CC BY
260
незаконных (полностью или частично) притязаниях обвинительной власти на рассмотрение уголовного дела в суде.
Нельзя не согласиться с A.B. Землянухи-ным в том, что «на различных этапах уголовного преследования степень обоснованности внутреннего убеждения соответствующего должностного лица может отличаться, она напрямую зависит от имеющейся доказательственной базы»8. Но несмотря на то что на стадии предварительного слушания прокурор еще непосредственно не исследовал имеющиеся в уголовном деле доказательства, его выводы могут основываться на других достаточных данных, установленных на данной стадии. Убедительный пример этому приводит H.A. Кириллова, отмечая, что прокурор обязан отказаться от обвинения уже на стадии предварительного слушания «в случае установления факта недостижения подсудимым возраста уголовной ответственности на момент совершения инкриминируемого ему деяния»9. Основание для отказа от обвинения в таком случае очевидно без необходимости исследования каких-либо дополнительных материалов уголовного дела.
Ограничение прокурора в реализации права на отказ от обвинения в условиях состязательного типа уголовного процесса на каком-либо этапе рассмотрения уголовного дела в суде, как думается, противоречило бы назначению уголовного судопроизводства, согласно которому уголовное преследование и назначение виновным справедливого наказания в той же мере отвечают назначению уголовного судопроизводства, что и отказ от уголовного преследования невиновных (ч. 2 ст. 6 УПК РФ).
Таким образом, отказ прокурора от обвинения на стадии подготовки к судебному заседанию, проводимой в форме предварительного слушания, возможен. Если при этом в ходе подготовки к судебному заседанию прокурор придет к убеждению о необходимости полностью или частично отказаться от обвинения, а суд не установит ни одного из оснований проведения предварительного слушания, предус-
мотренных ч. 2 ст. 229 УПК РФ, прокурор, как представляется, обязан заявить ходатайство о необходимости его проведения в связи с наличием основания прекращения уголовного дела (уголовного преследования) (п. 3 ч. 2 ст. 229 УПК РФ). Отказ государственного обвинителя от обвинения на предварительном слушании вместе с тем возможен при наличии такого убеждения прокурора о том, что представленные доказательства не подтверждают предъявленное подсудимому обвинение, которое к моменту проведения данной стадии судебного производства по уголовному делу является окончательным и не может быть опровергнуто в результате исследования имеющихся по делу доказательств в ходе дальнейшего судебного разбирательства.
Примечания
1 Кириллова H.A. Отказ государственного обвинителя от обвинения: дис. ... канд. юрид. наук. СПб., 2007. С. 18; Кулик H.B. Осуществление прокурором доказывания на предварительном слушании: дис. ... канд. юрид. наук. СПб., 2006. С. 103.
2 Кулик H.B. Указ. соч. С. 148.
3 Колпашникова B.M. Теоретические и практические вопросы участия государственного обвинителя в суде первой инстанции: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Челябинск, 2006. С. 8-9; Тушев A.A. Прокурор в уголовном процессе Российской Федерации. СПб., 2005. С. 230-231; Тырин A.B., Лукичев H.A., Громов H.A. Осуществление прокурором преследования в стадии предварительного слушания // Следователь. 2002. № 6. С. 12.
4 Петраков С^., Поляков М.П. ручные и практические доводы за право прокурора на отказ от обвинения / / Уголовное судопроизводство. 2006. № 4. С. 14.
5 Кассационное определение Bерховного Суда РФ от 19 мая 2006 г. № 9-006-21 // СПС «Консультант плюс».
6 Казанцев A.A. Прекращение уголовного преследования в суде ввиду отказа прокурора от поддержания государственного обвинения / / Bестник Оренбургского государственного университета. 2006. № 9 (прил.). С. 41.
7 Ковтун H.H. Судебный контроль в уголовном судопроизводстве России. H. ^вгород, 2002. С. 228.
8 Землянухин A.B. Отказ от обвинения в системе уголовно-процессуальных актов: дис. ... канд. юрид. наук. Саратов, 2005. С. 107.
9 Кириллова H.A. Указ. соч. С. 18.
Ж.В. ИВАНОВА
преподаватель
КОМПЕНСАЦИЯ МОРАЛЬНОГО ВРЕДА В УГОЛОВНОМ ПРОЦЕССЕ
Моральный вред в настоящее время ствительно, гражданский иск в уголовном компенсируется независимо от возмещения деле — это требование защитить нарушен-причиненного материального ущерба. Дей- ное преступлением право или интересы,
© Ж.В. Иванова, 2006
Ж.В. ИВАНОВА
поэтому следователь обязан признать лицо гражданским истцом при заявлении им иска о компенсации морального вреда. Этой же позиции придерживается и Пленум Верховного Суда РФ, который в своем постановлении «Некоторые вопросы применения законодательства о компенсации морального вреда» от 20 декабря 1994 г. № 10 разъяснил, что «потерпевший вправе предъявить гражданский иск о компенсации морального вреда при производстве по уголовному делу. В силу действующего законодательства ответственность за причиненный моральный вред не находится в прямой зависимости от наличия имущественного вреда и может применяться как наряду с имущественной ответственностью, так и самостоятельно»1.
Зарубежная практика решает этот вопрос несколько по-иному. Так, в Англии и США аналогом термина «моральный вред», использующегося в российском законодательстве, является, в частности, термин «психологический вред» (psychological damage), который определяется как «физические и психические страдания» (physical and mental sufferings), причем под психическими страданиями в англо-американской судебной практике понимаются негативные эмоциональные реакции (emotional reactions)2.
Вопрос о моральном вреде долгое время остается предметом научных дискуссий. Несмотря на то что в УПК РФ законодатель закрепил возможность требования моральной компенсации, правовое регулирование этого вопроса грешит пробелами, которые существуют, к сожалению, как в гражданском, так и в уголовно-процессуальном законодательстве.
Статья 44 УПК РФ устанавливает, что «гражданским истцом является физическое или юридическое лицо, предъявившее требование о возмещении имущественного вреда, при наличии данных полагать, что данный вред причинен ему непосредственно преступлением. Гражданский истец может предъявить гражданский иск и для имущественной компенсации морального вреда», т.е. новый УПК РФ признает за юридическим лицом право на компенсацию морального вреда.
Вполне справедливо возникает вопрос, не ставит ли это положение под сомнение саму сущность и природу морального вреда? Логично и обоснованно будет обратиться к понятию морального вреда, которое, к сожалению, не закреплено в уголовно-процессуальном
законодательстве. В постановлении Пленума Верховного Суда от 20 декабря 1994 г. № 10 сказано, что «под моральным вредом понимаются нравственные или физические страдания, причиненные действиями (бездействием), посягающими на принадлежащие гражданину от рождения или в силу закона нематериальные блага (жизнь, здоровье, достоинство личности, деловая репутация, неприкосновенность частной жизни, личная и семейная тайна и т.п.), или нарушающими его личные неимущественные права (право на пользование своим именем, право авторства и другие неимущественные права), либо нарушающими имущественные права гражданина. Моральный вред, в частности, может заключаться в нравственных переживаниях в связи с утратой родственников, невозможностью продолжать активную общественную жизнь, потерей работы, раскрытием семейной, врачебной тайны, распространением не соответствующих действительности сведений, порочащих честь, достоинство или деловую репутацию гражданина, временным ограничением или лишением каких-либо прав, физической болью, связанной с причиненным увечьем, иным повреждением здоровья либо в связи с заболеванием, перенесенным в результате нравственных страданий».
С целью правильного понимания морального вреда в уголовном процессе и выяснения его значимости для производства по уголовному делу необходимо рассмотреть сущность морального вреда. Весьма важно, что моральный вред как физические или нравственные страдания может быть причинен только человеку, личности. Поэтому сущность морального вреда представляет собой негативные изменения в определенных сферах жизнедеятельности личности. Учитывая, что моральный вред носит неимущественный характер, можно утверждать, что в первую очередь он затрагивает внутренний мир личности и нарушает психическую составляющую человека3. И с этим нельзя не согласиться. Вместе с тем, как указывает А.П. Гуськова, нельзя рассматривать внутренний мир человека отдельно от условий его биологического и социального существования4.
Традиционно российский уголовный процесс в качестве потерпевшего выделял именно человека, лично пережившего преступное посягательство. Безусловно, признание гражданским истцом не только гражданина, но и юридического лица — принципиальная новел-
Известия ИГЭА. 2006. № 6
ла нового УПК РФ, на наш взгляд не вполне удачная.
Одним словом, в постановлении Пленума Верховного Суда от 20 декабря 1994 г. № 10 говорится о нравственных и физических страданиях человека, следовательно, исходя из определения морального вреда и правовой природы юридического лица видно, что это несовместимые понятия. В любом случае юридическое лицо — неодушевленный, искусственно созданный, коллективный субъект правоотношений, который по своей природе не способен претерпевать физические и нравственные страдания, испытывать отрицательные эмоции.
Поэтому в УПК РФ необходимо внести коррективы, а ч. 1 ст. 44 УПК РФ логичней было бы изложить в следующей редакции: «гражданским истцом является физическое или юридическое лицо, предъявившее требование о возмещении имущественного вреда, при наличии данных полагать, что данный вред причинен ему непосредственно преступлением. Гражданский истец может предъявить гражданский иск для имущественной компенсации морального вреда и (или) для защиты деловой репутации».
Таким образом, если моральный вред может быть причинен только человеку, то в отношении юридического лица можно говорить о причинении вреда его деловой репутации, под которой понимается положительная оценка юридического лица, прежде всего как добросовестного предпринимателя, другими участниками гражданского оборота.
Исходя из положений ст. 152 ГК РФ, нам представляется, что само юридическое лицо вправе требовать только опровержения сведений, порочащих его деловую репутацию, и возмещения убытков, причиненных распространением таких сведений, но это будет вовсе не компенсация морального вреда, а совершенно другая категория, которую А. Боннер предлагает обозначить как компенсация неимущественного вреда, причиненного деловой репутации юридического лица5.
По мнению С.В. Нарижнего, данная проблема требует серьезного и обстоятельного анализа, поскольку термин «моральный вред» не предполагает физических или нравственных страданий неодушевленного объекта, коим является юридическое лицо6.
В то же время Европейский суд по правам человека не признает за юридическими лица-
ми права на компенсацию морального вреда ввиду невозможности для них претерпевать неимущественный вред.
В связи с этим положение ст. 44 УПК РФ, касающееся возможности юридического лица участвовать в уголовном процессе в качестве гражданского истца, требуя компенсации морального вреда, сформулировано некорректно и, на наш взгляд, требует кардинального изменения.
Следующей немаловажной проблемой компенсации морального вреда является вопрос о форме такой компенсации. К сожалению, в действующем УПК РФ не содержатся правила о размерах и формах возмещения, сказано лишь, что «гражданский истец может предъявить гражданский иск и для имущественной компенсации морального вреда». Что подразумевается под имущественной компенсацией и каков порядок определения ее денежного размера, законодатель не раскрывает. Это вносит большую путаницу в рассмотрение подобных дел. Желательно, чтобы критерии определения размеров компенсации дали законодатель или Верховный Суд РФ.
Действительно, размер компенсации — один из наиболее важных и, на наш взгляд, наименее урегулированных в законодательстве вопросов. В настоящее время истцы зачастую заявляют требования о выплате им компенсаций в непомерно больших размерах, полагая, что, хотя суд и снизит размер компенсации, сам заявленный ее размер окажет на него и на общественность определенное психологическое давление. Для борьбы с этим явлением Э. Гаврилов предлагает ввести государственные прогрессивные пошлины. Ныне действующий размер госпошлины, по словам Э. Гаврилова, не оказывает никакого сдерживающего влияния на требования о компенсации морального вреда7.
В данной ситуации судебная практика выработала вполне определенную позицию: по всем вопросам, не урегулированным уголовно-процессуальным законодательством, следует руководствоваться законодательством гражданским. В постановлении Пленума Верховного Суда РФ «О судебном приговоре» от 29 апреля 1996 г. рекомендовано судам при разрешении исков о компенсации морального вреда руководствоваться положениями ст. 151, 1099, 1100, 1101 ГК Российской Федерации.
Известия ИГЭА. 2006. № 6
В.А. ТЕРЕМЕЦКИЙ
Думается, сложно вывести и закрепить всеобщую формулу подсчета причиненных моральных страданий, ведь каждая ситуация требует индивидуального рассмотрения и подхода. Таким образом, разумно исходить из общих начал гражданского законодательства о моральном вреде, учитывая степень вины, принцип справедливости, но при этом суд должен учитывать индивидуальные особенности и жизненную ситуацию потерпевшего.
Примечания
1 Некоторые вопросы применения законодательства о компенсации морального вреда: постановление
Пленума Верховного суда от 20 дек. 1994 г. № 10 // Бюллетень Верховного суда РФ. 1995. № 3.
2 Эрделевский A.M. Моральный вред и компенсация за страдания. М., 1997. С. 2.
3 Кривощеков Н.В. Компенсация морального вреда: некоторые аспекты // Юрист. 2005. № 4. С. 2.
4 Гуськова А.П. Личность обвиняемого в уголовном процессе: (проблемные вопросы науки и практики). Оренбург, 1996. С. 18-20.
5 Боннер А. Можно ли причинить моральный вред юридическому лицу // Российская юстиция. 2002. № 6. С. 12.
6 Нарижний С.В. Компенсация морального вреда в уголовном судопроизводстве России. СПб., 2001. С. 64.
7 Гаврилов Э. Как определить размер компенсации морального вреда? // Российская юстиция. 2000. № 6. С. 21.
В.А. ТЕРЕМЕЦКИИ
соискатель
К ВОПРОСУ ОБ УСТАНОВЛЕНИИ ЛИЧНОСТИ ПО СКЕЛЕТИРОВАННЫМ ОСТАНКАМ ЧЕЛОВЕКА В УСЛОВИЯХ КРУПНОМАСШТАБНЫХ КАТАСТРОФ
Без установления личности потерпевшего невозможно быстрое и эффективное расследование причин крупномасштабных (в том числе и авиационных) катастроф. Решение этой задачи осложняется тем, что воздействие поражающих факторов на организм человека приводит к частичному или полному уничтожению мягких тканей. Предъявление для опознания трупа в таких случаях положительного результата не дает, поскольку при травматизации утрачивается комплекс признаков внешности. В этой связи необходимы разработка и внедрение в практику расследования принципиально новых методов установления личности трупа, в том числе основанных на применении современных наукоемких технологий.
По понятным причинам такого рода медико-биологические исследования должны проводиться в максимально сжатые сроки, быть достаточно информативными и иметь высокую степень достоверности. В противном случае роль таких исследований в формировании доказательственной базы незначительна.
Однако в Иркутском областном бюро судебно-медицинской экспертизы (Иркутское ОБСМЭ) экспертные исследования, связанные с опознанием трупного материала и идентификацией, после авиакатастрофы ТУ-154 (3 января 1994 г.) проводились в течение 62 дней, при этом окончательно не было идентифицировано
8 биологических объектов. Экспертизы, проводимые после катастрофы АН-124 («Руслан») (6 декабря 1997 г.), продолжались 48 дней, при этом до настоящего времени окончательно не закончены идентификационные исследования 4 объектов биологического происхождения. Это справедливо и в отношении самолета «Боинг-737» авиакомпании «Сибирь», потерпевшего крушение в аэропорту Иркутска: остаются неопознанными 7 объектов биологического происхождения.
Необходимо отметить, что проводимые по оперативно-тактическим мотивам действия, в том числе тушение пожара с использованием воды и пенных растворов, разбор завалов, мероприятия по осмотру, изъятию, систематизации, упаковке и транспортировке останков людей, ограничивают некоторые экспертные возможности, затрудняют ситуационную оценку картины катастрофы и реконструкцию имевшего место события. При этом если еще учесть краткосрочность процесса травматиза-ции и многофакторное влияние других видов воздействия на тела погибших, то установить механизм и специфику агональных реакций и танатогенез каждого участника авиарейсов не представляется возможным. Совершенно очевидно, что совокупное воздействие поражающих факторов на тела людей в момент их гибели и в ходе операции по ликвидации последствий авиакатастроф делает подчас
© ВА. Теремецкий, 2006
