталькам — одна из самых сильных сторон книги! Чувствуется, что составитель книги отбирал их не только со знанием дела, но и с любовью к истории. Оттого и детальки эти способны не просто дать определенные сведения читателю, но, что называется, играют в тексте, привлекают не только с точки зрения полученной информации, но и с точки зрения занимательности, остроумия, порой невольного, но от этого не менее интересного. Вот один пример такого рода: в воспоминаниях Н. А. Саблуко-ва — одного из немногих свидетелей переворота 12 марта 1801 года, который, достаточно близко зная убитого во время переворота императора Павла I, не питал к нему личной злобы и пытался более или менее объективно оценить и покойного императора, и заговорщиков — упоминается, что солдаты конной гвардии были, с точки зрения заговорщиков, не надежны и отказались присягать Александру I, пока не убедились в смерти его отца. Саблуков пишет, что с этой целью в Михайловский замок были посланы солдаты его эскадрона, которым и показали мертвого Павла, уже после того, как врачи и гримеры основательно потрудились, чтобы закрасить на лице покойного слишком уж очевидные следы убийства. Скрыть эти следы от солдат однако не удалось. В результате, после их возвращения из Михайловского замка, состоялся следующий любопытный разговор полковника Саблукова с конногвардейцем из его эскадрона Григорием Ивановым:
— Что же, братец, видел ты государя Павла Петровича? Действительно он умер?
— Так точно, ваше высокоблагородие, крепко умер!
— Присягнешь ли ты теперь Александру?
— Точно так... хотя лучше покойного ему не быть . . А, впрочем, все одно: кто ни поп, тот и батька.
Итак, книга в целом удалась. Конечно, это отнюдь не значит, что все в ней вышло удачно. Издания такого рода именно потому, что они рассчитаны на многих, не могут в полной мере никого удовлетворить. Это относится и к данной книге. Не претендуя на роль обладателей истины в последней инстанции, выскажем, однако, несколько замечаний по поводу того, что, на наш взгляд, является недостатками книги.
Прежде всего, вызывает сомнение хронология, принятая составителем сборника. Известно, что В. О. Ключевский датировал эпоху дворцовых переворотов в России 1725—1768 годами, т. е. временем от переворота, который привел на императорский престол Екатерину I, и до воцарения Екатерины И. М. А. Бойцов вполне обоснованно отмечает во вступительной статье, что эта периодизация далеко не безупречна, постольку, поскольку фактически эпоха дворцовых переворотов 1768 годом отнюдь не кончается. Столь же типичным дворцовым переворотом было убийство заговорщиками Павла I, да и восстание декабристов было организовано по образцу и подобию переворотов более ранних. М. А. Бойцов в этой связи указывает (правда, не первым уже из исследователей) на то, что П. И. Пестель встречался и подолгу беседовал в Митаве с графом фон дер Паленом — главным организатором заговора против Павла,— причем, старый заговорщик и молодой остались весьма довольны друг другом и состоявшимся у них обменом мнений. Преемственность между декабристами и заговорщиками 1801 года была, таким образом, не только идейная, но и личностная. Поэтому расширение рамок эпохи дворцовых переворотов до 1825 года выглядит в целом обоснованным.
Иное дело, что М. А. Бойцов, по-видимому, увлеченный исправлением хронологии, предложенной Ключевским во второй ее части, к сожалению, не обратил внимание на первую. Между тем, государственные перевороты в России начались отнюдь не со смерти Петра I в 1725 году и воцарения Екатерины I. В сущности эти перевороты настолько характерны для русской истории, что начало их теряется, как говорится, в глубине веков. Чтобы не забираться слишком уж далеко, в более ранние эпохи, укажем здесь лишь на перевороты в период младенчества Ивана Грозного, дворцовые перевороты в период Смутного времени. Да и при первых царях династии Романовых они были не столь уж редки. Например, объявление царем Петра I после смерти его брата . Федора Алексеевича было самым настоящим дворцовым переворотом, поскольку в данном случае грубо попирались права Ивана Алексеевича, который был старше Петра и, соответственно, более близок к престолу, чем Петр. Обычные объяснения этого переворота тем, что Иван был мал, болен и чуть ли не слабоумен, совершенно не состоятельны. Он прожил, как известно, 30 лет, женился, имел пятерых дочерей, хоть и не гениальных, но вполне нормальных по умственным способностям. Правда, игнорировать права царевича Ивана Алексеевича на престол, удавалось недолго. Новый переворот, и — по требованию стрельцов — царями объявляют одновременно и Петра, и Ивана, причем фактически правит государством их сестра — царевна Софья. Проходит несколько лет — очередной переворот устраняет царевну Софью.. Формально царями по-прежнему остаются Иван и Петр, но фактически власть переходит к Петру, вернее к группировке людей, которые за ним стояли. Эти три переворота, как видим, непосредственно предшествовали, если не формальному, то, по крайней мере, фактическому вступлению на престол Петра I. И произошли они более чем за четверть века до начала того, что В. О. Ключевский, а за ним
и М. А. Бойцов, считают началом «эпохи дворцовых переворотов». Конечно, размеры книги не беспредельны, и вряд ли можно было бы рассчитывать на включение в ее состав документов, относящихся решительно ко всем дворцовым переворотам в России. Но, по крайней мере, следовало бы оговорить условность хронологических рамок эпохи дворцовых переворотов во введении.
Не вполне благополучно, по нашему мнению, обстоит дело и с подбором документов и материалов для сборника. Здесь наиболее важны два недостатка. Во-первых, включение документов весьма сомнительной, с точки зрения истины, ценности. К их числу,несомненно^следует отнести хорошо известный историкам по обилию неточностей «Краткий очерк, или Анекдоты о жизни князя Меншикова и его детях» Н. П. Вильбоа. Известно, что этот очерк писался скорее как художественное произведение, по правилам, принятым в сентиментальных романах XVIII века, и имеет весьма отдаленное отношение к той исторической основе, которую он трактует. Такого рода «документы» в подобные издания лучше все-таки не включать.
Во-вторых, при составлении сборника М. А. Бойцов, по-видимому, обратил главное внимание на включение документов, описывающих событийную сторону дела. Наверное это правильно. Беда в другом,— рассказывая зачастую даже о технических подробностях осуществления государственных переворотов, собранные документы сплошь и рядом умалчивают об истинной подоплеке заговоров, политической платформе заговорщиков, а также о мерах подготовительного характера, осуществляющихся организациями заговорщиков.
Особенно это сказалось в разделе, посвященном заговору, закончившемуся убийством Павла I. Организация заговорщиков, просуществовавшая, по меньшей мере, до года, насчитывавшая, по-видимому, свыше 300 человек (что почти вдвое больше числа людей, приговоренных по делу декабристов) — эта организация фактически не просматривается в документах. В результате, дело начинает выглядеть так, будто и вообще цареубийство 12 марта 1801 года было едва ли не единоличной заслугой (или преступлением) графа Палена. Между тем, именно по организации цареубийц некоторые документы все-таки есть. В них довольно подробно описываются политические планы заговорщиков, их программа, их идеология. К сожалению, эти документы фактически не были включены в книгу. Особенно, в этой связи, приходится пожалеть об отсутствии в сборнике не только фрагментов, но даже и ссылок на мемуары князя Адама Чарторижского, Павла Чичагова, а также переписки Александра I с его воспитателем Лагарпом, которая дает довольно любопытное представление о тогдашних политических взглядах Александра, являвшегося, как известно, не просто знаменем, но и ключевой фигурой заговора.
А в общем, несмотря на неизбежные, видимо, издержки, книга удалась. Она, несомненно, станет серьезным подспорьем для преподавателей истории, студентов, для всех, кто интересуется прошлым нашего государства.
Юдина Л. С.
ХРОНИКА РАБОЧЕГО ДВИЖЕНИЯ
Рабочее движение в широком смысле являлось и является своеобразным регулятором социальных отношений. При этом в одни периоды в решении возникавших между трудом и капиталом, властями проблем, в «снятии» социальной напряженности преобладают мирные средства, «мирные» формы движения — просьбы, требования без прекращения работы, петиции, переговоры представителей рабочих организаций с предпринимателями
