CC BY
50
УДК 81'42
И. В. Тубалова
КОММУНИКАТИВНЫЕ МОДЕЛИ ОБРАЩЕНИЯ К «ЧУЖОМУ ГОЛОСУ» В РАЗГОВОРНО-БЫТОВОМ ДИСКУРСЕ1
В статье рассматриваются коммуникативные модели цитации, определяемые условиями существования разговорно-бытового дискурса. Выявляются речевые стратегии, в рамках которых автор речевого произведения осознанно обращается к чужому высказыванию, коммуникативные цели, определяющие выбор указанных стратегий, а также речевые тактики их осуществления.
Ключевые слова: текстовая полифония, разговорно-бытовой дискурс, речевые стратегии и тактики.
В рамках когнитивно-дискурсивной парадигмы «возникает задача реалистического отражения функционирования языка и отдельных его категорий, единиц или конструкций, и усилия исследователя направляются прежде всего на то, чтобы выяснить, как и каким образом может удовлетворять изучаемое языковое явление и когнитивным, и дискурсивным требованиям, да и в чем конкретно могут заключаться подобные требования» [Кубрякова 2004: 520]. Исследование рече-порождающей деятельности человека предполагает, таким образом, выявление когнитивных установок, определяющих формирование текстовой компоненты дискурса, и дискурсивных условий, обеспечивающих их реализацию. Речепо-рождение при этом может быть осмыслено как процесс, при котором говорящий, опираясь на систему языковых моделей, конструирует собственный речевой поток с привлечением различного рода «готовых» речевых отрезков, использованных в соответствии как с «исконным» - приобретенным в процессе их предшествующего функционирования - содержанием, так и с тем смысловым компонентом, который был «прочитан» автором текста в момент включения в собственное речевое произведение. Речевой поток предстает как динамическая модель, как «послойная» структура, состоящая из речевых фрагментов, обращенных одновременно «к прошлому» - как источнику «дотекстовой» смысловой нагруженно-сти, «к настоящему» - как речевому факту, участвующему в решении текущей коммуникативной задачи, а также «к будущему» - как потенциальному источнику текстопорождения.
Истоки обозначенного подхода были заложены в работах М. Бахтина, рассматривающего любое речевое произведение в контексте «живой
1 Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ (проект 0904-64401А/С).
практики социального общения», где деятельность говорящего осуществляется в процессе постоянного «речевого взаимодействия», определяющего «непрерывный процесс становления» [Волошинов 1930], в результате чего важнейшим элементом текстопорождения становится «чужое слово /.../ разной степени чужести и разной степени освоенности, разной степени осознанности и выделенно-сти. Эти чужие слова приносят с собою и свою экспрессию, свой оценивающий тон, который освояется, перерабатывается, переакцентируется нами» [Бахтин 1995: 269].
В основе такого подхода лежит теоретическое положение о паритетной значимости горизонтального и вертикального развертывания речевого потока, т. е. о том, что речевой поток говорящего на родном языке формируется не только (и не столько) как результат линейного конструирования единиц языковой системы, но и как явление полицитатное, включающее и переплавляющее согласно условиям конкретной коммуникативной ситуации множество готовых «коммуникативных фрагментов» - «конкретных выражений, выступающих по отношению к новой форме в качестве прототи-пического фона» [Гаспаров 1996: 97], символически нагруженных выражений, авторских метатек-стовых включений, имеющих по своей природе самостоятельное значение за пределами линейной структуры данного текста. Такой подход к анализу внутренней структуры текста позволяет рассматривать его как полифоническую структуру - такой способ организации текстовой информации, при котором ее производство и восприятие в коммуникативном процессе осуществляется за счет обращения к смысловому содержанию множества речевых фрагментов, созданных и получивших определенную смысловую нагруженность до конкретно-ситуативной реализации текста. Речевой поток при таком подходе обладает свойством нелинейности.
Единицей данной структуры является полифоническое включение - речевой фрагмент, отягощенный некоторой «дотекстовой» информацией, «унаследованной» из предшествующих текстов, независимо от осознанности/неосознанности его прецедентности как автором данного текста, так и его адресатом.
Природа полифонического включения, в первую очередь, связана с обращенностью к «готовым» текстовым формам. В этом случае полифоническое включение представляет собой интертекст как проявление различных форм присутствия (от точных цитат до аллюзий) в данном тексте других текстов, существующих в данном культурном пространстве. Кроме того, смысловая организация текстовой полифонии может обеспечиваться обращением полифонического включения не к конкретному тексту, а к определенной дискурсивной области, предполагающей функционирование текстов определенного типа. При этом полифоническое включение становится носителем смысловых компонентов, присущих некоторому первичному типу дискурса (как он понимается в ряде современных исследований [см.: Чернявская 2001: 16; Карасик 2004: 229 и др.], - совокупность текстов в единстве их социальной, культурно-исторической обусловленности, «дискурсивная формация», по М. Фуко [Фуко 2004: 93]), не совпадающему с типом дискурса его реализации в полифонической структуре результирующего текста. Так, проявлением «внешнего проникновения» смысла в текст, источником которого не может быть назван ни один из реально существующих текстов, является полифоническое включение, организованное по принципу стилизации как «намеренного построения художественного повествования в соответствии с принципами организации языкового материала и характерными внешними речевыми приметами, присущими определенной социальной среде, исторической эпохе, литературному направлению, жанру, индивидуальной манере писателя, которые избираются автором как объект имитации» [Бельчиков 1990: 492]. В подобных случаях в результирующем тексте находят отражение некоторые обобщенные смысловые элементы, присущие не конкретному тексту-источнику, а дискурсу как среде существования текстов определенного типа (отношения «дискурс (совокупность текстов!) - тс кет2 (один из текстов в рамках дискур-саз»). Способом формальной идентификации смысловых компонентов такого вида, как для автора результирующего текста, так и для его читателя/слушателя, являются определенные текстовые
модели, свойственные текстам указанного типа и ставшие в дискурсивной среде-источнике носителями соответствующих смыслов.
Таким образом, в данной исследовательской парадигме актуальным является положение о взаимодействии двух текстов - текста-источника (прототекста) и текста результирующего1 - или о взаимодействии двух дискурсивных типов - дискурса-источника и дискурса результирующего.
Дискурс-источник при таком взаимодействии может либо проявляться через конкретный прототекст (в этом случае его смысловое содержание может реализовать в образуемом полифоническом включении как собственно-текстовые, так и дискурсивно обусловленные смыслы), либо существовать в качестве независимой от конкретно-текстового проявления социокультурно обусловленной дискурсивной модели (при этом в полифоническом включении реализуются дискурсивно обусловленные смыслы). Дискурсивная модель, послужившая источником формирования текстовой полифонии, обозначается термином «прото-текстовая среда» - инодискурсивная по отношению к рассматриваемому полифоническому тексту область, из которой произведено заимствование.
Природа текстопорождения такова, что говорящий при хорошем владении языком, высоком уровне требований к качеству речевых произведений максимально растворяет границы полифонического включения [Гаспаров 1996: 174-175]. Но в ряде случаев обращение к прототексту приобретает для говорящего осознанный характер, становясь способом реализации определенной речевой стратегии, используемой для реализации конкретной коммуникативной цели.
Именно случаи осознанного обращения автора к «чужому слову» являются объектом исследования: Вот, приносят мне пачку билетов и говорят: «Тебе вот тридцать билетов, распространи вот тут» (РРСВ2) // Каво исть - некаво петь. «Ты каво не ишь?» - у сестры Шуры спрашиваю. «Так а завтра што буду?» (СР) /
1 Применительно к анализу интертекстуальных связей в художественном тексте Н.А. Кузьмина определяет указанную парную модель как прототекст и метатекст, где мета-текст есть «текст о тексте, текст «второй степени», /.../ соответственно прототекст - это базовый текст, с опорой на который создается метатекст» [Кузьмина 2004: 26].
2 РРСВ - здесь и далее: [Русская разговорная речь европейского северо-востока России 1998: 158].
3 СГ - здесь и далее: записи текстов носителей Среднеобского говора, выполненные в рамках диалектологических экспедиций студентов и сотрудников Томского госуниверситета (1965-2008 гг.).
Там из Петрозаводска / кто из Ялтинской филармонии/кто... вот из Алма-Аты /потом э... из Новосибирска какие-то приезжали / ну в общем / то есть короче говоря / все приехали с мест (РНК1).
Особо следует отметить, что в качестве материала привлекаются речевые произведения разговорно-бытового дискурса, полифоническая структура которого обладает определенной спецификой. О.Г. Ревзина, анализируя особенности функционирования дискурсных формаций в свете теории М. Фуко, обращает внимание на то, что если «дискурс, выражающий религиозное сознание, сочетает в себе воспроизводимость и способность быть интертекстуальным донором», то «знание, связанное с «Я» как частным лицом, рассчитано на интертекстуальное распространение (через цитирование, пересказ, представление в форме слухов, сплетен и пр.) прежде всего внутри того же повседневного дискурса. Повседневный дискурс - едва ли не единственный, где не действует принцип «прореживания говорящих субъектов»» [Ревзина 2005: 74]. Таким образом, разговорно-бытовой дискурс, по сравнению с другими типами дискурсов, характеризуется меньшей степенью упорядоченности, а его текстовое осуществление в большей степени зависит от коммуникативных условий реализации; производимые в его рамках полифонические включения направлены на реализацию «частного знания» и обладают определенной субъективностью, находясь в большей, чем в других типах дискурсов, интер-претативной зависимости («частное знание проступает в режиме реального времени и порционно, информационно-прагматическая ценность этих порций высока, но в повседневной жизни она в стереотипных ситуациях погашается немедленным действием, в чем, собственно, и проявляется принцип забвения - «дискурсы, которые исчезают вместе с тем актом, в котором они были высказаны» (Фуко М.)» [Ревзина 2005: 74]). Коммуникативные цели реализации «частного знания» обладают меньшей, чем в других типах дискурсов, степенью социокультурной регламентации, что определяет их особый синтетизм, комплексность реализации в рамках речевых стратегий. О.Г. Рев-зина называет частное знание «полигоном естественной реализации коммуникативных стратегий и тактик» [Ревзина 2005: 75].
1 РНК - здесь и далее: Национальный корпус русского языка. URL: http://www.ruscorpora.ru.
Предметом исследования являются специфические особенности реализации цитатных когнитивных установок в разговорно-бытовом дискурсе, проявляющиеся как осознанное обращение к «чужому голосу».
Осознанные полифонические включения, выраженные в разговорной речи указанными способами, напрямую связаны с «феноменом страте-гемности» [Олянич 2007: 250], выступая в процессе текстопорождения как проявление активного авторского начала, которое реализуется как «отсылка к чужому опыту и метафорическая презентация (демонстрация, иллюстрация) этого опыта, с одной стороны, характеризующая личность носителя, а с другой - собственное действие, приведшее к запланированной цели» [Олянич 2007: 53]. Именно коммуникативная цель, для достижения которой автор прибегает к использованию фактов иноречевой среды, является основанием для построения коммуникативной модели реализации рефлексии такого типа.
Коммуникативная модель обращения к «чужому голосу» организуется по следующим параметрам: (1) коммуникативная цель осуществления речевого действия - ведущий параметр модели, (2) речевая стратегия, избираемая автором речевого произведения для ее осуществления, (3) речевая тактика реализации избранной стратегии.
Рассмотрим названные структурные элементы.
1. Коммуникативная цель включения. Данный параметр проявляет мотивировку обращения говорящего к «чужому голосу», содержание коммуникативно-дискурсивной целеустанов-ки на использование «чужого голоса». Различные виды целеустановок в большинстве случаев взаимодействуют, но в каждом конкретном случае та или иная из них становится ведущей. В самом общем виде можно выделить следующие цели рассматриваемых включений.
1) В рамках событийного пересказа осознанное цитирование может использоваться говорящим в целях передачи речевого события: Сына подучивает, Витьку. Вот денька четыре - и огурцы. «Витька, зачем опупрышки рвешь?» Он ей пожалицца, она ему напоетъ. Я лучше уж молчать буду (СГ).
2) Осознанное полифоническое включение может быть введено говорящим для достижения эффекта убедительности высказывания: Вон сейчас последние у нас по культуре собрались / Государственный Совет. Кричит наш Министр культуры. Национальной идеи нет / из-за этого
все бегают. Три года назад в Волгограде Путин сказал / «Наша национальная идея / патриотизм и благосостояние / гарантированное государством». Чего еще надо? Министр не знает национальную идею. А Путин спокойно (РНК).
3) Во многих случаях ведущим мотивом при обращении к иноречевой среде может стать потребность в личностной самопрезентации: Я имею в виду, прошли, как говорится, через мои руки многие машины, для того, чтобы вот, пока я в автобус попал... (РРСВ). При этом задача «говорить красиво» часто подчиняется общей фати-ческой направленности высказывания («именно фатическая речь выражает человека как языковую личность, хотя и в неофициальном, но творческом ракурсе» [Винокур 1993: 11]), провоцируя говорящего привлекать коллективный культурный опыт, обращаясь к цитатному фонду данной культуры (идиомы, фольклор, художественная литература и т. п.): На самом деле достаточно взять из дома небольшой полиэтиленовый пакет и безо всякого совочка. - Это у нас. - Есть хорошая пословица / что немцу хорошо / то русскому смерть (РНК).
Возросший уровень потребности в личностной самопрезентации рассматривается исследователями как один из отличительных признаков современного культурного пространства, обращая внимание на презентационную сущность современной коммуникации в целом [см.: Олянич 2007: 56 и др.].
4) Целью осознанного цитирования может также быть потребность в выражении различных аксиологических установок говорящего. Так, общекультурная аксиологическая ориентированность прецедентных (по Ю.Н. Караулову) текстов позволяет при обращении к ним ёмко и образно выразить отношение к содержанию общения: Люди / которые делают эту реформу / что они собираются сделать? - Я понятия не имею / что они собираются сделать / но очень бы хотелось / чтобы они сделали что-нибудь хорошее. -А вы как думаете? - Понимаете / как есть поговорка про Черномырдина / хотели как лучше / а получилось как всегда (РНК).
5) Как уже отмечалось, коммуникацию в области частного знания отличает синтетизм проявляющихся в конкретно-ситуативных условиях целеустановок. Ирония как «вид комического, когда смешное скрывается под маской серьезного (в противоположность юмору) и таит в себе чувство превосходства или скептицизма» [URL: http://tolkslovar.ru/i3572.html], с одной стороны,
теснейшим образом связана с реализацией аксиологических установок говорящего {Есть ли осмысленная политика или наша политика «советский автомобиль / самый автомобильный в мире»? (РНК)), с его личностной самопрезентацией (3 л. - Только мне грибы не клади //11л. - Умолчали грибы // Умолчали// (РРТ1)), но в современном разговорно-бытовом дискурсе, как отмечают его исследователи, ирония занимает особое место, привнося «в рациональное, в жестко логическое схватывание жизни момент игры» [URL: http://www.ehta-
rium .ru/2005/12/09/ironij a_kak_zashhitnyjj_mekhaniz m.html]. Ироническое представление действительности приобретает, таким образом, статус особой коммуникативной цели.
2. Речевая стратегия. Данный параметр показывает, каким образом говорящий стремится достигнуть указанной цели.
Термин «коммуникативная стратегия» используется в различных областях знания - лингвистике, психологии, политологии, социологии -и предполагает наличие некоторого стратегического плана общественно значимых действий, направленного на достижение определенной коммуникативной цели. Организация речевой составляющей коммуникативного процесса играет значительную роль в системе стратегически значимых компонентов при ее достижении. Сосредотачиваясь на речевой стороне коммуникации, И.Н. Борисова определяет коммуникативную (= «речевую» - И. Т.) стратегию как «результат организации речевого произведения говорящего в соответствии с прагматической целеустановкой, интенцией» [Борисова 1996: 21]. Термин «речевая стратегия» применительно к речевой составляющей стратегического планирования коммуникативного процесса использует О.С. Иссерс, определяя его содержание как «комплекс речевых действий, направленных на достижение коммуникативной цели», включающий «планирование речевой коммуникации в зависимости от конкретных условий общения и личностей коммуникантов, а также реализацию этого плана» [Иссерс 2006: 54].
Осознанное обращение к иноречевой среде всегда составляет акт реализации такого стратегического планирования, проявленный как «отсылка к чужому опыту», «с одной стороны, характеризующая личность носителя, а с другой -
1 РРТ - здесь и далее: [Русская разговорная речь
2006].
собственное действие, приведшее к запланированной цели» [Олянич 2007: 253].
Рассмотрим, в рамках каких речевых стратегий реализуется осознанное обращение к ино-речевой среде в разговорно-бытовом дискурсе. Обратим внимание на то, что анализ стратегических намерений говорящего, воплощаемых в речи, в силу сложности, многоаспектности его когнитивных установок не предполагает возможности составления четко дифференцированной картины выявленных речевых стратегий: коммуникативные цели автора речевого произведения могут разрешаться путем организации сложного взаимодействия стратегических решений. При этом одна из стратегий становится ведущей и определяет использование определенной речевой тактики - в данном случае связанной с реализацией цитатных конитивных установок. Соответственно, рассмотрим речевые стратегии осознанного цитирования, приоритетные для реализации определенных коммуникативных целеустановок.
1) При событийном пересказе в целях передачи речевого события прошлого автор речевого произведения, демонстрируя стремление ретранслировать это событие полно, достоверно и эмоционально, использует стратегию театрализации повествования, которая может быть рассмотрена как проявление культурно обусловленной категории «театрализации жизни», получившей обширный анализ в гуманитарной сфере. Основными ее проявлениями считаются зрелшцность, развлекательность, наличие масок и декораций, направленность на публику, а также особая драматизация поведения человека, которое строится в зависимости от ситуации, на основе готовых моделей и примеров. Н. Евреинов принципиально отграничивает театрализацию как форму трансформации поведения от эстетического искусства, считая театрализацию «примитивнее и доступнее» [URL: http://www.gnozis.info/?q=taxonomy/term/l 14], при этом подчеркивая, что «человек неизменно продолжает платить дань театральности и в самой жизни, далекой от официального театра», подчиняясь «могучему инстинкту преображения» [URL: http://www.gnozis.info/?q=taxonomy/term/114].
Исследователи разговорной речи (см., например, работы Е.А. Земской,
О.Б. Сиротининой, Ю.М. Скребнева,
Т.Г. Винокур, H.A. Прокуров-ской и др.) отмечают такие ее свойства, как неофициальный характер, ситуативность, выраженная диалогичность, устремленность на собеседни-
ка, личностно-ориентированный характер («говорящий человек всегда заявляет о себе как о личности, и только в этом случае возможно установление контакта с другими людьми» [URL: http://www.gu-mer.info/bibliotek_Buks/Linguist/Gray/08.php]), спонтанность и динамичность непосредственного общения, а также высокая экспрессивность, погруженность в «свою эстетическую атмосферу, которая обусловлена глубинными процессами, соединяющими человека с обществом и культурой» [URL: http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/Lin-guist/Gray/08.php], Указанные свойства определяют наличие особой ориентированности разговорной речи на театрализацию повествования, то есть на такой способ его организации, при котором говорящий, передавая событийную структуру прошлого (будущего), психологически «перевоплощается», «разыгрывает роли» участников этих событий, в результате чего содержание речевых событий транслируется как будто бы от первого лица, в виде прямой речи - при попытке соблюдения интонационных особенностей цитируемых реплик, отражения ситуационной специфики про-тотекста и личностно-речевых особенностей его автора.
Особенно ярко театрализация повествования проявляется при нарративном режиме диало-говедения (см. И.Н. Борисова: о режимах диало-говедения в разговорной речи - реплицирующем, т. е. таком «способе организации речевого поведения коммуниканта, при котором в его речевой партии реализуется установка на быстрый темп речевого обмена перемежающимися репликами с передачей речевого хода» [Борисова 2002: 245], и нарративном, «при котором в его речевой партии реализуется установка на монологическую речь в условиях непосредственного контактного диалогического общения» [Борисова 2002: 245]).
Установка на театрализацию проявляется в разговорных нарративах даже при отсутствии дифференцированной автором речевого произведения ролевой организации пересказываемых событий, когда «ролевое распределение» осуществляется неосознанно: /.../Нясут, ета, самогонку, и усе такие банки пудовые на плячах, во, нясут. А куда? В Каза-новку (СГ). //Колхозов не было, потом колхозы по-явилися, вошли в колхоз. Принудили войти всевозможными штрафами, вплоть до того, что, ага, ты подходяше живёшь, значит, наложали налог чересчур (СГ). Осознанная же установка на передачу речевых событий в форме «театрализованного
пересказа» играет в разговорно-бытовом дискурсе значительную роль.
Такое свойство разговорного пересказа не раз фиксировалось его исследователями [см.: Арутюнова 1992, Гак 1994, Смирницкая 1976, Фрид Н.Е. 2003 и др.]. Н.Д. Арутюнова отмечает, что «тенденция к театрализации речи толкает на оформление высказывания как непосредственно исходящего от другого, т.е. в виде прямой речи, которая часто заключается в кавычки» [Арутюнова 1992: 45].
В исследованном материале представлено множество проявлений театрализации повествования. Пожалуй, в рамках указанной стратегии обращение к «чужому голосу» проявляется в разговорно-бытовом дискурсе наиболее частотно, при этом обращение к речи «другого», при ее выраженной, текстуально оформленной полифонической сущности, не сопровождается когнитивной установкой на апелляцию к иному дискурсу: И они решили сделать операцию //А когда они его положили и увидели такой склероз / что ему там кажется семеро в санках / что он не ориентируется/у него ужасное состояние // Они и говорят // Слушайте/Ну/Вы представляете что будет? Мы сделаем операцию / а чем мы гарантированы что не будет кровоизлияния? (PPT) II Ну, и у муж у меня, значит, это самое, и говорит: «Ну что ты позоришься?» Я: «Да посмотри, цветы-то какие!» «Сроду цветов не видела, что ли?» Вот... это какое впечатление! (РРЗ).
2) Использование «чужого голоса» для достижения эффекта убедительности высказывания проявляется в разговорно-бытовом дискурсе в рамках стратегии, которая может быть условно определена как «воспроизведение «правильного» способа говорения о предмете».
И.В. Саморукова, анализируя деятельност-ную дискурсивную природу художественного высказывания, указывает на то, что «словесность прошлого», в отличие от современной литературы, предполагала существование определенных «цитат», «готовых жанровых моделей», «языковых шаблонов», «которые прозрачно отражали «вещи» и «истины», были им адекватны», «не подвергались рефлексии, деятельность субъекта не обнаруживала их границ», «выступали как основание этой деятельности, ее легитимная опора» [Саморукова 2003: 68-69]. При этом они «не осознавались как «чужое слово», как речевой мир Другого (в понимании М. Бахтина), они были способом культурной и языковой идентификации субъекта речевой деятельности» [Саморукова 2003: 68-69].
Современный разговорно-бытовой дискурс отчетливо проявляет тенденцию к использованию инодискурсивных жанрово-стилистических средств в качестве «легитимной опоры» при описании предмета речи, соответствующего дискурсу-источнику (чаще всего - средства официально-делового стиля и жанровые модели официально-делового дискурса при обращении к явлениям общественно значимого, делового характера).
В ряде случаев обращение к таким высказываниям имеет рефлексивную природу, причем непосредственно их иноречевая сущность рефлексии при этом не подвергается (автор речевого произведения эксплицирует процесс «подбора нужных слов», которые, по его представлению, следует использовать в данной речевой ситуации при описании данного предмета речи), поэтому ее статус в ряду стратегий обращения к «чужому голосу», несмотря на частотность проявления, следует признать периферийным: ... У нас вся здесь конкурсы проводятся. Для того чтобы человек повысил свою квалификацию, как можно еще так сказать. Ну, побыстрей повысил, повысил там разряд или что-то, у нас на работе прям, на рабочем месте, на объектах (РРЗ) // Ну спасибо тебе / моя хорошая / ты мой главный доктор / можно сказать... Как это сказать? Нефротера-певт практически / нефротерапевт! (РНК) // Пусть он там гнилой был, но, однако-ж дом, место. Как говорят, оседлость есть. А выпить он любил, любил и со мной поговорить (РНК).
3) При реализации цели создания эффекта убедительности высказывания (в первую очередь), а также в целях реализации аксиологических установок или в целях самопрезентации в разговорно-бытовом дискурсе может быть использована стратегия обращения к авторитетному высказыванию, проявленная в виде его осознанной цитации. Функционируя в виде полифонического включения, цитируемый текст всегда имеет четкие границы, осознанно оформляясь автором речевого произведения как «чужой» текст.
Подобный статус цитируемого высказывания в большинстве случаев определяется совпадением его содержания с содержательными установками автора результирующего текста: Ну вот Бунич / Бунич / Бунич в «Аргументах и фактах» / хорошо сказал // говорит / «дали бы/ государственным предприятиям столько прав/ скоко кооперативам... » (РРУ1) // Явлинский как хоро-
1 РРУ - здесь и далее: [Живая речь уральского города 1995:206].
шо сказал / «Мы боремся не с коммунизмом /мы боремся с нищетой!» (РНК).
В большинстве случаев авторитетность высказывания определяется спецификой его прото-текстового источника.
В качестве источника в данном случае используется некоторый готовый, конкретный текст, прецедентность которого определяется либо публичным авторитетом его автора в данной социокультурной среде, либо авторитетностью самой исконной среды бытования данного текста (фольклор, СМИ, художественная литература): Путин тогда тоже хорошо сказал в интервью. Говорит / «Два срока и всё/человек выдыхается/обрастает /теряет инициативу» Сам / когда ему сказали / как дальше (РНК) // Об этом можно сказать пословицей /улыбка на лице / камень за пазухой / если можно охарактеризовать Буша (РНК).
4) Для достижения цели реализовать положительные аксиологические установки осознанное цитирование может быть проявлено в рамках стратегии поэтизации содержания. Указанная стратегия используется в особых коммуникативных условиях говорения, актуализирующих обращение к личностно значимым концептам РОДИНА, ДЕТСТВО, СЕМЬЯ и подобное, передавая эмоциональное отношение к предмету речи: Ведь любовь к городу, ну, что заложено в нас с детства, то, что называется родиной, то, что начинается «с картинки в твоем букваре». Но самое главное - это то, в чем есть частица твоего труда, частица твоего «я» (РРЗ) // Сразу встаешь / подъем такой / бодро себя чувствуешь там где-то. Нам песня строить и жить помогает. Очень хорошо! (РНК).
5) При реализации фатических целеустано-вок самопрезентации и иронического представления действительности использование цитатных тактик может быть проявлено в рамках игровой стратегии нетривиального выражения мысли, проявляющейся в условиях комфортного, раскованного, иронического общения. Когнитивные установки, лежащие в основе данной стратегии, во многом совпадают с установками речевой стратегии апеллирования к опыту. Различие заключается в том, что информационная составляющая иноречевого высказывания при ее реализации носит вторичный характер по отношению к игровой, направленной на «украшение» речи, создание эффекта разнообразия, стимулирующего интерес к самому процессу говорения. Так, достаточно часто в записях устной речи представителей городской интеллигентской культуры на основании ссылки на авторитетный источник обра-
щение к «чужому голосу» сопровождается осознанным «переразложением» прототекстового смысла и переакцентуацией значимости его компонентов, в результате чего возникает запрограммированный автором рефлексии комический эффект: Помните / в былые времена в нашей стране бытовала поговорка / «Курица / не птица / кхе-кхе / не заграница»? Это / к тому вопросу / что куриное филе / которое мы сегодня будем готовить / выросло исключительно на просторах нашей Родины! А куриное филе мы выбрали делать / потому что так как мы люди очень занятые / мы это блюдо готовим именно тогда / когда нам нужно перед гостями выпендриться / и на это очень мало времени. Вот / это блюдо / оно готовится довольно просто и довольно быстро (РЖ).
3. В стратегическом аспекте осознанное цитирование может быть рассмотрено как проявление определенных речевых тактик цитирования (в широком смысле - осознанного обращения к иноречевой среде), используемой в рамках реализации различных коммуникативных стратегий, связанных с наличием в сознании автора речевого произведения некоторых представлений о том, каким образом следует сориентировать адресата на «приватизацию нового знания» [Иссерс 1997: 51].
Вид цитатной тактики, используемый в рамках рассмотренных стратегий для достижения определенной коммуникативной цели, составляет еще один структурный элемент коммуникативной модели реализации цитатных когнитивных установок в разговорно-бытовом дискурсе.
Среди тактик обращения к иноречевой среде можно выделить: 1) тактики точной цитации; 2) тактику конструирования высказывания по определенным инодискурсивным моделям.
1) Стратегически значимое осознанное полифоническое включение предполагает, в первую очередь, использование тактики точной цитации. В этом случае автор результирующего текста, осознанно привлекая факт иноречевой среды, руководствуется когнитивной установкой на точность цитирования.
Тактика точной цитации, в свою очередь, имеет два проявления.
А) Тактика прямого цитирования осуществляется при наличии установки говорящего на воспроизведение прототекстового смысла в результирующем тексте: Но и говорит эта: «А чё надо?» «Веселушку с престола убери!» Я говорю: «Куда, телушку со стайки угнать?» Я думаю - телушка, а это балалайка: надо со стола убрать. «Веселушку с престола убери!» (РНК).
Б) Тактика контрастного цитирования предполагает использование интертекста для передачи смысла, противоположного прототекстовому или отрицающего его. Рассматриваемая тактика реализуется на базе стилистического приема иронии (где «ирония» - стилистическое средство, «выражающее насмешку или лукавство, иносказание, когда слово или высказывание обретают в контексте речи значение, противоположное буквальному смыслу или отрицающее его, ставящее под сомнение» [Лит. энцикл. словарь 1987: 132]; по Аристотелю, «высказывание, содержащее насмешку над тем, кто так действительно думает»; «ирония» как стилистическое средство является прообразом иронии - «вида комического», рассмотренного выше в качестве одной из коммуникативных целей): А уверены ли вы оба собеседника / что тот суд (наш родной / как говорил герой одной хорошей картины /родной советский суд / он остался тем же) завтра вас правильно рассудит? (РНК).
Тактика точной цитации используется в рамках большинства из рассмотренных коммуникативных стратегий.
К стратегии театрализации автор речевого произведения прибегает для передачи речевого события, и установка на точную передачу прото-текстового смысла в полной мере способствует достижению эффекта намеренного «речевого перевоплощения», отражая реплики участников ретранслируемых событий. Стратегия театрализации, в соответствии с этим, опирается на тактику прямого точного цитирования: «Хто противится власти, тот противится и богу», - говорили попы. Да попам-то: нихто ему не верили; верили Библии. А дед Степан, когда царя свергли, говорит: «Попадья стала волосы рвать» (СГ).
При реализации стратегии апеллирования к авторитетному высказыванию автор результирующего текста имеет выраженную заинтересованность в прямой передаче прототекстового смысла, так как именно «созвучность» его позиции и содержания текста-источника является актуальной для достижения цели в чем-либо убедить собеседника, поэтому стратегия апеллирования к опыту также предполагает использование тактики прямого точного цитирования: Почему бы политической партии не сосредоточиться на том / чтобы агитировать свои ряды / действительно предприимчивых людей / которые могли бы в части регулирования каких-то общественных вопросов / подменять свое государство. То есть / здесь вот исторический пример был / Вла-
димир Ильич хорошо сказал/ «Революцию в белых перчатках не делают» (РНК).
Стратегия поэтизации, используемая для достижения цели выразить положительное эмоциональное отношение автора к объекту обсуждения, не допускает иронической манеры повествования и иронии как стилистического средства, соответственно, что определяет привлечение тактики прямого точного цитирования: Да, да, мы зачастую не задумываемся над этим. А надо бы. Это нужно и мне, и тебе, и, конечно же, всем нам. А как же нам научиться понять, что родина начинается с того кусочка земли, на котором ты стоишь? (РНК).
В рамках стратегии нетривиального выражения мысли используется как тактика точного цитирования (цель - личностная самопрезентация, проявленная, например, в потребности автора результирующего текста продемонстрировать знание цитатного фонда данной культуры), так и тактика контрастного цитирования (связанная с конкретизацией указанной цели в потребности реализовать комический эффект, актуализировать иронические коннотации в результирующем тексте/' У нас / по-моему / ситуация сейчас такая / что народ и партия едины / и гражданского общества этому народу не надо. Если 75 % голосуют за этот Кремль / то эти 75 % вместе с Кремлем газеты и закрывают. Народ и Кремль едины (РНК).
2) Периферийный статус стратегии воспроизведения «правильного» способа говорения о предмете в ряду стратегий реализации цитатных когнитивных установок, низкий уровень осознания источника «чужого слова», в качестве которого выступает не конкретный текст, а дискурсивная модель определенного типа дискурса, задает использование особой речевой тактики - тактики конструирования высказывания. Данная тактика реализуется за счет того, что автор речевого произведения осознанно привлекает при его построении отдельные дискурсивно значимые выражения, текстовые модели иного дискурсивного типа: Ну /я думаю / что... наверное /проводить / как сказать... такие как бы / ну /рекламные... можно их назвать рекламные акции в средствах массовой информации / ну / в основном / конечно / телевидение задействовать / потому что это наиболее влиятельная / так сказать / структура / да / на массовое сознание населения (РНК) // И есть в регионах его... ну / как сказать... подразделения. То же самое / как в Приморском крае. У них есть эти данные... Но / я думаю / что все-таки... дело в том /что... ну / как сказать... миграционные
процессы в нашей стране / они очень такие... единичные (РНК).
Таким образом, разговорно-бытовой дискурс, как сфера реализации «частного знания», демонстрирует высокую активность цитатных когнитивных установок в бытовом сознании носителя языка, что, в частности, позволяет рассматривать современный текст народно-речевой культуры как полифонический. Осознанное обращение к иноречевому высказыванию в разговорно-бытовом дискурсе может быть связано как с интерпретацией формы про-тотекста, так и с интерпретацией содержания коммуникативной ситуации бытового общения.
Список литературы
Арутюнова Н.Д. Речеповеденческие акты в зеркале чужой речи // Человеческий фактор в языке: Коммуникация, модальность, дейксис. М., 1992. С. 40-52.
Бельчиков Ю.А. Стилизация // Языкознание: Бол. энцикл. словарь / гл. ред. В.Н. Ярцева. М.: Науч. изд-во «Бол. Рос. энцикл.», 1998. С. 492.
Борисова H.H. Дискурсивные стратегии в разговорном диалоге // Русская разговорная речь как явление городской культуры. Екатеринбург: «АРГО», 1996. С. 21-48.
Борисова H.H. Режимы диалоговедения и динамические типы разговорного диалога // Изв. Урал. гос. ун-та. 2002. № 24. С. 245-261.
Винокур Т.Г. Информативная и фатическая речь как обнаружение разных коммуникативных намерений говорящего и слушающего // Русский язык в его функционировании. Коммуникативно-прагматический аспект. М., 1993.
Волошинов В.Н. Марксизм и философия языка. Ленинград: Прибой, 1930. URL: http:/A\\\\\2.unil.ch/slav/ling/tcxtcs/VOLOSHINOV-29/introd.html.
Гак В.Г. Речевые рефлексы с речевыми словами // Логический анализ языка. Язык речевых действий. М.: Наука, 1994. С. 6-11.
Гаспаров Б.М. Язык, память, образ. Лингвистика языкового существования. М.: Новое лит. обозрение, 1996.
Граудина Л. К, Ширяев E.H. Культура русской речи: учеб. для вузов // URL: http://www.gu-mer.info/bibliotek_Buks/Linguist/Gray/08.php.
Иссерс О. С. Коммуникативные стратегии и тактики русской речи. М.: КомКнига, 2006.
Иссерс О. С. Паша-«Мерседес», или речевая стратегия дискредитации // Вестн. Омск, ун-та, 1997. Вып. 2. С. 51-54.
Карасик В.Н. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. М.: Гнозис, 2004.
КиршбаумЭ.И. Ирония как защитный механизм // URL: http://www.elitarium.ru/2005/12/09/ ironij akakzashhitnyjj mekhanizm.html.
Кубрякова E.C. Язык и знание: На пути получения знаний о языке: Части речи с когнитивной точки зрения. Роль языка в познании мира. М.: Яз. слав, кул-ры, 2004.
Кузьмина H.A. Интертекст и его роль в процессах эволюции поэтического языка. М.: Едито-риал УРСС, 2004.
Литературный энциклопедический словарь. М.: Сов. энцикл., 1987.
Олянич A.B. Презентационная теория дискурса. М.: Гнозис, 2007.
Ревзина О.Г. Дискурс и дискурсивные формации // Критика и семиотика. Новосибирск; М. Вып. 8. 2005. С. 66-78.
Саморукова И.В. Художественное высказывание как эстетическая деятельность: типология и структура креативного опыта в системе дискурсов: дис. ... докт. филол. наук. Самара, 2003.
Смирницкая O.A. Функции глагольных временных форм в «Сагах об исландцах» // Вестн. МГУ. Сер. 9. Филология. 1976. № 2. С. 15-26.
Фрид Н.Е. Глагольные времена в русской разговорной речи (на материале глаголов речи) // Докл. Междунар. конф. «Диалог 2003». URL: http://www.dialog-21 .ru/Archive/2003/FridN.pdf.
ФукоМ. Археология знания. СПб.: ИЦ «Гуманитарная акад.»; Унив. кн., 2004.
Чернявская В.Е. Дискурс как объект лингвистических исследований // Текст и дискурс. Проблемы экономического дискурса: сб. науч. ст. СПб.: Изд-во СПбГУЭФ, 2001. С. 11-22.
Энциклопедический словарь // URL: http://tolkslovar.ru/i3 5 72 .html.
I. V. Tubalova
COMMUNICATIVE MODELS OF REFERENCE TO «ANOTHER'S VOICE» IN EVERYDAY-SPOKEN DISCOURSE
This article is about citing communicative models, defined by spoken-everyday discourse specificity. The speech strategies where the author of speech product addresses consciously the other-speech statement, the communicative purposes defining the choice of the specified strategies, and also speech tactics of their realisation are described.
Key words: text polyphony, everyday-spoken discourse, speech strategy and tactics.
