CC BY
111Г.В. Кусов КОММУНИКАТИВНАЯ ПЕРВЕРСИЯ
КАК СПОСОБ ДИАГНОСТИКИ ИСКАЖЕНИЙ ПРИ ОСКОРБЛЕНИИ
Социальные феномены представляют собой определенным образом выстроенные языковым сознанием «понятийные системы, формирование и дальнейшая эволюция которых подчинены законам общественного развития» [Красавский, 2001, с. 23]. Право является феноменом любой культуры, поэтому нельзя не учитывать роль права в развитии лингвокультуры этноса, состоящей из стереотипных образований или компонентов ценностного содержания культурной системы общества (наряду с моральными, эстетическими, религиозными ценностями). Право и возникает в культуре как ценностный механизм социального обеспечения согласованности действий в обществе, призванный поддержать генетическую установку на выживаемость человека как биологического вида.
Этническая обусловленность коммуникативного поведения определяется социопсихокультурологическими характеристиками конкретного сообщества людей, воплощенными в традиции, обычаи, нравы, особенности мышления, модели поведения, исторически сложившиеся на всем протяжении развития и становления этноса. Поэтому правовая норма как вид социальной нормы, является регулятором массового поведения, она опирается на единые и общие критерии, определяет меру дозволенного, должного и запрещенного, границы допустимого и обязательного вариантов поведения.
Древнее человеческое сознание изначально при освоении действительности и формировании языка как всеобщего кода познания путем отражения разделило мир на полезные и бесполезные, хорошие и плохие, красивые и безобразные части. И. Кант заложил основу классификации понятий моральной антропологии, первоначальных задатков, лежащих в основании системы нравственных ценностей человека: а) задатки природные, животные (в форме стремления к самосохранению, продолжения своего рода и влечения к общительности); б) задатки человечности как существа разумного, которое судит о себе, сравниваясь с другими, добивается признания своей
ценности во мнении других, но при этом хочет добиться превосходства над другими; в) задатки личности, выраженные в способности воспринимать уважение к моральному закону [Кант, 1964, с. 119].
Влияние права на становление и развитие этнического самосознания, т.е. на формирование моделей стереотипного мышления, происходит через систему культурных ценностей социума. Право унифицирует этнические стереотипы поведения, модифицирует когнитивные представления о социальном запрете. Например, оскорбление в наивном сознании древнего человека воспринималось иначе, чем сейчас, так как оскорблением считалось:
1) указание пальцем - ст. 127 кодекса Хаммурапи, 1750 г. до н.э. «Если человек протянет палец против энтум или жены человека и не докажет обвинения, то этого человека должно повергнуть перед судьями, а также обрить ему виски (отдать в рабство)»;
2) распевание песни, содержащей клевету или опозорение другого человека - ст. 1б Законов XXII таблиц, 450 г. до н.э. «Смертной казни подлежит тот, кто сложил или будет распевать песню, которая содержит в себе клевету или опозорение другого».
Определение оскорбления через понятия чести и достоинства личности - результат современного представления о месте человека в обществе. Поэтому ценность анализа права как составной части лингвокультуры заключается в том, что оно дает представление о понятии не только как о наборе когнитивных элементов, но и разъясняет «оценочные представления о самом понятии» [Красавский, 2001, с. 11]. Вербализованный этнический стереотип коммуникативного поведения, базирующийся на ценностном понимании событий и поступков социальной жизни человека по мере погружения в культурное пространство цивилизации конкретного этноса обрастает дополнительными признаками и свойствами.
Право подвергается диффузии в общественном сознании, внедряется и диктует свои правила на социальном уровне, что бессознательно видоизменяет как стереотипы мышления, так и восприятие картины мира на индивидуальном уровне (ср., др.-англ. «lieg» - огонь, тох. «лай» - обида, англ. «lie» - ложь, обман, клевета, т.е. урон словами - логическая формула, из которой выводится способ причинения обиды; укр. «лай» - оскорбление
словами, т.е. констатация способа причинения обиды). Диверсификация оскорбления в праве и в обыденном сознании существует на уровне понимания значения права, несущего в себе этнические особенности выражения и квалификации социальных явлений, которые оно обслуживает.
Перед современным исследователем и практиком возникает проблема верификации понятия, а именно: какое значение «оскорбления» считать оскорблением по критериям оценки, вытекающим из его определения в обыденном сознании, или исходя из требований норм права. Следовательно, при существовании разных уровней реализации концепта «оскорбление» перед исследователем возникает задача выработки критериев оценки оскорбления и оскорбительности, т.е. критериев детекции оскорбления в обыденном сознании и критериев его диагностики в праве. Проблема верификации валидности концепта в более широком смысле порождает требование выработки терминологического аппарата, описывающего «эталонность» [Воркачев, 2002, с. 85] концептуальных методов исследования.
В лингвокультуре существует целый пласт языковых и речевых единиц, ведущих к эффекту вербальной перверсии [Кусов, 2004, с. 73] (от лат. регуейо - губить, портить), т.е. способствующих снижению социальной значимости языковой личности: клеветать, оскорблять, дискриминировать, дискредитировать, позорить, бесчестить, порочить, унижать, обвинять, уличать и т.д., которые образовались на основе этнических стереотипов самосознания и представляют в коммуникативном кодексе этнические стереотипы осуждаемого поведения.
Коммуникативная перверсия вызывает протест против навязываемой в речи социальной идентификации с социально непривлекательной группой и порождает убежденность в необходимости восстановить в первоначальном объеме заниженный социальный статус при помощи активации норм социального контроля.
Коммуникативная перверсия имеет два плана выражения: 1) искажение персональной информации о лице -социометрический критерий оценки, т.е. прямая негативная оценка качеств человека; 2) пренебрежение коммуникативной нормой - социально-стилистический критерий оценки, т.е.
создание условий умаления качеств социальной репрезентативности языковой личности.
Социальное отторжение включает в себя этносоциальный стандартный набор поступков, совершение которых порицается в обществе. В лингвокультуре этот список социально-детерминированных проступков может быть описан при помощи глаголов, вызывающих эффект вербальной перверсии. В русском языке вообще план выражения коммуникативной перверсии сводится к утилитарным и моральным нормам, определяющим социальные типы пороков или типы асоциального речевого поведения: 1) срам (срамить); 2) грязь (пачкать, чернить, портить репутацию); 3) позор (позорить, выставлять на позор, позорный столб); 4) порок (порочить, поносить, шельмовать, хулить, оклеветать, обесславить); 5) ругань (ругать, бесчестить); 6) виновность (обвинять, вменять); 7) оскорбление (оскорблять); 8) издевка (издеваться, насмехаться); 9) унижение (унижать, умалять, принижать).
Весь понятийный объем коммуникативной перверсии, заложенный в современной лингвокультуре,
расшифровывается в семантическом значении латинского слова «calumnia», которое определило совокупность стратегий коммуникативно-перверсивного поведения в европейских языках согласно следующему порядку: 1) клевета; 2) оговор; 3) навет; 4) коварство;
5) козни; 6) ложное обвинение; 6) извращение, превратное толкование; 7) самооклеветание из ложного страха; 8) чрезмерная требовательность к себе; 9) преувеличенное самобичевание.
Таким образом, под коммуникативной перверсией в лингвокультуре этноса понимается лингвосоциальное явление, заключающееся в причинении ущерба социальной значимости личности путем возложения на нее вины в совершении социального проступка или путем создания таких социально-значимых условий, при которых лицо добровольно соглашается принизить свою социальную значимость.
На первый взгляд может появиться мнение, что «коммуникативная / вербальная перверсия» подменяет или совсем устраняет другое лингвистическое понятие - «вербальной дискриминации». «Коммуникативная перверсия» как термин лингвистики не устраняет этот лингвистический термин -
«вербальная дискриминация», а уточняет его в том плане, что под «вербальной дискриминацией» понимается набор языковых и речевых средств, указывающих в речи прямо или косвенно на социальные различия по типу оппозиций, приподносимых как индивидуальная оценка социального превосходства адресанта речи: «я - хороший/ ты - плохой». Вербальная перверсия - набор языковых и речевых средств, допускающих снижение социальной значимости индивида, способствующих умалению качеств человека (адресата) как личности, осуществляемая на уровне сравнения поведения адресата с общественным стандартом оценок, где дискриминационная роль адресанта не уточняется. Вербальная перверсия понимается шире, чем вербальная дискриминация (унижение через превосходство), и направлена на понижение социальной привлекательности личности через сравнение поведения адресата по этносоциальным стандартам поведения, т.е. с точки зрения общественной пользы, общественного интереса, общественного блага, так как «это плохо для общества», «так не поступают порядочные люди», «это - порочное занятие».
В каждой национальной лингвокультуре существует свой набор перверсивной лексики (ср. рус. «обвинять во всех смертных грехах», «навешать всех собак», «катить бочки», «заставь дурака молиться, он и лоб расшибет», «вставить дыню», «отругать по полной программе» и т.д.).
Правовой сдвиг, последовавший после становления гражданского общества, изменил принципы и подходы современного правового толкования нормы «оскорбление», и поэтому перед специалистом, занимающимся вопросами взаимосвязи языка и языка толкования права, не обладающего специальными юридическими познаниями, стоит задача выбора метода анализа. С точки зрения теории речевых актов, толкование оскорбления с позиций намерений эмитента верно, но оно устарело для современного понимания правовой проблемы «оскорбление», так как нельзя объективно описать правовую и лингвистическую проблему «оскорбление», замкнувшись только в лингвистическом пространстве исследований. Правовой сдвиг пока прямо не произвел семантического сдвига в языке, но без учета этого сдвига нельзя постигнуть истинную природу «оскорбления» в современном толковании права.
Под юридическим именем концепта «оскорбление» был объединен большой пласт накопленного человечеством опыта в сфере нанесения вреда социальному статусу лица через речевое влияние на представления окружающих. Юридические свойства концепта «оскорбление» - это когнитивное отражение наименования социального запрета в нормативном источнике. Контаминация юридического толкования и понимания обыденного смысла концепта усложняется еще и тем обстоятельством, что для номинации юридического запрета выбирается слово, обладающее «цельным», обобщенным смыслом, т.е. слово из обыденного языка, так как право является составной частью культуры определенной этнической общности. В то же время юридическая номинация запрета несет в себе дополнительную семантическую нагрузку, понимание которой доступно лишь специалисту в силу исполнения профессиональных обязанностей.
Юридические свойства концепта «оскорбление» заключаются в его способности нести некоторый объем правовой информации, символы которой отражены в языковых формулах. «Обида» как юридическое имя концепта «оскорбление» устарело и более не употребляется в текстах современного российского права. Кроме того, юридическое имя концепта «оскорбление» поглотило в себя некогда юридические свойства «обиды», которая только предполагается в атрибутах (архитектонике) концепта «оскорбление». Исходя из этого можно дать следующее определение «оскорбления» как лингвокультурного концепта: оскорбление - это социокультурный стереотип поведения, распространенный в массовом сознании носителей лингвокультуры, о видах социально вредного поведения, которое в коммуникативном взаимодействии вызывает несогласие адресата занять непривлекательное место в социальной системе ценностей ввиду утраты им прежнего социального образа или положительной самооценки, а также представление о социально-ориентированных способах восстановления утраченной значимости лица, подвергшегося вербальной агрессии.
Современное понимание оскорбления как преступления, обладающего по классификации Уголовного кодекса РФ формальным составом, означает, что правовая норма «оскорбление» - это преступление, которое является оконченным в момент окончания действий, направленных на унижение чести
и достоинства лица (по квалифицирующим признакам), вне зависимости от наступления или не наступления вредных последствий, определить которые в целом ряде случаев бывает затруднительно без специальных познаний (т.е. без проведения лингвистической экспертизы).
Концепт «оскорбление» имеет следующие социально значимые признаки: 1) социальная направленность речевого акта; 2) табуированность используемой лексемы; 3) умышленное взламывание табу; 4) персональная адресность речевого высказывания;
5) направленность на понижение социального статуса адресата;
6) предпочтительное использование приемов скрытого воздействия; 7) публичность; 8) психологическая готовность перейти порог оскорбительности (табу); 9) ожидание правовой ответственности или морального осуждения.
В речи концепт «оскорбление» приводит к этической дисфункции вежливости, что делает высказывание социально конфликтным. Но если в обыденном сознании детекция оскорбления строится на анализе намерений как оценки справедливости, то в праве диагностика оскорбления должна иметь процессуальное соответствие обоснования, так как она служит процессуальным средством доказывания.
Расхождение в интерпретации концепта «оскорбление» в праве и в обыденном сознании - это следствие меняющейся парадигмы общественных отношений, когда при совершении преступлений с формальным составом (оскорбление) предметом намерений виновного являются действия, которые по своим объективным свойствам уже обладают признаком противоправности и общественной опасности независимо от факта наступления/не наступления вредных последствий или желения/нежелания их наступления. Поэтому для правовой квалификации «оскорбления» существенным является определение способа нанесения вреда общественным социальным отношениям, а не психическое отношение виновного к речевому событию в виде коммуникативного намерения причинить вред/не причинять вреда.
Для характеристики концепта «оскорбление» был предложен термин коммуникативная перверсия, который означает речевое решение, подчиненное выбору речевых тактических ходов, приводящих к нарушению социокультурной
49
нормы и наносящих вред социальной привлекательности личности путем использования маркеров такой речевой модели социальной стратификации, с которой лицо не может согласиться ввиду потери прежнего авторитета или самоуважения (Ы. ре^ейо -губить, портить). Использование в речи перверсивных единиц означает, что выражение отношения или вынесение оценки лицу в вербальной части высказывания прямо или косвенно влияет на общую картину его социальной репрезентативности как личности. Например, подчеркивание в речи физических или умственных недостатков личности снижает ее социальную привлекательность для окружающих и, следовательно, наносит урон ее социальному статусу (ср. «потерять лицо», «представить в неблагоприятном свете»; «клевета как уголь - не обожжет, так измажет»).
Задачей теории судебной лингвистической экспертизы является создание терминологического аппарата, способствующего выявлению коммуникативной перверсии, т.е. описанию речевых ходов и стратегий, допускающих причинение вреда социальной привлекательности личности. Лингвистическая экспертиза оскорбления подтверждает или опровергает адекватность стилистического распознавания реферируемого смысла перверсивного высказывания адресатом диспозиции правовой нормы.
При детекции оскорбления в обыденном сознании и его диагностике в праве взяты за основу разные подходы в оценке аксиологических ценностей общества. В русской лингвокультуре уголовно-правовая норма оскорбление имеет форму: «оскорбление - унижение чести и достоинства другого лица, выраженное в неприличной форме», где квалифицирующим признаком является лишь «грубое», а не любое пренебрежение правилами общения. Лингвистическая экспертиза заключается в описании речевых средств «неприличной формы» перверсивного высказывания.
Гражданско-правовые ограничения на запрет употребления перверсивных высказываний касаются только порочащих сведений, которые: 1) распространены в СМИ; 2) не соответствуют действительности; 3) распространены в форме утверждения;
4) содержат информацию о нарушении лицом действующего законодательства (вор, прогульщик) или моральных принципов (трус, лицемер).
Алгоритм проведения лингвистической экспертизы сводится к диагностике оценочно-стилистических, когнитивных и прагматических приемов конфликтного высказывания. Эксперт должен лишь показать, какими приемами, с использованием каких языковых и речевых средств было достигнуто оскорбление, как были задеты честь и достоинство личности, а не подменять квалификацию правовой нормы «оскорбление».
Таким образом, юридические свойства концепта «оскорбление» заключаются в виде социально-значимой информации, имеющей аксиологический аналог в лингвокультуре этноса. Правовая норма «оскорбление» отображает лингвокультурные атрибуты концепта не зеркально, возводя его аксиологические ценности в ранг закона, а лишь фрагментарно, в соответствии с нормами коммуникативного кодекса языковой личности, отвечающими за сохранение социальной стабильности в обществе и ограничивающими использование коммуникативной перверсии в общении.
Выявлению коммуникативной перверсии в конфликтном высказывании служит судебная лингвистическая экспертиза, задачи которой сводятся к следующим пунктам:
1) установление факта нарушения правила легитимности [Муравьева, 2002] в коммуникативном взаимодействии: соответствует ли способ и канал коммуникативной трансляции языкового кода уровню порога стилистической оправданности;
2) констатация события достоверности коммуникативной перверсии: конфликтное высказывание содержит мнение или утверждение (юридический факт);
3) установление юридического события перверсивной достаточности: а) уголовно-правовая норма - неприличная форма, гражданско-правовая норма - порочащий характер сведений (правовой критерий); б) определение степени коммуникативной прозрачности речевого портрета языковой личности (лингвистический критерий), т.е. способности информации влиять на социальную привлекательность лица, подвергшегося вербальной перверсии.
Коммуникативная прозрачность речевого портрета языковой личности - это речевое намерение автора высказывания, влияющее на установление, поддержание или прерывание коммуникативного контакта и создающее систему
51
вербализованных субъективных оценок социальной привлекательности адресата высказывания. При анализе коммуникативной прозрачности речевого портрета языковой личности мотивы речевого намерения автора высказывания не имеют значения, так как влияние на социальный портрет языковой личности оказывает степень коммуникативной прозрачности (или, вернее, «коммуникативной нечистоты текста и нечистоплотность его автора») речевого портрета языковой личности. Кроме того, при оскорблении (ст. 130 УК РФ) наличие унижения и его степень, глубину оценивает в первую очередь сам потерпевший, заявляющий свои претензии при обращении за судебной защитой: объективных, тем более операциональных юридических критериев для доказательства того, что «унижение чести» имело место, в законе и текстах толкования права вообще не наблюдается.
Так, русским глаголам «пожурить», «упрекнуть», отражающим семантические признаки вербальной перверсии без цели нанесения вреда социальной привлекательности личности, соответствует более высокая степень коммуникативной прозрачности в плане причинения/непричинения вреда социальной привлекательности личности, чем глаголам «осрамить», «опорочить», «опозорить», «оклеветать».
Определение степени коммуникативной прозрачности речевого портрета языковой личности перверсивного высказывания в лингвистической экспертизе позволит объективно исследовать речевую природу коммуникативной перверсии, допускающей нанесение вреда социальной привлекательности языковой личности. Коммуникативная прозрачность позволяет определить чистоту «коммуникативных помыслов» речи, степень ее агрессивности, соблюдение принципов уважения основных коммуникативных правил общения, т.е. соблюдение правил коммуникативного кодекса языковой личности.
Коммуникативная перверсия имеет следующие основные типы стратегий речевого поведения: 1) диффамация - публичное распространение сведений, порочащих кого-либо; 2) вербальная дискриминация - выражение в речи своего превосходства по расовым, национальным, имущественным или иным причинам; 3) вербальная дискредитация - подрыв авторитета, умаление значения кого-либо, подрыв доверия; 4) вербальная инсинуация -
создание предпосылок негативного восприятия социального имиджа кого-либо.
Развитие терминологического аппарата положений коммуникативной перверсии и коммуникативной прозрачности речевого портрета языковой личности в рамках теории судебной лингвистической экспертизы позволяет равномерно учитывать баланс интересов современного уровня становления подотрасли права, предметом которой является изучение механизмов социальной защиты от посягательств на личность в виде оскорблений и причинения вреда чести, достоинству и деловой репутации, так и состояния научного поиска в современной лингвистической прагматике и лингвокогнитологии.
Проблемы, возникающие на стыке языка и права и требующие создания лингвоправового терминологического обеспечения, весьма разнообразны и сложны. Многие из них ждут проведения предварительных научных теоретических дискуссий. Но некоторые из указанных задач уже сейчас приходится решать юристам-практикам, сталкивающимся с необходимостью юридической квалификации лингвосоциальных явлений права, чем вносится существенный вклад в создание прецедентной научной базы, вырабатываемой практикой. В большей мере лингвоправовые исследования такого рода стимулируются самим обществом, в котором активизировались явления, ранее мало востребованные как предмет судебного разбирательства. Таковы дела о защите чести, достоинства и деловой репутации в связи с клеветой и оскорблениями, конфликты по авторским правам, недобросовестной рекламой, грязными предвыборными технологиями [Голев, 2002, с. 5].
Юридическая практика выявила лингвистическую и юридическую неразработанность подходов, отсутствие единых правил игры для всех участников судебных разбирательств по такого рода делам. Поэтому судебная лингвистическая экспертиза лингвосоциальных явлений права, вовлеченных в юридическую сферу, уже давно стала насущной потребностью права. Тем более, что в грамматическом строе национального языка заложены «закономерности национальной правовой системы» [Александров, 2000, с. 105].
Описать возможные типовые речевые ситуации оскорбления словом невозможно, поэтому при описании оскорбления как социального явления речь может идти только о речевых
53
стратегиях нанесения оскорбления, при которых происходит понижение общественной значимости и социальной привлекательности лица. «Конечно, существует круг «типичных» оскорбительных ситуаций, которые истолковываются однозначно. Однако лингвистического описания этого круга нет, он имплицитен и ощущается носителями языка на уровне интуиции» [Вежбицка, 1997, с. 330]. Представления об оскорбительности слова или поступка лежат не столько в языковой сфере, сколько в сфере культурных традиций нормативного поведения человека в обществе. Лингвистически эта проблема не всегда решается, даже если учитывается полный коммуникативный контекст, т.е. «тематическая область дискурса, цели и задачи участников общения, характер их взаимоотношений, правила речевого поведения определенной сферы общения» [Вежбицка, 1997, с. 390].
При проведении независимой лингвистической экспертизы экспертам необходимо соблюдать ряд рекомендаций: 1) выполнять требование процессуальной нормы (лингвистическая экспертиза не может содержать юридической квалификации); 2) учитывать многофункциональность языка, например, инвектива может как оскорбить, так и выразить внутреннее состояние эмитента; 3) экспертиза должна на примерах показать стратегии вербальной перверсии, т.е. определять приемы ее достижения, показывать, каким способом было достигнуто оскорбление;
4) эксперт должен правильно определять предмет экспертизы, т.е. отграничивать собственно лингвистическую часть экспертизы от юридической. При проведении лингвистической экспертизы конфликтных высказываний имеет значение не речевая стратегия достижения результата, а само покушение на честь, достоинство и деловую репутацию личности.
Задачей теории судебной лингвистической экспертизы является создание терминологического аппарата, способствующего выявлению перверсивной языковой личности, т.е. описанию речевых ходов, допускающих вербальную агрессию, в формах, запрещенных законом. Лингвистическая экспертиза оскорбления подтверждает или опровергает адекватность стилистического распознавания реферируемого смысла перверсивного высказывания адресатом диспозиции правовой нормы.
Развитие терминологического аппарата коммуникативной перверсии в рамках теории судебной лингвистической экспертизы позволит определить границы применения предметной области правовой нормы, к которой относится концептуальное образование «оскорбление». Определение семантического объема лингвокультурного концепта «оскорбление», т.е. установление функций и иерархии семантических признаков в его составе, происходит на основе данных обыденного сознания, описания диспозиции правовой нормы и выводов лингвистической экспертизы.
Литература
Александров А.С. Юридическая техника, судебная лингвистика, грамматика права // Проблемы юридической техники : сб. статей. Н. Новгород, 2000.
Вежбицка А. Язык. Культура. Познание. М., 1997.
Воркачев С.Г. Методологические основания лингвоконцептологии // Теоретическая и прикладная лингвистика : межвуз. сборник. Воронеж, 2002. Вып. 3.
Голев Н.Д. Актуальные проблемы юрислингвистической экспертизы // Юрислингвистика-3: Проблемы юрислингвистической экспертизы. Барнаул, 2002.
Исаев И.А. История государства и права России. - М., 1994.
Кант И. Сочинения. М., 1964. Т. 2.
Красавский Н.А. Эмоциональные концепты в немецкой и русской лингвокультурах : монография. Волгоград, 2001.
Кусов Г.В. Коммуникативная перверсия как способ правовой диагностики оскорбления // Аксиологическая лингвистика: проблемы и перспективы : тез. докл. / под ред. Н.А. Красавского. Волгоград, 2004.
Муравьева Н.В. Язык конфликта. М., 2002.
