CC BY
88
А.И. ЛУШИН A.I. LUSHIN
КОНСЕРВАТИЗМ В ГОСУДАРСТВЕННОЙ ПОЛИТИКЕ И ЭВОЛЮЦИЯ ПРАВОЗАЩИТНОГО ДВИЖЕНИЯ В СССР В СЕРЕДИНЕ 1960-Х ГГ.
CONSERVATISM IN THE PUBLIC POLICY AND EVOLUTION OF THE HUMAN RIGHTS MOVEMENT IN USSR IN1960TH
Ключевые слова:
консерватизм, политика, ресталинизация, номенклатура, волюнтаризм, творческая элита, оппозиция, самиздат, диссидентство, правозащитное движение
В статье рассматриваются процессы, оказавшие значительное воздействие на возникновение правозащитного движения в СССР. Автор отмечает, что важнейшим фактором в его эволюции явились консервативные тенденции в деятельности государственной власти после ухода с политической арены Н. Хрущева.
1 Л октября 1964 г. Первый секре-X I тарь ЦК КПСС, Председатель Совета министров СССР Н.С. Хрущев, находившийся на отдыхе в Пицунде, был вызван на пленум ЦК и смещен со всех занимаемых постов, в связи с «ухудшением состояния здоровья» и, как вскоре было уточнено, — по причине «волюнтаризма» и «субъективизма»1. В этой малосодержательной формуле заключалась сама суть попыток возвращения к сталинизму. Консервативно настроенная политическая элита, таким образом, взяла реванш за свое поражение в 1957 г., хотя к этому времени
1 Цит. по: Правда. 1964. 15 октября.
Key words:
conservatism, politics, re-Stalinization, nomenclature, voluntarism, creative elite, the opposition, samizdat, dissident, human rights movement
The article deals with the processes that have had a significant impact on the emergence of the human rights movement in the USSR. The author notes that the most important factor in its evolution was the conservative tendencies in the work of the government after the departure from the political arena of Nikita Khrushchev.
произошла почти полная смена руководства страны. Тогда волна общественного обновления еще шла, хотя и неровно, на подъем, и Хрущеву хватило смелости обратиться непосредственно в ЦК КПСС, минуя «сместивший» его Президиум, и получить, таким образом, необходимую поддержку Центрального Комитета. В октябре 1964 г. он уже не смог апеллировать к партии и народу в защиту своего курса, потому что не был готов к столь непривычному нарушению «правил игры», а его оппоненты, не в пример прошлому, оказались более подготовленными к захвату власти.
Крайне непоследовательный реформаторский курс утратил дина-
А.И. Лушин. Консерватизм государственной политики и эволюция правозащитного движения в СССР...
Политика и правовое государство
мизм и былую притягательную силу, а его лидер — престиж. Ни один шаг Хрущева не был сделан достаточно твердо, ни одно начинание не было доведено до конца. Монополия на истину, которую государство упорно старалось удержать в своих руках, мешала пробуждению инициативы и творчества. Практически каждый шаг вперед сопровождался новыми механизмами запретов на сомнение и поиск истины. Политическое поражение Первого секретаря ЦК было вызвано не столько заговором против него узкого круга лиц, сколько провалами в политике, недовольством госаппарата на фоне равнодушия общества и интеллектуальной элиты.
Спустя два дня после Пленума ЦК «Правда» выступила с резкой критикой «чуждых партии прожектерства, скороспелых выводов и поспешных, оторванных от реальности решений и действий, хвастовства и пустозвонства, увлечения администрированием, нежелания считаться с тем, что уже выработала наука и практический опыт»12. Таким образом, новая власть заявила, что будет продолжать прежнюю линию, только без «хрущевского волюнтаризма». Отменив принцип ротации при избрании партийных органов, власть вернула представителям советской номенклатуры прежние привилегии, отобранные или ограниченные ранее.
1 История Советского государства. 1900— 1991. [Электронный ресурс] // Либрусек. ШЗ!.: http://lib.rus.ec/b/227688/read (дата обращения: 17.01.2012).
После ухода Хрущева с политической арены в общественно-политической жизни страны происходили сложные и противоречивые процессы. С одной стороны, преодолевались последствия казусов, допущенных прежним руководством в управленческой сфере. В конце 1964 г. состоялось объединение промышленных и сельских партийных комитетов. Позднее была упразднена территориальная система управления народным хозяйством. Устранялись негативные последствия перегибов, допущенных в аграрном секторе, в частности, по отношению к личному приусадебному хозяйству.
С другой стороны, под видом борьбы с волюнтаризмом началось сворачивание либеральных подходов прежнего руководства. Постепенно и исподволь в литературе, публицистике, кинематографе вновь стала набирать позиции «выдающаяся роль» Сталина в социалистическом строительстве и Великой Отечественной войне. После октябрьского Пленума ЦК КПСС 1964 г. в средствах массовой информации постепенно перестали звучать темы попрания законности в период культа личности, лагерей и жертв репрессий.
Следует заметить, что часть общества, прежде всего партийно-государственное руководство, представители генералитета, высшие офицеры, многие сотрудники органов внутренних дел приветствовали возврат к сталинизму, хотя этот режим к тому времени в значительной мере видоизменился. Послесталинское десятилетие
не прошло бесследно, и последователи «великого вождя» вынуждены были считаться с теми изменениями, которые произошли в общественном сознании. Однако нетерпимость власти к свободомыслию оставалась прежней. Критика ее не допускалась, а борьба с оппозицией проявлялась в форме судебных решений с соблюдением формальных сторон судопроизводства.
На первых порах новая власть «заигрывала» с творческой элитой, учитывая ее важную роль в формировании морально-психологического климата в стране. В качестве демонстрации лояльного отношения к деятелям литературы и искусства руководство страны решило реабилитировать тех, кто ранее попал под хрущевскую критику. В журнале «Коммунист» была опубликована статья А. Михайлова, в которой в примирительном тоне упоминались имена писателя В. Аксенова, поэта А. Вознесенского, кинорежиссера С. Параджанова, художников Г. Мосина и М. Брусиловского и др. [5]. Была реабилитирована находившаяся под угрозой роспуска Академия наук СССР, признана научным направлением генетика, покончено с ложным авторитетом Т. Лысенко, поставлен вопрос о научно-технической революции, пересмотрены некоторые идеологические установки в отношении религии и церкви. В это время вышел закрытый Указ Президиума Верховного Совета СССР «О снятии ограничений по спецпереселению с участников сект “Свидетели Иеговы”, “Истинно
православные христиане”, “инно-кентьевцы”, “адвентисты-реформисты” и членов их семей» [7, с. 283].
Однако идеи либерализма в политике начали скоро трансформироваться в диаметрально противоположные. Брежневский курс, охранительно-карательный характер которого становился все более очевидным, отличался отказом от преобразований в сфере духовной жизни, осуществлявшихся в период «оттепели», неудачными попытками реформирования экономики, расцветом демагогии. В сознании многих людей постепенно начинали преобладать конформизм, инертность, разочарование в духовных ценностях социализма.
Советское общество второй половины 1960-х гг., в отличие от прежних времен, не было идеологически монолитным. Часть интеллектуалов с тревогой встретила процессы реста-линизации и стала открыто выражать свое отрицательное отношение по этому поводу. Обеспокоенные возрождением практики осужденного обществом недавнего политического прошлого С. Михалков, Б. Слуцкий, К. Паустовский, Э. Генри, К. Чуковский, М. Плисецкая, И, Смоктуновский, П. Корин, М. Леонтович,
А. Сахаров, Л. Арцимович, В. Некрасов, В. Тендряков и другие известные деятели науки и культуры (всего 25 человек) направили письмо на имя Л.И. Брежнева1. В обращении под-
1 Российский государственный архив новейшей истории (РГАНИ) Ф. 5, Оп. 30, Ед. хр. 487. Л. 40-44.
А.И. Лушин. Консерватизм государственной политики и эволюция правозащитного движения в СССР...
Политика и правовое государство
черкивались негативные социальные последствия «тихого» возврата к сталинизму. Опасность возрождения этого курса и стала одним из импульсов зарождения диссидентского движения.
Издательства и редакции отказывались печатать принятые к публикации художественные произведения. Именно тогда были написаны, но не были изданы разоблачающие сталинизм произведения А. Солженицына,
А. Бека, Г. Владимова, воспоминания Е. Гинзбург, стихи А. Ахматовой,
О. Берггольц, Н. Коржавина, Б. Слуцкого, других писателей и поэтов.
Вместе с тем, как следовало из информации заместителя начальника Главлита П.К. Романова от 21 апреля 1967 г. в ЦК КПСС, «в печать просачиваются и рекламируются малозначительные, а подчас и идейно порочные произведения таких писателей и поэтов, как М. Булгаков, О. Мандельштам, Б. Пильняк, И. Бабель, А. Белый, Н. Гумилев, Б. Пастернак»1.
Работы, не принятые для публикации официальными органами печати, оказывались в самиздате. Московский литератор А. Синявский, произведения которого также не публиковались по цензурным соображениям, отмечал, что, «начав писать “что-то свое художественное”, заранее понимал, что этому нет и не может быть места в советской литературе. И никогда и не пытался, и не меч-
тал это напечатать в своей стране, и рукописи с самого начала пересылал за границу. Пересылка произведений на Запад была наилучшим способом сохранить текст»2.
Наряду с распространением неподцензурной литературы «самиздатом» появился «тамиздат» — публикация литературных, публицистических работ за границей. Книги, брошюры, журналы с публикациями советских авторов, изданные «тамиздатом», различными путями ввозились в страну, передавались по западным «радиоголосам». В отчете Главлита за 1965 г. сообщалось, что цензурные органы «подвергли контролю 19 098 иностранных книг, брошюр, периодических изданий и мелкопечатных публикаций антисоветского содержания»3. Руководство цензурного комитета было встревожено «большой шумихой, поднятой в буржуазных средствах массовой информации в связи с публикацией на Западе книг А. Терца, Н. Аржака и В. Тарсиса» [8]. Такого рода отчеты и информация подталкивали руководство страны к решительным действиям и открытым репрессиям по отношению к авторам, печатавшимся за рубежом.
Практика публикации произведений советских писателей на Западе после суда над Б. Пастернаком не прекратилась. Примеру опального
Государственный архив Российской Федерации Ф. Р. 9425. Оп. 1. Ед. хр. 1261. Л. 34.
Свободные люди в несвободной стране // Независимая газета. 1995. 5 декабря. Государственный архив Российской Федерации Ф. Р. 9425. Оп. 1. Ед. хр. 1211. Л. 98.
2
нобелевского лауреата последовал В. Тарсис, фронтовик, проявлявший творческое свободомыслие, вследствие чего его произведения перестали печатать в СССР. В 1962 г. в Англии вышла его книга о советской действительности, в которой под вымышленной фамилией был нарисован образ Н. Хрущева. Издатель, проявив осторожность, напечатал книгу под псевдонимом. Писатель, тем не менее, признался в авторстве и потребовал от издателей впредь его книги печатать под настоящей фамилией. Это послужило поводом для того, чтобы госпитализировать Тарсиса в Московскую городскую психиатрическую клинику имени П.П. Кащенко. Через три месяца он был освобожден, т. к. на международном симпозиуме по психиатрии возник конфликт в связи с его «делом». Заместитель председателя КГБ, генерал-майор А.И. Перепелицын пригрозил литератору, что его жизнь не застрахована от всяких случайностей. В ответ последний якобы заявил, что в случае его смерти, насильственной или естественной, мировая общественность будет знать, что это дело рук советских чекистов. «Так что вы не только не убьете меня, но еще охранять будете — не дай бог, что случится» [2, с. 184].
С тех пор он жил так, как будто не существует ни государства, ни правоохранительных органов: принимал иностранных корреспондентов, давал интервью, отправлял за границу новые рукописи. Среди диссидентов возникло подозрение, что Тарсис яв-
ляется информатором органов безопасности [8, с. 88—89]. Однако появление в 1964 г. за границей его новой книги под названием «Палата № 7» рассеяло все подозрения. В книге впервые были описаны порядки и условия содержания больных, а иногда и здоровых людей в психбольнице имени П.П. Кащенко. Повесть очевидца описанных событий имела большой успех и в короткий срок стала бестселлером.
Такого рода прецедент не был уникальным явлением. Во второй половине 1950 — середине 1960-х гг. некоторые советские писатели публиковали свои произведения за рубежом, оставаясь безнаказанными. Власти решили положить этому конец. Первой крупной идеологической акцией, ознаменовавшей начало курса на ресталинизацию общественной жизни, был суд над двумя московскими литераторами — А.Д. Синявским и Ю.М. Даниэлем. Они были арестованы в сентябре 1965 г. Их вина заключалась в том, что они, подобно Б. Пастернаку, опубликовали свои произведения за пределами страны. Памятуя о драматической судьбе лауреата Нобелевской премии, Синявский и Даниэль использовали псевдонимы Абрам Терц и Николай Аржак [6, с. 61]. Отличительная особенность их сочинений заключалась в том, что они были написаны в жанре фантастики с использованием приемов сатиры, иронии и гротеска. Повести Синявского «Любимов», «Суд идет», статья «Что такое социалистический реализм» и другие
А.И. Лушин. Консерватизм государственной политики и эволюция правозащитного движения в СССР...
Политика и правовое государство
произведения были написаны от первого лица. Власти усмотрели в них завуалированную антисоветскую направленность.
Известие об аресте литераторов быстро распространилось по Москве и вызвало волну протеста среди интеллектуалов. Так, математик
А. Вольпин-Есенин, дважды подвергавшийся заключению, составил «Гражданское обращение», в котором содержалось приглашение на «митинг гласности» с целью предотвратить судебную расправу над Синявским и Даниэлем. Основным лозунгом митинга должно было стать требование открытого суда, т. к. имелось опасение, что он пройдет при закрытых дверях. В обращении предусматривались лишь действия, связанные с целью данного митинга: «У граждан есть средство борьбы с судебным произволом — это “митинги гласности”, во время которых собравшиеся скандируют один единственный лозунг: “Требуем гласности суда над (следуют фамилии обвиняемых)” или показывают соответствующий плакат <...> Во время митинга необходимо строго соблюдать порядок. По первому требованию властей разойтись — следует расходиться, сообщив властям о цели митинга» [6, с. 61]. Митинг назначался на 5 декабря 1965 г. на Пушкинской площади в Москве. Текст обращения был распространен в начале декабря в Московском университете и гуманитарных вузах столицы. При распространении листовок были задержаны, а затем помещены в специа-
лизированные психиатрические больницы В. Буковский, Л. Губанов и Ю. Вишневская [1, с. 226].
В назначенное время у памятника Пушкину собрались около двухсот человек. Большинство пришедших на митинг составляли студенты и молодежь. Демонстранты держали в руках лозунги «Требуем гласности суда над Синявским и Даниэлем!», «Уважайте Конституцию (Основной закон) Союза ССР!». Появился и новый лозунг, не предусмотренный в обращении, «Свободу В.К. Буковскому и другим, помещенным в психиатрические больницы в связи с митингом гласности!». Люди в штатском вырвали лозунги, а тех, кто их держал, усадили в машины и увезли в отделение милиции. Всего было задержано около 30 человек [2, с. 194; 4, с. 160]. Весть о митинге быстро распространилась по городу и вызвала сочувствие к его организаторам и участникам.
На следующий день председатель КГБ СССР В. Семичастный докладывал в ЦК КПСС об этом событии и принятых органами безопасности мерах. Его докладная записка интересна тем, что наглядно демонстрирует взгляд официального руководителя на «митинг гласности». Руководитель органов безопасности отметил, что это «сборище» организовали душевнобольные люди, в их числе А. Вольпин, Ю. Галансков,
В. Хаустов, Ю. Титов, В. Буковский, Ю. Вишневская и др. Следуя логике
В. Семичастного, получалось, что нормальные, здоровые люди не мог-
ли организовать такого рода «антиконституционную» акцию. При этом в документе подчеркивалось, что КГБ принимаются меры по выявлению инспираторов антиобщественных выступлений и пресечению их враждебных действий.1.
Показательно, но А. Вольпин выступил с весьма простой идеей: в советском государстве существуют законы и имеется Конституция. Однако трагедия общества заключается в том, что граждане не знают законов, не верят в них и поэтому не могут отстаивать свои права. В связи с этим необходимо противопоставить нарушению законности со стороны государства борьбу за соблюдение Конституции [4, с. 166—167]. Исходя из этого «никакой закон не обязывает нас быть “советскими людьми”, гражданами СССР — другое дело, таковыми мы являемся в силу самого факта рождения на территории этой страны. Никакой закон не обязывает всех граждан СССР верить в коммунизм или строить его, сотрудничать с органами или соответствовать какому-то мифическому облику. Граждане СССР обязаны соблюдать писаные законы, а не идеологические установки». Таким образом, получалось, что диссиденты отвергали политический режим, не потому что он назывался социалистическим; «что такое социализм — никакой закон не определяет, и, следовательно, граждане не обязаны знать, что это такое,
1 Свободные люди в несвободной стране // Независимая газета. 1995. 5 декабря.
а потому что он построен на произволе и беззаконии и пытается навязать силой свои идеологические установки» [2, с. 180].
Митинг 5 декабря 1965 г. был первым в послевоенное время несанкционированным выступлением в защиту гражданских прав. Он явился свидетельством зарождения движения в защиту прав человека, участниками которого стали представители диссидентской среды. С самого своего появления движение отошло от законспирированной деятельности и встало на путь открытой защиты Конституции, содержащей основные права и обязанности граждан. Главная идея движения заключалась в том, чтобы перенести эти записанные в Конституции гражданские права в повседневную жизнь советского общества.
Формально митинг не был антисоветской акцией, однако по существу означал открытый протест в рамках советских законов против ареста московских литераторов. Для участников демонстрации не играло роли, есть ли состав преступления в действиях Синявского и Даниэля. Большинство из них не имело представления ни об инкриминируемых произведениях, ни о самих писателях. Важен был принцип: вину обвиняемых необходимо доказать в судебном порядке при гласном разбирательстве дела. Для многих пришедших на площадь Пушкина участие в митинге было актом протеста против нарушений прав граждан. Этот фактор позднее станет определяющим в форми-
А.И. Лушин. Консерватизм государственной политики и эволюция правозащитного движения в СССР...
Политика и правовое государство
ровании мировоззренческих основ движения в защиту прав человека.
Вспоминая демонстрацию 5 декабря 1965 г., В. Буковский отмечал, что «вначале оживление было необычайное, но чем ближе ко дню Конституции, тем больше появлялось пессимизма и даже страха — никто не знал, чем эта затея кончится. Власть такая, она все может, загонят всех в сумасшедшие дома или еще чего похуже. Все-таки предстояла первая свободная демонстрация в стране с 1927 г.» [2, с. 180]. Власти придавали большое значение предстоящему судебному процессу. Он должен был, с одной стороны, продемонстрировать приверженность закону, а с другой — показать общественности, что советский суд стоит на страже государственных интересов и будет сурово карать любую попытку подрыва социализма.
Процесс готовился органами безопасности в сотрудничестве с Прокуратурой СССР. 5 января 1966 г., через месяц после митинга в защиту гласности суда, Секретариат ЦК КПСС принял решение: «Согласиться
с предложением Прокуратуры СССР и КГБ при Совете министров СССР
о проведении открытого судебного процесса по делу А.Д. Синявского и Ю.М. Даниэля»1. В обсуждении вопроса приняли участие Л.И. Брежнев, М.А. Суслов, П.Н. Демичев,
В.Е. Семичастный, Б.Н. Пономарев,
1 Российский государственный архив новейшей истории (РГАНИ). Ф. 5. Оп. 21. Ед. хр. 2. Л. 18.
Ю.В. Андропов, Ф.Д. Кулаков, И.В. Капитонов, Н.А. Шелепин, Д.Ф. Устинов.
Руководство творческих организаций поручило организовать «проработку» обвиняемых писателей в Институте мировой литературы, в Отделении литературы и языка АН СССР, в писательских организациях Москвы и Ленинграда. К.И. Чуковский записал в своем дневнике: «Все говорят о деле Синявского, во всех литературных учреждениях выносят ему порицания по воле начальства, хотя никто из осуждающих не видел его криминальных произведений» [10, с. 383].
В период подготовки процесса над Синявским и Даниэлем средства массовой информации открыли кампанию их публичной дискредитации с целью подготовки общественного мнения к осуждению литераторов. Очевидно, что публикации за границей под псевдонимами, а не под своими именами, сыграли не последнюю роль в деле ареста Синявского и Даниэля. Такое поведение, по мнению властей, являлось доказательством вины: если скрывались, значит, сознавали, что совершают преступление. Конспирация писателей была на руку официальной пропаганде. «Тайные антисоветчики, — с сарказмом вспоминал В. Буковский, — прокрались в писатели, замаскировались и вредили обществу исподтишка. В СССР пишут одно, там — другое» [2, с. 185].
В ходе подготовки процесса официальная кампания по разоблачению «перевертышей» встретила сопротив-
ление со стороны наиболее честных представителей творческой элиты. В защиту обвиняемых выступил П. Антокольский, Б. Ахмадулина, А. Иванов, Ю. Нагибин, Б. Окуджава, К. Паустовский, А. Тарковский, К. Чуковский, В. Шкловский, И. Эренбург [9, с. 3].
В преддверии процесса еще теплилась надежда на справедливость, силу легального протеста, весомость общественного мнения. В стране еще не было окончательно утрачено доверие к власти и государству, имело место желание привлечь внимание «верхов» к суду, найти справедливое решение.
В Президиум Верховного Совета РСФСР, Московский городской суд, в редакцию газеты «Известия» писали жены арестованных, друзья, просто незнакомые люди: Л. Богораз, Ю. Гер-чук, А. Гинзбург, И. Голомшток, Л. Копелев, В. Корнилов, Ю. Левин, И. Роднянская, М. Розанова, А. Якобсон и др. [9, с. 3]. В декабре 1965 — феврале 1966 г. в защиту подсудимых было направлено 22 петиции, под которыми поставили свои подписи 80 человек1 [4, с. 239]. Все это и станет прологом правозащитного движения в стране, роль и значение которого трудно переоценить.
1. Алексеева Л.М. История инакомыслия в СССР. М., 1999.
2. Буковский В. И возвращается ветер. М., 1990.
3. Власть и оппозиция. Российский политический процесс ХХ столетия. М., 1995.
4. Геллер М., Некрич А. Утопия у власти. М., 1995. Кн. 2.
5. Коммунист. 1965. № 15. С. 74-85.
6. Мейер М.М. Очерк истории правозащитного движения в СССР // Преподавание истории в школе. 1990. № 5. С. 61.
Пихоя Р.Г. Советский Союз: история власти. 1945-1996. М., 1998.
Синявский А. Диссидентство как личный опыт // Юность. 1989. № 5. С. 19.
Цена метафоры. М., 1990.
Чуковский К. Дневник. 1930-1969. М. 1995.
7.
9.
10.
11. Шубин А.В. Диссиденты, неформалы и свобода в СССР. М., 2008.
References:
1. Alekseeva L.M. Istoriya inakomysliya v SSSR. M., 1999.
2. Bukovskiy V. I vozvraschaetsya veter. M., 1990.
3. Vlast i oppozitsiya. Rossiyskiy politicheskiy protsess XX stoletiya. M., 1995.
4. Geller M., Nekrich A. Utopiya u vlasti. M., 1995. Kn. 2.
5. Kommunist. 1965. № 15. S. 74-85.
6. Meyer M.M. Ocherk istorii pravozaschitnogo dvizheniya v SSSR // Prepodavanie istorii v shkole. 1990. № 5. S. 61.
7. Pikhoya R.G. Sovetskiy Soyuz: istoriya vlasti. 1945-1996. M., 1998.
8. SinyavskiyA. Dissidentstvo kak lichnyy opyt // Yunost. 1989. № 5. S. 19.
9. Tsena metafory. M., 1990.
10. Chukovskiy K. Dnevnik. 1930-1969. M. 1995.
11. Shubin A. V. Dissidenty, neformaly i svoboda v SSSR. M., 2008.
Государственный архив Российской Федерации. Ф. Р. 9425. Оп. 1. Ед. хр. 1261. Л. 34.
А.И. Лушин. Консерватизм государственной политики и эволюция правозащитного движения в СССР...
