CC BY
54
КОММУНИКАТИВНЫЕ ИЗМЕРЕНИЯ ИНТЕРСУБЪЕКТИВНОСТИ В ЭПОХУ «ИНФОРМАЦИОННОГО ВЗРЫВА»
И.А. МАЛЬКОВСКАЯ
Кафедра государственного и муниципального управления Факультет гуманитарных и социальных наук Российский университет дружбы народов 117198 Россия, Москва ул. Миклухо-Маклая, д. 10 а
В статье рассматриваются коммуникационные технологии, расширяющие сознание до глобальных масштабов, превращают самого человека в «точку исчезновения» (М. Маклюэн). Парадоксальность коммуникации еще не космической, но уже и не межличностной, остро ставит проблему интерсубъективности в контексте «делания» коммуникации. Вопрос: КТО коммуницирует, КТО «изготовляет» коммуникацию, выдвигает в поле субъекта и механизмы его редуцирования до уровня объекта, а также обозначает новое пространство социального творчества на основе коммуникационных технологий и информационных ориентаций.
Мир и общество все ярче проявляются sub specie communicationis (под знаком коммуникации) [Эко, 1998, с. 411]. Парадигма "философии сознания", по мнению исследователей современных социальных процессов, замещается коммуникативной парадигмой. Многие говорят сегодня о так называемом "лингвистическом повороте", "коммуникативном априори" [там же; Семрадова, 2003, с. 451], позволяющими открывать новые грани понимания современного мира.
Современный мир получил название глобального мира также во многом благодаря коммуникации, точнее информационным технологиям, которые стремительно преобразовывают пространство социума, культуры, политики, досуга, частной и общественной жизни. "Глобальный", согласно словарю иностранных слов, означает всеобщий, т.е., во-первых, относящийся к территории всего земного шара, охватывающий весь земной шар; всемирный; во-вторых, всесторонний, полный, всеобщий, универсальный [Словарь иностранных слов, 1985, с. 135]. Глобальная коммуникация становится атрибутом глобального мира, который коммуницирует, посылает информацию, сообщает о себе. Понятия "глобализации" и "коммуникации" оказываются теснейшим образом взаимосвязанными. Когда глобализация рассматривается как процесс качественно новой интеграции, взаимосвязанности и взаимозависимости современного мира, то в таком ее понимании очевиден факт наличия коммуникации (во всех этимологических смыслах употребляемого термина), когда же речь идет о том, что в современном мире усиливаются в качестве обратной стороны глобализации тенденции к разобщенности, фрагментации, локальности, децентрализации и т.д., столь же недвусмысленно звучит идея кризиса, иская&пн яшнриикацшютношению к глобальному миру идея коммуникации предстает как качественно новая и в достаточной степени императивная. Действительно, смог ли человек с миром, который он назвал глобальным и осознал
как целостный, установить коммуникацию? Не ограничил ли он при этом пространство мира лишь своими сенсорными возможностями, вообразив, что он имеет полное представление об объекте? И можно ли установить коммуникацию с миром, не установив ее в самом человеческом сообществе на различных уровнях и в границах многообразных социальных автономий и экономических пространств?
Футурологические прогнозы Д. Белла, Э. Тоффлера, М. Маклюена о качественном преобразовании социума на основе информационных технологий, высокого уровня инноваций, управления знаниями, возрастающей индивидуализации и дестандартизации к началу XXI века стали стремительно сбываться. Однако реальности информационного мира, существенно преобразовавшие природу человеческой коммуникации, оказались пронизаны множеством противоречий.
Так, информация, которая, как полагали, будет вести к усилению в обществе роли знаний, стала превращаться в "эксформацию" и разрушать знания. Одновременно она стала все более коммерциализироваться, редуцироваться в "клип-образы", предназначенные для символического обмена; бюрократия, используя информационные технологии, энергично устремилась к трансформации в мировую элиту, а не в адхократию - ситуативную организацию, создаваемую, согласно Тоффлеру, для решения конкретной задачи; информационные технологии не только не привели к качественно новому уровню гуманизации отношений и развитию знаний в различных областях социальной практики, но, напротив, вызвали повсеместно глубокий кризис образовательных систем, представительной демократии, требующей не столько свободы слова, печати, сколько, прежде всего, доступа к электронным масс-медиа; наконец, мощный информационный взрыв отнюдь не привел к "коммуникативному взрыву", скорее напротив, способствовал росту разобщенности индивидов и рождению "индивидуализированного общества" (Бауман 3.).
Глобальный мир все ярче высвечивает ряд проблем коммуникации, вставших на повестку дня и определяющих дальнейшую судьбу человека. Прежде всего, это проблема антропологического измерения коммуникации, всегда выступающего в качестве ее ценностного критерия. Антропологическое измерение коммуникации предполагает, что человек всегда способен распо-знать носитель сообщения и декодировать его содержание. Тем самым коммуникация всегда находится в поле со-знателъной деятельности человека и подвластна его знанию. Так ли это?
Проблема разрыва коммуникации и информации, коммуникативного и коммуникационного предстает в современном мире как все более очевидная. Она накладывает существенный отпечаток на аксиомы коммуникации, определяемые только лишь человеческим измерением коммуникативного процесса. Так, известный теоретик коммуникации П. Вацлавик формулирует следующие важнейшие аксиомы коммуникации: 1. Человек не может не коммуницировать.
2. Каждая коммуникация имеет содержательный и связующий аспект. 3. Каждый коммуникативный процесс зависит от установок партнеров по коммуникации. 4. Каждый человек коммуницирует как в цифровой, так и одновременно в аналоговой форме. 5. Коммуникативные процессы структурированы либо сим-
метрично, либо дополнительно [Семрадова, 2003, с. 451]. Антропологическое измерение коммуникации, являющееся с гуманистической точки зрения бесспорной прерогативой человека, в настоящее время, как представляется, существенно модифицируется. Развитие коммуникативной (содержательной) и коммуникационной (технических носителей сообщения) сфер глобализации становится важнейшим атрибутом и характеристикой современности, сквозь которую преломляется и человеческое видение коммуникации. "В разведении коммуникативного и коммуникационного начал коммуникации - залог человеческой коммуникации. В технологическом развитии необходимо помнить, что общество кибергов - не социальная фантастика, но идеологически программируемая мечта любого политического режима, ибо и демократия мечтает о том, чтобы быть стабильной" [Лещев, 2002, с. 88].
От современной техники электронной связи, которая, согласно Маклюэну, низвергла господство "времени" и "пространства" и "перевела диалог на глобальные масштабы", нельзя укрыться дома и изолироваться. Связь посредством техники крепко соединила людей друг с другом и привела к замене циклов чувственного восприятия мира. Внимание переместилось на реакцию. "В телевидении образы проецируются на вас. Вы служите экраном. Образы обволакиваются вокруг вас. Вы являетесь точкой исчезновения. Это создает своего рода направленность вовнутрь, обратную перспективу..." [Маклюэн, 2004, с. 347].
Коммуникационное все очевиднее перестает быть прерогативой общественного контроля и участия. "Реальная тотальная война стала информационной войной" [там же]. Этот факт объясняет во многом борьбу за электронные масс-медиа, доступ к электронному правительству общественности и многие другие процессы, развивающиеся в наши дни в социально-политической сфере. В противном случае складывается ситуация, когда носитель сообщения коммуници-рует, передает информацию в общество без обратной с ним коммуникации. Но где находится в таком случае человек? Что происходит с тем, кто передает и потребляет информацию? "Человек есть мера всех вещей. До тех пор, пока он -человек, а не очередная вещь. И до тех пор, пока человек - вещь, в коммуникации он будет находить лишь медиум там, где есть сообщение" [Лещев, 2002, с. 88].
Человек-вещь, человек-фрагмент, человек-желание - вот те ипостаси человека, которые все активнее востребуются коммуникацией, информационнополитическими технологиями, предлагающими носитель вместо сообщения. Человек более не озабочен поисками своей целостности и интегрированного ego. "Идеалом" становится "дивидуум" - человек делимый, многоликий, а "управляемая фрагментарность" становится заботой шизо-аналитиков и теоретиков прогрессивной коммуникации [Бард, Зодерквист, 2004, с. 205]. “Носитель” включает индивидов в интерактивные контакты, общие реакции, но способен снимать интерсубъективное отношение, означенное содержанием информации. “Господство интерактивности в качестве главного атрибута информационного обмена, - считают А. Бард и Я. Зодерквист - авторы нашумевшей книги “КЕТократия”, - приведет к полной смене самих основ установившегося порядка, или, говоря научным языком, к изменению парадигмы существования” [там же, с. XI]. Интерактивность породит новый “потребительский” класс - консь-
юмтариат и новую правящую элиту, способную жить в сети и активно использовать ее возможности [там же, с. XII]. Печатная техника, согласно Маклюэну, Тарду, создала феномен "публики" - индивидов, руководствующихся собственными взглядами на мир, "точками зрения". "Электронная техника создала массу" [Маклюэн, 2004, с. 346]. Сетевые технологии нацелены на формирование "индивидуализированной массы", фрагментированной по целевому назначению в глобальной системе интегрированных коммуникаций.
Тенденции производства информации и реализации коммуникации (прежде всего в качестве интеракции) в современном обществе таковы, что человек выводится за рамки интерсубъективных отношений в объектный мир - мир товаров, услуг, маркетинговых коммуникаций, пиар-акций и т.п. (Не случайно на уровне философской рефлексии, исповедующей знание о человеке, происходит обратное: средоточение на "лингвистическом повороте" и интерсубъективных отношениях!). Одиночество, которое было когда-то уделом брошенного в мир человека, заменяет человеческая фрагментарность, разорванность внутренних идентичностей, бесконечность продуцируемых желаний и "одноразовых" взаи-мопотреблений. Образ человека желающего, застрявшего где-то "между капитализмом и шизофренией" (Ж. Делез, Ф. Гваттари, 1972), сделавшего свой выбор в пользу сексуальности, а не духовности, скитается в клипах и “интегрированных каналах” коммуникации, уводя все дальше свое воображение от ее человеческого предназначения и подлинности. Содержательная сторона коммуникации при этом все более относится к форме сообщения и все менее к его личностному смыслу. “Содержательная сторона” обращена к человеческому фрагменту, представленному в моде, интерьере, макияже; она обращена к телу, чувственности, успеху. "Личностные смыслы" становятся всеобщими, все более универсальными и поверхностными. И задача "содержательной" стороны коммуникации сводится к тому, чтобы охватить как можно больше "личностных смыслов", унифицировав их в один тотальный потребительский смысл.
Коммуникационная сторона выходит на первый план с точки зрения скорости сообщения, возможности более полной медиалингвистической реализации в коммуникации, многократного присутствия в ней. Вопрос о том, КТО комму-ницирует, КТО становится носителем сообщения звучит достаточно проблематично. Человек утрачивает способность к разгадыванию предназначенных для него смыслов. Еще в меньшей степени для него очевиден их носитель, с которым происходят удивительные метаморфозы. Так, в преддверье избирательных кампаний к электорату обращается множество партий. Но можно ли идентифицировать, кто передает сообщение? Некое "КТО" обладает способностью к бесконечной редукции - корпоративной, личностной, медиатизированной (в последнем случае субъект - "кто" - вообще может отсутствовать, а за него комму-ницирует созданный (кем?) образ). "КТО", таким образом, все больше исчезает из вопрошания о коммуникации. И это становится вполне естественным. Достаточно принять аксиому, что все вокруг коммуницирует, и человек отныне живет в центре "говорящего социума", низвергшего все прежние основы социальной, экономической и политической изоляции.
Человек все более оказывается потребителем информации, причем потребителем, не интересующимся не только тем, КТО ее приготовил и с какой це-
лью, но и не успевающим потреблять приготовленный для него продукт. Речь не идет, разумеется, о логической или семантической интерпретации потребляемого. Поскольку потребляемое, благодаря универсальности носителей информации, может постоянно воспроизводиться, тиражироваться, обновляться и т.д., возникает ситуация "смысловой пустоты" при одновременном количественном заполнении сознания огромным объемом информации [Миронов, 2003, с. 452]. Реакция на информацию все больше заменяет действие вследствие информации. Постоянное стимулирование реакций, не связанных с действиями, опустошает человека, стимулируя лишь бесконечный "шопинг" и искусственное "взбодривание".
В значительной степени этому способствуют и метаморфозы, происходящие с самими СМИ. “В отличие от средств массовой информации периода Второй мировой войны, когда каждое из них действовало более или менее независимо друг от друга, - пишет Э. Тоффлер, - новые средства массовой информации теснейшим образом связаны и слиты друг с другом, поставляя данные, образы, символы туда и сюда, от одного к другому” [Тоффлер, 2003, с. 425]. В редакциях следят за экранами телевизоров, организаторы телевизионных “ток-шоу” заимствуют сюжеты из газет. “Все они зависят от факсов, компьютеров, электронной обработки текстов, электронных способов набора, цифровых изображений, электронных сетей, спутников и других связанных между собой технологий” [там же, с. 426]. СМИ взаимопроникают и питают друг друга, создавая некую систему, наделенную “невероятно большой властью, которая пронизывает всю нашу планету. Поэтому то, что на самом деле “работает”, - это не “видео-кратия”, а слияние воедино всех средств массовой информации” [там же].
Всесильная система работает в постоянном интерактивном режиме, влияя на представления, взгляды, потребности и желания людей. Характерно, что аналогичные тенденции возникают и на уровне интеллектуальной информации, обращенной не к желаниям, а к сознанию человека. Так, А. Гор, видный деятель демократической партии США, характеризуя кризис "перепроизводства информации", или эксформацию, справедливо замечает: "Мы суть то, что мы используем" [Гор, 1999, с. 566]. Человека, - продолжает А. Гор,- преимущественно интересовала "информация о мире, но не опыт непосредственного общения с ним". В результате "человечество столкнулось с кризисом, который само же создало: оно тонет в море информации. Мы произвели на свет столько статистических данных, формул, образов, документов и деклараций, что не в состоянии их усвоить. И вместо того, чтобы искать новые пути осмысления и усвоения уже созданного, мы все более быстрыми темпами продолжаем производить новую информацию" [там же]. Современность с трудом поддается человеческому осмыслению. Быстрота провоцируемых СМИ реакций опережает мысль настолько, что молодой человек предпочитает жить сегодняшним днем, полагая, что завтра будет уже “другая современность”.
Коммуницирующее "КТО", больше похожее на "ЧТО", лишь на первый взгляд обращено к человеку. Используя фрагменты человеческих желаний, потребностей, чувств, оно продолжает безудержно посылать информацию, разрушая процесс превращения информации в знания и в интерсубъективные отношения. В силу этого человек все более утрачивает способность коммуникации с
миром. Однажды посчитав, что информация о мире заменит ему прислушивание к миру и его чувствование, человек занялся искусственным "выращиванием информации", надеясь ее использовать в своих интересах. В наши дни избыточная информация коммуницирует практически без веления на то человека. Избыточная информация существенно искажает и социальные, и экономические процессы. "Быстрый рост информации, ее обновление, качественное совершенствование сопровождается, как известно, стремительным увеличением вала избыточной, дублирующейся, неточной информации (феномен "информационных шумов"). Это тормозит принятие рациональных решений в экономике, повышает трансакционные издержки, сдерживает рост производительности и эффективности" [Мельянцев, 2000, с. 17]. Эксформацт, обрушившаяся на человека в последние десятилетия, лишила его и познавательной, и социальной, и человеческой коммуникации в том традиционном понимании, которое являют нашему взору, к примеру, развалины древней Помпеи, сохранившие информацию о местах общественных собраний, молитв, досуга, а также общественного, личного и интимного времяпрепровождения.
Почему информация все дальше уводит от коммуникации с миром вообще и с социальным миром, в частности? Почему прирост знаний замедляется и не обогащает коммуникацию, почему затрудняется процесс принятия рациональных решений? И не оказывает ли "выращенная" человеком искусственная излишняя информация деструктивного влияния на знания о мире и человеческом сообществе?
Объективно информационная революция, связанная в наши дни с глобальной сетью Интернет, позволяет получить доступ к практически необъятным информационным ресурсам, накопленным человечеством, а также к всемирной электронной почте. Масштабы информационного обмена посредством Интернет удваиваются через каждые 100 дней [Шишков, 2003, с. 394]. И, тем не менее, именно из научной среды все отчетливее звучит мысль о приближении эры хаоса, "нового средневековья", неустойчивости и общественной дестабилизации. Известно, что рост энтропии системы сопровождается уменьшением количества информации, отсутствием ее систематизации, обобщения, алгоритмов действия на ее основе. На сегодняшний день происходит, казалось бы, обратное: огромное количество информации беспрерывно поступает. Но эта информации мгновенно забывается. Человек весьма приблизительно ориентируется не только в исторических событиях прошлого, но и в том, что было год, месяц, неделю назад. Возникает ощущение, что информация постоянно убывает, исчезает, создавая при этом помехи и шумы, засоряющие пространство жизненного мира человека.
Между тем, увеличение степени информированности системы сопровождается повышением качества энергии этой системы, ростом ее жизнеспособности. Проблема информации, информированности и коммуникации на этой основе становится ключевой для развития социума, человеческой культуры и конкретных индивидов. В противном случае эксформация начинает жить по своим собственным законам. Она постоянно коммуницирует, множит информационные биты и байты, разрушает саму основу человеческого знания, информированности, устойчивости социальной системы. Характерно, что на фоне избытка
информации наблюдается повсеместный кризис образования, и это не является простым совпадением. "Производя исходную информацию в гораздо больших количествах, чем когда-либо, мы начали вмешиваться в процесс превращения ее в знания" [Гор, 1999, с. 568].
Удастся ли человеку воспользоваться безграничным пространством открываемой для него информации? Сумеет ли он овладеть содержанием информации, несущим знание, научится ли отбрасывать информационный "мусор" и потребительски ориентирующий "клип"? Чем будет наполнено сознание человека: битами информации или знанием? Будет ли информация, перенасыщая пространство социума, вести к его нестабильности, неустойчивости, высокой степени энтропии, или же информированный человек, овладевая качественно новым уровнем знаний, сумеет подчинить информацию себе и утвердить ее в качестве основы своей коммуникации с миром и другими людьми - т.е. своей интерсубъективности?
В биологии хорошо известен факт, что браки между близкими родственниками закрепляют генетические дефекты и ведут к вырождению. Скрещивание же отдаленных генетически ветвей (своего рода коммуникация) приводит к появлению новой информации и рождению более жизнеспособного потомства. Скорее всего, это справедливо и для интеллектуальной деятельности, управления человеческими знаниями. Чем больше информированности, знания отдельных штрихов, фрагментов действительности, тем точнее будет ее описание и понимание. Это обстоятельство неоднократно использовалось и используется и в научной деятельности, и в более широкой социальной практике. Так, получая информацию об экономической системе и ее функционировании методом стохастического анализа, академик Ю.В. Яременко открыл для себя такие характеристики социалистической системы хозяйствования, которые тщательно маскировались за официальными системами статистических отчетов и показателей [Яременко, 1997]. Однако важно не только систематизировать информацию, но и включаться на основе нее в коммуникативный процесс. Последний тогда откроет новые возможности и грани информации и обновит, актуализирует ее, придав системе устойчивость и импульс к развитию.
Информация (и генетическая, и интеллектуальная и любая другая) в определенном смысле "сокрыта" без коммуникации. Коммуникация позволяет сознательно осмысливать информацию, переводить ее в знание и передавать это знание другим людям. Поэтому так важно осознать способ передачи информации и ту силу, которая может быть заключена в этом способе, особенно в том случае, когда речь идет о человеческом обществе, принципах его самоорганизации и перспективах развития. КТО передает информацию и КАКИМ способом? На этот счет существуют разные точки зрения. Так, Сёрен Биер, представитель такого научного направления как киберсемиотика, отвергает идею об объективном характере информации, полагая, что информация есть чистая потенциальность. При коммуникации, считает он, информация вообще не может передаваться. Передается "репрезентант" "передаваемого" значения, который должен быть проинтерпретирован получателем - "интерпретантом" [Санько]. Предполагая, что информация, тем не менее, может объективироваться, передаваться и вообще участвовать в различных формах движения, которые реализуются в природе
и обществе (посредством социальной коммуникации), мы вправе поставить вопрос о "досубъектной и интерсубъективной реализации маклюэновской формулы": носитель есть сообщение [Лещев, 2002, с. 88]. Является ли носитель информации в интерсубъективном мире ее "репрезентантом" вне зависимости от форм редуцирования его "Я"?
Известно, что информация, существующая в природе, трансформируется в качественно иную форму - информацию социальную, в которую человек заключает уже свои, не природные коды. В то же время природные и социальные коды информации постоянно перекрещиваются. Коды, согласно У. Эко, есть системы конвенций, сложившиеся в культуре. "В качестве кодов они не более чем некие фикции, но когда мы рассматриваем их как интерсубъективные феномены, укоренившиеся в истории и жизни общества, мы обретаем твердую почву под ногами" [Эко, 1998, с. 366]. Коды, как интерсубъективные явления, формируются и передаются посредством коммуникации. Для того чтобы информация перешла в систему конвенций и кодов, как интерсубъективных феноменов, необходима коммуникация внутри социальной системы. Эта информация должна быть основана на знаниях, или том, что когда-то называлось человеческой мудростью. Возможно, мудрость и была лучшим "репрезентантом" человеческого, включенного в чистую потенциальность информации.
Как только информация начинает гипертрофированно разрастаться, плодить невежество, быстротечные реакции масс, ускользать из поля зрения "чело-века-репрезентанта", происходит имплозия ее смыслов, основанная на саморазрушении интерсубъективных кодов. И сам человек в этом случае становится "точкой исчезновения". Знаки информации в лучшем случае становятся неведомыми означающими, за которыми сокрыто утерянное означаемое. Аксиологические смыслы информации исчезают. Социальная информация как сознательно организованная общественно-практическая деятельность, лежащая в основе движения разнообразных семиотик, преобразуется в то, что мы называем социальной коммуницируемостью, эдаким "социальным вещанием", плодящим реальный и символический мир пустоты.
Ряд авторов рассматривают социальную информацию "как информацию сознательно организованную в процессе социального отражения" [Агеев, 2002, с. 97]. Сознательная организация социальной информации базируется на том, что человеческое измерение коммуникации дано нам априорно в качестве факта сознательного социального существования как такового. В этом случае семантическая модель социальной информации будет основана на следующих принципах: "1) общественное сознание как социальная форма процесса отражения находится в диалектическом единстве с общественно-практической деятельностью и коммуникацией; 2)движение социальной информации реализуется средствами коммуникационных систем, таких, как язык, фольклор, словесность, письменность, литература, музыка, танец, изобразительное искусство, свойства и функциональные возможности которых определяются особенностями и свойствами положенных в их основу знаковых систем; 3) в процессе общения (коммуникации) всегда присутствуют невербальные компоненты, играющие важную роль в формировании контекста, понимаемого как единство семантической информации и осознанного отношения к ней человека; 4) в основе взаимосвязей
форм движения социальной информации лежит принцип диалогизма" [там же, с. 98]. Между тем, сознательный дискурс коммуникации проявляет себя все менее отчетливо именно на социальном уровне, который становится все более уязвимым перед лицом вездесущих носителей коммуникации. Но это не означает, что коммуникация не структурируется, не вырабатываются коды, заменяющие коды традиционных семиотик.
Социальная коммуникация структурируется. "Установить, что люди обмениваются сообщениями, - это значит заложить фундамент, на основе которого уже можно строить гипотезы относительно структур, обеспечивающих коммуникацию" [Эко, 1998, с. 366]. И техническая информация, передаваемая по телеграфным линиям и отображенная на экранах радиолокаторов, и, тем более, семантическая, смысловая информация так или иначе, но кому-то предназначаются, передаются, а передаваясь, структурируют социальное, рационально возделывают его. Но если в социальной информации знание не присутствует, если социальная коммуницируемость несет избыток информации, редуцируя до состояния "что" как субъекта ее посылающего, так и субъекта, ее принимающего? А что если производится информация, о которой никто не спрашивает? Она структурирует социальное или разрушает устоявшиеся структуры? А, может быть, она создает мир гиперреальных структур, социально подобных мутантов, симулякров?
Характерно, что обращение к феномену глобализации долгое время было сосредоточено почти исключительно на техно-информационных характеристиках: возрастания роли знаний, образования, интеллектуального капитала; развития информационной экономики и телекоммуникационных систем, масс-медиа, Интернет, позволяющих реализовывать человеческие взаимодействия в диалоговом, интерактивном режиме. Общество пережило приятную кратковременную эйфорию, уповая на общедоступность образования; сокращения в этой связи социального разрыва между образованной и необразованной частью населения; открывающимися возможностями для формирования интеллектуального капитала и выравнивания уровней социально-экономического развития на этой основе. Казалось, что социальная коммуникация обрела новый импульс, и еще шаг и все люди станут жителями той самой "информационной деревни", открывающей равные доступы всем своим обитателям к информации, коммуникации, знаниям и управлению. “Гутенбергова галактика”, полагал Маклюен, даст людям необходимую основу для изучения быстрого развития новых визуальных ценностей, станет основой расширения “наших физических и нервных систем” [Маклюэн, 2003, с. 228-229].
Однако этого не произошло. Техно-информационные параметры глобализации породили еще большие различия в уровнях и способах жизни, еще сильнее углубили межпоколенные и межстрановые разрывы, дифференциацию между образованными и необразованными людьми. Наконец, под угрозой оказалась сама человеческая социальность, воспроизводимая на основе интерсубъективных отношений между людьми. И носители информации сыграли в этом процессе ключевую роль. Скорее всего, человек даже не успел осознать, как коммуникационные средства, в буквальном смысле слова вырвавшись из рук создателей, стали видоизменять человеческую коммуникацию, а вместе с ней и весь
окружающий человека социальный мир. Прогнозы Маклюэна вплотную подошли к реальности. Но реальность оказалась значительно сложнее.
Не удивительно, что по мере становления нового этапа глобализации, связанного с крушением мировой социалистической системы и усиливающимся кризисом демократии в западных странах, область исследования коммуникации все более смещается в социальный пласт. Кризис суверенного государства, представительной демократии, частной и публичной сфер общественной жизни в традиционном понимании обращают к исследованию проблем социальной коммуникации в ходе "структурного изменения общественности" (Ю. Хабермас), проявления "голоса общественности" в целях преодоления автономизации различных подсистем общества, а также осознаваемой необходимости управления социальной коммуницируемостью в целях сохранения социального. Коммуникативный опыт человека в киберпространстве позволяет сегодня говорить о перспективе реставрации такой архаической формы народовластия, какой являлась прямая демократия античного полиса, "но уже не в пределах того или иного локального сообщества, а на уровне принципиально нелокализуемой среды общения всех обитателей планеты" [Кузнецов, 2003, с. 436]. Образ древнего полиса является сегодня той матрицей социальности, которая, по мысли ряда авторов, позволит воссоздать и обновить всю архитектонику европейского мира [Amaral Carlos Eduardo Pacheco, 1998].
Наконец, проблемы последнего десятилетия глобализации, обострившие кризисные процессы в культуре и усилившие фрагментацию, гетерогенность мира, необходимость перестройки мирового порядка, акцентируют межкуль-турные аспекты коммуникации и необходимость диалога культур. Характерно, что современное информационное пространство навязывает индивидам коммуникацию, диалог, исходя не из различия культур, а, напротив, из их схожести [Миронов, 2003, с. 452]. Мир всегда был социально разнородным, и налаживание коммуникативных мостов в нем предполагало множество различных форм коммуникации. Но если раньше в основе коммуникации лежал смысл культуры, и расшифровка этого смысла выступала одновременно средством адаптации к ней, считает В.В. Миронов, то сегодня система коммуникации вынуждает вести диалог между культурами по своим законам и правилам. "Культуры как бы погружаются в иную внешнюю для нее среду, которая пронизывает межкультур-ный диалог... В едином коммуникационном пространстве господствуют общие стереотипы, общие оценки, общие параметры требуемого поведения, ее общедоступные, т.е. наиболее простые компоненты... Это общение со своим зеркальным отображением, причем по заданным стереотипам коммуникации... Возникает царство мертвой тождественности при огромной внешней активности" [там же]. Так, современное интерактивное телевидение практически по всему миру проводит одинаковые шоу. Американцы, египтяне, россияне и др. пытаются выиграть миллион, отвечая на вопросы викторины, отгадывая слова, вращая рулетку и т.п., поражая однотипностью поведения и эмоциональных реакций.
Таким образом, коммуникация, в процессе которой вырабатываются все новые способы кодирования и декодирования информации, ее структурирования и технологической "упаковки", органически входит в глобальный мир, унифи-
цируя способы обработки и восприятия информации. Вернуться к ценностным аспектам межкультурной коммуникации, признающим ценность различия, становится все более необходимо. Унификация глобальной коммуникации, преодолевшей в одночасье культурные различия в обмен на сходство стереотипов и реакций потребителей и сленг компьютерных "фанов", все менее отвечает вызревающим в Сети формам "Я-идентичностей". Поскольку человек всегда претендовал на то, чтобы быть своеобразным мерилом коммуникативных процессов, задающим им свое человеческое измерение, представляется важной и типизация самих субъектов на основе использования получаемой информации.
У. Эко заметил, что общества в скором времени расщепятся (или уже расщепились) на два класса: тех, кто смотрит ТВ и получает готовые образы и готовые суждения о мире без права критического отбора получаемой информации, и тех, кто смотрит на экран компьютера, кто способен отбирать и обрабатывать информацию [Эко, НЛО, 1998; Войскунский]. А поскольку информация представлена на экране компьютера в текстовом виде, то на новом витке спирали "типографический человек" займет, по мысли У. Эко, вновь главенствующую позицию. Возможно, именно это обстоятельство окажет решающее воздействие на процессы глобализации ближайшего будущего, в котором "пролетарское большинство" будет пользоваться только зрительной коммуникацией, а планироваться эта коммуникация будет компьютерно-литературной элитой. Возможно, дистанционная коммуникация и совместная деятельность в виртуальном пространстве Интернета действительно будут все больше способствовать изменениям в мировой культуре, рождая сообщество "типографических индивидуумов", свободных от прежней социальности и присущих ей форм властвования. "Социально заданная" коммуникация в сетевом пространстве, напротив, будет способствовать унификации индивидов и усилению символического насилия, основанного на использовании зрительных образов. Но не станет ли новое сообщество "типографических индивидов" транснациональной властью, отрекшейся, вполне резонно, от прежних форм символического насилия и территориальной “упаковки”? Что - помимо власти - может структурировать человеческий социум и наладить в нем коммуникативный обмен?
Смысл информационной эры, ее перспектив на сегодня еще не вполне ясен. При информационном способе развития, источником производительности является технология производства знания, обработки информации и символической коммуникации [Уолтерс, 2003, с. 391]. Если информация есть формализованное знание, управление которым приносит доход и служит экономическим и социальным интересам, то выводы могут быть разные. С одной стороны, превращение знания в товар не может способствовать тому, чтобы знание использовалось в интересах всего общества в качестве ресурса его развития. Коммерциализация информации уже нанесла серьезный удар по демократическому обществу, поставив под сомнение свободный обмен общедоступной информацией. С другой стороны, общественный интерес в управлении знаниями также заявляет о себе, конституируя новые публичные сферы и протестуя против подрыва основ общественной жизни и деморализации общества. Интернет создает возможности ухода и от первой, и от второй тенденций, замыкая на себе индивидов, стремящихся равно удалиться и от рынка, и от общества посредством
а-социальной коммуникации - своеобразной формы то ли "эпикурейского сотоварищества" сетевых "дайверов", то ли личностной самопрезентации, направленной на реализацию желаемых, но не осуществимых в реальной жизни, возможностей.
В медиасфере современного общества все более циркулирует информация, представляющая не формализованное знание, а формализованный семантический образ (типа клипа), ориентирующий желания человека. "Символическая коммуникация" в одних обществах - бесспорная прерогатива масс-медиа, в других - интенсивно развивающих Интернет - в какой-то мере и самих граждан, интенсивно участвующих в формах символического обмена "по соседству" с теми же корпоративными средствами массовой информации и рекламы.
В информационную эпоху вполне возможно ожидать появления новых радикальных форм социального взаимодействия, социального контроля и социальных изменений, осуществляемых посредством сети. И влияние этих новых форм уже ощутимо. Все отчетливее выявляется, по мнению многих исследователей, двусоставная структура власти. "На поверхности - выборность, прозрачность, подотчетность, подконтрольность. Но за каждым стратегически важным решением просматриваются другие, скрытые структуры. ...Нынешняя постдемократия - это такое устройство, где всю работу по зомбированию массового человека и обеспечению устойчивости власти берет на себя невидимая элита. А власть со своей стороны лоббирует интересы новой элиты и заставляет экономически зависимые страны открывать границы для глобального рынка" [Лужков, 2003, с. 244]. В результате перед нами уже "не классическая демократия, подверженная эрозии перед лицом выходящих из-под контроля "сетевых связей", а новый социальный порядок... Вариантом будущего может оказаться становление меритократической системы правления, основанной на доминировании обладающих знаниями и информацией" [там же]. Навыки построения эффективных сетевых коммуникаций продемонстрировали, по мнению Барда и Зодерквиста, и те “ребята”, которые атаковали 11 сентября 2001 года Всемирный торговый центр в Нью-Йорке. Они “были хорошо образованы и прекрасно осведомлены о том, как жить в Сети. Эти ребята даже билеты забронировали онлайн” [Бард, Зодерквист, 2004, с. XII]. Авторы ‘ЧМе1:ократии” полагают, что события 11 сентября станут “памятной датой, исторической вехой, символом того, что информационное общество пришло на смену капитализму в качестве доминирующей парадигмы” [там же].
Общества все больше разделяются на основе дихотомического противопоставления Сети и Личности, считает канадский философ Г. Дж. Уолтерс. "Сообщества, обладающие властью и богатством, не допускают в свой круг значительные сегменты общества, регионы и даже целые страны. Информационная эпоха характеризуется подъемом различных форм национализма, движениями за права женщин, гомосексуалистов и меньшинств, широким распространением расизма и ксенофобии, появлением религиозного фундаментализма, ...сект, исламских и христианских фундаменталистов" [Уолтерс, 2003, с. 391]. За последние годы произошло ухудшение общественных условий жизни практически во всех развитых странах. Доверие людей к социальным, экономическим, политическим, религиозным институтам и уверенность в них катастрофически упали.
Изменилась и природа связей людей друг с другом. "Ослабление социальных связей и общих ценностей - то есть ослабление общин и гражданского общества - происходило параллельно с переходом к информационной эре", - констатируют исследователи современных общественных процессов [там же, с. 392; Мартин, Шуман, 2001, с. 180].
Анализ коммуникации все явственнее обращен к человеческой практике, которая приобретает более глобальный и масштабный характер, одновременно уводя человека дальше и дальше от подлинной коммуникации с миром. Бесконечное продуцирование информации, игра с информацией, ее подтасовка, искажение, использование, превращение в "орудие" против кого-либо, оборачивается искажениями коммуникации, которая отвращается от своей подлинности в лоно технологической и социальной спекуляций. Современные носители коммуникации обладают способностью ее многократно тиражировать, не задаваясь вопросом о ее предназначении. Коммуницируемость социального уничтожает проблему "интерсубьективного отношения", редуцируя субъекта до уровня объекта - носителя информации, или "вещи", используемой в информации. И этот факт снимает вопрос о человеческом предназначении информации как таковой. "Информационная эра" требует серьезного и вдумчивого анализа. Порожденные ею реальности и связанные с ними субъектные миры взаимопересекаются и дополняют друг друга, создавая новую палитру современного социума.
ЛИТЕРАТУРА
1. Агеев В.Н. Семиотика. - М., 2002.
2. Бард А., Зодерквист Я. ИеЮкратия. Новая правящая элита и жизнь после капитализма. - Стокгольмская школа экономики в Санкт-Петербурге, 2004.
3. Войскунский А.Е. Развитие речевого общения как результат применения Интернета // Интернет-конференция на портале // http:// auditorium.ru/ aud/v/index.php
4. Гор А. Земля на чаше весов. В поисках новой общей цели // Новая постиндустриальная волна на Западе. Антология. Под ред. B.JL Иноземцева. - М., 1999.
5. Кузнецов М.М. Киберпространство // Глобалистика: Энциклопедия. - М., 2003.
6. Лещев С.В. Коммуникативное, следовательно коммуникационное. - М., 2002.
7. Лужков Ю.М. Глобальные вызовы современности // Глобалистика: Энциклопедия. - М., 2003.
8. Маклюен М. Понимание Медиа: Внешние расширения человека. - Москва-Жуковский, 2003.
9. Маклюэн М. "Средство само есть содержание" // Информационное общество. -М., 2004.
10. Мартин Г-П., Шуманн X. Западня глобализации. - М., 2001.
11. Мельянцев В.А. Информационная революция, глобализация и парадоксы современного экономического роста в развитых и развивающихся странах. - М., 2000.
12. Миронов В.В. Коммуникация глобальная // Глобалистика: Энциклопедия. - М.,
2003.
13. Санько С. Киберсемиотика: Кибернетическая семиотика? Семиотическая кибернетика? Или что-то новенькое? // http:www.kv.by/index2000403801.htm
14. Семрадова И. Коммуникативная парадигма // Глобалистика: Энциклопедия. -
М., 2003.
15. Словарь иностранных слов. - М., 1982.
16. Тоффлер Э. Метаморфозы власти. - М., 2003.
17. Уолтерс Г.Дж. Информационная революция // Глобалистика: Энциклопедия. -М., 2003.
18. Шишков Ю.В. Информационная революция // Глобалистика: Энциклопедия. -М., 2003.
19. Эко У. От Интернета к Гутенбергу // Новое литературное обозрение. 1998, №32.
20. Эко У. Отсутствующая структура. Введение в семиологию. - СПб., 1998.
21. Яременко Ю.В. Теория и методология исследования многоуровневой экономики // Избранные труды в трех книгах. - М., 1997.
22. Amaral Carlos Eduardo Pacheco. Do Estado Suberano ao Estado das Autonomias // Edicoes Afrontamento// R. Costa Cabral. - Porto, 1998.
COMMUNICATIVE DIMENSIONS OF INTER-SUBJECTIVITY DURING THE «INFORMATION BURST»
LA. MALKOVSKAYA
Department of Municipal and State Administration,
Faculty of Humanities and Social Sciences,
Russian Peoples’ Friendship University 117198 Russia, Moscow,
Miklucho-Maklay Str., 10 a
The paper deals with communication technologies extending the consciousness on a global scale and therefore reducing man to a “disappearing point”. The paradoxicality of communications which cannot be yet regarded as cosmic but are no longer interpersonal, poses the urgent problems associated with innersubjectiveness in terms of “creation” of communications. The question is “who communicates?”, “who “creates” communications and who designates the new space for social creativity based on communication technologies and information orientations.
