CC BY
26
известия вгпу. филологические науки
И.А. МАКЕВНИНА (Волгоград)
колымское творчество
вАрЛАмА шАЛАмОВА: структурно-семантический анализ продуктивных языковых антиномий
На материале колымской поэзии и прозы Ша-ламова анализируются структурно-семантические особенности языковых антиномий (антитез и оксюморонов). На основе семантического анализа выявляются системные свойства наиболее продуктивных антитез и оксюморонов, устанавливается продуктивность различных семантических групп антиномий, а также определяются семантическая классификация и функции антитез и оксюморонов.
Ключевые слова: антиномия, оксюморон, антитеза, продуктивные явления, структурно-семантический анализ, художественное мышление, семантическая классификация, стилистическая функция, языковое явление.
Е. Волкова, несомненно, права, утверждая, что «.. .антиномичность художественного мышления характерна для Шаламова, поэтому его трудно интерпретировать, используя какие бы то ни было категоричные суждения» [1, с. 59].
Колымское творчество Варлама Шаламова обнажает перед нами неоднозначную, а подчас и противоречивую душевную исповедь человека, проведшего 20 лет на «краю бытия», где моральные принципы были либо нивелированы, либо уничтожены жесткой колымской системой.
Не удивительно, что колымское творчество пропитано «ледяным» противоречивым напряжением, воссозданным в том числе и комплексом антиномичных языковых явлений: антитез и оксюморонов.
В поэтическом языке Шаламова весьма продуктивна антитеза, призванная подчеркнуть противостояние искусства как высшей гармонии и обыденности, косности жизни. Характерным примером служит противопоставление в стихотворении «Мизантропического склада.», подчеркивающее противостояние творческого дара, искусства как высшей бессмертной гармонии и обыденности
быстротечности жизни. Жизнеутверждающая, казалось бы, незыблемая истина о силе искусства, силе художественного слова, способного противостоять ударам судьбы, несовершенствам бытия тревожно диссонирует с утверждением о косности и несправедливости мироздания, беспомощности слова, перечеркивающего подчас все позитивные устремления творческой личности: Но оказалось - путь по-знанья / И нервы книжного червя / Покрепче бури мирозданья, / Черты грядущего ловя [4, т. 3, с. 445].
В сборнике Н. Гумилева «Колчан» мы встречаем сходную антитезу: «мертвое, косное, статичное - живое, светлое, вечное»: Все прах. / Одно, ликуя,/ Искусство не умрет. / Статуя / Переживет народ [2, т. 2, с. 23]. Однако гумилев не идет по пути противопоставления искусства жизни; ему одинаково чужды отвлеченный, возвышенный, эстетический и грубо утилитарный подходы к творчеству («искусство для искусства» и «искусство для жизни»). Поэт стремится к постижению законов поэзии, к изучению тех «приемов», овладение которыми приблизило бы поэта к созданию произведений, насыщенных мыслью и чувством.
Подчас рефлексия Шаламова преподносит кардинально противоречивую трактовку одной и той же темы. между стихотворными полотнами возникают отношения своеобразного диалога-антитезы. В данном случае речь идет об отношении Шаламова к «слову» как носителю определенных качеств: Слова - плохие семена, / В них силы слишком мало, / Чтобы бесплодная страна / Тотчас же зацветала... ; Это - власть и сила слова / Оброненного тайком / Это слово - свет былого, / Зажигающегося вновь [4, т. 3, с. 306, 297].
Негативная семантическая наполняемость лексемы слово характеризует стихотворное полотно «Слова - плохие семена», где автор лишает эту вербальную субстанцию судьбоносной живительной силы, права на будущее. При этом анализируемое стихотворение вступает в яростное противоборство со стихотворным полотном «Это - власть и сила слова», где перед нами диаметрально противоположная картина - поэт наделяет слово положительной энергетикой, «зажигающейся вновь и вновь». он возводит этот судьбоносный концепт на пьедестал, проецируя жизнеутверждающую положительную семантику.
О Макевнина И.А., 2019
Конкурирующие стихотворные полотна преподносят читателю две ярко выраженные антиномии: слово - могущество, власть / слово -беспомощность, бесплодная субстанция и слово жизнь, расцвет / слово - смерть, увядание. Яростная внутренняя рефлексия, подчас неоднозначное отношение Шаламова к концепту «слово» делают рассматриваемую антиномию одну из самых продуктивных в колымской лирике.
В колымской прозе особой частотностью отличается антитеза, раскрывающая тему жизни и смерти. Причем антитеза неразрывной нитью связана с образом графита. «Служба жизни и смерти» постоянно перетягивает канат как в плане метафизическом, так и в плане эмпирическом: «Картограф, пролагатель новых путей на земле, новых дорог для людей, и могильщик, следящий за правильностью похорон, законов о мертвых, обязаны пользоваться одним и тем же - черным графитным карандашом» [4, т. 2, с. 109].
Противостояние жизни и смерти достигает своей кульминационной точки в новелле «Шерри-Бренди»: «поэт так долго умирал, что перестал понимать, что он умирает» [Там же, т. 1, с. 61]. В этой новелле смерти противостоит поэзия не только как часть бытия, но и как самобытие.
Продуктивная антитеза, призванная подчеркнуть грань добра и зла, интерпретируется в прозаических текстах Шаламова в несколько «размытом» ракурсе. В новелле «Перчатка» автор повествует: «Принцип моего века, моего личного существования, всей жизни моей, вывод из моего личного опыта, правило, усвоенное этим опытом. Помнить зло раньше добра. Помнить все хорошее сто лет, а все плохое двести. Этим и отличаюсь от всех русских гуманистов девятнадцатого и двадцатого века» [Там же, т. 4, с. 306-307].
Сходную семантическую антиномию преподносит новелла «Тишина», где один из досыта накормленных заключенных кончает жизнь самоубийством. Крупица «запоздалого» добра дает силу совершить непростительный по библейским законам поступок. Перед нами за-человеческая диалектика трагизма, состоящая том, что «гибель героев и мучеников она превращает в победу, что конец она превращает в начало чего-то иного, - что в «безвыходности» она предчувствует выход» [1, с. 35].
На размытой частотной антитезе «мертвого» взрослого и «волшебного» детского со-
знания построена новелла «Детские картинки», в которой главный герой, обнаружив в куче мусора рисунки, погружается в ауру детства: «Я перевертывал хрупкую на морозе бумагу, заиндевелые яркие и холодные наивные листы. От прикосновения волшебных кисточек оживал мертвый богатырь сказки, как бы спрыснутый живой водой» [4, т. 1, с. 67].
однако в последующих строках волшебное детское воспоминание уверенно перечеркивается северной монохромностью, однотипностью, убийственными пропорциями-линиями. «В тетрадке было много, очень много заборов. Люди и дома почти на каждом рисунке были огорожены желтыми ровными заборами, обвитыми черными линиями колючей проволоки. Железные нити казенного образца покрывали все заборы в детской тетрадке» [Там же].
На контрасте «теплого детского воспоминания и леденящей мистериальной действительности» построен целый ряд колымских новелл Шаламова: «В треугольных лучах "юпитеров", подсвечивающих ночные забои, снег кружился, как пылинки в солнечном луче у дверей отцовского сарая. Только в детстве все было маленькое, теплое, живое. Здесь все было огромное, холодное и злобное» [Там же, с. 381].
Даже весной, в мае (рассказ «Май»), воспоминание о том, что происходило месяц назад, пронизано холодом и жаждой огня: «... костер затухал, и четверо очередных арестантов сидели по четырем сторонам, окружая костер, согнувшись и протянув руки к угасающему пламени, к уходящему теплу. Каждый голыми руками почти касался рдеющих углей отмороженными, нечувствительными пальцами. Белая мгла наваливалась на плечи, плечи и спину знобило, и тем сильнее было желание прижаться к огню костра, и страшно было разогнуться, взглянуть в сторону, и не было сил встать и уйти на свое место» [Там же, с. 157].
Помимо новелл и стихотворений у Шала-мова есть ряд произведений-миниатюр, возникающих на стыке прозаического и поэтического пластов: в них представлены антитезы, выполняющие, как правило, композиционную и стилистическую функции. Главная особенность этих «прозиметрумов» (В.В. Кожи-нов) - повышенная эмоциональность, которая органично сочетается с субъективностью повествования.
Ярким примером могут служить «островки» прозиметрумов в лирической миниатю-
известия вгпу. филологические науки
ре «Водопад»: «Ты - холоп Никитка, придумавший крылья, придумавший птичьи крылья. Ты - Татлин-Летатлин, доверивший дереву секреты птичьего крыла. Ты - Лилиенталь...» [4, т. 2, с. 268]. В данном случае просматривается размытая пространственная антитеза: земля (дерево) - небо (крыло птицы). Благодаря ан-тиномичному языковому пространству ткань текста лишается своей изначальной линейности и дробится автором на синтагмы, соотносимые со стихотворными строчками не только по размеру, но и несовпадению с чисто грамматическим членением текста.
миниатюра «Стланик» тоже демонстрирует пространственную композиционно-семантическую антиномию: «И вот среди снежной бескрайней белизны, среди полной безнадежности вдруг встает стланик. он стряхивает снег, распрямляется во весь рост, поднимает к небу свою зеленую, обледенелую, чуть рыжеватую хвою. он слышит неуловимый нами зов весны и, веря в нее, встает раньше всех на севере» [Там же, т. 1, с. 140]. В данном случае пластично вырисовывается антитеза, выступающая композиционным и семантическим ядром анализируемой новеллы. Безнадежная горизонталь (бескрайняя тупиковая белизна) противопоставлена живительной зеленой вертикали (стланику, поднимающему к небу свою зеленую, обледенелую, чуть рыжеватую хвою).
Пространственная антиномия, пластично подкрепляясь стихотворным ритмом, изяществом деталей и нюансов, воссоздает особую неоднозначную тональность произведения. А завуалированная семантическая антиномия (безнадежность - надежда на будущее) в совокупности с авторским членением текста, в котором интонационно-синтаксическое целое дробится на небольшие фрагменты с помощью индивидуальной системы знаков препинания (обилие тире, а также двоеточий и скобок), воссоздает уникальный стилистический и ритмический рисунок миниатюры. Следует заметить, что антитеза в данном случае - это и своего рода попытка преодолеть зомбированное «замороженное» сознание и «на краю бытия» сохранить контрастное многоярусное восприятие действительности.
Эстетического эффекта достигает Шала-мов соединением несоединимых элементов. Причем оксюморон как языковое явление становится принципом организации как развернутых фрагментов прозаического и поэтического текстов, так и целых стихотворений, ко-
торые строятся как смена разнотипных оксюморонов.
В некоторых новеллах антитеза преодолевается и трансформируется в оксюморон. В новелле «Житие инженера Кипреева» продуктивные фундаментальные антиномии жизнь -смерть, вступая в жесткую оппозицию, организуют семантическое ядро прозаического текста. «много лет я думал, что смерть есть форма жизни, и, успокоенный зыбкостью суждения, я вырабытывал форму активной защиты на этой земле. Я проверял себя многократно и, чувствуя силу на смерть, оставался жить» [4, т. 2, с. 150].
Обращаясь к колымской лирике, заметим, что ряд оксюморонных сочетаний Шаламова основан на сближении холодного и горячего («на обжигающем снегу», «холодным делается зной полуденного жара», «я молча пил за почтальонов. огнем мороза опаленных» и др.). Аналогичный принцип сближения холодного и горячего мы находим у многих поэтов ХХ в.: ...огнисто-льдистый, / Морозно-жаркий русский рай (В. Кузмин); Холодное кипенье, костер метели (С. Есенин); ледяной костер (М. Цветаева); лайм-лайта холодное пламя (А. Ахматова); горячие снега (О. Мандельштам). Оксюморонное единство воплощают сложные внутренние переживания и порывы лирического героя, подчеркивают относительность грани между рациональным и иррациональным.
Серия продуктивных оксюморонных сочетаний на сближении света и тьмы характерна для многих стихотворных полотен Шаламо-ва: «просветленная темнота», «в белом сумраке ночном», «белая ночь» сближает с А. Блоком (светит мгла), К. Бальмонтом (светлый сумрак, светлая мгла, темная бесцветность, прозрачная мгла земли), Вл. Ивановым (белый сумрак, белосумрачный рассвет, сумеречно-светлый час, ночью света осветил, полночь сияний) и другими поэтами начала ХХ в.
В колымской лирике высокой частотностью отличается монохромный (черно-белый) оксюморон, предопределенный антиномическими свойствами данных цветовых слов. Жизнь Шаламова, представляющая собой нелепую «инверсию» (день как ночь, ночь как день - своего рода безвременье), кристаллизируется в инверсионном цветовом оксюмороне в стихотворении «Я, как мольеровский герой»: Я спал бы ночью, ел бы днем / И жил бы без оглядки, /И в белом сумраке ночном /Не зажигал лампадки [Там же, т. 3, с. 101].
Экспрессивная задача этого оксюморона заключается в активизации чувств и мыслей читателя, который испытывает эмоциональный «стресс» вследствие разрушения традиционных ассоциативных связей. В данном и ряде других стихотворений цветовой контраст противопоставлен семантическому тождеству (белый - черный).
оксюморонно-цветовое решение преподносит также программное стихотворение Ша-ламова «Лиловый мед», проецирующее «пес-симестическую» цветовую вертикаль. Уже первое четверостишие густо окрашено «цветом спелого шиповника» - «цветом тоски»: Упадет моя тоска, / Как шиповник спелый, / С тонкой веточки стиха, / Чуть заледенелой [4, т. 3, с. 144]. Далее цветовой ряд динамично продолжает белый цвет - «цвет жесткого снега», рождая насыщенный красно-белый контраст, вызывающий чувство тихой грусти: На хрустальный, жесткий снег / Брызнут капли сока, / Улыбнется человек, / Путник одинокий [Там же]. Цветовая вертикаль, опускаясь все ниже, моделирует черный цвет, в данном контексте цвет горя и слез: И, мешая грязный пот / С чистотой слезинки, / Осторожно соберет /Крашеные льдинки [Там же].
Посредством ахроматического оксюморона в стихотворении выражена идея духовного пути. Белый ассоциируется с просветлением, восхождением, откровением и прощением. Согласно теории синестезии, это легкий цвет. Черный - цвет тяжелый и сухой - это глубинная стадия сомнения и раскаяния. Из такой духовной последовательности кристаллизируется кардинально необычная цветооппозиция -«лиловый мед».
Итак, детальный текстуально-семантический анализ оксюморонных и антитестических явлений, функционирующих в колымском творчестве Шаламова, позволяет утверждать, что антитезы и оксюмороны объединяются в различные семантические продуктивные группы. Тем не менее антиномии, являющиеся существенной частью поэтического творчества Шаламова, в прозе менее значимы; полноценно предъявлять мир в контрастных противоречивых образах мешает «заторможенное» «пограничное» состояние автора.
В колымском творчестве Шаламова антиномии выполняют важную функциональную и семантическую нагрузку: речь идет об описании неоднозначных, а подчас запредельных явлениях и событиях колымской действительности. Антитеза становится также одной из ха-
рактерных стилистических фигур в творчестве Шаламова, в основе которого лежит извечное мировое противостояние добра и зла, рационального и иррационального, движения и статики.
Список литературы
1. Волкова Е.В. Трагический парадокс Варла-ма Шаламова. М.: Республика, 1998.
2. Гумилев Н. Собрание сочинений: в 3 т. / вступ. ст., сост. примеч. Н. Богомолова. М.: Худож. лит., 1991.
3. Шаламов В.Т. Воспоминания. М.: АСТ: Аст-рель: АСТОЛ, 2003.
4. Шаламов В.Т. Собрание сочинений: в 4 т. / сост., подгот. текста и примеч. И. Сиротинской. М.: Худож. лит, 1998.
* * *
1. Volkova E.V. Tragicheskij paradoks Varlama Shalamova. M.: Respublika, 1998.
2. Gumilev N. Sobranie sochinenij: v 3 t. / vstup. st., sost. primech. N. Bogomolova. M.: Hudozh. lit., 1991.
3. Shalamov V.T. Vospominaniya. M.: AST: Ast-rel': ASTOL, 2003.
4. Shalamov V.T. Sobranie sochinenij: v 4 t. / sost., podgot. teksta i primech. I. Sirotinskoj. M.: Hudozh. lit, 1998.
Kolyma works of Varlam Shalamov: structural and semantic analysis of productive language antinomies
The article presents the analysis of structural and semantic features of language antinomies (antithesis and oxymoron) based on the material of the Kolyma poetry and prose of Varlam Shalamov. There are revealed the systematic characteristics of the most productive antithesis and oxymoron. There is stated the productivity of different semantic groups of antinomies. There are defined the semantic classification and the functions of antithesis and oxymoron.
Key words: antinomy, oxymoron, antithesis, productive phenomena, structural and semantic analysis, literary thinking, semantic classification, stylistic function, language phenomenon.
(Статья поступила в редакцию 15.04.2019)
