CC BY
54
А.А. Симонов
КОМПЛЕКТОВАНИЕ ВОЕННО-УЧЕБНЫХ ЗАВЕДЕНИЙ ПОВОЛЖЬЯ И УРАЛА КРАСНЫМИ КУРСАНТАМИ ВО ВРЕМЯ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ
A. Simonov
The Recruitment of Red Cadets to Military Training Institutions in the Volga and Urals Regions during the Civil War
Летом 1918 г. в Поволжье и на Урале развернулся первый стратегический театр военных действий Гражданской войны - Восточный фронт. Тогда же были сформированы в РККА пять полевых армий. Планировалось дальнейшее увеличение вооруженных сил. Однако сразу же выявилась проблема нехватки командного состава. Выход был найден в призыве военных специалистов из числа бывших офицеров, унтер-офицеров и военных чиновников, а также в воспитании «нового командного состава, проникнутого идеями рабочей и крестьянской революции». Планировалось создание «широкой сети инструкторских школ и привлечение в их стены способных, энергичных и мужественных солдат Красной армии»1.
В результате появились особого типа краткосрочные временные военно-учебные заведения - командные курсы. Отличались они по родам войск и предназначались для подготовки командного состава только в военное время. Большая часть курсов находилась в ведении Главного управления военно-учебных заведений (ГУВУЗ).
Поволжье и Урал внесли свою лепту в общее дело воспитания командных кадров. В Приволжском военном округе в 1918 г. были сформированы первые военно-учебные заведения. Осенью 1919 г. командные курсы появились в освобождаемом от белых Урале. С захваченной противником Украины были переброшены в Екатеринбург, Златоуст, Оренбург, Пермь, Челябинск и Уфу шесть военно-учебных заведений2. Еще одни украинские курсы разместились в саратовском Вольске. К концу 1919 г., в результате этих и последующих преобразований, в уральско-поволжском регионе функционировало уже около трех десятков курсов3, что составило примерно треть всех военно-учебных заведений Советской России (к декабрю 1919 г. в распоряжении ГУВУЗа находилось 74 краткосрочных военно-учебных заведения, и еще 11 курсов подчинялись РВС фронтов4).
Так Поволжье и Урал стали тем местом, где развивалась и крепла советская военная школа в самый напряженный период Гражданской войны. При этом многие курсы приняли активное участие в боевых действиях. В этой связи было бы любопытно рассмотреть специфику комплектования советских военно-учебных заведений кур-
сантами. Она позволяет судить об отношении к военной службе в условиях гражданского противостояния представителей различных социальных групп населения, а также подводит к оценке роли армии в обществе.
* * *
Демобилизация старой армии и утвердившийся принцип добровольности военной службы в РККА не способствовали поначалу планомерному комплектованию первых советских военно-учебных заведений. Сказалось и реформирование самого военно-учебного ведомства. Тем не менее, обнародование в январе 1918 г. «Основных положений о курсах по подготовке командного состава РККА» свидетельствовало о серьезности отношения большевистского военного руководства к строительству советской военной школы5.
Документ затрагивал только один вопрос - правила поступления в военно-учебные заведения. Все остальные условия службы в Красной армии разъяснялись в декрете Совнаркома об организации РККА от 15 января 1918 г. Согласно ему, добровольный доступ в вооруженные силы был открыт для всех граждан не моложе 18 лет. Красноармеец обеспечивался государством различными видами довольствия, а его семья - льготами6. Лица, имеющие хотя бы начальное образование, по желанию могли обучаться на командных курсах. Для особо малограмотных, но «наиболее сознательных и организованных элементов трудящихся классов» в военно-учебных заведениях учреждались подготовительные отделения. Таким курсантам достаточно было уметь бегло читать, устно излагать прочитанное, а также писать и знать четыре правила арифметики. Привлечением на курсы малообразованных представителей низших сословий решалась двоякая задача: создавалась предпосылка формирования классово однородного командного состава, и одновременно ликвидировался наметившийся в конце мировой войны дефицит командных кадров.
Непосредственно военные науки курсанты должны были проходить на специальных отделениях. Условия обучения на них требовали успешного окончания подготовительного курса или наличия законченного начального образования. Данные запросы не превышали условий для школ прапорщиков пехоты старой армии. Годились они и для желающих обучаться на ускоренных артиллерийских или инженерных курсах. Но только на подготовительных отделениях. Учеба же на специальных отделениях этих курсов требовала знаний в объеме пяти классов гимназий или равных по программе средних учебных заведений7.
Практически в неизменном виде эти правила просуществовали всю Гражданскую войну.
От любого гражданина, желающего стать курсантом, требова-
лось выполнение еще одного немаловажного условия - верить в постулаты большевизма. Командируемые на курсы лица должны были иметь рекомендации от комиссаров своих частей, а поступающие со стороны - рекомендации от организаций, стоящих на платформе Советской власти. Спектр мандатов и ручательств был достаточно широк. Знак равенства ставился между различного уровня партийными организациями, фабрично-заводскими комитетами и профессиональными союзами8. Соответственно и объективность таких рекомендаций была относительна. Решающее слово оставалось за мандатными комиссиями учебных заведений, возглавляемыми обычно комиссарами курсов.
Влияние ГУВУЗа на процесс становления военного образования до лета 1918 г. оставалось минимальным: сказался переезд из Петрограда в Москву и очередное его реформирование - преобразование в Военно-учебное управление (ВУУ) при Всероссийском главном штабе9. Никаких директив, направляющих жизнь курсов, не существовало. Выработка программ, планов занятий и прочая деятельность велись самостоятельно.
Первые наборы были из добровольцев, не всегда отвечающих требованиям военно-учебного заведения, причем отсутствовало ограничение по полу и возрасту. Посещение занятий вначале было добровольным. Только к лету 1918 г. на основе полученного опыта наметились более или менее четкие положения организации советских военно-учебных заведений. Официально о начале работы курсов командного состава РККА Главный комиссар всех военно-учебных заведений объявил в своем приказе от 26 июня 1918 г.10
Дальнейшее развитие система комплектования курсов получила в летние месяцы 1918 г. с началом создания регулярной Красной армии.
18 июля Народный комиссариат по военным делам потребовал от всех воинских частей представить через две недели в ВУУ списки кандидатов «для командирования их на инструкторские курсы». При составлении списков следовало исходить из расчета «на каждые 100 человек по два кандидата». В свою очередь сотрудники ВВУ должны были рассмотреть списки в недельный срок и распределить красноармейцев по курсам11.
Предложенная система распределения исходила из прежнего опыта ГУВУЗа и Главного управления Генерального штаба старой армии, но из-за неотлаженности советского военного аппарата и ввиду реалий Гражданской войны сразу получила негативный опыт. Уже к осени многие курсы комплектовались переменным составом в основном через губернские исполнительные комитеты и военные комиссариаты.
Необходимо учитывать и влияние военно-политической обстановки на те районы, где базировались военно-учебные заведения.
Возьмем для примера Саратовские командные курсы. Их родона-
чальник - Саратовское инструкторское училище, которое было создано по инициативе Саратовского губисполкома согласно приказу № 567 от 18 июля 1918 г. народного комиссара по военным делам Л.Д. Троцкого. В августе 1918 г. его переформировали и переименовали в 1-е Саратовские советские командные курсы, в июне 1920 г. - в 34-е Саратовские пехотно-командные курсы, в декабре 1920 г. - в 20-ю Саратовскую пехотную школу комсостава.
Первый набор курсантов в августе 1918 г. проходил в условиях непрерывных боевых действий на территории губернии. Лишь благодаря тому, что красные части были сформированы на основе местных призывов, а Саратовский губисполком претендовал на опеку курсов как собственного детища, набор не был сорван. И учебное заведение, хотя и с двухнедельной задержкой, пополнилось в основном красноармейцами.
Вообще контингент первых слушателей советских военно-учебных заведений составляли в большинстве солдаты старой армии. Это обстоятельство следует отметить как характерное для добровольческого периода комплектования РККА. Даже с началом массовых призывов летом 1918 г. инерция такого комплектования продолжала действовать еще несколько месяцев. Не стали исключением и первые наборы на Саратовские командные курсы. Так, в августе 1918 г. из 169-ти человек, принятых на пехотное отделение, свою принадлежность к армии (в основном старой) указали 115 курсантов (68 %). К ноябрю того же года представительство служивших в войсках курсантов увеличилось до 208 человек, что составило уже 78 % от общего числа слушателей отделения12.
Последняя цифра очень близка к официальным данным ГУВУЗа за 1918 г., полученным на основе обработки 6532 учетных карточек курсантов некоторых военно-учебных заведений Республики. Согласно им, до поступления в военно-учебные заведения в войсках служили 79,4 % курсантов, причем 62 % приходилось на военнослужащих старой армии13.
Вопрос о роли старослужащих в немалой степени затрагивает социальную структуру военно-учебных заведений.
Например, лишь 36 курсантов (13 %) ноябрьского состава Саратовских командных курсов в опросном листе в графе «Род занятий до поступления» указали военную службу как свою основную профессию. Напомним: тремя месяцами раньше среди тех же курсантов пехотного отделения считали себя таковыми 115 (68 %) человек.
Налицо один из положительных примеров кадрового комплектования РККА: армия постепенно теряла значение самостоятельного социального феномена, порожденного мировой войной и революцией. Курсанты из бывших солдат в пику большевистской установке на уничтожение сословного деления «вспомнили», что когда-то и они относились к «трудовому элементу». В новой социальной клас-
сификации им, городским и сельским обывателям, представителям мелкой буржуазии и пролетариата, достались места «рабочих», «крестьян» или «прочих». По данным, опубликованным к пятилетнему юбилею 20-й Саратовской пехотной школы, то есть в 1923 г., на курсах в 1918 г. обучалось 60 % рабочих, 30 % крестьян и 10 % прочих.
При всем том необъективность этих цифр достаточно прозрачна. Столь высокий процент рабочих абсолютно нереален. Слишком превышает он общероссийский показатель. В действительности численность представителей фабрик и заводов на Саратовских командных курсах была раза в три меньше. Судить об этом можно хотя бы по самому многочисленному отделению курсов - пехотному. В ноябре 1918 г. на нем обучалось 272 курсанта и среди них значилось всего 26 % рабочих. Двукратное превосходство над ними имели ремесленники (55 %), которые, вероятно, и были «поделены» последующей статистикой между теми же рабочими и крестьянами14.
Кстати, о курсантах-крестьянах в первоначальных статистических данных не было и речи. Сельские жители в начале массовых мобилизаций составляли на курсах если не меньшинство, то и не превосходили жителей городских. Причем крестьяне, как правило, не подчеркивали свою связь с деревней и записывались солдатами или ремесленниками. Удивляет и малочисленность «прочих»: по военно-учебным заведениям Республики эта категория имела 37,8 %15.
Какие же пути-дороги вели на курсы столь разных людей?
Рабочий В.Н. Мордвинкин успел, например, пройти школу старой армии и освоить специальность телефониста. Затем - добровольная служба у красных в команде связи 1-го Саратовского стрелкового полка. В сентябре-октябре 1918 г. участвовал в боях с чехами и комучевцами - освобождал Вольск, Хвалынск, Самару. В ноябре был командирован комиссаром полка на телефонно-телеграфное отделение Саратовских комкурсов. Тогда же на пехотное отделение курсов поступили саратовский мещанин С.В. Межевников и немецкий колонист И.А. Бокк. Первый по окончании торговой школы успел поработать служащим в конторе местной табачной фабрики, затем несколько месяцев в Саргубпродкоме, где и получил нужные рекомендации. Второй - из-за революции не смог окончить школу прапорщиков и теперь решил продолжить военное образование на курсах16.
Крестьянину Николаевского уезда Самарской губернии А.Я. Калягину не удалось ни повоевать, ни толком поучиться: с 12 лет - на заработках. Когда исполнилось 15, перебрался в Саратов и устроился сначала хлебопеком, а затем фотокопировщиком в частную фотографию. О наборе на курсы узнал совершенно случайно. Приятель как-то сунул ему в руки газету и ткнул пальцем в объявление - «Прочитал и решил: чем черт не шутит. Все-таки паек, кое-какие деньги»17. Необходимый мандат для поступления на курсы
18-летнему подмастерью вручила секция фотографов Союза печатников. Эта профессиональная организация была на хорошем счету в местном комитете РКП(б), а ее члены входили в дружину всевобуча Центрального района Саратова. Занятия проходили 3-4 раза в неделю, дружина привлекалась и на строительство городских укреплений. Именно во всевобуче будущий генерал-лейтенант Советской армии А.Я. Калягин познал азы военного дела: хорошо изучил винтовку, ручной пулемет, неплохо выполнял ружейные приемы, знал строи и боевые порядки отделения, взвода. С его слов, это имело немаловажное значение при приеме на курсы18.
Не исключено, что при прочих равных условиях предпочтение отдавалось поступающим, знакомым с военным делом. Тем не менее, на советских командных курсах проблема начальной военной подготовки остро никогда не стояла. Гарантией успешного усвоения ускоренной учебной программы признавались только общеобразовательные знания. Приоритетной задачей считалось найти хотя бы малограмотного пролетария, способного обучиться командованию взводом.
«Вступительные испытания» проходили обычно в виде простых экзаменов. Освободить от них могло только выданное не более чем шесть лет назад свидетельство об окончании 4-х классов гимназии (у артиллеристов, инженеров, топографов - 5-ти классов) или равных ей учебных заведений19.
Приемные комиссии, как правило, руководствовались собственными разработками. Так, «в высшей степени благоприятное впечатление о проведении вступительных испытаний» на Саратовских командных курсах в августе 1918 г. создалось у инспектора ВУУ В.Р. Канненберга. В своем отчете бывший полковник описал схему экзаменов и отметил относительно высокий образовательный ценз поступающих: в основном не ниже начальной школы. Проверка знаний началась с письменных работ. Кандидаты подготовительного класса писали изложение по рассказу Ушинского «Слепая лошадь» и решали две простенькие арифметические задачи. Поступающим в специальный класс предложили написать сочинение на «самостоятельные темы»: сенокос, жатва, революция в деревне, революция в городе и т.п., а также решить две арифметические задачи посложнее. На следующий день, после проверки письменных работ, начались устные испытания. Учителям по русскому языку и математике помогали преподаватели природоведения, географии и истории, которые тоже оценивали грамотность будущих курсантов. Итог экзаменам подвело заседание педагогического комитета20.
К сожалению, эта почти идеальная картина с каждым следующим приемом теряла в красках. Почти сразу появилась команда «слабых», состоящих из курсантов, принятых условно с двойками. Впрочем, первое время таких было немного. Качество пополнения военно-учебных заведений стремительно стало ухудшаться
в конце 1918 г. с увеличением потока красноармейцев с фронта21. Значительная часть фронтовиков, большинство из которых составляли мобилизованные крестьяне, руководствовалась в основном личными выгодами. Курсы им виделись спасением от трудностей и опасностей боевой обстановки. Желание влиться в курсантские ряды подкреплялось и гораздо лучшим снабжением будущих кра-скомов различными видами довольствия в сравнении с рядовыми красноармейцами. Осознано или неосознанно, но некоторые красные бойцы пользовались этой законной формой дезертирства с фронта.
Общеобразовательная подготовка данного контингента абитуриентов тоже желала много лучшего. К марту 1919 г. процент отсева на курсах оказался столь большим, что РВСР был вынужден издать специальный приказ, в котором командиры частей предостерегались от направления на учебу неподготовленных и совершенно безграмотных красноармейцев. Было строго указано: «Командировать лишь тщательно избранных кандидатов» 22.
Другим шагом руководства военной школы стала попытка распределить центр тяжести комплектования учебных заведений между пополнением из войск и вербовочной работой среди населения. По стране развернулись различные агитационно-массовые мероприятия, среди которых особенно выделялись «Дни красных офицеров». Но и эти действия, несмотря на определенный положительный эффект, не решили проблемы. Ресурс грамотных лиц призывного возраста в Советской России объективно был строго ограничен, тогда как потребность в красных командирах и количество курсов неуклонно росла.
В апреле 1919 г. в складывающуюся систему комплектования курсов внесла некоторый хаос идея наркомвоена и председателя РВСР Л.Д. Троцкого «спаять школы с Действующей армией». Курсы решено было пополнять за счет фронтов и армий, к которым они прикреплялись. За ГУВУЗом (в январе 1919 г. он был вновь восстановлен из ВВУ) были оставлены только учебные функции23.
Такое двойное подчинение не могло не повлечь за собой массу недоразумений. Претворение идеи в жизнь ускорили сложная военно-политическая обстановка и командирование многих курсов на фронт. Летом-осенью 1919 г. пензенские, самарские, саратовские, симбирские курсы подчинялись, например, то Южному фронту, то Запасной армии Республики, то Юго-Восточному фронту, а казанские - Восточному фронту24.
О качестве хлынувшего тогда на курсы пополнения можно судить хотя бы по сентябрьскому приказу РВСР, разрешившему открывать при военно-учебных заведениях приготовительные классы для поступления на подготовительные отделения лиц, «не удовлетворяющих по своим познаниям условиям приема, но являющихся желательными с политической стороны»25. В последующем фронты
и армии постепенно сложили с себя функции комплектования курсов и передали их военным округам и созданным при них Окружным управлениям военно-учебными заведениями (ОкрУВУЗ).
Отбором кандидатов для посылки на командные курсы занимались не только армейские кадры. К этому делу широко привлекались местные органы Советской власти, партийные организации тыла и профсоюзы рабочих центров. Однако эти организации к началу 1920 г. оказались настолько истощены предыдущими вербовочными кампаниями, что выделяли только отдельных лиц.
Показателен апрельский агитационный вояж комиссара 1-х Саратовских комкурсов в Балашовский уезд Саратовской губернии. Организованные уездным комитетом РКП(б), союзом молодежи и военкоматом митинги в городе и уезде дали очень незначительный результат: на курсы было привлечено только 10 человек. По итогам поездки был сделан вывод, что агиткомпании бесполезны, «если они не являются определенной мобилизацией»26. Вероятно, к такому общему выводу пришли и в руководящих органах РККА, поскольку примерно с этого времени принудительное комплектование военно-учебных заведений красноармейцами стало приоритетным27.
Обычно курсы сами определяли нужное число вакансий. Эти данные поступали на утверждение в штабы фронтов, армий или ОкрУВУЗ. Губвоенкоматы распределяли наряды по гарнизонам. В войсковые части направлялись представители курсов, которые считались уполномоченными ГУВУЗа (ОкрУВУЗа). Курсантов набирали на месте, организуя для них предварительные испытания. Сформированная партия отправлялась на курсы, где и происходил окончательный отбор28.
Еще одним источником наборов, например для саратовцев, служило местное депо-изолятор - своего рода пересыльный пункт мобилизованных граждан (в том числе пойманных или добровольно явившихся дезертиров)29. В результате курсы сами стали походить на пересыльный пункт. Например, только в ноябре на 34-х пехотных командных курсах отчислили 80 человек. К декабрю некомплект составил 1/3 часть курсантов (229 человек)30.
«Демобилизационное настроение» у части переменного (курсантского) состава наметилось еще весной 1920 г., в короткую мирную передышку. В конце того же года, с окончанием активных боевых действий, желание покинуть курсы превратилось в опасную для учебных заведений тенденцию. Отток курсантов удалось снизить срочными запретительными мерами. Так, в приказе по 34-м пехотным командным курсам командирам рот было предписано отклонять многочисленные заявки курсантов на отчисление. Специальная дисциплинарная комиссия предавала военному суду или намечала к отчислению лишь неисправимых нарушителей31.
Тем не менее, весь 1921 г. и часть 1922 г. прошли в РККА под знаком демобилизации. Совпавшее с этим мероприятием расширение
сети военно-учебных заведений еще больше обострило кадровый голод. Некомплект переменного состава в одинаковой мере затрагивал заведения как старые, так и вновь организуемые, поскольку вторые «разбавлялись» первыми. От руководства Республики потребовались срочные меры.
Экстренно была реанимирована система партийных и профсоюзных призывов. В директиве ЦК РКП(б) указывалось, что «.. .партийные и профсоюзные организации должны взять на себя работу по укомплектованию военно-учебных заведений, вербуя из рабоче-крестьянской массы наиболее достойных и сознательных товарищей. Особенно в этом должны помочь союзы молодежи»32. Мобилизация на курсы членов компартии, комсомола и профсоюзов объявлялась в специальном июньском циркуляре ЦК партии. Отбору подлежали лица 1888-1903 гг. рождения, имеющие начальное образование. Стаж военной службы признавался необязательным33.
Уже в сентябре 1921 г. на конференции военно-учебных заведений Заволжского военного округа было отмечено, что среди прибывающих по партийным и профсоюзным мобилизациям много молодых людей, не желающих подчиняться установленным порядкам и проходить курс обучения. Выработанная резолюция еще раз рекомендовала направлять таких лиц в заведения, расположенные подальше от места мобилизации. Отказывающихся учиться курсантов следовало предавать суду и «сообщать той организации, из которой они выделены, для принятия мер воздействия и замены другим ли-
цом»34.
Вдогонку решению конференции только в октябре дисциплинарная комиссия 20-й Саратовской пехотной школы отчислила 25 курсантов (в основном от профсоюзов) с формулировками: «упорно не желающий учиться», «вносящий дезорганизацию в среду курсантов», «способствующий дезертирству курсантов», «хулиганство и дезорганизация» и т.п.35 Отметим, что общий процент отчисляемых с командных курсов Республики составлял ежемесячно в среднем 5,2 %. Причины отчисления заключались в следующем: малоуспеш-ность и дурное поведение - 51 %, болезни - 17 %, собственное желание - 2 %, прочие причины - 30 %36.
Сильно поредевшие учебные заведения не могли быть укомплектованы только спецпризывами. Поэтому одной из главных мер, принятых центром, стал приказ РВСР № 694. Согласно ему, желающие добровольно поступить в военно-учебные заведения и отвечающие условиям приема красноармейцы, должны были без задержек со стороны командования направляться к местам учебы. При этом разрешалось командировать не более 5 % личного состава части. В свою очередь выполнение воинскими частями приказа должно было проверяться специальными комиссиями37. По сути, преследовалась цель улучшить отбор из среды мобилизованных красноармейцев.
Огромные людские ресурсы РККА активно использовались весь
1921 г. Лучших красноармейцев сначала добровольно, а затем в принудительном порядке отправляли на формирование подготовительных командных курсов. Наглядным примером может служить история создания 71-х Саратовских пехотных подготовительных курсов на базе 30-го запасного стрелкового полка, когда среди 20 тыс. демобилизуемых красноармейцев оказалось проблематичным найти 500 человек для полного укомплектования новых курсов. Выручила 11-я Заволжская стрелковая бригада, приславшая своих бойцов. Очень незначительную долю пополнения дал также ОкрУВУЗ: в основном это были мелкие партии по 5-10 человек мобилизованных крестьян38.
Поступавшие на подготовительные курсы кандидаты проверялись приемной комиссией, состоящей из трех подкомиссий: медицинской, политической и учебно-строевой. Главное внимание опять же обращалось на общеобразовательную подготовку. Так, из прибывших в сентябре 106 человек неподходящими (слишком малограмотными) оказались 12 кандидатов. Впрочем, поступившие тоже не отличались уверенными знаниями. В рапорте отмечалось, что «большинство красноармейцев по своей подготовке и индивидуальному развитию не удовлетворяет условиям приема на подготовительные комкурсы»39. Для них пришлось открыть незапланированные приготовительные отделения.
Средний образовательный уровень слушателей учебных заведений РККА действительно резко ухудшился. В то же время, по данным ГУВУЗа, около 8-15 % слушателей имели высшее и среднее образование. Однако эти цифры следует отнести в основном в актив академий и среднетехнических специальных военных школ. Курсы располагали худшей статистикой. Так, в мае 1921 г. из 627 курсантов 34-х Саратовских пехкурсов имели «домашнее образование» - 103 человека, учились 3 года в начальной школе - 456 человек, учились 4 года - 68 курсантов40.
* * *
Таким образом, пример военно-учебных заведений уральско-поволжского региона свидетельствует, что по ряду объективных причин, связанных с реалиями Гражданской войны, курсантский состав с течением времени подвергся большим изменениям.
Оставаясь преимущественно крестьянским, он все больше терял в качестве из-за объективной нехватки в этой социальной группе лиц с необходимым для обучения образованием.
К началу 1920-х гг. комплектование курсов переменным составом выродилось в примитивную принудительную мобилизацию. Сами же военно-учебные заведения превратились в подобие учебных полковых команд царской армии.
Примечания
1 Пятый Всероссийский съезд советов рабочих, крестьянских и, солдатских и казачьих депутатов: Стенографический отчет. М., 1918. С. 213.
2 Российский государственный военный архив (РГВА). Ф. 62. Оп. 1. Д. 362. Л. 8, 8об.
3 Справочник указатель декретов, постановлений, приказов и др. распоряжений по Красной армии. Саратов, 1920. С. 384-390.
4 Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). Ф. 325. Оп. 1. Д. 50. Л. 83.
5 Известия Народного комиссариата по военным делам. 1918. 28 янв.
6 Декреты Советской власти. Т. 1. М., 1957. С. 356.
7 РГВА. Ф. 62. Оп. 1. Д. 332. Л. 19.
8 Государственный архив Саратовской области (ГАСО). Ф. 521. Оп. 1. Д. 206. Л. 107, 107об., 109.
9 РГВА. Ф. 62. Оп. 1. Д. 360. Л. 1.
10 РГВА. Ф. 25172. Оп. 1. Д. 21. Л. 56.
11 ГАСО. Ф. 521. Оп. 1. Д. 206. Л. 173.
12 РГВА. Ф. 25172. Оп. 1. Д. 28. Л. 12об., 13.
13 РГВА, Ф. 62. Оп. 1. Д. 360. Л. 6.
14 РГВА. Ф. 25172. Оп. 1. Д. 28. Л. 12об., 13.
15 Военное знание. 1923. № 1-3. С. 20, 21
16 Музей регионального учебного центра ракетных войск и артиллерии, Саратов (МРУЦ). Мордвинкин В.Н. Воспоминания. Рукопись. С. 1; Межевников С.В. Саратовские артиллерийские курсы командного состава РККА. Рукопись. С. 27; Историко-статистический очерк жизни и деятельности комиссии связи кавказских военно-учебных заведений (1920 - 1922 г.). [Б.м.], 1922. С. 5.
17 Куртасов А. Последний из ставки // Саратовские вести. 2000. 19 февр.
18 МРУЦ. Калягин А.Я. Воспоминания. Рукопись. С. 4-8.
19 ГАСО. Ф. 521. Оп. 1. Д. 206. Л. 109, 109об.
20 РГВА. Ф. 62. Оп. 1. Д. 1360. Л. 49об.
21 Известия Народного комиссариата по военным делам. 1918. 17 нояб.
22 ГАСО. Ф. 521. Оп. 1. Д. 206. Л. 90.
23 РГВА. Ф. 10. Оп. 2. Д. 401. Л. 71.
24 Там же. Л. 35.
25 РГВА. Ф. 10. Оп. 2. Д. 774. Л. 6.
26 Государственный архив новейшей истории Саратовской области (ГАНИСО). Ф. 97. Оп. 1. Д. 11. Л. 1.
27 ГАНИСО. Ф. 97. Оп. 1. Д. 24. Л. 1.
28 ГАНИСО. Ф. 97. Оп. 1. Д. 11. Л. 1.
29 ГАНИСО. Ф. 97. Оп. 1. Д. 75. Л. 27, 27об.
30 ГАНИСО. Ф. 97. Оп. 1. Д. 14. Л. 49об.
31 ГАНИСО. Ф. 97. Оп. 1. Д. 19. Л. 1, 21, 22.
32 Лобода В.Ф. Командные кадры и законодательство о кадрах в раз-
витии Вооруженных Сил СССР. М., 1960. С. 43.
33 ГАНИСО. Ф. 27. Оп. 2. Д. 450. Л. 3.
34 Военное знание. 1921. №. 18. С. 39.
35 ГАНИСО. Ф. 97. Оп. 1. Д. 19. Л. 37-38.
36 Военное знание. 1922. № 3-4. С. 70.
37 Военное знание. 1921. № 13. С. 31.
38 РГВА. Ф. 25219. Оп. 1. Д. 54. Л. 1об.
39 РГВА. Ф. 25219. Оп. 1. Д. 7. Л. 7-8.
40 РГВА. Ф. 62. Оп. 1. Д. 1360. Л. 94об.
Автор, аннотация, ключевые слова
Симонов Анатолий Александрович - канд. ист. наук, доцент Саратовского национального исследовательского государственного университета имени Н.Г. Чернышевского
В статье рассмотрен порядок и результаты комплектования переменным личным составом командных курсов - советских военно-учебных заведений периода Гражданской войны. В качестве показательного примера выбрана территория Поволжья и Урала. Приведены общие сведения по военно-учебному делу в Поволжье и на Урале. Доказано, что количество командных курсов на этой территории составляло примерно треть от всех подобных учебных заведений, которые существовали в Советской России во время Гражданской войны. Выявлены и проанализированы статистические сведения о социальном происхождении и социальном положении красных курсантов, их деятельности до поступления на военную учебу. Описаны трудности приемных кампаний, обусловленные низкой грамотностью населения и издержками советского военного строительства. Показаны методики вступительных испытаний, применяемые с учетом общеобразовательной подготовки абитуриентов. Сделан вывод, что по ряду объективных причин, связанных с реалиями Гражданской войны, курсантский состав военно-учебных заведений в Поволжье и на Урале с течением времени подвергся большим изменениям. Оставаясь преимущественно крестьянским, он все больше терял в качестве из-за нехватки в этой социальной группе лиц с начальным образованием, которое было минимально необходимым для подготовки командиров Красной армии.
Гражданская война в России, Рабоче-крестьянская Красная армия, военное строительство, военное образование, командные курсы, красные курсанты, комплектование армии, командный состав, Поволжье, Урал, Л.Д. Троцкий.
References (Monographs)
1. Loboda V.F. Komandnye kadry i zakonodatelstvo o kadrakh v razvitii Vooruzhennykh Sil SSSR [Command Staff and Legislation on Personnel in the Development of the Armed Forces of the USSR.]. Moscow, 1960, p. 43.
Author, Abstract, Key words
Anatoliy A. Simonov - Candidate of History, Senior Lecturer, Saratov National Research State University (Saratov, Russia)
The article examines the procedure and results of recruiting personnel for military command courses, for the Soviet military educational establishments during the Russian Civil War, illustrated with examples from the Volga and Urals areas. The author gives a general analysis of military education in the above regions. It is estimated that the military educational institutions on this territory accounted for about one third of all those which existed in Soviet Russia during the Civil War. The article reveals statistical data about the social background and social status of Red Cadets and their activities before their enrollment for the military course. Admission problems were identified which were caused by low literacy and certain shortcomings in the Soviet military construction. The author demonstrates different entry tests applied with respect to the applicants' educational level. It is concluded that the Red Cadets' composition in the Volga and Urals regions was greatly changed due to the Civil War situation. While it still remained predominantly peasant, it was increasingly lacking in quality as there were insufficient people in this social group having primary education which was the minimum admission requirement for training the commanding personnel of the Red Army.
Russian Civil War, Workers' and Peasants' Red Army, military construction, military education, command courses, Red Cadets, army recruitment, commanding personnel, Volga Region, Urals, L.D. Trotsky.
