CC BY
49КОГНИТИВНЫЕ АСПЕКТЫ КОНЦЕПТОВ В ПОЭЗИИ МАГЖАНА ЖУМАБАЕВА
© Жумадилова М.Н.*
Евразийский Национальный университет им. Л.Н. Гумилева, Республика Казахстан, г. Астана
В статье рассматривается творчество поэта характеризующееся имманентными его строю сущностными особенностями. Смысл первой из них заключается в том, что поэзия Магжана является в казахской литературе непревзойденным образцом западно-восточного художественного синтеза. Она нерушимо целостна именно той несравненной поэтической целостностью, что возникает в результате обогащения образного слова не только родною традицией, но и «чужой», привнесенной извне, в результате творческого освоения лучших достижений и открытий художественной мысли Востока и Запада. В поэзии Магжана автор статьи наблюдает органичное сплетение идиоэтнического и межнационального, традиционного и модернистского, суфийского и символистского, идейно-художественных исканий как западной, так и восточной философии и поэзии. В статье также особо отмечается национальный дух, национальный менталитет стихов поэта. Другой особенностью поэзии Магжана является ее принадлежность к дионисийскому типу творчества. Как известно, издавна в процессе литературного развития сложилась тенденция, различающая два типа творческих интенций - аполлонийский и дионисийский. Аполлонийский тип представляют поэты, поющие о земных радостях, о солнце, любви.
Знаменательным событием в мире казахской культуры стало издание книги «Пророк» (Алматы, 2000), где собраны лучшие переводы стихотворений Магжана на русском языке. Конечно, не все стихи получили адекватное иноязычное воплощение, но большинство все же дает верное представление о специфике его поэтического творчества.
Мы расцениваем книгу как большую удачу в деле переводческой адек-вации и тем не менее надеемся, что в будущем появятся новые, более совершенные варианты переводов. В своем же исследовании мы воспользуемся этой книгой, за исключением тех случаев, когда потребуется более точное воспроизведение образно-смысловой картины тех или иных стихотворений.
К имени М. Жумабаева в Казахстане трепетное отношение. «Магжан Жу-мабаев имеет для казахского народа такое же значение, какое для англичан Шекспир, для русских - Пушкин», - писал советский ученый-археолог, востоковед, историк, литературовед, искусствовед Алькей Маргулан. Писатель, поэт, публицист, он был одним из основателей новой казахской литерату-
* Доцент кафедры Практического казахского языка, кандидат филологических наук.
134
ЯЗЫК И КУЛЬТУРА
ры [1, с. 98-106]. Его стихам, поэмам, рассказам присущ обостренный трагизм, выражающий чувство ответственности перед народом и вытекающее из него обращение к истокам и переломным моментам истории.
Творчество поэта многогранно, проникновенно и характеризуется имманентными его строю сущностными особенностями. Смысл первой из них заключается в том, что поэзия Магжана является в казахской литературе непревзойденным образцом западно-восточного художественного синтеза. Она нерушимо именно той несравненной поэтической целостностью, что возникает в результате обогащения образного слова не только родною традицией, но и «чужой», привнесенной извне, в результате творческого освоения лучших достижений и открытий художественной мысли Востока и Запада [2, с. 212-222].
Обширен и высокоинтеллектуален и круг общения Магжана. Он знакомится с русскими поэтами В. Брюсовым, Сергеем Есениным, Всеволодом Рождественским. Особенно близко сходится с Осипом Мандельштамом, Михаилом Светловым, который в это время также учится в Брюсовском институте. О трепетной дружбе Магжана с Осипом Мандельштамом и Михаилом Светловым сохранились свидетельства известного крупного общественного деятеля и поэта К. Жармагамбетова, тесно общавшегося в свое время с М. Светловым. Так, по воспоминаниям К. Жармагамбетова, Михаил Светлов рассказывал следующее: «- Я знал вашего большого поэта Магжана Жумабаева. Его хвалил Брюсов, перед ним расступались самые именитые и строптивые литераторы Москвы. Осип Эмильевич тоже говорил, что «у этого степного поэта пегас всегда оседлан. Смотри, это не человек, а кентавр. Под ним гарцует аргамак поэзии!», - вдохновенно восклицал Мандельштам, когда Магжан появлялся среди московских литераторов. Мандельштам называл его «Маг», а я «Жан». Жан всегда помогал нам финансово, расходы в трактирах и кафе казахский поэт всегда брал на себя [5, с. 199-200]. Творческая элита Москвы по достоинству оценивает Магжана, отдавая должное его незаурядной личности, таланту, мастерству. И о том также свидетельствуют слова В.Я. Брюсова. Назвав его «киргизским Пушкиным» [3, с. 15-34].
О поэзии Магжана, «казахского Пушкина», как называл его и Т. Шевченко. Поэт от бога, крупный ученый своего времени, выразитель дум и чаяний всех слоев казахского общества, автор книги «Педагогика», которую называли казахским Евангелием. Таков Магжан Жумабаев. По значению «Педагогику» можно сравнить лишь с «Гаклией», духовным завещанием Абая. В дальнем зарубежье поэт хорошо известен в Турции [4, с. 67-84].
Целью статьи является репрезентация концептов поэтического текста Магжана Жумабаева. Если данный аспект рассматривать как личностное познание и восприятие мира, то концепты «Любовь», «Солнце», «Огонь» обладая эмоциональными, культурными и художественными определениями вербализируется в творчестве поэта всеми особенностями присущими
Русская и зарубежная литература
135
идейно-эстетическому миру самого автора. В творчестве поэта слова «лю-бовь-махаббат» (название), любить - сую (етюпк) играют важную роль в определении когнитивно-пропозиционной структуры концепта «любовь». Нужно брать во внимание то, что эти слова в казахском языке разные по звучанию. В поэтике автора лексема махаббат -любовь употребляется редко. Всего - 11 раз, но означающии пропозицию концепта «любовь» корень глагола любить - сую с использованием различных производных суффиксов и окончании в текстах стихов встречается примерно 200 раз [5, с. 15-21].
Жумабаев - мастер интимной лирики. Он боготворит дар любви как неземное счастье и радость. Он живописует саму страсть, ее яркую вспышку и бурное течение. Такие его стихотворения, как "Мое желание":
Слышишь, судьба не хочу подаяний,
Полною мерой отмерь мне страданий,
В огненном вихре сжигая дотла.
Пусть этот вихрь мое тело корежит.
"И меня ты, смерть, убаюкай" (пер. Л. Степановой) поэт говорит о своем умершем сыне:
Ангел чистый, младенец милый,
Нежноликий и светлокрылый,
Как родник, его смех звенел
"Люблю":
Словно пепел,
Выцветшие волосы,
Девяносто пяти лет,
А глаза - могильный мрак,
Горбясь, перебирает четки,
В землю уставившись взглядом, Завидев меня, тяжко вздыхает, -Есть у меня старая мать.
Сам не знаю почему,
Эту мать я люблю!
Нет в глазах света небес,
Нет в устах райских песен,
Объятия - без пламени, без яда,
Не извивается, как змея,
Слов нет таких, как слова Корана, -Все, что знает, - казан и очаг -Есть у меня диковатая жена.
Сам не знаю почему,
Эту жену я люблю!,
136
ЯЗЫК И КУЛЬТУРА
А также стихи"Эй, Сарсембай"
Эй, Сарсембай, коня поторопи!
Без этой вот предзаревой степи С мое пожить попробуй!
Чу! Чу! Ну, что ж ты, подстегни коня!..
Я в городе не прожил бы и дня,
Когда бы не учеба.
Ты на него, оборотясь, взгляни:
Горе подобен, чудищу сродни,
Лежит он в шуме, гаме.
Ночь и туман колышутся над ним,
Дыхание его - огонь и дым,
В глазах не меркнет пламя.
Громкоголосый, что ни слово - яд,
А воздух?! Как вдыхал я этот смрад?
Не задохнулся - выжил!
Да не смотри ты! Что смотреть туда?
Когда ж аул покажется, когда?!
Эй, Сарсембай, гони же!
составили сокровищницу казахской поэзии. Отдавая дань символизму, Маг-жан, подобно другим представителям этого направления, сделал много полезного для развития литературы. «Свеча в ураганной ночи»:
Так темна ураганная ночь в золотой степи,
Только смерть заключает в себе молодой простор.
Огонек над свечой она мнет, но не ей слепить Этот миг, что со светом на месте пропал с тех пор.
Бесподобен шедевр - «Исповедь» с рефреном «С рождения плыву я против волн» и страстным диалогом поэта со своим бунтующим сердцем. Сравнивая себя то с солнцем, то с огнем, то с ветром, то с пустыней, то с любовью, он остается преданным единственному - своей поэтической сущности... Великолепно «Слово хромого Тимура»:
- Скажи, каков же наш мир?
- Величиной он с ладонь!
Разным богам не дано Зажигать здесь общий огонь.
Небеса для Тенгри зажгу,
И пусть правит царством своим!
Бог земли - это я, Тимур,
Я отчетливо вижу грозного вождя - как он спорит с Богом. Земли людей, своей земли он не отдаст никому, даже Богу. Спорить с Богом (!) - это и сегодня-то не принято, а тогда.
Русская и зарубежная литература
137
Удивительно стихотворение «Пророк», протестное, антисталинское, антибольшевистское, написанное с позиции ценности личности - до такой высоты и ясности гражданского протеста не поднялся ни один поэт во всей русской литературе...
А какое сильное стихотворение «Я от солнца рожден» - как будто ожил пушкинский узник, герои Байрона и Лермонтова заговорили со мной новым языком. Язык сочный, солнечно-полынный, пахнет ветром и бешеной скачкой. Жить бы поэту в эпоху «бури и натиска»...
Читая Магжана, я слышу лермонтовского героя: «Весь мир против меня. Как я велик!», вижу былинного богатыря восточных эпосов, вобравшего в себя весь мир, защитившего его собою и ... распахнувшего свою легкоранимую душу - люди, я всего лишь один из вас. Все в поэте свежо, бесстрашно, самобытно. А как размашист, как щедр он в художественных средствах.
И Магжан, - это трудно сегодня представить, - своим порывом к свободе бросил вызов атмосфере террора и рабства. В основании каждой его рифмы достоинство личности:
Я грозный лев, кто сдержит мой напор?
Я тигр, который устрашает взор.
Я в небе туча, на земле - буран,
Бушующий с равнин до самых гор.
Я в небе солнце, чьи лучи щедры,
Сын космоса, я ваш лишь до поры.
Я океан без берегов и дна,
Я весь приволье, нега и порыв.
Весь пламя я, ожгу, поберегись,
Я тот скакун быть ровней с коим - риск!
Пусть небо рухнет, иль земля - во прах,
Я усмехнусь лишь, одобряя жизнь.
Магжан корнями своими уходит в толщу национальной культуры. В стихотворении «Я от солнца рожден» он воспринимает себя как поклонника бога огня, находя в этом анализе высокую эстетику:
Я от Солнца рожден,
Я пылаю как Он,
Предан Солнцу душой.
Узких глаз моих взор Искрометен и скор,
Я любуюсь собой.
На Земле, одинок,
Лишь огонь только Бог.
138
ЯЗЫК И КУЛЬТУРА
Его имя - Огонь.
Так зовут и меня,
Я - поклонник Огня.
Мы - прямая родня.
Пламенею и я -Огнебога дитя.
В стихотворении «Исповедь» Магжан уже другой. Он противостоит всем смыслам мира, в том числе и огню:
Как буйный ветер бился я с огнем,
Пред ним в боязни я не замирал.
«Огнем ты стань!», так я уже горю,
Могу обжечь дыханием зарю.
Зола иль роза - мне ли их делить,
Я им как равным жар свой подарю.
Магжан не склоняется и перед смыслом солнца.
«Ты Солнцем стань!», как Солнце я смеюсь,
Я выше Солнца по накалу чувств.
Нет, Магжан не огнепоклонник и не солнцепоклонник. Он личность, которая сама стала огнем и солнцем. Это рыцарь, способный «обжечь дыханием зарю». И вместе с тем он очень одинокий человек. Любовная лирика поэта также многообъемна и сложна. и ирония, светлое, солнечное и проникновенно скорбное в ее контексте пульсируют в унисон, составляя стройную гармонию поэтической картины стиха [5, с. 7-13].
И в силу этого не позволяет относиться к себе бездумно, легковесно, без должной внутренней отдачи. Среди большого числа проблем в его творчестве мы выделили и рассмотрели всего лишь небольшую часть и прежде всего его символистскую поэтику.
Список литературы:
1. Елеукенов Ш.Р. Кдзак эдебиеп тэуелаздж кезещнде (1991-2001). -Алматы: Алатау баспа-полиграфияльщ корпорациясы, 2006. - 349 б.
2. Елеукенов Ш.Р. Казахская литература: новое прочтение. - Алматы: Алатау, 2007. - 412 с.
3. Жетписбаева Б.А. Образные миры Магжана Жумабаева. - изд. 2-е, доп. - Алматы: Нур-пресс, 2008. - 156 с.
4. Ананьева С.В. Международное сотрудничество института литературы и искусства имени М.О. Ауэзова. - Алматы, 2006. - 186 с.
Русская и зарубежная литература
139
5. ЭОЖ 8П.512Л22’373 Крлжазба кукыгында. ЕРМЕКОВА ЖАНАР-ГYЛ БАЗАРБАЙКЫЗЫ. Жумабаев Магжанньщ тiлдiк тулгасы.
6. Алексей Давыдов. Когда я читаю Магжана... Стихи выдающегося поэта в пересказе выдающегося переводчика.
F. SCOTT FITZGERALD AND ERNEST MILLER HEMINGWAY’S PHILOSOPHIC VISION OF AMERICA
© Fahimeh Keshmiri, Parvin Sanjari, Fatemeh Yavari
English Department, Farhangian university, Isfahan, Iran
Twentieth century has been at the clemency of various events which have been illustrated by intellectuals in different fields. F. Scott Fitzgerald and Ernest Miller Hemingway, American illustrious novelists have dealt with the philosophic visions of modernity. In fact their translation of existentialisms to American interests, and the effects of American system on society, reverberates throughout these authors cultural criticism and their literary works. Throughout his early short stories and novels, Fitzgerald addresses and captures the existential center of his times. Noticeably, Hemingway’s vision of modernity is commonly attributed to the formation of his own philosophies of life, death, and art in what has come to be known as Hemingway’s characteristic philosophy, Hemingway’s Code, and Hemingway’s Code Heroes.
In this article, among the many characteristics revealing their vision of America, the major themes of their foremost short stories and novels have been analyzed with regard to some Critic’s viewpoints regarding these two, literary masters. Critics see Fitzgerald both as a chronicler, and more importantly as a thoughtful and insightful social critic who is working out the “dilemmas of philosophy” in his art. Indeed, what American critics often consider a fatalistic philosophy, a death-haunted, morbid fascination with the darker side of life, existentialist critics see as a prophetic optimism and an absurdist vision that places Hemingway in the ranks of a “guide “prophet of those who are without faith”.
Key words: Scott Fitzgerald, Ernest Hemingway, Existentialism, America, Twenty century.
Introduction
A vision of the unique psychological experience of “Being” American that grows from the American existential foundations, lay by Fitzgerald and Hemingway in the first half of the 20th century (Foster, 1968, 220). Actually, their philosophic ideas of modernity, their translation of existentialisms to American interests and concerns, and their existential concerns with the results of an increasingly oppressive American system on the individual and the culture at great, reverberate through some author's cultural criticism and their literary works.
