CC BY
30
A.A. Тишкин, Т.Г. Горбунова
Алтайский государственный университет, Барнаул
БЛЯХИ-ПОДВЕСКИ НА РЕМНИ КОНСКОЙ АМУНИЦИИ ИЗ АРХЕОЛОГИЧЕСКОГО СОБРАНИЯ Н.С. ГУЛЯЕВА*
Значительное количество предметов торевтики, датируемых эпохой средневековья, находится в музейных собраниях нашей страны и за рубежом. Их изучение имеет хорошие перспективы для реконструкции культурно-исторических процессов и разных сторон жизнедеятельности народов различных регионов Евразии. Реализация данного направления в определенной мере продемонстрирована в недавно изданной монографии Г.Г. Король (2008). Основной проблемой в ходе проведения исследований является то, что множество художественно выполненных металлических изделий представляет собой случайные находки, а также предметы, вырванные из конкретного археологического комплекса, смешанные с другими материалами, или разрозненные. Эти обстоятельства связаны со многими причинами, которые затрудняют эффективность многопланового изучения. Несмотря на то, что основу исследовательской практики составляют методически правильно изученные памятники, тем не менее одной из задач по-прежнему является введение в научный оборот всех находок, в том числе и различных по происхождению музейных экспонатов.
Одной из наиболее распространенных категорий украшений снаряжения верхового коня в период раннего средневековья на территории Южной и Западной Сибири рассматриваются бляхи - фигурные пластины декоративного назначения. Бляхи располагались как на основных (функциональных) ремнях амуниции верховых лошадей, так и на декоративных (например, подвесных). Исходя из отличий изделий данной категории по форме, назначению, использованию и размещению на ремнях, их можно разделить на три подкатегории: бляхи-накладки, налобные бляхи-подвески (крепились к налобному ремню) и бляхи-подвески на нащечные ремни узды, нагрудник (подперсье) и накрупник (пахвы) конского снаряжения (Тишкин A.A., Горбунова Т.Г., 2003, с. 57-59; Тишкин A.A., Горбунова Т.Г., 2004, с. 55-57; Горбунова Т.Г., Тишкин A.A., Хаврин С.В., 2009, с. 18-19).
Происхождение блях-подвесок, вероятнее всего, связано с использованием декоративных подвесных кистей для украшения конской амуниции. Такая традиция применения достаточно древняя. На ассирийских изображениях VII в. до н.э. лошади представлены с пышным начельником и большой кистью под шеей - «наузом». В памятниках пазырыкской культуры Алтая вместе с мягким седлом обнаружены плетеные длинные «косы» из шерстяных ниток. К ним крепились подвески - плетеные шерстяные шнурки с войлочными шариками на концах. Аналогичные «косы», отличающиеся маленькими размерами, использовались для украшения узды. На них дополнительно закреплялись деревянные изображения грифонов (Полосьмак Н.В., 2001, с. 80-81).
Верховые лошади, украшенные подвесными кистями, имеются в китайских изобразительных источниках, а также в среднеазиатских дворцовых росписях конца
* Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ в рамках научно-исследовательско-го проекта «Комплексное изучение предметов торевтики для реконструкции этногенетических и социокультурных процессов на территории Южной Сибири в древности и средневековье» (№08-01-00355а).
VII- начала VIII вв. (Альбаум Л.И., 1975, с. 49, 50). В археологических памятниках 2-й половины VIII - X в. обнаруживаются изделия, свидетельствующие об использовании декоративных кистей и в этот период времени. Так, в комплексах кыргызов на территории Тувы и Минусинской котловины встречаются специальные зажимы для кистей, выполненные из цветных металлов (Евтюхова JI.A., Киселев С.В., 1940, рис. 17; Нечаева Л.Г., 1966, рис. 6.-4, 12.-3). В Лесостепном Алтае использовались бляхи-накладки со специальными петлями для подвешивания кистей (Боровков A.C., 2001, рис. 2.-1; Могильников В.А., 2002, рис. 171.-3 и др.). Судя по размерам петель, данные подвесные украшения представляли собой короткие пушистые пучки, перетянутые у основания.
Самые ранние налобные средневековые бляхи происходят из тюркских памятников Алтая и относятся к середине VII - 1-й половине VIII в. Они представляют собой железные изделия листовидной и гребневидной формы (Кубарев Г.В., 1994, с. 67-69; Мамадаков Ю.Т., Горбунов В.В., 1997, табл. VII).
С середины VIII в. уздечные наборы с подвесками начинают использоваться более широко. Они фиксируются в материалах сросткинской культуры Алтайской лесостепи (Шиготарова Т.Г., 2001, с. 164-172), тюркской культуры Монголии и Алтая (Евтюхова Л.А., 1957, рис. 5.-1, 3, 7) и раннесредневековых комплексов Кузнецкой котловины (Илюшин А.М., Сулейменов М.Г., Гузь В.Б., Стародубцев А.Г., 1992, рис. 35.-17; 42.-13; Васютин A.C., 1997, рис. 2.-10; 9.-1, 2, 3). Такого рода украшения обнаруживаются с обозначенного периода времени и в материалах культуры кыргызов (Евтюхова Л.А., 1948, с. 54). В основном это изделия сердцевидной (листовидной) формы, которые во 2-й половине VII - VIII в. имели гладкую поверхность и ровные или уступчатые бортики. Они также могли быть дополнены петлей для крепления к основному ремню снаряжения дополнительным тонким ремешком.
В IX-X вв. оформление блях-подвесок Алтая изменяется, появляются новые элементы декора, растительная, геометрическая орнаментация, антропоморфные изображения. Также меняются пропорции в сторону их укрупнения, возникают новые способы крепления украшений к ремням снаряжения.
В данной статье будут отражены результаты дальнейшего изучения нескольких выразительных изделий, хранящихся в Национальном музее Республики Алтай им. A.B. Анохина (г. Горно-Алтайск). Они относятся к археологическому собранию известного барнаульского краеведа Николая Степановича Гуляева*. Начало запланированной работы отражено в материалах конференции «Роль естественно-научных методов в археологических исследованиях» (Тишкин A.A., Горбунов Т.Г., Тишкина Т.В., 2009). Там представлены находки и указано предположение о возможном происхождении комплекта из кургана сросткинской культуры, раскопанного Н.С. Гуляевым на комплексе памятников Ближние Елбаны в Верхнем Приобье (Лесостепной Алтай). Необходимо отметить, что еще одна бляха-подвеска находится в экспозиции НМРА вместе с другими предметами, составлявшими украшения конского средневекового снаряжения.
Публикуемые предметы торевтики (см. фото 19 и 20 на цветной вклейке) с наибольшей долей вероятности связаны с разновидностью блях-подвесок на нащечные, на-
* Авторы выражают признательность директору НМРА P.M. Еркиновой за предоставленную возможность работы с коллекцией.
грудный и накрупный ремни конской амуниции (Тишкин A.A., Горбунова Т.Г., 2004; Горбунова Т.Г., Тишкин A.A., Хаврин С.В., 2009). По особенностям оформления и способу крепления их можно разделить на две группы. К первой относятся три подвески сердцевидной формы с уступчатыми бортиками, заостренным носиком и полукруглым основанием. Они дополнительно оформлены расположенной в центре выпуклиной в виде антропоморфной личины (на цветной вклейке - фото 19.-1, 2, 5). Вдоль бортика каждого предмета симметрично располагаются растительные завитки. Данные бляхи отличаются способом крепления с помощью дополнительной, более тонкой, фиксирующей пластины, повторяющей контур основного изделия, и четырех симметричных шпеньков (на цветной вклейке - фото 20.-1, 2, 5).
Отметим, что изображение антропоморфных личин для территории Лесостепного Алтая является довольно редким, хотя и не единичным случаем. Г.Г. Король (2008) отмечает, что среди саяно-алтайских находок личины составляют компактный пласт. Представлены они и в Восточной Европе, но имеют региональные особенности. Предметы отличаются по стилистике личин, но схожи формой и использованием растительной орнаментации. Общность восточно-европейских украшений с сибирскими изделиями Г.Г. Король (2008, с. 123) объясняет лишь на уровне идеи в рамках «дружинной культуры». В совместном исследовании с Л.В. Коньковой они пришли к выводу о том, что некоторые европейские бляхи могли быть изготовлены в местных ремесленных центрах по «восточному» оригиналу (Конькова Л.В., Король Г.Г., 1999).
Предметы, аналогичные рассматриваемым украшениям с растительным орнаментом и личиной, встречаются в предгорьях Алтая в материалах памятника Срост-ки-1 (раскопки М.Д. Копытова) и в Минусинской котловине (Король Г.Г., 2008, с. 96, рис. 22.-10-13; с. 99, рис. 23; Кызласов Л.Р., Король Г.Г., 1990, рис. 50). Следует акцентировать внимание на том, что изделия с личинами из Минусинской котловины отличаются от схожих находок из Алтайского края более насыщенным характером растительной орнаментации. Многочисленные побеги (с бутонами, гроздьями и т.д.) заполняют всю поверхность изделия вокруг выпуклины. Экземпляры же с территории Верхнего Приобья, как правило, отличаются наличием растительных завитков лишь вдоль края украшения.
Растительный орнамент, отмеченный на рассматриваемых изделиях, может быть интерпретирован с точки зрения его семантической нагрузки. Г.Г. Король (2008, с. 150-153) указывает, что концепция бессмертия, бесконечного возрождения природы наилучшим образом выражается именно через растительный орнаментальный код. По ее мнению, в основе структуры большинства растительных композиций лежит схема «древа жизни» в разных ее вариантах. Также Г.Г. Король (2008) акцентирует внимание на следующем моменте. Поскольку часто растительный орнамент использовался в оформлении предметов снаряжения всадника и коня, «древо жизни», как символ круговорота жизни и бессмертия, служило символической защитой воина и его спутника - верхового коня.
Две другие подвески из рассматриваемой коллекции Н.С. Гуляева имеют также сердцевидную форму, полукруглое основание, заостренный носик и бортики, оформленные уступами (на цветной вклейке - фото 19.-3, 4 и 20.-3, 4). Они крепились на ремни шпеньковым способом. Изделия дополнены центральной выпуклиной, стили-
зованной под колокольчик, а по краю декорированы имитацией зерни, что является одной из отличительных черт украшений конского снаряжения сросткинской культуры. Данный декор использовался на различных изделиях, но наиболее характерен был для блях-подвесок. Такие предметы зафиксированы в кургане №2 памятника Ивановка-Ш (Алехин Ю.П., 1996, с. 58-88), в кургане №1 комплекса Филин-1 (Горбунов В.В., Тишкин A.A., 1999; МАЭА АлтГУ, колл. №168) и в алтайской коллекции В.В. Рад-лова (1989; Король Г.Г., 2008).
Реконструируя расположение подобных подвесок на амуниции лошадей, особое значение следует уделять использованию иконографических (изобразительных) источников. В силу специфики сохранности археологических материалов иконографические сведения порой во многом восполняют имеющиеся пробелы и помогают воссоздать внешний вид верховых коней. Сведения о том, где именно и каким образом крепились бляхи-подвески на снаряжении верховых коней «тюркской» традиции, можно почерпнуть из различных групп иконографических данных. Приведем несколько подобных фактов.
Наиболее точные и детальные сведения выявляются при изучении погребальных скульптурок, значительная часть которых происходит из археологических памятников Китая. Нам удалось проанализировать 23 таких источника с изображениями верховых коней или лошадей с всадниками (Гумилев JI.H., 1949, с. 235, 246-247; Лубо-Лесни-ченко Е.И., 1984, с. 112, рис. 48.-а-б; Крюков М.В., Малявин В.В., Сафронов М.В., 1984, с. 164, рис. 41.-в; Вень У, 1964; 1981, с. 82-88; 1990, с. 37; Каогу, 1983; 1985; 1992, с. 1008; Каогу Тунсинь, 1958; и др.). Среди данных материалов лишь статуэткам из двух комплексов - Астана и Туюк-Мазар - посвящены исследования на русском языке. Они представляют собой фигурки всадников на лошадях. Памятники Астана и Туюк-Мазар расположены в Турфанском оазисе (Восточный Туркестан), а рассматриваемые скульптурные изображения датируются 640-780 гг. (Лубо-Лесниченко Е.И., 1984, с. 108; 111, рис. 48а). По мнению Е.И. Лубо-Лесниченко (1984, с. 113), документы, относящиеся к третьему периоду существования могильника Астана, свидетельствуют об усилении тюркоязычной прослойки среди населения Турфанского оазиса, в том числе о поселении в 734 г. в уезде Сичжоу целого тюркского племени. В связи с этим целесообразно привести мнение Л.Н. Гумилева (1949, с. 247, рис. 4-6), который полагал, что скульптуры из Астаны и Туюк-Мазара представляют собой изображения тюркских воинов, служивших в войсках Танского правительства Китая. Указанные замечания позволяют с достаточной уверенностью констатировать, что турфанские статуэтки конных воинов изображают тюрок.
Скульптурные фигурки лошадей фиксируют четкий иконографический канон, связанный с изображением отдельных элементов снаряжения и, по-видимому, отражающий бытовавшие реалии. На них всегда присутствуют ремни узды, нагрудника и накрупни-ка. Набор изображаемых украшений стандартен. Узда украшена налобной бляхой-подвеской, аналогичные изделия закреплены в районе перекрестья налобного и нащечных ремней слева и справа (на уровне глаз лошади). Нагрудник и накрупный ремни декорированы такими же украшениями, расположение и количество которых в ряде случаев варьируется: три или пять - на нагруднике и четыре, шесть или двенадцать - на накруп-нике. Декор на многих предметах воспроизводится достаточно детально: обозначены не только контуры бляхи, но и растительный орнамент, выпуклина в центре и т.д.
Особую группу иконографических свидетельств составляют росписи, которые представлены на нескольких средневековых памятниках. Одним из них является пещера №11 комплекса Шикшин в Восточном Туркестане, датируемого VII-VIII вв. (Дьяконова Н.В., 1984, с. 100; 216, рис. 12). Кроме того, следует упомянуть росписи 2-й половины VII - 1-й половины VIII в. во дворце Афрасиаб в Средней Азии (Аль-баум Л.И., 1975, с. 48-50). Названные фрагменты росписей весьма информативны. Они содержат изображения всех кожаных конструкций конской амуниции, а также декоративных элементов, среди которых имеются подвесные кисти, бляхи-накладки, султанчики.
Также определенные данные по расположению блях-подвесок на снаряжении верховых коней содержатся на петроглифах, выполненных в технике граффити (прочерчивания) или контурной выбивки. Среди массы средневековых наскальных изображений информативными для реконструкции конской амуниции и ее декоративных элементов являются следующие: петроглифы из бассейна р. Чаганки (Черемисин Д.В., 2001, рис. 3) и комплекса Кара-Оюк (Горбунов В.В., 2003, рис. 35.-7) в Горном Алтае; рисунки на Сулекской писанице в Минусинской котловине (Евтюхова Л.А., 1948, с. 105, рис. 187, 191); изображение из Кочкорской долины в Центральном Тянь-Ша-не, датируемое 716-739 гг. (Кляшторный С.Г., 2001, с. 214); петроглиф на памятнике Цагаан-Салаа-IV (Кубарев Г.В., Цэвээндорж Д., 1999, рис. 3.-1); рисунок из урочища Хар-Хад в Монголии. Э.А. Новгородова и М.В. Горелик (1980, рис. 6, с. 112) датировали изображения Хар-Хада VI-VII вв. и указали на их тюркскую принадлежность. На петроглифах в технике граффити узда показана прямыми прочерченными линиями (не всегда доведенными до конца). На некоторых петроглифах, кроме кожаных конструкций амуниции, изображены украшения: подвесные бляхи или кисти, число которых различно (семь или пять на нагрудном ремне; шесть, четыре или десять - на накрупном).
Назначение и использование подвесок, подобных предметам рассматриваемой серии, подтверждается сведениями различных источников. О расположении таких украшений на кыргызском конском снаряжении свидетельствуют бляхи от луки седла из Копенского чаатаса, представляющие собой изображения всадника на коне, нагрудный и накрупный ремни которого украшены подвесками листовидной формы (Евтюхова Л.А., 1948, рис. 80).
Таким образом, иконографические источники обеспечивают исследователей разнородными, а порой уникальными, сведениями о декорировании амуниции верховых коней. Сравнительно-описательный анализ этих данных и вещественных археологических материалов позволяет составить достаточно полное представление не только о конструкции конского снаряжения, но и о наборах украшений и расположении их на амуниции. На наш взгляд, декорированное конское снаряжение, представленное в иконографии, отражает определенные стандартизированные наборы украшений в сочетании с конкретными ременными конструкциями, использовавшимися кочевниками в раннем средневековье. Их определенная универсальность могла быть обусловлена наличием этнокультурных контактов как средствами коммуникации.
Важно отметить, что о местонахождении блях-подвесок на ремнях узды и седла конского снаряжения тюрок можно непосредственно судить и по археологическим материалам, особенно в случаях обнаружения таких изделий в непотревоженных ком-
плексах. В этом отношении следует указать, например, на комплекс Джаргаланты в Монголии (Евтюхова JI.A., 1957, рис. 5.-1, 3, 7), где бляхи-подвески зафиксированы на костяке лошади в положении «in situ»: на нагруднике и по одной бляхе слева и справа на нащечных ремнях на уровне глаз коня.
Анализируемые бляхи-подвески из коллекции Н.С. Гуляева свидетельствуют об их принадлежности либо к двум разным комплектам конской амуниции, и в таком случае они могли украшать нагрудник (изделия с личинами на выпуклинах) и нащеч-ные ремни или накрупник (изделия с изображениями колокольчиков на выпуклинах). Нельзя исключать и вероятность применения всех данных предметов в рамках одного набора, о чем косвенно свидетельствуют архивные материалы (Тишкин A.A., Горбунова Т.Г., Тишкина Т.В., 2009, с. 335). Рассмотренная коллекция блях-подвесок дополняет серию аналогичных украшений и обнаруживает стилистические признаки сходства с известными изделиями сросткинской художественной традиции IX-X вв. н.э., зафиксированными в памятниках Алтайской лесостепи.
Библиографический список
Алехин Ю.П. Курьинский район. Памятники археологии // Памятники истории и культуры юго-западных районов Алтайского края. Барнаул, 1996. С. 58-88.
Альбаум Л.И. Живопись Афрасиаба. Ташкент, 1975. 106 с.
Боровков A.C. Набор украшений верхового коня эпохи раннего средневековья из северо-за-падных предгорий Алтая // Алтай и сопредельные территории в эпоху средневековья. Барнаул, 2001. С. 3-9.
Васютин A.C. Особенности культурогенеза в истории раннего средневековья Кузнецкой котловины (V-IX вв.) // Памятники раннего средневековья Кузнецкой котловины. Кемерово, 1997. С. 5-35.
Горбунов В.В. Военное дело населения Алтая в III-XIV вв. Ч. I: Оборонительное вооружение (доспех). Барнаул, 2003. 174 с.
Горбунов В.В., Тишкин A.A. Курганный могильник сросткинской культуры Филин-1 — аварийный памятник археологии // Сохранение и изучение культурного наследия Алтайского края. Барнаул, 1999. Вып. X. С. 137-141.
Горбунова Т.Г. Реконструкция конского снаряжения сросткинской культуры Алтайской лесостепи // Традиционные культуры и общества Северной Азии (с древнейших времен до современности). Кемерово, 2004. С.246-248.
Горбунова Т.Г., Тишкин A.A., Хаврин С.В. Средневековые украшения на Алтае: морфологический анализ, технологии изготовления, состав сплавов. Барнаул, 2009. 144 с.
Гумилев JLH. Статуэтки воинов из Туюк-Мазара // Сборник Музея антропологии и этнографии. М.; Л., 1949. T. XII. С. 232-253.
Дьяконова Н.В. Осада Кушинагары // Восточный Туркестан и Средняя Азия. М., 1984. С. 97-107: ил.
Евтюхова Л.А. Археологические памятники енисейских кыргызов (хакасов). Абакан, 1948.
110 с.
Евтюхова Л.А. О племенах Центральной Монголии в IX в. (по материалам раскопок курганов) // СА. 1957. №2. С. 205-227.
Евтюхова Л.А., Киселев С.В. Чаа-Тас у села Копены // Труды ГИМ. М., 1940. Вып. XI. С. 35-42.
Илюшин А.М., Сулейменов М.Г., Гузь В.Б., Стародубцев А.Г. Могильник Сапогово - памятник древнетюркской эпохи в Кузнецкой котловине. Новосибирск, 1992. 128 с.
Кляшторный С.Г. Всадники Кочкорской долины // Евразия сквозь века. СПб., 2001. С.213-215.
Конькова Л.В., Король Г.Г. Кочевой мир: развитие технологии и декора (художественный металл) // Этнографическое обозрение. 1999. №2. С. 56-68.
Король Г.Г. Искусство средневековых кочевников Евразии: Очерки. М.; Кемерово, 2008. 332 с. (Труды САИПИ; вып. V).
Крюков М.В., Малявин В.В., Сафронов М.В. Китайский этнос в средние века (VII-XIII). М., 1984.336 с.
Кубарев Г.В. Богатый уздечный набор из древнетюркского погребения // Проблемы изучения культурно-исторического наследия Алтая. Горно-Алтайск, 1994. С. 67-69.
Кубарев Г.В., Цэвээндорж Д. Раннесредневековые петроглифы Монгольского Алтая // Памятники культуры древних тюрок в Южной Сибири и Центральной Азии. Новосибирск, 1999. С.157-169.
Кызласов Л.Р., Король Г.Г. Декоративное искусство средневековых хакасов как исторический источник. М., 1990. 216 с.
Лубо-Лесниченко Е.И. Могильник Астана // Восточный Туркестан и Средняя Азия. М., 1984. С. 108-120.
Мамадаков Ю.Т., Горбунов В.В. Древнетюркские курганы могильника Катанда-3 // Известия лаборатории археологии. Горно-Алтайск, 1997. №2. С. 115-128.
Могильников В.А. Кочевники северо-западных предгорий Алтая в IX-XI веках. М., 2002. 362 с.: ил.
Нечаева Л.Г. Погребения с трупосожжением могильника Тора-Тал-Арты // Труды Тувинской комплексной археолого-этнографической экспедиции 1959-1960 гг. М.; Л., 1966. Т. II. С. 108-142.
Новгородова Э.А., Горелик М.В. Наскальные изображения тяжеловооруженных воинов с Монгольского Алтая // Древний Восток и античный мир. М., 1980. С. 101-112.
Полосьмак Н.В. Всадники Укока. Новосибирск, 2001. 336 с.
Радлов В.В. Из Сибири. Страницы дневника. М., 1989. 749 с.
Тишкин A.A., Горбунова Т.Г. Технико-морфологические и этнокультурные особенности украшений конской амуниции раннесредневековых кочевников Алтая // Вестник НГУ. Сер.: История, филология. Т. 2. Вып. 3: Археология и этнография. Новосибирск, 2003. С. 57-63.
Тишкин A.A., Горбунова Т.Г. Методика изучения снаряжения верхового коня эпохи раннего железа и средневековья. Барнаул, 2004. 126 с.
Тишкин A.A., Горбунова Т.Г., Тишкина Т.В. Раннесредневековые металлические украшения конского снаряжения из коллекции Н.С. Гуляева // Роль естественно-научных методов в археологических исследованиях. Барнаул, 2009. С. 333-335.
Черемисин Д.В. Исследование петроглифов на юге Горного Алтая в 2001 году. Наскальные изображения Чаганки // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий. Новосибирск, 2001. Т. VII. С. 480-484.
Шиготарова Т.Г. Бляхи-подвески конского снаряжения (по материалам раннесредневековых памятников Алтая) // Историко-культурное наследие Северной Азии. Барнаул, 2001. С. 164-172.
Вень У. 1964 (на кит. яз.).
Вень У. 1981 (на кит. яз.).
Вень У. 1990 (на кит. яз.).
Каогу. 1983 (на кит. яз.).
Каогу. 1985 (на кит. яз.).
Каогу. 1992 (на кит. яз.).
Каогу Тунсинь. 1958 (на кит. яз.).
