CC BY
109
ОБЩЕТЕОРЕТИЧЕСКИЕ И ИСТОРИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ЮРИДИЧЕСКИХ КОЛЛИЗИЙ
Л.Ф. Апт
Апт Людмила Фалъковна — кандидат юридических наук, доцент, заслуженный юрист Российской Федерации, действительный государственный советник Российской Федерации 3-го класса в отставке, ведущий научный сотрудник Российский университет правосудия
Коллизии в правотворческой практике Российской Федерации
Трудно найти в правотворческой практике более значимое понятие чем «коллизия», которое способно повредить и разрушить ее устои. Российская правотворческая практика в основном сложилась к 2000 году, сопровождалась анализом правового материала, который позволил получить базовое представление о принципиальных государственно-правовых явлениях, моментов жизни постсоветского общества.
Во многом юридико-технические инструменты она получила от советской законодательной техники, в которой понятийный аппарат и приемы были ориентированы на четкие системные связи, на формирование нормативных правовых предписаний с отсутствием явных противоречий и взаимодействием всех элементов системы. Немалую роль в формировании правотворческой практики сыграла советская юридическая наука. Недаром термин «коллизия» использовался в то время, как правило, только в отношении норм международного права или при анализе актов зарубежного законодательства.
Осмысление правотворчества современного периода дает возможность увидеть ряд проблем, которые порождают коллизии. Часть из них системного характера относятся к категориальным проблемам, другие — тем или иным образом связаны с ними.
Гармоничность, непротиворечивость, юридическая цельность правотворчества зависят не только от четкого выражения общественных сил, политической позиции закона. Громадное значение имеют, в частности и особенности, правильность группировки нормативных правовых актов и предписаний, научность структуры (системы) законодательства1. Важным моментом следует признать логику развития теории правотворчества в целом и его практическое осуществление, которые наилучшим образом должны обеспечить учет общих принципов построения законодательства и временного фактора.
Создавая новое общество, государственная власть стремится отгородиться от старого, ранее предшествующего. Таким образом, оно создает, формирует новое и пересматривает ранее действовавшие устои и сопутствующие им инструменты. Степень развития теории правотворчества, несмотря на большие перемены и достижения, пока еще во многом оперирует былыми традиционными юридическими категориями — такими как «законодательные акты Российской Федерации», «акты законодательства», «законодательство Российской Федерации», которые в советское время формировались для сугубо практических целей, прежде всего при систематизации для составления сводов и собраний законодательства.
Акты этих категорий во многом рассматривались как информационные источники для широкого круга пользователей. Теоретическая трактовка прежней системы правотворчества касалась юридической природы законов СССР (союзных и автономных республик), указов Президиумов Верховных Советов СССР (союзных и автономных республик), а также решений Правительства СССР (союзных и автономных республик), имеющих нормативный характер. Анализу подлежали вопросы не только юридической природы, но и их места в системе советских нормативных правовых актов, а именно, каково соподчинение законов, указов и решений правительства, каковы юридические последствия коллизий ранее изданных актов с более поздними актами того же органа, актов ниже стоящих органов с актами вышестоящих, общесоюзных с республиканскими. Согласно советским концепциям законодательная власть в Союзе ССР осуществлялась только Верховным Советом СССР, а в союзных и автономных республиках — только Верховными Советами этих республик.
1 Самощенко И.С. Общие предпосылки подготовки и издания сводов законов // Свод законов советского государства (Теоретические проблемы). М.: Юридическая литература, 1981. С. 28.
Вопрос о специфических признаках закона, отличавших его от иных нормативных правовых актов, многократно освещался в советской юридической литературе. Считалось, что закон — это акт:
1. Представительного органа государственной власти, принимаемый в особом порядке;
2. Непосредственно и прямо выражающий волю советского народа;
3. Регулирующий наиболее значительные и важные общественные отношения;
4. Обладающий высшей юридической силой.
С тех пор мало что изменилось в характеристике закона и его основных признаках.
Но этим не исчерпывалась специфика советского закона ибо столь же прямо воля советского народа, как признавалось в юридической литературе, выражалась и в иных законодательных актах Верховного Совета (постановления, заявления и т. п.). Отмечалось, что постановления советов министров также регулировали важные общественные отношения1.
Особенность правового регулирования того времени состояла в том, что многие вопросы, отнесенные к ведению Верховного Совета, могли разрешаться не только Верховными Советами, но и иными управомоченными органами государства. Высшая юридическая сила норм закона состояла не в том, что они устанавливали отправные начала в советском правотворчестве, а в их непрере-каемости2.
Поскольку в советское время законов принималось небольшое число3, а основное регулирование осуществлялось с помощью указов, постановлений Верховного Совета СССР (союзных и автономных республик), его президиума (президиумов союзных и автономных республик), а также постановлений и распоряжений Совета Министров СССР (союзных и автономных республик), то в содержание категорий «законодательные акты» и «акты законодательства» входили акты иных высших органов государства, в том числе и акты Правительства. Именно из перечисленных актов формировались собрания и своды предыдущей эпохи. Такая специфическая трактовка по отношению к правовому материалу при проведении официальной систематизации обосновывалась особенностями советской правотворческой практики, которая осуществлялась не одним законодательным органом, а целым рядом высших органов государства. Состав этих органов был строго определен. В советском государстве законодательными полномочиями обладали Съезд Советов СССР, ЦИК СССР, его Президиум, СНК и Совет труда и обороны СССР. В РСФСР — Всероссийский съезд Советов, ЦИК РСФСР, его Президиум и СНК РСФСР. Отнесение актов перечисленных органов к числу законодательных объяснялось тем, что издавшие их органы в своей деятельности зачастую решали одни и те же вопросы4. Именно этот постулат определял наполнение собраний законодательства актами разной юридической силы, а также определял состав категорий «законодательные акты» и «акты законодательства».
На сегодняшний день использование категорий «законодательные акты» и «акты законодательства» существенно сужены в связи с действием статьи 10 Конституции Российской Федерации о разделении государственной власти на законодательную, исполнительную и судебную. Прежнюю трактовку нельзя использовать однозначно в отношении категории «законодательные акты Российской Федерации», однако современный законодатель употребляет ее довольно часто.
Каково содержание категории «законодательные акты» в современном контексте?
Анализ правотворческой практики дает основание считать, что под нее подпадают все действующие виды законов:
1. Законы Российской Федерации;
2. Законы Российской Федерации, вносящие изменения в Конституцию Российской Федерации;
3. Федеральные конституционные законы;
4. Федеральные законы.
По видимому, под категорию «законодательные акты» подпадают также акты палат Федерального Собрания Российской Федерации по аналогии с тем содержанием, которое вкладывалось в это понятие Конституцией СССР 1977 года и Конституцией РСФСР 1978 года.
Однако ранее все акты, маркированные как законодательные, принимались в одном и том же порядке: на совместном заседании двух палат Верховного Совета СССР и РСФСР. Существующий порядок принятия федеральных законов иной, да и постановления палат Федерального Собрания Российской Федерации по вопросам, отнесенным статьями 102 и 103 Конституции Российской Федерации к их ведению, трудно считать законодательными, так как они относятся к представительским
1 См.: Кузнецов И.Н. Основные виды нормативных актов, подлежащих официальной систематизации общесоюзного и республиканского законодательства «Теоретические вопросы систематизации советского законодательства». М.: Юридическая литература, 1962. С. 87—89.
2 Там же. С. 92.
3 См.: Мазуренко А. Правотворческая политика и правотворчество. Ростов-на-Дону: Северо-Кавказская академия государственной службы, 2004. С. 5.
4 Кузнецов И.Н. Основные виды нормативных актов, подлежащих официальной систематизации общесоюзного и республиканского законодательства «Теоретические вопросы систематизации советского законодательства». М.: Юридическая литература, 1962. С. 97.
функциям палат парламента. К ним можно добавить порученческие постановления, посредством которых осуществляется организационная деятельность палат Федерального Собрания Российской Федерации и, которые силой закона не обладают.
В современной правотворческой практике понятие «законодательные акты» используется при перечислении в тексте и наименовании федеральных законов, когда речь идет об утрате силы или изменении норм различных по своей юридической природе актов, действовавших в советский период: постановления Верховного Совета СССР, РСФСР, автономных республик, их президиумов наряду с предписаниями федеральных законов.
Такое употребление считаем неправомерным, так как понятие «законодательные акты» в Российской Федерации, используемое в них, относится к категории прежней законотворческой деятельности (см. 84, 102, 167 Конституции Российской Федерации — России 1978 года с изменениями и дополнениями). В действующей Конституции Российской Федерации это положение отсутствует. Отсюда следует, что не все категории правотворческой практики советского времени могут использоваться в современном законодательстве. Как ни хороша и обоснована была теория нормотворчества прошлого, она порождает коллизии и требует пересмотра и теоретических новелл.
В связи с изложенным, представляется некорректным и употребление выражений «отдельные законодательные акты» и «некоторые законодательные акты», которые до сих пор встречаются в наименованиях федеральных законов при обозначении нормативных правовых актов, выбранных по определенному признаку:
1. Федеральный закон «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации» (СЗ РФ, 2007, № 41, ст. 4845);
2. Федеральный закон «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в целях совершенствования порядка использования воздушного транспорта» (Собрание законодательства Российской Федерации, 2007 год, № 50, ст. 6245).
Понятие «законодательство Российской Федерации» так же отсутствует в Конституции Российской Федерации, но активно используется действующей практикой, что требует его более четкого определения современной правовой доктриной. Особенно ощущается его присутствие при изложении отсылочных предписаний, в частности, отсылочные предписания Федерального закона от 1 декабря 2007 года № 317-ФЗ «О государственной корпорации по атомной энергии «Росатом».
Анализ положений отечественного правотворчества свидетельствует, что данная категория не имеет единого содержания. Его составляет массив предписаний по предмету деятельности: антимонопольное законодательство, водное законодательство, воздушное законодательство, жилищное законодательство, законодательство в области внутреннего водного транспорта, законодательство в области обеспечения санитарно-эпидемиологического благополучия населения и т. п.
Элементы названных категорий (их состав) различаются между собой. Одно понятие составляют только законы, например, налоговое законодательство, другое, скажем, жилищное законодательство составляют законы и подзаконные акты разных уровней. Поэтому упоминание об отсылках к законодательству Российской Федерации по изложенным причинам считаем неправомерным, что может привести к определенным коллизиям в правоприменении.
Отсутствие единства в понимании термина «законодательные акты» («законодательный акт») порождает коллизии при решении вопроса, на какие структурные единицы, начиная со статьи, разбивается законодательный акт. В практике отечественного правотворчества статьи закона подразделялись и подразделяются, как правило, на части, а далее на пункты, подпункты и т. д. В соответствии с этим требованием подготовлена большая часть действующих законов, в отличие от актов федеральных органов исполнительной власти, в которых выделяют пункты, подпункты и т. д. А каковы структурные единицы других актов, входящих в категорию «законодательные акты»? Анализ законотворческой практики позволяет сделать вывод, что к таковым следует причислять действующие постановления Верховных Советов СССР и РСФСР, а также постановления палат Федерального Собрания Российской Федерации.
Палаты Федерального Собрания Российской Федерации издают постановления, в которых по принятым правилам при оформлении постановлений Верховных Советов и их президиумов, структурные единицы именуются пунктами. Но на наш взгляд, принцип разделения властей, закрепленный в Конституции Российской Федерации, существенно изменил юридическую природу постановлений законодательного органа. Вопросы, решаемые Государственной Думой и Советом Федерации в принимаемых ими актах, носят в основном законодательный характер, например, постановление об амнистии или о введении чрезвычайного положения (статьи 102 и 103 Конституции Российской Федерации). Принадлежность актов палат к законодательным косвенно подтверждается тем, что тексты их регламентов разделены на статьи, а те в свою очередь на части. И только постановления палат, содержащие сугубо организационные вопросы, например, об обращениях в Правительство Российской Федерации по каким-то вопросам, об изменениях составов комитетов и комиссий, о внесении Советом Федерации проектов в Государственную Думу, носят подзаконный характер и должны оформ-
ляться по традиционным правилам — как пункты и подпункты. В то же время регламенты принимаются постановлениями палат, в которых, как указывалось выше, структурными единицами являются пункты. Юридическая сила актов, издаваемых Советом Федерации и Государственной Думой, являются ли они законодательными или подзаконными, остается неизменной и не зависит от содержания. В этом и заключается коллизия действующей правотворческой практики, сводится она к тому, что акты, причисляемые к законодательным, по своей юридической силе равны подзаконным.
Указанная коллизия порождает несоответствие1 в символах, которые используются в правотворческой практике. Заглавной буквой всегда обозначался закон Российской Федерации, федеральный закон, постановления по вопросам, закрепленным в Конституции Российской Федерации, например, регламентам, в то время как при написании остальных постановлений палат Федерального Собрания Российской Федерации используется строчная буква.
Традиционно акты, принятые в форме постановления любого органа (скажем, Верховного Суда Российской Федерации) печатались и печатаются со строчной буквы.
В отечественной правотворческой практике изрядное количество коллизий и несоответствий можно усмотреть по отношению к дефинициям понятий, помещенных в конкретных нормативных правовых актах. И это несмотря на то, что сформированы они на основе конституционных принципов и предписаний федеральных конституционных законов, однако не в полной мере обеспечены качественным понятийным аппаратом. Не приводя конкретных примеров, чтобы не утяжелять текст статьи, хотелось отметить, что около шести тысяч актов, принятых Федеральным арбитражным судом Северо-Западного федерального округа за 10 лет, начиная с 2000 года, содержат упоминание о понятии в качестве предмета разбирательства, толкования, причины юридической коллизии или элемента доказательной базы2.
Для улучшения ситуации, связанной с качеством понятийного аппарата, предлагается принятие федерального закона о нормативных правовых актах. Вопрос не простой, спорный, так как связан с определенными ограничениями в правотворческой деятельности. Тем не менее, Методические рекомендации по юридическому оформлению законопроектов, на наш взгляд, уже сейчас требуют определенных дополнений, прежде всего, положений, касающихся использования доктринальных категорий, дефиниций понятий, используемых в федеральных законах.
На сегодняшний день в системе федерального законодательства (федеральных конституционных и федеральных законах, постановлениях палат Федерального Собрания Российской Федерации, указах Президента Российской Федерации, постановлениях и распоряжениях Правительства Российской Федерации), насчитываются тысячи различного рода определений, характеристик, разъяснений понятий. Среди огромного числа дефиниций встречаются несоответствующие друг другу определения и даже противоречивые. Правила употребления этого теперь уже типового элемента федерального закона до сих пор не выработаны на официальном уровне. В юридической литературе есть пример создания таких правил, они были составлены и опубликованы по результатам проведения международного «круглого стола», посвященного проблемам дефиниций в праве3.
Методические рекомендации по использованию дефиниций в нормативных правовых актах базируются на принципах, лежащих в основе конституционных положений о законодательном процессе, о структуре, полномочиях, функциональных особенностях органов государственной власти, о нормативных правовых актах, о праве на информацию, на установлениях Федерального закона от 1 июня 2005 года № 53-ФЗ «О государственном языке Российской Федерации» и подготовлены с учетом предписаний постановления Правительства Российской Федерации от 23 ноября 2006 года № 714 «О порядке утверждения норм современного русского литературного языка при его использовании в качестве государственного языка Российской Федерации, правил русской орфографии и пунктуации».
Методические рекомендации разработаны в соответствии с устоявшимися положениями отечественной правовой доктрины с использованием результатов аналитических разработок на основе практики составления словарей понятий и дефиниций российского законодательства. Они предназначаются для практического применения при проведении всех видов правотворческих работ, а также при осуществлении деятельности по совершенствованию законодательства Российской Федерации в ее субъектах, могут быть использованы при подготовке проектов актов местного самоуправления.
Цель Методических рекомендаций состоит в содействии формированию устойчивой системы понятийного аппарата правотворчества, обеспечению правой определенности в правоприменитель-
1 Несоответствие в законотворческой практике, как правило, признается в качестве «низшей степени» коллизии и отражается в заключениях, отзывах правовой экспертизы по анализу актов.
2 См.: Собрание дефиниций законодательства субъектов Российской Федерации, находящихся в пределах Северо-Западного федерального округа / под ред. С.М. Миронова. М.: Изд. Совета Федерации, 2010. С. 3.
3 См.: Законодательная дефиниция: логико-гносеологические, политико-юридические, морально-психологические и практические проблемы / под ред. В.М. Баранова, П.С. Пацуркивского, Г.О. Матюшкина. Н. Новгород, 2007. С. 1429—1435.
ной практике посредством единообразного толкования понятий и категорий отечественной правотворческой практики.
На основе такого материала можно, на наш взгляд, составить рекомендации по использованию определений понятий в федеральных законах и внести их отдельной главой в Методические рекомендации по юридико-техническому оформлению законопроектов, дабы во многом избежать ненужных коллизий.
Предметом коллизий в правотворческой практике можно считать и отсутствие сведений о российских источниках официального опубликования международных договоров государства в текстах актов по их ратификации.
Это обстоятельство касается не только законов, но и иных актов федерального законодательства. Практика таких случаев достаточно велика. Ее составляют международные договоры, ратифицированные Российской Федерацией, в которые вносятся поправки, подлежащие ратификации, и международные договоры, заключенные СССР1.
Международные акты, ратифицированные СССР, по действовавшим в то время нормам не подлежали официальному опубликованию в обязательном порядке. Опубликование действующих договоров, соглашений и конвенций, заключенных СССР с иностранными государствами, в сборниках следует признать как официозное, не подменяющее в настоящее время официальное. Действие этих актов в наши дни дает основание к постановке вопроса не только о наличии коллизии, но и пробела в правотворческой практике Российской Федерации в части официального опубликования. Помещение текстов указанных международных актов в общедоступных справочных правовых системах не придает им официального характера. Согласно конституционному положению о вхождении международных договоров Российской Федерации в ее правовую систему (часть 4 статьи 15 Конституции Российской Федерации) сведения об источнике официального опубликования международного акта необходимо помещать в тексте федерального закона о ратификации. Однако до сих пор вопрос об обязательном приведении данных, касающихся источников официального опубликования уставов, конвенций, договоров, соглашений и т. п. при ратификации протоколов, вносящих поправки в тексты международных актов, не решен. Тем самым правотворческая практика отчасти вступает в противоречие с принципиальными положениями правотворческой национальной правовой системы, призванными обеспечить соблюдение и защиту прав человека и гражданина в Российской Федерации, закрепленных в частях 3 и 4 статьи 15 и части 4 статьи 29 Конституции Российской Федерации.
Так, в Федеральном законе «О ратификации Европейской конвенции о передаче судопроизводства по уголовным делам от 15 мая 1972 года» (Собрание законодательства Российской Федерации, 2007, № 45, ст. 5414) не указаны источники официального опубликования важнейших международных актов:
— Европейской конвенции о пресечении терроризма (1977 г.), Конвенции о борьбе с незаконными актами, направленными против безопасности морского судоходства (1988 г.),
— Протокола о борьбе с незаконными актами, направленными против безопасности стационарных платформ, расположенных на континентальном шельфе (1988 г.),
— Конвенции о безопасности персонала Организации Объединенных Наций и связанного с ней персонала (1994 г.),
— Международной конвенции о борьбе с бомбовым терроризмом (1997 г.),
— Международной конвенции о борьбе с финансированием терроризма (1990 г.),
— Конвенции Организации Объединенных Наций против транснациональной организованной преступности (2000 г.),
— Протокола против незаконного ввоза мигрантов по суше, морю и воздуху, дополняющего Конвенцию Организации Объединенных Наций против транснациональной организованной преступности (2000 г.),
— Протокола о предупреждении и пресечении торговли людьми, особенно женщинами и детьми, и наказании за нее, дополняющего Конвенцию Организации Объединенных наций против транснациональной организованной преступности (2000 г.).
Изложенные доводы по коллизиям, имеющим место в правотворческой практике в связи с отсутствием источников официального опубликования по ранее принятым международным актам, были с пониманием восприняты учеными-юристами, участвовавшими в конференции по проблемам, касающимся ошибок в правотворческой практике, проходящей в мае 2008 года в г. Нижний Новгород2.
Однако правотворческая практика имеет коллизионные проблемы не только в отношении дефинитивных предписаний, но и в составе регулирующих, которые содержат известные противоречия. Они обнаруживают себя в вопросе о нормативном характере распоряжений Правительства Россий-
1 Имеются в виду те из них, которые публиковались в «Ведомостях».
2 Свинарев В., Апт Л. Юридико-техническое оформление федеральных законов: вопросы теории и практики // Президентский контроль. Информационный Бюллетень. 2009. № 1. С. 20.
ской Федерации и опровергают распространенное в советской юридической литературе и нашедшее место в Федеральном конституционном законе от 17 декабря 1997 года № 2-ФКЗ «О Правительстве Российской Федерации» мнение о том, что распоряжения правительства (советов министров) не носят нормативного характера.
В прежние времена возникновение этого мифа во многом определялось отсутствием опубликования официальных текстов в условиях административно-командной системы. В распоряжениях, как правило, регламентировались важнейшие вопросы, связанные с экономикой, созданием новых промышленных предприятий, научных институтов, центров и т. п. Отсутствие в распоряжениях одного из основных признаков нормативности правового акта — неконкретности адресата (субъект был персонифицирован) давало к этому утверждению определенные основания. В то же время в них присутствовали в разных вариантах другие признаки нормативности: возможность неоднократного применения и действия предписания независимо от исполнения1. К ним, как представляется из многолетней практики учета законодательства, можно добавить еще один — возможность дальнейшей конкретизации предписания, то есть на основе данного положения могут приниматься нормативные установления в актах равной или низшей юридической силы. Нормативность значительной части распоряжений Совета Министров СССР и союзных республик признавалась виднейшими представителями науки в советское время2.
В защиту того, что предписания распоряжений носили нормативный характер, можно подтвердить тем, что значительная часть их текстов все-таки публиковалась в собраниях действующего законодательства (СССР и РСФСР), имеющих гриф «Для служебного пользования». Вряд ли ненормативные акты могли быть причислены к действующему законодательству.
Сам законодатель той поры неоднозначно трактовал и регламентировал этот вопрос. Так, в Конституции СССР 1977 года (статья 133) и РСФСР 1978 года (статья 127) постановления и распоряжения упоминаются как акты одинаковой юридической силы и нет их разграничения по нормативности содержания. В политико-правовом комментарии Конституции СССР 1977 года говорится, что она, как и ранее действовавшая, не определяет различий между постановлениями и распоряжениями Совета Министров СССР3. Ошибочность конкретизации данного предписания обозначалась, на наш взгляд, в статье 31 Закона «О совете Министров СССР», предусматривавшей, что решения, носящие нормативный характер или имеющие важное народнохозяйственное значение, издаются в форме постановлений, а решения по оперативным и текущим вопросам — в форме распоряжений.
Заметим, что в отношении распоряжений речь идет не об отрицании нормативности как таковой, а перечисляются вопросы, регулирование которых оформляется распоряжениями. Разница в оформлении заключается еще и в том, что постановления подписывались Председателем и управляющим делами Совета Министров СССР (РСФСР), а распоряжения — только Председателем Совета Министров (или его первым заместителем). Тем самым как бы обозначалась оперативность действий в отношении текущих вопросов. К этим чертам следует добавить отсутствие заголовков в распоряжениях как актов оперативной деятельности Правительства.
Подобного разграничения в отношении подписи должностного лица нет в действующем федеральном конституционном законе: постановления и распоряжения подписываются одним лицом (часть 5 статьи 23), тем самым как бы признавая равенство обеих форм актов по их юридической природе, куда как элемент входит нормативность.
На тех же позициях стоит Конституция Российской Федерации 1993 года: в статье 115 однозначно толкуется равенство нормативного содержания постановления и распоряжения. Следует признать : современное российской законодательство, как и вся правовая система до сих пор продолжает переживать сложный процесс реформирования, в основе которого должно лежать всестороннее углубление познания правовой действительности4. В пользу этой позиции можно привести следующий субсидиарный аргумент: помещение в распоряжениях Правительства Российской Федерации дефинитивных предписаний, тем самым подтверждается тезис об их нормативном характере.
Казалось бы чисто теоретические размышления по данному вопросу не имели в прошлой системе правовых последствий. В настоящее время игнорирование нормативного характера распоряжений предполагает возникновение многих коллизий в правотворческой практике.
Среди них — регламентация в международно-правовых отношениях. Так, подписание седьмого дополнительного протокола к Уставу Всемирного почтового союза (как и многих других подобных до-
1 См.: Мицкевич А.В. Акты высших органов советского государства. М., 1967. С. 43—52.
2 См.: Кузнецов И.Н. Основные виды нормативных актов, подлежащих официальной систематизации общесоюзного и республиканского законодательства // Теоретические вопросы систематизации советского законодательства / под ред. С.Н. Братуся и И.С. Самощенко. М.: «Юридическая литература», 1962. С. 137—140.
3 См.: Конституция СССР. Политико-правовой комментарий. Политическая литература. М., 1982. С. 337.
4 См.: Баранов В.М. Законодательная дефиниция как общеправовой феномен // Законодательная дефиниция: логико-гносеологические, политико-юридические, морально-психологические и практические проблемы / под ред. В.М. Баранова, П.С. Пацуркивского, Г.О. Матюшкина. Н. Новгород, 2007. С. 31.
кументов) осуществлялось в соответствии с распоряжением Правительства Российской Федерации от 15 сентября 2004 года № 1212-р. В противном случае следовало бы признать, что в соответствии с ненормативным актом принимаются международно- правовые нормы, которые затем входят в правовую систему Российской Федерации. Список коллизий можно продолжить: так официальному опубликованию в Собрании законодательства Российской Федерации подлежат наряду с нормативными и ненормативные акты. Еще более нелепым можно считать, что в систему законодательства Российской Федерации входят и ненормативные акты.
Логическим выводом представленных суждений может быть законодательная инициатива по исключению положения о ненормативном характере распоряжений Правительства Российской Федерации из части 2 статьи 23 Федерального конституционного закона «О Правительстве Российской Федерации».
Наличие юридических коллизий в правотворческой практике, означающих расхождение между отдельными ее элементами: категориями, конкретными понятиями, предписаниями одного нормативного акта или противоречия между предписаниями разных актов, различие в обозначении юридических символов, принадлежащих одной законодательной системе, существовали, существуют и будут существовать всегда. Это вечные ее спутники, и необходимо сформировать необходимый набор инструментов по их эффективному преодолению, который в каждой конкретной эпохе имеет свою специфику.
