CC BY
18
В.Л. Иноземцев
КОНКУРЕНТОСПОСОБНОСТЬ РОССИИ: ИЛЛЮЗИИ, РЕАЛЬНОСТЬ, ПЕРСПЕКТИВЫ
Иноземцев Владислав Леонидович - доктор экономических наук, директор Центра исследований постиндустриального общества, издатель журнала «Свободная мысль» и главный редактор газеты «Le Monde diplomatique» (Россия).
По мере того как Россия постепенно выходит из экономического кризиса 90-х годов, в политическом классе страны и в ее предпринимательском корпусе о повышении конкурентоспособности стали говорить как о своеобразном категорическом императиве. Когда речь заходит о содержательном наполнении этого императива, оказывается, что имеются в виду такие вещи, как наращивание экспорта вооружений, увеличение доли отечественной продукции на внутреннем рынке, восстановление утраченного потенциала некоторых высокотехнологических отраслей промышленности. Но как соотносятся эти благие намерения с реальностью? Ведь реальность такова, что только за последние шесть лет сырьевая составляющая в российском экспорте выросла с 67,1 до 84,2%, а «нефтегазовый вклад» в бюджетные доходы поднялся с уровня в 31% до 54%Л.
Что же при таком положении дел действительно понимают под «конкурентоспособностью» представители политической и экономической власти? К чему вообще следовало бы относить это понятие: к отдельным компаниям, отраслям или же к стране в целом? Нисколько не преувеличивая можно, пожалуй, утверждать, что, начиная обсуждать в той или иной аудитории проблемы конкурентоспособности, участники дискуссии сразу оказываются в центре какой-то terra incognita.
1.. Согласно расчетам министра финансов РФ А.Л. Кудрина, приведенным им на лекции в Высшей школе экономики 28 февраля 2007 г.
К определению конкурентоспособности
Причин для этого несколько. Одна из наиболее очевидных заключается в «размывании» понятия конкурентоспособность, имеющем место в западной литературе, что обусловлено отнюдь не только научными, но и политическими факторами. Уже почти 30 лет выпускается знаменитый Всемирный доклад по конкурентоспособности..2.., и каждый год его авторы все более «обогащают» это понятие, наполняя его «социальным» содержанием и девальвируя сугубо экономическую его компоненту.
Так, еще сравнительно недавно конкурентоспособность измерялась долей рынка, занимаемой продукцией той или иной компании (или компаниями той или иной страны), но сегодня ни у кого не вызывает удивления, что самой конкурентоспособной экономикой мира признается американская, - при том, что торговый дефицит Соединенных Штатов достигает 7% ВВП, а доля импорта в общей массе промышленных товаров составляет 26% (на рынке новых автомобилей - 33%, компьютеров и комплектующих к ним - 54%, а одежды и обуви - 78-80%А). В предисловии к Всемирному докладу по конкурентоспособности 2006/2007 гг. А. Лопес-Кларос подчеркивал, что из девяти критериев конкурентоспособности государств сугубо экономическими являются всего
„ 4
четыре; прочие в той или иной мере имеют «социальное измерение».,..
Результат очевиден: сегодня семь из десяти самых конкурентоспособных экономик мира находятся в Европе; Китай занимает 54-ю строчку, а Россия -62-ю.5... Причем на этот рейтинг не оказывает влияния тот факт, что основным по стоимости предметом экспорта из Китая в США являются компьютеры и комплектующие к ним, а из США в Китай - соя и продукты ее переработки.6.. По сути, авторы Всемирного доклада по конкурентоспособности подменяют смысл этого понятия представлениями об «успешности», или «состоятельности» страны, о ее привлекательности для инвесторов и граждан других госу-
2.. Это ежегодное издание, известное как The Global Competitiveness Report, издается с 1979 г. Всемирным экономическим форумом при участии его президента Клауса Шваба и известного экономиста Майкла Портера; с 1989 г. швейцарский Международный институт развития менеджмента (IMD) выпускает альтернативный ему World Competitiveness Yearbook.
3.. См., напр.: Glyn A. Capitalism Unleashed: Finance, Globalization, and Welfare. — Oxford, 2006. — P. 83 и Marling W.H. How «American» Is Globalization? — Baltimore (Md.), L., 2006. — P. 71 — 73.
4.. Lopez-Claros A. «Executive Summary» // The Global Competitiveness Report 2006—2007 / Ed. by Porter M.; Schwab K.; Lopez-Claros A. and Sala-i-Martin X. — N.Y., Oxford, 2006. — P. IV.
5.. The Global Competitiveness Report 2006—2007, table 1. — P. XVII.
6.. Korten D.C. The Great Turning: From Empire to Earth Community. — S.-Fr., 2006. — P. 70.
дарств мира. Как следствие возникает важный интегральный показатель развития, который, однако, имеет к конкурентоспособности весьма отдаленное отношение.
В этой статье я буду исходить из более строгого понимания конкурентоспособности как способности той или иной компании или целой страны обеспечить себе доминирующее положение на рынке или, в более широком смысле, способности реализовать свою политику присутствия на том или ином рынке. Такое понимание соответствует классическому определению, принятому Организацией экономического сотрудничества и развития, согласно которому «конкурентоспособность - это показатель способности той или иной страны производить в условиях свободной торговли и справедливого рыночного ценообразования товары и услуги, востребованные на мировом рынке»-7..
Здесь важно заметить, что некоторые серьезные экономисты считают необходимым увязывать конкурентоспособность с «внутренней эффективностью» национальных экономик, которая «означает способность страны создавать, производить в массовом масштабе, доводить до потребителя и обслуживать поставляемые ею на мировой рынок товары, обеспечивая при этом
8 тэ
возрастающую отдачу от использования ресурсов».... В таких определениях конкурентоспособность четко отделяется от общего показателя «успешности» страны. В связи с этим хотелось бы обратить внимание читателя на четыре факта, каждый из которых противоречит принятым в нынешнем политическом обиходе представлениям о конкурентоспособности.
Во-первых, конкурентоспособность не тождественна экономической эффективности. Известны примеры, когда не слишком эффективные (в строгом смысле этого слова) хозяйственные системы демонстрировали крайне высокую конкурентоспособность. Классическим примером может служить Япония 6080-х годов, правительство которой рассматривало завоевание мировых рынков как свою стратегическую задачу. За счет скрытого дотирования импорта технологий через Банк Японии японцам удалось добиться невероятного: в 60-е годы 28% их импорта приходилось на технологии.9..! За счет налоговой политики они расширили масштаб корпоративных инвестиций до 20% ВВП..10... В «регулируемых государством отраслях» к середине 90-х годов производилось
7.. Цит. m: Garelli S. Competitiveness of Nations: The Fundamentals // IMD World Competitiveness Yearbook 2006. — Lausanne: Institute for Management Development, 2006. — P. 12.
8.. Scott Br., Lodge G. U.S. Competitiveness in the World Economy. — Cambridge (Ma.), 1985. — P. 3.
9.. См.: Katz R. Japan: The System That Soured. The Rise and Fall of the Japanese Economic Miracle. — Armonk (NY), L., 1998. — P. 89.
10.. См.: Krugman P. Pop Internationalism. — Cambridge (Ma.), L., 1996. — P. 179.
50,4% японского ВВП, тогда как в США - всего 6,6%_п.. Достигнутые результаты никого не оставляли равнодушными: в 1980 г. Япония стала самым крупным производителем автомобилей в мире, сместив с этой позиции США; на пике своего успеха Япония производила до % оргтехники, мотоциклов и видеоаппаратуры, продававшейся на мировом рынке.12... Однако эта политика имела и свою оборотную сторону: к концу 80-х годов прекратился рост производительности труда в японской тяжелой промышленности, составлявшей 65% от американского уровня (при этом в пищевой промышленности производительность достигла лишь 35%, а в сельском хозяйстве - 18% американского показателя _13.); отдача на капитал снизилась до 1-3%; бюджеты 44 из 47 префектур страны стали дотационными, а донорами были лишь три префектуры, расположенные в пределах Большого Токио.14...
Во-вторых, повышению конкурентоспособности может способствовать государственное регулирование, в том числе и имеющее своей целью обеспечение протекционистской закрытости рынка. При этом речь вовсе не идет о тотальном доминировании отечественной продукции на внутреннем рынке: к началу 80-х годов, после того как подобная стратегия показала свою бесперспективность в Латинской Америке.15., от этого отказались все нормальные страны. Имеется в виду искусственное завышение цен, сокращающее спрос и вынуждающее производителей завоевывать зарубежные рынки. Эта политика была применена в той же Японии, но дала ограниченный результат - в конечном счете экспорт тоже начал сокращаться, и сегодня на долю Страны Восходящего солнца приходится всего 5,4% мирового экспорта - против 8,25% в 1992 г..16.. Тем не менее в начале 90-х годов оставалась общепринятой точка зрения, согласно которой государственная протекционистская политика способствовала повышению японской конкурентоспособности. Так, М. Портер писал в своей классической работе: «Роль государства (в определении конкурентоспособности компаний) сегодня столь же значительна, как и прежде, если не возрастает... В условиях усиливающей конкуренцию глобализации интернационализация экономики и снятие разнообразных преград на пути конкуренции придают государствам новое значение в деле обеспечения
11.. См.: Hartcher P. The Ministry. How Japan's Most Powerful Institution Endangers World Markets, Boston: Harvard Business School Press, 1998. — P. 192. 12.. Landes D. The Wealth and Poverty of Nations. — L., 1998. — P. 483.
13 . См.: The Mosaic of Economic Growth // Ed. by Landau R., Taylor T. and Wright G. — Stanford, 1996. — P. 33.
14.. См.: Morton C. Beyond World Class. — Houndmills, L., 1998. — P. 226.
15.. Подробнее см.: Иноземцев В. Пределы «догоняющего» развития. — М., 2000. — С. 35—45.
16.. См.: Glyn An. Op. cit. — P. 139.
конкурентоспособности национальных компаний на мировой хозяйственной
17
арене».....
В-третьих, в условиях глобализации понятие конкурентоспособности имеет смысл только на наднациональном уровне (единственным исключением являются услуги, производимые и потребляемые локально). Сегодня никакая отрасль промышленности не может быть конкурентоспособна исключительно внутри страны; это, разумеется, не значит, что она должна тут же разориться и уйти в небытие, просто зарубежные конкуренты имеют ныне возможность во все большей мере теснить ее на рынке. Убедительные примеры на этот счет дают автомобильные компании в Америке и России: в США они давно уже стали «планово-убыточными», в России держатся на плаву благодаря заградительным пошлинам и громадным государственным дотациям. Роднит их то, что ни американских, ни российских автомобилей уже практически нет на дорогах развитых стран.
Дело в том, что в современной мировой торговле практически не действует знаменитое правило Адама Смита, и современные развитые страны уже не имеют той специализации, которая прежде приносила выгоды в торговле между ними. Одна из особенностей нынешней ситуации в глобальной экономике состоит в том, что более 68% всего объема торговых трансакций между США, Западной Европой и Японией приходится на товары одних и тех же групп, т.е. на так называемую «intra-sector trade»..18.. Обмен бананов и кокосов (нефти, газа или железной руды) на основные промышленные товары давно уже характеризует отсталость той или иной экономики, и по этому признаку торгового баланса легче всего определить, к какой части мира относится соответствующая страна.
Наконец, в-четвертых, в современных условиях о конкурентоспособности надежнее всего говорят результаты соперничества компаний и стран на рынке товаров, производство которых не ограничено особыми условиями, а предпочтения потребителей определяются не только ценой товара, но и его качеством. С этой точки зрения, в производстве большинства так называемых «биржевых товаров» - нефти, золота, основных металлов и т.д. - нет серьезной конкурентной борьбы. В самом деле: соответствующие рынки не слишком структурированы, ценообразование на них унифицировано, а на уровень цен сильное влияние оказывают согласованные действия производителей и реакция потребителей на основных рынках. Хотя нефть и золото производятся в десятках стран, ни одна из них не была «выдавлена» с рынка за последние
17.. Porter M.E. The Competitive Advantage of Nations. — Houndmills, N.Y., 1990. — P. 19, 30.
18.. См.: Cohen D. The Wealth of the World and the Poverty of Nations. — Cambridge (Ma.), L., 1998. — P. 123.
полвека - в то время как структура и территориальное позиционирование мирового промышленного производства изменились самым драматическим образом. Ресурсные богатства представляют собой потенциальное преимущество страны, но они могут трансформироваться в актуальное конкурентное преимущество только при условии, что либо сами эти ресурсы, либо доходы от их продажи будут эффективно использоваться в рамках той или иной национальной экономики.
Из этих фактов вытекают четыре важных вывода. Во-первых, конкурентоспособной на отдельных направлениях может стать даже не вполне эффективная экономика. Во-вторых, «внутренняя» и «внешняя» конкурентоспособность, обусловленная, в конечном счете, различными протекционистскими мерами, крайне неустойчива. В-третьих, задача повышения конкурентоспособности может ставиться и решаться только в масштабах глобального, а не национального рынка. В-четвертых, исключительно сырьевая экономика не может быть конкурентоспособной.
Основные иллюзии
К сожалению, характер заявлений российских политиков и экспертов не дает оснований надеяться на какие-либо прорывы в деле повышения конкурентоспособности страны. Как известно, еще во время второй предвыборной кампании президент В. Путин объявил о необходимости сделать конкурентоспособность «национальной идеей России». В то время задача была сформулировано довольно-таки расплывчато: отвечая на вопросы своих доверенных лиц 12 февраля 2004 г., кандидат в президенты заявил, что «и отрасли, и население, и страна - мы должны быть конкурентоспособны во всем».19... При этом президент опирался на, мягко говоря, неочевидное утверждение, согласно которому если «российская экономика должна твердо занять достойное место на мировых рынках, то для этого нужно прежде всего активно развивать свой, национальный рынок» _20.. Не похоже, чтобы «развитие национального рынка» за последние годы повысило нашу конкурентоспособность - ведь сам президент признал, выступая 19 февраля 2007 г. на заседании президиума Госсовета, что «доля продукции с высокой степенью добавленной стоимости в структуре российского экспорта, к сожалению, пока только уменьшается и уже составила около десяти процентов»..21.. . Да и обсуждение проблемы на этом заседании продемонстрировало, на мой взгляд, крайнюю сумятицу в представ-
19.. См.: http://www.rosbalt.ru/2004/02/12/143808.html
20.. http://www.putin2004.ru/shtab/dover/402C6917?session=933858a81d66267a 7с97с 2094Ь09462е.
21.. Цит. по: .http://www.kremlin.ru/text/appears/2007/02/118770.shtml.
лениях российской элиты о методах повышения конкурентоспособности страны; причем эти представления оказывались тем сумбурнее, чем выше был пост
22
человека, с ними выступавшего- ..
На мой взгляд, можно отметить несколько опасных заблуждений, постоянно воспроизводимых в выступлениях представителей российской элиты.
Во-первых, из анализа этих выступлений, а также опубликованных произведений отечественных политиков и управленцев прямо или косвенно следует, что практически всякое совершенствование, наблюдаемое в экономике, можно трактовать как «повышение конкурентоспособности страны». Но надо понимать, что повышение конкурентоспособности происходит не тогда, когда страна просто имеет положительные темпы развития, а когда она развивается быстрее своих соперников. Об этом умалчивают практически на всех уровнях обсуждения проблемы - и, право, трудно поверить, что только из-за очевидности этого положения.
Во-вторых, в нашей стране сложилось устойчивое представление о какой-то «достаточности» конкурентоспособности на внутреннем рынке. Успехи российских компаний в строительстве, пищевой промышленности; довольно-таки прочные позиции отечественных банков и сырьевых компаний; абсолютная власть над рынком гигантов добывающего сектора; и даже отсутствие у отечественного автопрома серьезных проблем со сбытом его продукции преподносятся как доказательство их «конкурентоспособности». Это неверно. В стране, где более половины доходов бюджета в той или иной мере проистекает из таможенных платежей, изменение внешнеторгового режима способно стремительно превратить лидеров рынка в аутсайдеров.
В настоящее время Россия теряет свою конкурентоспособность, а не укрепляет ее, и об этом вполне красноречиво говорят итоги 2006 г. На его протяжении экспорт вырос на 25,1% в стоимостном выражении, хотя в натуральном объем поставок газа увеличился лишь на 0,9%, а нефти и металлов - даже сократился (соответственно, на 2,0% и 4,4%). При этом импорт увеличился на 39,3% в стоимостном выражении-23-, а в натуральном вырос даже более существенно, поскольку на рынке имело место снижение цен на многие потребительские товары с высоким уровнем добавленной стоимости. Мы убаюкиваем себя рассказами о валютных резервах и обманываемся сравнениями с Китаем, утверждая, что его рынок, несмотря на вступление страны в ВТО, по сути, закрыт для импортных товаров. Но на самом деле ни «высокие» пошлины, ни
22.. Подробнее см.: http://www.kremlin.ru/appears/2007/02/19/1729_type63378 type63381_ 118770^Ыт1
23.. См.: http://www.customs.ru/ru/stats/stats/traderf/popup.php?id286=258.; .hhttp://www.customs.ru/ru/stats/stats/trfgoods/popup.php?id286=253.; .http://www.customs.ru/ru/stats/stats/ trfgoods/popup.php?id286=255.
низкий курс юаня не способны обеспечить Китаю комфортное существование: имея огромный профицит в товарообороте с США, КНР не может поддерживать его в торговле с Японией, Южной Кореей и многими другими соседями, вследствие чего некоторые эксперты считают, что курс китайской валюты не слишком уж завышен ..24.. . В нынешней ситуации нет никаких оснований оценивать конкурентоспособность российских компаний на внутреннем рынке как «удовлетворительную».
В-третьих, весьма широко бытует мнение, будто Россия - пусть даже она и проигрывает в сфере массового производства - имеет отличные перспективы для конкуренции с ведущими странами мира на высокотехнологичных рынках. Тем, кто придерживается такой точки зрения, следовало бы знать, что ни одна страна мира не становилась значимым экспортером высокотехнологичных товаров, если на ее внутреннем рынке - автомобилей, телевизионной техники, компьютеров, средств мобильной связи, самолетов и т.д. - преобладает зарубежная продукция. За этим заблуждением, к которому охотно апеллируют наши политики, в лучшем случае стоит ошибочное отождествление «высокотехнологичного производства» и «высоких технологий», ставшее в России «доброй традицией». На самом деле из развитых стран, в экспорте которых велика доля высокотехнологичной продукции, вывозятся именно товары, а не технологии.
«Производство технологий» не спасет Россию; ее может повести вперед только развитие производства сначала «среднетехнологичных», а потом и высокотехнологичных товаров на собственной территории - и для собственных нужд, и для экспорта. С этим у нас, однако, большие проблемы, обычно не афишируемые. Например, мы часто слышим, что Россия - один из лидеров на мировом рынке оружия: в 2006 г. мы экспортировали вооружений более чем на 6,5 млрд. долл..25.. Но при этом умалчивается, что в развитых странах основные объемы продукции оборонного назначения производятся для собственных рынков, а не для экспорта, который занимает не более 12% глобального рынка вооружений. В России объем гособоронзаказа составил в 2006 г. чуть более 300 млрд. руб., или около 12 млрд. долл., что соответствует 4,5% общемировых затрат на закупки вооружений - 268 млрд. долл. в 2005 г. (в США -84 млрд. долл., в Великобритании - 12 млрд., а во Франции - 11,4 млрд. долл..26..). Притом оружие - не идеальный пример. Его экспорт из России - не стратегическая задача; сейчас он велик потому, что правительство по-
24.. См. o6 этом: Stiglitz J., Charlton A. Fair Trade for All: How Trade Can Promote Development. — N.Y.; Oxford, 2005. — P. 155.
25.. Cm.: .http://www.newsru.eom/finance/19feb2007/oruzhie.html..
26.. Cm.: SIPRI Yearbook 2006. Armaments, Disarmament and International Security. — Stockholm; Oxford, 2006. — P. 12.
прежнему не закупает новые вооружения для армии. К тому же, рекордный объем российского оружейного экспорта - это менее трети объема экспорта Китаем обычных детских игрушек..27...
В-четвертых, более чем странно думать, что конкурентоспособность может укрепляться в отсутствие самой конкуренции, - а о ней в России складываются «понятия» весьма оригинального свойства. Так, например, совсем недавно Федеральная антимонопольная служба одобрила слияние крупнейших российских производителей алюминия, «РусАл» и СУАЛ, и швейцарской трейдинго-вой компании 01епеоге, - хотя в результате этого слияния доля объединенной компании на российском рынке составит 94-100% по отдельным наименованиям продукции; «ограничением» было объявлено недопущение превышения внутренними ценами на алюминий цен лондонской биржи металлов более чем на 5%28... Зачем вообще российским компаниям задумываться о конкурентоспособности? С кем им предстоит конкурировать? И ведь пример такого рода - далеко не единственный. Надеяться же, что российская промышленность, многократно более материало- и энергоемкая, чем не только европейская, но и китайская, окажется конкурентоспособной при таких ценах на топливо, сырье и материалы внутри страны, могут только наши чиновники.
Очевидные уроки других стран
Чтобы не злоупотреблять вниманием читателя, приведу лишь несколько уроков, вытекающих из опыта повышения конкурентоспособности в различных странах и во всем мире признанных как данность, которая не предполагает различных толкований.
Первый урок состоит в утверждении о несостоятельности попыток «замещающей индустриализации», которые обосновывались в рамках теории «де-пендьентизма» и продемонстрировали свою неэффективность еще несколько десятилетий назад. Один из отцов-основателей этой теории, Р. Пребиш, в середине 50-х годов подверг критике модель развития, сложившуюся в странах Латинской Америки как опирающуюся на внешние связи и модели и мешающую полноценному развитию этих стран29. Предложенная им, предусматривала сокращение зависимости от «переоцененных» товаров из развитых стран, уменьшение участия западного финансового капитала в национальных эконо-
27.. Подробнее см.: Иноземцев В. «Игрушечное оружие» // Вштвзз Week (Россия). — М., 2006. — № 21 (35). — 5 июня. — С. 62.
28.. Рыбак К. ФАС дает добро «Русалу» // Ведомости. — М., 2007. — 19 января. — С. A2.
29. Цит. по: Meier G.M., Seers D. Pioneers in development. — Wash.: The World Bank, 1985. — P. 177.
30. Amin S. Accumulation on a World Scale. — Harmondsworth, 1976. — P. 131.
миках стран «Юга» и отказ от привлечения кредитов по линии международных финансовых организаций. По мнению другого видного ученого, также принадлежавшего к этому направлению мысли, С. Амина, «пока слаборазвитая страна остается интегрированной в мировой рынок, она будет беспомощной... [и] возможность развития ее промышленности на благо местного рынка останется равной нулю».30.. Теоретики «особого пути» предлагали поэтому за счет более экономного и эффективного использования средств, получаемых от экспорта, модернизировать национальную промышленность и создавать более современную инфраструктуру. Основными задачами провозглашались опора на внутренние ресурсы, развитие местной промышленности и сокращение импорта, а также взаимная интеграция слаборазвитых стран.
Почти все эти лозунги слышны сегодня и в России. Практика, однако, показала, что модернизация производств собственными силами никак не способствует конкурентоспособности, но наращивает издержки. Неспособность удержать национальные рынки сопровождалась лоббизмом местных предпринимателей, уговаривавших правительства на протекционистские меры. Как следствие, темпы развития начинали снижаться, а доля реализующих такую стратегию стран в мировом производстве - падать. При этом от масштабных заимствований отказаться не удалось, и в первой половине 80-х годов латиноамериканские страны вошли в полосу долгового кризиса, который превратил для них период 1983-1995 гг. в «потерянное десятилетие». Страны Африки и Латинской Америки, пошедшие этим путем, продемонстрировали крайне плохие результаты. В отличие от них экономически открытые государства Азии стали лидерами по темпам хозяйственного роста. Несколько позже, в конце 80-х, зашел в тупик и Советский Союз, имевший самую мощную «импортозамещающую» экономику.
Вторым уроком стал опыт Азии, причем не всех ее стран, а тех, где удалось соединить быструю экономическую интеграцию в мировой рынок с сохранением определенных элементов разумного государственного регулирования, причем довольно специфического свойства. Этот опыт свидетельствует, что поддержка государством тех национальных компаний, которые поставили своей целью быстрое расширение своей доли на мировых рынках, дает хороший эффект. При этом, однако, могут возникать предпосылки для злоупотребления властью и коррупции, а высокая норма накопления в ВВП фактически означает сдерживание роста доходов населения, так как в ином случае темпы роста способны быстро «затухнуть». Эта констатация имеет особенно большое значение.
Где бы ни инициировалась политика хозяйственного прорыва (в Малайзии, Сингапуре и на Тайване это произошло в конце 40-х годов, в Южной Корее и Индонезии - в начале 60-х, в Таиланде - в конце 60-х, в Китае - в середине 80-х, а во Вьетнаме и Лаосе - на рубеже 90-х годов), средний доход на
душу населения не превышал 200-300 долл. в год..31.. Уровень доходов населения оставался низким и в 90-е годы, а, например, в Таиланде, Малайзии и Индонезии с середины 70-х годов до конца 80-х реальная заработная плата фактически не повышалась, что и позволяло этим странам стремительно повышать свою конкурентоспособность на внешних рынках. В Японии же, где доходы граждан практически сравнялись к концу 80-х годов с европейскими, темпы роста экономики быстро замедлились, а в 90-е годы замерли около нулевой отметки.
Таким образом, быстрый рост конкурентоспособности азиатских экономик был «куплен» ценой интенсификации использования всех хозяйственных ресурсов, активной эксплуатацией рабочей силы и умеренным ростом уровня жизни. России такая модель вряд ли подходит: достаточно вспомнить, что на Российском экономическом форуме в Лондоне в апреле 2006 г. была организована целая секция под красноречивым названием «Роскошь как национальная идея России» и что наше правительство искренне гордится опережающим ростом доходов населения по отношению к приросту ВВП.
Третий урок может быть вынесен из одного только знаменательного факта: в любой из «развивающихся экономик» не было предпринято даже каких-либо попыток сделать основой «стратегии прорыва» новые технологии и научные разработки. Ни одна из этих стран (даже Япония на пике своего успеха в конце 70-х - середине 80-х годов) не могла себе этого позволить: объем продаж японских патентов составлял в то время всего V от сумм, которые Страна Восходящего солнца тратила на импорт технологических новинок из государств, где солнцу привычнее было заходить-32... Остальные государства, вполне успешно конкурировавшие с Западом на товарных рынках, и вовсе оказывались в серьезной технологической зависимости от него, но никак не наоборот.
Например, значительную часть производства высокотехнологичных товаров в Китае контролируют европейские и американские компании, использующие страну как сборочный цех. Попытка китайцев внедрить на мировой рынок собственный стандарт БУБ-воспроизведения пока не принесла явного результата. Другие страны - такие, например, как Индия - уверенно занимают определенные технологические ниши, но, как ни обидно это признавать, лишь те, которые им сознательно оставляют производители из США и Европы. Причина такого положения дел кроется, на мой взгляд, в самой специфи-
31.. Подробнее см.: Иноземцев В. Расколотая цивилизация. Наличествующие предпосылки и возможные последствия постэкономической революции. — М., 1999. — С. 345—346.
32.. См.: Иноземцев В. За пределами экономического общества. Постиндустриальные теории и постэкономические тенденции в современном мире. — М., 1998. — С. 522—524.
ке «постиндустриального» хозяйства, которое требует, с одной стороны, широкого рынка, участники которого демонстрируют серьезный спрос на технологии и наукоемкие продукты; с другой - появления «центров средоточения» интеллектуальных кадров, а также высоких стандартов признания и престижности научного труда. Ничего подобного нет в России и наивно ожидать научного ренессанса в стране, не имеющей собственных массовых технологичных производств. Рассуждения же о «духовности» и «талантливости» народа, во-первых, не имеют к экономике никакого отношения, а во-вторых, разбиваются о вопрос, почему в социальной элите страны так быстро концентрируются в основном люди черствые и бесталанные.
Тупики российской действительности
Размышляя о возможностях выхода из незавидного положения, в котором оказалась современная Россия, поневоле приходишь к впечатлению о его тупиковом характере.
С одной стороны, в начале и середине 90-х годов страна имела определенные конкурентные преимущества, и среди них - квалифицированную рабочую силу; в целом здоровую систему мотивационных факторов и ценностных ориентиров экономически активного населения; дешевые природные ресурсы; правовую систему, дававшую предпринимателям значительную «свободу маневра»; наконец, либеральное внешнеэкономическое законодательство. Однако эти преимущества использованы не были - прежде всего потому, что непродуманные реформы породили в обществе хаос и дезорганизацию, привели к растрате значительной части производственного потенциала страны и, снизив уровень жизни населения, примитивизировали его возможности и мотивы деятельности. В то же время резко деградировала сфера образования, а система профессионального обучения была практически полностью разрушена. Новые возможности открылись в 1998-1999 гг., когда обвал рубля на время сделал конкурентоспособными отечественные производства, а правительство Е. Примакова задумалось о стратегии промышленного развития страны, но этот период оказался недолгим.
С другой стороны, повышательная тенденция на сырьевых рынках, наметившаяся после 2000 г., к настоящему моменту практически лишила Россию двух важных преимуществ, на которых строили свои стратегии повышения конкурентоспособности все без исключения страны, добившиеся успеха на этом поприще, - дешевых ресурсов и реалистично оцениваемой рабочей силы. Вместе с тем сырьевой бум сопровождался таким ростом доходов среднего класса, который позволил его представителям окончательно отвернуться от отечественной продукции. Таким образом, к середине 2000-х годов узкие уще-
лья, по которым Россия могла бы прорваться к состоянию развитой индустриальной страны, оказались полностью «заваленными».
Сегодня российская экономика практически невосприимчива к деньгам; огромные инвестиционные ресурсы, притекающие в страну в виде платежей по экспортным контрактам, не находят себе применения, «надувая», в основном, спекулятивные пузыри на сырьевом и фондовом рынках, а также завышая стоимость капитальных активов.
Бензин - энергоноситель, цена на который сейчас складывается исключи -тельно под влиянием рыночных факторов, - стоит на внутреннем рынке в четыре раза дороже, чем в том же Китае, который, в отличие от России, нефть импортирует, а не вывозит. Металлоконструкции и некоторые стройматериалы стоят в 2,2-2,5 раза дороже, чем в странах Восточной Европы, бывших союзниках СССР. Но более того, даже подорожавшие ресурсы оказываются дефицитными, и многие предприниматели, выбирая, в какой стране построить новые предприятия, начинают ориентироваться на еще недавно немыслимый в России параметр: на время, которое необходимо затратить на подключение к электрическим сетям. В России средний срок согласований составляет около четырех месяцев, тогда как во Вьетнаме, например, 17 дней, а в Таиланде -23 дня..33...
Внутренние цены на энергоносители и многие другие производственные факторы составляют сейчас в России не меньше .4./.5. среднемирового показателя, но страна осталась при этом крайне неэффективной как в использовании сырья, так и в производстве электроэнергии. Потребление газа в России (430 млрд. м.3.) превышает суммарное его потребление в Японии, Великобритании, Германии, Франции и Италии (ВВП которых больше российского почти в 13 раз!). Объем генерации электроэнергии (около 900 млрд. кВт-ч) всего на четверть больше, чем в Канаде с ее 32-миллионным населением, и в 4,5 раза меньше, чем в США. В таких условиях отказ от инвестирования средств Стабилизационного фонда выглядит наименьшим злом, поскольку в ином случае деньги будут потрачены на производство товаров, рыночная стоимость которых окажется ниже суммарной стоимости израсходованных ресурсов. Так что нефтяные доходы не обеспечат нам промышленного прорыва.
Они могут обеспечить (да, собственно, уже и обеспечили) «пузырь» на рынке капитальных активов и стремительное разбухание административного аппарата. Рост доходов от сырьевого экспорта наполнил российский бюджет и позволил без проблем обслуживать внешние долговые обязательства. Поднял-
33. Подробнее о факторах привлекательности «новых стран» Юго-Восточной Азии для инвесторов см., например: Помонти Ж.-К. Вьетнам: Экономический рост и культурное брожение // Le monde diplomatique (русское издание). — М, 2007. — № 2. — С. 17.
ся суверенный рейтинг страны; на фондовый рынок, «перепроданный» в 1998 г., потекли российские и зарубежные инвестиции. К 2003 г. фондовые индексы достигли рекордных значений 1997 г., а вскоре и превзошли их.
С этого момента новым фетишем российского состоятельного класса стала капитализация крупных компаний, по которой отныне начали оценивать общее состояние экономики. Переключение внимания на этот фактор сыграло, на мой взгляд, критически важную роль в феномене экономического роста 2002-2007 гг.: предприниматели, по сути, закрывали глаза на рост издержек, так как могли рассчитывать на легкую подкредитовку бизнеса под залог активов - вещь немыслимую в 90-е годы. Значительный поток денег, поступавших в страну от экспорта, позволял не задумываться и об ограниченности платежеспособного спроса.
В свою очередь государство, озаботившееся непокорностью свободного бизнеса и его потенциальными политическими амбициями, перешло в 2004 г. от тактики запугивания и разгрома, примененной по отношению к «ЮКОСу», к стратегии «дружественных поглощений» активов, кажущихся ему привлекательными. Как следствие, капитализация крупных промышленных компаний стремительно пошла вверх, но это никого не смутило - «Сибнефть» была куплена «Газпромом» на пике цены, а «Норильский никель», если власти решат приобрести и его, тоже достанется российскому государству по очевидно завышенной стоимости. Это, однако, вполне укладывается в логику действий власти, заранее обеспечивающей свои интересы в приобретаемых компаниях или же перенаправляющей генерируемые ими финансовые потоки в руки лиц, с которыми она тесно сотрудничает.
В результате к началу 2007 г., когда фондовый индекс РТС приблизился к рубежу в 2000 пунктов, втрое превысив показатель 1997 г., капитализация 10 крупнейших сырьевых компаний России составила 650 млрд. долл., или % ВВП, а стоимость самой большой из них, «Газпрома», достигла 270 млрд. долл., что составляет более четверти ВВП Российской Федерации (для сравнения: рыночная капитализация самой дорогостоящей компании США, ExxonMobil, не превосходит 3,5% американского ВВП, а в Европе соответствующие показатели еще ниже). При этом доля государства в совокупном акционером капитале российских компаний превысила 35%.
Этот «пузырь» имеет весьма отдаленное отношение к реальному благополучию российских фирм, и его «надувание» обусловлено как спецификой ситуации внутри страны, так и усилиями международных спекулянтов. Ощущая себя в полной безопасности «под крылом» власти, крупные государственные компании стали привлекать огромные кредиты, нередко направляемые на финансирование приобретения непрофильных активов, а не на развитие основной деятельности. В результате, если в 2003-2006 гг. государственный долг РФ снизился с 98 до 66 млрд. долл., или на 49%, то долги российских банков
и производственных компаний увеличились с 31 до 167 млрд. долл., или в 5,4 раза! Можно ли предположить, что все эти деньги были реально инвестированы в потенциально прибыльные промышленные проекты? Я не взял бы на себя такую смелость.
Спекулятивная экономика, производственный сектор которой стремительно сокращается, порождает специфическую систему распределения доходов. В условиях, когда производство и экспорт энергоносителей обеспечивают 5560% поступлений в бюджет, возникает возможность увеличивать расходы по мере роста нефтяных цен. В последнее время так и происходит: расходные статьи бюджета увеличиваются на 25-30% ежегодно. Ввиду того что образование, здравоохранение и даже инвестиционная деятельность не попадают в список приоритетов (так как потребность сырьевого и финансового секторов в них минимальна), основное внимание уделяется тем службам, которые призваны поддерживать status quo. Так из спекулятивной экономики рождается паразитическая.
Хотя экономика России до сих пор не вернулась к показателям 1990 г., над ней нависает тень массы «управленцев» и «контролеров»: численность чиновников достигла 1,45 млн. человек и уже превысила численность бюрократов во всем бывшем СССР. Вооруженные силы, хотя и подверглись сокращению, в 2005 г. насчитывали 1,2 млн. военнослужащих и почти 900 тыс. человек гражданского персонала. В структурах Министерства внутренних дел служат 820 тыс. человек, не считая обслуживающего персонала (еще около 140 тыс.). Состав сотрудников Федеральной службы безопасности не известен даже приблизительно, но вряд ли в ее рядах состоит менее 200 тыс. человек. Прокуратура - это еще 150 тыс. работников. Федеральная служба охраны - не менее 15 тыс. человек. Федеральная миграционная служба - еще 18-20 тыс. (в дополнение формируется еще «миграционная полиция» численностью до 20 тыс. человек). Служба по контролю за оборотом наркотиков имеет в своем штате почти 30 тыс. человек, причем она возбудила в прошлом году расследования по менее чем 20 тыс. правонарушений в данной сфере - на трех «борцов» тут пришлось всего два преступника! В общей сложности в стране «создают» и поддерживают установленный государством порядок почти 5 млн. человек, - а это более 15% (!) мужской рабочей силы, занятой во всем народном хозяйстве страны. «Оборотная сторона» их усилий - 780 тыс. человек в местах лишения свободы или в следственных изоляторах Министерства внутренних дел.
Несмотря на это, преступность растет: в первой половине 2000-х годов ежегодно фиксируется на 10,6% больше убийств, на 38,2% больше разбоев и на 71,7% больше преступлений, связанных с оборотом наркотиков, чем в среднем за 1992-1999 гг. Граждане, способные платить за свою безопасность, делают это гораздо активнее, чем прежде: сегодня в России насчитывается более
3 тыс. частных охранных предприятий, и почти 10 тыс. компаний имеют собственные службы безопасности. В ЧОПах работают 380 тыс. человек, а в корпоративных службах безопасности еще почти 300 тыс., и вряд ли все они создают «истинные ценности».
Сформировавшаяся за последние годы «силовая олигархия» не вносит позитивного вклада в экономику, так как не способна ни создать эффективную систему защиты собственности граждан (да и их жизни), ни организовать работу судебной системы, ни искоренить коррупцию и произвол. В то же время ее содержание обходится стране все дороже: отпускаемые на эти цели бюджетные средства из года в год растут на 20-25% и составляют сегодня 40% всех расходов бюджета (около 7,9% ВВП). С учетом негативного эффекта, который вызван давлением этой пирамиды, ее «цена» для российской экономики может составлять 14-17% ВВП.34..
Есть ли выход из этого глубокого системного кризиса? На мой взгляд, есть. Но он предполагает серьезный пересмотр целей развития страны и общих методов обеспечения ее экономической конкурентоспособности.
Элементы возможной стратегии
Экономическая конкурентоспособность государства отличается от экономической конкурентоспособности предприятий или корпораций. Главным фактором, обусловливающим эти отличия, является геополитическое позиционирование страны - ее масштаб, емкость рынков ее самой и сопредельных стран, динамика собственных трудовых ресурсов и ситуация у соседей, наконец - общая нацеленность внешнеэкономической деятельности и степень ин-тегрированности в региональную и глобальную экономику. Определенное сочетание этих факторов в странах Юго-Восточной Азии и обусловило их возможность быстро занять нишу производителей трудоемких потребительских товаров среднего качества, а наличие отлаженной логистики позволило им сориентироваться на американский рынок.
Американские компании активно переносят свои производства в Китай и другие страны региона и постоянно увеличивают объемы импорта из этой части мира. Соответственно, доллар играет здесь роль основной резервной валюты. В Восточной же Европе посткоммунистические страны, несмотря на явное политическое подражание курсу Вашингтона, пошли на стремительную интеграцию с государствами ЕС-15. В результате всего за 15 лет они фактически стали для Западной Европы тем же, чем Китай для Соединенных Штатов.
34.. Подробнее см.: Inozemtsev V. Rusland bouwt in Sovjet-stijl aan kostbare veiligheids-economie // Het Financieele Dagblad. — Amsterdam, 2006. — December 29. — P. 9.
Уже сегодня в новых государствах ЕС производится более трети всей бытовой электротехники Европейского союза, а в 2008 г. они будут преобладать на автомобильном (!) рынке ЕС. Сравнение с отечественным автопромом говорит само за себя.
Существуют и более сложные ситуации. Так, например, Латинская Америка представляет собой континент, геоэкономическая ориентированность которого по крайней мере неоднозначна. Еще недавно можно было уверенно констатировать явное доминирование европейских стандартов и европейского капитала в Бразилии и Аргентине - странах, обращенных к Атлантическому бассейну, и копирование американских практик в Чили, Перу и Колумбии, не говоря уже о странах Центральной Америки. Сегодня эта картина стала еще более сложной в силу «боливарианских» экспериментов Венесуэлы и Боливии. Однако очевидно, что присутствие той или иной мощной экономической державы как основного партнера модернизирующейся страны накладывает отпечаток на все ее развитие.
У России и в этом отношении «все не слава Богу». Она не расположена, подобно Китаю или Бразилии (да отчасти и Индии), в центре какого-либо развивающегося региона, состоящего из менее значимых субъектов. Напротив, она сама находится в «зонах влияния» и «зонах интересов» двух поднимающихся центров: интегрирующейся Европы и Китая, ищущего свое место в мире. ВВП стран Европейского союза превосходит российский показатель в 1213 раз; население Китая в десять раз больше российского. 3%-ный рост европейской экономики и 10%-ный рост китайской - ежегодно прибавляют к их ВВП, рассчитанным по паритету покупательной способности, в среднем по 400 млрд. долл., что составляет .2./.5. ВВП Российской Федерации. Как бы ни тщились мы удвоить свой ВВП за 7-8 лет, Россия даже при самом благоприятном стечении обстоятельств будет терять свой масштаб на фоне европейского и азиатского экономических колоссов.
В таких условиях России необходимо определиться с выбором союзника, в блоке с которым она собирается конкурировать в мире XXI в. Я считаю, что Китай не может быть таким союзником. Во-первых, потому что он гораздо более конкурентоспособен, чем Россия, и использует именно те преимущества, которые она сама должна бы использовать, если собирается повышать свою конкурентоспособность. Во-вторых, потому что Китай крайне зависим от США в определении ориентиров своей экономической политики. В-третьих, потому что у Китая нет заинтересованности в какой-либо серьезной экономической интеграции с Россией.
Основным партнером России должен стать Европейский союз, так как только для него наша страна является экономически дополняющим субъектом, значимым рынком сбыта, площадкой для дальнейшего перенесения относительно высокотехнологичных производств и потенциальным геополитическим
союзником (во всяком случае, своего рода indispensible nation). Только ориентируясь на Европу и втягиваясь в экономический союз с нею, Россия сможет реализовать свои естественные конкурентные преимущества в наибольшей мере - в этом я глубоко убежден.
Вторым важным шагом в повышении конкурентоспособности страны должен стать радикальный пересмотр всех элементов той политики, которая в последние годы привела к необоснованному, спекулятивному удорожанию факторов производства. Опыт 1998-1999 гг., когда даже в условиях низких цен на энергоресурсы и острых бюджетных проблем российская экономика продемонстрировала уверенный рост, показывает: Россия может быть конкурентоспособной только при серьезном снижении внутренних цен на сырьевые ресурсы, энергоносители, и - что наименее очевидно, но наиболее существенно - на живой труд. Как это ни печально, следует признать, что экономически активное население страны получает сейчас гораздо больше, чем зарабатывает.
Уровень жизни в стране, которая неспособна экспортировать практически ничего, кроме нефти и газа, не может создать собственный автомобиль с автоматической коробкой передач и произвести собственный мобильный телефон, не может быть таким, как сегодня. Для того, чтобы российские товары были конкурентоспособными при нынешней структуре промышленности, ее энергоемкости, упадке инфраструктуры и эффективности государства, средние доходы населения должны быть как минимум вдвое ниже, чем сегодня, цены на энергоносители - в 2,5-3 раза ниже нынешних, а на сырье и металлы - в 3-3,5 раза ниже. Иначе говоря, необходимо восстановить те ценовые параметры конкурентоспособности основных факторов производства, которые имели место в середине 90-х годов. Если признать это невозможным, о какой-либо конкурентоспособности России можно забыть, так как в мире есть сотни миллионов людей и десятки государств, которые готовы работать лучше и за меньшие деньги, чем наши соотечественники, и управлять своим народным хозяйством с учетом глобальной конъюнктуры и в интересах развития страны, а не только в личных интересах. Некачественные товары - а российские и китайские относятся именно к этой категории - могут иметь спрос на рынке только за счет низких цен. И приходится признать, что в этом плане Россия не имеет никаких конкурентных преимуществ - хотя вполне могла бы их иметь и ими пользоваться, учитывая масштаб своих ресурсных богатств и относительную материальную непритязательность значительной части населения.
Третьей мерой, без которой повышение конкурентоспособности России в новом столетии представляется мне невозможным, является всемерное наращивание конкуренции на внутреннем рынке. Во-первых, не следует бояться притока в страну импортных товаров, но при этом необходимо делать их все дешевле и дешевле. Обостряющаяся конкуренция на глобальных рынках само-
го примитивного ширпотреба позволяет сегодня повышать уровень жизни населения не через рост заработной платы, а через снижение расходов на самые необходимые товары. Именно этот метод позволяет Соединенным Штатам добиваться стабильного роста производительности труда в последние годы..35... Отрасли, которые не смогут бороться с конкуренцией на внутреннем рынке, никогда не станут конкурентоспособны на внешнем. Единственное, что в данном случае необходимо, - это сознательное ограничение конкуренции в ряде социально значимых отраслей, таких как сельское хозяйство; но для разработки соответствующих мер не нужно изобретать велосипед, достаточно ввести в действие в России, пусть и с определенными изменениями, европейские нормы конкуренции на аграрном рынке.
Во-вторых, нужно с максимальной жесткостью бороться с монополиями в сфере ресурсодобычи и производства сырьевых товаров и полуфабрикатов. Сделки, подобные слиянию «РусАл», СУАЛ и 01епеоге, должны быть отменены, а за полученные незаконные выгоды руководители этих компаний должны быть наказаны не менее жестко, чем владельцы ЮКОСа - за уклонение от уплаты налогов. Институт уполномоченных поставщиков нефти и нефтепродуктов в отдельные регионы должен быть немедленно отменен. Если «Газпром» или РАО ЕЭС не могут обеспечить подключение к газопроводам или энергосетям нуждающихся в этом потребителей, монополии этих компаний на прокладку газовых сетей и строительство электростанций должны быть немедленно отменены. Необходимо немедленно отменить все меры, препятствующие доступу строительных компаний, зарегистрированных в России, на рынки любых городов, включая Москву и Санкт-Петербург. И наконец, нужно снять все ограничения на перемещение по стране рабочей силы, включая систему регистрации и приглашений на работу. Без активизации конкуренции на внутреннем рынке говорить о повышении конкурентоспособности страны в масштабах глобальной экономики бессмысленно.
Четвертым фактором повышения конкурентоспособности я назвал бы применение мер государственной поддержки к тем компаниям, которые ставят своей целью - и при этом достигают ее - выход на мировой рынок. Примеры успеха японской автомобильной промышленности или бразильской авиастроительной корпорации БшЬгаег показывают, что поддержка государства в процессе создания конкурентоспособных компаний крайне важна. Однако основным уроком является то, что мера этой поддержки должна обусловливаться успехами фирмы в глобальной, а не локальной конкуренции. АвтоВАЗ может получать госсубсидии только в том случае, если он начнет расширять сбыт за границей. Создавать компании, конкурентоспособные только в преде-
35.. Подробнее о том, как это происходит, см.: Иноземцев В. Купить дефляцию // Ведомости. — М., 2005. — 28 ноября. — С. А4.
лах собственной страны, - значит просто обманывать себя и других в том, что эти фирмы вообще являются конкурентоспособными. Если бы БшЬгаег развивалась как фирма, целью которой было создать самолет для бразильских внутренних линий, можно с уверенностью сказать, что этот самолет производился бы столь же «массово», как «Москвич» марки «Калита», и пользовались бы им лишь бразильские бюрократы, а не 26 авиакомпаний 17 стран мира.
Пятым направлением повышения конкурентоспособности должно было бы стать совершенствование государственных и общественных институтов. В конечном счете, конкурентоспособными бывают не государства или компании, а люди, деятельность которых обусловливает успехи или неудачи тех и других. А конкурентоспособность этих людей должна проверяться и доказываться так же, как и конкурентоспособность корпораций. К сожалению, сегодня конкурентность в подборе персонала на всех уровнях бюрократической иерархии в России гораздо ниже, чем в экономике в целом. За последние годы путинская система управления практически полностью девальвировала мери-тократический принцип, принятый во всех без исключения эффективных управленческих структурах.
В условиях отсутствия политической конкуренции, ставшей фундаментальной чертой России «эпохи борьбы за укрепление государственности», рекрутирование новых членов чиновничьей касты происходит с учетом способности новоприбывающих подорвать позиции тех, от кого зависит их назначение. Возникает классическая система «отрицательного отбора», в которой отсутствие таланта и умений оказывается не недостатком, а достоинством претендента, делающим его менее опасным для тех, кто уже находится около «кормушки». Поэтому профессионализм принимаемых решений катастрофически снижается, и бюрократический аппарат работает все хуже.
Подспудно мысль о «достоинствах» дилетантизма и пренебрежение к профессиональным качествам навязываются всему обществу как своего рода «новая идеология» современной России. Достаточно посмотреть наиболее популярные шоу на нашем телевидении, чтобы увидеть, что их героями являются циничные молодые люди без определенных занятий, годами не способные достроить свои «дома», недоучившиеся «кадеты» или, на худой конец, безголосые звезды эстрады, решившие вдруг на глазах у миллионной аудитории поерзать по льду вместе с чемпионами мира по фигурному катанию.36... Страна, девальвирующая ценности знания, не может быть конкурентоспособной в XXI столетии.
36. Подробнее о «деинтеллектуализации» России см.: Иноземцев В. Вверх по лестнице, ведущей вниз... // Le Monde diplomatique (русское издание). — М., 2007. — № 2 (февраль). — С. 1, 6 — 7; Иноземцев В. Природа и перспективы путинского режима // Свободная мысль. — М., 2007. — № 2. — С. 39—58..
* * *
Можно ли надеяться, что в ближайшие годы Россия сможет повысить свою конкурентоспособность? На мой взгляд, такие надежды, к сожалению, беспочвенны. С одной стороны, во многих регионах современного мира созрело понимание, что с интеграцией в мировой рынок та или иная страна получает шанс на то, чтобы стать конкурентоспособной в определенной области. Ниши, в которых Россия могла бы найти себя в мировой экономике, стремительно закрываются. При этом высокие цены на ресурсы способствуют пренебрежению развитием и консервируют крайне отсталый производственный комплекс страны.
С другой стороны, во внутренней политике и в политике, направленной на регулирование национального рынка, явно победили силы, принципиально враждебные конкурентности в любой ее форме, силы, которые не приемлют самого принципа конкуренции. К сожалению, они находят поддержку в обществе и пытаются, причем вполне успешно, представить свои взгляды в качестве «исторически и естественно присущих» России. Широкая поддержка таких взглядов и позиций не дает основания предположить, что нынешний политический курс может быть изменен в ближайшее время.
Наконец, имеет свое значение и такой фактор, как стремление современной России не столько найти свое место в мире, сколько убедить саму себя в том, что это место уникально, что никто и ничто, кроме «высшей силы», не может определять этого места, что Россия - это какой-то необыкновенный «пришелец из иного мира», которому не писаны правила мира окружающего. Это проявляется сегодня практически во всех серьезных действиях российского руководства во внутренней и внешней политике, и нет оснований предполагать, что подобная идеология будет отвергнута прежде, чем полностью обанкротится. Вместе с ней, видимо, в очередной раз обанкротится, а не станет конкурентоспособной, и сама Россия. Но, можно быть уверенным, не ее нынешние руководители.
