CC BY
36
Ф1лосоФск1Е науки
ТОЛЕРАНТНОСТЬ: ПРОБЛЕМЫ ОСМЫСЛЕНИЯ В СОВРЕМЕННОЙ
НАУКЕ
Н. Н. Жердева
TOLERANCE: PROBLEMS OF UNDERSTANDING IN CONTEMPORARY SCIENCE
Zherdeva N. N.
The article considers the etymology of the term "tolerance", presents the analysis of its interpretation in different spheres of scientific knowledge with the determination of most general characteristics of the considered phenomenon; gives the review of the basic approaches to the tolerance in the contemporary science.
В статье рассматривается этимология термина «толерантность»; представлен анализ вариантов его интерпретации в различных областях научных знаний с выделением наиболее общих характеристик рассматриваемого феномена; дан обзор основных направлений изучения толерантности в современной науке.
Нлючевы/е слова: толерантность, современная наука, права человека, трудносовместимые, жизнедеятельность, менталитет, социум.
УДК 37.035: 159/923
Современный этап развития человеческой цивилизации характеризуется обострением различных по уровню, содержанию и масштабу противоречий. К числу таких противоречий относятся геополитические, военно-политические, межнациональные, ценностные, религиозно-нравственные, экологические, противоречия, которые внес в человеческое сообщество научно-технический прогресс и многие другие. Эти противоречия могут проявляться как на общепланетарном и межгосударственном уровнях, так и на уровне интересов различных групп людей, характеризующихся полярными, трудносовместимыми а порой и антагонистическими взглядами, убеждениями, представлениями, а также различными приоритетами в их реализации.
Данные обстоятельства обуславливают необходимость поиска таких стратегий мышления и деятельности, которые содействовали бы установлению согласия по широкому кругу вопросов и противоречий и основывались на взаимопонимании, моральной ответственности и уважении прав человека. По нашему мнению, именно формирование толерантного сознания и поведения может стать надежным фундаментом конструктивного взаимодействия, основой достижения согласия в обществе.
В современных условиях проблема толерантности становится особенно актуальной, поскольку научно-технический прогресс обусловил возникновение широкой совокупности факторов, непродуманное использование ко-
торых способно поставить под угрозу существование всего человеческого сообщества, а также в связи с тем, что во многих государствах происходит изменение социально-политического устройства и признания ими в качестве доминирующих принципов демократического согласия и ненасилия. При этом отсутствие опыта демократического развития требует решения задачи определения эффективных механизмов его реализации.
Все вышеперечисленное актуально еще и потому, что в настоящее время отмечается активизация международного терроризма, успешная борьба с которым должна строиться не столько на силовых методах, сколько на развитии таких стратегий деятельности, которые включают в качестве основных такие категории как соглашение, учет интересов сторон, поиск взаимоприемлемых решений и т.д.
В своих трудах известный исследователь проблемы толерантности Б. С. Гершун-ский подчеркивает, что стратегический уровень проблемы предполагает анализ и вскрытие не лежащих на поверхности причин ментальной несовместимости различных человеческих сообществ и поиск эффективных средств предупреждения конфронтационных процессов (1). Остановимся на данном аспекте проблемы более подробно. По мнению Б. С. Гершунского каждый человек является не только активным потребителем духовных и материальных ценностей, но и своей жизнедеятельностью вносит посильный и неповторимый вклад в духовный опыт народа своей страны и всей цивилизации в целом. При этом следует отметить, что, по мнению ряда авторов изначально все обусловлено ни чем иным, как менталитетом социума, т.е. складывающейся веками системы традиций, верований, национально-этнических особенностей, жизненных приоритетов и ценностей той или иной нации.
Анализируя феномен толерантности, отметим, что наряду с дифференциацией мира при всем многообразие критериев и признаков, а также самобытного развития различных человеческих общностей основное внимание должно быть уделено процессу интеграции, сотрудничества, взаимопомощи и взаимообогащения государств и народов. Эти процессы
должны строится на основе системы общих ценностей, которых, несмотря на различия ментальности человеческих сообществ, и многих других факторов, согласны в той или иной мере придерживаться все. Б. С. Гершуи-ский отмечает, что такие ценности объективно существуют, так как «биологически и социально человеческий род, человеческие сообщества и социумы имеют гораздо больше общего, чем различного» (2).
Общество в своем историческом развитии выступало сложноорганизованным, многохарактерным и многоструктурным организмом, включающим в себя различные этносы, политические и социокультурные образования. При этом следует отметить, что весь спектр сложных отношений между ними определялся, с одной стороны, различными притязаниями, вызывающими конфликты и войны, а с другой, возникающими потребностями в сближении, объединении.
Такое положение, по мнению А. П. Садохина, обусловлено тем, что во все времена в жизни людей одновременно присутствовали две противоположные тенденции: стремление к единообразию, нивелированию индивидуальности и стремление к разнообразию, неповторимости (3). Каждая из этих тенденций обладает своими достоинства и недостатки, которые, как правило, обнаруживаются при абсолютизации какой-либо из них или принудительном ее утверждении в практической жизни.
Люди склонны объединяться в одну общности с теми, кто разделяет их убеждения, или с теми, кто разговаривает на том же языке или имеет ту же культуру, или с теми, кто принадлежит к той же этнической группе. В то же время большинство людей зачастую с предубеждением относятся к «другим» - тем, кто от них отличается, причем различие может иметь место на любом уровне биологической, культурной или политической реальности.
Современные нации в культурном, религиозном и политическом отношении более плюралистичны, чем традиционные сообщества, которые сохраняли свое единство за счет фундаментальных традиций в культуре или религии. Культурный и религиозный плюрализм вызвал к жизни толерантность, необхо-
димую для установления общности в условиях плюрализма. Толерантность является, с одной стороны, побочным продуктом этого плюрализма, а с другой - необходимым условием его дальнейшего развития. Таким образом, в обществе естественным образом сложился механизм толерантности, который представляет собой форму цивилизованного компромисса между признанием различий и готовностью к их уважительному восприятию, признанию их права на существование.
В России глубокие и масштабные перемены, осуществляемые в последние десятилетия, коренным образом изменили политическую и экономическую ситуацию в стране, а вместе с ней и сознание россиян. Эти изменения сопровождались ростом социальной напряженности в обществе, агрессивности среди населения, обострением социальных конфликтов и другими негативными тенденциями. Осознание тяжелых последствий переживаемых в последние годы конфликтов все больше и больше убеждает в том, что основой стабильного социально-экономического и политического развития современной России может быть только конструктивное взаимодействие социальных, социальных групп и отдельных граждан на основе взаимопонимания и согласия. В этой связи происходит переосмысление категории толерантности и не только на концептуальном уровне, но и как практической платформы, расширяющей стабилизационный и интеграционный потенциалы общества; не только как соответствующей ориентации сознания, но и как главной стратегии социального взаимодействия, определенного образа жизни (4).
Для того чтобы понять сущность, уровень и особенности проявления толерантности современного российского общества, необходимо, прежде всего, четко определить значение самого термина «толерантность».
Толерантность в общеупотребительном понимании определяется как настойчивость, упорство и выдержка в каком-нибудь деле, работе и как способность терпеть (Ожегов, 1994). Обращаясь к семантике слова 1ю1егапйа (лат.), А. Г. Асмолов (5) отмечает, что данный термин выражает три пересекающихся значения: устойчивость (вынос-
ливость), терпимость и допуск (допустимое отклонение).
Проведенный нами анализ показал, что во многих культурах своеобразным синонимом понятия «толерантность» выступает слово «терпимость». При этом в разных языках в зависимости от исторического опыта народа толерантность имеет различные смысловые оттенки, в большинстве случаев связанных с мирным сосуществованием и развитием общественных отношений (табл.1).
Таблица 1
Смысловые оттенки сущности понятия «толерантность»
Языки Смысловые оттенки слова «толерантность»
Латинский Терпимость
Английский Готовность и способность без протеста воспринимать личность или вещь
Французский Уважение свободы другого, его образа мысли, поведения, взглядов
Китайский Быть толерантным значит позволять, допускать, проявлять великодушие в отношении других.
Арабский Прощение, снисхождение, мягкость, сострадание, благосклонность, терпение, расположенность к другим
Персидский Терпение, выносливость, готовность к примирению
Русский Терпимость к чужим мнениям, верованиям, поведению, снисходительность к чему-либо или кому-либо
С определенной долей уверенности можно утверждать, что в русском языке долгое время аналогом слова толерантность являлось существительное терпимость, которое в самом общем виде означает умение
человека без вражды, миролюбиво относится к чужому мнению, характеру и т.п.(6). Слово «терпимость» часто ассоциируется с пассивным принятием окружающей реальности, непротивлением злу. Когда же мы говорим о толерантности, толерантных установках, речь идет скорее о жизненной активности, предполагающей формирование самосознания, ответственности, защиту прав любого человека. Поэтому в данном вопросе мы придерживаемся, точки зрения Е. Н. Ивахненко, работы были посвящены исследованию культурно-семантического поля слова-концепта «терпимость». По его мнению, это понятие удаляет российское общество от толерантности, что связано с особенностями менталитета русских (7, с. 133).
К. А. Абульханова-Славская, рассматривая исторические и современные особенности российского менталитета, отмечает, что именно христианское принятие страдания, терпение является ключевым для характера русского народа (8, с. 5). Однако терпимость, связанная с принятием страдания, наполняет понятие толерантности содержанием весьма далеким от ее сущности. Следовательно, толерантность в отличие от терпимости, выражает активную, деятельную, а не страда-
тельную позицию человека по отношению к другому человеку.
Эти выводы подтверждают и труды Р. Г. Апресяна, который, уточняя понятие «толерантность», рассматривает целесообразность различения терпимости и толерантности в силу специфики того социального опыта, который сегодня просматривается за словом «толерантность», - а именно, опыт демократических, либеральных обществ по преодолению разногласий, решению конфликтов, согласованию социально-политических интересов (9).
Таким образом, анализ различных исследований показывает необходимость понимания принципиального отличия толерантного отношения (уважение, невраждебность, принятие «инакости») от пассивного вынужденного примирения («терпимость слабого»), с одной стороны и от снисходительного временного допущения («терпимость сильного») - с другой.
Категория «толерантность» исследуется в контексте различных областей научного знания, что приводит к специфическому определению ее содержания в каждой их них (табл.2).
Таблица 2
Интерпретация понятия «толерантность» в различных областях научных знаний
Область научных знаний Трактовка понятия «толерантность»
Философия Терпимость к иного рода взглядам, которая является признаком уверенности в себе и сознания надежности своих собственных позиций, признаком открытого для всех идейного течения, которое не боится сравнения с другой точкой зрения и не избегает духовной конкуренции
Качество, характеризующее отношение к другому человеку как к рав-нодостойной личности и выражающееся в сознательном подавлении чувства неприятия, вызванного всем тем, что знаменует в другом иное (внешность, манера речи, вкусы, образ жизни, убеждения и т.п.), предполагающее настроенность на понимание и диалог с другим, признание и уважение его прав на отличие.
Социология Терпимость к чужому образу жизни, поведению, обычаям, чувствам, мнениям, идеям, верованиям, различным мнениям, непредубежденность в оценке людей, наций и событий.
Политология Уважение чужих ценностей, позиция, предполагающая расширение круга личных ценностных ориентации за счет позитивного взаимодействия с другими культурами.
Готовность или способность принять без протеста или вмешательства личность или вещь, т.е. как свойство открытости и свободы мышления человека, предопределяющее осознание того, что социальная среда является многомерной, а значит, и взгляды на неё различны и не могут и не должны сводиться к единообразию или в чью-то пользу.
Медицина Потеря или сокращение (т.е. привыкание) нормального ответа на препарат или другой агент, после использования или подвергания в течение длительного периода.
Биология Способность организма переносить неблагоприятное влияние или отклонение экологических факторов от оптимальных для себя
Психология Установка либерального принятия поведения, убеждений, ценностей другого.
Отсутствие или ослабление реагирования на неблагоприятный фактор в результате снижения чувствительности к его воздействию.
Индивидуальное свойство (стабильное или ситуативное), заключающееся в способности к сохранению саморегуляции при фрустрирующих (реально или потенциально) воздействиях среды.
Способность к неагрессивному поведению по отношению к другому человеку на основе открытости в относительной независимости от действий другого.
Рассматривая приведенные выше определения, мы можем выделить наиболее общие и значимые характеристики толерантности:
1. Толерантность может трактоваться, во-первых, как специфическая форма личностного отношения, базирующегося на понимание и принятие другой культуры, другой самости, самого факта существования социокультурного многообразия, осознание многомерности общественного бытия, во-вторых, как терпимость, предполагающая допущение «инаковости», и в-третьих как устойчивость субъекта к воздействию неблагоприятных факторов различного рода. В своей последней интерпретации толерантность выступает в качестве одного из важнейших условий сохранения и развития адаптационного потенциала индивида;
2. Личностная толерантность проявляется на двух уровнях: на уровне сознания как личностное отношение и на уровне поведения как сознательное действие или поступок;
3. В основе толерантности лежит наличие у субъекта собственной устойчивой позиции, обеспечивающей открытость и готовность к диалогу;
4. Толерантные установки предопределяют свободный выбор субъекта, с признанием автономности и ответственности за него;
5. Толерантность является своеобразной предпосылкой для выработки суждений, основой которых являются моральные ценности;
6. Толерантность характеризуется с одной стороны устойчивостью проявлений, а с другой избирательностью к воздействию факторов окружающей действительности;
7. Для толерантности свойственен динамический характер, обеспечивающий устойчивость субъекта во взаимодействии с социальной средой.
В современной науке можно выделить несколько основных направлений изучения толерантности:
• Г. У. Солдатова выделяет основные принципы и идеи практической психологии толерантности: принцип хронотопа (М. М. Бахтин), принцип этнокультурного подхода, идею синергизма (Р. Бенедикт и А. Маслоу) и поиска альтернативной этики, задачей которой является не самопоощрение совершенства, а стремление к целостности и интеграции личности. Толерантность пони-
мается как способ принятия различий, который исключает ксенофобии и конфронтации;
• Е. Б. Шестопал рассматривает проблемы политики толерантности и толерантности в политике;
• М. Б. Хомяков изучает толерантность с общетеоретической точки зрения, проясняет ее функции, логические основания, а также истоки развития понятия;
• В работах Г. П. Чистякова особое внимание уделяется религиозному аспекту толерантности, а именно веротерпимости и перспективам его развития и укоренения в обществе;
• Т. П. Скрипкина анализирует соотнесение доверия и толерантности. По ее мнению, доверие является условием толерантности, в то же время толерантность есть ступень, этап на пути к взаимодоверию как источнику социального и психологического благополучия общества.
• Проблема развития толерантных установок в области образования рассматривается С. Л. Братченко. Непременным условием полноценной гуманизации и перехода к педагогике ненасилия является адекватное, полное и глубокое представление о реальной образовательной ситуации и тенденциях ее развития в каждом конкретном случае.
Перечень вышеперечисленных направлений не является исчерпывающим, поскольку многоаспектность рассматриваемого феномена подразумевает и наличие разнообразных направлений его изучения. Мы же считаем, что наиболее перспективным в настоящее время является рассмотрение толерантности на уровне индивида с точки зрения диверсификационного подхода, предполагающего, что психологическое содержание толерантности не может быть сведено к отдельному свойству, характеристике - это сложный, многоаспектный и много-
компонентный феномен, имеющий несколько «базовых измерений».
ЛИТЕРАТУРА
1. Гершунский Б. С. Толерантность в системе ценностно-целевых приоритетов образования //Педагогика. - 2003. - №1. - С.3-10.
2. Гершунский Б. С. Толерантность как необходимое условие выживания и прогрессивного развития цивилизации. - М.: Издательство УРАО,2001.
3. Толерантное сознание и формирование толерантных отношений (теория и практика): Сб. научно-методических статей. - 2-е изд. - М. Издательство Московского психолого-социального института; Воронеж: Издательство НПО «М0ДэК»,2003.
4. Козырева П. М. Толерантность и динамика социального самочувствия в современном российском обществе. - М.: Центр общечеловеческих ценностей, 2002.
5. Асмолов А. Г. Мы обречены на толерантность // Семья и школа. - 2001. - № 12. - С. 32-35.
6. Ожегов С. И. Словарь русского языка. / Под редакцией Н. Ю. Шведовой. - 14-е изд., стереотип. - М., 1983.
7. Солдатова Г. У. Научная конференция «Толерантность - норма жизни в мире разнообразия» // Вопросы психологии. - 2002. - № 1. - С. 132 - 135.
8. Абульханова К. А. Российская проблема свободы, одиночества и смирения // Психологический журнал. - 1999. - Т. 20. - № 5. - С. 514.
9. Апресян Р. Г. Материалы рабочего совещания «Социальное партнерство как важнейшее условие воспитания толерантности». -Волгоград 14 - 16 июня, 2001.
Об авторе
Жердева Наталья Николаевна, Ставропольский филиал Краснодарского университета МВД России, преподаватель кафедры государственно-правовых дисциплин. Сфера научных интересов - формирование профессиональной толерантности сотрудников ОВД. /Исгёсуа@тп± гц
ФИЛОСОФСКИЕ нну ки
КОНФЛИКТЫ ИДЕНТИЧНОСТЕЙ И ОБЩЕСТВЕННАЯ БЕЗОПАСНОСТЬ В ПОСТТРАДИЦИОННОМ МИРЕ
М. Е. Попов
IDENTITY-BASED CONFLICTS AND SOCIAL SECURITY IN POST-TRADITIONAL WORLD
Popov M. E.
identity-based conflicts as a factor of social security are studied in the paper. The essence of modern conflicts of values and the specificity of identity crisis that spread all over the post traditional world are analyzed.
В статье исследуются конфликты идентичностей в сфере общественной безопасности, анализируется сущность современных ценностных конфликтов, выявляется специфика манифестации кризиса идентичностей, охватившего посттрадиционный мир.
Ключевые слова: конфликт идентичностей, кризис идентичности, общественная безопасность, посттрадиционным мир, гуманитарная безопасность.
Статья подготовлена в рамках исследовательского проекта «Конфликтологические сценарии Юга России и обеспечение региональной и национальной безопасности в сфере межэтнических отношений», реализуемого при поддержке Грантов Президента Российской Федерации, Грант МК-6378.2008.6.
УДК 13.2: 316.48
В посттрадиционном мире угрозы и вызовы общественной безопасности, приобретающей характер гуманитарной безопасности, а также дестабилизация социальных институтов связаны с конфликтами иден-тичностей, вызванными как последствиями глобализации и регионализации гражданских и этнических культур, так и трансформацией идеологии и практики мультикуль-турализма. В новом веке актуализация конфликтных идентичностей, кризис традиционных культурных моделей и строительство наднациональных идентичностей в стремлении человеческих сообществ к формированию глобальной общественной безопасности воздвигают новые границы, формируя мозаичные и парадоксальные образы групповых идентичностей.
В период структурных общественных трансформаций усиливаются амбивалентные процессы конфликта и консолидации иден-тичностей. Способность к консолидации придает им репродуктивный характер, однако гомогенные идентичности могут служить основанием элиминации множественной (мультикультурной) идентичности. Атрибутами конфликтов идентичностей в посттрадиционном мире являются иррациональность и субъективность, когда опыт конфликтующих сторон формируется субъективно интерпретируемой социальной реальностью и мифологизированным культурным контекстом.
Мультикультурная идентичность -важнейший элемент субъективной реально-
сти, и как субъективная реальность она находится в диалектической взаимосвязи с «морфологией» данной культурной и социальной системы («моральной плотностью» в терминологии Э. Дюркгейма), которая формируется плюралистическими и транснациональными процессами; в этом случае посттрадиционная идентичность является нормативным элементом осознания реальности мультикультурного диалога. По словам А. Р. Рэдклифф-Брауна, «в любом из отношений, из которых образуется социальная структура, присутствует ожидание, что некое лицо будет придерживаться определенных правил и образцов поведения» (1, с. 240).
Конфликты идентичностей в посттрадиционном мире субстанциально связаны с сопротивлением интеграции развивающихся стран в глобальную систему транснациональных сообществ. Международная интеграция в целях безопасности развивающихся государств теряет свою силу в результате конфликтных этнополитических процессов как реакции на возникновение и доминирование транснациональных пространств, а также системных процессов в государствах благоденствия. Безопасность западных посттрадиционных государств базируется на динамичной социокультурной основе -безопасности в сфере идентичности, которая может трансформироваться в результате столкновения ценностей, исчезновения горизонтальной солидарности и кризиса легитимности патерналистской государственности, что на макросоциальном уровне сопровождается возникновением наднациональных и надэтнических идентичностей.
Общественная безопасность как защищенность коллективной идентичности от системного насилия в результате процессов денационализации и секуляризации в посттрадиционном мире имеет следствием уменьшение авторитарной власти, а также трансформацию государственного контроля посредством создания гражданского самоуправления и самоконтроля. С интеграцией постколониальных стран в глобальную систему формируются институты транснациональной безопасности. В то время как в эт-
нополитическом и этнорелигиозном пространстве традиционных обществ конфликты идентичностей вызывают деструктивные социальные последствия, на международном уровне такие конфликты консолидируют развивающиеся государства.
Традиционная культурная идентификация выражается в высоком уровне симметрии между объективной и субъективной реальностью. Высокого уровня идентификация может достигать в традиционных обществах с минимальным распределением знаний, религиозной идентичностью и простым разделением труда; в этих условиях традиционная идентификация производит социально предопределенные идентичности. Этнорелигиозные идентичности становятся в традиционных обществах «социально предопределенными» идентичностями, тоталитарными по своему содержанию. Общинный человек, обладающий этноклановой идентичностью, структурированной механизмами тотального управления социальным поведением, оказывается индивидом с культурно значимой конфликтной интеракцией, «унифицированной» личностью, не дифференцирующей индивидуалистические структуры самосознания. Процесс личностной идентификации замещается в традиционалистском самосознании социально значимыми позициями «человека с истинной религиозной или этнической идентичностью» и унифицированными социальными ролями и, в конечном итоге, растворяется в конфликтной идентичности (2, с. 98-105.).
Угроза общественной безопасности в посткоммунистическом мире связана с катастрофой в трансляции гражданской надре-лигиозной и надэтнической идентичности. «В ситуации конфликта идентичностей, смещенного в сторону межконфессионального противостояния, - отмечают В. А. Авксентьев и Б. В. Аксюмов, - современным государствам, как европейским, так и России, придется либо принимать принципиально новую концепцию государственной конфессиональной политики, либо настойчиво отстаивать светский характер общества и государственности» (3, с. 5-12).
Конфликтогенность российского политического пространства определяется незавершённостью процесса формирования российской надэтнической идентичности, её неустойчивостью, а также непоследовательностью действий правящей элиты. Преодоление постсоветской кризисной идентичности не входило в задачи реформаторов раннего романтического периода - достаточным считалось разрушение советской идентичности. Необходимо отметить, что российская идентичность и сегодня во многом остается постсоветской, т. е. переходной идентичностью. Постсоветская идентичность сформировалась в первой половине 1990-х гг. и по своей природе могла быть только конфликтной идентичностью.
В начале нового века интеллектуальной и политической элитой предлагается два основных варианта цивилизационного развития России - мультикультурная идентичность и вхождение в мировое сообщество или «цивилизационное одиночество» и ориентация на особую «российскую цивилизацию», в которую войдёт ещё несколько сопредельных социокультурных пространств, и где Россия будет сохранять системообразующие позиции. Как вариант второй культурной модели в политическое поле активно вовлекается идея неоевразийства. Одновременно существуют другие векторы строительства коллективной идентичности - европейская идентичность, региональная идентичность (ориентация на новые региональные центры развития) и этнонациональ-ная (этнополитическая) идентичность, представляющая собой серьёзную угрозу общественной безопасности. Множественный, мультикультурный характер коллективной идентичности - объективное явление, делающее мир посттрадиционным; при этом важным является то, что перечисленные виды идентичностей являются конкурирующими, и если этнорелигиозные идентичности в современной России - свершившийся факт, то европейская и региональные идентичности - это ещё не реализованные идентификационные проекты, не позволяющие современному россиянину осознать своё место в мире.
Религиозный ренессанс породил ряд негативных явлений в постсоветской России: появление этнорелигиозного фундаментализма и экстремизма, участие религиозных деятелей в политических и электоральных процессах, использование конфессионального фактора в целях этнополитической мобилизации, использование исламской риторики сепаратистами, что привело к восприятию этнического кризиса в массовом сознании в категориях межконфессионального конфликта. Серьёзной проблемой для стабильности современного российского общества становятся внутриконфессиональ-ные противоречия.
Религиозный фактор усиления традиционализма в российской культуре может стать одним из важнейших инструментов этнической мобилизации как угрозы общественной безопасности. Сегодня в России массовое обращение к религии становится радикальной формой групповой организации культурных различий, актом формальной идентификации, а не результатом духовных исканий современного россиянина. В таком случае конфессиональный фактор, не выступая в качестве потенциального источника конфликтов идентичностей сам по себе, может сыграть заметную роль в формировании базы конфликтов идентичностей.
Интерес российских граждан к религии обусловлен двумя основными тенденциями: 1) повышением значимости конфессиональных идентичностей на фоне относительного снижения роли этнических иден-тичностей; 2) массовым распространением аномалий субъектности. В условиях кризисного развития российского социума возникает потребность в реальной или символической компенсации последствий переходного этапа развития, нередко принимающей крайние формы в виде религиозного фанатизма, нетерпимости и агрессии по отношению к атеистам и представителям других конфессий. И хотя вероятность конфликтов, которые с достаточной корректностью можно идентифицировать как религиозные (межконфессиональные), невелика, эскалация напряжённости в поликонфессиональных регионах России вполне возможна, при-
чём по различным направлениям: как внутри одной религии, между ее деноминациями или группами, так и между разными религиями или между религиозным и секуляр-ным миром. Фундаментализм стремится установить и поддержать основные, не подлежащие обсуждению критерии «истинной» этнорелигиозной идентичности.
Таким образом, в современной России групповые идентичности продолжают оставаться конфликтными. Общественная консолидация становится идеалом, расшатываемым реальностью ценностных конфликтов, вызывающих в посткоммунистическом мире регрессию человеческого сознания в направлении к архаичным интолерантным идиомам и увеличивающих шансы на успех авторитарных и этнонационалистических идеологий. Непрекращающаяся в России мобилизация этнорелигиозности - реакция на утрату «советского интернационализма» и попытки формирования интегрированной в Европу мультикультурной идентичности -выступает в качестве идеологической среды протекания ценностных конфликтов.
Мотивы участия человека и групп в конфликте идентичностей будут во многом влиять на перспективы исхода конфликта; ради удовлетворения своих материальных интересов человек вряд ли станет сознательно рисковать жизнью. Но имеется немало случаев, когда участие людей в конфликтах имеет более или менее выраженный характер именно жертвенности, а не неизбежного риска; иногда готовность нести жертвы ради каких-либо возвышенных идеалов четко осознается или вербализируется участниками конфликтов идентичностей. Рост этнической конфликтности в России происходит в том случае, когда этническая группа склонна воспринимать себя как жертву ценностных притязаний со стороны иных этнорелигиозных и этнополитических групп, т.е. в ситуации осознания угрозы собственной безопасности. Дж. Бертон рассматривает идентичность как одну из базовых потребностей человека наряду с потребностью в пище, одежде, жилище, а угроза идентичности воспринимается человеком или группой как одна из основных угроз безопасности.
Более того, Бертон в качестве ключевых выделяет две потребности: потребность в идентичности и потребность в безопасности, рассматривая остальные потребности как потребности второго уровня (4, р. 42).
В этом аспекте адекватное выявление механизмов инициации конфликта идентич-ностей и вовлечения новых участников -путь к прогнозированию и раннему предупреждению конфликтов. Конфликт иден-тичностей не всегда укладывается в простые познавательные схемы. Как справедливо отмечает Дж. Ротман, «одним из атрибутов конфликта идентичностей является его «неуловимость». Другими словами, такой конфликт глубоко субъективен; соперники, оказавшиеся в конфликте идентичностей, иногда сами с большим трудом могут объяснить природу своего соперничества. Когда конфликтующие стороны описывают свои спорные проблемы в категориях истории, событий или значимости, внешнему наблюдателю может показаться, что он слышит совершенно различные рассказы... То, что одной стороне представляется как борьба за свободу, другой - как терроризм» (5, р. 35).
Интеракция идентичностей в посттрадиционном мире предполагает неоднозначные, взаимно противоречивые и даже диаметрально противоположные последствия для одних и тех же культурно-исторических контекстов. С одной стороны, идентификационные взаимодействия способствуют развитию гражданского самосознания, возрастанию социальной значимости личности, уровня политических прав и свобод. С другой стороны, конфликтная интеракция фрагментирует идентичность гражданских сообществ. По словам А. А. Кара-Мурзы, «подлинная культура не противостоит другим культурам. Она всегда противостоит своему собственному варварству. Не было и нет столкновения цивилизаций, но идет постоянная внутренняя борьба каждой цивилизации со своим собственным варварством. Недостаток собственного творческого усилия компенсируется принижением, а в пределе - устранением оппонентов» (6, с. 15).
Посттрадиционный мир конституируется конфликтом традиционалистской иден-
тичности возникших в постколониальный и посткоммунистический период новых этно-национальных государств и наднациональной идентичности западных гражданских сообществ, характеризующимися распадом этничностей. Государственные границы являются в посттрадиционном мире политическими, а не этническими: этничности - это конфликтующие политические и идеологические конструкции. Процессы политизации этничности в противовес денационализации государственной политики выступают следствием социально-политического транзита развивающихся государств.
Несоответствие посттрадиционных процессов деидеологизации, секуляризации и денационализации традиционалистским интерпретационным системам формирует в самосознании людей стремление к гомогенной политической идентичности на фоне тяготения к прошлому. Актуализация совет-скости в современном российском обществе объясняется тем, что ее трансформация в постсоветский период не носила линейного и однозначного характера. Советскость становится сегодня синонимом «справедливой государственности» и «бесконфликтности». Доминанты ценностных предпочтений российских граждан свидетельствуют, во-первых, о гипостазировании характерных для советской эпохи и биполярного мира идеологических ориентаций, во-вторых - о стремлении к синтезу новой российской идентичности и советскости. По словам А. А. Зиновьева, «присвоение новой системой достижений советского периода и приписывание ему своих дефектов стало настолько привычным, что даже представители старших поколений стали терять историческую ориентацию и способность различать советское и постсоветское» (7, с. 15). Так, гомогенизирующая советское общество единообразная система образования в современной культурной идентификации россиян играет специфическую роль: в условиях исчезновения данной системы символ советского образования остается важным способом коллективной идентификации с советской политической традицией.
В постсоветский период российское общество прошло несколько этапов трансформации политики идентичности. Первый - ранний романтический период реформирования российского общества - этап ориентации на западные ценности и социальные институты, отказа от советскости. Для этого периода было характерно убеждение в том, что в течение короткого исторического отрезка Россия интегрируется в западный мир в качестве равноправного партнера, построит общество по западному образцу и вступит в политические структуры западной цивилизации. Необходимо отметить, что, несмотря на очевидный провал этой стратегии, она по-прежнему имеет немало приверженцев среди российской политической и интеллектуальной элиты.
Второй этап - с середины 1990-х гг. -характеризуется отходом значительной части интеллектуальной элиты от европоцентристской схемы, рост популярности неоевразийства, появление идей этнонационализ-ма, изоляционизма и «разумной автаркии» как защитной реакции на изменяющуюся ситуацию в мире. Этот период можно обозначить как кризис западного вектора российской идентичности.
Первое десятилетие XXI века характеризуется новым поиском интегрированной российской идентичности, которая была бы основана на собственном цивилизационном фундаменте и в то же время отражала реалии XXI века. Это третий этап формирования новой российской идентичности.
При обсуждении вектора современной российской идентичности в контексте общественной безопасности необходимо учитывать следующее. Во-первых, гражданская надэтническая идентичность - это политический проект, содержание которого в значительной степени определяется политической конфигурацией посттрадиционного мира. Во-вторых, если понимать под циви-лизационной идентичностью культурную, а не идеологическую идентичность, а в качестве основы российской культуры принять европейскую культуру, российская цивилизация - это по своей природе западная цивилизация, однако её периферийная часть. Пе-
риферийный характер российской цивилизации не должен рассматриваться как какой-либо признак её ущербности, это не более чем констатация ее положения в социокультурном пространстве. Такое положение имеет как недостатки, так и преимущества, которые во многом носят исторический характер. В-третьих, обсуждая российский идентификационный проект, нельзя далее отрицать тот очевидный факт, что центр экономического развития современного мира медленно перемещается в Азию, и в этой ситуации периферийное положение России на стыке европейского и азиатского миров создает дополнительные для нее цивилиза-ционные и транснациональные преимущества. В-четвертых, развитие событий в мире после окончания «холодной войны» убедительно показало недопустимость и невозможность ориентации на изоляционизм, автаркию и исключительность любой социокультурной или этнической системы.
В заключение отметим, что конфлик-тогенность трансформаций групповых иден-тичностей в России в дальнейшем необходимо рассматривать в контексте формирования новой системы национальной безопасности как неотъемлемой части глобальной безопасности, специфика которой будет определяться своеобразием современных мультинаций. Несмотря на попытки строительства новой коллективной идентичности, основным негативным результатом реформирования посткоммунистического пространства является неудача в формировании надэтнической идентичности, которая преодолевала бы конфликтные идентичности, способствуя формированию системы общественной безопасности и обретению личностью и обществом гражданской идентичности в условиях глобализирующегося мира. Конструирование надэтнической идентичности, отвечающей вызовам гуманитарной безопасности в условиях быстроменяющего-
ся мира, является одной из ключевых задач демократизации и модернизации российского общества (8, с. 82-93).
ЛИТЕРАТУРА
1. Рэдклифф-Браун А. Р. Метод в социальной антропологии. - М., 2001. - С. 240.
2. Попов М. Е. Иденфикационная безопасность России - способ предотвращения межэтнических конфликтов // Социально-гуманитарные знания. - 2008. - № 4. - С. 98-105.
3. Авксентьев В. А., Аксюмов Б. В. «Конфликт цивилизаций» как смещенный конфликт идентичностей // Вестник Ставропольского государственного университета. - Вып. 46.
- Ч. 2. - 2006. - С. 5-12.
4. Burton J. Conflict Resolution: Its Language and Processes. - Lanham, Md, & London, 1996. -P. 42.
5. Rothman J. Resolving Identity-Based Conflicts.
- San Francisco, 1997. - P. 35.
6. Кара-Мурза А. А. Идя в Европу, мы возвращаемся домой // Западники и националисты: возможен ли диалог? Материалы дискуссии. - М, 2003. - С. 375-378.
7. Зиновьев А. А. Русская трагедия. Гибель утопии. - М, 2002. - С. 15.
8. Попов М. Е. Надэтническая идентичность: опыт формирования гражданского общества и российская полиэтничная специфика // Публичное пространство, гражданское общество и власть: опыт развития и взаимодействия / Редкол.: А. Ю. Сунгуров (отв. ред.) и др. - М.: Российская ассоциация политической науки; РОССПЭН, 2008. - С. 82-93.
Об авторе
Попов Максим Евгеньевич, Ставропольский государственный университет, кандидат философских наук, доцент кафедры социальной философии и этнологии. Докторант кафедры социальной философии и этнологии. Сфера научных интересов - социальная антропология, социальная философия, этнополитология, философия культуры, конфликтология. max_popov77@mail.ru
