CC BY
93
другом, одна или две из них будут основными, ведущими в выражении модального значения, другие - подчиненными.
Таким образом, анализ актуализации МЧ в устных диалогических текстах также с полным правом подтверждает правомерность утверждения
о наличии семантико-прагматического потенциала в разных видах человеческой коммуникации (устной спонтанной и художественной фиксированной). В обоих видах МЧ служат маркерами резюмирующего указания на совпадение пресуппозиций собеседников или пресуппозиций говорящего и ситуации, основанного на осознании говорящим тривиальности описываемых в пропозиции фактов действительности с дальнейшей экспликацией илло-куивных и модально-оценочных характеристик МЧ.
Кроме того, общим для всех случаев употребления является то, что рассматриваемые МЧ, указывая на общность фонда знаний обоих коммуникантов относительно сложившейся ситуации, способны реализовывать иллокутивные возможности когнитивных моделей в актах коммуникации.
Подытожив все вышесказанное, следует подчеркнуть, что исследованные высказывания с МЧ показывают, что данные МЧ образуют систему «прагматически насыщенных», субъектно-ориентированных речевых единиц, определяющих своеобразие обиходного дискурса.
Библиографический список
1. Гак В.Г. Прагматика, узус и грамматика речи // ИЯШ. - 1982. - № 5. - С. 11-17.
2. Кацнельсон С.Д. Речемыслительные процессы // ВЯ. - 1984. - № 4. - С. 3-12.
3. Кубрякова Е.С. Парадигма научного знания в лингвистике и ее современный статус // Изв. АН СССР - Сер. лит. и яз., 1994. - Т. 53. - № 2. - С. 3-16.
4. Падучева Е.В. Высказывание и его соотнесенность с действительностью. - М.: Наука, 2002. -С. 272.
5. Стародумова Е.А. Акцентирующие частицы в русском языке. - Владивосток: Изд-во Дальневосточного ун-та, 1988. - С. 96.
6. Фефилов А.И. Модально-прагматическая интерпретация чужого высказывания // Филологические науки. - 1991. - С. 64-73.
7. Фефилов А.И. Введение в когитологию: учебное пособие. - М.: Флинта-Наука, 2010, - 240с.
8. Linke A., Nussbaumer M., Portmann Paul R. Studienbuch Linguistik. - Max, 1995. - 272 S.
9. Lew Tolstoi. Anna Karenina. Erster Band: Rütten&Loening - Berlin, 1977. - S. 621.
10. Texte gesprochener deutscher Standartsprache. Erarbeitet im Institut für deutsche Sprache, Forschungsstelle Freiburg i.Br.Bd.3: Alltagsgespräche. Hrsg. Und eingeleitet von Harald P. Fuchs und Gerd Schank. - München, 1975. - S. 171.
УДК 81'42
Рубцова Анастасия Сергеевна
Московский педагогический государственный университет
rubtso vа 8 7@rambler. ш
КОНФЛИКТ КАК СОЦИАЛЬНОЕ ЯВЛЕНИЕ И ЕГО ОТРАЖЕНИЕ В ТЕКСТЕ
Статья посвящена изучению конфликтной ситуации как столкновения личностей в ходе общения и ее отражению в текстах произведений художественной литературы. Рассматриваются понятия маркеров — возбудителей конфликта и маркеров выражения конфликта.
Ключевые слова: конфликт, экстремальная ситуация, уровень коммуникативного контроля, конфликтогены, конфликтообразующие и конфликтоподдерживающие реплики.
На протяжении своей жизни человек ежедневно сталкивается с множеством си. туаций. Среди них особенно выделяются те, которые многие психологи обозначают как экстремальные (критические), то есть ситуации, требующие преодоления или разрешения.
Н.В. Волкова делит эти ситуации по степени значимости на повседневные (everyday life) и поворотные (life change events) [5, с. 40-41]. Следует также отметить, что понятие экстремальной ситуации имеет несколько обозначений, например: ситуации психологической угрозы (Lazarus), кризисные ситуации (А.К. Болотова, Т.М. Титаренко), проблемные ситуации (А.М. Матюшкин, Т.В. Кудрявцев) и др.
В современной психологии некоторые ученые (например, Ф.Е. Василюк в работе, посвященной
рассмотрению трудных жизненных ситуаций) выделяют четыре ключевые понятия, помогающие раскрыть явление экстремальной ситуации: стресс, фрустрация, кризис и конфликт [3, с. 31].
Однако можно утверждать, что данные понятия не стоят в одном ряду, так как конфликт представляет собой характер столкновения личностей, а стресс и фрустрация являются состояниями личности; кризис личности можно рассмотреть как более общее понятие: наличие кризисной ситуации дает развитие конфликту, а также сопровождается ваше указанными состояниями - стрессом и фрустрацией. А.В. Дмитриев формулирует определение соотношения конфликта и кризиса следующим образом: «Не всякий конфликт неизбежно ведет к кризису, но в основе кризиса - всегда конфликт» [8, с. 287].
Несомненно, конфликт является фактом общественной жизни. И в межличностных отношениях, и в групповом взаимодействии мы нередко наблюдаем противоположность позиций при коммуникативном контакте. Изучение этих столкновений («конфликт»: от лат. «сопШСш» - столкновение) привело к созданию нового научного направления -конфликтологии.
Анализ различных определений понятия «конфликт» в психологических источниках [Громова, 2000; Большая Психологическая Энциклопедия, 2007; Буртовая, 2002; Шапарь, 2006; Еникеев, 2007] выявляет наиболее частое употребление таких слов, как «противоборство», «противостояние», «столкновение», «несовпадение», «расхождение», «противоречие». Таким образом, неизменным компонентом данного понятия является столкновение интересов сторон, чаще всего - двух. В нашей работе мы будем придерживаться следующего определения понятия «конфликт» (по М.Я. Блоху): конфликт представляет собой противостояние сторон, основанное на взаимоисключающих отношениях к некоторому предмету интереса (материальному, духовному и др.).
Как было сказано выше, экстремальная ситуация характеризуется личностными особенностями субъекта данной ситуации. Неустойчивый, амбициозный, грубый, склонный к агрессивности человек, очевидно, чаще будет участником конфликта и зачастую именно его инициатором. Человек с устойчивым отрицательным отношением к другому индивиду (группе), проявляющий это в неприязни, недоброжелательности, также достаточно явно стремится к открытому столкновению (такое устойчивое отрицательное отношение Н.И. Леонов называет «антипатией» [11, с. 130]).
Конфликтный потенциал личности, по мнению
О.В. Куземы, неразрывно связан с такими личностными характеристиками, как локус контроля, экст-равертированность, и что важно, - уровень коммуникативного контроля [10, с. 63]. Именно от уровня коммуникативного контроля зачастую зависит склонность личности к конфликтному поведению. В первую очередь, коммуникативный контроль является социально-психологическим термином, но он же и определяет речевое поведение личности. Участник коммуникативного акта, обладающий высоким уровнем коммуникативного контроля, старается не допускать возникновения конфликтной ситуации, и тем более эскалации конфликта, то есть его последовательного и неуклонного нарастания, усиления. Также стоит отметить, что субъект конфликта, обладающий низким конфликтным потенциалом, достаточно легко допускает «переструктурирование», то есть изменение своей позиции, ценностей или установок для разрешения конфликта [14, с. 126-143].
Таким образом, мы видим, что конфликтная ситуация всегда является производной определен-
ного речевого поведения, иными словами, по мнению А.А. Мурашова, она представляет собой «производную негативного коммуникативного сценария» [12, с. 298].
Чаще всего лингвистика стремится описать особенности коммуникативного успеха, однако, исследуя феномен успешной коммуникации, мы неизбежно сталкиваемся с понятиями «коммуникативная неудача», «коммуникативный провал», «языковой конфликт». Некоторые исследователи называют конфликтное речевое поведение «коммуникативным саботажем». Т.М. Николаева, говоря о данном явлении, выделяет четыре вида подобного «саботажа»: установка на навязывание коммуниканту своего мнения об обсуждаемой ситуации; нежелание дать ответ на вопрос; стремление к уходу от аспекта беседы; желание обидеть, задеть собеседника [13, с. 268-276]. Термин «коммуникативная неудача» подразумевает полное или частичное непонимание высказывания партнером коммуникации. Однако, по мнению Третьяковой, не всякая коммуникативная неудача перерастает в конфликт [15]. Конфликт, как уже говорилось ранее, -это противоборство партнеров в процессе общения, чаще всего выражающееся соответствующими негативными средствами языка и речи. В то время как коммуникативная неудача - следствие несовпадения импликатур (информации, которую закладывает говорящий) и инференций (того, что извлекает слушающий) одного и того же высказывания [9]. Таким образом, речевой конфликт возникает из конфликтного противонаправленного взаимодействия субъектов речи.
Наиболее ярко особенности восприятия конфликта отражаются в лексико-семантической и грамматической языковых системах. Причинами перехода коммуникации в информативном режиме в конфликтную зону чаще всего являются слова, жесты, оценки, суждения, действия (или бездействия) одной или обеих сторон, иными словами, - конф-ликтогены [11, с. 135].
В нашей статье мы относим к конфликтогенам маркеры возбудителей конфликта (языковые кон-фликтогены, а также жесты, мимика, действия, способные привести к возникновению конфликтной ситуации) и маркеры выражения конфликта (определенные модели речевого и невербального поведения непосредственно в рамках конфликтного коммуникативного акта).
Если рассматривать понятие языковых конфлик-тогенов, то маркерами-возбудителями конфликта будут являться конфликтообразующие реплики, а маркерами выражения конфликта - реплики конфликтоподдерживающие.
Достаточно ярко конфликтное речевое поведение находит отражение в текстах художественных произведений и присутствует практически во всех типах коммуникативных актов. По мнению Н.Д. Го-
лева, художественный текст «обобщает и типизирует» явления, связанные с речевыми конфликтами, и создает «существенную базу для изучения этого феномена как проявления реальной жизни» [6].
И действительно, в лингвистике текста последние десятилетия художественные произведения воспринимаются в качестве своеобразного коммуникативного процесса. Как считают М.Ю. Блох и Ю.М. Сергеева, «художественный текст обнаруживает определенный параллелизм с естественными речевыми актами» [1, с. 186]. Текст, таким образом, представляет собой способ отражения действительности, построенный с помощью элементов системы языка.
По мнению Н.Д. Голева, одну из наиболее острых форм конфликтного взаимодействия представляет собой ссора - в художественном тексте она зачастую является ярким сюжетообразующим началом и позволяет показывать поведение персонажей в жестких, иногда даже экстремальных ситуациях [6].
Таким образом, конфликт в тексте обобщает противоречие, наблюдаемое автором в реальной жизни. Однако в тексте этот конфликт персонифицирован и «очеловечен» автором через конкретных героев. Художественный текст, собственно, является не только эстетически обогащенным отражением окружающей действительности, но и выражением «средствами языка модели авторского отношения к миру» [2, с. 189].
Если рассматривать художественную драматургию, то она представляет собой конфликт в развитии. Именно картина развития основного конфликта является важным критерием художественной целостности произведения.
Ярким примером конфликтной ситуации в пьесе является ссора лорда Дарлингтона и лорда Уин-дермира в произведении Оскара Уайльда «Lady Windermere’s Fan». Конфликтный коммуникативный акт представляет собой сверхфразовое единство, состоящее из отдельных диктем, каждая из которых реализуется целой репликой героя:
LORD WINDERMERE. You must know.
I demand an explanation. Don't hold me, you fool. [To CECIL GRAHAM.]
LORD DARLINGTON. [Aside.] She is here after all! LORD WINDERMERE. Speak, sir! Why is my wife's fan here? Answer me! By God! I'll search your rooms, and if my wife's here, I'll-- [Moves.]
LORD DARLINGTON. You shall not search my rooms. You have no right to do so. I forbid you!
LORD WINDERMERE. You scoundrel! I'll not leave your room till I have searched every corner of it! What moves behind that curtain? [Rushes towards the curtain C.]
Каждая конфликтообразующая и конфликтоподдерживающая реплика, как уже было сказано выше, представляет собой диктему и создает цельный об-
раз конфликтного события (по определению М.Я. Блоха, диктема является элементарной тематической единицей связной речи [1, с. 56-67]). Односоставные глагольные восклицательные предложения с глаголом-сказуемым «Speak, sir!» и «Answer me!», несомненно, являются средством выражения экспрессии и содержат в себе конфликтный потенциал. Более того, эти предложения являются восклицательными, как и ещё несколько предложений в представленном отрывке произведения. В данном случае мы можем говорить о том, что восклицательный знак является маркером выражения конфликта и свидетельствует о нарастающем напряжении.
В художественной же прозе автор переключает формы «речетворческих актов», например, с описания на диалог [2, с. 196]. Конфликтные речевые действия выражаются не только в речи самих персонажей, но и в авторской речи, что дает возможность множественной интерпретации текста.
Так, например, рассмотрим разговор Джейн Эйр со своей тетей Миссис Рид в романе Шарлоты Бронте «Jane Eyre»:
“Go out of the room; return to the nursery,” was her mandate. My look or something else must have struck her as offensive, for she spoke with extreme though suppressed irritation. I got up, I went to the door; I came back again; I walked to the window, across the room, then close up to her...
Следует отметить, что в данном романе повествование ведется от лица самой Джейн Эйр, то есть она, рассказывая свою историю, является персонифицированным повествователем и выполняет функцию центрального ориентира. Именно через речь рассказчика мы видим эмоциональное состояние Миссис Рид в момент произнесения фразы. Реплика, содержащая глаголы в побудительном наклонении, произносится «with extreme though suppressed irritation», что подтверждает наличие конфликтной ситуации. Невербальные маркеры выражения конфликта (движение героини - “got up”, “went”, “came back”, “walked to”) олицетворяют взволнованность Джейн в момент конфликтного разговора.
Далее Джейн непосредственно описывает свое эмоциональное состояние в момент произнесения следующих реплик. Ремарки повествователя и «обрамление» своей косвенной речи эффективно воссоздают эмоциональное напряжение в конфликтной ситуации:
...That eye of hers, that voice stirred every antipathy I had. Shaking from head to foot, thrilled with ungovernable excitement, I continued -
“I am glad you are no relation of mine: I will never call you aunt again as long as I live. I will never come to see you when I am grown up; and if any one asks me how I liked you, and how you treated me, I will say the very thought of you makes me sick, and that you treated me with miserable cruelty.”
“How dare you affirm that, Jane Eyre?”
“How dare I, Mrs. Reed? How dare I? Because it is the truth.”
Диктема, представленная переспросом, повтором реплики в конце приведенного отрывка, выражает протест Джейн Эйр, её несогласие с тетей, то есть она уверена, что может рассуждать именно так. Этот переспрос имеет значительный эмотивный потенциал и является языковым маркером выражения конфликта. Следует также обратить внимание на тот факт, что слово «the truth» графически выделено курсивом, а это обычно происходит, когда автор стремится сделать акцент на каком-либо слове, выделить его, чтобы таким образом показать, что в самой речи это было бы сказано громко - эмоционально.
Ярким примером конфликтного коммуникативного акта является сцена из повести Фрэнсис Бёр-нет «А Little Princess», где Сару, маленькую сироту, отчитывает настоятельница школы:
“What are you thinking of?” she demanded. “Why do you look at me like that?”
“I was wondering,” answered Sara, as she had answered that notable day in the schoolroom.
“What were you wondering?”
[•••]
“I was wondering,” she said in a low voice, “what my papa would say if he knew where I am tonight.” Miss Minchin was infuriated just as she had been before and her anger expressed itself, as before, in an intemperate fashion. She flew at her and shook her.
"You insolent, unmanageable child!" she cried. "How dare you! How dare you!"
Отрывок представляет собой диалог персонажей с вкраплением авторских ремарок, где снова каждая реплика является выражением диктемы, так как поставлена в позицию особой информативной значимости [1, с. 56-67]. Слова Мисс Минчин уже демонстрируют ее неприязнь к ребенку, в то время как маленькая Сара ничем не провоцирует учительницу. Такой конфликтный коммуникативный акт можно назвать однонаправленным, где Мисс Мин-чин, проявляя агрессию, явно выступает в роли инициатора и возбудителя конфликта, однако ребенок от этого конфликта пытается уклониться, не понимая, в чем его вина. В завершении разговора автор прямо указывает на эмоциональное состояние субъекта, используя лексемы, называющие эмоции («was infuriated», «anger»). Более того, мы видим и невербальные маркеры выражения конфликта - «she flew at her and shook her». Последняя реплика Мисс Минчин в данном отрывке крайне эмоциональна и является «пиком» конфликтного коммуникативного акта. Первое восклицательное предложение является негативной оценкой личности, оскорблением («insolent» - дерзкий, нахальный) и демонстрацией возмущения героини. Далее мы видим синтаксический повтор одной и той
же крайне эмоциональной фразы «How dare you!» («да как ты смеешь!»). Эти реплики разделены глаголом «to cry», имеющим звуковое оформление и представляющим собой «понтенциально-речевой глагол» (голосовое проявление здесь наложено на говорение) [2, с. 225].
Таким образом, с точки зрения речевого поведения, конфликт представляет собой вербально выраженное столкновение участников коммуникации, вызванное психологическими и коммуникативными причинами. Конфликтный коммуникативный акт - это противоборство партнеров в процессе общения, чаще всего выражающееся соответствующими негативными средствами языка и речи. Художественный текст являет собой своеобразный коммуникативный процесс, отражение этого столкновения. Следовательно, конфликт в тексте обобщает противоречие, наблюдаемое автором в реальной жизни. Однако в тексте этот конфликт персонифицирован и «очеловечен» автором через конкретных героев. Именно картина развития основного конфликта является важным критерием художественной целостности произведения. В тексте конфликтные коммуникативные акты представляют собой сверхфразовые единства, состоящие из отдельных диктем, реализуемых репликами героев. Грамматический, синтаксический, лексический и стилистический анализ письменного текста конфликтного характера позволяет выявить лингвистические составляющие конфликта.
Библиографический список
1. Блох М.Я. Диктема в уровневой структуре языка // ВЯ. - 2000. - № 4. - С. 56-67.
2. Блох М.Я., Сергеева Ю.М. Внутренняя речь (языковой строй и функциональная природа). - М.: ЭРА, 2009. - 308 с.
3. Василюк Ф.Е. Психология переживания (анализ преодоления критических ситуаций). - М.: Изд-во Моск. ун-та, 1984. - 200 с.
4. Вишнякова Н. Ф. Конфликт - это творчество? // Тренинговый практикум по конфликтологии. -Минск, 1996.
5. Волкова Н.В. Изучение критических ситуаций в контексте психобиографического подхода: теория, методология, методика исследования // Материалы XI Международной конференции студентов, аспирантов и молодых ученых «Ломоносов». - М.: Изд-во МУ, 2004. - С. 40-41.
6. Голев Н.Д., Лебедева Н.Б. Речевой жанр ссоры и конфликтные сценарии (на материале рассказов В.М. Шукшина) // Юрислингвистика-2. - Барнаул, 2000 [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://lingvo.asu.ru/golev/articles/v86.html (дата обращения: 02.09.2011).
7. Громова О.Н. Конфликтология. Курс лекций. - М.: Ассоциация авторов и издателей «Тандем»; Издательство ЭКМОС, 2000. - 320 с.
8. Дмитриев А.В. Конфликтология: учеб. пособие. - М.: Гардарики, 2000. - 320 с.
9. Зализняк А. Реконструкция «истинного смысла» реплик в конфликтном диалоге: постановка проблемы / Институт языкознания РАН, Москва [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www.dialog-21.ru/Archive/2004/Zalizniak%20Anna.htm (дата обращения: 28.08.2011).
10. Кузема О.В. Конфликтные взаимодействия. Пути и методы их исследования // Прикладная психология и педагогика. Вып. 3. - М., 1999. - С. 63.
11. Леонов Н.И. Конфликтология. - М.: Московский психолого-социальный институт; Воронеж: Издательство НПО «МОДЭК», 2002. - 192 с.
12. Мурашов А.А. Личность и речь: Эпоха кризисов: учеб. пособие. - М.: Изд-во Московского психолого-социального института; Воронеж: Издательство НПО «МОДЭК», 2005. - 504 с.
13. Николаева Т.М. О принципе «некооперации»
и / или о категориях социолингвистического воздействия // Логический анализ языка. Избранное. 1988-1995. - М., 2003.
14. Петровская Л. О понятийной схеме социально-психологического анализа конфликта: теоретические и методологические проблемы социальной психологии. - М.: Изд-во Моск. ун-та, 1977.
15. Третьякова В.С. Конфликт как феномен языка и речи // Известия Уральского государственного университета. - 2003. - № 27 [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://proceedings.usu.ru/?base=mag/ 0027(03_14_2003)&xsln=showArticle.xslt&id= a16&doc=../contentjsp (дата обращения: 11.06.2011).
16. Bronte Ch. Jane Eyre/ Foreign Languages Publishing House. - Moscow, 1958. - P. 53.
17. Burnett F.H. A Little Princess. - К.: Знання; М.: Рыбари, 2010. - P. 245.
18. The plays of Oscar Wilde/ Wordsworth Classics, 2000. - P. 204-205.
УДК 808.2
Цветкова Елена Вячеславовна
Костромской государственный университет им. Н. А. Некрасова
НАИМЕНОВАНИЯ ТРОПЫ В КОСТРОМСКИХ ГОВОРАХ: ЛИНГВОГЕОГРАФИЧЕСКИЙ АСПЕКТ
Костромские микротопонимы — наименования тропы подтверждают, раскрывают и дополняют лингвогеографические данные, отражающие ареальные связи костромских говоров с говорами других регионов. Образованные на основе нарицательной лексики и не потерявшие связи с ней, они являются важным источником сведений о лексико-семантической системе костромских говоров.
Ключевые слова: диалектология, ономастика, топонимия, микротопонимия, лингвогеография.
Топонимы создают отражённый, вторичный мир, как бы моделируя и подтверждая многие актуальные, прежде всего лексические, явления речевого узуса. Апеллятив-ные и топонимические системы тесно связаны. Подтверждением этому являются разноаспектные, в том числе и лингвогеографические, характеристики региональных лексико-семантических систем.
В книге Г.Г. Мельниченко «Некоторые лексические группы в современных говорах на территории Владимиро-Суздальского княжества XII - нач. XIII в. (Территориальное распространение, семантика и словообразование)» и в приложении к ней в виде лингвистических карт атласа представлены разнообразные по семантике и словообразованию диалектные группы лексики на большом, объединённом общей историей происхождения пространстве, в том числе и на территории современной Костромской области. Данная работа, представляющая ценность для изучения костромских говоров, стимулирует лингвогеографические исследования как различных апеллятивных групп, так и топонимии, мотивированной местной нарицательной лексикой. Топонимия, образованная на основе народной географической терминологии, может служить
как подтверждением лингвогеографического анализа картографируемой лексики на территории бывшего Владимиро-Суздальского княжества, так и дополнительным к ней комментарием.
Характеризуя наименования тропы в костромских говорах, мы обратились к материалам карты № 80 «Названия тропинки» лингвистического атласа Г.Г. Мельниченко, отражающей распространение соответствующих номинаций на картографируемой территории. Отражённые на карте изолек-сы обширного региона дают представление об ареальных связях костромских говоров с говорами как территории бывшего Владимиро-Суздальского княжества, так и сопредельных пространств. Материалы карты позволяют проследить ареальную специфику лексики говоров костромского края.
Во всех костромских говорах наименования тропинки, как апеллятивные, так и проприальные, характеризуются многочисленностью, частотностью употребления в речи жителей. В каждом населённом пункте существует немало микротопонимов, образованных на основе большей части номинаций, отражённых на указанной лингвистической карте. Это и односоставные (образованные путём перехода имени нарицательного в имя пропри-
