CC BY
30Конституционный запрет
на использование недопустимых доказательств:
проблемы уголовно-процессуальной реализации
Максим Белоковыльский
Статья посвящена одной из самых актуальных проблем конституционного и уголовно-процессуального права -проблеме допустимости доказательств. Наибольшую законодательную детализацию конституционный запрет на использование при осуществлении правосудия доказательств, полученных с нарушением закона, получил в уголовно-процессуальном праве. Несмотря на это, однозначное понимание всех существенных аспектов данного запрета и в уголовно-процессуальной науке и судебной практике отсутствует. Автор стремится разрешить данные проблемы путем анализа законодательства, судебной практики Конституционного Суда РФ и Верховного Суда РФ.
^ Допустимость доказательств; асимметрия правила недопустимости доказательств;уголовный процесс; производное доказательство
Часть 2 статьи 50 Конституции Российской Федерации содержит положение, в соответствии с которым «При осуществлении правосудия не допускается использование доказательств, полученных с нарушением федерального закона». Данная норма имеет свою историю в отечественном конституционном праве.
Из Концепции судебной реформы в РСФСР, одобренной Постановлением Верховного Совета РСФСР от 24 октября
1991 года № 1801-11 (пп. 3 п. 2, пп. 3, 7 п. 12), и Декларации прав и свобод человека и гражданина, принятой Постановлением Верховного Совета РСФСР от 22 ноября 1991 года № 1920-12 (ч. 4 ст. 34), явствует, что первоначально норма задумывалась прежде всего как гарантия прав граждан в области уголовного процесса. Но уже в принятых во исполнение положений Декларации 1991 года изменениях и дополнениях в Конституцию РСФСР, внесенных Законом РФ от 21 апреля
1992 года № 2708-13 «Об изменениях и дополнениях Конституции (Основного закона) Российской Советской Федеративной Социа-
листической Республики», создавших новую редакцию главы 5 «Права и свободы человека и гражданина», получило нормативное закрепление положение: «Доказательства, полученные с нарушением закона, признаются не имеющими юридической силы» (ч. 4 ст. 65 Конституции РСФСР). Подобное положение было воспроизведено в несколько иной редакции и в части 2 статьи 50 Конституции РФ, принятой всенародным голосованием 12 декабря 1993 года. Как видим, закрепленное на конституционном уровне правового регулирования, данное правило приобрело более широкое значение, чем одно из основных начал уголовного судопроизводства, став в ряд основоположений правосудия в целом.
Юридическая природа нормы, содержащейся в части 2 статьи 50 Конституции РФ, шире природы одной из основных гарантий реализации прав и свобод человека и граж-данина4 и уже гарантии правосудия (гарантии прав человека и гражданина в области пра-восудия)5. По отношению к конституционному требованию законности данный конституционный запрет выступает нормой-санкцией,
санкцией ничтожности, выражающейся в непризнании статуса доказательств за данными, полученными с нарушением закона6.
Тем не менее, будучи важнейшей гарантией охраны прав личности от произвола государственных органов, эта конституционная норма нашла свое полное выражение именно в уголовно-процессуальном законодательстве: по сравнению с иными нормативно-правовыми актами допустимость доказательств получила в Уголовно-процессуальном кодексе Российской Федерации (далее — УПК РФ) более подробную регламентацию. Характерно, что, несмотря на закрепление в АПК РФ, ГПК РФ, КоАП РФ аналогичного запрета на использование доказательств, полученных с нарушением закона, часть 2 статьи 50 Конституции РФ до сих пор трактуется как норма-гарантия прав граждан в сфере уголовного судопроизводства7.
В соответствии с частью 1 статьи 75 УПК РФ: «Доказательства, полученные с нарушением требований настоящего Кодекса, являются недопустимыми. Недопустимые доказательства не имеют юридической силы и не могут быть положены в основу обвинения, а также использоваться для доказывания любого из обстоятельств, предусмотренных статьей 73 настоящего Кодекса». Отметим, что непосредственному регулированию института допустимости доказательств в УПК посвящено 17 статей. Несмотря на это, ряд базовых положений, посвященных допустимости, не имеют более-менее однозначного толкования, причем не только в науке, но и в правоприменительной, прежде всего в судебной, практике. Так, по каждому из понятий, употребленных в части 2 статьи 50 Конституции РФ, равно как и в части 1 статьи 75 УПК РФ, существует конфликт интерпретаций. Отсутствие единообразия применения закона в этом вопросе, на наш взгляд, обусловлено, во-первых, различием формулировок запрета на получение недопустимых доказательств, приведенных в Конституции РФ и в УПК РФ; во-вторых, тем, что, значительно усилив законодательную регламентацию института допустимости доказательств, авторы нового УПК РФ так и не дали расшифровку понятий, используемых в части 2 статьи 50 Конституции; в-третьих, отсутствием официально опубликованных правовых позиций Верховного Суда РФ по данным вопросам.
Поскольку нормы, посвященные допустимости доказательств, принадлежат к числу наиболее часто применяемых в повседневной деятельности как суда, так и сторон, то отсутствие более или менее единого понимания базовых понятий данного института явно не способствует реализации принципа законности уголовного судопроизводства. В этой связи анализ уголовно-процессуального воплощения конституционного запрета на использование при осуществлении правосудия доказательств, полученных с нарушением федерального закона, представляется продуктивным не только в теоретическом, но и в прикладном, практическом аспекте. По нашему мнению, существуют несколько ключевых проблем допустимости доказательств, являющихся, как уже было сказано выше, одновременно и проблемами трактовки терминов, употребляемых в части 2 статьи 50 Конституции и части 1 статьи 75 УПК РФ.
Проблема первая. Если Конституция РФ связывает запрет на использование доказательств с нарушением федерального закона, то Уголовно-процессуальный кодекс РФ 2001 года (ч. 3 ст. 7; ч. 1, п. 3 ч. 2 ст. 75; ч. 3 ст. 88), в отличие от ранее действовавшего УПК РСФСР 1960 года (ч. 3 ст. 69), - лишь с нарушением норм УПК РФ. Указанное обстоятельство дало основание отдельным авторам, прибегая к буквальному толкованию, утверждать, что нарушение иных норм иных, нежели УПК РФ, федеральных законов при получении доказательств не приводит к недопустимости последних8. Данная позиция представляется неверной и опровергается не только приоритетом более широкой по сфере регулирования конституционной нормы над уголовно-процессуальной как более узкой, отраслевой, но и телеологическим, систематическим и логическим толкованиями части 1 статьи 75 УПК РФ, а также сложившейся судебной практикой.
Понятие «федерального закона», нарушение которого влечет за собой недопустимость полученных доказательств, не ограничивается лишь соответствующим процессуальным (в данном случае — уголовно-процессуальным) законодательством, но подразумевает и иные источники права.
В зависимости от юридической силы целесообразно выделить следующие источники права: 1) стоящие в иерархии правовых актов
выше, чем федеральные законы, а именно: Конституцию РФ, общепризнанные нормы и принципы международного права и международные договоры РФ, имеющие в силу части 4 статьи 15 Конституции РФ приоритет перед нормативно-правовыми актами внутреннего законодательства, в частности Конвенцию о защите прав человека и основных свобод; федеральные конституционные законы9; 2) иные, нежели УПК РФ, федеральные законы; 3) подзаконные акты, изданные во исполнение федеральных конституционных и федеральных законов10.
Взяв за принцип классификации сферу правового регулирования, можно также выделить источники права: 1) закрепляющие права и свободы граждан, организаций и режим законности в целом, конкретизирующие их, содержащие гарантии и механизм их реализации, а именно: Конституцию РФ, ГК РФ, КоАП РФ, УК РФ (противоправно добытые предметы и документы не могут быть использованы в качестве доказательств при осуществлении правосудия); 2) содержащиеся в УПК РФ отсылочные или бланкетные нор-мы11; 3) регламентирующие служебный статус должностных лиц органов дознания, а также статус лиц и органов, на которых возлагаются, в соответствии с частью 3 статьи 40 УПК РФ, полномочия по возбуждению уголовного дела и выполнению неотложных следственных действий12; 4) определяющие статус органов публичной власти, обладающих полномочиями на получение информации, могущей, после передачи органу уголовного преследования, приобрести статус доказательства13; 5) регламентирующие статус, основы и порядок деятельности лиц, хотя и не обладающих властными полномочиями, но имеющих право собирать сведения, могущие в установленном законом порядке быть легализованными в качестве доказательств14.
Исходя из приведеных выше положений, проще ответить на второй из дискуссионных вопросов: применимы ли положения о допустимости доказательств к тем доказательствам, которые представлены стороной защиты?
Закрепленное в пункте 2 части 1 статьи 53 УПК РФ право защитника представлять доказательства, по мнению большинства процессуалистов15, означает не более чем право представлять предметы и документы органам
предварительного расследования и суду, которые и принимают решение об их приобщении к делу в качестве доказательств. Но тот факт, что процессуальную форму представленным защитой материалам придают упомянутые органы, не означает, что нарушения закона, допущенные стороной защиты при получении указанных материалов, не могут привести к их недопустимости в качестве доказательств, как полагают некоторые авторы16. Другое дело, что процесс собирания стороной защиты уголовно-релевантной информации с целью последующей ее легализации в качестве доказательств не подвергся позитивной процессуальной регламентации, что соответствует праву подозреваемого, обвиняемого, защитника защищаться всеми средствами, не запрещеными законом. Однако соблюдать законодательные запреты сторона защиты обязана. Так, получение адвокатом предмета или документа от гражданина вопреки воле последнего, к примеру, посредством ложного заявления о его обязанности передать данный объект адвокату, является обстоятельством, не позволяющим присвоить данным материалам статус уголовно-процессуальных доказательств.
Вторая проблема реализации нормы части 2 статьи 50 Конституции РФ состоит в том, что буквальное ее толкование распространяет действие этой нормы лишь на правосудие, то есть на деятельность суда, направленную на разрешение дела по существу: соответственно, на стадии возбуждения уголовного дела и предварительного расследования правоприменитель данным запретом не связан.
Принимая в 2001 году УПК РФ, законодатель восполнил пробел конституционно-правового регулирования, распространив действие упомянутой нормы на уголовное судопроизводство в целом, иными словами, согласно пункту 9 статьи 5 УПК РФ, и на досудебную стадию уголовного судопроизводства, которая начинается с момента получения сообщения о совершении преступления.
Третья проблема состоит в толковании термина «получение доказательств». Некоторые авторы понимают его как «собирание» в том значении, которое ему придает уголовно-процессуальное законодательство, то есть как деятельность органов предварительного расследования по производству следственных
и иных процессуальных действий, направленных на формирование доказательств по уголовному делу17. Несмотря на то что большая часть доказательственой базы действительно формируется именно на стадии дознания и следствия, такая трактовка представляется слишком узкой, игнорирующей важные аспекты процесса доказывания в уголовном судопроизводстве. Существует и более широкая интерпретация понятия получения доказательств, включающая в себя не только собирание доказательств, но и их проверку18. Данная позиция придает получению доказательств неоправданно широкое значение, поскольку даже грубейшее нарушение или полное игнорирование правил проверки доказательств (ст. 87 УПК) не сможет привести к недопустимости последних.
К «получению доказательств» следует отнести, во-первых, формирование доказательств путем производства следственных и иных процессуальных действий на досудебных стадиях уголовного судопроизводства; во-вторых, формирование доказательств путем производства судебных и иных процессуальных действий на судебных стадиях уголовного судопроизводства, в том числе и процессуальных действий, направленных на введение в орбиту судебного доказывания сведений, полученных на стадии предварительного расследования, а точнее, на придание следственным доказательствам статуса судебных. Данной позиции придерживается и Конституционный Суд РФ, относящий к недопустимым доказательствам, в частности, показания, оглашенные без соблюдения установленных УПК РФ условий19. В-третьих, к «получению доказательств» следует отнести и собирание участниками уголовного процесса информации с целью дальнейшей легализации ее в качестве уголовно-процессуальных доказательств, о чем говорилось выше.
Проблема четвертая: влияет ли характер нарушения при получении доказательства на решение вопроса о признании его недопустимым? По этому вопросу в настоящее время существует две основные позиции.
Одна из них состоит в том, что лишь существенные нарушения закона влекут за собой недопустимость доказательств20. Таким образом, задача, стоящая перед сторонниками данной позиции, состоит в классификации нарушений закона, установлении критерия
существенности (несуществености) нарушений.
Представители второй позиции (А. Лобанов, И. И. Мухин, В. М. Савицкий), напротив, полагают, что доказательства, полученные с нарушением закона должны признаваться недопустимыми независимо от характера процессуальных нарушений21. Если при аргументации своей позиции А. Лобанов исходит из грамматического толкования части 2 статьи 50 Конституции РФ и соответствующего уголовно-процессуального запрета(ч.3 ст. 69 УПК РСФСР), где не содержится каких-либо указаний на существенность нарушения, а И. И. Мухин исходит из целостности процессуальной формы, равнозначности предъявляемых к ней законом требований, нарушение любого из которых не позволяет оценить полученные доказательства с точки зрения достоверности, то В. М. Савицкий в принципе считает всякого рода попытки классифицировать нарушения на безусловно ведущие к недопустимости доказательств и могущие быть восполненными и, соответственно, на не влекущие недопустимость доказательств порочными, так как этот путь «может косвенно благословить на так называемые незначительные нарушения закона, создать беспрецедентную иерархию процессуальных норм по степени их важности и в результате углубить и без того немалую эрозию законности в уголовном судопроизводстве. Нарушения всегда останутся нарушениями, и бороться с ними, убежден, нужно одним лишь способом: наказывать за любое нарушение признанием бесплодности, никчемности затраченных усилий»22.
Последняя позиция представляется нам правильной. Действительно, ставя признание доказательства недопустимым в зависимость от степени влияния допущенного нарушения закона на его достоверность соблюдения прав граждан, разве правоприменитель не подменяет законодателя, установившего запрет на использование таких доказательств? Однако, как отмечает В. В. Золотых, также разделяющий данную точку зрения, судебная практика пошла по другому пути23.
Проанализируем излюбленный пример сторонников влияния характера допущенного нарушения на решение вопроса о допустимости доказательства. В протоколе следственного действия отсутствует подпись понятого.
Допрошенный в суде в качестве свидетеля понятой подтвердил, что участвовал в производстве указанного следственного действия, а также то, что протокол правильно отражает факт производства следственного действия, его ход и содержание. Верховный Суд РФ рекомендует не исключать данный протокол из числа доказательств24. На первый взгляд, нарушение относится лишь к процессуальному оформлению доказательства, оно восполнимо и потому несущественно. Но УПК в части 1 статьи 166 не зря устанавливает требование составления (и, сответственно, подписания) протокола в ходе следственного действия или непосредственно после его окончания. Цель данного требования — обеспечить сохранение в памяти участников следственного действия восприятие происшедшего, чтобы они могли «по горячим следам» внести в протокол соответствующие заявления и замечания (ч. 4, 6 ст. 166 УПК РФ). Допрос же понятого в качестве свидетеля в суде, то есть спустя значительное время после производства следственного действия, чреват тем, что понятой может забыть некоторые обстоятельства производства следственного действия, которые следовало бы отразить в протоколе.
Единственными нарушениями, наличие которых не препятствует признанию доказательства допустимым, являются технические ошибки: очевидные описки (к примеру, указание в качестве года в протоколе не 2009, а 20009), не нарушающие ни права участников процесса, ни требования уголовно-процессуальной формы. Но и в этом случае, прежде чем сделать вывод о том, что допущена именно техническая описка, следует тщательно исследовать характер указанного нарушения.
Проблема пятая: распространяется ли положение о недопустимости доказательств на доказательства, хотя и полученные с нарушением закона, но по своему содержанию благоприятствующие стороне защиты? Эта проблема была впервые поставлена А. М. Лариным, отрицательно отвечавшим на данный вопрос и назвавшим ее «асимметрией правил допустимости доказательств». Однако такая позиция разделяется далеко не всеми процессуалистами.
Основных аргументов у противников «асимметрии правил допустимости доказательств» два: а) соответствующая норма отсутствует в УПК РФ 2001 года25; б) данное
положение излишне, так как в соответствии с принципом презумпции невиновности неразрешимые сомнения в любом случае должны толковаться в пользу подозреваемого, обвиняемого26.
На наш взгляд, эти аргументы опровержимы. Положение об «асимметрии правил допустимости доказательств» вытекает не из грамматического, а из телеологического толкования Конституции РФ (ч. 2 ст. 50) и, соответственно, УПК РФ (ч. 3 ст. 7, ч. 1 ст. 75). Основное назначение данных норм — служить санкцией ничтожности за нарушения требований закона, то есть одной из гарантий прав граждан в сфере правосудия. Игнорирование принципа «асимметрии правил допустимости доказательств» приводит к тому, что санкция создает неблагоприятные последствия не для нарушителя (должностного лица органа предварительного расследования), а для участника процесса, права которого уже подверглись нарушению. Данное положение, безусловно, противоречит сущности права и справедливости, искажает само существо положения о запрете использования доказательств, полученных с нарушением закона, как гарантии прав граждан в сфере правосудия. Сугубо формальное, без учета конкретной ситуации, применение данного запрета представляет именно тот случай, когда высшая законность оборачавается высшим беззаконием: «Summum ius, summa iniuria».
С аргументом о том, что конструкция «асиммметрии правил допустимости доказательств» избыточна в силу того, что все сомнения должны толковаться в пользу подсудимого, можно было бы согласиться лишь при одном условии: если бы один доказательстве-ный факт (к примеру, факт разбойного нападения подозреваемого на потерпевшую) подтверждался единственным доказательством (протоколом опознания, полученным с нарушением закона, но в результате которого потерпевшая не опознала подозреваемого). Однако, как правило, сведения о каждом из доказательственных фактов получаются более чем из одного источника. Встав на позицию противников «асимметрии», мы вынуждены будем признать, что в данном случае при наличии нескольких косвенных обвинительных доказательств, подтверждающих факт нападения подозреваемого, необходимо лишить сторону защиты мощного оправдательного и
притом невосполнимого доказательства, которое очевидно «перевесит» все остальные.
К сожалению, ни в практике Конституционного Суда РФ, ни в практике Верховного Суда РФ положение об «асимметрии правил допустимости доказательств» до настоящего времени не получило своего закрепления. Тем не менее довольно близки к нему некоторые положения решений Конституционного Суда РФ, толкующие вопрос о сфере действия уголовно-процессуальных запретов, исходя из места и назначения в системе правовых норм. Так, признав целью свидетельского иммунитета защитника гарантию получения подозреваемым, обвиняемым квалифицированной юридической помощи и соблюдения адвокатской тайны, Конституционный Суд РФ дозволил производить допрос защитника в качестве свидетеля по обстоятельствам, ставшим последнему известными в связи с участием в производстве по уголовному делу, по ходатайству подзащитного и с согласия самого защитника27.
И наконец, проблема шестая. Немалое затруднение в судебной практике вызывает понятие «использование» доказательств: встречается как слишком широкая, так и чрезмерно узкая его трактовка. Представляется, что самый удачный ответ на этот вопрос содержится в четкой и лаконичной формулировке Конституционного Суда РФ, в соответствии с которой под использованием доказательств понимается «обоснование этими доказательствами решений или действий по уголовному делу»28.
Разумеется, предпринятый в настоящей статье теоретический анализ проблем применения конституционного запрета на использование доказательств, полученных с нарушением закона, в сфере уголовного судопроизводства, сам по себе недостаточен для выработки единообразной судебно-следствен-ной практики. Для достижения данной цели необходимо, как минимум, разъяснение на уровне Постановления Пленума Верховного Суда РФ, оптимальным же вариантом представляется внесение соответствующих дополнений в УПК.
Белоковыльский Максим Сергеевич -адвокат Первомайской коллегии адвокатов г. Ижевска.
belmakserg@mail.ru
1 Ведомости Съезда народных депутатов РСФСР и Верховного Совета РСФСР. 1991. № 44. Ст. 1435.
2 Ведомости Съезда народных депутатов Российской Федерации и Верховного Совета Российской Федерации. 1991. № 52. Ст. 1865.
3 Там же. 1992. № 20. Ст. 1084.
4 См.: Стрекозов В.Г., Казанчеев Ю. Д. Конституционное право России: Учебник. М.: Новый Юрист, 1997. С. 107.
5 См.: Баглай М. В. Конституционное право Российской Федерации. М.: НОРМА—ИНФРА-М., 1998. С. 256.
6 См.: Ветрова Г.Н. Санкции в судебном праве. М.: Наука, 1991. С. 114—11; Громов Н. А, Полунин С. А. Санкции в уголовно-процессуальном праве России. М.: Городец, 1998. С. 90.
7 См., например: Бархатова Е.Ю. Комментарий к Конституции Российской Федерации. М.: ТК Велби; Проспект, 2008. С. 81; Комментарий к Конституции Российской Федерации / Авт. кол.:
A. И. Абрамова, Е. Г. Азарова, Л. В. Андриченко и др.; Пред. ред. кол. Л. А. Окуньков; Институт законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации. М.: БЕК, 1994. С. 161; Комментарий к Конституции Российской Федерации / Общ. ред. Ю. В. Кудрявцева. М.: Фонд «Правовая культура», 1996. С. 231—232; Конституция Российской Федерации: Проблемный комментарий / Отв. ред.
B. А. Четвернин. М.: МОНФ, 1997. С. 286— 288; Лейбо Ю.И., Толстопятенко Г. П., Эк-штейнК.А. Научно-практический комментарий к главе 2 Конституции Российской Федерации «Права и свободы человека и гражданина» / Под ред. К. А. Экштейна. М.: Эком, 2000.
C. 333—336.
8 См.: Некрасов С. В. Юридическая сила доказательств в уголовном судопроизводстве. М.: Экзамен, 2004. С. 97; Уголовный процесс: Учебник для студентов вузов, обучающихся по специальности «Юриспруденция» / Под ред. В. П. Бо-жьева. 3-е изд., испр. и доп. М.: Спарк, 2002. С. 161 — 162.
9 См., например: Федеральный конституционный закон от 23 июня 1999 года № 1-ФКЗ «О военных судах Российской Федерации» (с изм. от 4 декабря 2006 года) // Собрание законодательства Российской Федерации. 1999. № 26. Ст. 3170; 2006. № 50. Ст. 5277.
10 См.: Инструкция «О порядке представления результатов оперативно-розыскной деятельности органу дознания, следователю, прокурору или
в суд», утвержденная приказом ФСНП России, ФСБ России, МВД России, ФСО России, СВР России от 13 мая 1998 года // Бюллетень нормативных актов федеральных органов исполнительной власти. № 23. 1998. 14 сентября. С. 86—92. Необходимость соблюдения требований ее положений подтверждает официально опубликованная судебная практика, в частности Определение Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РФ от 3 сентября 2004 года // Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 2005. № 5. С. 23—24. В настоящее время указанная Инструкция утратила силу в связи с принятием аналогичной Инструкции «О порядке представления результатов оперативно-розыскной деятельности дознавателю, органу дознания, следователю, прокурору или в суд», утвержденной приказом МВД РФ, ФСБ РФ, ФСО РФ, ФТС РФ, СВР РФ, ФСИН РФ, ФСКН РФ, МО РФ от 17 апреля 2007 года № 368/185/164/481/32/184/97/147 // Российская газета. 2007. 16 мая.
11 К примеру, Федеральный закон от 17 января 1992 года № 2202-1 «О прокуратуре Российской Федерации» (с изм. от 17 ноября 1995 года, 10 февраля, 19 ноября 1999 года, 2 января 2000 года, 29 декабря 2001 года, 28 июня 2002 года, 25 июля 2002 года, 5 октября 2002 года, 30 июня 2003 года, 22 августа 2004 года, 15 июля 2005 года, 4 ноября 2005 года, 2 марта 2007 года, 5 июня 2007 года, 24 июля 2007 года, 25 декабря 2008 года, 17 июля 2009 года) // Собрание законодательства Российской Федерации. 1995. № 47. Ст. 4472; 1999. № 7. Ст. 878; № 47. Ст. 5620; 2000. № 2. Ст. 140; 2001. № 53 (ч. 1). Ст. 5018; 2002. № 26. Ст. 2523; 2002. № 30. Ст. 3029; 2002. № 40. Ст. 3853; 2003. № 27 (ч. I). Ст. 2700; 2005. № 29. Ст. 2906; 2005. № 45. Ст. 4586; 2007. № 10. Ст. 1151; № 24. Ст. 2830; № 31. Ст. 4011; 2008. № 52 (ч. 1). Ст. 6235; 2009. № 29. Ст. 3608. Статья 40.1 указанного Закона устанавливает требования к лицам, назначаемым на должности следователей, что позволяет правильно решить вопрос о том, надлежащим ли субъектом производилось то или иное следственное (иное процессуальное) действие. Так, Верховный Суд РФ признал правомерным возвращение дела для производства дополнительного расследования в связи с тем, что следствие по данному делу проводил следователь, являвшийся вопреки требованию статьи 40 Федерального закона от 18 октября 1995 года гражданином не Российской Федерации, а Гру-
зии. См.: Определение судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РФ № 81095-210 по делу Латыпова // Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 1996. № 10. С. 8.
12 См.: Закон Российской Федерации от 18 апреля 1991 года № 1026-1 «О милиции» (с изм. от 23 мая 1992 года, 17, 18 февраля, 1 июля 1993 года, 15 июня 1996 года, 31 марта, 6 декабря 1999 года, 25 июля 2000 года, 7 ноября, 29 декабря 2000 года, 26 июля, 4 августа, 30 декабря 2001 года, 25 апреля, 30 июня, 25 июля 2002 года, 10 января, 30 июня, от 7 июля, 8 декабря, 23 декабря 2003 года, 20 июля, 22 августа 2004 года, 21 марта, 1 апреля, 9 мая 2005 года, 8 июня, 18 июля, 25 июля, 27 июля, 18 декабря 2006 года, 2 марта, 2 октября 2007 года, 23 июля 2008 года, 25 декабря 2008 года, 26 декабря 2008 года) // Ведомости Съезда народных депутатов и Верховного Совета РСФСР. 1991. № 16. Ст. 503; 1993. № 10. Ст. 360; № 32. Ст. 1231; Собрание законодательства Российской Федерации. 1996. № 25. Ст. 2964; 1999. № 14. Ст. 1666; 2000. № 31. Ст. 3204; № 46. Ст. 4537; 2001. № 1 (ч. II). Ст. 15; № 31. Ст. 3172; № 32. Ст. 3316; 2002. № 18. Ст. 1721; № 27. Ст. 2620; 2002. № 30. Ст. 3029; 2003. № 2. Ст. 167; 2003. № 50. Ст. 4847; 2004. № 30. Ст. 3087; № 35. Ст. 3607; 2005. № 13. Ст. 1078; № 14. Ст. 1212; № 19. Ст. 1752; 2006. № 24. Ст. 2555; № 31 (ч. 1). Ст. 3420; № 31 (ч. 1). Ст. 3425; № 31 (ч. 1). Ст. 3452; № 52 (ч. 1). Ст. 5498; 2007. № 10. Ст. 1151; № 41. Ст. 4845; 2008. № 30 (ч. 2). Ст. 3616; № 52 (ч. 1). Ст. 6235, 6248.
13 См., например: КоАП РФ; Федеральный закон от 31 мая 2001 года № 73-ФЗ «О государственной судебно-экспертной деятельности в Российской Федерации» (с изм. от 30 декабря 2001 года, 5 февраля, 24 июля 2007 года, 28 июня 2009 года) // Собрание законодательства Российской Федерации. 2001. № 23. Ст. 2291; 2002. № 1 (ч. 1). Ст. 2; 2007. № 7. Ст. 831; № 31. Ст. 4011; 2009. № 26. Ст. 3122; Федеральный закон от 26 декабря 2008 года № 294-ФЗ (с изм. и доп. от 28 апреля 2009 года,17 июля 2009 года) «О защите прав юридических лиц и индивидуальных предпринимателей при осуществлении государственного контроля (надзора) и муниципального контроля» // Собрание законодательства Российской Федерации. 2008. № 52 (ч. 1). Ст. 6249; 2009. № 18 (ч. 1). Ст. 2140; № 29. Ст. 3601;
14 См., например: Федеральный закон от 31 мая 2002 года № 63-ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации» (с изм. от 28 октября 2003 года, 22 августа, 20 декабря 2004 года, 24 июля, 3 декабря 2007 года, 23 июля 2008 года) // Собрание законодательства Российской Федерации. 2002. № 23. Ст. 2102;
2003. № 44. Ст. 4262; 2004. № 35. Ст. 3607;
2004. № 52 (ч. 1). Ст. 5267; 2007. № 31. Ст. 4011; № 50. Ст. 6233; 2008. № 30 (ч. 2). Ст. 3616; Закон Российской Федерации от 11 марта 1992 года № 2487-1 «О частной детективной и охранной деятельности в Российской Федерации» (с изм. от 21 марта 2002 года, 10 января 2003 года, 6 июня 2005 года, 18 июля 2006 года, 24 июля 2007 года, 22 декабря 2008 года) // Ведомости Съезда народных депутатов Российской Федерации и Верховного Совета Российской Федерации. 1992. № 17. Ст. 888; Собрание законодательства Российской Федерации. 2002. № 12; Ст. 1093; 2003. № 2. Ст. 167; 2005. № 24. Ст. 2313; 2006. № 30. Ст. 3294; 2007. № 31. Ст. 4011; 2008. № 52 (ч. 1). Ст. 6227.
15 См.: Давлетов А. Право защитника представлять доказательства // Российская юстиция. 2003. № 7. С. 50—51; Карякин Е. Допустимость доказательств, собранных защитником, и осуществление функции защиты в уголовном судопроизводстве // Российская юстиция. 2003. № 6. С. 57; Михайловская И. Б. Настольная книга судьи по доказыванию в уголовном процессе. М.: ТК Велби; Проспект, 2006. С. 47.
16 См.: Пикалов И. А. Состязательность в системе принципов уголовного процесса и ее реализация стороной защиты на досудебных стадиях. М.: Юрлитинформ, 2007. С. 129—132.
17 См.: Комментарий к Конституции Российской Федерации / Пред. ред. коллегии Л. А. Окуньков. С. 161. Данная позиция, по сути, аналогична трактовке получения доказательств, указанной в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 31 октября 1995 года № 8 «О некоторых вопросах применения судами Конституции Российской Федерации при осуществлении правосудия» (в ред. Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 6 февраля 2007 года) // Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 1996. № 1; 2007. № 5.
18 См.: Гриненко А. В. Комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации (постатейный). М.: Эксмо, 2006. С. 244.
19 См.: Определение Конституционного Суда РФ от 21 декабря 2000 года № 290-О об отказе в
принятии к рассмотрению жалобы гражданина Идалова Тимура Саид-Магомедовича на нарушение его конституционных прав рядом статей Уголовно-процессуального кодекса РСФСР и частью второй статьи 8 Федерального закона «Об оперативно-розыскной деятельности» // Российская газета. 2001. 12 марта.
20 См.: Белкин А. Р. Теория доказывания в уголовном судопроизводстве. М.: Норма, 2005. С. 249; Ветрова Г. Н. Уголовно-процессуальная ответственность. М.: Наука, 1987. С. 105—106; Ку-рылев С. В. Основы теории доказывании в советском правосудии. Минск, 1969. С. 162—163; А. М. Ларин в монографии: Стецовский Ю.И., Ларин А. М. Конституционный принцип обеспечения обвиняемому права на защиту. М.: Наука, 1988. С. 303; Некрасов С. Допустимость доказательства: вопросы и решения // Российская юстиция. 1998. № 1. С. 9.
21 См.: Лобанов А. Оценка защитником допустимости доказательств // Законность. 1996. № 6. С. 43; Мухин И. И. Объективная истина и некоторые вопросы оценки судебных доказательств при осуществлении правосудия. Л.: Изд-во Ленинградского университета, 1971. С. 123; Савицкий В. М. Уголовный процесс России на новом витке демократизации // Государство и право. 1994. № 6. С. 96.
22 См.: Савицкий В. М. Презумпция невиновности. М.: Издательство НОРМА, 1997. С. 82—83.
23 См.: Золотых В. В. Проверка допустимости доказательств в уголовном процессе. Ростов н/Д: Феникс, 1999. С. 46.
24 См.: Меркушов А.Е. Некоторые вопросы практики применения судами уголовно-процессуальных норм при осуществлении правосудия // Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 2004. № 8. С. 27.
25 К сожалению, в УПК РФ 2001 года отсутствует положение, аналогичное части 3 статьи 148 проекта УПК РФ, подготовленного ГПУ Администрации Президента РФ, содержавшее правило об «асимметрии» // Российская юстиция. 1994. № 9. Формулировка части 3 статьи 69 УПК РСФСР давала определенные основания аргументировать тезис об «асимметрии правил допустимости доказательств», в том числе и с помощью грамматического толкования. См. об этом: Савицкий В.М. Презумпция невиновности. М.: Норма, 1997. С. 81.
26 См.: Анисимов А. Допустимость доказательств // Законность. 2007. № 10. С. 35; Балакшин В. «Асимметрия» правил оценки допустимости до-
казательств. Законность. 2007. № 3. С. 2—3; Кудрявцев В. Л. Процессуальные и криминалистические основы деятельности адвоката-защитника в российском уголовном судопроизводстве. М.: Юрлитинформ, 2006. С. 79-81.
27 См.: Определение Конституционного Суда РФ от 6 марта 2003 года № 108-О по жалобе гражданина Цицкишвили Гиви Важевича на нарушение его конституционных прав пунктом 2 части третьей статьи 56 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации // Собрание
законодательства Российской Федерации. 2003. № 21. Ст. 2060.
28 Определение Конституционного Суда РФ от 23 мая 2006 года № 154-О об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Дружинина Игоря Станиславовича на нарушение его конституционных прав статьями 75, 88, 109, 152 и 235 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации. Текст Определения официально опубликован не был. См.: Справочная правовая система «КонсультантПлюс».
