CC BY
27
Оригинальная статья УДК 811. 161.1
DOI: 10.29025/2079-6021-2019-2-111-119
Коннотативно-прагматическая динамика восточных заимствований в современном русском языке
Е.В. Сенько
Северо-Осетинский государственный университет, г. Владикавказ, Российская Федерация ORCID ID:0000-0001-6951-9343, e-mail: senkoelena@yandex.ru
Получена:14.04.2019 /Принята: 29.04.2019 /Опубликована онлайн: 25.06.2019
Резюме: В статье анализируются коннотативно-прагматические изменения семантической структуры слов, транслируемых в современный русский язык восточными языками. Явно выраженная тенденция к актуализации ориентализмов, пополняющих словарь русского языка параллельно вхождениям из традиционных языков-доноров, - характерный признак русской языковой системы XXI века. Указанное обстоятельство представляется особенно интересным, так как страны Востока известны как государства, отличающиеся некоей обособленностью в мировом масштабе, но при этом удачно совмещающие с процессом глобализации свои национальные традиции и духовные ценности. Цель статьи - рассмотреть коммуникативно-прагматическую новизну восточных заимствований в современном русском языке, обусловленную новыми ситуациями и контекстами употребления ориентальных лексем. В статье констатируется усиление значимости восточных заимствований в языковом сознании современников, что наиболее активно проявляется в претерпеваемых ориентализмами семантических сдвигах. Установлено, что изменения такого рода соотносятся как со структурой многозначного слова, так и с семной структурой отдельного лексико-семантического варианта. При явной доминированности современного научного внимания именно к семантическим трансформациям восточных заимствований коннотативно-прагматическая динамика последних в целом остается в тени, хотя подобные изменения особенно значимы, поскольку представляют разнообразные когнитивные процессы. В связи с этим утверждается, что коннотативно-прагматические сдвиги в семантике восточных слов демонстрируют явно выраженную актуализацию ориентальных заимствований, оказывающую несомненное влияние на концептосферу носителей современного русского языка. Выявляются разные векторы прагматической динамики лексических единиц, свидетельствующие об изменении восприятия говорящими номинируемых объектов познания, новом видении последних языковым коллективом.
Ключевые слова: актуализация лексики, заимствование, коннотативно-прагматические изменения, ориентализмы, сема, семантическая структура слова, функциональный динамизм языковых единиц, языковая система.
Для цитирования: Сенько Е.В. Коннотативно-прагматическая динамика восточных заимствований в современном русском языке // Актуальные проблемы филологии и педагогической лингвистики. 2019; 2: 111-119. DOЫ0.29025/2079-6021-2019-2-Ш-Ш.
Original Paper
DOI:10.29025/2079-6021-2019-2-111-119
Connotative-pragmatic dynamicseastern borrowings in the modern russian language
Elena V. Senko
North-Ossetian State K.L. KhetagurovUniversity, Vladikavkaz, Russian Federation ORCID ID: 0000-0001-6951-9343, e-mail: senkoelena@yandex.ru
Received: 14.04.2019 /Accepted: 29.04.2019 /Publishedonline: 25.06.2019
Abstract: The article analyzes connotative and pragmatic changes in the semantic structure of words translated into modern Russian by Eastern languages. The pronounced tendency to actualization of orientalisms, replenishing the dictionary of the Russian language in parallel with entries from traditional donor languages, is a characteristic feature of the Russian language system of the XXI century. This circumstance is particularly interesting, as the countries of the East are known as States that differ in some isolation on a global scale, but at the same time successfully combine with the process of globalization their national traditions and spiritual values. The purpose of the article is to consider the communicative and pragmatic novelty of Eastern borrowings in the modern Russian language, due to new situations and contexts of the use of Oriental lexemes. The article States the increasing importance of Eastern borrowings in the linguistic consciousness of contemporaries, which is most actively manifested in the semantic shifts undergone by Orientalism. It is established that changes of this kind are correlated both with the structure of a polysemous word and with the seminal structure of a separate lexico-semantic variant. With the apparent dominance of modern scientific attention to the semantic transformations of Eastern borrowings, the connotative-pragmatic dynamics of the latter in General remains in the shadow, although such changes are especially significant, since they represent a variety of cognitive processes. In this regard, it is argued that the connotative-pragmatic shifts in the semantics of Oriental words demonstrates a pronounced actualization of Oriental borrowings, which has an undoubted impact on the conceptual sphere of modern Russian speakers. Different vectors of pragmatic dynamics of lexical units are revealed, indicating the change in the perception of the nominated objects of knowledge by the speakers, the new vision of the latter by the language team.
Keywords, actualization of vocabulary, borrowing, connotative-pragmatic changes, orientalisms, SEMA, semantic structure of words, functional dynamism of language units, language system.
For citation: Senko E. V. Connotative-pragmatic dynamics of Eastern borrowings in the modern Russian lan-guage.Actual problems of Philology and pedagogical linguistics. 2019; 2, 111-119. DOI.10.29025/2079-6021-2019-2-111-119 (In Russ.).
Введение
Известно, что неолексемы - это социально-историческая категория, в связи с чем неологизация словаря понимается не только какпроцесс появления новообразований, но и как процесс внешнего и внутреннего заимствования, семантических трансформаций лексических единиц, атакже актуализации последнихв определенный хронологический период. Сказанное позволяет говорить о возможности коннотативно-прагматического подхода к новым единицам лексического уровня системы языка, что отвечает сложившейся в последние десятилетия коммуникативно-прагматической исследовательской парадигме.
Сам факт появления инноваций обусловлен прагматическими установками. носитель языка выбирает из вокабуляра то, что наиболее полно отражает его мысли и чувства; если же в лексиконе востребованная лексическая единица отсутствует, то создается новая или же происходит видоизменение уже известной лексемы.
Цель статьи - рассмотреть коммуникативно-прагматическую новизну восточных заимствований в современном русском языке, обусловленную новыми ситуациями и контекстами их употребления.
Обзор литературы
Лексическое значение слова есть некое семантическое целое, состоящее из взаимосвязанных компонентов. Разделяя именно эту точку зрения, можно утверждать, что значение слова имеет структурную организацию в соответствии с субстанциональной трактовкой словообозначения; в лексической семантике выделяется ряд компонентов, один из которых - коннотативно-прагматический [12, с. 16].
Объем и содержание данного понятия понимаются по-разному. В свое время Ю.Д. Апресян писал: «С одной стороны, коннотациями назывались добавочные элементы лексических значений (модальные, оценочные и эмоционально-экспрессивные). С другой стороны, о коннотациях говорили и тогда, когда имели в виду узаконенную в данной среде оценку... объекта действительности, не входящую непосредственно в лексическое значение слова. Принципиальное различие не всегда осознавалось, и традиция неотчетливого использования термина сохранилась до наших дней» [2, с. 157]. К сожалению, на сегодняшний день мало что изменилось в сложившейся ситуации, поэтому высказанное Ю.Д. Апресяном утверждение остается по-прежнему актуальным.
Суть проблемы заключается в том, что соотношение коннотативного и прагматического компонентов в семантической структуре слова не поддается четкому определению. Кроме того, нет единства и в вопросе о локальном статусе прагматики лексической единицы.
Как правило, коннотация и прагматика слова не дифференцируются, что обусловливает широкое понимание данных семантических компонентов; соответственно коннотация включает в себя различные неоднородные составляющие: эмотивную, эмоциональную, стилистическую, оценочную и др., то есть любой компонент, дополняющий предметно-понятийное содержание слова и придающий ему экспрессивную функцию, является коннотацией [9, с. 236]; представители узкого подхода к рассматриваемому понятию, напротив, признают лишь некоторые из перечисленных признаков. В частности, В.И. Шаховский квалифицирует «оценочный и экспрессивный компоненты как компоненты логико-предметного значения» [19, с. 68]. По мнению Ю.Д. Апресяна, коннотативный компонент семантики слова репрезентируется принятой в языке оценкой объекта, именем которого является данный неологизм и которая не входит в структуру лексического значения [2, с. 159]. Таким образом, коннотацию определяют признаки выражаемого словом концепта, являющиеся прагматической оценкой общества называемой реалии.
Думается, что наиболее правомерной является концепция Н.Ф. Алефиренко, основной постулат которой заключается в том, что прагматика - это один из компонентов семантики лексических единиц, обусловленный их реализацией в дискурсе; эта часть семантики слова автономна по отношению к когнитивному содержанию и в отличие от последнего содержит информацию о восприятии тех или иных референтов, тем самым воплощает новое видение действительности языковым коллективом [1, с. 102-110]. Сказанное, несомненно, актуально по отношению к заимствованным инновациям, «реформи-рованным»сознанием носителей языка-реципиента, в силу чегоконнотация и прагматика инолексемы есть не что иное, как признаки ее лексического содержания, воплощающие нетрадиционное видение этносом определенных реалий действительности [ср. также: 7; 20; 21; 22].
Методы исследования
При описании исследуемого материала использовались как общенаучные методы, в том числе наблюдение, рассуждение, сопоставление, анализ, синтез, так и лингвистические методы: описательный, контекстуальный, а также метод компонентного анализа.
Результаты и дискуссия
Ориентация современной России на Восток способствует актуализации в современном русском языке заимствований восточного происхождения. В связи с этим представляется актуальным провести анализ именно восточных лексем, представленных в современных лексикографических справочниках и в «Национальном корпусе русского языка». Словари - традиционный источник языкового материала, так как именно лексикографические справочники дают наиболее объективное представление о системе языка; «Национальный корпус русского языка» обеспечивает возможность достоверного анализа функционирования ориентализмов.
В современном русском языке восточная лексика имеет тенденцию к изменению своего состава не только за счет процесса заимствования, но и за счет актуализации тем или иным способом ориен-тализмов, транслируемых в русскую языковую систему. В этом плане выделяется группа восточных слов, актуализированных семантически. Однако заметим, что при явной доминированности научного
внимания к семантическим трансформациям восточных заимствований коннотативно-прагматическая динамика последних в целом остается в тени. Настоящая статья представляет собой попытку восполнить в определенной степени указанный пробел современной контактологии.
Коннотативно-прагматическая динамика восточных слов в современном русском языке, будучи связанной с изменениями в денотативной части лексического значения, носит тем не менее различный характер.
Прежде всего можно отметить следующее обстоятельство: позитивное восприятие объекта, характерное для этноса, носителя языка-донора, в языке-реципиенте трансформируется в прямо противоположное. В семантических сдвигах подобного рода прагмадинамика чаще связана с импликационалом лексического значения заимствованных словарных единиц. В этих случаях прагматические компоненты слов требуют знания дополнительных ассоциаций, связанных с культурой, традициями, бытом определенного социума.
См., например, слово джихад, означающее в буквальном переводе с арабского «усилие, усердие», функционирует в русском языке в значении «борьба за веру вплоть до «священной войны» против иноверцев [6]. Однако в Исламе главную роль играет внутренний джихад, то есть «священная война» мусульманина с грехами в собственной душе [11]. Тем не менее значение военного джихада стало основным для немусульман; оно обычно ассоциируется со священной вооружённой борьбой против иноверцев, в силу чего закрепилось в русском языке с отрицательной эмоционально-экспрессивной окраской.
Усложнение семантической структуры характеризует также слово моджахед, что обусловило появление у него ранее неизвестной коннотации. В «Новом толково-словообразовательном словаре русского языка» Т.Ф. Ефремовой» читаем: «Моджахед. В Афганистане: вооруженный боевик» [5]. Действительно, в странах Европы моджахед есть не кто иной, как «исламский боевик», «террорист» ... именно словом моджахед называли себя противники официальной политики европейских государств, часто прибегавшие в своей вооруженной борьбе к террору [10].
Однако «моджахедом может быть и учитель, и священнослужитель, и мать, воспитывающая ребенка ... Усилия на пути Аллаха, совершаемые моджахедом, не примутся, если это все делалось... ради славы, денег, мести.» [10]. Таким образом, моджахед - это любой человек, борющийся со своими пороками, стремящийся к совершенствованию. Возможно, что именно данное понимание значения слова моджахед, присущее ему в языке-источнике, способствовало корректировке семантики рассматриваемой лексической единицы в толковых словарях современного русского языка.
Ср.: «Моджахеды 1. Участники социальных, национально-освободительных и религиозных движений в странах мусульманского Востока (в т.ч. члены отрядов вооруженной оппозиции в Афганистане (1979-1989), ставящие своей целью свержение существующего режима). 2. Члены исламистских террористических группировок» [8].
Таким образом, коннототативно-прагматическая динамика данного слова демонстрирует тенденцию к исчезновению негативной окраски.
Функционирование ориентализмов связано с явлением номинативной переориентации. В частности, восточные лексические единицы начинают употребляться для номинации таких реалий, которые раньше воспринимались, например, как исключительно ближневосточные. В данном случае речь идет о слове хиджаб, обозначающем реалию, положительно воспринимаемую в странах Востока: «это не просто платок, это одежда, полностью соответствующая нормам Шариата» [18]. Можно сказать, что указанная лексическая единица уже не является экзотизмом в современном русском языке, так как в России после падения авторитарного режима значительно выросло число последователей мусульманской религии. Однако конфликтный характер споров о ношении хиджаба в России, а также ярко выраженный символический характер значения данного субстантива обусловили появление в языках, заимствовавших рассматриваемый арабизм, негативной коннотации у слова хиджаб. См., например, контексты употребления последнего: «Чалма, халаты, хиджаб, паранджа - все это малосовместимо с жизнью в цивилизованном Лондоне» [11]; «Замоташки - так тут называют девочек, вдруг надевших хиджаб» [11]; «Бронзовую скульптуру скидывали в воду, наряжали в хиджаб, красили, обезглавливали и даже взрывали» [11].
Таким образом, слово хиджаб сохраняет свое денотативное значение, но сигнификативный компонент его семантики трансформирутся; при этом прагматика слова зависит от концептуального мира коммуникантов: адепт мусульманской веры оперирует лексемами с положительной коннотацией, сто-
ронник противоположной позиции негативно окрашивает ту же самую лексему, что приводит к ухудшению значения слова-этимона.
Похожий вектор коннотативно-прагматической динамики (пейоративизация значения) демонстрирует и слово соя, которое известно в значении «род растений из семейства бобовых»: «Его обширное многопрофильное хозяйство: овощи, соя, рис, картофель, мясо, молоко - находится на территории Биробиджанского района ...» [11]. Словарные толкования слова соя дают возможность выделить в его семантической структуре семы положительного характера: «высокое содержание белка», «наличие в составе магния, железа, витаминов»; «возможность употребления в качестве профилактического средства против ряда заболеваний». Однако в русском языке последнего времени это существительное приобрело негативную эмоционально-экспрессивную окраску. Известно, что коннотативно-прагма-тические изменения обусловлены, как правило, экстралингвистически, в данном случае - влиянием такого внешнего фактора языковой динамики, как социальные факторы научно-познавательного значения. Действие названного фактора обусловило изменение содержания выражаемого словом соя понятия, которое включает в себя отрицательную потенциальную сему «трансгенный». Национальный корпус русского языка приводит много примеров, подтверждающих указанную негативную оценку: «Естественно, после того как в начале этого года в детсадах ввели новое меню, где появились вместо яиц меланж, вместо соков витаминизированные напитки, а еще пальмовое масло, соя и полуфабрикаты, родители настороженно отнеслись к очередным нововведениям» [11].
Аналогичные изменения претерпело и производное от существительного соя прилагательное соевый, обладающее нейтральной окраской в словосочетаниях типа соевый сыр, соевый соус, соевый йогурт и т. д. Однако в словосочетании соевый белок, обозначающем полипептид, выделенный из соевых бобов, названное слово окрашено негативно: «Фальсификаторы бессовестно используют соевый белок и низкосортное мясное сырье для производства высококачественных консервов» [11]; «Если «докторская» делается по ТУ, то мяса может быть на 200, а то и 300 граммов меньше, вместо него - соевый белок и вода» [11].
Можно фиксировать и семантические сдвиги лексем, прагмадинамика которых связана с эмоциона-лом лексического значения заимствованных словарных единиц. В силу этого последние ярко окрашены эмоционально и выступают как оценочные знаки на уровне лексической системы языка.
Так, в арабском языке слово аятолла обозначает «духовного лидера мусульман», имеющего «высший духовный титул» [6]. В жизни мусульман аятолла - это богослов, обладающий выдающимися качествами, вызывающий всеобщее преклонение. Однако речевая практика носителей современного русского языка свидетельствует о том, что восприятие названного объекта не всегда совпадает с исконным; по данным «Национального корпуса русского языка», слово аятолла употребляется в контекстах, которые демонстрируют новую, не совпадающую с предписанной ему лексикографическими справочниками позитивной коннотацией. Ср.: «Поэтому в прошлом «Тайм» присуждал свой титул таким одиозным персонажам, как Гитлер, Сталин (дважды) и аятолла Хомейни» [11]; «Госсекретарь США Колин Пауэллразразился в Вашингтоне филиппикой в адрес «узколобых аятолл', которые ... используют священные знамена ислама в своих корыстных политических целях» [11].
Негативную коннотативно-прагматическую окраску приобрела в русском языке и японская лексема бонза (служитель буддийского культа ^ чванливое должностное лицо, надменный чиновник): «В 1938 году партиийный бонза Мартин Борман устроил в здании музей нацистского искусства» [11]. «Она требовала от того «объяснений». Красный бонза объяснения дал. Он обвинил саму Брасову в том, что она организовала побег мужа ...» [11]. Бонза
Служитель буддийского культа: надменный чиновник:
I. А: Д1 - служитель, II. А: Д - чиновник,
в: Д1 а - культ, в: Д2:а - надменный.
с: Д1 б - буддийский, III. с: К3б - отрицательный,
d: Д1 вр - почтение, преклонение, эмоционально-оценочный,
III. e: K^ - положительный компонент;
эмоционально-оценочный компонент.
А: Д1^А:Д2. (метафоризация значения).
e: K^ ^ с:К>Д а(-),с:Д, 6( -),d: Д вр ( -).
Вектор коннотативно-прагматической динамики может носить противоположный характер, в частности слова с исконной положительной оценочностью, утратив последнюю, демонстрируют нейтрализацию прагматических «минусов»: «идеологический прагматический компонент уступает место. когнитивному прагматическому компоненту, базирующемуся на .непреложных истинах» и всеобщих знаниях о мире» [13, с. 171]. Разумеется, что в этих случаях прагматические компоненты слов локализуются также и в импликационале, требуя дополнительных фоновых знаний.
Коннотативно-прагматические минусы могут не только претерпеть нейтрализацию, но и испытать субституцию семами противоположного типа, о чем свидетельствует, например, семантическая история слова халяль.
По данным «Исламского толкового словаря, «халяль - это все, что разрешено законом (писаным или неписаным) в отличие от Харам, означающего все незаконное» [4, с. 238]. В этом же словаре указывается, что данное понятие обычно используется для обозначения правильно приготовленной и дозволенной мусульманам [выделено нами] пищи. Аналогичная дефиниция понятия халяль приводится и в Википедии.
Сегодня халяль в России ассоциируется с неким знаком качества, экологически чистой продукцией. Ср.: «-Корреспондент: «По религиозным убеждениям или из-за качества?». - Алексей Богдан, строитель: «Из-за качества. Каждый день прихожу сюда и покупаю. У них всегда свежее мясо» [17].
Дискурсивный аспект рассмотрения указанного понятия отчетливо свидетельствует о том, что в системе современного русского языка рассматриваемое понятие оценивается явно положительно: см., например: «Халяль» - наоборот, что-то хорошее, честное, праведное. Халяльные деньги (не путать с халявными) - чистые деньги» [11].
Таким образом, в русской языковой системе семантическая структура слова халяль претерпела определенную трансформацию своего понятийного объема: сужение значения >семантический сдвиг > деэкзотизация, положительная коннотация.
Халяль
Правильно приготовленная и Экологически чистые продукты дозволенная мусульманам пища: питания, востребованные и в
Все, что разрешено и дозволено мусульманам по законам ислама:
1.АД - что-либо, в:Д1 а - разрешенный, с:Д1 б - дозволенный, д:Д1 в - мусульманин, е:Д1г - ислам.
I.А:Д^ - пища,
в:Д а- разрешенный,
с:Д2 б - приготовленный правильно,
d:Д2в - мусульманин.
II. е: Д гр - бусурман.
III. е:К3д - неодобрение.
России: ГА:^ - продукты, в:Д а - экологически чистый, с:Д б - востребованный, й:Д3 в - Россия.
III. е:К3г - положительный эмоционально-оценочный компонент.
А: Д1>А:Д2. (сужение значения).
в: Д2 в:Д а; с:Д2 б^с: Д в; d: Д2в^ d: Д3 г(семантический сдвиг).
Нетрудно заметить, что в разные исторические эпохи отношение к одному и тому же понятию может неоднократно трансформироваться, что обусловлено разными причинами, в том числе факторами идеологического характера. Иллюстрацией сказанного может служить языковая история слов казак, казачество, коннотативная окраска которых несколько раз менялась в зависимости от отношения к данному социальному явлению.
Казаками являлись «представители тяглого или податного сословия, уклонявшиеся от тяжелых государственных повинностей и искавшие более легкой жизни либо в вольных поселениях по окраинам Московского государства (в Запорожской Сечи, на Дону, в Сибири), либо в разбойничестве (ист.)» [16].
Казачество являлось оплотом царского самодержавия, в Гражданскую войну выступало на стороне контрреволюции. Положительному образу казачества указанного исторического времени соответствовал коннотативный ореол слова казак: «Во время первой мировой войны первым русским героем и первым Георгиевским кавалером стал донской казак Кузьма Крючков» [11]. В русской классической литературе казачество предстает как символ воинской доблести, преданности долгу и свободолюбия.
В 1920 году казачество как сословие было упразднено; будучи оплотом царского самодержавия, оно вызывало в целом негативное отношение.
Е.в. сЕнько
В современной России казачество имеет особый статус: оно воспринимается как преемник сложившихся на протяжении ряда веков лучших традиций служения Отечеству, характерных для данной этнической группы: «Тогда-то, в 1991 г., общество с удивлением «узнало» - казачество есть вовсе и не «террористическая организация с политическим уклоном»; оно плоть от плоти земли русской. Именно поэтому сегодня бессмысленны споры - быть или не быть российскому казачеству» [15].
Таким образом, рассмотренные семантические изменения отражают изменившиеся на сегодняшний день понятия о ком-чем-либо, в связи с этим в отличие от языка советской эпохи в семантической структуре слова казак не представлены идеологизированные семы «бежавший», «холоп», «бедняк», «крепостной»; их замещают семы «историческая общность», «сложившийся уклад», обеспечившие расширение состава дифференциальных компонентов семантики.
Деидеологизация характерна и для семантической структуры слова зиндан, которое, становясь по-лисемантом, претерпевает расширение своего семантического объема. В современном русском языке данная неолексема, имеющая значение «тюрьма в виде ямы для содержания в ней попавших в плен людей», функционирует и в других значениях.
Материал Национального корпуса русского языка дает примеры употребления слова зиндан в современных текстах, которые презентируют новые смыслы известной лексической единицы, не имеющие отношения к религии и к военным действиям, будучи связанными с новой эмоциональной окраской:
- автомобиль для перевозки заключенных: Льет проливной дождь. Всех троих посадили в «зиндан», автозак;
- полевая гауптвахта в Российской армии: Если войсковая часть лишь недавно вышла на позиции и «ямы наказаний» еще не было, то солдат-штрафник сам рыл для себя зиндан;
-духовная несвобода: Теперь у ребят не служба, а сплошной зиндан, из которого их выпускают только для вычерпывания сливных и выгребных ям, а их в полку много.
Переносные значения слова зиндан обусловливают отрыв данной лексической единицы от соответствующей национальной специфики и как следствие функциональную трансформацию имени существительного: номинативная функция заменяется функцией образной характеристики предметов.
В указанном отношении аналогична прагмадинамика слова газават, функционирующего в обобщенном значении «борьба с кем-чем-либо»: «Она даже не заметила, что подъезд ей объявил газават» [11]; «Тут вообще очень много людей, объявивших спортивный газават своему организму» [11].
Такое освобождение от идеологической нагрузки позволяет слову газават расширить свою сочетаемость, изменить ее характер.
Сравним старое значение указанного слова:
газават ««священная война» мусульман против «неверных», т. е. немусульман, с целью распространения силой оружия религии ислама» [8].
Газават
I. А: Д1 - война, I. А: Д 2- состояние, в: Д1 а - священная, в: Д а - вражда, с: Д1 б - мусульмане, с: Д/ - борьба, д: Д1 в - неверный,д:Д2 в - кто-что-либо. е: Д1 г - распространение силой, ж Д1 д - оружие, з: Д1 е - ислам.
А:Д1 >А:Д2.в:1 а,с:Д1 б, д: Д1 в,е:Д1 г,ж: Д1 д , з: Д^ (-);д: Д2 в(+) (расширение значения) Таким образом, в современном русском языке этимологическое значение восточных заимствований дополняется различными семантическими компонентами, обусловленными разным социальным отношением к номинируемым понятиям, то есть экстралингвистически; на данном диахроническом языковом срезе таким механизмом обычно является господствующая в социуме система идеологических воззрений. Заключение
Таким образом, интерес к философии и культуре Востока, возрастающий в мире, в том числе и в России, обусловливает заметную актуализацию ориентальных заимствований. Данный процесс находит отражение в коннотативно-прагматической динамике лексических единиц, транслированных в
русский язык в настоящее время и на более ранних этапах русской языковой истории. Как показывают конкретные примеры, коннотативно-прагматические компоненты локализуются и в импликационале, и в эмоционале семантической структуры иноязычных слов, при этом наиболее представительны праг-макомпоненты, соотносящиеся с импликационалом лексического значения. В связи с тем, что они требуют знания дополнительных ассоциаций, связанных с культурой, традициями определенного социума, то заимствования из восточных языков, претерпевшие подобного рода прагмадинамику, свидетельствуют об изменении их восприятия говорящими, воплощают новое, соответствующее современным общественно-политическим реалиям видение языковым коллективом номинируемых объектов познания. Думается, что факты подобного рода оказывают влияние и на концептосферу носителей современного русского языка.
Список литературы
1. Алефиренко Н.Ф. Когнитивно-семиологическая теория слова // Вестник Самарского государственного университета. Гуманитарная серия. Самара. 2006. № 5/1. С. 102-110.
2. АпресянЮ.Д. Избранные труды. М.: Школа «Языки русской культуры», 1995. Т. 2. 767 с.
3. Булыко А.Н. Большой словарь иностранных слов. М.: Мартин, 2007. 704 с.
4. Гогиберидзе Г.М. Исламский толковый словарь. Ростов н/Д.: Феникс, 2009. 266 с.
5. Ефремова Т.Ф. Новый толково-словообразовательный словарь русского языка. М.: Дрофа, Русский язык, 2000. 1233 с.
6. Захаренко Е.Н., Комарова Л.Н., Нечаева И.В. Новый словарь иностранных слов. М.: Азбуковник, 2003. 352 с.
7. Касьянова Л.Ю. Коннотативно-прагматическое содержание неологизма // Известия российского государственного педагогического университета. 2018. С. 36-49.
8. КомлевН.Г. Словарь иностранных слов. М.: ЭКСМО, 2006. 1308 с.
9. Лингвистический энциклопедический словарь / гл. ред. В.Н. Ярцева. М.: Сов. энциклопедия, 2002. 707 с.
10. Моджахед // Википедия [Электронный ресурс]. URL: htt // ru.wikipedia.org> Моджахед (дата обращения: 25. 02. 2019) .
11. Национальный корпус русского языка // ruscorpora.ru [Электронный ресурс]. URL: htt: // ruscorpora.ru (дата обращения: 25. 02. 2019).
12. СкляревскаяГ.Н. Метафора в системе языка. СПб.: Наука, 1993. 152 с.
13. Скляревская Г.Н. Реальный и ирреальный мир в толковом словаре // Scando - Slavica. 1993. Т. 39. C. 168-178.
14. Словарь русского языка (Малый академический словарь) / под ред. А.П. Евгеньевой. М.: Русский язык, 1999. Т. 2. 736 с.
15. Толковый словарь русского языка ХХ века. Языковые изменения // под ред. Г.Н. Скляревской. СПб.: Фолио-Пресс, 1998. 700 с.
16. Толковый словарь русского языка / под ред. Д.Н. Ушакова. М.: Гос. ин-т «Сов. энцикл.»; ОГИЗ,. Т.1. 1935. 1562 стб.
17. Халяль в России - больше, чем халяль // НТВ.Яи [Электронный ресурс]. URL: htt// ntv. ru>novosti/201661/ (дата обращения: 16.03.2019).
18. Хиджаб // Википедия [Электронный ресурс]. URL: https: //.ru.wikipedia.org/wiki/Хиджаб (дата обращения: 25. 02. 2019).
19. Шаховский В.И. Категоризация эмоций в лексико-семантической системе языка. Воронеж: Изд-во Воронежского ун-та, 1987. 192 с.
20. Fiedler S. Phraseological borrowing from English into German: Cultural and pragmatic implications: Journal of Pragmatics. 2017. vol. 113. Pp. 89-102. D0I:http://dx.doi.org/10.1016/j.pragma.2017.03.002.
21. Meiramova S., Mussagozhina K. The Investigation of English, Russian and Kazakh Computer Terms. Borrowings to be Acquired at English Class: Procedia - Social and Behavioral Sciences. 2015. Vol. 199. Pp. 94-102.
22. Peterson E. The nativization of pragmatic borrowings in remote language contact situations: Journal of Pragmatics. 2017. Vol. 113. Pp. 116-126.
References
1. Alefirenko, N.F. (2006). Cognitive-semiological theory of the word, Bulletin of Samara state University. Humanitarian series, no 5/1, pp. 102-110 (In Russ.).
2. Apresyan, Yu. D. (1995). Selected works, Moscow: School "Languages of Russian culture", vol. 2, 767 p. (In Russ.).
3. Bulyko, A.N. (2007). Large dictionary of foreign words, Moscow: Martin, 704 p. (In Russ.).
4. Gogiberidze, G.M. (2009). Islamic dictionary, Rostov n /D.: Phoenix, 266 p. (In Russ.).
5. Efremova, T.F. (2000). New explanatory-word-formation dictionary of the Russian language, Moscow: Drofa, Russian language, 1233 p. (In Russ.).
6. Zakharenko, E.N., Komarova, L.N., Nechaeva, I.V. (2003). The New dictionary of foreign words, Moscow: Azbukovnik, 352 p. (In Russ.).
7. Kasyanova, L. Yu. (2018).Connotative-pragmatic content of neologism, Proceedings of the Russian state pedagogical University, pp. 36-49 (In Russ.).
8. Komlev, N.D. (2006).Dictionary of foreign words, Moscow: EKSM0,1308 p. (In Russ.).
9. Linguistic encyclopedic dictionary(2002) / Chapter. ed. VN. Yartseva, Moscow: Owls. Encyclopedia, 707 p. (In Russ.).
10. Mujahideen. Wikipedia [Electronic resource]. URL: htt // ru.wikipedia.org "Mujahid (accessed 25. 02. 2019) (In Russ.).
11. National corpus of Russian // ruscorpora.ru [Electronic resource]. URL: htt: //ruscorpora.ru (accessed 25. 02. 2019) (In Russ.).
12. Sklyarevskaya, G.N. (1993). Metaphor in the language system, St. Petersburg: Science, 152 p. (In Russ.).
13. Sklyarevskaya, G.N. (1993). Real and unreal world in the dictionary, Scando-Slavica, vol. 39, pp. 168178 (In Russ.).
14. Dictionary of the Russian language (Small academic dictionary) (1999)/ edited by A.P. Evgenieva, Moscow: Russian language, vol. 2, 736 p. (In Russ.).
15. Explanatory dictionary of the Russian language of the XX century. Language changes (1998) / edited by G.N. Sklarevski, St. Petersburg: Folio Press, 700 p. (In Russ.).
16. Explanatory dictionary of Russian(1935) / edited by D.N. Ushakov, Moscow: State. in-t's. an encyclopedia."; OGIZ, vol. 1, 1562 stb. (In Russ.).
17. Halal in Russia-more than Halal. HTB.Ru [Electronic resource]. URL: htt // ntv.ru " novosti/201661 / (date accessed 16.03.2019) (In Russ.).
18. Hijab. Wikipedia [Electronic resource]. URL: https://. ru.wikipedia.org/wiki/Хиджаб (accessed 25. 02. 2019) (In Russ.).
19. Shakhovsky, V.I. (1987). Categorization of emotions in the lexical-semantic system of language, Voronezh: Voronezh University publ.,192 p. (In Russ.).
20. Fiedler, S. (2017). Phraseological borrowing from English into German: Cultural and pragmatic implications: Journal of Pragmatics, vol. 113, pp. 89-102. DOI: http://dx.doi.org/10.1016/j.pragma.2017.03.002 (In Eng.).
21. Meiramova, S., Mussagozhina, K. (2015). The Investigation of English, Russian and Kazakh Computer Terms. Borrowings to be Acquired at English Class: Procedia - Social and Behavioral Sciences, vol. 199, pp. 94-102 (In Eng.).
22. Peterson, E. (2017). The nativization of pragmatic borrowings in remote language contact situations: Journal of Pragmatics, vol. 113, pp. 116-126 (In Eng.).
Сенько Елена Викторовна, доктор филологических наук, профессор, профессор кафедры русского языка, Северо-Осетинский государственный университет имени Коста Левановича Хетагурова, кафедра русского языка; 362025, г. Владикавказ, Российская Федерация, ул. Ватутина, 44-46.
Elena V. Senko, Doctor of Philology, Professor, Khetagurov North Ossetian state University, Department of Russian language; 44-46 Vatutin Str., 362025, Vladikavkaz, Russia; e-mail: senkoelena@yandex.ru.
