CC BY
35УДК 902/904 DOI 10.24412/2411-7838-2021-14-47-68
КОМПЛЕКТ СРЕДНЕВЕКОВЫХ РЕМЕННЫХ УКРАШЕНИЙ ИЗ КУЗНЕЦКОЙ КОТЛОВИНЫ И ПРОБЛЕМА КУЛЬТУРНЫХ ВЛИЯНИЙ
Г. Г. Король
Институт археологии РАН
Вводится в научный оборот один из ярких наборов средневековых ременных украшений из одиночного кургана Солнечный-2 в Кузнецкой котловине, отнесённого автором раскопок к шан-динской археологической культуре XI-XIV вв. Анализ декора большинства блях, не имеющего аналогии и не характерного для орнаментального стиля, распространённого в Саяно-Алтае и на прилегающих территориях в конце I - начале II тыс., позволил предположить возможное влияние киданей империи Ляо (современный Северо-Восточный Китай) или их культуры через неких посредников. Особенности этнокультурных и миграционных процессов на территории Кузнецкой котловины в первой трети II тыс. не противоречат такому предположению. Дана характеристика особенностей декора ременных украшений из Кузнецкой котловины в целом, а также киданьского варианта стиля «степного орнаментализма». Его внешнее сходство с саяно-алтай-ским, особенно выразительным в период возвышения Кыргызского каганата, - стадиальное явление в синкретической культуре государств номадов.
Ключевые слова: Кузнецкая котловина, Саяно-Алтай, средневековье, кыргызы, кыпчаки, кидани, ременные украшения, орнаментальный стиль, культурные влияния
MEDIEVAL BELT ORNAMENTATION SET FROM KUZNETSK DEPRESSION AND THE ISSUE OF CULTURAL INFLUENCE
G. G. Korol
Institute of Archaeology RAS
The paper introduces one of the brightest sets of medieval belt ornamentation from the Solnechny-2 single burial mound in the Kuznetsk Depression attributed to the Shanda archaeological culture of the 11th-14th centuries. An analysis of the décor of most belt-mounts, which finds no parallels and is not typical for the ornamental style prevalent in the Sayan-Altai and adjacent territories in the late 1st -the early 2nd millennium, suggested the possible influence of the Khitan Empire of Liao (present-day Northeastern China) or their culture through some intermediaries. The peculiarities of ethnocultural and migration processes in the Kuznetsk Depression in the first third of the 2nd millennium do not contradict this assumption. The author outlines peculiarities of the décor of belt ornaments from the Kuznetsk Depression as a whole, as well as the Khitan version of the steppe ornamentalism style. Its resemblance to the Sayan-Altai version, which became especially distinctive during the rise of the Kyrgyz Khaganate, is a stadial phenomenon in the syncretic culture of nomadic states.
Keywords: Kuznetsk Depression, Sayan-Altai, the Middle Ages, the Kyrgyz, the Qypchaq, Khitans, belt ornamentation, ornamental style, cultural influence
Введение
Для степной Евразии в тюркскую эпоху был характерен симбиоз культуры кочевников и оседлых цивилизаций. В среде последних возникла мода на кочевническую одежду, включая ременные украшения амуниции всадников. Как результат контактов и взаимопроникновения культур
во второй половине VIII в. по всей степной зоне и на соседних территориях распространился орнаментальный стиль, представленный в декоре подобных и других изделий из цветного металла (торевтике малых форм). В восточной части степной Евразии расцвет и наиболее яркие проявления нового стиля отмечены на террито-
тории Саяно-Алтая в период «экспансии» (840 - 20-30-е гг. X в.) Кыргызского каганата - краткосрочного в историческом масштабе выхода енисейских кыргызов, культура которых начала развиваться с VI в., на политическую арену Центральной Азии и, соответственно, широких контактов с разными народами и государствами [Кляшторный, Савинов, 2005, с. 263-265]. Формирование характерного для Саяно-Алтая и прилегающих территорий конца I -начала II тыс. орнаментального стиля происходило под влиянием основных культурных импульсов: преобладавшего юго-юго-западного (Восточный Туркестан, Средняя Азия, Иран) и значительного -юго-восточного (Китай).
С середины X в. в культуре енисейских кыргызов происходят кардинальные перемены. Тюхтятскую археологическую культуру К-Х вв. с характерными ременными украшениями из цветного металла сменяет аскизская культура X-XVII вв. с ременными украшениями из чёрного металла со специфической технологией декора: таушировкой серебром и аппликацией медью. Смена культур была постепенной -с 20-30-х гг. X в. в погребальном инвентаре фиксируются находки обеих археологических культур [Кызласов, 1983; Длуж-невская, 1985]. Кроме того, в памятниках Верхнего Енисея среди украшений из цветного металла появляются изделия «чужого облика» - как будто с характерным для Саяно-Алтая орнаментом, но детали мотивов и пластического решения формы предметов исполнены иначе.
У западных соседей Кыргызского каганата - кимако-кыпчакского объединения с центром на Верхнем Иртыше, находившегося в орбите влияния кыргызов во время их господства в регионе, ременные украшения из цветного металла сохраняются и в последующий период (домонгольский). В целом декор таких изделий продолжает традиции тюркского времени, с учётом региональных особенностей в Верхнем Прииртышье и в бассейне Верхней и Средней Оби. При этом фиксируются и некоторые варианты, в том числе наиболее популярных так называемых серий-
ных изделий (подробней см.: [Король, 2008, с. 157-176]), а также «реплики» декора, распространившегося в Саяно-Алтае в период возвышения кыргызов. Следует отметить, что качество декора подобных реплик начала II тыс. нередко плохое, что свидетельствует об отсутствии в среде мастеров (возможно, местных или иных, выполнявших заказы местного населения) умелых художников.
Объединение кимако-кыпчакских племён просуществовало до 30-х гг. XI в., а затем занимаемая им территория вошла в орбиту передвижения разных групп народов в разных направлениях: как на запад, так и на восток и север. Одной из территорий, испытавшей на себе многочисленные разнонаправленные миграционные потоки и соответственно культурные влияния, была Кузнецкая котловина Саяно-Алтая.
Цель настоящей статьи - ввести в научный оборот и рассмотреть один из ярких наборов средневековых ременных украшений из могилы 1 одиночного кургана Солнечный-2 в Кузнецкой котловине; сопоставить декор комплекта с рядом других значимых для темы находок из региона, а также с господствовавшим в Саяно-Алтае стилем «степного орнаментализма» на фоне особенностей культурно-исторического процесса в регионе в первой трети II тыс. и проблемы культурных влияний. Особенности материалов из Кузнецкой котловины
При работе с музейными коллекциями материалов из раскопок средневековых погребений региона, с имеющимися публикациями у автора настоящей статьи всегда возникало впечатление необычного для остальных территорий Саяно-Алтая «мозаичного», не слишком многообразного, но иногда совершенно своеобразного декора ременных украшений из цветного металла. С одной стороны, он отражает общий стиль, распространённый в культурах Саяно-Алтая и прилегающих территорий конца I - начала II тыс., кроме того, можно констатировать наличие предметов так называемых серийных изделий с одинаковой композицией разных видов, находки
которых известны на всей территории Саяно-Алтая (см. каталог таких находок: [Король, 2008, с. 290-300]). С другой стороны, декор имеет свои особенности. Они связаны не только с хронологией памятников и их разной культурной принадлежностью, но и с активными миграционными процессами в Кузнецкой котловине в домонгольское время [Илюшин, 2005].
Здесь следует подробней остановиться на проблеме хронологии памятников, в которых найдены ременные и другие украшения из цветного металла с декором, характерным для культур Саяно-Алтая и прилегающих территорий конца I - начала II тыс. Все варианты датирования памятников Кузнецкой котловины приводит А. М. Илюшин [2005]: VIII-X вв. (М. Г. Елькин, исследовавший основную массу курганов), IX-X вв. (Д.Г. Савинов, анализировавший находки из курганов с целью выделения кемеровского варианта сросткинской археологической культуры), XI-XIII вв. (А.М.Илюшин, исследовавший памятники с 1990-х гг.). Заметим, что в своих работах автор настоящей статьи обычно рассматривает эти материалы как относящиеся к концу I - началу II тыс., основываясь в основном на характере декора конкретного исторического периода в средневековой истории Саяно-Алтая и прилегающих территорий, а также учитывая мнение исследователей памятников относительно их хронологии.
Основания датирования, предлагаемого А.М.Илюшиным, выглядят правомерными, ибо опираются на анализ памятников, включая все аспекты погребального обряда и все виды сопроводительного инвентаря. Берётся во внимание и политическая ситуация конкретного времени. При датировке объекта XI-XIII вв. отмечается, что такой-то декор на ременных украшениях из данного памятника характерен для Саяно-Алтая IX-X вв. В качестве примера чуть подробней остановимся на материалах из курганной группы Солнечный-1, входившей в огромный могильник Ново-камышенка (подробней см. ниже).
В группе Солнечный-1 исследовано четыре совершенно разных кургана. Один из них - курган 1, могила 3 (раскопки 2005 г.),
содержал погребение знатного воина, сопровождавшееся предметами вооружения, а также набором ременных украшений (хранятся в музее-заповеднике «Томская Писаница»). В наборе по характеру блях выделено 2-3 комплекта. Предварительно курган датирован Х1-Х111 вв., но при тщательном анализе материала хронология сужена до начала или первой половины XIII в. [Илюшин, 2016в, с. 20, 22, 28, рис. 4; цв. ил., рис. 1]. Для нас интерес представляет комплект ременных украшений с орнаментом, характерным для Саяно-Алтая конца I - начала II тыс.
Бляхи с хорошо различимым декором (рис. 1: 1-3) имеют аналогии (подпрямо-угольные накладки - даже идентичные) в материалах конца I и, возможно, самого начала II тыс. с других территорий Саяно-Алтая. Так, для Т-образной бляхи (рис. 1: 1) имеются очень близкие, но не идентичные аналогии по декору из Минусинской котловины (ссылки см.: [Король, 2021, с. 110, 111, рис. 2: 11, 12]). Различия в центральном мотиве на каждой плоскости - на кузнецкой бляхе это четырёхлепестковая цветочная розетка, а на минусинских - круглая многолепестковая. Полностью идентичные кузнецкой бляхе аналогии нам не известны.
Подпрямоугольная бляха (рис. 1: 2) имеет чуть отличающуюся по форме, но абсолютно идентичную по декору аналогию также из Минусинской котловины (Минусинский музей, № 6500). Любопытна деталь: на кузнецкой бляхе по углам декорированной поверхности видны круглые «шляпки». Это не часть декора. По фотографии трудно определить, следы ли это ремонта. На идентичном образце из Минусинской котловины имеются точно такие «шляпки», которые описаны нами при личном осмотре и контактном копировании, как «оттиск шляпок гвоздей от ремонта бляхи, служившей матрицей, по которой делали накладку», т.е. матрицей в конкретном случае могла служить как только что отремонтированная таким образом накладка, так и её реплика. При этом декор минусинской накладки очень грубый, рельефный, центральный элемент
(цветочная розетка) выступает над фоном на 1 мм, т.е. это условно поздний экземпляр, возможно, начала II тыс. Вполне вероятно, что и кузнецкий экземпляр относится к XI в.
Третья накладка (рис. 1: 3) имеет абсолютно идентичную аналогию из кургана 145 Зевакинского могильника с Верхнего Прииртышья, датированного автором раскопок вв. [Арсланова, 2013, с. 43, 52, фото 21; см. также фото: Король, 2008, табл. 17: 3, Усть-Каменогорский краеведческий музей, Восточный Казахстан].
А.М.Илюшин приводит эту аналогию в своей статье, но даёт датировку вв. [Илюшин, 2016в, с. 22]. Следует отметить, что очень близкие аналогии по декору (с дополнительным маленьким элементом) - семь подпрямоугольных подвесок из Минусинской котловины. Это случайные находки из пунктов Бейское (3 экз., Минусинский музей, № 5912-5914), Большой Телек (3 экз., № 5915-5917) и Сарагаш (№ 5920).
Таким образом, комплект сбруйных украшений из могилы 3 кургана 1 группы Сол-
Рис. 1. Образцы блях ременных наборов из курганов Солнечный-1 (1-3) и Бормотово-3 (4-6) в Кузнецкой котловине: 1-3 (по: [Илюшин, 2016в, рис. 4; цв. вкл., рис. 1]); 4-6 - фото А. М. Илюшина. Без масштаба
нечный-1, в который входили эти накладки, сам по себе вряд ли можно датировать началом XIII в. Но украшения снаряжения всадника у тюркоязычных кочевников имели особое значение, они служили не только украшением как таковым, но и апотропеями-оберегами, а посему могли сохраняться в роду и передаваться из поколения в поколение. В качестве примера можно назвать Тюхтятский клад из Минусинской котловины [Король, 2008, с. 192]. Наше заключение не противоречит в целом более поздней датировке могилы знатного воина из кургана группы Солнечный-1.
Если основываться на мнении А. М. Илюшина о датировании памятников с подобными ременными украшениями первой третью II тыс., то можно говорить о главной особенности материалов из Кузнецкой котловины - сохранении видов декора, широко распространённых в других регионах Саяно-Алтая в К-Х вв., в памятниках домонгольского периода как условно пережиточных. Напомним, что на востоке Саяно-Алтая, на Верхнем и Среднем Енисее в начале II тыс. произошла смена бронзовых украшений на железные. При этом на позднем этапе сросткинской археологической культуры Алтая (до середины XII в.) также продолжают существование ременные украшения из цветного металла, но характерных для К-Х вв. декоративных композиций (прежде всего из разряда выделенных нами «серийных изделий») уже практически нет. Известные образцы датируются первой половиной XI в. [Горбунова и др., 2009, с. 69, 73, рис. 62, 70].
Некоторые исследователи, не разделяя точку зрения других о длительном существовании сросткинской археологической культуры в степном и лесостепном Алтае, считают, что в начале II тыс. в лесостепном и южно-таёжном Приобье присутствовали «постсросткинские» и «постверхнеобские» традиции. В многообразную, пёструю, чересполосную среду существования разных культурных традиций начала II тыс. (что абсолютно соответствует и характеру памятников в Кузнецкой котловине) на этой территории в XI в. «внедрилась новая группа мигрантов, очевидно из южных (юго-восточных?) областей, - носителей
басандайских культурных традиций» [Савинов и др., 2008, с. 339]. А.М.Илюшин предлагает общекультурный фон этого времени рассматривать как кыпчакский и расширить границы названной этнокультурной общности на восток от Южного Урала до Байкала и ближнего Забайкалья (детально см.: [Илюшин, 2016а]). При этом миграционные потоки внутри этих границ, напомним, имеют разную направленность, которая может меняться на противоположную. Эти пояснения будут полезны при дальнейшем рассмотрении конкретного материала.
Возвращаясь к особенностям декорированных ременных украшений из Кузнецкой котловины, отметим, что в местной среде, по-видимому, было и своё производство на доступном уровне. Этот аспект требует специального изучения и не входит в наши задачи. По оригинальности некоторых композиций, которые порой невозможно назвать иначе, как «народными», создается впечатление, что местные мастера пытались создавать свои собственные образцы в духе распространённого стиля эпохи (см., например: [Илюшин, 1997, рис. 18: 18, 19; 31: 11-14; 2010, рис. 1: 5]). Получалось иногда «наивно», но потенциал художника в условном мастере всё же нельзя не отметить. В других крупных регионах Саяно-Алтая тоже фиксируются изделия, в которых проявляется творчество мастера-литейщика (см., например: [Король, 2019]), но это всё же не основное направление развития и изменений декора. В рассмотренных в приведённой работе образцах составных застёжек с оригинальной композицией именно вариант из Кузнецкой котловины (могильник Конево, курган 3, могила 1, вторая половина XII в.) представляется примером самобытного творчества [Король, 2019, с. 182-185, 192-193, прил., гр. 3].
В начале II тыс. происходит в основном упрощение наиболее распространённых вариантов композиций конца I тыс., а чаще всего, по-видимому, в условно местной среде реплицируются старые, длительное время использовавшиеся изделия. Важно подчеркнуть, что технология позволяла в качестве матрицы использовать предмет
любого качества, в том числе находившийся в длительном употреблении, а посему с затёртым декором (изначально разного качества), иногда после ремонта, следы которого могут быть видны и на вновь изготовленном изделии. Именно такие экземпляры есть и в материалах из Кузнецкой котловины. Кроме того, в них присутствуют ременные наборы с совершенно чуждой для условно тюркской среды (и даже «посттюркской» домонгольского времени) орнаментацией. Это в первую очередь связано с разнонаправленными миграционными процессами конкретного периода и соответствующими культурными влияниями.
Этими же основаниями можно объяснить и находки уникальных образцов с оригинальными композициями, изначально созданными определённо мастерами-художниками высокого уровня, отражающего культурные традиции развитого ремесла. К таким предметам можно отнести ажурные ременные накладки из могильника Саратовка с изображением пары рыб по сторонам растительного мотива и накладку с композицией сложной симметрии (вертикальной и горизонтальной), основные мотивы которой - парные птички, причём, отражённые по центральной горизонтали они «преображены» отделкой тулова особым способом в «рыбок», практически идентичных рыбкам на других бляшках [Илюшин, 1999, рис. 4: 28, 30; 29: 5; Король, 2008, с. 141, рис. 33]1.
Следует упомянуть и два предмета (накладка и лировидная подвеска с так называемым портретным декором) из могильника Октябрьский, кургана 1 (могила 6) -кургана-кладбища XI-XII вв. (44 могилы), с погребениями, совершёнными по обряду кремации на стороне. Предметы не лучшей сохранности, немного оплавлены, но все же можно сказать, что это реплики с уже давно бывших в употреблении или многократно реплицированных изделий.
Но это не мешает говорить об уникальности и оригинальности первоначального художественного замысла, созданного, по всей видимости, мастером Среднего Востока. Этот же замысел и тоже в явно многократно реплицированном варианте можно видеть на бляхах поясного набора из могилы 3 Хойцегорского могильника в Южном Забайкалье, датированной вв. (подробно об иконографии, семантике изображений см.: [Король, 2008, с. 75-82, рис. 17, табл. 5; о датировке хойцегорских находок - Дашибалов, 2005, с. 96]).
Комплект ременных украшений из одиночного кургана Солнечный-2
Условия расположения погребального объекта. Среди недавно выявленных и исследованных погребальных комплексов необычностью набора ременных украшений из цветного металла выделяется одиночный курган Солнечный-2. Он расположен в Ленинск-Кузнецком административном районе в западной части Кемеровской области, близ Присалаирья, был составной частью могильника Новокамы-шенка, открытого в 1927 г. А.Т. Кузнецовой, размещаясь на его периферии. Могильник состоял из более 100 насыпей, сконцентрированных группами на огромном мысу (1,5-2 км) между реками Иня и Ка-мышенка, бассейн Верхнего Приобья (подробней см.: [Илюшин, 2008]). По мнению А. М. Илюшина, исследовавшего эти курганы, такая концентрация разновременных погребений на ограниченной территории указывает на факт проживания здесь кочевников длительный (100-150 лет) период, причем до начала II тыс. на этом мысу не было погребальных объектов (из переписки с автором статьи от 24.08.2021 г.).
Это место в Присалаирье в северо-западной части Кузнецкой котловины привлекало кочевников своим удачным расположением при слиянии двух рек и природными условиями, благоприятными для скотоводства. В Кузнецко-Салаирской сте-
1 Отметим, что номер кургана в работе 2008 г. указан по этикетке музея Кемеровского государственного университета к бляшке с птицами (Саратовка, 1971, к. 122). По результатам тщательных архивных изысканий А. М. Илюшина, бляшки с рыбками (всего их три) происходят из двух курганов - 1 (могила 11) и 23, а бляшка с птицами, по всей видимости, из кургана 1. При этом курган 23 датирован вв., а могила 11 кургана 1 - X-XI вв. [Илюшин, 1999, с. 50, 55].
пи и лесостепи в бассейне р. Иня (правый приток Оби), преимущественно по её левым притокам (крупные из них - Касьма, Ур, Бачат) расположена и основная часть других памятников развитого средневековья. Помимо обилия водных источников здесь представлены классические степи с луговыми чернозёмами и разнотравьем, лесостепные участки, также богатые кормом для скота, рядом - тайга с возможностями заготовки таёжных даров, а также укрытия там при необходимости (подробней о ландшафте, почвенном и растительном покрове см.: [Илюшин, 2005, с. 13; Соловьев, 2006, с. 255]). «Именно природно-экологический фактор обусловил выбор трёх наиболее удобных для экономической практики средневекового населения территорий проживания в пределах Кузнецкой котловины, которые фиксируются при картографировании археологических памятников в виде концентрации в пределах трёх локальных регионов (Кузнецкое При-салаирье, среднее течение р. Томи и юг Кузнецкой котловины)» [Илюшин, 2005, с. 122-123; 2009, с. 33].
Эта информация помогает понять, почему именно в Кузнецком Присалаирье находится один из центров концентрации памятников кочевников начала II тыс., периода активных миграционных потоков, о чём сказано выше. Материалы большого могильника Новокамышенка характеризуются разнообразием и определённой уникальностью.
Погребальный обряд, датировка и культурная принадлежность памятника. Под насыпью кургана Солнечный-2 выявлено и обследовано четыре могилы. В могиле 1 (в центральной части кургана) - мужское погребение по обряду ингумации со шкурой лошади в ступенчатой (на нижней ступени - захоронение человека, на верхней -лошади) грунтовой яме с подбоем. Среди сопроводительного погребального инвентаря - предметы конского снаряжения и вооружения. По аналогиям находкам курган предварительно датирован развитым средневековьем ^-КГУ^ вв.) и отождествлён с шандинской археологической культурой [Илюшин, 2014, с. 9, 10, рис. 21, 22;
2016б, с. 359, 360]. Эта культура появилась в Кузнецкой котловине в уже сформировавшемся виде (не имеет ничего общего с саратовской археологической культурой местного населения), делится на два хронологических этапа: XI-XII и XIII-XIV вв. Её носители - пришлые тюркоязычные мигранты (кыпчаки) из региона Рудного Алтая и Восточного Казахстана [Илюшин, 2005, с. 120-126; 2007], где до этого они проживали в составе кимако-кыпчакского объединения с центром на Верхнем Иртыше, западных соседей Кыргызского каганата, о чём упомянуто выше.
Характеристика ременных украшений из кургана Солнечный-2. Среди находок в центральной могиле 1 кургана - 12 бронзовых украшений-накладок конского снаряжения [Илюшин, 2014, рис. 21, 22]. Этот комплект (рис. 2А, Б) - яркий и пока единственный пример сочетания ременных накладок с совершенно не известным в Саяно-Алтае декором (семь прямоугольных и две концевые накладки - рис. 2: 1-8, 12) и изделий (три накладки разной формы - рис. 2: 9-11) с обычным для Саяно-Алтая вв. (на Алтае, как отмечено выше, сохранялся и в XI в.) орнаментом в одном комплексе, датированном развитым средневековьем. (Материалы из кургана переданы на хранение в Кузбасский государственный краеведческий музей.)
Начнём рассмотрение со второй группы (меньшей по количеству) предметов комплекта с «саяно-алтайским» раннесредне-вековым орнаментом (рис. 2: 9-11) - бронзовые, без позолоты; прямоугольная накладка (рис. 2: 10), возможно, имела дополнительное лужение поверхности, поэтому выглядит как серебряная. А. М. Илюшин первоначально и принял её за таковую. Но проводимый в настоящее время (Алтайский государственный университет) анализ состава металла этих бляшек показал, что такой цвет мог быть обусловлен оло-вянно-свинцовым сплавом, в котором присутствует и серебро (1,53 %).
Отметим, что из трёх «саяно-алтайских» по орнаменту накладок на двух предметах (рис. 2: 9, 10; 3: 4, 7) - один из самых популярных в конце I - начале II тыс. в Саяно-
Алтае мотивов («цветок смоквы»; на концевой накладке вертикальное размещение двух и более цветков - рис. 3: 4) и вариант не менее известной композиции («пальметты в составе композиций с центральной лепестковой розеткой» на прямоугольной накладке - рис. 3: 7) серийных групп изделий [Король, 2008, с. 157-163]. Исходный вариант второй композиции представлен на накладке из Минусинской котловины (рис. 3: 8). Возможно, это совпадение, но именно такое сочетание популярных мотива и варианта композиции
(рис. 3: 5, 6, 9) зафиксировано на ременных украшениях из памятника кыргызов на Верхнем Енисее (в Туве): «клада»/«дру-жинного захоронения» Аймырлыг-2, датированного концом X - началом XI в. [Овчинникова, Длужневская, 2000, с. 37, 38, рис. 15: 2, 5, 6]. Декор на соответствующих накладках с Верхнего Енисея (рис. 3: 5, 9) и из Кузнецкой котловины (рис. 3: 4, 7) отличается деталями, но по сути это варианты двух исходных видов композиций.
Интересно в данной ситуации то, что предметы из Кузнецкой котловины - услов-
А
ъ
А
И
и
Л
йГ
А
10
Рис. 2А. Ременные украшения (1-12) конского снаряжения, курган Солнечный-2, Кузнецкая котловина: лицевая сторона накладок. Бронза. Фото А. М. Илюшина
но такие же, как многие другие саяно-алтайские находки (особенности формы предметов, декор), но они различаются между собой по качеству и, скорее всего, изготовлены в разное время в разных местах и собраны в комплект случайным образом. Единственный предмет хорошего качества декора и сохранности всё же отремонтирован грубым способом - железным гвоздём фактически в центре орнаментальной композиции (рис. 2: 11), т.е. он давно был в обиходе. Две другие накладки очень плохого качества декора. Декор кон-
цевой накладки (рис. 2: 9; 3: 4) выполнен чрезвычайно грубо, возможно, это копия, рисунок на матрице (по-видимому, выполненной из твёрдого материала, см. также ниже при характеристике аймырлыгских находок с Верхнего Енисея) которой сделан самостоятельно не очень опытным «рисовальщиком». Отверстия с остатками окислов железа свидетельствуют, что накладка долго использовалась и была отремонтирована железными гвоздями. Прямоугольная накладка (рис. 2: 10; 3: 7) -совершенно другой образец. Это опреде-
10
11
2 см
Рис. 2Б. Ременные украшения (1-12) конского снаряжения, курган Солнечный-2, Кузнецкая котловина: оборотная сторона. Бронза. Фото А. М. Илюшина
лённо реплика с давно затёртой (или многократно реплицированной) накладки-матрицы, которая тоже достаточно долго служила в качестве ременного украшения. Следов ремонта нет.
Упомянутые выше предметы с Верхнего Енисея (из Тувы) с железными пластинами
на обороте (повторим, что это поздний признак для ременных украшений из цветного металла в Саяно-Алтае), с таким же по формальным признакам декором, как и находки из Кузнецкой котловины, имеют кардинальные отличия. Рисунок на кузнецкой бляхе с мотивом «цветок смоквы»
П
Рис. 3. Находки из кургана Солнечный-2, Кузнецкая котловина (1, 4, 7) и аналогии: 2, 3 - Бухусан, Забайкалье (по: [Король, 2008, рис. 43; 2009, рис. 4: 2]); 5, 6, 9 - Аймырлыг-2, Тува (по: [Овчинникова, Длужневская, 2000, рис. 15: 2, 5, 6]); 8 - Минусинская котловина, случайная находка (по: [Король, 2008, табл. 18А]). Бронза. Без масштаба
(рис. 3: 4) хоть и выполнен грубо и, возможно, на другом технологическом уровне, но элементы самого мотива традиционны для саяно-алтайского искусства рубежа тысячелетий. Рисунок на аймырлыгских находках схематичен, как будто неопытный мастер выполнял копию или также работал на другом технологическом уровне. Угловатые линии основного мотива (рис. 3: 5, 6) возможны при работе с твёрдым материалом; традиционная для технологии изготовления средневековых ременных украшений из цветного металла восковая модель позволяла выполнять сложный, тонкий и изящный рисунок. Такой формы (подпрямоугольная) верхняя часть «цветка смоквы» на других многочисленных саяно-алтайских изделиях не известна. Высокие бортики (ср. с киданьскими на рис. 4: 7, 12, о которых речь пойдет ниже) предметов для саяно-алтайского материала - не самый распространённый вариант.
Особо отметим не известное на других саяно-алтайских находках пластическое оформление, о чём упоминалось выше, изделия «уступами»: центральное декорированное поле немного возвышается над бортиком, украшенным схематичными растительными завитками. Само по себе украшение бортика подобными завитками обычно для многих саяно-алтайских находок. Заметим, что при первичной работе с предметами с Верхнего Енисея (их прорисовке и контактном копировании), любезно предоставленными в своё время автором раскопок Б.Б.Овчинниковой, нами сделана запись: «предметы чужого облика». Внешне эти изделия выглядят как очень качественная отливка из хорошего металла. Оба вида накладок представлены в комплексе Аймырлыг-2 двумя экземплярами. При этом на одной накладке каждого вида очень затёртый орнамент, что обычно свидетельствует не столько о длительности «жизни» предмета, сколько о его «вторичном» изготовлении: реплики с реплики и т.д. Таким образом, можно говорить о том, что бляшки хорошего качества позже были дополнены репликами, но не качественных образцов, а многократно тиражированных.
Предметы с декором совершенно «чужого облика» входят в первую группу рассматриваемого комплекта из кургана Сол-нечный-2 (рис. 2: 1-8, 12). Они украшены растительным декором, воспринимаемым как часть какого-то более крупного изображения, «обрезанного» краями накладок. На концевых накладках (рис. 2: 5, 12) он напоминает то ли фрагмент пальметты с рельефными широкими листьями, закрученными в разные стороны, то ли соединённые вместе бутоны цветов с каплевидной сердцевиной в их основаниях. На прямоугольных бляшках (рис. 2: 1-4, 6-8) эти листья или бутоны противопоставлены (как инь и ян) и имеют некую общую видимую точку, вокруг которой они закручены так, что похожи на условную вихревую розетку. Декор занимает всё поле, фона как такового нет. Круглым пуансоном, популярным в эпохи Тан (608-907), Ляо (907/916-1125) и Сун (960-1279) в Китае, обработаны крупные рельефные листья. Разделяющие их узкие дуги гладкие, но они также рельефны, как и каплевидные элементы.
Все накладки позолочены. Они не имели оборотных крепёжных пластин, на некоторых сохранились остатки ремня (рис. 2 Б). Существенное замечание - накладки обычно крепились бронзовыми шпеньками, припаянными в процессе изготовления изделий, а когда они ломались - зачастую просто железными гвоздями, окисленные шляпки которых хорошо видны на цветной фотографии (рис. 2А: 1-8). Они нарушали внешний вид накладок и красоту декора. Такой ремонт изделий проводился не в стационарной мастерской по их изготовлению, а подручными средствами, что хорошо известно по материалам средневековой торевтики малых форм Саяно-Алтая. Предметы, подвергшиеся подобному грубому ремонту, отнесены исследователями к низшему, четвёртому уровню качества изделий [Король, Конькова, 2007, с. 28]. Он свидетельствует о распаде сложившихся культурных связей в централь-ноазиатских сообществах, обеспечивавших производство и бесперебойные поставки ременных и других украшений из цвет-
Рис. 4. Орнаментальный стиль киданей и аналогии (2, 4-6): 1, 3, 7, 8, 12 - гробница Елюй Ючжи, 941 г., Внутренняя Монголия (по: [Вэньу, 1996, № 1, с. 17, 19-21]); 2 - образец китайского традиционного декора: графическое изображение пиона (по: [Свестельник, 2009, рис. 2: б]); 4 - Кор-саковский могильник, Приамурье (по: [Медведев, 1991, табл. LX: 22]); 5 - могильник На Увале, Южное Забайкалье (по: [Король, 2009, рис. 5: 1]); 6 - Монголия, случайная находка (по: [Тэнгэ-рийн илд, 2011, p. 479, cat. 521]); 9-11, 13-16 - погребения эпохи Ляо (по: [Вэньу, 1980, № 12, с. 22; Каогу, 1987, № 10, с. 897]). Без масштаба
ного металла по многоуровневой системе. И одна из причин нарушения сложившихся связей - изменение политической ситуации в Центральной Азии, вызванной усилением на рубеже I—II тыс. киданей на востоке и расширением миграционных потоков с востока на запад.
Аналогии такому декору нам не известны. Можно говорить только об условном сходстве изображения сложных листьев (растительных элементов в целом) с чрезвычайно вариативными и сложными мотивами растительного декора эпохи Тан, некоторые из которых сохранялись в эпоху Сун в Срединной империи и в империи Ляо, а также в традиционном искусстве Китая (рис. 4: 1, 2). Применение круглого пуансона также позволяет вести поиски аналогий в искусстве Китая.
Условно сложные листья и цветы на фоне, украшенном пуансоном, представлены на бляхе из могильника На Увале в Южном Забайкалье (рис. 4: 5), отдалённая аналогия декору этой бляхи - на лировидной подвеске (рис. 4: 4) из погребения 294 (начало X в.) Корсаковского могильника чжурч-жэней Приамурья [Медведев, 1991, с. 30, табл. LX: 22]. Интересна и случайная находка сердцевидной бляхи с такими же фигурными краями и круглым отверстием, как у забайкальской, из Монголии (рис. 4: 6), единственное украшение поверхности которой - обработка фона, создающая выпуклые округлые «зёрна». Отметим, что украшение растительных элементов дополнительными средствами (пуансон на рассматриваемых накладках из Кузнецкой котловины - рис. 3: 1) визуально перекликается с оформлением листьев, «плодов», бутонов косой штриховкой на концевой накладке из могильника Бухусан К-К вв. в Забайкалье (рис. 3: 2). В комплекте с ней была прямоугольная накладка с прорезью с популярной в Саяно-Алтае декоративной композицией с виноградными гроздьями (рис. 3: 3)2. Этот вариант саяно-алтайской традиции передачи популярного мотива -выделение каждой круглой виноградины (подробней см.: [Король, 2008, рис. 41-43;
примеры см.: Король, 2009, рис. 1: 7-9]) -не имеет отношения к обработке элементов пуансоном, но некоторое внешнее сходство отрицать невозможно.
Декор ременных украшений из цветного металла в культуре киданей империи Ляо и торевтика
малых форм Саяно-Алтая Насколько реально проникновение определённо дальневосточных (связанных с Китаем) по происхождению украшений на территорию Саяно-Алтая? Существует мнение о том, что в культуру кыргызов ременные украшения из цветного металла с характерным декором («тюхтятского» или «кидане-тюхтятского облика») попали благодаря киданям, юго-восточным соседям кыргызов периода возвышения (и «экспансии») Кыргызского каганата, и, возможно, ими и произведены [Длужнев-ская, 1985, с. 107, 108, 189; 1989, с. 173].
После возвращения в начале X в. кыр-гызов на Енисей в Центральной Азии появилась новая политическая сила - империя Ляо, созданная монголоязычными киданями на территории современного Северо-Восточного Китая (провинции Хэ-бэй, Ляонин, Цзилинь). В их культуре также получил распространение раннесред-невековый орнаментальный стиль, проявленный, как и в других культурах степной Евразии и на соседних территориях, в декоре преимущественно ременных украшений. Здесь он развивался при значительном влиянии китайского искусства эпох Тан и Сун, поэтому имел свои особенности и был легко узнаваем, как и декор подобных предметов из других крупных регионов.
Некоторое сходство орнамента ременных украшений «тюркского» облика, характерного для кыргызов, с находками из памятников киданей, казалось бы, даёт основание объединить их в один стиль. Отметим, однако, что развитие условно кидань-ского орнаментального стиля ременных украшений империи Ляо приходится на период сокращения ареала кыргызских памятников, начала в 20-30-е гг. X в. постепенного замещения бронзовых изделий
2 Штриховка фона на этом рисунке - лишь приём передачи цветного металла изделия; фон декора накладки гладкий, ничем дополнительно не обработан.
на железные на востоке Саяно-Алтая (на Среднем и Верхнем Енисее), о чём упомянуто выше, как и то, что на западе региона (Алтай) бронзовые изделия существовали и в XI в., а в Кузнецкой котловине - и позже.
К киданьским аналогиям декора саяно-алтайских предметов раннесредневековой ременной гарнитуры обращалась Т. Г. Горбунова [2005]. Подробно рассмотренные доступные по публикациям материалы и представленные в сопоставительной таблице аналогии позволили выделить лишь одну группу предметов (с насыщенной растительной орнаментацией), которая условно была обозначена, как «кыргызо-киданьская», поскольку предметы с таким декором представлены в памятниках обеих культур. В целом же отмечено отсутствие генетических связей ременных украшений киданей с тюркскими, в отличие от кыргызских, сросткинских и кимакских [Горбунова, 2005, с. 146, 151, рис. 1, 2; о названных культурах и преобладающих в них орнаментальных мотивах и композициях см.: Кляшторный, Савинов, 2005]. Подчеркнём, что исследовательница подошла к проблеме с весомыми аргументами, основанными на детальном изучении декора ременных украшений из цветного металла средневекового Саяно-Алтая.
На наш взгляд, говорить о «кыргызо-киданьской» орнаментации можно лишь в самых общих чертах - как о стадиальном явлении в синкретической культуре государств номадов. Киданьский вариант представлен на ременных украшениях, найденных в погребальных комплексах преимущественно ляосской знати, в отличие от «кыргызского» и в целом саяно-алтайского варианта, известного фактически на массовом материале в обычных погребальных комплексах, преимущественно захоронениях воинов, а также женщин и детей, и среди случайных находок. Киданьский декор имеет некоторые элементы и мотивы, очень близкие «кыргызскому» (шире -саяно-алтайскому) орнаменту, но всё же определённо отличается от последнего.
Характеристика особенностей кидань-ского орнаментального стиля. Наиболее яркое отличие, бросающееся в глаза при знакомстве по немногочисленным публи-
кациям с киданьскими ременными украшениями, декорированными в стиле «степного орнаментализма», - перегруженность композиции: декорируемая поверхность буквально сплошь «заплетена» орнаментом (рис. 4: 7-11, 13-16). Здесь на рисунке -предметы трёх сбруйных наборов (7, 8; 9-11; 13-16), каждый со своим орнаментом (масштаб не дан, но соотношение размеров блях каждого комплекта соответствует действительному: крупные, средние и маленькие). Перегруженность композиции совершенно не характерна для условно кыргызского (шире - саяно-алтай-ского) варианта, где декор хоть и заполняет всё пространство, но композиция всегда построена так, что есть «пустоты» между линиями, «воздух» (образцы саяно-алтайского декора см.: [Кызласов, Король, 1990; Король, 2008; Горбунова и др., 2009]). Ему больше соответствует композиция (но не фон) на рис. 4: 12.
Для киданьских образцов декора характерно переплетение растительных стеблей, такой приём редок в «кыргызском» комплексе, чаще фиксируется у кимаков Верхнего Прииртышья. Кроме того, в декоре ляосской торевтики малых форм помимо геометризованных растительных мотивов, наиболее характерной черты стиля «степного орнаментализма», можно увидеть и их более натуралистичную иконографию, популярную в китайском искусстве с эпохи Тан, например, цветы пиона (рис. 5), чего в кыргызском (саяно-алтайском) комплексе нет.
Кроме того, характерная деталь, присущая, как уже упоминалось, танской и сун-ской торевтике, а также и ляосским украшениям, - обработка фона круглым пуансоном. Яркий пример - полностью сохранившийся позолоченный поясной набор X-XII вв. из частной коллекции, в котором накладки серебряные (рис. 5), а пряжки и петли - бронзовые [White, Bunker, 1994, p. 164, 165, cat. 77; Крамаровский, 2001, с. 54, 55; Suvd, Saruul, 2011, p. 83].
Аналогии обработки фона пуансоном из Саяно-Алтая. В культуре древних тюрок Алтая (Горный Алтай) известна находка (вместе с китайской монетой эпохи Тан) поясного набора, фон украшенных расти-
тельным декором блях и пряжки которого полностью покрыт оттисками круглого пуансона (могильник Юстыд I, курган 8, конец УП-УШ в.) [Кубарев, 2005, с. 139, табл. 18: 1-10]. Из этого же региона известен другой поясной набор с обработкой фона пуансоном, происходящий из кургана 2 (1Х-Х вв.) могильника Узунтал [Савинов, 1982, с. 108-110, рис. 6, 7]. Отметим, что декорированная поверхность блях этого комплекта (Национальный музей Республики Алтай им. А. В. Анохина, Горно-Алтайск) отделана мельчайшим пуансоном, отличающимся от всех остальных известных образцов. Оттиски буквально сплошным «ковром» заполняют поверхность, что создает впечатление её особой структуры, а не просто декоративного приёма.
Среди енисейских находок самый известный образец иноземной торевтики, обработанной круглым пуансоном с характерным для танского искусства деко-
ром, - золотая тарелка из кургана 2 Копён-ского чаатаса в Минусинской котловине (цветные фото см.: [Фёдоров-Давыдов, 1976, с. 64; прорисовка: Кызласов, Король, 1990, рис. 25]), датированного не ранее середины IX в. (см.: [Кляшторный, Савинов, 2005, с. 262]). Другая уникальная находка - серебряная позолоченная чарка с декором - из могильника Над Поляной 1Х-Х вв., фон декорированных зооморфными изображениями поверхностей также обработан круглым пуансоном [Гаврилова, 1974].
Ременные украшения с подобным оформлением фона единичны (примеры см.: [Кызласов, Король, 1990, рис. 30; 49: 3; 55; 65: 7]), в том числе из Кузнецкой котловины (могильник Ур-Бедари, курган 1, могила 2 - из архива автора; иллюстрация в отчёте М. Г. Елькина 1953 г., к сожалению, не сохранилась), и не характерны для массива ременных украшений Саяно-Алтай-
ц
ж
ШВ
'
1
щ
¿»щ\
1
mi
Рис. 5. Фрагмент наборного пояса эпохи Ляо, частная коллекция (по: [White, Bunker, 1994, p. 164, cat. 77]). Серебро, бронза. Без масштаба
ского региона конца I - начала II тыс. По публикации известен лишь один ременный набор с р. Аскиз из коллекции И. П. Тово-стина из «Минусинского округа Енисейской губернии» (фонд Национального музея Финляндии, Хельсинки), заслуживающий специального внимания. Фон орнаментированных поверхностей украшен скромными отдельными оттисками пуан-
сона, которые выглядят не как фон и одновременно элемент декора, как на накладках из Солнечного-2, а лишь как элементы декора. Комплект ременных украшений (рис. 6) с р. Аскиз, декорированных в одном стиле, опубликован Н. Феттихом ^еШЛ, 1937, Та£ XX: 1-12; XXI: 13-18]. Декор, выполненный гравировкой, отражает переходный период от культуры конца I тыс.
Рис. 6. Сбруйный набор с растительным декором (1-14) из коллекции И. П. Товостина (по: [ГеШЛ, 1937, Та£ XX, XXI]). Без масштаба
с ременными украшениями из бронзы и литым декором к ременным украшениям из железа, характерным элементом материальной культуры следующего этапа развития культуры енисейских кыргызов, о чём сказано выше. Отметим особенность профиля этих предметов - центральная часть, декорированная растительными мотивами, выступает над условно фоновой основой, украшенной волнистыми линиями. О подобных предметах с выступающей центральной орнаментированной площадкой из памятников Верхнего Енисея шла речь выше, они не зафиксированы в основном массиве материалов конца I тыс. Автору известна единственная аналогия предметам набора с р. Аскиз - фрагмент идентичной концевой накладки из коллекции И. П. Корнилова из «Минусинского края» (СК-327) в Отделе Востока Государственного Эрмитажа (перечень сборных музейных коллекций с территории Саяно-Алтая см.: [Король, 2021, 119, 120, прил.]3.
Заметим, однако, что именно в Кузнецкой котловине найден полноценный (около 60 предметов) ременный набор, накладки которого украшены однотипным декором. Это обычные для саяно-алтайского орнамента конца I - начала II тыс. растительные мотивы, но при этом фон бляшек заполнен оттисками круглого или округлого пуансона (образцы см. на рис. 1: 4-6; ср. с манерой оформления киданьской бляхи на рис. 4:12). Он происходит из самого крупного (диаметром 43,4 м, высотой 2,52 м) в Кузнецкой котловине земляного кургана Бормо-тово-3 (бассейн р. Иня, Промышленнов-ский район), могилы 5, в которой погребён подросток. Курган предварительно датирован развитым средневековьем и отнесён к шандинской культуре XI-XIVвв. [Илюшин, 2017, с. 19-20, рис. 78-85; 2019]4.
Пояса в культуре ляосской знати. Отметим разнообразие строго ранжированных поясов в погребениях знатных персон. Известно, что украшенные золотом и серебром пояса были неотъемлемым элементом дипломатического протокола киданей.
В «Истории государства киданей» [Е Лун-ли, 1979, с. 294-299] приведён детальный перечень всех важных событий и подарков, подносимых императору киданей послами, описаны и подарки, жалуемые в ответ киданями. В регламенте обмена дарами обязательны пояса, в том числе украшенные золотом, а также серебряные, т.е. с серебряными накладками; кроме того -лошади с седлом и уздой. Таким образом, пояс и узда лошади с золотыми (позолоченными), серебряными ременными украшениями были предметом роскоши и эквивалентом богатства, а также статуса и ранга человека.
В погребальном комплексе знатного ляосского чиновника могло быть несколько поясов разных уровней значимости. В типологии ремней династии Ляо по археологическим данным выделены золотые парадные ремни высших сановников; золотые ремни, пригодные для ежедневного ношения; серебряные позолоченные ремни; «медные» ремни с «медными» (бронзовыми?) накладками; «ремень слуг родственников» (кожаный, накладки только из яшмы); «ремни поваров ханьцев» (тканые). Число накладок было также ранжировано. Подобные ремни можно видеть на изображениях киданей (на стенах домов богатых семей и правителей династии Ляо) [Вэньу, 1987, с. 29-35, рисунок типов ремней - с. 30].
Отметим также обычное в захоронениях знатных особ обилие предметов, среди которых - условно кочевнические (в том числе пояса с накладками «тюркского» облика) и «ханьские» - китайские Срединной империи. Известно, что в Ляо одежда различалась: «сделанное на севере - для граждан, а сделанное на юге - для хань-цев» (под гражданами понимались кидани, под ханьцами - жители Китайской равнины) [Вэньу, 1987, с. 29].
Часть ременных и других накладных металлических украшений в погребениях ки-даней изготовлена, по-видимому, китайскими мастерами в традиционном стиле
3 По заключению Л. В. Коньковой, позолоченная бляшка отлита по стёртому оригиналу (или использован изношенный образец), по нему резцами и пуансоном нанесён орнамент.
4 В статье 2019 г. на с. 470 опечатка в номере могилы.
танского искусства (рис. 4: 1, 3), сохранившего некоторые свои черты и в эпоху Сун. К подобного рода изделиям искусных мастеров можно отнести специфические поясные накладки с сильно выступающими наружу (к лицевой, украшенной стороне предмета) бортиками, декор которых «играющие дети» регламентирован списком 12 видов поясов с декором, указанных в «Истории династии Сун» в главе «Записки о выезде и нарядах» (подробней см.: [Король, 2009, с. 25, рис. 5: 6]). Ременная концевая накладка из Минусинской котловины, выполненная по той же технологии, фон декорированного (сцена, по-видимому, буддийского содержания) поля которой сплошь покрыт оттисками круглого пуансона, обнаружена недавно автором в упомянутой выше коллекции И. П. Товостина в Национальном музее Финляндии в Хельсинки. Бляха, по всей видимости, кидань-ского происхождения, по технологии изготовления и строго датированного кидань-ского комплекса 1004 г., описанного выше, условно датирована X - началом XI в. [Король, 2020].
Другие ременные украшения пояса или сбруи (рис. 4: 7-16), помещаемые в погребения киданей, - «тюркских» форм, с бортиками внутрь (к оборотной стороне предмета), часто с крепёжной пластиной на обороте, украшенные киданьским вариантом стиля «степного орнаментализма» (см., например: [Вэньу, 1980, с. 17-29; 1996, с. 4-32; Каогу, 1987, с. 889-904]). Напомним, что крепёжная пластина, особенно железная, как крышка закрывавшая накладку и прилегавшая к ремню, - характерный признак самых поздних находок тюхтятской культуры кыргызов IX-X вв. Ременные изделия «тюркских» форм из ляосских гробниц изготавливались по универсальной технологии, характерной для большого пласта изделий культур степной Евразии и прилегающих территорий. Это тонкостенное литье с использованием восковой модели, образующее рельефную орнаментированную поверхность (см.: [Король, Наумова, 2017, с. 59, рис. 27]). Тиражирование (точнее репли-цирование) изделий происходило за счёт использования отлитого штампа-матрицы
(или готовой накладки любого качества, о чём сказано выше), оттиснутого в пластической массе. Поверхность дополнительно обрабатывалась золочением (часто), серебрением (редко), с помощью лужения (редко) и некоторыми другими способами [Король, Конькова, 2007, с. 26, 27; Горбунова и др., 2009, с. 78, 79, 84, 85, 110-116].
Кто изготавливал подобные изделия «тюркского» облика, как представляется, точно не известно. Возможно, в империи Ляо работали условно иноземные мастера, знавшие и владевшие техническими средствами изготовления литых бронзовых изделий ременной амуниции по традиционной для средневековья технологии, а также имевшие в своей среде прекрасных художников, которые создавали столь изящные, сложные и миниатюрные композиции. Уровень культуры согдийцев, среди которых было немало не только умелых торговцев, но и ремесленников, селившихся в колониях вдоль Великого Шелкового пути, а также в Центральном Китае, влияние их культуры на культуру и искусство эпохи Тан, инфильтрация в местную административную систему и достижение некоторыми из них высоких официальных рангов хорошо известны (см., например: [Les Sogdiens en Chine, 2005; Rong Xinjiang, 2006; Согдийцы..., 2013; Wertmann, 2015]). Мастера, среди которых определённо были искусные художники, по-видимому, выработали и свой художественный стиль. С одной стороны, он отражает стиль евразийского «степного орнаментализма», основа которого - преобладание стилизованного растительного побега с ритмично расположенными листьями и плодами, подчинение растительным линиям зооморфных мотивов, связанность всех деталей, передающая «всепроникающее движение, разливающееся по всему предмету» [Фёдоров-Давыдов, 1976, с. 62]. С другой стороны, условно «киданьский» стиль имеет и свои особенности, о которых сказано выше.
Происхождение ременных украшений из кургана Солнечный-2
Подобное киданьскому сочетание разных по декоративному стилю и культурной принадлежности, иногда особенностям
технологии ременных украшений в Саяно-Алтайском регионе и на прилегающих территориях - явление редкое (если не считать сочетание в одном погребальном комплексе бронзовых и железных украшений енисейских кыргызов при смене культур и технологий) и связано, возможно, с реальным влиянием киданей империи Ляо в период расцвета культуры и усиления их роли в Центральной Азии или же с миграционными потоками в этот период. Нам известно лишь два примера. Один - находки из упомянутого выше могильника На Увале (могила 1) в Южном Забайкалье: бляхи разных видов тяготеют к кидань-ским образцам, указывают на юго-восточное направление культурных импульсов начала II тыс. и могут быть отнесены к XI-XII вв. (подробно см.: [Король, 2009, с. 19-26, рис. 5]). Другой - рассмотренный выше набор из кургана Солнечный-2 в Кузнецкой котловине, предварительно датированного Х!-ХГУ вв. Собственно киданьские изделия (рис. 4: 12; 5) - лишь условная аналогия: сочетание растительных элементов декора и оттисков пуансона. В наборе из Кузнецкой котловины пуансоном обработан не просто фон, что традиционно для китайского средневекового искусства, а элементы декора (рис. 2: 1-8, 12). При отсутствии в нашем распоряжении прямых аналогий однотипному декору этих накладок можно на имеющейся основе - сходстве некоторых деталей стиля - на уровне гипотезы предположить их происхождение из условно киданьской среды5.
Напомним, что комплект состоит не только из блях, украшенных растительными мотивами и пуансоном, но и трёх накладок с традиционным для Саяно-Алтая конца I - начала II тыс. декором. Если представить, что это предметы, целиком произведённые условно в киданьской среде (для киданей), то эти три накладки никак не могли быть образцами для саяно-алтайских изделий, скорее, наоборот: две из них - это неудачные копии, возможно, неоднократно тиражировавшихся (репли-цированных) изделий.
Следует отметить, что в предшествующее время (!Х-Х вв.) в регионе Саяно-Алтая
ременные изделия (пояс, узда) с наборными орнаментированными бляшками, помещаемые в погребения, старались восполнить бляхами с идентичным декором, если часть блях была утрачена или комплект был повреждён. В рассматриваемом наборе из кургана Солнечный-2 - накладки совершенно разные по стилю декора, хотя их форма обычна (условно «тюркская») для средневековых ременных украшений. Такой подход к комплектации набора, помещённого в погребение, фиксирует разные культурные традиции. Этот факт условно перекликается с характерным для кида-ней размещением в одном погребении предметов, принадлежащих разным, но одновременным культурным традициям (условно «кочевнической» и «ханьской»), о чём сказано выше.
Зафиксированные сложные процессы не только миграционные, но и межэтнической интеграции на территории Кузнецкой котловины отразили в первую очередь взаимодействие местного населения с пришлым тюркоязычным в начале II тыс. [Илюшин, 2005; 2009], особенно на территории Кузнецкого Присалаирья, откуда и происходит вводимый в научный оборот комплект ременных украшений из одиночного кургана Солнечный-2. Предметы с «чуждым» декором, возможно, имеющим отношение к киданям и их культуре, скорее всего, попали на эту территорию именно с пришлым с Верхнего Иртыша и Рудного Алтая тюркоязычным населением (кып-чаками), которому и принадлежал исследованный курган. Миграционные потоки в домонгольский период, как уже упоминалось, были разнонаправленными. Определить, откуда именно мог быть тот или иной культурный импульс, чрезвычайно сложно и зачастую невозможно, особенно учитывая, что снабжать кочевников ременными украшениями могли мастера разной культурной принадлежности, работавшие на заказ (см.: [Король, Наумова, 2017, с. 7785, 113-117]). При этом направление «тяготения» конкретного культурного импульса можно предположить, как и было сделано в нашем случае (отсылка к характеру декора и традициям комплектации
5 Прямые аналогии иного происхождения могут и опровергнуть данный тезис.
погребального инвентаря у киданей). По наличию в наборе трёх наверняка разновременных по изготовлению бляшек (хорошего качества; грубой копии; реплики с давно затёртым орнаментом), но все же с традиционным для Саяно-Алтая декором определённого времени, можно предложить условно сузить его датировку до XI-XII вв., т.е. хронологически отнести к первому этапу шандинской археологической культуры. При этом датировка всего комплекса, конечно, может быть несколько иной.
Заключение
В заключение повторим, что внешнее сходство декора ременных украшений из цветного металла тюркских племён Саяно-Алтая периода Кыргызского каганата и киданей империи Ляо - стадиальное явление в синкретической культуре государств номадов, это декор тюркской эпохи (в широком понимании), декор стиля «степного орнаментализма». Могли быть общие прототипы декоративных композиций, с которыми работали мастера, снабжавшие и кыргызов (вместе с другими племенами Саяно-Алтая), и киданей своей продукцией - ременными украшениями общетюркских форм, востребованными на удалённых друг от друга территориях.
Разнообразные культурные влияния, особенно со стороны городских цивилизаций с развитым ремеслом и искусством, на каждый крупный регион степной Азии в средние века трудно переоценить. В области декоративно-прикладного искусства и орнаментального стиля они давали определённые возможности для знакомства, восприятия большого спектра мотивов и композиций, иконографических особен-
ностей их воплощения. В итоге варианты сходного по сути декора в целом получали заметное региональное различие. Это подчеркивает существование определённых закономерностей и принципов формирования и развития орнаментального стиля декоративно-прикладного искусства в любой культуре. В Кузнецкой котловине домонгольского периода зафиксированы многообразные этнокультурные процессы, переплетённые с миграционными. Это отразилось и в разнообразии декора ременных украшений. Комплект из кургана Солнечный-2 - не единственный, декоративное оформление части блях которого говорит о возможном влиянии тем или иным способом киданей или их культурных традиций через неких посредников. Полноценный набор прекрасного качества из кургана Бормотово-3, сопровождавший погребение подростка, - второй из известных нам, свидетельствующий о возможном культурном импульсе киданьско-го происхождения. Таким образом, можно предположить определённую закономерность и соответственно реальное существование подобного влияния. Декор средневековых ременных украшений из Кузнецкой котловины в целом требует детального изучения. Новые находки, возможно, подтвердят обоснованность наших предположений.
Благодарности. Приношу искреннюю благодарность автору раскопок А. М. Илюшину за информацию о находке из кургана Солнечный-2 и возможность её публикации, а также за предоставление данных о других находках и разрешение использовать их в своих работах.
Источники
Илюшин А. М. Отчёт об археологических раскопках Кузнецкой комплексной археолого-этногра-фической экспедиции в 2014 г. //Архив ИА РАН. Ф.1. Р-1. № 44928.
Илюшин А. М. Отчёт об археологических раскопках одиночного кургана Бормотово-3 в 2017 г. // Архив ИА РАН, Ф. 1. Р-1. № 57095.
Литература
АрслановаФ.Х. Воинские захоронения кимаков в Зевакинском могильнике//АрслановаФ.Х.
Очерки средневековой археологии Верхнего Прииртышья. Астана: Филиал Ин-та археологии
им. А.Х. Маргулана в г. Астана, 2013. С. 32-90.
Вэньу. 1980. № 12 (на кит. яз.).
Вэньу. 1987. № 11 (на кит. яз.).
Вэньу. 1996. № 1 (на кит. яз.).
Гаврилова А.А. Сверкающая чаша с Енисея (К вопросу о памятниках уйгуров в Саяно-Алтае) // Бронзовый и железный век Сибири. Новосибирск: Наука, 1974. С. 177-183. (Материалы по истории Сибири. Древняя Сибирь. Вып. 4).
Горбунова Т. Г. Украшения конского снаряжения киданей и их аналогии в памятниках Южной и Западной Сибири //Снаряжение кочевников Евразии. Барнаул: Изд-во АлтГУ 2005. С. 144-151. Горбунова Т. Г., Тишкин А. А., Хаврин С. В. Средневековые украшения конского снаряжения на Алтае: морфологический анализ, технологии изготовления, состав сплавов. Барнаул: Азбука, 2009. 144 с. Дашибалов Б. Б. На монголо-тюркском пограничье (Этнокультурные процессы в Юго-Восточной Сибири в средние века). Улан-Удэ: Изд-во Бурятского научного центра СО РАН, 2005. 202 с. Длужневская Г. В. Памятники енисейских кыргызов в Туве (IX-XII вв.): дис. ... канд. ист. наук. Л.: ЛОИА, 1985. 428 с.
Длужневская Г. В. О времени и путях проникновения изделий кидане-тюхтятского облика в Восточный Казахстан // Маргулановские чтения. Алма-Ата: Ин-т истории, археологии и этнографии им. Ч.Ч. Валиханова АН Каз. ССР, 1989. С. 168-173.
Е Лун-ли. История государства киданей / Пер. с кит., введение, комментарий и приложения
B. С. Таскина. М.: Восточная литература, 1979. 607 с. (Памятники письменности Востока. XXXV). Илюшин А. М. Курган-кладбище в долине р. Касьмы как источник по средневековой истории Кузнецкой котловины. Кемерово: Кузбассвузиздат, 1997. 119 с.
Илюшин А. М. Могильник Саратовка: публикация материалов и опыт этноархеологического исследования. Кемерово: Изд-во КузГТУ, 1999. 160 с.
Илюшин А. М. Этнокультурная история Кузнецкой котловины в эпоху средневековья. Кемерово: Изд-во КузГТУ 2005. 240 с.
Илюшин А. М. Материальная и духовная культура средневековых кыпчаков Кузнецкой котловины // Алтае-Саянская горная страна и история освоения её кочевниками. Барнаул: Изд-во АлтГУ,
2007. С. 75-77.
Илюшин А.М. Курганные могильники Камысла и Новокамышенка (по материалам раскопок А.Т. Кузнецовой в 1927 году) //Археология степной Евразии. Кемерово; Аламаты: Изд-во КузГТУ,
2008. С. 160-184.
Илюшин А. М. Этнокультурные процессы на территории Кузнецкой котловины в развитом средневековье // Вестник Томского государственного университета. История. 2009. № 1 (5). С. 30-35. Илюшин А. М. Торевтика из раскопок Кузнецкой комплексной археолого-этнографической экспедиции // Торевтика в древних и средневековых культурах Евразии. Барнаул: Азбука, 2010.
C. 25-27.
Илюшин А. М. Западные и восточные кипчаки по материалам археологии // Вестник Томского государственного университета. История. 2016а. № 5 (43). С. 15-19.
Илюшин А.М. Исследования в Кемеровской области//Археологические открытия 2014 года. М.: ИА РАН, 2016б. С. 358-360.
Илюшин А. М. Материалы раскопок могилы знатного воина в фондах музея-заповедника «Томская Писаница» // Учёные записки музея-заповедника «Томская Писаница». 2016в. Вып. 3. С. 19-29. Илюшин А. М. Исследования Кузнецкой комплексной археолого-этнографической экспедиции // Археологические открытия. 2017 год. М.: ИА РАН, 2019. С. 468-471. Каогу. 1987. № 10 (на кит. яз.).
Кляшторный С. Г., Савинов Д. Г. Степные империи древней Евразии. СПб.: Филол. ф-т СПбГУ, 2005. 346 с. (Исторические исследования).
Король Г. Г. Искусство средневековых кочевников Евразии. Очерки. М.; Кемерово: Кузбассвузиздат, 2008. 332 с. (Труды Сибирской Ассоциации исследователей первобытного искусства. Вып. V). Король Г. Г. Декор ременных украшений средневековых кочевников востока евразийских степей: синтез культурных традиций //Декоративно-прикладное искусство Восточной Азии: символика и культурные традиции. Владивосток: Дальнаука, 2009. С. 7-31.
Король Г. Г. Составные украшения-застёжки с территории Саяно-Алтая конца I - начала II тыс. // Изобразительные и технологические традиции ранних форм искусства (2). М.; Кемерово: Кузбассвузиздат, 2019. С. 175-195. (Труды Сибирской Ассоциации исследователей первобытного искусства. Вып. XII).
Король Г. Г. Буддийский сюжет из музея Хельсинки: средневековый поясной наконечник (Минусинская котловина) // Краткие сообщения Института археологии. 2020. Вып. 260. С. 59-73. Король Г. Г. Неизвестное в известном: коллекция случайных находок средневековой торевтики малых форм из Минусинской котловины // Проблемы истории, филологии, культуры. 2021. № 2 (72). С. 101-127.
Король Г. Г., Конькова Л.В. Производство и распространение раннесредневековой торевтики малых форм в Центральной Азии // Российская археология. 2007. № 2. С. 25-32. Король Г.Г., Наумова О. Б. Художественный металл у кочевников (Центральная Азия рубежа I—II тыс.). М.: ИА РАН, 2017. 128 с.
Крамаровский М.Г. Золото Чингисидов: культурное наследие Золотой Орды. СПб.: Славия, 2001. 364 с.
Кызласов И.Л. Аскизская культура Южной Сибири (X-XIV вв.). М.: Наука, 1983. 127 с. (Свод археологических источников. Вып. Е 3-18).
Кызласов Л.Р., Король Г. Г. Декоративное искусство средневековых хакасов как исторический источник. М.: Восточная литература, 1990. 216 с.
Кубарев Г. В. Культура древних тюрок Алтая (по материалам погребальных памятников). Новосибирск: Изд-во ИАЭТ СО РАН, 2005. 400 с.
Медведев В. Е. Корсаковский могильник: хронология и материалы. Новосибирск: Наука, 1991. 174 с. Овчинникова Б.Б., Длужневская Г. В. «Дружинное захоронение» енисейских кыргызов в центре Тувы. Екатеринбург: Банк культурной информации, 2000. 50 с.
Савинов Д.Г. Древнетюркские курганы Узунтала (к вопросу о выделении курайской культуры) // Археология Северной Азии. Новосибирск: Наука, 1982. С. 102-122.
Савинов Д. Г., Новиков А. В., Росляков С. Г Верхнее Приобье на рубеже эпох (басандайская культура). Новосибирск: Изд-во ИАЭТ СО РАН, 2008. 424 с.
Свестельник З.В. Культурная символика в декоре традиционного китайского интерьера //Декоративно-прикладное искусство Восточной Азии: символика и культурные традиции. Владивосток: Дальнаука, 2009. С. 73-85.
Согдийцы, их предшественники и наследники. СПб.: Изд-во Гос. Эрмитажа, 2013. 504 с. (Труды Государственного Эрмитажа. Т. LXII).
Соловьев Л. И. География Кемеровской области. Природа: учебное пособие. Кемерово: Кузбасс; Скиф, 2006. 384 с.
Тэнгэрийн илд (The Sword of Heaven). Ulaanbaatar: Sunny Mongolia Today Magazine, 2011. 496 p. Фёдоров-Давыдов Г. А. Искусство кочевников и Золотой Орды. М.: Искусство, 1976. 228 с. Fettich N. Die Metallkunst der landnehmenden Ungarn. Taffelband. Budapest: Magyar Torteneti Muzeum, 1937. 137 Taf. (Archaeologia Hungarica. Acta archaeologica musei nationalis Hungarici; Bd. 21). Les Sogdiens en Chine. Paris: École française d'Extrême-Orient, 2005. 444 p.
Rong Xinjiang. New Light on Sogdian Colonies along the Silk Road. Recent Archaeological Finds in Northern China // Berlin-Brandenburgische Akademie der Wissenschaften. Berichte und Abhandlungen. Bd. 10. Berlin: Oldenburg Academie Verlag, 2006. S. 147-160.
Suvd B., SaruulA. Mongol Costumes. Ulaanbaatar: Academy of National Costumes research, 2011. 352 p. Wertmann P. Sogdians in China. Darmstadt: Verlag Philipp von Zabern, 2015. 334 p. (Archaeology in China and East Asia. Vol. 5).
White J. M., Bunker E. C. Adornment for Eternity. Status and Rank in Chinese Ornament. Denver: Denver Art Museum; Woods Publishing House, 1994. 214 p.
