CC BY
178
КОНФЛИКТ В КОНТЕКСТЕ ГЕНЕЗИСА АНТИЧНОЙ ФИЛОСОФИИ (АНТИЧНЫЕ МОДЕЛИ)
Г.П. Любимов
В современной конфликтологии считается чуть ли не общим местом, что конфликт есть неотъемлемый признак развития социума, и проблема заключается в том, чтобы научиться прогнозировать и управлять им. За этой констатацией скрывается трезвый реализм, характеризующий всю совокупную историю человечества как историю конфликтов. Действительно, в истории было больше времени войн, чем мира, а современность демонстрирует все новые и новые формы и виды конфликтов. Как бы приходится признать (volens nolens), что человеку жить без конфликтов невозможно, и что бы он не предпринимал, все это, так или иначе, приведет к возникновению конфликта. Следствием этого будет заключение, что конфликт есть способ бытия человеческого сообщества, а то и мира в целом. Тем самым конфликт становится похожим, если не тождественным, судьбе с ее роковой неумолимостью и независимостью от любых человеческих намерений и действий. Такая онтологизация конфликта, как уже говорилось, позволяет исследовать его спокойно и рационально, не затушевывая и не закрывая глаз на его существование, скажем, из идеологических соображений. Признав конфликт в качестве атрибута бытия, можно делать акцент на познавательной стороне, на то, какими методами и способами следует адекватно анализировать и каким языком фиксировать возникновение, развитие и управление конфликтом. Задача теперь уже другая - не как научиться жить без конфликта, т.е. не допустить конфликт, ибо эту стратегию приходится признать бесполезной, а как научиться жить в условиях тотальности конфликтов. Конечно, современное положение дел существенно отличается от модели конфликта человека с судьбой в контексте мифа или древнегреческой трагедии, когда воля богов предрешает и делает пустыми любые человеческие поползновения преодолеть эти абсолютные императивы. Ныне признается, что конфликтами можно управлять, т.е., зная законы и механизмы их порождения и функционирования, в принципе (понятно, что в определенных границах), можно их генерировать или не допускать спонтанного возникновения и бесконтрольного протекания. Подоплекой такого подхода является сознательная или бессознательная уверенность в том, что любой конфликт поддается рациональному прочтению, что его основания рациональны, а потому и доступны человеческому интеллекту.
Однако обратим свой взор на материал истории философии с целью выяснить модели конституирования и понимания конфликта в разные исторические эпохи и, может быть, уяснить причины трансформации в их онтологических основаниях. Хорошо известно, что европейская философия возникает как попытка рационального постижения Космоса, когда место нуминозных сил занимает Логос - всеобщий космический закон. С определенной долей уверенности можно сказать, что феномен генезиса европейской философии есть разрешение конфликта между целью космогонического мифа отыскать предельные основания Космоса как проявление божественной воли и теогоническим законом, заставляющим богов бесконечно множиться. В результате оказывается, что Космос не имеет прочного, вечного и неизменного основания, ибо боги имеют происхождение, а их поколения сменяют друг друга. При этом все усилия верховного божества (Урана, Крона или Зевса) сохранить и представить свою власть как окончательную и последнюю оказываются тщетными, беспомощными в отношении к этому теогоническому закону. Предельные основания, которые расползаются, множатся, обладают частной мойрой, не могут претендовать на
статус предельных, ибо такового не имеют - такова подоплека возникновения философии в Греции.1
Не случайно, что первые шаги античной философии как раз и направлены на редукцию, сведение многообразия родов и видов бытия к одному, единственному началу. Характерен для этой модели известные тезисы Анаксимандра: "Откуда вещи берут свое происхождение, туда же должны они сойти по необходимости; ибо должны они платить пени и быть осуждены за свою несправедливость сообразно порядку времени" или "Из чего же вещи берут происхождение, туда и гибель их идет по необходимости; ибо они платят друг другу взыскание и пени за свое бесчинство после установленного срока".2 Это положение может быть истолковано как предельное онтологическое положение, говорящее о том, что любая попытка самовластья как отпадения от единого карается уничтожением. Пролонгированный на сферу социума, этот тезис утверждает карательные меры по отношению к любой попытке утверждения частности вне единого властного образования. Таким образом, намерение конфликтного вызова единичности общему получает необходимый ответ со стороны последнего как "осуждение несправедливости".
Нечто подобное можно увидеть и при рассмотрении основных позиций философии Парменида. Как известно, Парменид исходит из утверждения о существовании двух миров: мира подлинного с тождеством мышления и бытия и мира мнения, в котором этого тождества не может быть. В первом мире, замкнутом, не расколотом на части и неподвижном, не может быть никаких конфликтов. Это царство сути дела, совпадающего с мышлением и по форме, и по содержанию. Любое изменение внутри него означает только одно - мышление выпадает из зоны подлинного бытия и попадает в зону мнения. Только в этой зоне возможны конфликты, ибо она несовершенна, изменчива, подвижна, не может успокоиться в единственно возможной подлинности как истинности. Таким образом, конфликты конституируются как сфера изменчивых мнений, как сфера эмпирии и психологии, но не могут быть в сфере разумности как сути бытия. Совершенство бесконфликтно, разум как разум не допускает конфликта внутри себя, не антиномичен в себе и по себе, т.е. не содержит в себе противоположных оснований, столкновение которых и приводит к конфликту.
Гераклита с его известными положениями о всеобщем изменении и войне (полемосе) как всеобщем и обычном порядке, с акцентом на то, что все рождается через борьбу и по необходимости, часто интерпретируют как оппонента Пармениду и как мыслителя, явным образом говорящего о тотальности конфликта. Конечно, его изречение "война - царь всего и отец всего", что называется, прямо в лоб говорит об изначальности, онтологичности распри. Но следует ли из этого, что человек должен искать конфликты, искусственно стремиться к вражде? Следует напомнить, что не менее онтологичны и суждения Гераклита о всеобщей гармонии. Следует ли из этого, что человек должен искать компромиссы, некую сферу общих взвешенных интересов? Наконец, следует спросить: что же - полемос или гармония являются предельными основаниями бытия? Если рассмотреть концепцию мыслителя в целом, то, похоже, сам Гераклит не отдает предпочтения ни одной из сторон, ибо, в конечном счете, все едино для Логоса, все прекрасно и справедливо, а добро и зло - одно и то же. Получается, что сам полемос необходимо гармоничен, а гармония с необходимостью полемична. Это и есть предельные условия бытия или Логос в его конструктивной деструктивности и,
1 См., например: Трубецкой С.Н. Метафизика в Древней Греции. М., 1895; Элиаде М. Аспекты мифа. М.: Ивест-ППП, 1996.
2 См. Хайдеггер М. Изречение Анаксимандра. //Хайдеггер М. Разговор на проселочной дороге. М., Высшая школа, 1991. С.28-29.
что то же самое, деструктивной конструктивности. Бытие проступает в этом полемосе-гармонии как условие своего самоутверждения. Ни борьба, ни гармония не самодостаточны в своей односторонности, только их внутренняя неразрывность оказывается подлинной. Попасть в зону бытия означает одновременно способность мышления уяснить это изначальное единство и удержаться в нем. Видимо, на этих основаниях можно понять мысль Гераклита о бессмысленности для человека желать, искать и реализовывать свою жажду перемен к лучшему. Да, все течет, все изменяется, но не совершенствуется, а изменяется уж совсем не потому, что так хочет и действует человек, а потому, что так реализует себя Логос - постоянный, неизменный и неумолимый закон бытия. Война, как и гармония, неизбывны - вот вывод Гераклита, они предстают как сущностные моменты вечного круговорота, ибо "этот космос, один и тот же для всех, не создал никто из богов, никто из людей, но он всегда был, есть и будет вечно...".3
М.К. Мамардашвили интерпретирует гармонию как условие свободного поступка, который "не вернется к тебе в виде разрушения условий твоего собственного существования".4 Достаточно интересное толкование. Однако следует заметить, что в этом случае усилия Я в состоянии превозмочь неумолимость распри как всеобщего закона и удержаться только в гармонии, что означало бы победу одной из сторон. Это исключает гераклитову идею вечного круговорота и, как возможное следствие, превращает его концепцию в версию исторического оптимизма, т.е. прогрессизма, чего у Гераклита не было. По его мнению, всякое исключительно самоутверждение, всякое обособление и отклонение непременно будет осуждено и наказано всеобщим законом. Нужен был тот известный поворот, который связан с деятельностью софистов и Сократа, чтобы оказался возможным сам контекст человеческого в философии.
Несомненно, что появление софистов и их концепций тесно связано с феноменом античной демократии. Политическое устройство полиса требовало от каждого гражданина (sic!) безусловного участия в его делах, давало гражданину чувство значимости и ответственности, кровной заинтересованности во всем происходящем в его городе. В связи с этим и тезис Протагора "человек есть мера всех вещей ... " может быть прочитан не как заявка на метафизический произвол и тотальную релятивность,5 а в сугубо политическом контексте. В этом случае речь будет идти о совершенно простом, очевидном и повседневном для каждого гражданина явлении - о сфере его полисной свободы и ответственности. Ведь только гражданин (свободный мужчина старше 20 лет, прошедший строгую проверку на получение прав гражданства) мог участвовать в политических делах своего города. Это его слово в соответствующем полисном учреждении могло получить силу закона и повлиять на текущую жизнь, а то и на будущее. Это его умение вести себя в духе полисных ценностей, держать себя " бодрствующе и вертикально" и создавало условия для стабильности и процветания его родины. В этом смысле отнюдь не случайно, да и не вызывающе звучит известное определение Аристотеля, который называет человека существом государственным, существом политическим.6 Из контекста ясно, что речь идет опять-таки о гражданине.
Что же нового для понимания моделей конфликта дает философский опыт софистов? Прежде всего, речь может идти именно о "земных" конфликтах, ибо темы божественные достаточно туманны и сложны, их следует, по замечанию Протагора,
3 Лебедев А.В. Фрагменты ранних греческих философов. Ч.1. М., Наука, 1989. С. 239.
4 Мамардашвили М.К. Лекции по античной философии. М., Аграф, 1997. С. 89.
5 См., например, Светлов Р.В. Сократ (эссе). //АКАБНМЕ1А (Материалы и исследования по истории платонизма), вып.2, СПбГУ, 2000. С. 7.
6 Аристотель. Политика // Аристотель, Соч. В четырех томах, т.4, М., Мысль, 1983. С. 379.
избегать. Сама эта позиция достаточно любопытна, ибо предлагает установить зону молчания, равнодушия, дистанцироваться от того, что недоступно для тебя. Это позволяет блокировать конфликт, или, как впоследствии скажет Эпикур, богам просто нет дела до людей, они не вмешиваются в нашу жизнь, а потому и конфликтов с этими, несомненно, существующими и могущественными силами быть не может. Что же касается конфликтов земных, то их существование вполне понятно, ибо люди живут в мире мнений, каждый может иметь свое суждение и высказывать его, а потому и может идти речь о том, чтобы одерживать победу в этом словесном споре. По сути, софисты обращаются к зоне языка, фиксируя его значимость и энергетику властного влияния. Живя в демократическом полисе, иначе и нельзя, если хочешь сделать карьеру и влиять на другого. Отсюда и многочисленные уловки, тонкие семантические наблюдения и рекомендации по применению языковых структур, которые могут помочь в этих намерениях.
Позиция Сократа совпадает с позицией софистов относительно фокусирования внимания к человеку и базовым условиям его бытия. Принципиальное отличие заключается в том, что, согласно Сократу, человек в состоянии достичь абсолютного знания, зафиксировать его в понятиях, чтобы следовать этому знанию в практических делах. Собственно говоря, причиной возникновения конфликта является незнание человеком сути дела, что бросает его в пучину разнообразных и противоположных суждений, а вместе с этим и столкновение интересов, намерений, поступков. Согласно Сократу, умный, знающий и умелый человек не может сознательно желать зла и совершать его. А зло, содеянное другому, и есть причина конфликта, ибо вызывает ответную реакцию. В этой концепции не допускается никакой возможности зазора или маломальского расхождения между знанием-истиной и практическим действием. Знание как бы оборачивается своей практической стороной, и смысл поступка совпадает с сутью дела, поступок опредмечивает ее без какого-либо искажения. По сути, это та же мысль Парменида о тождестве мышления и бытия, только перенесенная в мир мнений и реализованная в нем. Нет самого по себе подлинного бытия, которое было бы невозможным в этом подлунном мире. Разум человека вполне в состоянии постичь, что такое добро, красота, мужество, справедливость, и руководить нашими поступками. В качестве способа достижения этого знания Сократ предлагает диалог. Конечно, и это блестяще показал Платон в своих работах, диалог предполагает известное расхождение и даже противостояние мнений. Но именно в ходе его стороны в состоянии придти к некоторому общему мнению, если они заинтересованы в истине, а не в победе над оппонентом. Сам ход сократического диалога, на мой взгляд, поразительно напоминает гераклитову конструктивную деструктивность и, у1се versa, деструктивную конструктивность. В этом процессе принимаются некоторые, кажущиеся поначалу несомненными, тезисы, которые потом подвергаются сомнению, уточняются или отбрасываются, чтобы, наконец, найти прочное и бессомненное основание. Таким образом, конфликт в споре оказывается непременным условием поиска истины, но он непременно будет преодолен, когда истина будет достигнута.
Несомненно, что одной из наиболее интересных моделей понимания конфликта, предложенных античной мыслью, является модель Платона, рассматриваемая им в теории совершенного государственного устройства. Эта концепция является исторически первой философской концепцией коллективистского общества. Она отличается ясностью, последовательностью и хорошо продуманной аргументацией. Концепция эта была создана Платоном в середине его жизни (428-347 гг. до н.э.), изложена в диалоге "Государство". Он вернулся к ней еще раз в конце жизни в работе "Законы". Под коллективизмом условимся понимать такую социальную систему, которая стремится с помощью любых средств, включая и насилие, построить (или
перестроить) общество во имя единой цели, отрицая при этом автономию индивида. Соответственно, индивидуализм не стремится к такой единой и обязательной для всех
7
цели и допускает независимость индивидов в широких пределах .
Само по себе обращение Платона к коллективистскому типу государства как совершенному достаточно примечательно, если иметь в виду, что Древняя Греция, и, прежде всего, античная демократия являет собой исторический пример как раз индивидуалистического общества. Возможно, на его философию в целом, как и данную ее сторону, повлияла трагическая судьба Сократа.
Начнем с вопроса о причине возникновения государства. Государство возникает, говорит Платон, когда каждый из нас не может удовлетворить сам себя, но во многом еще нуждается.8 Человек как индивид есть существо несовершенное. Он обладает многочисленными и разнообразными потребностями, но весьма ограниченными способностями для их удовлетворения. Итак, Платон исходит из потребностей, человек богат своими потребностями, ему многое хочется, а многое просто необходимо. В этом случае каждый человек привлекает то одного, то другого для удовлетворения той или иной из своих потребностей. Вот так и возникает человеческое общежитие - из чисто экономических надобностей! Или, как говорит сам Платон, "... испытывая нужду во многом, многие люди собираются воедино, чтобы обитать сообща и оказывать друг
и 9
другу помощь: такое совместное поселение и получает у нас название государства . Заметим, и это крайне важно, что Платон исходит не с точки зрения производителя, а с точки зрения потребителя. Говоря современным языком, в основе его размышлений лежит потребительная, а не меновая стоимость, удовлетворение потребностей, а не накопление капитала. А это значит, что работник должен приспособиться к делу, а не дело к работнику! А потому и создают государство наши потребности, а, следовательно, в государстве должны существовать многочисленные отрасли общественного разделения труда. И он подробно перечисляет их. Нужны не только те, кто добывает пищу насущную, а также строители жилья, ткачи, модельеры и пр., но и те, кто будет изготавливать соответствующие виды инструментов и орудия их труда. А эти последние нуждаются в тех, кто будет заготавливать исходный материал для орудий и инструментов. Нужны и транспортные работники, да и сами пути сообщения, причем как сухопутные, так и морские. Кроме того, ряд товаров, в силу их эксклюзивности, нам придется импортировать, а ряд своих - экспортировать. Вообще, само рассуждение Сократа со товарищи очень напоминает то, как компонуются современные компьютерные игры типа "менеджер", когда ставится задача некоего системного подхода. При этом задача не формулируется в терминах такого рода, но сам ход решаемых задач формирует именно такой подход - одна задача тянет за собой другую, распадается на ряд подзадач, а все вместе как раз и предполагает целостное решение. Вот и у Платона так же - весьма и весьма жизненно. Чтобы смочь экспортировать товары, да и вообще обменивать их или продавать на другие виды, необходим их излишек, что обусловливает потребность в рационализации ведения хозяйства или увеличении числа работников в наиболее выгодных его сферах. Развитая торговля требует особой деятельности посредников по купле и продаже, по импорту и экспорту - возникают соответствующие структуры. Торговля и обмен товарами как внутри страны, так и во внешних сношениях приводит к формированию рынка и возникновению денег - этого всеобщего эквивалента. Это, в свою очередь, приводит к возникновению немалого числа работников финансовой сферы, банкиров, менял, да и
7 См. Ивин А.А. Введение в философию истории. М., Владос, 1997, с.с. 8-9.
8 См. Платон Государство// Платон, собр. соч. в 4-х томах, т.3, М., Мысль, 1994, с.130.
9 Там же.
надобности контроля за этой сферой со стороны государства, ибо, конечно же, появляется соблазн "перечеканки монет", финансовых и иного рода сомнительных, а то и незаконных операций. Кроме этого, необходим еще один специальный слой наемных работников, продающих свою рабочую силу за плату. Это люди, как пишет Платон, которые "продают внаем свою силу и называют жалованьем цену за этот найм".10
Все эти группы (кроме контролеров со стороны государства) относятся к сфере производства или способствуют производству и реализации потребительских ценностей. Это низшее сословие - народ. Над ним возвышаются два высших сословия - стражей (силовые структуры) и правителей (менеджеров высшей квалификации). Они занимают свое место в этом дифференцированном обществе, выполняют свои функции в разделении труда. По большому счету, эти два сословия и составляют государство в собственном смысле этого слова. Платон это четко понимает, не случайно именно стражам и правителям посвящен весь диалог. Платон почти ничего не говорит о низшем сословии, оно его не интересует, они не управляют государством, не организуют его. Это - "молчаливое большинство", а задача государственных органов как раз в том и заключается, чтобы оно было и оставалось именно молчаливым и квалифицированно выполняло свою работу. А вот стражи и правители - это дело другое! Их труд особенно важен, представители этих сословий требуют особого воспитания, образования, особых навыков и умений. Следует обратить внимание, что при выделении этих сословий Платон меняет сам принцип деления. Низшее сословие разделено только по профессиональным признакам, видимо, их нравственный уровень один и тот же. Но именно нравственный критерий полагается им в качестве основного при выделении высших сословий. При этом Платон не устает повторять одну и ту же мысль - все три сословия в равной степени важны и необходимы государству для его процветания. Но может ли человек выбрать на свой вкус работу? То, что они важны и хороши по-своему, это бесспорно, но вот насчет "выбирай на вкус", - это, брат, шалишь! Отнюдь не всякую профессию ты можешь выбрать. Твой выбор может быть достаточно велик только в том случае, если ты представитель низшего сословия. Но отнюдь не всякий может стать стражем, а тем более правителем. В принципе, он допускает возможность рождения в семье простого труженика будущего стража или правителя. Но это досадный случай, это исключение из общих правил. Надо стараться не допускать этого всеми силами, ибо это как раз и может послужить разрушению гармонии государства как целого. Очень важно понять, что Платона интересуют именно интересы целого, а не частей. (В.И. Ленин будет рассуждать примерно так же: понять, какое звено в цепи является самым важным, и приложить все силы, чтобы, ухватившись именно за это звено, удержать всю цепь). Эта позиция Платона является следствием его философской концепции, прежде всего его онтологии - учения об идеях. Напомню, что Платон признает существование двух миров - мира идей как мира умопостигаемых сущностей, мира единичных образцов для мира вещей, который причастен к этому миру идей, но является только копией, подобием его. И, конечно же, как и всякая копия, этот мир несовершенен по определению. Платон же предлагает модель целостного и идеального государства - это сугубо умозрительное построение, можно назвать его и утопией, поскольку в реальной истории такого государства нет, да и быть не может. Все реальные государства являются копией идеального, но отличаются от образца той или иной степенью своего несовершенства. Платон -теоретик, его интересует сущность как таковая, схваченная в своих атрибутивных свойствах. Он пытается нам сказать, что самое главное для любого государства
заключается в том, как оно управляется, на каких принципах и ценностных ориентациях базируется сама управляющая элита и почему оказываются возможными различные типы государственного устройства. Т.е. эти различные типы государственного устройства есть всего лишь последствия искривления в мире вещей, в мире реальной истории идеальных принципов, самого идеального государства как целостной идеи.
Поэтому он и выделяет и тщательно проговаривает четыре главные добродетели наисовершеннейшего государства. Это - мудрость, мужество, рассудительность и справедливость. Мудрость - это высшее знание, это способность практически непогрешимо управлять государством как целым во всех его многочисленных внутренних и внешних сношениях. В этом смысле мудрость оказывается и высшей охранительной силой, а потому она присуща только элите - правителям как совершенным стражам. В качестве таковых у него выступают философы, ибо только они в состоянии созерцать сокрытое от остальных царство вечных и совершенных идей, да и то как люди.
Мужество в качестве добродетели также свойственно сравнительно небольшому числу граждан, но таких граждан все же больше, чем мудрецов. По Платону, чтобы государство было мудрым, совсем не нужно, чтобы мудрецами были все, то же самое и относительно мужества. Чтобы государство было мужественным, достаточно, чтобы какая-то его часть была в состоянии хранить, воспроизводить, постоянно удерживать себя в состоянии мужества, а через себя и все государство как целое. Само же мужество заключается в знании и умении различать, что страшно, а что нет.
Рассудительность - это добродетель не особого сословия, а принадлежит всем гражданам совершенного государства. Рассудительность, в частности, проявляется в том, что граждане признают принятые в государстве законы и существующее правительство. Именно рассудительность позволяет гармонически согласовать лучшие качества граждан и держать в узде худшие.
Ну и, наконец, справедливость, вокруг обсуждения которой возникает и развертывается весь диалог. Наличие этой добродетели подготавливается и обусловливается рассудительностью. Справедливость, точнее, установление и соблюдение ее позволяет сохранить выдержанное равновесие сил в государстве. Почему? Потому что Платон отдает себе отчет в том, что хотя интересы целого важнее, чем интересы частей, но целое все же состоит из частей: всякое сословие - это определенное количество людей, исполняющих соответствующие обязанности. Человек лучше всего исполняет свои обязанности, если он на своем месте, т.е. его природные способности соответствуют исполнению именно этого дела, причем дело это должно быть одним по числу. Платон против полифункциональности (многостаночников). Плюс к этому сам человек должен быть убежден в том, что это именно его дело, его место. "Мы установили., что каждый отдельный человек должен заниматься чем-нибудь одним из того, что нужно в государстве, и притом как раз тем, к чему он по своим природным задаткам больше всего способен".11
В этом, собственно, и состоит высшая справедливость. Если человек субъективно убежден в том, что он занимает это место по праву, оно его. И если объективно это обстоит именно так, то тем самым исключается сама возможность конфликта как внутри самого человека, так и межличностного конфликта по поводу карьерного роста, и, соответственно, конфликта между сословиями. Зачем земледельцу стремиться к власти, если это не его дело? Если он убежден в этом, а государство поддерживает в
нем эту уверенность не тем, что показывает пустоту и бессмысленность его допуска к власти и не пускает его к власти, а тем, что воспитывает в нем отсутствие самой мысли о стремлении к власти ввиду полной непригодности данного субъекта к ней? Смысл же жизни такого гражданина заключается в том, чтобы приносить максимальную пользу государству и никакого вреда. А это возможно тогда, когда он занят своим делом, воспринимая его одновременно как дело государства. Т.е. процветание государства, его бесконфликтное состояние полностью зависит от того, насколько умело определено место и функции каждого в этой системе. По Платону, это никакое не ущемление прав и свобод гражданина, напротив, это устранение произвола и хаоса, идущего от незнания человеком своего места. В самом деле, как часто люди бывают глубоко экзистенциально несчастливы оттого, что не тем занимаются в жизни. Жизнь прожил, а делал не то, значит, зря прожил жизнь. В самом деле, ведь каждому очень хотелось бы узнать то, к чему ты предназначен, какое дело является твоим, твоей судьбой. Современные социальные институты не жалеют усилий и средств, чтобы хоть как-то выяснить это, например, используя многочисленные тесты, различного рода экспертов, психоаналитиков и т. п.
По Платону, тайна скрывается в природной предрасположенности человеческой души. Души бывают разные. У одного она разумная, у другого - яростная, у третьего -вожделеющая. Зачем человека делать воином-стражником, призывать его на воинскую службу, если у него совсем не яростная душа, а вожделеющая? Толку не будет, а недоразумение и вред вполне возможны. Плохо, если пироги станет печь сапожник, а сапоги тачать пирожник. Но куда как хуже и уже всем, если у кормила государственной власти окажутся неразумные люди! Платон и говорит, что от многочисленных конфликтов, дурных поступков, несчастливой жизни и несправедливости человек должен быть огражден именно тем, чтобы правильно знать, каков строй его собственной души, а, узнав это, ему следует позволить исполнять только эту одну-единственную функцию. Вообще, закрепить человека за строго определенной работой - отнюдь не проявление классовой, а в данном случае аристократической позиции, как это можно прочитать в критической литературе. Вспомним опыт недавнего прошлого нашей страны, хотя бы на примере популярной в свое время (70-80 гг.) телепередачи "От всего сердца". Суть передачи в том, чтобы закрепить, всеми силами убедить, что каждый рабочий человек занимает свое и весьма почетное место в ряду рабочих династий. Другое дело, что авторам этой передачи, разумеется, и в голову не могла придти мысль о создании подобного рода шоу в сфере высших сфер управления. По сути, все очень просто, ведь если в обществе все подвижно, динамично, то очень сложно планировать и управлять этими движениями неразумной души. Сегодня ей захочется одного, а не получилось, не мое - ничего страшного, завтра я попробую другое дело, потом третье - так и мыкается человек по жизни, внося сумятицу и не позволяя организовать целостный и сбалансированный организм государства на разумных началах. Но это уже иной тип государства, который ориентируется на индивида, а не на коллектив.
Возникает вопрос, а как определить эти особенности человеческой души? Вот это и есть дело мудрецов-правителей! Платон не описывает подробно эту сторону их деятельности, не показывает нам технологию, прагматику их селекции людского поголовья. Надо полагать, что это относится к разряду know how и сохраняется в тайне. В основе лежит та самая естественная мудрость, которая с необходимостью проявит себя и позволит именно мудрецам заняться этим щепетильным делом. Одно ясно: права на ошибку, права на эксперимент они, именно как мудрецы-правители, не имеют. В противном случае все начнет разваливаться, портиться, возникнут распри, и прощай, устойчивое процветание государства. Платон, повторяю, как раз и пытается прописать
такую теоретическую ситуацию, которая в принципе исключала бы саму возможность любого конфликта. Для него важнее даже не то, как правильно определить строй души, а то, чтобы каждый без всякого сомнения принимал экспертное заключение мудрецов. Чтобы решение это стало способом самоидентификации всякого гражданина, чтобы на вопрос "Кто ты?" - каждый, не задумываясь, называл свою профессию и гордо носил этот лейбл как свой собственный, как будто он сам себя и назначил, определил как носителя именно этой социально значимой роли, не имел бы сомнения, что он именно тот, кем себя сам он и представляет, что его самоопределение совпадает с его определением со стороны социума.
Не случайно, что он довольно много места уделяет технологии создания брачных
союзов. Платон понимает, что в этой жизни очень многое зависит именно от
разумности планирования и реализации этой разумности в реальности формирования
семьи, пусть и временной. " Нечестиво было бы допустить беспорядочное 12
совокупление.". Нельзя пустить это дело на самотек, поручить его неразумности страстей, ведь того и гляди - получишь в результате массу конфликтов, массу несогласованностей людских характеров. Страсть, желание, вожделение не могут быть руководителями самих себя - неразумие рождает только неразумие, неопределенность, отданная на откуп самой себе, может породить только неопределенность, да еще и помноженную на неопределенность же! Т.е. мера энтропии в этом случае возрастает в геометрической прогрессии. А потому необходимо вмешательство мудрости, разумения, чтобы преодолеть все эти явно следующие деструктивные возмущения. Неужели можно поручить это государственной важности дело случаю?! Никогда!!! Со случая нельзя спросить, случай ни за что не отвечает, именно потому, что он - случай.
Как же это? Поместить объявление о желании встретить спутника жизни с последующим рождением наследника-гражданина в газете, на радио, ТВ? Это что -любой, всякий может вот так вот запросто заявить свои претензии на обладание государственно-значимым телом? Речь идет, конечно же, только о двух высших сословиях. А потому дело заключается не только в завладении телом как предметом биологического вожделения, но и жестом, голосом и словом - политически внятно звучащим словом, политически внятно выставленным и обозначенным. Речь идет о говорящем политическом теле и поэтому могущем повлиять на ситуацию самостности, состоятельности государства как такового. И не просто заявить претензии, это бы еще и ничего, хотя и такого рода заявление уже опасно. Но ведь нет гарантий, что эти заявления-претензии не станут фактом государственной жизни! - Никогда! Ни в коем случае нельзя этого допустить, ибо целое не может быть без своих частей, части существуют только как части целого, любое возмущение части рано или поздно приведет к изменению целого. А потому, чтобы заботиться о здоровье целого, нельзя допустить болезни его частей. Но, чтобы не заболели части, целое должно позаботиться об этом, зная, что оно, целое, заботится о самом себе, заботясь о своих частях. Как же сделать так, чтобы интересы целого (государства) исполнялись, ни в коем случае не допустив при этом возможности наималейшего сомнения в том, что они подменяют интересы (естественного физиологического, любовного влечения) граждан элитных сословий? Ведь это все же продвинутые в интеллектуальном и нравственном измерении люди. Нельзя, чтобы эти разумные мероприятия входили в конфликт с нормами разумности и нравственности. Получится "сшибка", непереносимое внутреннее напряжение, его никак нельзя допустить.
Что же предлагает Платон? Вот тут он явно поделился с нами своим know how. Мудрецы, надо полагать, - своеобразный "департамент мудрости нравов" (я не хочу сказать - полиция нравов, ибо она только ловит и представляет к наказанию, но не управляет) - должны провести весьма кропотливую повседневную работу по четкому выявлению лиц, которые будут в состоянии родить государству нужных ему особей, живя при этом в гармонии и благости. А затем нужно придумать, организовать, воплотить в жизнь, реализовать некий перфоманс в виде праздника, дискотеки и т.д., на котором бы эти подходящие друг другу персонажи (с точки зрения разумности целого) якобы встретились бы случайно и признали бы друг в друге свою судьбу. Любовь может быть организована как разумная встреча, как подобранность, собранность и согласованность частей с позиций интересов целого. Нужно "учредить браки по мере наших сил" 13. Священные браки - наиболее полезные.
Платон, мягко говоря, изумился бы пониманию человека как homo sexualis. В этом случае любовь может быть сведена к юмористическому ее прочтению как способности временно не замечать недостатки полового партнера. Далеко не случайно он использует мифологему гермафродита, которую можно истолковать как наказание за неумение узнать свою и только свою половину, а потом маяться всю жизнь в поисках ее.
А чего стоит его идея общности жен для стражей! Ведь это именно для того, чтобы каждый узнавал и признавал в другом своего, а не чужого: ибо этот другой может быть его близким родственником! "Почитай ближнего своего как отца своего!" А тут не просто ближнего, а любого из своего сословия! Какие уж тут конфликты, конечно если, как справедливо отмечает Платон, мы сумеем воспитать в гражданах это чувство всепроникающего кровного, жизненного единства.
Воспитанию и образованию Платон уделяет весьма много места. Он четко понимает, что человек станет таким, каким его воспитают с детства. А потому он весьма тщательно и скрупулезно исследует влияние мусического и гимнастического воспитания, их меру, взвешенность. Поясняет, почему в воспитании стражей не следует использовать лирическую, меланхолическую, расслабляющую музыку. Почему следует ввести жесткую цензуру в отношении любого вида искусств. Он понимает, что чем более велик творец, тем большее влияние он оказывает на публику, зомбирует ее, замещает в нем его самого своим восприятием, своими оценками. Искусство есть вымысел, а стремиться следует к истине. Чужие переживания неизбежно заразительны для нас. Может развиться сильная жалость, неумеренное сострадание, а мы должны уметь сохранять самообладание в любых случаях, нам следует повиноваться разуму, а не чувствам.
Подводя итоги, можно сказать, что в этой модели человек как единичное существо сугубо ограничен, а потому в принципе не может быть совершенным. Он, хотя бы отчасти, может преодолеть свое несовершенство, но только в составе целого (т. е. государства), выполняя при этом задачи целого как разумного в своих основаниях. Только в составе государства даже редкая, уникальная личность может развернуть свои способности и достичь "земного совершенства". Государство как целое, конечно же, выше индивида, хотя упадок и разложение государства полностью обусловлены несовершенством человеческой природы, т.е. зависят, в конечном счете, от способностей личностей (точнее, мудрецов, избранной касты, элиты). Наибольшее зло
для государства - это то, " что ведет к потере его единства и распадению на множество
"и 14
частей".
Платон мыслит в духе традиции разума, полагая, что разум в состоянии уяснить предельные основания бытия и транслировать их на обустройство человеческого общежития. Идеальная модель государства должна исключать любую возможность конфликта, ибо на территории разума конфликтов быть не может, это идеальное состояние тождества бытия и мышления. Само наличие конфликтов в реальной истории как раз и свидетельствует о том, что совершенное государственное устройство не существует, а всякое исторически конкретное государство есть искривление в этой идеальной модели.
