CC BY
640© В.В. Хорольский, 2009
КОММУНИКАТИВИСТИКА И ТЕОРИЯ ЖУРНАЛИСТИКИ В КОНТЕКСТЕ МЕДИЙНОЙ ГЛОБАЛИЗАЦИИ: МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ЗАГАДКИ
В.В. Хорольский
1. Предмет и объект науки о масс-медиа как методологическая проблема.
У каждой науки есть свой предмет изучения, который изначально и сущностно является абсолютно бесконечным множеством разных граней истины. У всякой науки есть и объект, т.е. относительно ограниченный практический жизненный материал, предназначенный для систематизации, типологизации, научной классификации и любых обобщений. Бесконечность предмета научных исследований не исключает, а чаще всего диктует ограничение объекта, а это обстоятельство помогает ученым не впасть в дурную бесконечность абстрактных разговоров «обо всем сразу». Подчас близкие термины «предмет» и «объект» смешиваются, соединяются в единый смысловой комплекс, что не всегда плодотворно. Объект познания — это некоторая часть материального или нематериального мира, существующая, если следовать материалистической философской линии, независимо от нашего знания о ней. Предмет познания существует в первую очередь не в объективной действительности, а в сознании познающего субъекта. Это, как подчеркивает в своих работах А. Соколов, часть наших априорных знаний об объекте [11, с. 6]. Предмет познания, согласно представлениям этого исследователя коммуникативистики, «не содержится в познаваемом объекте, а формируется путем абстрактного мышления исследователя» [там же, с. 8], исходя из традиций и методологии данной науки (теории, учения).
Думается, эту мысль можно (и нужно) смягчить, если указать на диалектическую связь двух терминов, что не позволяет категорично формулировать идею первичности субъекта научного исследования при опреде-
лении предмета. Предмет существует как в головах исследователей, так и в самой объективной реальности. Есть такой предмет и у сравнительно молодой науки о массовой коммуникации, хотя он не всегда очевиден. Не случайно ученые (М. Вершинин, М. Василик, Л. Тимофеева, Н. Луман) подчеркивают трудности определения предмета данной науки. В самом общем виде его можно определить как совокупность процессов общения, которые характеризуются самоочевидной изначальной диалогичностью [2; 3; 9]. Диалоговая коммуникация считается самой эффективной. Она, «образуя общность “МЫ”, создает почву для совместной творческой деятельности, для дружеского общения, для раскрытия и развития личностного потенциала партнеров» [11, с. 87]. Диалог на уровне микрокоммуникации становится формой душевной дружбы и эффективного делового сотрудничества, что не отрицает принципиальные споры и расхождения во мнениях[11, с. 88; 12]. А. Соколов, выделяя три уровня коммуникации (микро, миди и макро), отмечает, что на уровне миди-коммуникации возможно диалогическое сотрудничество между различными социальными группами, в том числе диалог с властью, что опять-таки не отменяет соперничества и полемических дискуссий между оппонентами... Для достижения национального согласия и международного сотрудничества решающее значение имеет макрокоммуникационный диалог, участниками которого становятся народы, государства, цивилизации. Макрокомму-никационные формы коммуникационного взаимодействия. хорошо просматриваются в тысячелетней истории взаимодействия государства Российского и Европы. Причем легко замечаются колебания от подражания к
диалогу и обратно» [11, с. 90; 12]. Медийное общение является частью предмета рассматриваемой науки, но именно об этой части и пойдет речь далее. Именно здесь следует искать линии схождения разных научных подходов к информации, которую потребитель черпает из медийных источников.
Как известно, коммуникация (от лат. -связывать, объединять, сообщать) является в первую очередь атрибутом социального взаимодействия, своего рода цементом, скрепляющим многочисленные «кирпичи» в созидаемом веками здании социума. Это особый тип информационного обмена, форма взаимодействия между группами людей, невозможного без общего культурного кода и языка, о чем в Большом энциклопедическом словаре говорится вполне определенно («общение, передача информации от человека к человеку, осуществляющаяся главным образом при помощи языка. Коммуникацией называются также сигнальные способы связи у животных» [2]). Массовая медийная коммуникация (как правило, в качестве синонима далее будет употребляться сокращение МК) -прежде всего, результаты деятельности СМИ, коллективный продукт и плоды вдохновения отдельных авторов, а также медиапотребителей, среди которых целесообразно выделять отряд медиакритиков, теоретиков и интерпретаторов, фиксирующих сущностные изменения в характере производства и потребления журналистских текстов, создающих новые подходы, термины, концепты. Само словосочетание «массовая коммуникация» иногда употребляется во множественном числе, но о полной синонимичности говорить здесь нельзя: множественное число чаще всего подразумевает расширение темы и предмета разговора, в частности, если говорить о связи МК и новейших технологий, подразумевается больший упор на технологическую составляющую процесса коммуникации и на анализ резкого увеличения смыслового объема концепта «МК» [5; 16; 15].
Одна из причин скачкообразно проводящегося пересмотра терминологического репертуара - изменения в системе масс-медиа. Журналистика, утратив пафос аналитического ориентирования потребителей, отринув идеал элитарности, стала информационным сер-
висом. На смену стандарту качества пришел принцип оперативности, а властителям дум все реже удается быть понятными для масс.
Другим фактором перемен, в частности очевидным фактором ненадуманного когнитивного диссонанса в рядах исследователей, является недоверие отечественных авторов к генерализациям, да и к универсальной методологии в целом. Определенная нелюбовь к выстраиванию глобальных метатеорий, подкрепляемая ссылками на нужды практики, характеризует и работы социологов Запада, а отсюда вытекает необходимость преодоления «допарадигмальной» стадии изучения массовых коммуникаций. Ведь парадигма каждой науки выстраивается не только на фундаменте эмпирики и накопленных фактов, позволяющих вычленить предмет исследования. Не менее важна первоначальная ориентация исследователя, модус его целе-полагания и уходящая, к счастью, в прошлое установка «быть как все». Журналисты-практики не хотят быть стандартно-клишированными репродуцентами стереотипов, но они по определению не хотят, в отличие от писателей, быть дерзкими, чересчур самобытными: оригиналов в редакциях терпят, но не поощряют.
Коммуникативистика изучает самые различные коммуникативные акты и процессы, но прежде всего это процессы социально значимого общения, межличностного и меж-группового, а также механизмы порождения «мессиджа», в роли которого обычно выступает вербальный «текст», основной носитель смысла в журналистике. Массовая медийная коммуникация - это всегда непростой, а порой опасный процесс сбора и распространения информации (общезначимых сведений, полезных и вредных знаний, духовных и квазидуховных ценностей, а также лжи, компромата и т. д.). Все это делается с помощью технических средств (пресса, радио, телевидение и др.), все это рассчитано «на численно большие, рассредоточенные аудитории» [3, с. 71]. Объект коммуникативистики и журналистики часто один и тот же, допустим, сообщение (текст) или реципиент (аудитория), но подходы различные. Иногда эти подходы напоминают параллельные прямые, которые не должны сходиться.
Иногда объект изучается одной наукой, чаще его изучают разные науки, имеющие свой уникальный предмет - в противном случае наука и не очень нужна. Показателен пример с культурологией, которая понимается многими не как «предметная наука», а как сумма «разнообразных форм и типов “дискурса о культуре”. подобная размытость предметных границ неминуемо влечет за собой и методологическую противоречивость культурологии» [13, с. 6-7]. Данное высказывание интересно и тем, что автор говорит о «ключевой проблеме» гуманитарных наук, о «границах предметности», об «онтологических контурах» (Х. Тхагапсоев) знания, зависящего от метода, от взгляда исследователя [3, с. 7]. В отличие от точных наук, в которых аксиоматика выполняет конститутивную функцию, в гуманитарных отраслях знания аксиомы и доказательства нередко произвольны, что не мешает им быть интересными для ученых. Ниже будут приведены некоторые аксиомы и «теоремы» коммуникативистики, продиктованные методом и предпочтениями автора этих строк. Их предназначение состоит в том, чтобы показать неразрывность и/или несли-янность коммуникативистики, теории журналистики и культурологии.
Очевидно, что родственных функций у журналистики и массовой коммуникации очень много. Это и информирование, и убеждение, и анализ культурных процессов (слово «культура» здесь и далее употребляется в широком смысле как обозначение производства духовных и материальных благ). Это и помощь в адаптации, и достижение консенсуса в обществе, и воспитание поколений. Это и мобилизационно-организаторские, рекламные, гедонистические и иные функции. Журналистику (имеется в виду прежде всего теория и история журналистики) гораздо меньше, нежели коммуникативистику, заботит психофизиологический механизм «кодирования смысла», биологическая природа усвоения мессиджа (текста) реципиентом, психоаналитические корни порождения смысла в чужом сознании. Теория журналистики уже предполагает наличие общего денотата, кода и языка у коммуникатора и реципиента. В своей работе репортер больше заботится не о глубинных структурах сознания потребителя, не
о массовом (коллективном) бессознательном, а об очевидных свойствах, эксплицированных мнениях аудитории, он обязан думать о контенте, экономических и политических идеях и т. п. Множественность, неоднородность и си-мультанность взаимодействий журналистики и коммуникативистики, с одной стороны, и безграничного мира - с другой, обусловили «версионность», то есть неоднозначность предмета, непредсказуемость методик его постижения. Но это не мешает практикам масс-медиа влиять на массы, продавать свои тексты, порой даже процветать.
Таким образом, предметную зону ком-муникативистики и МК можно охарактеризовать как сферу взаимодействия многих наук, изучающих разное, но единое в своей сути человеческое общение, расширившее свои границы с помощью технических устройств.
2. Основные методы и подходы к изучению СМИ в эпоху глобализации.
Медийная информация - субстанция меняющегося на глазах каждодневного бытия массового человека, это сила, определяющая и формирующая массовое сознание, вкусы, взгляды, пристрастия публики. Нередко эта информация обусловливает и программирует любую групповую коммуникацию, причем журналистика обычно играет роль вездесущего дознавателя и посредника, обеспечивающего сотрудничество и общение между разными группами людей и неблизкими сферами бытия. Ясно, что в этом случае ком-муникативистика становится «коллегой» такой науки, как психология общения [8; 17; 19]. Также важна в содружестве наук традиционная социальная психология, объясняющая природу усвоения и применения информации о событиях каждодневной жизни миллионов людей. Эмоции рядовых потребителей являются доминантой восприятия текстов СМИ -такова аксиома большинства западных психологов. Это не отмена примата разума в коммуникативных процессах, но определенная корректировка господствовавших (не только в России) философских установок на рациональность. Когда потребитель «переваривает» разнородные медийные факты, меняющиеся мнения и эмоциональные призывы, он стремится обрести когнитивную уверенность в устойчивых формулах, в стереотипах. Выво-
ды психологов убеждают в преобладании иррациональности в процессе поглощения продуктов (духовной пищи) МК. Человеческий мозг подобен губке: он впитывает далеко не всю «воду», и объем воды-информации в нашем «компьютере» не так уж велик. По этому поводу психолог и медиакритик Д.В. Ольшанский писал: «Собственно говоря, здесь и возникает совершенно особое, мозаично-клипово-мифологическое массово-коммуникационное сознание. Довольствуясь исключительно осколочными сообщениями и фантастическими связями между ними, оно вполне успешно функционирует в массовом сознании, порождая и укрепляя иллюзии всеобъемлющего знания о мире и происходящих в нем событиях» [8, с. 32]. Подсознательная тяга людей к удовольствию диктует журналистам свой канон «хорошего текста». Сегодня теория журналистики очень поверхностно трактует проблему бессознательного в масс-медиа, что не дает ей шансов основательно объяснить такие явления, как гедонизм в СМИ, сексуальная подоплека рекламы, значение темы любви в современной публицистике. Наука пока молчит.
Но психоанализ активен в сфере «эстетической» и «художественной» публицистики и литературы. Нередко на природу человеческой коммуникации искусство проливает внезапно яркий свет. Например, писатели рассказали много интересного о воздействии текста, убеждающего слова на сознание и подсознание индивидов, на жизнедеятельность всего человечества. В речах героев Дж. Джойса, например, писатель С. Цвейг увидел «оргию психологизма, тарантеллу бессознательного». Писатели, в отличие от журналистов, любят копаться в психологии героев, в мотивах поступков и чувств. Они углубляют картину психологической жизни обычных людей, журналисты же часто ее схематизируют. Герои писателей, как известно, претендуют на универсальность, индивидуальное в их характерах передает общечеловеческое и типичное. Журналисты чаще ограничены во времени и пространстве, они «скользят» от одного человека к другому, что ведет к методологическим ограничениям и в теории. Удел теории журналистики - фиксировать быстрые смены и перепады в социальной жизни, удел
теоретиков культуры и искусства - искать и фиксировать вечное и стабильное. Диалогический принцип коммуникации, лежащий в основе теории МК, всеобъемлющ. Это главное для направления мысли, в котором мировая культура - это всегда «диалог культур», о чем писали С.С. Аверинцев, А. Лосев, М. Бахтин, Ю. Лотман и др. Первые аналитики медийных текстов и СМИ, как социального института за рубежом, - Ч. Кули, Г. Тард, У. Лип-пман, Г. Блумер, Г. Лассуэл. Они создали терминологический аппарат и предметную базу коммуникологии. Их анализ функционирования массовой коммуникации в ХХ веке не устарел и сегодня. Культурологи, теоретики СМИ и сами журналисты охотно и активно обсуждают медийный дискурс в плане его глобали-стских, порой весьма отдаленных перспектив. В своих научно-публицистических выступлениях Ж. Деррида, Ж. Бодрийар, Ж. Лиотар, У. Эко, Д. Лодж, М. Фуко, М. Маклюэн,
О. Тоффлер и другие авторы высказывали озабоченность по поводу массовизации и «моно-логизации» МК, а также по поводу всеразъе-дающего скепсиса и нигилизма, охватившего как широкие слои населения, так и круги серьезных аналитиков.
Коммуникативистов и журналистов в равной мере волнуют социокультурные факторы восприятия текста и реакции на него [3; 18]. Медийная информация, ее функционирование в социуме и ее смысловая структура - вот что больше всего интересует отечественных коммуникативис-тов в последние годы [1, с. 25]. Но загадкой остается отсутствие какого-либо общепринятого методологического «общего знаменателя». Социологический метод в наших статьях мирно уживается с социокультурным и политэкономическим, мифологизм и структурализм дополняются элементами семиотического анализа, есть и неофрейдизм, никуда не делся марксизм и т. д. С одной стороны, это логично и правильно: зачем нам перегородки? Но, с другой стороны, нередко подобный диалектический «винегрет» ведет к эклектике, а то и к отказу от какой-либо методологии, а это уже беда.
Ясно, что одной из принципиальных задач науки о масс-медиа является уточнение терминологии в сфере пересечения теории
коммуникаций и журналистики. Сегодня нельзя не менять инструментарий наших исследований, и менять его надо, ориентируясь в первую очередь на западный опыт. Ж. Деррида может нам помочь, К. Маркс тоже, но после. Думается, если брать за ориентир гегелевскую традицию поиска Системы, то необходимо найти термины иного наполнения, нежели почтенные «жанры», «функции», «типы изданий» и т. д. Много интересных наработок, скажем, в работах сотрудников МГУ, например Л. Земляновой или Я.Н. Засурского, что всегда воспринимается научным сообществом положительно. Однако это, признаем, прежде всего интересные пересказы идей западных корифеев, а потом собственные наработки. «Шарахаясь» от дедуктивного абстракционизма, мы пришли к старому, как библиотека царя Гороха, эмпиризму. Многие метафизические вопросы уже считаются неприличными. Отечественная теория (С. Шай-хитдинова, Е. Ахмадулин, М. Назаров, М. Горохов, Е. Прохоров) еще не дала убедительного ответа на простой, но коварный вопрос: зачем нужна теория журналистики и масс-медиа рядовым потребителям? Заметим сразу, что этот ответ стихийно формируется, но четко он не артикулирован. В теории литературы, например, много работ, специально посвященных проблеме взаимоотношений теории и методологии, а в нашем цеху их пока фактически нет.
Прежде всего, думается, надо констатировать, что законы и категории современной науки о коммуникации в нашей стране еще не стали предметом постоянного обсуждения в научных коллективах, по крайней мере, в вузах. Спорадические, хотя и многочисленные дискуссии, в которых приходится принимать участие теоретикам журналистики, мало способствовали формированию эффективной методологии изучения масс-медиа технотронной эры [15]. Жан Бодрийар сравнительно недавно утверждал, что теории средств массовой информации не существует даже на Западе. А ведь к ее созданию призывал еще М. Мак-люэн [7]. Сегодня накоплены солидные исследования в этой сфере науки. Обычно они велись в рамках концепции информационного общества (далее - ИО) [5, с. 12]. Но нам интересны и корни данных трактовок амбива-
лентной роли СМИ в социуме. Очевидно, что современная теория журналистики, имея ряд традиционных и вполне надежных парадигм изучения законов практической журналистики, инструментарий для систематизации конкретных фактов, для анализа онтологии данной профессии, для понимания места медий-щика в обществе, не может адекватно истолковать формирующийся ныне интерактивный медийный гипертекст, разбегающийся, подобно галактике, в разные стороны, меняя при этом направления познания. Конкретных теорий, частных методик много, а глобальный гуманитарно-культурологический взгляд почти отсутствует! Конечно, можно бесконечно ссылаться на гениальные прозрения М. Бахтина, но его методология не может быть ариадниной нитью в лабиринте коммуникологии уже потому, что эта наука имеет дело прежде всего с концептами, а потом уже с образами. А искусство, которое было материалом анализа в работах Бахтина, имеет дело в первую очередь с образами. Это аксиома, которая требует искать иные методологические ориентиры.
К сожалению, теория журналистики пока не может дать твердый ответ и на такой вопрос: как, каким образом, в какой степени, с какой мерой объективности медийные дискурсы отражают, тематизируют и проблемати-зируют современный мир. Проблематизация смыслового поля коммуникологии в постиндустриальную эпоху возможна в большей степени, нежели проблематизация науки о масс-медиа. Кстати, проблематизация медийного пространства тоже загадка. Что считать медийным текстом: журналистские материалы, пиар-тексты, стихи Пушкина, помещенные к юбилею в газете? Скорее всего, все это и есть объект исследования для медиакритиков, хотя степень «медийности» разных видов текстов, естественно, не будет при этом одинаковой.
Проблематизация действительности в СМИ есть задача сложная, но не «квадратура круга». Наука, тем не менее, пока не может сказать что-либо внятное о перспективах коммуникативной революции. Скажем, в США некоторые люди сидят перед телевизором по 5-6 часов в день. Визуализация и виртуализация действительности делает людей теленаркоманами. И что делать? Нам пока
не дано предугадать, как слово журналистов отзовется в умах грядущих поколений. Останется ли журналист частью интеллектуальной элиты общества или станет лишь «винтиком» в машине информирования (или «зом-бирования»?) анонимных масс? Наука о СМИ не может адекватно проанализировать метадискурсы в безбрежном океане социальной информации хотя бы в силу ограниченности методологического горизонта, не говоря уже о противоречии между порождением новых знаний и возможностями психики обычного человека. Противоречия производства и потребления медийных сообщений обусловлены во многом особенностями стремительно глобализирующейся массовой культуры, цели которой далеки от идеалов ответственного общения элиты с рядовыми гражданами. В амбивалентности массовой культуры ученые видят источник кризиса доверия к СМИ. Этот кризис резко обострился в эпоху глобализации, когда региональные конфликты стали всеобщими [6]. Данный тезис нуждается в обосновании.
Наше столетие можно определить как период медийной глобализации, которая инициировала интеграционные процессы во всемирном масштабе. Глобализационные процессы изначально амбивалентны. С одной стороны, свободный доступ к информации, улучшение взаимопонимания между различными культурами и цивилизациями, стирание всяческих границ, а с другой - усиление позиций американизированного Севера и несправедливость распределения благ. Оппоненты медиаглобализации пишут о потере самобытности национальными СМИ. Сближение стандартов в масс-медиа Севера и Юга, Востока и Запада нельзя понимать как тотальную унификацию журналистского труда. Массификация идет рядом с демассификацией, с диверсификацией медийного продукта. С данной точки отсчета понятна одна из ключевых идей: мир масс-медиа, как и мир в целом, - это чередование разных событий. Журналистов мир вещей волнует в первую очередь как воплощение антропологичности любой деятельности, как часть мировой событийности. Глокализа-ция СМИ - это соединение общих достижений в данной сфере с самобытной местной традицией, которую нельзя терять: уникаль-
ность коммуникативных практик такова, что любой язык создает неповторимые коды общения, утрата которых обедняет мировую культуру.
Как уже говорилось в наших работах, «медийная глобализация» может быть определена как совокупность интегративных процессов в масс-медиа, направленных на расширение коммуникативного пространства во всем мире, на достижение эффектов тотальности и унификации информационного сервиса в международном масштабе. Глобализация в масс-медиа, как многофакторный синергетический процесс производства и потребления инфоп-родукции, выражает смысловую динамику ускоряющихся интеграционных процессов, динамику, ведущую к «уплотнению» пространственно-временных параметров межкультурной международной коммуникации» [15]. Глобализация, таким образом, отражает и выражает императивность всемирно-исторического процесса, выступая в качестве сближающего фактора и преобладающего вектора эволюции мировой культуры в ее разнообразии и пестроте. Эту сторону меж-культурной коммуникации нельзя игнорировать, например, когда речь идет о международных кризисах, освещаемых журналистами разных стран абсолютно по-разному.
Политолог З. Бжезинский, давая свою оценку ХХ веку, писал, что история не завер--шилась, а стала сжатой. Другой ученый из США, Ф. Фукуяма, в этой связи говорил о «конце истории», подчеркивая идейную победу западной либеральной демократии, которая положила конец цивилизационным переворотам. Когда-то об этой же тенденции в мировой истории писал немецкий философ К. Ясперс, подчеркивая необычайную плотность эпохальных событий в конце второго тысячелетия, небывалое переплетение на общемировом и философско-общечеловеческом уровнях неизвестных ранее социально-экономических, политико-идеологических, культурных и социоприродных противоречий в современном мире. Журналистика пытается отражать это «небывалое переплетение» разнородных тенденций, но не успевает. Тем более отстает от потока жизни теория журналистики. Можно уверенно говорить о ее
глобальном кризисе. Одной из граней этого ползучего и малозаметного кризиса является «конфликт интерпретаций», спор методологий.
3. Событие как «сырье» журналистики, событийность как концепт комму-никативистики.
Журналистика как профессия призвана отразить и исследовать событийно-бытийную сторону человеческого существования. Ее идеал - знать все (или многое) обо всем, доступно рассказать о текущей жизни как можно большему количеству потребителей. Идеал, конечно же, не достигается, но само усилие обществом поощряется. В эпоху трансграничного лавинообразного движения потоков информации (отсюда и термин «информационное общество») обилие событий нередко становится барьером для коммуникантов. Отбор событий для освещения в СМИ становится глобальной проблемой. Какую информацию давать людям? И что считать журналистской информацией? Ответ, казалось бы, очевиден. Но для теоретиков это проблема. Она делает актуальным и разговор о природе медийного события. Медийный модуль, как практическое воплощение идеи медийности, обусловлен изменчивыми представлениями о характере миссии профессии журналиста, создающего «памятник моменту», фиксирующего исчезающий день в жизни общества с его важными и неважными событиями. Это совпадает с идеей «невроза исчезновений» (Бод-рийар), с болезненным ощущением преходящей сути вещей. Информация для журналистов - это то, что интересует многих, то, что можно подать (и продать!) как «новость», то есть прежде всего это событие и/или факт из сферы социальной жизни, а потом уже масс-медиа «перерабатывают» все прочее, в том числе и приватные дела частных граждан. Хроника великой повседневности важна для истории, но мелкие новости о мелких делах мелких людей не могут быть хорошим инфо-товаром, так как люди всегда больше хотят знать о значительном и услышать что-то интересное, сенсационное. Это закон не только массовой культуры. Это глобальный закон бытия, подтвержденный историей. Обыденность трудно зафиксировать в документальном тексте. Она исчезает с текстом, а ново-
сти имеют свойство быстро устаревать. И, говоря высокопарно, журналисты выплескивают с водой обыденности ребенка вечности. Исчезновение мгновений текущего дня влияет и на отбор новостей: профессионалы в сфере масс-медиа фиксируют самое-самое броское, «горячее». Но так как это в результате искажает суть журналистики, они много времени тратят на комментарии и мнения, что частично компенсирует социальный невроз. Уже сейчас можно сказать, что осознание данной стороны миссии медийного работника поможет в скором будущем развивать это важнейшее дело в нужном направлении, чего пока, увы, нет.
Медийные события нередко организуются вне связи с реальностью, в результате создания «псевдособытий», как их понимает современная коммуникативистика. С другой стороны, для культуры и памяти человечества важнее мир первичных событий и фактов, при этом анализ именно атомарных фактов и событий, действительно происшедших и адекватно воспринятых, предельно важен для самореализации журналиста: это та практика, которая служит точкой отсчета в профессиональном росте [6, с. 44-47]. Как известно, журналист чаще имеет дело с чужим словом и сознанием, нежели со своим мнением о событиях. А из этой аксиомы вытекает следствие: самобытно-индивидуальные и излишне стилистически маркированные тексты, а тем более тексты, где идеалом является экстравагантный стиль изложения, в газете по определению (в отличие от текстов искусства) не могут преобладать количественно, в этом случае исследователи имеют дело гораздо чаще с функциональными языковыми стилями, с клишированными образцами речевых актов, хотя и авторское начало, конечно же, никогда не выпадает из поля зрения медиакритики.
В ХХ веке кардинально меняется соотношение акцентов в семантических полях «событие - факт» и «мнение - оценка». Этот тезис подразумевает, что в пространстве масс-медиа общаются «субъекты» (личности) с индивидуальными чертами, особым внутренним миром, неповторимостью самовыражения. А предметом общения выступает весь окружающий мир и сама субъективность уча-
стников диалога (полилога). Идея проста, хотя в эту нехитрую схему философ и ком-муникативист Ю. Хабермас внес замысловатую поправку: «Коммуникативная рациональность напоминает старую идею логоса тем, что с ней ассоциируются представления о непринудительно объединяющей, вырабатывающей консенсус силе дискурса (дискурс Хабермасом понимается как межсубъектное рассуждение. - В. Х.), в котором участники преодолевают их поначалу субъективно основанные взгляды в пользу рационального мотивированного согласия» [19, с. 229]. Этот подход к теории коммуникативного действия мыслитель назвал «межсубъектным», подчеркнув неизбежность поисков общей базы для взаимопонимания. Таковой, по его мнению, является «невынужденная, объединяющая, рождающая консенсус сила аргументированной речи», сила рациональная и загадочная одновременно.
Журналистские тексты, эти привычные для нас кванты событийности и социальности, обязаны быть, по теории, правдивы и непредвзяты. В жизни это не всегда так. Но еще важнее, чтобы правда деталей не камуфлировала ложь концепции. Полуправда - вот бич современной журналистики, который опаснее прямой лжи. Об этом теоретики масс-медиа и медиакритики, особенно отечественные, пишут еще мало. Теоретический анализ проблемы «медийная истина - медийная ложь» убеждает в том, что в массовой культуре возобладала «ризоматичность», релятивизиру-ющая ценности. Следствие подобной релятивизации таково: незаметное искажение реальной картины мира в СМИ, порой незаметное в обыденной жизни, приобрело угрожающий масштаб для всей мировой культуры. Поиск и осмысление фактов каждодневной действительности имеет в журналистике и в теории коммуникаций как бесспорные аксиомы, так и неустранимые противоречия, не охватываемые в должной мере современной отечественной теорией журналистики. Ж. Бодрий-ар, говоря о засильи в современной культуре «симулякров», подчеркивал роль «тины мелочей», подменяющих в сознании мало думающего человека сущностные параметры бытия. Мозг человека, конечно, не в состоянии переварить и тысячной доли того, что попадает в
СМИ, а попадает далеко не все. Создается парадоксальная ситуация одновременной нехватки и переизбытка информации. Факты невозможно верифицировать. Это значит, что факт в журналистике даже в идеале перестает быть священной коровой. Его интерпретация может быть столь изощренной, что точность и правдивость деталей не позволят заметить случайного или намеренного искажения сути проблем.
Маленький человек боится больших истин о жизни, о своей малости. Поэтому его обмануть не трудно, он сам «обманываться рад» и заказывает золотые сны, сотканные из псевдофактов о псевдожизни! Декларируемая верность факту в СМИ соседствует с количественным преобладанием фантомов, откровенной пропаганды. И повинна в этом не только власть. Слишком много журналистов работают ради куска хлеба, забыв о миссии. Слишком много в материалах профессионалов, особенно в провинциальных СМИ, приблизительных суждений, да и откровенно неточных данных.
Другой стороной обсуждаемой проблемы можно считать сингулярность журналистских АФ (атомарные факты) и ПС (первичные события). События сингулярны в том смысле, что они единичны, но не только. Иначе и термин не надо было бы изобретать. Речь в обсуждаемых статьях шла и об эмер-джентности, как сиюминутности и скачкообразности ПС. Сингулярность АФ самоочевидна: в одну реку не войдешь дважды. Повторяются мотивы и сюжеты, да и то изоморфно. Медийный мотив интересен для исследователей онтологии дискурсов в СМИ. Вслед за А. Веселовским целесообразно считать мотив мельчайшей схемой, «матрицей» повествования, в нашем случае - журналистского «сюжета», отражающего события и факты текучей действительности. Мотив (не путать с мотивом как причиной) выступает инвариантом многих ПС. Он входит в сюжетную канву текстов и дискурсов, но и выбивается из нее, будучи в этой ситуации рядоположенным явлением. Итак, медийный мотив - это ядро любого сюжета, хотя нередко говорят, что «сюжеты образуют мотив». Сюжетов бесконечное множество, а мотивов, если исходить из принятой интерпретационной тради-
ции, не так уж много. Инварианты медийного дискурса (МД) - это мотивы повторяющихся событий, концентрирующие типологию событийности. Разбился губернатор Лебедь - случайность, событие второго порядка по нашей шкале, данной выше. Разбился губернатор Евдокимов - тоже случайность того же порядка. Но если припомнить убийство губернатора Цветкова в Москве, ряд неприятностей с другими должностными лицами, то можно говорить о мотиве борьбы за власть в современной России, лежащем в основе новостных сюжетов разных лет. Писать без событийного повода журналист не может. В одних случаях повод случайно «находит» коммуникатора, в других реальность диктует метод познания и интерпретации ПС, подталкивая к «теме», но чаще автор сам ищет факты и поводы. Из вышеприведенных рассуждений можно извлечь ряд аксиом.
Аксиома № 1: событийность бесконечна, и никакой медийный факт не равен факту жизненному. Теория массовых коммуникаций предполагает, что журналистика освещает жизнь максимально точно. Идеал журналистики - строгое следование реальным фактам. Такие факты должны быть по определению конденсатом событийности, то есть одномоментными (сингулярными) явлениями, взятыми из объективной жизненной реальности или из сферы человеческой субъективности. Для коммуникативи-ста, анализирующего структуру высказывания, принципиально нет разницы между большим и малым событием, между типичным и исключительным фактом, между реальным событием или представлением о нем, между документом и идеей, мнением. Важнее анализ самого характера и стиля высказывания, так как данная наука изучает вначале принципы медийного общения, а затем жизненные проблемы, стоящие за ними. Медиакритик уже более тяготеет к содержанию высказывания. А журналист и вовсе позволяет себе быть небрежным, если срочность того требует. Но в любом случае мы бессильны воссоздать жизнь в ее полноте, уместить в ограниченном количестве текстов бесконечность информации. Кажущаяся точность жестких сведений о мире разбивается о данную теоретическую посылку.
Аксиома № 2. Никакой медийный факт невозможно отделить от мнения о нем. Отбор фактов в СМИ есть результат чьей-то субъективной деятельности. Это методологическое положение корреспондирует со следующим законом: в СМИ хорошо представлена виртуальность, мир мнений, а потом уже реальность, по поводу которой у коммуникаторов, как правило, мало согласия. Этот закон, думается, объясняет популярность «ри-зоматического» (релятивизирующего) мировосприятия постмодернистов, отстаивающих идею плюрализма как идею отрицания самой возможности социальной конвенции.
Принципы отбора мотивных групп и их группировка зависят от методологии исследователя. В нашей системе координат это:
а) масштаб события с точки зрения мировой истории и его значение для грядущего; б) количество людей, попадающих в орбиту события, и их социальный статус; в) фактор неожиданности, новизны случившегося; г) самоочевидность или документированное доказательство реальности события. В соответствии с названными принципами можно предложить следующую шестиступенчатую схему медийных событий, их лейтмотивных блоков и мо-тивных тенденций, наиболее актуальных в наши дни.
1. В первую очередь, думается, надо назвать суперсенсации: например, полет в космос Ю. Гагарина или первая высадка человека на Луну. Здесь же следует упомянуть большие войны, катастрофы вроде Чернобыля, цунами и т. п. Это не столько хлеб, сколько пряник журналистики. Быть приобщенным к горячим фактам - это мечта любого стоящего журналиста.
2. Второй по значимости событийный блок связан с международными и общегосударственными политико-экономическими реалиями: а) борьба за власть и экономические позиции, приватизация и национализация в мире, дипломатические движения политиков;
б) выборы и партийная борьба в разных странах, карьеры и дела выдающихся политиков;
в) захват и передел собственности, жизнь силовых структур, судебная система, тюрьма и т.п.; г) экономические кризисы и реформы, дефолты, курсы валют, МВФ, ООН; д) региональные и локальные конфликты, религиозные
проявления «конфликта цивилизаций», войны и боестолкновения, мотив взаимоотношений с США и Европой, перевороты, наркоторговля, СПИД, терроризм и т.п.
3. События, порожденные обыденной жизнью, таящей в своей каждодневной рутине такие необходимые для масс мотивы, как производство, бизнес, изобретения, семья, конфликт отцов и детей, пьянство, болезни, медицина, пенсия, образование, ЖКХ, масс-медиа, масскульт, спорт, погода, газ и нефть (не как явления экономики, но как темы кухонных разговоров), культурная жизнь, гастроли, искусство и литература, бытовые детали, сплетни и т. п.
4. Мотивный блок «преступления и наказания»: а) разного рода криминал, особенно воровство, хулиганство, бандитизм, взяточничество, ГИБДД, ОМОН, ФСБ, правительственные чиновники; б) бытовое насилие, пожары, пьянство, скандальные семейные отношения «звезд», их разводы; в) извращенцы, проститутки, гомосексуалисты, маньяки, фальшивомонетчики, убийцы и т. д.; г) мотивы судебного и внесудебного возмездия.
5. Блок «любовь и секс»: а) брачные отношения знаменитостей (леди Диана), измены и новые любовники, похождения крупных чиновников, артистов, шоу-звезд (Ю. Скуратов, А. Пугачева); б) загадки и странности любви, сентиментальные истории о судьбах людей, отдавших ради любви многое, о создании семьи, советы врачей, сообщения о рождении 7-8 детей, рассказы о счастливых парах и т.п.; в) сексуальная жизнь вчера и сегодня, перверсии, нравы после «сексуальной революции», феминизм, женская мода, ранние браки.
6. Блок паранормальных тем: а) мистическая аура обыденности, совпадения и па-рапсихологические состояния; б) инопланетяне и снежные люди; в) редкие находки и клады, загадочные предметы и животные; в) привидения, лунатики, сумасшедшие, астрологи, хироманты; г) вечный двигатель, построение коммунизма, сверхъестественные способности.
Естественно, данная схема мотивов не охватывает многого, ее можно и нужно значительно расширять и качественно совершенствовать. Но типология событийности в ней
налицо, она, на наш взгляд, доказывает, что теория событий и фактов, преподносимых нам журналистикой, необходима. Все эти повторяемые изо дня в день событийные блоки, наполняясь новым содержанием, обрастают мифологической авторитетностью, заменяя обычному потребителю фольклор и сущностное межличностное общение. Выделенная схема событийной основы масс-медиа представляется полезной как отправная точка для выяснения исторических предпочтений аудитории, но ее нельзя считать обязательной для культурных стратегий общества, заинтересованного в более качественном освещении текущих дел.
Рассуждая о философии создания медийных событий и бытовании мотивов-констант в СМИ, целесообразно подчеркнуть определенную цикличность и повторяемость сюжетных схем в истории мировой журналистики. Более того, думается, есть смысл выделить несколько доминантных мотивов в фабульном слое мирового медийного мегадискурса, имея в виду именно повторяемость (рекурентность) событий в СМИ.
К сожалению, в СМИ все чаще тривиальное и преходящее выдается за значимое, а то и вечное. Масс-медиа, как правило, деформируют картину мира в угоду невзыскательной публике, потакая «среднему человеку», - таков вывод коммуникативистов с мировым именем (Ж. Бодрийар, Н. Луман, Ж. Деррида). Весь прошлый век подтверждает аксиому о возрастании роли журналистики в обществе. Но почему эта роль так двусмысленна? Почему этот цех по-прежнему считают одним из самых лживых и растлевающих? Пока на информационном рынке «продается» любая информация, ибо сегодняшние СМИ -это вселенная иллюзий. Это мир знаков, подчас «симулякров», «копий» (или же это «копии копий»), умножаемых до бесконечности. Но не ведет ли все это к самоуничтожению серьезных масс-медиа, ставших заложником «золотого тельца»? Думается, не ведет. Залогом жизнестойкости как СМИ, так и профессии журналиста служит любопытство человека, его жажда знать больше о себе и других, а без качественной журналистики тут не обойтись. Знать о мире как можно больше правды - вот базовая потребность, «основной ин-
стинкт» человека. Половая потребность для многих важнее, но она не отменяет глобального стремления расширить горизонты знания, внести в мир логику не хаоса, а порядка.
Подводя итоги сказанному, сформулируем следующие выводы.
1. Итак, коммуникативистика изучает процессы обмена информацией, в том числе и с помощью масс-медиа. Медийность как общий знаменатель текстов, распространяемых с помощью масс-медиа, можно понимать как их, текстов, универсальное свойство быть событием для коммуникатора и реципиента, так и новостийно-коммуникативную практику освоения текущей жизни с помощью обыденного опыта здравомыслящего человека. Признаком медийности служит не столько оперативность или актуальность, сколько масс-коммуникативная самоочевидность функционирования высказывания в социуме. Тексты, созданные учеными, не всегда являются коммуникативно-направленными мессиджами. Сегодня журналисты не могут не быть ясными и понятными коммуникаторами в поле массовой культуры, они вынуждены играть по ее законам. Не могут не играть, она их кормит. Исключения есть, но они подтверждают правило: журналисты не могут быть «слишком умными».
2. Сегодня человечество переживает эпоху глобальных трансформаций, модифицируя, казалось бы, незыблемые вековые стереотипы не без помощи СМИ. Меняется характер познавательных процедур, все активнее включающих в свою сферу самого познающего субъекта. Это также влияет на эволюцию культуры, на способы межличностного и межгруппового общения, на структуры официальных отношений и т. д. Теоретические аспекты изучения массовых коммуникаций давно стали привычными в исследованиях социологов, политологов, культурологов. На Западе в ХХ в. создавались многочисленные теории, преимущественно в рамках социологии, о способах и результатах воздействия СМИ на массовое сознание. Исследования массовой коммуникации на Западе чаще всего были эмпирическими и прагматическими, но и критико-теоретические подходы не игнорировались. В США интерес к социологической эмпирике подогревался интересом рекла-
модателей к запросам потребителей, а также национальным прагматизмом, то есть жаждой конкретного, как правило, материального, результата, что породило гипертрофированный функционализм в науке и практике. В этой связи Э. Тоффлер и говорил о «цивилизации выбрасывания».
3. Представители традиционной научной мысли, опирающейся на рациональную гносеологию, стремясь избежать мелкотемья, активнее осваивают постмодернистскую философскую проблематику, рассматривают масс-медиа в широком социальном контексте и нередко используют достижения когнитивной лингвистики, лингвокультурологии, риторики. Сегодня работы по теме, рассматриваемой выше, появляются, как грибы после хорошего ливня при теплой погоде. Но целостная система категорий и концептов [9; 10; 16], порожденных взрывным распространением медиапродукта в новейшее время, думается, еще только рождается у нас на глазах. Сделано и написано много всего хорошего. Даны характеристики текстов, жанров, дискурсов. Но как текст взаимодействует с дискурсом? Какие тексты нужны потребителю сегодня? Какова диалектика ожидаемого и неожиданного в СМИ? Почему чтение газет становится уделом элиты, а массы довольствуются беглым просмотром и выборочным чтением популярных материалов: как это объяснить? Какие же линии схождения диктуют необходимость конвергенции двух наук? Почему современные СМИ нельзя изучать без учета достижений коммуникативистики? Какие законы управляют развитием социальной коммуникации в постиндустриальном обществе? Какие из этих законов являются общими для двух рассматриваемых наук? Теории журналистики и коммуникативистики и в России, и на Западе трактуют эти неизбежные вопросы с позиций схожих, но не идентичных. Самым очевидным методологическим схождением можно считать веру в интерактивность (диалогичность) коммуникативных актов.
4. Теоретики коммуникативистики, изучающие публицистические аспекты медийного общения, должны сделать объектом своего анализа не только содержание, но и форму высказывания, причем имеется в виду не стиль в узком его толковании, а анализ публицисти-
ческого дискурса как культурологического феномена, а потом следует уже говорить и о говорящем, и о слушающем, и об авторе, и об аудитории, о социокультурном фоне и всем прочем.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Бакулев, Г. П. Массовая коммуникация: Западные теории и концепции : учеб. пособие / Г. П. Бакулев. - М. : Аспект Пресс, 2005. - 176 с.
2. Большой энциклопедический словарь. -М., 1997.
3. Дьякова, Е. Г. Массовая коммуникация и проблема конструирования реальности: анализ основных теоретических подходов / Е. Г Дьякова, А. Д. Трахтенберг. - Екатеринбург : УО РАН, 1999. - 156 с.
4. Землянова, Л. М. Зарубежная коммуника-тивистика в преддверии информационного общества : толковый словарь терминов и концепций / Л. М. Землянова. - М. : МГУ, 1999. - 304 с.
5. Крейг, Р. Т. Теория коммуникации как область знания / Р. Т. Крейг // Компаративистика III : альм. сравнит. социогуманит. исслед. - СПб. : Со-циол. о-во им. М.М. Ковалевского, 2003. - С. 10-23.
6. Луман, Н. Невероятность коммуникации / Н. Луман // Проблемы теоретической социологии. - Вып. 3. - СПб. : Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2000. - С. 47-52.
7. Маклюэн, М. Галактика Гутенберга: становление человека печатающего / М. Маклюэн. -М. : Акад. проект, 2005. - 239 с.
8. Ольшанский, Д. Психология масс / Д. В. Ольшанский. - М. : Акад. проект, 2003. - 376 с.
9. Основы теории коммуникации : учеб. для вузов по специальности 020300 «Социология» / М. А. Василик; М. С. Вершинин; В. А. Павлов [и др.] ; под ред. М. А. Василика. - М. : Гардарики, 2003. - 463 с.
10. Попова, З. Д. Когнитивная лингвистика / З. Д. Попова, И. А. Стернин. - М. : АСТ, 2007. - 301 с.
11. Соколов, А. В. Общая теория социальной коммуникации / А. В. Соколов. - СПб. : Изд-во Михайлова В.А., 2002. - 341 с.
12. Соколов, А. В. Социальные коммуникации / А. В. Соколов. - М. : ИПО «Профиздат», 2003. - 162 с.
13. Тхагапсоев, Х. Г. К проблеме предметного пространства и научного статуса культурологии / Х. Г. Тхагапсоев // Фундаментальные проблемы культурологии. В 4 т. Т. 1: Теория культуры / отв. ред. Д. Л. Спивак. - СПб. : Алетейя, 2008. - С. 6-12.
14. Хабермас, Ю. Моральное сознание и коммуникативное действие / Ю. Хабермас. - М. : Наука, 2006. - 301 с.
15. Хорольский, В. Западная литература и публицистика ХХ века (культурологический подход) / В. В. Хорольский. - Воронеж : Алмаз, 2009. - 226 с.
16. Шарков, Ф. И. Теория коммуникаций: Базовый курс : учебник / Ф. И. Шарков. - 2-е изд. -М. : РИП-Холдинг, 2006. - 240 с.
17. Berko, R. M. Communicating / R. M. Berko, A. D. Wolvin, D. R. Wolvin.- Boston : BUP, 1992. -346 р.
18. Craig, R. T. Applied communication research in a practical discipline / R. T. Craig // Applied communication in the 21st century. - Mahwah, NJ : Erlbaum, 1995. - 234 р.
19. Habermas, Y. The philosophical discourse of modernity / Y. Habermas. - Cambridge : MIT Press, 1991. - 294 р.
