КОММУНИКАЦИЯ И КОММУНИКАТИВНЫЕ ТЕХНОЛОГИИ В УСЛОВИЯХ ГЛОБАЛИЗАЦИИ

Кудашова Нина Николаевна

1.3. КОММУНИКАЦИЯ И КОММУНИКАТИВНЫЕ ТЕХНОЛОГИИ В УСЛОВИЯХ ГЛОБАЛИЗАЦИИ

©Кудашова Нина Николаевна, кандидат филологических наук, доцент кафедры глобальных коммуникаций факультета глобальных процессов

Место работы: Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова

[email protected]

Аннотация

Задача. Политические коммуникации XX века отражают представление о коммуникативном процессе, предложенном классической теорией ГЛассуэлом, и основаны на преимущественно односторонней, асимметричной, вертикальной трансляции информации при помощи СМИ. В статье анализируется трансформация целей, стратегий и технологий политической коммуникации по мере развития глобального информационного пространства, основанного на сетевых технологиях.

Результаты. Сравнительно-исторический анализ показал, что развитие глобальных социальных медиа привело к трансформации политической коммуникации, в которой ключевую роль стали играть возможности прямого доступа к целевой аудитории, трансграничность коммуникативного процесса, интенсивные горизонтальные связи и автоматизация процесса создания и распространения контента. Одним из следствий стало развитие возможностей и технологий для масштабного, прямого, преимущественно скрытого воздействия на общественное мнение в других странах.

Социальные последствия. Следствием глобализации политической коммуникации становится широкое использование манипулятивных коммуникативных технологий. Реакция на риски внешнего вмешательство приводит к усилению регуляторных инициатив государств, а в перспективе - к распаду единого мирового информационного пространства.

Оригинальность / ценность. В работе определены ключевые отличия новых политических коммуникаций от традиционных, а также главные возможности и угрозы для политических акторов. Работа может представлять интерес для субъектов политической коммуникации и медиа-посредников.

Ключевые слова: политическая коммуникация, глобализация, социальные медиа, коммуникативные технологии.

ВВЕДЕНИЕ

Политический процесс в своей основе является коммуникативным, основанным на обмене информацией между различными политическими акторами. Такой коммуникативный процесс может быть вертикальным, горизонтальным, симметричным или асимметричным, прямым или опосредованным, однако в любом случае он содержит несколько общих элементов. Классическая модель Г.Лассуэлла, до сих пор остающаяся основой коммуникативных исследований, оперирует пятью главными элементами коммуникативного процесса: источник информации, содержание сообщения, канал передачи информации, получатель (реципиент) и эффект коммуникативного воздействия [Lasswell, 1948].

Основным, парадигмальным типом политической коммуникации является политическая кампания, в ходе которой политический актор стремится воздействовать на установки и поведение потенциальных избирателей. Такая коммуникация, в общем случае, является вертикальной и асимметричной, направленной преимущественно в одну сторону: от коммуникатора к реципиенту. В условиях конкурентной политической системы организация такого коммуникативного воздействия, фактически, аналогична маркетинговой деятельности и основана на использовании маркетинговых технологий и методов, хотя их конкретные воплощения и стратегии могут существенно различаться в зависимости от особенностей политического «рынка» [Lees-Marchment, Stromback and Rudd, 2010].

Однако политическая коммуникация может принимать и другие формы и осуществляться в других типах политических систем. Информационная открытость правительств и коммуникация граждан с органами власти, внутриэлитные коммуникации, корпоративный лоббизм и связи с государственными органами (GR),

государственная пропаганда в авторитарных режимах, горизонтальные коммуникации граждан, - все это является частью современного политического коммуникационного процесса. В отличие от линейного определения Лассуэла, современная теория политической коммуникации включает в себя в том числе различные формы обратной связи и горизонтальные обмены релевантной информацией. Например, Б. МакНейр, один из ведущих современных специалистов, определяет политическую коммуникацию не столько через определенных субъектов политического процесса, сколько через политику как объект коммуникации. Согласно его определению, она включает в себя любые формы коммуникации, предпринимаемые политическими акторами для достижения определенных целей (не обязательно электоральных), коммуникации, направленные на этих акторов не-политиками (избирателями, журналистами и т.п.), а также коммуникацию относительно самих политических акторов и их деятельности в медиатизированных обсуждениях политических вопросов [Мс№1г, 2011: 4]. Основные политические акторы, которые являются субъектом, объектом или предметом коммуникации, включают в себя политические партии, государственные структуры, общественные организации, группы влияния, экстремистские и террористические группировки.

Традиционно, политическая коммуникация, как и политический процесс преимущественно замыкались внутри отдельного общества. Однако в последние десятилетия политический процесс становится все более интернациональным, и то же самое касается политической коммуникации. Современные информационные технологии, процессы региональной политической интеграции, усиление международных экономических связей способствуют тому, что целевые аудитории

политической коммуникации все чаще оказываются за пределами своей страны. В XX веке международная политика вышла далеко за пределы дипломатических кругов и стала в значительной мере апеллировать к мировому общественному мнению, СМИ, общественным организациям и гражданам других стран, используя глобальное медиапространство как средство достижения политических целей. В данной статье анализируются ключевые условия, сделавшие возможной медиатизацию и глобализацию международной политической коммуникации, содержание и практика использования новых коммуникационных технологий в глобальном медиапространстве, а также реакция различных политических систем на угрозы и вызовы новых политических коммуникаций.

ФОРМИРОВАНИЕ ГЛОБАЛЬНОГО ИНФОРМАЦИОННО-МЕДИЙНОГО ПРОСТРАНСТВА ПОЛИТИЧЕСКИХ КОММУНИКАЦИЙ В XX ВЕКЕ

Становление классической теории коммуникации проходило параллельно с развитием средств массовой информации середины XX века и во-многом отражало характерные для них формы и каналы коммуникации, в том числе политической. Доминировавшие в прошлом столетии коммуникативные каналы (телевидение, радио, печатная пресса) характеризовались следующими ключевыми особенностями, определившими способы их использования политическими акторами:

- массовость (единовременный охват большого числа реципиентов стандартизированной информацией);

- высокая скорость распространения информации (в определенных случаях время задержки между событием и его освещением равно нулю);

- вертикальная асимметричность (передача информации «сверху вниз», практически без обратной связи);

- институциональность (организация коммуникативного процесса проходила в рамках устойчивых социальных институтов и организаций, прежде всего медийных);

- профессионализм (все основные этапы производства и распространения информации осуществлялись специалистами, профессионально занятыми в сфере медиа и политических коммуникаций);

- ограниченный плюрализм (количество источников и каналов передачи информации могло быть достаточно большим, но не чрезмерным и специалисты в области политических коммуникаций могли самостоятельно контролировать основные информационные потоки).

Эти черты массовых коммуникаций легли в основу политической коммуникации и коммуникативных технологий политического маркетинга. При всем разнообразии этих технологий, от прямой политической рекламы до деятельности РР-служб, ядром политических коммуникаций выступало взаимодействие со СМИ, которые опосредовали информационное взаимодействие политических акторов со своей аудиторией.

Предоставляя широкие возможности по воздействию на массовую аудиторию, новая медиареальность оставалась, по большому счету, замкнутой внутри национальных границ. На глобальном уровне возможность коммуникативного воздействия на внешние аудитории была сравнительно ограниченной. В большинстве случаев, у акторов не было доступа непосредственно к гражданам других стран, а воздействие на общественное мнение осуществлялось преимущественно через крупные СМИ, имеющие широкую сеть международных представительств. Как справедливо отмечает Б.МакНейр, медиатизация международной повестки рассматривалась, прежде всего, как элемент национальной политической коммуникации, а такие

серьезные международные конфликты как холодная война, войны во Вьетнаме, Афганистане, Ираке, Югославии не могли более рассматриваться как исключительное дело дипломатов и в значительной мере зависели от формирования общественного мнения и позиции СМИ [Мо№1г, 2011: 173-174].

Тем не менее, даже в таких условиях наличие развитых международных СМИ, вкупе с деятельностью международных организаций заложили основу глобализации политической коммуникации, которая наиболее ярко проявила себя в серьезных конфликтах второй половины XX века. Правительства, осуществляя внешнюю политику, заинтересованы в воздействии не только на собственных граждан, но и на представителей третьих стран. В демократических системах общественное мнение, формируемое благодаря деятельности независимых сМи, является фактором формирования в том числе внешней политики. Поэтому воздействие на общественное мнение других стран стало необходимым элементом давления на политические элиты, формирования международных альянсов и влияния на принятие важных международных решений.

На протяжении большей части XX века основной ареной глобальных политических коммуникаций стало геополитическое противостояние США и СССР. Основные цели этого противостояния заключались в формировании таких описаний мира, отдельных событий и международной политики, которые бы обеспечивали привлекательность политической системы в глазах мирового общественного мнения, а следовательно, и международную поддержку.

С точки зрения коммуникативных технологий и стратегий политической коммуникации, возможности двух стран и, шире, демократических и недемократических систем, конечно, существенно различались. СССР, как и другие недемократические системы, полностью контролируя каналы массовой коммуникации внутри страны, могли одновременно пользоваться преимуществами независимых зарубежных СМИ для продвижения своей международной повестки. Демократическим странам с развитыми институтами независимых СМИ, напротив, необходимо было убеждать не только внешнюю, но и собственную общественность. Может показаться, такая асимметрия предоставляет изначальное преимущество недемократическим странам, которые имеют возможность на международной арене пользоваться преимуществами института независимых СМИ, не неся при этом неизбежных издержек в виде критичного общественного мнения внутри страны.

Однако де-факто, у такой асимметрии оказалась и другая сторона, которая, в значительной мере, и предопределила идеологическое поражение Советского Союза. Существование в условиях острой политической конкуренции и необходимость убеждать общественное мнение при развитом институте независимых СМИ, как и в экономике, приводит к значительному прогрессу в области технологий и методов политической коммуникации. Наличие альтернативных каналов коммуникации и неизбежность контр-игры политических оппонентов заставляет изобретать все более изощренные и профессиональные способы доставки информации целевой аудитории, которая зачастую является критически настроенной и воздействие на которую требует умелого обращения с информацией.

Отсутствие такого давления в странах с контролируемыми СМИ не создает стимулов для развития, в ре-

зультате чего их политические коммуникации зачастую являются бесхитростными и неэффективными. И если на внутреннем рынке это может быть не так важно, то при работе в международной среде, особенно в странах с развитыми гражданскими институтами, разница в политических коммуникациях была очень заметна. Как отмечают специалисты, из советских лидеров только М.Горбачев в конце 1980-х в полной мере осознал значимость публичной коммуникации и смог эффективно использовать возможности публичных мероприятий и технологии связей с общественностью для формирования позитивного имиджа страны в глазах западного общественного мнения [МсЫа1г, 2011: 180-181].

ТРАНСФОРМАЦИЯ ГЛОБАЛЬНОГО МЕДИАПРО-СТРАНСТВА В XXI ВЕКЕ

В конце XX - начале XXI века медиапространство как в демократических, так и в недемократических странах начало претерпевать радикальные изменения, которые привели и к существенным трансформациям содержания, целей и технологий политической коммуникации. Двигателем этих изменений стало развитие сетевых информационных технологий и становление того, что принято называть информационным обществом. Ключевыми компонентами цифровой трансформации стали:

- развитие информационных сетей и инфраструктуры, обеспечивающих глобальную связность на основе сетевых, горизонтально-ориентированных связей;

- дешевизна информационных технологий, предопределившая широкие возможности индивидуального доступа к глобальным информационным ресурсам, а также самостоятельного производства контента;

- диджитализация контента, обеспечившая возможности быстрой передачи больших объемов информации самого разного типа;

- развитие многочисленных сервисов, позволяющих гражданам самоорганизовываться и создавать горизонтальные сетевые сообщества;

- развитие мобильных средств коммуникации, обеспечивающих постоянный доступ к информационной среде и возможностям общения;

- создание целостных информационных экосистем, обеспечивающих огромное разнообразие жизненно-важных функций и задач, которые могут решаться в них, включая профессиональную деятельность, досуг, финансовые операции, приобретение товаров и услуг и др.;

- развитие технологий автоматизированного создания, распространения и анализа больших объемов данных.

По своей природе, новые технологии являются ориентированными на горизонтальные связи и, что не менее важно, инфраструктура нового информационного пространства является трансграничной, связывая узлы и ресурсы разных стран, позволяя гибко и быстро рекон-фигурировать их размещение. Трансформационный характер новых технологий в наибольшей мере подчеркнут в теории М.Кастельса, которая утверждает, что появление сети Интернет привело к трансформации самой сути пространства, подорвав традиционную роль физической, пространственной близости как основы формирования социальных связей и коммуникации [Оа81е118, 2010]. В новой информационной среде индивиды могут получать информацию, самоорганизовываться и вступать в сообщества независимо от своей территориальной и даже национальной принадлежности.

Еще одним важным аспектом трансформации информационно-коммуникационного пространства, вытекающая из технологических и социально-организационных особенностей информационного бизнеса, стала исключительная значимость глобальных ин-

формационных платформ, которые функционируют по принципу «победитель получает все». Следствием реализации этого принципа стало значительное сокращение числа таких платформ и фактическая монополизация мирового рынка несколькими крупнейшими игроками, создавшими собственные экосистемы и предоставляющими доступ к цифровым услугам других производителей.

Согласно последнему Глобальному цифровому докладу проекта We are Social, в мире сейчас более 4,3 млрд человек регулярно пользуются Интернетом, и более 3,4 млрд. - социальными сетями, причем 3,3 млрд из них используют для этого мобильные устройства [We are Social, 2019]. Средний уровень проникновения сети Интернет в мире составляет 57%, а в большинстве развитых стран превышает 80% (в России - 76%). С учетом того, что среднее время, которое пользователи проводят в Интернете, составляет 6 часов 42 минуты (в России - 6:29), можно утверждать, что Интернет в настоящее время является основой информационно-коммуникационного пространства современных обществ, значимость которого существенно превышает традиционные масс-медиа.

С точки зрения структуры глобального коммуникационного пространства, исключительное значение имеет языковое представительство и интенсивность использования конкретных ресурсов и платформ. Более половины всего мирового контента (54%) представлено на английском языке, примерно по 6% - на русском и немецком, чуть менее 5% - на испанском, доля китайского сегмента составляет всего 1,7% [We Are Social, 2019]. Пятерка крупнейших глобальных ресурсов включает в себя поисковые сервисы Google и Baidu, видеохостинг Youtube, социальная сеть Facebook, а также англоязычная Википедия. В двадцатку крупнейших ресурсов входят также российская социальная сеть ВКонтакте и Яндекс (по другим методикам оценки

- портал Mail.Ru).

Особое значение для политической коммуникации играют социальные сети и другие платформы, обеспечивающие горизонтальную связь пользователей и возможности сетевого распространения информации. По данным на начало 2019 года, в десятку крупнейших социальных платформ в мире входят: Facebook (2271 млн пользователей), YouTube (1900), Whatsapp (1500), FB Messenger (1 300), WeChat (1083), Instagram (1000), QQ (803), QZone (531), TikTok (500), Sina Weibo

- 446 [We Are Social, 2019].

Анализ списка крупнейших платформ наглядно показывает, что крупные ИТ-платформы создают целостные экосистемы, которые с информационно-коммуникационной точки зрения предоставляют совершенно иные масштабы и возможности глобального охвата. При этом крупнейшие платформы отчетливо делятся на две категории. Во-первых, это глобальные платформы, как правило, созданные в США и вытеснившие национальные аналоги в большинстве стран, а во-вторых, это китайские платформы, работающие почти исключительно на китайском рынке. Собственно, Китай является единственной страной, сумевшей, во многом благодаря целенаправленной государственной политике, создать независимое информационно-коммуникационное пространство, не использующее американские платформы и сервисы. В России, благодаря активному развитию ИТ-сектора в начале XXI века, а также определенным протекционистским мерам пока также сохраняется зна-

чительная доля собственных платформ (прежде всего, компаний Яндекс и Mail.Ru Group), которые на внутреннем рынке являются конкурентоспособными по сравнению с мировыми гигантами.

Если вывести за скобки Китай, который во всех отношениях является особым случаем, то большинство крупных платформ изначально предоставляют любому субъекту коммуникации практически неограниченные потенциальные возможности для прямого доступа к миллионам пользователей по всему миру. Например, потенциальная достижимая аудитория для рекламных сообщений в Твиттере составляет: 47,1 млн чел. в США, 38,6 млн в Японии, 13,6 млн в Соединенном Королевстве, 11,3 млн в Саудовской Аравии, 9 млн в Турции, 8,6 млн в Бразилии и т.д. (по данным We Are Social). Крупнейшие аудитории Инстраграм находятся в США (120 млн. чел.), Индии (75 млн), Бразилии (69 млн), Индонезии (62 млн). В Фейсбуке крупнейшие достижимые аудитории - это Индия (300 млн чел.), США (210 млн), Бразилия (130 млн), Индонезия (130 млн), Мексика (86 млн). Во многих странах, особенно развивающихся (ОАЭ, Филиппины, Малайзия, Аргентина, Тайвань и др.), охват взрослого населения крупнейшей социальной сетью превышает 80%. В развивающихся странах зачастую социальные сети представляют собой универсальное информационное пространство, используемое не только для развлечения и общения, но и в качестве основного источника новостей, необходимой информации, коммерческой деятельности.

Очевидно, что столь масштабные трансформации информационной среды современных обществ не могли не повлиять на подходы к выстраиванию и политической коммуникации, как на национальном, так и международном уровне. Управление потоками политической информации в глобальной информационной среде, организованной по сетевому принципу и предполагающей высокую активность пользователей, потребовало переосмысления целей и стратегий политической коммуникации и разработки совершенно новых коммуникативных технологий.

СТРАТЕГИИ И ТЕХНОЛОГИИ ПОЛИТИЧЕСКОЙ КОММУНИКАЦИИ В ГЛОБАЛЬНОЙ ИНФОРМАЦИОННОЙ СРЕДЕ

В сравнении с традиционными масс-медиа, новая информационная среда, основанная на цифровизации и сетевых технологиях, определяет следующие принципиально важные черты политической коммуникации:

1. Сочетание массовости и индивидуализации (технологии контекстуальной и таргетированной рекламы позволяют обеспечивать массовую доставку сообщений целевой аудитории с учетом индивидуальных профилей пользователей, значительно повышая их коммуникативную эффективность).

2. Неограниченный плюрализм (количество источников распространения информации может быть практически неограниченным, поскольку таким источником может выступать каждый пользователь, а потому коммуникатор не имеет возможности контролировать их).

3. Нулевая задержка времени (производство и распространение информации в реальном времени становится не исключением, а нормой).

4. Доминирование горизонтальных связей (любая политическая информация, попавшая в сеть, начинает циркулировать по горизонтальным пользовательским сетям, не контролируемым коммуникатором).

5. Сильные обратные связи (актор, являющийся

субъектом политической коммуникации, получает немедленную обратную связь в виде «лайков» и «дизла-йков», перепостов, ответов, комментариев и т.п.).

6. Непосредственность (коммуникация через медиа-посредников сочетается с возможностью прямого, непосредственного и немедленного доступа актора к своей целевой аудитории).

7. Трансграничность (простой и непосредственный доступ к аудиториям разных стран).

8. Автоматизация (большое число операций, связанных с созданием и распространением контента, а также анализом данных, может быть автоматизировано).

9. Деинституционализация (институционализированные формы политической коммуникации дополняются массовым вовлечением социальных движений и групп пользователей, управляющих информационными потоками вне каких-либо организованных форм).

С точки зрения фундаментальных принципов организации политической коммуникации, ключевое значение в новой медиареальности имеют возможности прямого доступа к целевой аудитории, в том числе зарубежной, невозможность напрямую контролировать распространение информации по горизонтальным сетям, а также технологии автоматизации коммуникативного процесса.

Социальные платформы предоставляют политическим акторам возможность получить прямой доступ как к своим избирателям, так и к гражданам других стран. Число подписчиков у крупнейших «звезд» социальных сетей исчисляется десятками миллионов и больше. При этом наиболее успешно для прямой политической коммуникации используется Твиттер. Если в Facebook и Instagram в числе аккаунтов с наибольшим числом подписчиков, как правило, находятся звезды кино, музыканты и спортсмены, то в топ-20 Твиттера попали сразу два политика, бывший и действующий президенты США Барак Обама (104,3 млн подписчиков, 3-е место) и Дональд Трамп (57,4 млн, 13-е место), а также официальный аккаунт CNN [We Are Social, 2019].

Исключительная роль социальных медиа, в частности Твиттера, как альтернативы традиционным СМИ была продемонстрирована в ходе президентской кампании в США в 2016 г. Хорошо известно, что большая часть независимых СМИ были настроены в отношении республиканского кандидата крайне скептично и оппозиционно, и именно Твиттер позволил Д.Трампу преодолеть давление масс-медиа и напрямую коммуни-цировать свою позицию избирателям [Enli, 2017]. Роль Твиттера как главной политической платформы подтверждается и тем, что именно анализ ее содержания неоднократно с успехом использовался для политического прогнозирования в ходе выборов и референдумов в США, Германии, Великобритании (см., напр. [Metaxas, Mustafaraj, Gayo-Avello, 2011]).

Кардинальное снижение роли институциональных посредников в коммуникации между политическими акторами и реципиентами, а также расширение роли горизонтальных коммуникаций в трансляции политических сообщений, на наш взгляд, имеет еще одно важное последствие. Политологи отмечают повсеместное распространение популизма в политическом дискурсе многих стран [Moffitt, 2016]. Не последнюю роль в этом играет именно трансформация пространства политической коммуникации. Популистские идеи и лозунги обладают гораздо более высоким потенциалом распространения в горизонтальных сетях и пря-

мой коммуникации политических акторов. По мере же роста значимости сетевых коммуникаций опора на популистскую риторику становится важным козырем в борьбе за власть [Flew, 2019].

Социальные медиа, таким образом, составляют альтернативу традиционным каналам и технологиям политической коммуникации, практически полностью ориентированных на институциональных посредников. Однако еще более явно социальные медиа противопоставляются традиционным каналам политической коммуникации в недемократических странах, в которых СМИ находятся под полным или частичным контролем государства. Тот факт, что технологическая природа социальных платформ изначально предполагает их глобальность, дает возможность их использования для создания альтернативных коммуникационных пространств и каналов распространения информации. Особую ценность такие каналы имеют для оппозиционных групп, лишенных доступа к традиционным СМИ.

В качестве альтернативных медиа-каналов в таких странах, как правило, выступают крупнейшие глобальные платформы. Однако в тех случаях, когда государства особо опасаются неконтролируемой политической активности и предпринимают усилия по жесткому регулированию Интернета, распространение получают платформы, предоставляющие больше возможностей для сохранения конфиденциальности и противодействия таким попыткам. Самым известным примером является Телеграм, активно распространяющийся в развивающихся странах. При этом если в России Те-леграм пока остается преимущественно средством внутриэлитных политических коммуникаций, то в Иране это ключевая информационная система, массово используемая населением. Например, крупнейший иранский оппозиционный новостной канал @Sedaiemardom имеет более 1,1 миллиона подписчиков - в несколько раз больше, чем крупнейшие российские телеграм-каналы.

Глобальная природа инфраструктуры современного медиапространства, вкупе с возможностью непосредственного доступа к целевым аудиториям и широкой автоматизацией коммуникационных процессов кардинально меняют содержание и цели международных политических коммуникаций. При этом новая ме-диасреда является одновременно возможностью и угрозой, особенно если рассматривать государственных акторов.

Использование глобальных платформ позволяет осуществлять не только прямой и открытый контакт с гражданами других стран, но и осуществлять скрытое воздействие на общественное мнение в широких масштабах. Группа британских исследователей из Оксфордского университета в 2017 г. выпустила доклад, посвященный деятельности организованных правительственных или политических групп по манипулированию общественным мнением посредством социальных медиа [Bradchaw, Howard, 2017]. Такие организованные группы авторы называют кибервойсками, подчеркивая, что они отличаются от более привычных правительственных структур, занятых в сфере разведки или атак на информационную инфраструктуру. Речь идет именно об организованных формах манипуляции общественным мнением. Всего в докладе идентифицировано 28 стран, в которых действуют такие группы. Важно отметить, что они созданы и действуют не только в авторитарных или полуавторитарных странах

(Китай, Россия, Турция, Саудовская Аравия и др.), но также и в демократических (Великобритания, США, Германия, Австралия). В следующем докладе, вышедшем через год, таких стран было зафиксировано уже 42, что свидетельствует о повсеместном распространении практики государственного использования манипулятивных политических коммуникаций в социальных медиа [Bradchaw, Howard, 2018].

Основные технологии и стратегии, используемые для манипулированием общественным мнением с использованием глобальных социальных платформ, включают в себя:

1. Массовые комментарии к постам в социальных сетях, которые, в зависимости от контекста и целей, могут как усиливать и поддерживать исходное сообщение, так и подвергать его сомнению, осуществлять психологическое давление (троллинг) на пользователей. Комментарии, а также использование определенных хэштегов для манипуляции трендами могут выполнять и другие функции, например, отвлекать внимание от исходной темы и создавать информационный шум (флуд), позволяющий размыть нежелательный коммуникационный процесс.

2. Индивидуальный таргетинг. Данная стратегия является, в отличие от предыдущей, более индивидуализированной и направлена, как правило, на лидеров общественного мнения: блогеров, журналистов, активистов и т.д. Такая активность может быть нацелена на создание психологического давления, побуждающего изменить точку зрения, проявить эмоциональную реакцию, снизить активность, либо же на формирование определенного представления о своих подписчиках, их социальных и политических взглядах.

3. Официальные аккаунты в социальных сетях. Это инструменты прямой и официальной коммуникации органов власти или политических сил, позволяющие озвучивать официальную позицию и реагировать на релевантные события.

4. Фейковые аккаунты, веб-страницы, приложения. Использование фейковых аккаунтов, специально создаваемых и централизованно управляемых т.н. «фабриками троллей», является, возможно, наиболее сильным инструментом воздействия на общественное мнение. Их сила основана не только на формулировании и распространении желаемого контента под маской обычных пользователей, но и массовый характер такого воздействия, возможный благодаря технологиям автоматизации управления аккаунтами. Один из самых громких политических скандалов в мировой политике связан с подозрением в использовании российскими околоправительственными структурами фабрик троллей для воздействия на общественное мнение в США в ходе президентских выборов 2016 г.

5. Создание контента. В данном случае речь идет о создании самостоятельного, насыщенного информационного контента (блоги, видеосюжеты, фейковые новости), как правило, дезинформационного или ангажированного, который затем используется для тиражирования и распространения.

Современные кибервойска также используют технологии поисковой оптимизации, таргетированную политическую рекламу, основанную на социально-демографическом профайлинге пользователей, и другие технологии для распространения информации и дезинформации на крупных платформах. В разных странах используются различные организационные формы для

решения задач новой политической коммуникации, а также задействуются разные объемы ресурсов. Согласно исследованию британских специалистов, наиболее значительные ресурсы на манипулятивные кибероперации выделяются в Китае, Израиле, России, ОАЭ и США [Bradchaw, Howard, 2018: 17].

По определению, то, что для одной страны является возможностями манипуляции зарубежным общественным мнением благодаря глобальности социальных платформ и доступным технологиям автоматизации, становится риском и угрозой для другой. Признание и растущая озабоченность этими рисками характерна в равной мере для демократических и недемократических стран. И те, и другие испытывают растущую потребность в противодействии им. Однако механизмы и стратегии противодействия угрозам манипулятивных политических коммуникаций извне используются при этом совершенно различные. Так, в США основной вектор противодействия связывается с воздействием на социальные платформы (большинство из которых находятся в юрисдикции США) с целью создания политик, препятствующих распространению недостоверной информации, созданию фейковых аккаунтов и использованию манипулятивных техник политической коммуникации.

В странах с неразвитыми гражданскими институтами правительства ищут более прямые и простые пути решения проблемы, стремясь осуществить прямой государственный контроль над сетевыми коммуникациями. Однако технологическая основа современной информационной инфраструктуры делает решение этой задачи крайне затруднительной, что видно, в частности, на примере неудачных попыток блокирования Телеграм и других политически-значимых ресурсов в России, Иране и некоторых других странах. Дальнейшее стремление обеспечить суверенитет над национальным информационным пространством может потребовать радикальной перестройки всей глобальной информационной инфраструктуры. Как считают некоторые специалисты, это, в конечном итоге, может привести к распаду глобального пространства Интернет на изолированные сегменты [Colodny, 2018]. И в тех сегментах, в которых такие попытки изоляции окажутся удачными, как можно предположить, политические коммуникации вновь окажутся под полным контролем институциональных акторов.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Развитие сетевых информационных технологий кардинально изменило методы и технологии политической коммуникации, как внутри стран, так и в международных отношениях. Если на протяжении второй половины XX века политическая коммуникация была вертикально-ориентированной и практически полностью зависела от институциональных посредников между политическими акторами и общественностью, способной влиять на

политические решения, то теперь она организована вокруг горизонтальных каналов коммуникации и возможности прямого контакта с целевыми аудиториями. Использование глобальных социальных платформ предоставляет принципиально иные возможности для воздействия на общественное мнение других стран. Активное использование манипулятивных политических технологий различными акторами, особенно государственными, уже стало причиной масштабного кризиса институционального доверия. Стремление противодействовать возможностям скрытых манипуляций общественным мнением создает реальные угрозы распада глобального информационного пространства и возврата к моделям институционального контроля над политическими коммуникациями.

Статья проверена программой «Антиплагиат». Оригинальность 95,19%.

Список литературы:

1. Bradchaw, S., Howard, P.N. Challenging truth and trust: A global inventory of organized social media manipulation. Computational Propaganda Research Project. University of Oxford, 2018.

2. Bradchaw, S., Howard, P.N. Troops, trolls and troublemakers: A global inventory of organized social media manipulation. Computational Propaganda Research Project. Working Paper no. 2017.12. University of Oxford, 2017.

3. Castells, M. The Rise of the Network Society. 2nd ed. Malden: Wiley-Blackwell, 2010.

4. Colodny, L. Former Google CEO predicts the internet will split in two - and one part will be led by China // CNBC. 20.09.2018. URL: https://www.cnbc.com/2018/09/20/eric-schmidt-ex-google-ceo-predicts-internet-split-china.html.

5. Enli, G. Twitter as arena for the authentic outsider: exploring the social media campaigns of Trump and Clinton in the 2016 US presidential election // European Journal of Communication. 2017. Vol.32(1). P.50-61.

6. Flew, T. Digital communication, the crisis of trust, and the post-global // Communication Research and Practice. 2019. Vol.5. P.4-22.

7. Lasswell, G. The Structure and Function of communication in society // The communication of ideas. 1948. Vol.37. P.215-228.

8. Lees-Marchment, J., Stromback, J. and Rudd, C. (eds.) Global Political Marketing. London; New York: Routledge, 2010.

9. McNair, B. An Introduction to Political Communication. 5th ed. London; New York: Routledge, 2011.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

10. Metaxas, P.T., Mustafaraj, E., Gayo-Avello, D. How (not) to predict elections // Privacy, Security, Risk and Trust (PASSAT) and 2011 IEEE Third International Conference on Social Computing. Boston: IEEE, 2011. P.165-171.

11. Moffitt, B. The Global Rise of Populism: Performance, Political Style, and Representation. Stanford: Stanford University Press, 2016.

12. We Are Social. Global Digital Report 2019. URL: https://wearesocial.com/global-digital-report-2019.

COMMUNICATION AND COMMUNICATIVE TECHNOLOGIES IN A GLOBALIZED SOCIETY

©Kudashova Nina N., PhD in Philology, Associate Professor Faculty of Global Studies Place of employment: Lomonosov Moscow State University

[email protected]

Abstract

Purpose. Political communications of the 20th century reflect the view of communication process proposed by the classic theory of G.Lasswell, and are mainly based on unilateral, asymmetric, hierarchized information transfer via mass-media institutions. The article analyzes the ongoing transformation of goals, strategies and technologies of political communications resulting from the development of global information environment based on networking technologies.

Findings. Comparative-historical analysis shows that the development of global social media led to the transformation of political communication, in which direct access to target audiences, transboundary connectedness, intense horizontal ties, and automation begun to play the key role. As a result, governments and other political actors obtained opportunities and technologies for direct, large-scale, and mainly covert influence on public opinions in other countries.

Social consequences. Globalization of political communication resulted in widespread use of manipulative technologies of communication. Responses to the risks of external manipulative interventions lead to stronger regulatory pressure and can, in perspective, result in the dissolution of the united global informational space.

Originality/value. The article identifies key differences of the new political communications as well as their main opportunities and threats for political subjects. The article can be useful for political subjects and media institutions.

Keywords: political communication, globalization, social media, communicative technologies.

Reference list: