CC BY
30ПОНОМАРЕВ Михаил Викторович,
кандидат исторических наук, доцент кафедры государственно-правовых дисциплин Института права и управления ГАОУ ВО МГПУ, профессор кафедры новой и новейшей истории
ФГБОУ ВО МПГУ e-mail: mail@law-books.ru
КОНСТИТУЦИОННАЯ ДОКТРИНА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ: ОТ ИДЕОЛОГИЧЕСКОГО ПЛЮРАЛИЗМА К ИДЕОЛОГИИ НАЦИОНАЛЬНОГО РАЗВИТИЯ
Аннотация. В статье рассматриваются проблемы, связанные со становлением и развитием российской конституционной доктрины. На примере принципа идеологического плюрализма автор показывает ее взаимосвязь с идеологическими установками либерального толка и спецификой договорного правопонимания. Понимание ограниченности такой доктринальной основы стало причиной современных дискуссий о конституционной реформе в Российской Федерации.
Ключевые слова: конституционное право, доктрина, плюрализм, идеология, либерализм, социальный консерватизм, нация.
PONOMAREV Mikhail Viktorovich,
candidate of history, associate Professor of state and legal disciplines, Institute of law and management, Professor of the Department of modern and contemporary history of the Moscow state Pedagogical University
THE CONSTITUTIONAL DOCTRINE OF THE RUSSIAN FEDERATION: OF IDEOLOGICAL PLURALISM TO THE IDEOLOGY OF NATIONAL DEVELOPMENT
Annotation. The article deals with the problems associated with the formation and development of the Russian constitutional doctrine. On the example of the principle of ideological pluralism, the author shows its relationship with the ideological attitudes of the liberal sense and the specifics of contractual law. The understanding of the limitations of such a doctrinal basis has led to contemporary discussions on constitutional reform in the Russian Federation.
Key words: Constitutional Law, doctrine, pluralism, ideology, liberalism, social conservatism, nation.
Российская конституционная система опирается на вполне стройный и непротиворечивый комплекс док-тринальных установок, включающий и приоритетные цели правового регулирования, и важнейшие принципы социальных отношений, и базисные конституционные характеристики государства. Одним из ключевых элементов этого комплекса является установка на идеологическое многообразие общественно-политической жизни. Соответствующий принцип закреплен в ст. 13 Конституции РФ и дополнен лаконичной, но принципиально значимой нормой: «Никакая идеология не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной».
Нередко такой подход трактуется как отказ от идеологии в качестве инструмента государственной политики и даже прямой запрет на идеологизацию конституционно-правовой системы. Но все более заметная потребность российского общества в консолидированной системе ценностей и четко сформулированной стратегии национального развития заставляет ставить вопрос о идеологической направленности российского конституционализма.
Закрепление в Российской Конституции принципа идеологического плюрализма было сопряжено, с одной стороны, с радикальным обновлением общественного строя в нашей стране на рубеже 80-90-х годов, а с другой - с
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 1 • 2019
универсальными процессами и явлениями, характерными для мирового развития конца XX в. Кризис советской общественно-политической модели, деформация коммунистических идеалов и кратковременная эйфория «демократизации и гласности» породили в российском обществе того времени своего рода синдром «деидео-логизации», ярко выраженный нигилизм в отношении любой «государственной идеологии». Это отнюдь не означало исчезновение самого идеологического компонента общественно-политической жизни. Более того, бум партийного строительства и драматичные перипетии парламентской жизни в начале 90-х годов дали толчок для распространения самых различных идеологических течений. Но, как справедливо отмечает российский исследователь А.Б. Ильичев, «недостаточное знание и понимание современных особенностей идеологий нередко приводило к [их] смешению, к провозглашению идей и понятий одной идеологии под видом совершенно иной», а сами идеологии использовались скорее как бренды политических партий, «их содержание размывалось, сводилось только к обозначению идейных направлений политического развития» [1]. В такой ситуации вполне логичным было не только закрепление в конституции принципа идеологического плюрализма, но и предельно осторожное отношение к самому понятию «идеология». По сути, общим знаменателем идеологических исканий того времени стало представление о том, что ни одна идеология вообще не может стать надежным фундаментом для создания нового общественного строя, а политическая жизнь должна опираться на главенство свободы совести, слова, печати, шествий, собраний как гарантированного права граждан на самовыражение и коммунитарную солидарность, защищенность от духовного и социально-политического насилия. Такой шаг - вполне закономерная реакция на крах любой идеокра-тической государственной модели. И те или иные формулировки принципа идеологического плюрализма прослеживаются во многих конституциях, созданных в подобных условиях, в том числе почти во всех постсоциалистических конституциях Восточной Европы и пространства бывшего СССР [2].
Наряду с преодолением наследия советской идеократии установка на принципы плюралистической демократии отразила и общемировые тенденции 90-х годов. Этот период был связан с окончанием «холодной войны», стремительным развертыванием процессов глобализации и региональной интеграции, нарастающим влиянием «информационной революции», все большей интенсивностью и открытостью коммуникатив-
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 1 • 2019
ного пространства. Как подчеркивает Б.С. Эбзеев, «для глобализирующегося мира в его правовом развитии [были] характерны два взаимосвязанных встречных процесса: интернационализация внутригосударственного регулирования, особенно в гуманитарной сфере, и отчетливо проявляющаяся тенденция конституцио-нализации международных отношений..., юридическим основанием которой стали императивные нормы международного права» [3]. В массовом сознании и политическом дискурсе закрепилась ярко выраженная установка на верховенство общечеловеческих ценностей, универсализм моделей общественного развития, поведенческих и потребительских стандартов в сочетании с мультикультурной множественностью социального пространства, безусловным правом людей на инаковость, императивом толерантности и открытости, признанием главенствующей роли естественного саморазвития и саморегуляции гражданского общества.
Парадигма идеологического плюрализма абсолютно отвечала таким «требованиям времени». Более того, сама политическая идеология начала рассматриваться как реликт прошлого. Еще в 1989 г. Френсис Фукукяма, провозгласивший «конец истории», писал о «завершении идеологической эволюции человечества» и «универсализации западной либеральной демократии как окончательной формы правления» [4]. Подразумевалось, что «триумф западной либеральной демократии», столь зримо представленный итогами «холодной войны», принципиально уменьшает потребность общества в политической идеологии. Исчезновение «любых жизнеспособных альтернатив либерализма», о котором рассуждал Фукуяма, одновременно означает и превращение самого либерализма в универсальную ценностную парадигму. Последующее десятилетие, казалось бы, полностью подтвердило такой прогноз. Языком политики стали идеи технократизма, прагматизма, универсализма, получившие благодаря новому поколению европейских лидеров название «третьего пути». «Третий путь не есть просто компромисс между левым и правым, - рассуждал премьер-министр Великобритании Энтони Блэр. - Он стремится к интеграции сущностных ценностей центра и левого центра и их реализации в мире фундаментальных социальных и экономических изменений; причем сделать это [необходимо] без влияния устаревшей идеологии... Третий путь стремится к новому балансу между правами и обязанностями. Мы приветствуем кооперацию без порочного патриотизма» [5].
При всей специфике процессов, разворачивавшихся в российской общественно-политической жизни 90-х годов, обновленная конституционная доктрина вполне четко соответствовала этим мировым тенденциям. Так, применительно к принципу идеологического плюрализма речь шла не столько о «запрете идеологии», сколько о признании безусловного верховенства прав и свобод человека и гражданина как фундаментальной основы и международного, и конституционного права. Такой подход подразумевал прямое противопоставление двух форм общественного строя - плюралистической демократии и авторитарного этатизма, где только демократия обладает ценностной и правовой легитимностью, отвечает требованиям современности и подлинным чаяниям людей. При этом само понятие «демократия» трактовалось расширительно и, по сути, превращалось в характеристику не только государства, но и самого общества, объединенного принципами плюрализма, открытости, «гражданского мира и согласия», приверженности общечеловеческим ценностям. Особенно примечательно в таком контексте выглядит конституционная идентичность россиян как «многонационального народа» при одновременном введении такой дефиниции как «народы, проживающие на соответствующей территории» (ст. 9), рассмотрении понятие «нация» именно сквозь призму этнокультурного многообразия (запрет разжигания социальной, расовой, национальной и религиозной розни, ограничения прав граждан по соответствующим признакам), а также широком использовании категории «каждый» в рамках конституционно-правового статуса личности (характерное проявление универсалистского подхода к моделированию конституционной правосубъектности, позволяющее преодолеть классическую дихотомию статусов «человека» и «гражданина»). Все эти признаки характерны для либеральной концепции «гражданской нации» («политической нации») как договорного сообщества, обретающего право на самоопределение в силу высокого уровня социальной эмансипации и плюралистической основы государственного строя. Но фундаментом этой концепции выступает не набор либеральных идеологем, а договорное правопонимание, интегрирующее естественно-правовую концепцию человеческой личности, аксиологию состязательного образа жизни, примат независимого правосудия и принципа разделения властей в системе публичных институтов.
Конечно, однозначное ассоциирование доктрины российского конституционализма с системой договорного правопонимания и, тем более,
либеральной идеологией не вполне корректно. Но, закрепляя идеологический, политический, мировоззренческий, социальный плюрализм как основу общественной жизни, Конституция формирует вполне определенный взгляд на пути и средства «обеспечения благополучия и процветания России». Социальный характер Российского государства отнюдь не противоречит такой доктринальной установке - высшей ценностью общества и государства Конституция провозглашает «человека, его права и свободы», и компетенция социального государства сопряжена с политикой, «направленной на создание условий, обеспечивающих достойную жизнь и свободное развитие человека».
Такая ценностная ориентация конституционной системы, казалось бы, является настолько бесспорной, что сложно представить себе дискуссию о ее состоятельности. Однако в начале XXI в. этот вопрос приобрел отнюдь не академическое значение. И причины вновь следует искать как в специфике общественного развития России, так и в универсальных мировых тенденциях. Российское общество столкнулось с нарастающим «кризисом идентичности», порожденным резкой сменой всей системы институций, ценностей, поведенческих и мотивационных установок. Что особенно показательно, эта проблема проявилась не на фоне экономических трудностей 2010-х годов, а именно в самый благоприятный период середины 2000-х годов, когда потребность общества в «стабильности» оказалась сопряжена в первую очередь с проблемами историко-культурной самоидентификации и поиска своего места в изменившемся мире, а не только решения тех или иных социальных вопросов. И если в ценностном отношении доктрина российского конституционализма не вызывала острой критики, то ее идеологический подтекст оказался, по сути, неуместным - в считанные годы «либерализм» превратился в настоящий политический жупел, расхожий мем, символизирующий «разрушительные для страны» реформы. Не столь радикально, но схожие тенденции закрепились и на мировой арене. Кризис парадигм глобализма и мультикультурализма, острые проблемы с массовыми миграционными потоками, рост межкультурной конфликтности в условиях открытого коммуникативного пространства, деформация электорального поля, связанная с выхолащиванием технократических политических стратегий и нарастающей потребностью общества в консолидирующих идеях и ценностях, - все это вызвало в мире бум интереса к социал-консервативной идеологии и обусловило доминирование партий и политиков с соответствующими программами.
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 1 • 2019
Отмечая поистине глобальный масштаб «социал-консервативной волны» начала XXI в., необходимо уточнить, что речь идет преимущественно об общественных умонастроениях и актуальных политических стратегиях. Перенос идей национальной историко-культурной консолидации на уровень конституционного права пока встречается исключительно редко (в Европе таким примером можно считать, по сути, только конституционную реформу в Венгрии 2011 г.). И причиной является достаточно парадоксальная ситуация, когда между «общепринятыми» ценностными и «актуальными» идеологическими ориентирами конституционных доктрин образуется все более заметный диссонанс. Антропоцен-тричная ценностная направленность современного конституционализма не подвергается сомнению - неоспоримы приоритет достоинства человеческой личности, права людей на счастливую жизнь и свободное самоопределение, безопасность и справедливость. Однако политическая идеология не сводится к набору априорных ценностей. По своей природе она связана с выбором целей, путей и средств общественного развития. И дело заключается не в попытках связать конституционную доктрину с какими-либо политическими «измами» - выбор «конституционной идеологии» показывает готовность нации к консолидированным политическим усилиям гораздо большего масштаба, нежели те или иные реформы, сторонники которых победили на очередных выборах. По сути, «конституционная идеология» вообще не вполне может рассматриваться как «политическая». Это скорее особая ипостась «национальной идеи», принимаемая «в открытой или латентной формах всеми слоями населения» [6]. И смещение национального самосознания в плоскость консервативных идео-логем неизбежно диссонирует с либеральными ценностными установками.
Пример России весьма показателен в контексте всех этих проблем. Не отступая от «буквы» конституционной доктрины, российская политическая элита, экспертное сообщество, общественность все чаще говорят о необходимости учитывать приоритетную важность «коллективистских ценностей», «патриотического единства», «социальной солидарности», «исторической памяти». Риторика «сильного государства» стала рефреном обсуждения самых разных проблем общественного развития, а понятие «нация», используемое в контексте таких смысловых конструкций, как «национальная стратегия», «национальная безопасность», «национальные интересы», «национальное достояние», явно диссонирует с образом россиян как «многонационального народа» (пока-
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 1 • 2019
зательна в этом смысле дискуссия о принятии «Закона о российской нации», развернувшаяся с 2017 г.). Все чаще звучат и рассуждения о необходимости более радикальной конституционной реформы. Своеобразным ответом на них стала статья Председателя Конституционного Суда РФ В.Д. Зорькина «Буква и дух Конституции», в которой доказывается необходимость только «точечных» изменений в действующей Конституции [7]. В то же время автор вполне четко сформулировал идею радикального обновления конституционной доктрины, призванного заменить «либерально-индивидуалистический подход к правопониманию» на «правопонимание, в наибольшей степени соответствующее менталь-ности российского народа, его правовому и нравственному сознанию». Речь идет о применении концепции «живой Конституции», т.е. разработке доктрины, отражающей «конституционную идентичность нации» и, тем самым, способной стать основой для формирования и реализации стратегии национального развития.
Восприятие конституционной доктрины в категориях «национальной идентичности» представляется чрезвычайно актуальным и продуктивным. Однако ситуация выглядит гораздо сложнее, если учесть важность ее идеологического компонента. Не случайно В.Д. Зорькин отмечает формальность принципа идеологического плюрализма применительно к демократическому выбору стратегии национального развития: «Само по себе наличие нескольких или даже многих партий еще не гарантирует устойчивой правовой демократии. Требуется... консолидация социальных сил и движений на основе конституционно-правовых ценностей» [7]. И вывод из этого делается, казалось бы, «в духе времени» - конституционная идентичность рассматривается в качестве фактора стабильности, «общественного компромисса в меняющихся социальных реалиях», «не единодушного, но явно преобладающего общественного согласия». Однако превращение парадигмы «стабильности» в основу стратегии национального развития может привести к весьма двусмысленным результатам. Признавая «шаткость» плюралистической демократии легко прийти к идее консолидации общества вокруг «сильного» государства и его лидера как основы национального развития (суть этой позиции емко сформулировал В.И. Радченко: «Национальная идея должна и может выступать как сдерживающая духовная сила реальных и возможных в будущем центробежных тенденций... Ключевой вывод национальной идеи: сильный Президент, сильная верховная власть - это основа государственного единства и территориальной целостности
страны») [8]. Однако результаты такой этатиза-ции конституционализма слишком хорошо известны по урокам истории XX в. Поэтому и следует признать приоритетную значимость проблемы конституционной идентичности, которая «отражает результат общественного согласия граждан государства по вопросам понимания прав человека, т.е., по сути дела, по вопросам, связанным с пониманием того, что есть человек и в чем состоит его человеческое достоинство» [7]. Без общественного консенсуса по поводу этой фундаментальной проблемы любая версия «национальной идеи» неизбежно превратится в упование на «сильное государство» и его патернализм. Ни идеологический плюрализм, ни господство какой-либо конкретной политической идеологии - будь то либерализм или консерватизм, не могут решить эту задачу. Речь идет о необходимости напряженной духовной работы нации над своим ценностным самоопределением, частью которого и является «конституционная идентичность». Только на таком фундаменте возможен устойчивый синтез конституционализма и идеологии и, как следствие, формирование стратегии национального развития, по поводу которой уже невозможно будет сказать: «Россиянам не объяснили, какое общество они строят».
Список литературы:
[1] Ильичев А.Б. Идеологическое обоснование формирования российской многопартийности в начале 1990-х годов // Вестник Поволжского института управления. - 2013. - № 2. - С. 56, 57.
[2] Немкевич И.В. Конституционное закрепление идеологического плюрализма на постсоветском пространстве // Вестник Нижегородского ун-та им. Н.И. Лобачевского. - 2012. - № 1 (1). - С. 271 - 276.
[3] Эбзеев Б.С. Глобализация и становление транснационального конституционализма // Юридическая техника. - 2017. - № 11. - С. 603.
[4] Фукуяма Ф. Конец истории? // Вопросы философии. - 1990. - № 3. - С. 134.
[5] Блэр. Э. Основные принципы политики третьего пути. Программные тезисы (Сентябрь, 1998 г.) [Электронный ресурс] - Режим доступа: URL: https://history.wikireading.ru/389342 (дата обращения: 12.09.2018).
[6] Казанцев Н.М. Идеология права государству или идеология государства праву? // Общественные науки и современность. - 2010. -№ 1.- С. 50.
[7] Зорькин В.Д. Буква и дух Конституции. 09.10.2018 [Электронный ресурс] - Режим доступа: URL: https://rg.ru/2018/10/09/zorkin-nedostatki-v-konstitucii-mozhno-ustranit-tochechnymi-izmeneniiami.html (дата обращения: 12.09.2018).
[8] Радченко В.И. Национальная идея и идеология государства в Конституции Российской Федерации / / Вестник СГЮА. - 2015. - № 2. - С. 113.
Spisok literatury:
[1] Il'ichev A.B. Ideologicheskoe obosnovanie formirovaniya rossijskoj mnogopartijnosti v nachale 1990-h godov // Vestnik Povolzhskogo instituta upravleniya. - 2013. - № 2. - S. 56, 57.
[2] Nemkevich I.V. Konstitucionnoe zakreplenie ideologicheskogo plyuralizma na postsovetskom prostranstve // Vestnik Nizhegorodskogo un-ta im. N.I. Lobachevskogo. -2012. - № 1 (1). - S. 271 - 276.
[3] Ebzeev B.S. Globalizaciya i stanovlenie transnacional'nogo konstitucionalizma // Yuridicheskaya tekhnika. - 2017. - № 11. - S. 603.
[4] Fukuyama F. Konec istorii? // Voprosy filosofii. - 1990. - № 3. - S. 134.
[5] Bler. E. Osnovnye principy politiki tret'ego puti. Programmnye tezisy (Sentyabr', 1998 g.) [Elektronnyj resurs] - Rezhim dostupa: URL: https://history.wikireading.ru/389342 (data obrashcheniya: 12.09.2018).
[6] Kazancev N.M. Ideologiya prava gosudarstvu ili ideologiya gosudarstva pravu? // Obshchestvennye nauki i sovremennost'. - 2010. -№ 1. - S. 50.
[7] Zor'kin V.D. Bukva i duh Konstitucii. 09.10.2018 [Elektronnyj resurs] - Rezhim dostupa: URL: https://rg.ru/2018/10/09/zorkin-nedostatki-v-konstitucii-mozhno-ustranit-tochechnymi-izmeneniiami.html (data obrashcheniya: 12.09.2018).
[8] Radchenko V.I. Nacional'naya ideya i ideologiya gosudarstva v Konstitucii Rossijskoj Federacii // Vestnik SGYuA. - 2015. - № 2. - S. 113.
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 1 • 2019
