CC BY
55
И. В. Тубалова
ФОЛЬКЛОР КАК ПРОТОТЕКСТОВАЯ СРЕДА ПОЛИФОНИЧЕСКОГО ТЕКСТА БЫТОВОЙ КУЛЬТУРЫ: К ПРОБЛЕМЕ ПОЛИДИСКУРСИВНОСТИ
В статье устный бытовой дискурс рассматривается как полифоническая структура, для которой фольклорные включения являются одним из уровней ее реализации. Подход к анализу текстовой полифонии осуществляется в рамках проблематики полидискурсивности и требует учета свойств как результирующей текстовой среды (бытового дискурса), так и среды прототек-стовой (фольклора).
Ключевые слова: текстовая полифония, полидискурсивность, бытовой дискурс, фольклорный дискурс.
Трансформирование информации в процессе ее знаковой репрезентации в тексте - одна из проблем, решаемых в рамках современного лин-гвокогнитивного подхода. Когнитивные модели формирования текстовой компоненты дискурса определяются природой, прагматикой, стратегическими и идеологическими установками этого дискурса, так как «текст создается в дискурсе и является его детищем» [Кубрякова 2001:79].
Современный бытовой дискурс характеризует отсутствие готовых речевых практик, отчужденность говорящего от готового корпуса текстов (в отличие, например, от древнерусской словесности, устанавливавшей некую заданную систему способов говорения о предмете, которая была, как указывал Д. С. Лихачев, межжанровой).
С другой стороны, в процессе речепроизводства говорящего сопровождает когнитивная потребность в апеллировании к коллективному опыту, что проявляется в реализации (с различной степенью осознанности) цитатных когнитивных установок. В связи с этим можно говорить о таком свойстве современного бытового текста, как полифонич-ность, выражаемая в осознанном или неосознанном включении в собственный речевой поток фрагментов некоторых авторитетных текстов - официально-делового дискурса, рекламы, художественных произведений, фольклора и некоторых других, которые могут быть квалифицированы как «речь другого».
Традиция восприятия текста как полифонической структуры восходит к работам М. Бахтина, Ю. Лотмана, активно развивается в рамках французского постструктурализма (Р. Барт, Ю. Кристева).
Интертекстуальная природа текста активно исследуется применительно к текстам художественной коммуникации (см. работы И.В. Арнольд, С.В. Банниковой, А.В. Борисенко, Г.В. Денисовой, Н.А. Кузьминой, С.А. Наумова, Н.А. Фатеевой и др.).
Применительно к текстам нехудожественным исследования проявлений «чужого слова» сводятся, в основном, к анализу прецедентности, оформленной в тексте с помощью конкретных метатекстовых показателей (цитация, чужая речь) (см. работы М.В. Китайгородской, Е.А. Поповой, А.А. Проскуриной и др.). Способы маркирования чужого интертекстуального пространства на материале семейных нарративов, семейных родословных исследуются в работе А.А. Павловой [Павлова 2004]. В дискурсивном аспекте интертекстуальность рассматривается в работах В.И. Чернявской [Чернявская 2004 и др.].
Представляемые подходы к анализу текстовых включений в полифонической структуре бытового текста основываются на теоретическом положении о значимости горизонтального развертывания речевого потока, т.е. о том, что речевой поток говорящего на родном языке формируется не только (и не столько) как результат линейного конструирования единиц языковой системы, но и как явление полицитатное, включающее и переплавляющее согласно условиям конкретной коммуникативной ситуации множество готовых «коммуникативных фрагментов» - «конкретных выражений, выступающих по отношению к новой форме в качестве прототипического фона» [Гаспаров 1996: 97], имеющих по своей природе самостоятельную значимость за пределами линейной структуры данного текста.
В данном исследовании применительно к проявлениям «чужого слова» используется термин «полифоническое включение» - речевой фрагмент, отягощенный некоторой «дотекстовой» информацией, «унаследованной» из текстов иного по отношению к среде погружения типа (фольклорное полифоническое включение как факт ино-дискурсивности), независимо от осознанности / неосознанности его прецедентности как автором данного текста, так и его адресатом.
Одним из актуальных в данной исследовательской парадигме является положение о взаимодействии двух текстов - текста-источника и текста результирующего. Применительно к анализу интертекстуальных связей в художественном произведении Н.А. Кузьмина определяет указанную парную модель как «прототекст» и «мета-текст», где метатекст есть «текст о тексте, текст «второй степени», <...> соответственно, прототекст - это базовый текст, с опорой на который создается метатекст» [Кузьмина 2004: 26].
Сопоставляя исследовательские установки при анализе полифонической структуры текста в рамках художественной и нехудожественной коммуникации, отметим, что в рамках нехудожественной коммуникации говорящий не преследует цели создать текст уникальный, наоборот, его деятельность направлена на донесение информации в таком виде, в котором слушающий может воспринять ее максимально комфортно, что приводит к низкому (по сравнению с художественным текстом) уровню контролируемости «чужого голоса», а отсюда - к меньшей степени его оформленности в речевом произведении.
Кроме того, полифоническое содержание элементов текста может быть прочитано по-разному различными участниками коммуникации: говорящим (автором) и слушающим. При этом по отношению к художественному тексту проблема различия восприятия оказывается менее актуальной, так как источник интертекста формально определен, его границы очерчиваемы. Исследовательский интерес сосредотачивается, прежде всего, в области рефлексивной стороны создания и восприятия художественного текста. В нехудожественной коммуникации метатекстовая деятельность оказывается лишь частью коммуникативной деятельности автора, и часто проявляющаяся неопределенность границ полифонических включений обусловлена как раз их реализацией вне зависимости от указанной деятельности.
Тексты нехудожественной коммуникации демонстрируют разную степень «прочитываемо-сти» полифонических включений. Подготовленный текст приближается в этом отношении к тексту художественному. Письменная форма подготовленных проявлений нехудожественной коммуникации, в свою очередь, содержит большее количество прочитываемых полифонических включений, чем устная.
В зоне нашего внимания - «прочитывае-мость» «чужих голосов» в устной форме реализации бытового дискурса.
Рассмотрим один из видов полифонических включений - те, прототекстовой средой которых является фольклор. Постараемся выявить специфику реализации «фольклорных голосов» в диалектном и городском бытовом дискурсе применительно к полифоническим включениям, в том числе не оформленным с помощью метатекстовых показателей.
Методика выявления полифонических включений строится на обнаружении двух противоположных сущностей: во-первых, различного рода диссонансных по отношению к исходному тексту проявлений и, во-вторых, выражений устойчивых, лингвистически и культурно освоенных в данной культуре или в речевом арсенале конкретной языковой личности.
Исследуемые полифонические включения имеют в качестве референции фольклорную про-тотекстовую среду и только через ее посредство апеллируют к соответствующей культурной среде.
Такие включения могут проявлять себя через систему метатекстовых показателей и демонстрировать, таким образом, осознанный характер введения в бытовой текст («есть такая пословица...», «а давайте анекдот расскажу.», «как в том анекдоте.» и т.п.). Кроме того, рассматриваемые включения могут не сопровождаться ме-татекстовыми показателями, не демонстрируя при этом осознанный характер их введения, но обнаруживать себя за счет несоответствия стиля речи (в широком его понимании) стилю среды погружения (обнаруживая в данном дискурсе определенный диссонанс).
Полифоническая структура текста в данном исследовании рассматривается в рамках проблематики полидискурсивности. В основе такого подхода - утверждение о том, что «в отличие от интертекстуальности как одного из возможных способов создания нового текстового смысла через доступную лингвистическому наблюдению игру на текстовой плоскости с элементами из других самостоятельных текстов, интердискурсив-ность предполагает «переключение» на другую систему знания, кодов и другой тип мышления в сознании реципиента» [Чернявская 2004:110].
Постановка проблемы полидискурсивности, проявленной через систему фольклорных полифонических включений бытового дискурса, требует учета как дискурсивных свойств результирующей текстовой среды, так и свойств среды прототекстовой.
Рассматривая фольклор как особый тип дискурса, можно обнаружить следующие его особенности:
1. Важным фактором является учет коммуникативной природы воспроизводства фольклорного текста (в том числе - в нашем материале - его фрагмента), когнитивных установок говорящего на его актуализацию. Этот параметр представляется важным в связи с тем, что в основе фольклора как миромоделирующей системы лежит функция социального регулирования. Актуализация каждого фольклорного текста, с одной стороны, детерминирована «идеологическими и ментальными установками, составляющими область пресуппозиции» [Адоньева 2004: 11], а с другой стороны, в самом фольклоре как особом дискурсе заложены определенные дискурсивно значимые условия, инструменты его актуализации.
2. Отличительной особенностью фольклорного дискурса является ориентированность на определенный этико-эстетический идеал. Традиционный фольклор принципиально фиксирует идеальную модель мира, отражая основные общечеловеческие ценности. Косвенным проявлением дискурсивной ориентированности фольклора на идеал является общественная установка на апелляцию к фольклору как к его фиксатору («не зря люди говорят...» - о пословице, «не зря в песне поется...», «это как в анекдоте...» и т.д.).
3. Одной из важных характеристик фольклорного дискурса является ориентация на эстетическую составляющую фольклорной среды (рифма, мелодия, художественные способности исполнителя, сказителя и т.д.). «Эстетическая рамка» закрепляет, стабилизирует фольклорные категории, придавая им особую значимость, обеспечивая автономность, эстетическую дистанциро-ванность по отношению к действительности, реализуя, тем самым, коллективный взгляд на себя со стороны. Важнейшим параметром реализации эстетической составляющей фольклорного дискурса является система фольклорных жанров, которым, в свою очередь, присущи собственные когнитивно-дискурсивные установки.
Результирующая текстовая среда также формирует особые запросы по отношению к фольклорному прототексту. Использование фольклорных полифонических включений в диалектном тексте (материал для исследования - записи устной диалектной речи, зафиксированные в рамках диалектологических экспедиций филологов Томского госуниверситета в 1960-90-е гг.), в основном, связано с потребностью в передаче осмысленного и аксиологически обработанного в национальной среде культурного опыта. Особую роль здесь играет и суггестивная установка рас-
сказчика, определяющая его стремление выразить свои мысли нетривиальным способом.
Интересно, что в диалектном тексте фольклорные включения достаточно редко сопровождаются метатекстовыми показателями, и даже при наличии таковых обозначение «чужого голоса» может не отсылать к его «фольклорности»: Тады жураушки горели. Сало нальют в черепушки и зажигают. Тады так жили, все коптили. У нас говорили: «Царь Николашка, по рублю была рубашка; как пришла совецка власть, некуды заплатку класть». Автор результирующего текста обозначает данный фольклорный по природе текст как «чужой», но органичный для данной речевой культуры.
К промежуточным с точки зрения их осознанности можно отнести использование паремио-логических текстов, где формульность, ритмизация определяет четкость границ включения, но отсутствие метатекстовых показателей проявляет «присвоение» данного текста говорящим. Фольклорный статус выражается имплицитно: Вознесение весной бывает - Иисус Христос на небеса взлетает. Щас никто не празднует. Весь народ тогда праздновал. // Бисера носили. На голове полушалок. Пришла не стоять, не сидеть, а красну девицу глядеть!
Особый интерес представляют фольклорные включения, которые говорящий вводит без признаков их осознанности.
В бытовой диалекный текст «вплетаются» модели фрагментов различных фольклорных жанров, чаще - сказок или лирических песен (На Аляске золото, его много там. На вечную каторгу был осужден. Он попадал туды. Не мог отту-дава выйти. - вероятнее всего, лирическая песня. Вызывают в военкомат, уот, бронь накладут, печать поставят, отправят. Месяц и два, три дома живеть, опять вызывают в военкомат. А потом взяли, усе - и с концом... - сказка. Ну завтра, завтра баню потопим - помоесся. От грязи не треснешь - от чистого не воскреснешь! - пословица.). Обращение к фольклорным моделям позволяет «перенести» некоторые имманентные свойства фольклорных жанров в бытовую текстовую среду. Так, из лирической песни заимствуется модус торжественности, особого трагизма описываемого факта, сказка определяет восприятие описываемого события как закономерного, неотвратимого, пословица через апелляцию к народному опыту способствует особой убедительности высказывания. Кроме того, использование практически любого фольклорного элемента обес-
печивает реализацию внутренней аксиологической парадигмы диалектной культуры.
Нельзя не отметить и то, что, к сожалению, сама специфика записей диалектной речи, имеющихся в арсенале исследования, предполагает некоторые ограничения. Так, нельзя не учитывать такие дискурсивно значимые условия сбора диалектного материала, как направленность на диалог с представителем инокультурной среды, «объяснительные» когнитивные установки говорящего и т.п.
Разговорная речь города организует полифоническую структуру, основываясь приблизительно на тех же когнитивных установках, что и диалектная речь, но именно фольклорные полифонические включения получают значительное отличие как по набору жанров, выступающих в качестве прототекстовых форм, так и по принципам их внедрения в бытовой текст.
Рассмотрим особенности городского фольклора как прототекстовой среды.
Приведенные выше характеристики фольклорного дискурса позволяют рассматривать его как динамическое образование, отражающее изменения социальной среды. В настоящее время мы можем говорить, с одной стороны, о смене «фольклорной парадигмы»: появляются новые жанры (рукописные альбомы, фольклор яппи, Интернет-фольклор), которые отличает не только способ передачи текстов (наряду с устностью - письменные и аудиотехнические способы передачи информации), но и картина мира, кодовая система, представленная в них. С другой стороны, мы можем говорить о сосуществовании двух фольклорных систем. Одна из них «принадлежит среде с господствующим фольклорным сознанием и фольклорным способом сохранения и передачи культурной традиции. Другая функционирует в среде, культура которой определяется письменной, «ученой» традицией» [Неклюдов: www.ruthenia.ru/folklore].
«Традиционный» фольклорный дискурс функционирует в гомогенной аудитории, где весь набор жанров (сказки, былины, любовные, солдатские песни и др.), конечно, предполагает определенную этнокультурную и социальную стратификацию, но, тем не менее, фольклор существует как совокупность текстов, актуальных для всего коллектива. «Городской» фольклорный дискурс -это тексты, рассчитанные на определенную аудиторию, дифференцированную по возрастному, половому, профессиональному и другим признакам. «Городской» фольклор представляет собой «коллаж», «монтаж образов, стереотипов, фор-
мул, пришедших из различных письменных, устных, визуальных источников информации» [Богданов: www.ruthenia.ru/folklore], в результате чего имеет место «информационная демонополизация социального знания и вместе с тем отчуждение памяти о таком знании от самого человека, инкорпорирование ее в многоразличие информационных составляющих повседневности» [Богданов: www.ruthenia.ru/folklore].
В отличие от носителя традиционного фольклора (к таковым с некоторыми оговорками может быть причислен житель деревни), горожанин, выполняющий в течение жизни ряд социальных функций, может одновременно оказаться транслятором различных фольклорных систем, которые им субъективируются, одновременно, поэтому можно говорить о микрокоммуникативном (например, семейном, дружеском и др.), а также об индивидуальном, личностном фольклорном дискурсе. По сути, современное общество не имеет единого фольклора, городской фольклор представляет собой совокупность фольклоров разных социокультурных коллективов и выполняет функцию социальной идентификации исполнителей и слушателей (см. работы Б.М. Бернштейна, М.С. Кагана, А. С. Каргина, Н.А. Хренова и др.).
В рассмотренном материале имеются записи диалогов и полилогов представителей различных социальных сфер городской культуры (обнаруженные в сборниках «Русская разговорная речь Заполярья: Норильск: Тексты» [Русская разговорная речь Заполярья 2002], «Живая речь уральского города. Тексты» [Живая речь уральского города 1995], «Русская разговорная речь. Тексты» [Русская разговорная речь 1978]). Привлечение для анализа указанного материала представляется органичным в связи с приблизительным совпадаением с рассмотренными диалектными записями по времени его фиксации, с одной стороны, и с его противопоставленностью по типу социокультурной обусловленности - с другой.
Городская речевая среда при введении фольклорных полифонических включений демонстрирует большую степень дистанцированности от фольклорной культуры по сравнению с диалектной. Это утверждение представляется особенно органичным как в связи с развитием постмодернистских тенденций современной культурной парадигмы, предполагающей речевое моделирование действительности как некоторую принципиально конструктную среду, что выражается в полифонии текста, так и в связи с рассмотренными выше особенностями городского фольклора, субкультурно обусловленного, относитель-
но жестко связанного с эстетическими и аксиологическими установками отдельного коллектива.
В связи с этим следует также отметить, что количественное соотношение фольклорных полифонических включений в диалектной и городской культуре однозначно не пропорционально: городская бытовая речевая среда демонстрирует выраженное дискурсивное утрачивание потребности обращения к эстетически осмысленному фольклором знанию, замещаемое обращением к различным иным типам дискурсов (например, расширяет сферу своих полифонических проявлений в бытовом дискурсе речевая среда публицистики). С другой стороны, к числу фольклорных по условиям бытования текстов современная культурная парадигма позволяет отнести некоторые тексты, по природе своей авторские, при условии, что авторство становится неважным, неактуальным для исполнителя в конкретных условиях бытования. Такая позиция исходит из «понимания фольклора как феномена, не застывшего в архаике, а меняющегося под влиянием социальной новизны» [Аникин 1997: 226]. Соответственно, в качестве фольклорных полифонических включений могут быть рассмотрены фрагменты некоторых нефольклорных по своей природе текстов, в основном - песен, широко известных в данном коллективе и регулярно исполняемых в нем; «можно с <...> уверенностью утверждать, что отмеченные у массовых песен свойства - проявление и выражение новых качеств фольклора» [Аникин 1997: 240].
Фольклорные включения городской речевой культуры практически всегда осознанные, их введение в большинстве эксплицитно оформлено, когнитивные установки апеллирования к коллективному опыту четко обозначены: Вот когда я стал, вступил, значит, с ним в этот разговор, стал интересоваться, откуда он приехал, зачем он приехал, зачем вот, когда, мне кажется, что люди говорят «за романтикой», то они, напротив, приезжают за... как говорят, «на север за длинным рублем». Да... Ну, а он говорит: «Вот такое у меня положение создалось, чисто семейное, такое материальное, и потому, ну, мне нужно было сюда приехать». Ну, я смотрю, значит, парень такой нормальный. // Отдыхать хорошо! Ну, и когда долго здесь не бываешь, то как, говорят, в гостях ни хорошо, хоть и на родине, ну, все-таки тянет сюда, к друзьям, на работу.
Даже при формальном «растворении» фольклорного источника в результирующем тексте включение сохраняет осознанный характер, передавая концептуальное содержание текста-
источника. Так, в приведенном ниже случае обращение к песне, ставшей в процессе функционирования народной, придает особую патетику содержанию «нового» высказывания: Ведь любовь к городу, ну, что заложено в нас с детства, то, что называется родиной, то, что начинается «с картинки в твоем букваре». Но самое главное -это то, в чем есть частица твоего труда, частица твоего «я».
Отмеченная выше специфика реализации фольклорных полифонических включений в городской речевой среде проявляется и в том, что говорящий в большинстве случаев сопровождает их номинированием фольклорного жанра, который он актуализирует: [о магнитных бурях] . я этим не интересуюсь, у меня, может быть, голова потому не болит, потому что если хочешь заболеть, выпиши «Здоровье», такая поговорка, вот или смотреть эту передачу, тогда все болезни будут твои...
Два приведенных ниже примера, имеющих разное авторство, но относящихся к единой субкультуре, интересны тем, что паремия, заявленная как таковая автором текста, в конкретных речевых условиях практически разрушается, теряя четкость внешних границ, но ее внутренняя -смысловая - целостность сохраняется, с одной стороны, благодаря осознанной дистанцирован-ности автора от ее содержания, а с другой - за счет системы опорных слов, определяющих синонимию смысла: И еще огромный минус жизни в Норильске - это наш газ, который мы тут успешно потребляем. Даже ходит у нас пословица, что норильчанин приезжает на материк, ему приходится под выхлопную трубу ложиться автомобиля, чтобы прийти в норму первое время. (Последний комментарий - для представителя инокультурной среды). // От этой жары, ужас был, я уже даже говорил, скорее сюда, в Норильск, у нас даже так существует шутка, у нас загазованность такая, значит, когда на материк прилетаешь, таки свежий воздух да, надо искать выхлопную трубу, чтобы под ней подышать, подлезть, да газа не хватает, вы понимаете.
Приведенные выше примеры зафиксированы в речевой среде рабочих предприятий. Дистанци-рованность от фольклорной городской культуры, выраженная в системе показателей обращения к ней, в номинировании жанра, проявляется в них достаточно отчетливо. Но еще более выраженной она оказывается в текстах, зафиксированных в системе бытового общения представителей гуманитарной научной сферы. Здесь реализация фольк-
лорных полифонических включений определяется отчетливо проявленным мотивом игры. Принципиальная неорганичность фольклорных смыслов создает особый эффект раскованности повествования, театрализации говорения.
Так, в приведенном ниже примере фольклорное паремиологическое включение не сопровождает оценочные характеристики объекта, усиливая их, а замещает их введением аксиологиче-ски нагруженного текста, «отработанного» в рамках данной субкультуры.
Г. - Он ушел / он ночует только когда у Наташки никого нет //
Б. - Я помешала видно // ну ладно / в следующий раз я буду уходить / а вас буду оставлять //
Г. - Он наверно Светка с таким настроем шел / чуток переночевать // Б. - Да / ну я помешала // Г. - А ты там оказалась // А. - Так есть хочется что даже переночевать негде //
Г. - Переночевать переночевать негде / не говори //
Б. - Ну я в следующий раз буду уходить // Выбор автором именно такого включения в результирующем тексте обусловлен во многом его словесной «перекличкой» с реализованным ранее вне отрицательного модуса глаголом «ночевать», и - далее - с аксиологически сориентированным выражением «чуток переночевать». Даже при отсутствии формальных показателей отсылки к прототекстовой среде паремиологиче-ская целостность и выделенность фрагмента представляется достаточно отчетливой, что обусловлено, в том числе, парадоксальностью его внутренней формы (свойство современного фольклора), а также формальным, в первую очередь, обоснованием выбора данного фрагмента для использования в представленных дискурсивных условиях.
Подведем итоги.
1. Устный разговорный текст представляет собой полифоническую среду, переплавляющую в своей ткани множество разнообразных включений «чужих голосов», в том числе по природе своей фольклорных, «прочитываемость» которых определяется конкретно-речевыми условиями коммуникации.
2. Полифоническая среда устного бытового дискурса обладает свойством полидискурсивно-сти, определяемой когнитивными установками участников коммуникации, с одной стороны, и социокультурными факторами - с другой.
3. Постановка проблемы полидискурсивно-сти, проявленной через систему фольклорных полифонических включений бытового дискурса, требует учета как свойств бытового дискурса как результирующей текстовой среды, так и свойств фольклора как среды прототекстовой.
4. Диалектный бытовой дискурс проявляет в системе полифонических включений достаточно целостный способ мироосмысления, фольклорные полифонические включения используются носителями диалекта, в основном, как органичная составляющая коммуникативного процесса, отсюда легкость переключения, «растворение» границ включения. Представители городской речевой культуры находятся в постоянном осознаваемом диалоге с иноречевой средой, демонстрируя высокий уровень отрефлексированности использования фольклорного «чужого голоса».
5. Городской бытовой дискурс демонстрирует выраженное дискурсивное утрачивание потребности обращения к эстетически переосмысленному фольклором знанию, что проявляется в количественном соотношении фольклорных полифонических включений в диалектной и городской культуре, с одной стороны, и в максимальном обобщении дискурсивно значимых смыслов, «наследуемых» из фольклорного прототекста, - с другой. С последним связана установка городской речевой среды на использование «фольклорной» цитации (в большинстве случаев) в рамках стратегии самопрезентации, реализация установки на речевую игру.
Список литературы
Адоньева С.А. Прагматика фольклора. СПб.: Изд-во С.-Петерб. гос. ун-та; изд-во «Амфора», 2004.
Аникин В.П. Не «постфольклор», а фольклор (к постановке вопроса о его современных традициях) // Славянская традиционная культура и современный мир: сб. материалов науч.-практ. конф. Вып. 2. М.: Гос. респ. центр русского фольклора, 1997. С. 224-240.
Богданов К.А. Прецедентные тексты в современном фольклоре. URL: www.ruthenia.ru/folklore
Гаспаров Б.М. Язык, память, образ. Лингвистика языкового существования. М.: Новое литературное обозрение, 1996.
Живая речь уральского города: тексты. Екатеринбург: Изд-во Уральского ун-та, 1995.
Кубрякова Е.С. О тексте и критериях его определения // Текст. Структура и семантика. Т. 1. М., 2001. С. 72-81.
Кузьмина Н.А. Интертекст и его роль в процессах эволюции поэтического языка. М.: Едито-риал УРСС, 2004.
Неклюдов С.Ю. Несколько слов о постфольклоре. URL: www.ruthenia.ru/folklore
Павлова А.А. Жанр. Гипертекст. Интертекст. Концептосфера. Белгород: Изд-во БелГУ, 2004.
Русская разговорная речь Заполярья: Норильск: тексты. СПб.: Изд-во С.-Петерб. гос. унта, 2002.
Русская разговорная речь. Тексты. М.: Изд-во «Наука», 1978.
Чернявская В.Е. Интертекст и интердискурс как реализация текстовой открытости // Вопр. когнитивной лингвистики. 2004. № 1. С. 106-111.
I.V. Tubalova
FOLKLORE AS THE PROTEXT MELIEU OF THE POLYPHONIC TEXT OF THE EVERYDAY CULTURE: TO THE PROBLEM OF POLY-DISCOURSE
In the article the oral everyday discourse is regarded as a polyphonic structure for which folklore introductions are one of the levels of its realization. The approach to the analysis of text polyphony lies in the frames of poly-discourse and requires taking into account the properties of both resulting text milieu (everyday discourse) and the protext milieu (folklore).
Key words: text polyphony, poly-discourse, everyday discourse, folklore discourse.
