CC BY
216Я • 7universum.com
Ж UNIVERSUM:
/уу\ ФИЛОЛОГИЯ И ИСКУССТВОВЕДЕНИЕ
КОГНИТИВНАЯ ИКОНИЧНОСТЬ И ДИНАМИЧЕСКАЯ СЕМАНТИКА ОНИМА
Белицкая Евгения Николаевна
канд. филол. наук, доцент Горловского института иностранных языков Государственного высшего учебного заведения «Донбасский государственный
педагогический университет », Украина, г. Горловка
E-mail: belitskay@yahoo.com
COGNITIVE ICONICITY AND THE DYNAMIC THEORY OF PROPER NAMES SEMANTICS
Bielitska Yevgeniya
candidate of Philology, Associate Professor Horlivka Institute for Foreign Languages of State Higher Educational Establishment «Donbass State Pedagogical University», Ukraine, Horlivka
АННОТАЦИЯ
В статье рассматриваются параметры онимной иконичности, трактуемой с точки зрения когнитивно-дискурсивной лингвистической парадигмы. Иконизм признается динамичной и градуальной категорией, что позволяет соответствующим образом исследовать семантику онимов.
ABSTRACT
The article deals with the parameters of iconicity in proper names seen in the light of cognitive- discoursive linguistic paradigm. Iconicity is treated as the dynamic and gradual category, which helps investigate appropriately the essence of proper names semantics.
Белицкая Е.Н. Когнитивная иконичность и динамическая семантика онима // Universum: Филология и искусствоведение : электрон. научн. журн. 2014. № 6 (8) URL: http://7universum.com/ru/philology/archive/item/1397
Ключевые слова: собственное имя, семантика, иконичность, изоморфизм, мотивация.
Keywords: proper name, semantics, iconicity, isomorphism, motivation.
В работе «Происхождение человека ...» автор теории эволюции Ч. Дарвин отметил, что «человек единственно отличается от животных тем, что имеет неограниченную власть соединять вместе множество разнообразных звуков и идей» [1, с. 85]. Это разнообразие, сведенное структуралистической парадигмой к произвольности, сегодня получает новое объяснение, связанное с анализом иконических отношений звука и значения. В этом смысле нельзя не согласиться с А.Ф. Лосевым, утверждавшим, что «теория произвольности языковых знаков совершенно ничего не дала ни одному из научных направлений в лингвистике.» [2, с. 206].
Для нас важно, что проблема произвольности знака имеет непосредственное отношение к определению границ значения в канонической корреляции содержания и формы, поскольку включение/исключение формы как концепта в содержательную структуру знака может быть обусловлено, в частности, их известным изоморфизмом. Это особенно существенно для собственного имени (далее в тексте — СИ), чья лингвистическая значимость часто определяется посредством понятия денотативности при игнорировании роли формы имени в установлении отношений с объектом физической или ментальной реальности. Однако в связи с новыми подходами к трактовке знака и языка как системы знаков нельзя обойти вопрос о мотивированности СИ, который может быть сформулирован следующим образом: в какой мере и как извлекаются из мировосприятия отношения между лингвистической формой СИ и его содержанием. Рассматривать данный вопрос можно только при полном анализе семиозиса, в том числе и онимного, в широком поле статики и динамики, о чем в свое время говорил А.Ф. Лосев, отмечавший, что «.языковой знак . обязательно детерминирован, пусть
не во всех отношениях, пусть не во всех проявлениях знака и пусть не во все исторические периоды его развития» [2, с. 188].
Всеобъемлющий характер иконичности в наиболее полном виде был воспринят в когнитивной лингвистике Р. Лангакера. Если традиционно иконичность рассматривают как мотивацию лингвистической формы, когнитивная иконичность предлагает альтернативный подход: мотивированность лингвистической формы является следствием чего-то более фундаментального, объединяющего форму и значение. Так, по мнению Дж. Хеймана, «структура языка отражает структуру мысли, а ее изучение обеспечивает «окно в разум». <...> Структура мысли, в свою очередь, отражает структуру реальности в намного большей степени, чем это принято признавать» [8, с. 357].
В общем смысле, когнитивная лингвистика базируется на утверждении, что все формы мотивированы. Современные быстро и активно развивающиеся когнитивные исследования (Т. Гивон [7], Дж. Хейман [9]), Хоппер и Томсон [11], А. Вежбицкая [21; 22], У. Крофт [4]) подтверждают, что иконическая мотивация грамматической структуры стала важной частью лингвистики. Важно, что здесь соединяются традиционный эмпирический и менталистский подходы к трактовке иконической мотивации. Так, мотивация реального мира, всеобще детерминированные структуры взаимодействуют сложным, часто противоборствующим образом. Так, Р. Лангакер [13], Л. Телми [19] настаивают на иконичности, основанной на перцепции реального мира, в то время как когнитивная семантика Ч. Филлмора [5] и Дж. Лакоффа, М. Джонсона [12] делает акцент на мотивации, основанной на культурно сконструированном мире. Таким образом, когнитивная грамматика пытается связать культурно и перцептивно мотивированные структуры единым опытом восприятия мира.
Вильям Крофт рассматривает иконичность как целиком процессуальное явление. Он полагает, что при овладении людьми структурой опыта было бы более эффективным, если бы язык был максимально параллелен этой
структуре. Во-первых, иконичность минимизирует типы информационных структур, которые человек должен познать, не нуждаясь в совершенно другой информационной структуре для языка по сравнению с миром. Во-вторых, иконичность минимизирует процесс конверсии от структуры информации в том виде, как мы воспринимаем и используем ее нелингвистически, до структуры информации, которую мы понимаем и выражаем лингвистически [4]. Т. Гивон называет это иконическим метапринципом: «При всех прочих равных условиях кодированный опыт легче хранить, получать и передавать, если этот код максимально изоморфен опыту» [7, с. 189].
В когнитивной грамматике признано, что лексикон и грамматика могут быть полностью описаны посредством набора символических форм, являющихся парами семантических и фонологических структур. При этом грамматика неотделима от семантики. Расположение этих семантических и фонологических структур в общей ментальной конфигурации является подчиненной областью концептуальной сферы, включающей все наши мысли и знание, «многоаспектное поле концептуального потенциала, в пределах которого разворачиваются мысль и концептуализация» [14, с. 76]. Принимая эту точку зрения, мы можем говорить о подобии как расстоянии между структурами, находящимися в многомерном концептуальном пространстве. Некоторые понятия находятся близко друг к другу, так как имеют определенные подобия, другие понятия находятся далеко друг от друга, отражая несходство.
Фонологический полюс в этом смысле является механизмом изоморфности языка, поскольку отражает нашу концептуализацию произношения, начинающуюся от специфического произношения реальных слов во всем их контекстуальном богатстве до более схематичных концептов, таких как, например, общие фонологические формы для всех СИ, что мы рассмотрим ниже. Типичный случай для языка заключается в том, что семантический и фонологический полюса символической структуры находятся на большом расстоянии в концептуальной сфере. Так, например, звуки слова «собака»
(при этом не существенно, интерпретируем мы его как СИ или имя нарицательное) не имеют ничего общего со значением слова. В случае, когда фонологический и семантический полюса знака находятся в тождественной концептуальной сфере, произвольность сокращается.
То, что фонологические понятия находятся в концептуальной сфере, является существенным фактором когнитивной иконичности [23, с. 122]. Таким образом, когнитивная иконичность определяется не как отношения между формой знака и тем, к чему он реферирует, а как отношения между двумя концептуальными сферами. Иными словами, в когнитивной лингвистике представлен концептуальный подход к иконической мотивации. Для понимания этой идеи полезным является используемое в когнитивной грамматике понятие конструкта. По мнению Р. Лангакера, объективные свойства события недостаточны для предвосхищения типа конструкта. Это также касается актикуляторного события. Объективные свойства, таким образом, играют незначительную роль в когнитивной иконичности. С этой точки зрения иконичность не является отношениями между объективными свойствами ситуации и объективными свойствами произношения. Это, скорее, иконические отношения между конструктами сцен реальной жизни и конструктами языковых форм.
В центре внимания когнитивной лингвистики находится иконическая диаграмма, интерпретируемая здесь как систематическая организация знаков, каждый из которых необязательно подобен своему референту, но чьи отношения друг с другом зеркально отражают отношения их референтов.
Добавим, что особый тип мотивации, названный Г. Радденом и К.-У. Пансером [18, с. 27] «мотивацией на основе опыта», также известной как изоморфическая мотивация, часто отделяют от диаграммы. Первая нарушает дихотомию означаемое-означающее, принятую в структурализме. Вторая нарушает разграничение форма-значение, принятое в американской генеративистской традиции.
Диаграмматическая иконичность в когнитивной грамматике реализуется в изоморфизме и мотивации [9]. Изоморфизм, чье существование признается всеми на практике, — это одно-однозначное соответствие между знаком (словом или грамматической конструкцией) и тем, что он обозначает. Иконическое предположение, что такие регулярные отношения должны существовать, мотивирует включение под единым заголовком разнообразных значений одной формы в традиционные словари и грамматики.
Так, изоморфизм помогает пояснить наличие общих фонетических финалей в рядах имен: Маша, Саша, Наташа, Глаша, Даша, Паша и под.; Таня, Маня, Саня, Ваня и под. как способ выразить общее значение «гипокористическое имя». Фонемическая похожесть СИ Зита и Гита, Чук и Гек также может быть объяснена стремлением к изоморфизму. Аналогичным образом могут быть объяснены способы поиска имен в пределах семьи по их созвучию или по наличию или отсутствию какого-либо звука, например, «р». В принципиальном плане изоморфизм «ответственен» за формирование типов объектов, связанных с теми или иными СИ. Так, наше стремление свести все случаи употребления имени к формату «одна форма — одно значение» приводит к тому, что объекты номинирования тождественным именем рассматриваются нами как потенциально сводимые к одному (идеальному) образцу.
Диаграмматическая иконичность прямо проявляется в законе морфолого-семантической маркированности, согласно которой элемент, маркированный морфологически, является более сложным семантически. В этом смысле немаркированная единица признается прототипом, а маркировка показывает дистанцию от прототипа центральной категории. При этом методологически достоверным способом проверить прототипичность является оценка текстовой частотности той или иной конструкции в дискурсе. Мы полагаем, что немаркированность/маркированность антропонимов и иных классов онимов в языке также может быть объяснена законами изоморфизма. Так, понимание определенности и одушевленности (ключевых характеристик антропонимов)
как семантически немаркированных параметров языкового знания для СИ [15, с. 403—404] обеспечивается их изоморфным нулевым статусом в языке, а «СИ-неатропонимы» имеют в языке соответствующую маркированность, также формирующуюся на принципе изоморфности. Так, в предложении: Джон поехал в город Ригу антропоним Джон — немаркированная единица (нельзя сказать * человек Джон), а топоним Рига маркирован общим термином город. Следовательно, в соответствии с «принципом количества» (Гивон [6, с. 49—50]), морфологически более сложная форма город Рига находится в оппозиции к более простой форме Джон, а значит, аналогичными должны быть и семантические отношения между формами. В таком изложении прототипическая теория получает иконическое обоснование, поскольку предполагает реализацию принципа изоморфизма — стремления к установлению одно-однозначных отношений между формой знака и его содержанием.
Тогда абсолютный статус пресуппозиционального категориального значения, постулируемого для ВСЕХ онимов [16; 17], является, по нашему мнению, неверным. Антропонимы, как прототипические онимы, не инкорпорируют пресуппозицию как часть структуры знаковой операции, если находятся в прототипической позиции вокатива. Однако расширение функционирования антропонимов в языке приводит к образованию маркированных форм, что связано с процессом их конвенционализации. Так, формы Frederick, Freddie, Frederick Markus Giles, Dr.Fred, Uncle Fred, real Fred и другие представляют собой маркированные семантически и прагматически формы прототипического CH, занятого в данной парадигме редуцированной формой Fred. Производность антропонима Fred от СИ Frederick имеет здесь значение как факт культурологический и социолингвистический. Это, скорее, рекурсия социологически конвенционализированного имени в рамки прототипической формы — прозвища (клички, краткого имени). Ведь известно, что усложнение форм СИ напрямую связано с усложнением структуры общества [20]. Так, в рамках
семьи слова мама, папа, имеющие звукоподражательную природу и функционирующие здесь как СИ, становятся дейктическими знаками во внешней среде, уподобляясь указательным местоимениям, что требует для их объектов дополнительных идентифицирующих номинаций, например: мама Люба, папа Коля.
Иное поле прототипичности-маркированности формируют антропонимы (прототипы) по отношению к иным классам онимов, часто эксплицирующим пресуппозитивное категориальное значение в дискурсе, что свидетельствует об их непрототипичности: зоонимы (кот Васька), теонимы (богиня Гера), космонимы (планета Земля), хрематонимы (алмаз «Орлов») (данные типы онимов, по нашему мнению, концептуализируются в языке как иконы антропонимов); топонимы: ойконимы (Волгоград), гидронимы (Москва-река), оронимы (гора Джомолунгма), урбанонимы: годонимы (улица Пушкинская), агоронимы (площадь Победы), хоронимы (Белый дом), дромонимы (Чуйский тракт), микротопонимы (Бежин луг), имеющие в основе концептуализацию пространства, населенного людьми — места; хрононимы (17 июля 2012 года), базой для формирования которых является концепт «время»; идеонимы (фильм «Восемь с половиной», журнал «Вокруг света», сайт «Одноклассники»); эргонимы (МГУ, команда «Спартак»). Идеонимы, по нашему мнению, имеют концептуализацию, близкую к антропонимной (в теории Р. Джекендоффа, Дж. Пустейовски это так называемые дот-концепты), эргонимы — к топонимной.
Мотивация как способ диаграммы проявляется отражением в лингвистической структуре некоторых аспектов структуры реальности. В иной, прагматической, интерпретации это отражение в лингвистической структуре некоторых аспектов содержания сообщения. В частности, мотивация в языке основывается на принципиальной невозможности сказать все сразу — слова должны появляться в определенном порядке. В этом случае объективным является то, что «порядок элементов в языке параллелен с физическим опытом или порядком знания» [10, с. 528]. Тогда дистанция между лингвистическими
выражениями может быть иконически мотивированным индексом концептуальной дистанции между терминами и событиями, которые они обозначают, а длина выражения также может корреспондировать в определенной мере к тому, насколько она передает новую и незнакомую информацию. Так, редуцированные формы имен могут быть мотивированы индексом знакомства: чем короче форма имени, тем меньше социальная дистанция между говорящим и слушающим. Кроме того, мотивация, основанная на длине имени, может быть применима и к интерпретации кратких и полных антропонимов типа Женя — Евгения, Саша — Александр, Вова — Владимир как передающих отношения «маленький объект — большой объект». И, наконец, тот факт, что практически 100% кратких форм антропонимов произведены в славянских языках по типу женских имен (заканчиваются на гласный -а, согласно А.А. Тараненко [3, с. 127], представляют собой случай грамматической метафоры по признаку «женскость») может указывать на иконическую мотивацию, осуществляемую посредством автора таких имен — матери, иконически наделяющую детей своим свойством женскости. Кроме того, регулярные пары онимов типа Иван да Марья, Ромео и Джульетта, Петр и Февронъя, Руслан и Людмила построены по принципу первичности-вторичности мужского и женского, что, весьма вероятно, может быть мотивировано социально-культурной организацией общества.
В последнем случае говорящий формирует последовательность сообщения, соотносимую с последовательностью типичной социокультурной ситуации, в которой мужчине отдается первенство в осуществлении социальных ролей. Но кроме этого, выбор говорящими структуры для использования в процессе коммуникации может регулироваться одним из трех общих когнитивных принципов:
1. иконическим принципом приближенности/удаленности,
2. иконическим принципом последовательного порядка,
3. когнитивным принципом фигуры и фона.
Два иконических принципа — приближенности/удаленности и последовательного порядка — связаны с пониманием того, что язык, по крайней мере в некоторой степени, параллелен реальному опыту индивида, что влияет на степень произвольности системы знаков. Так, иконический принцип приближенности/удаленности связывает ментальные единицы, объединенные концептуально и имеющие тенденцию тесно интегрироваться в структуре языка. Наоборот, концептуально отдаленные единицы далеки друг от друга в структуре языка. Например, в выражениях типа наша красивая Маша (рус.), our beautiful Mary (англ.), notre belle Mary (фр.), unsere schöne Mary (нем.), nuestra hermosa María (исп.) последовательность атрибутов отражает степень их ментальной приближенности к объекту именования — лицу — в ментальном представлении реальности. Атрибут, представляющий субъективную характеристику объекта номинации (и соответствующего концепта), расположен ближе к СИ, чем атрибут с локативным значением, что отражает концептуальную дистанцию между ментальными единицами.
Иконический принцип порядка следования предполагает, что некоторые отношения событий в осмысленном мире отражены в последовательности частей высказывания, их описывающих. Классическим примером здесь является восклицание Цезаря «Пришел, увидел, победил», где хронологический порядок трех событий иконически совпадает с порядком их произнесения. Этот иконический принцип, как представляется, реализуется в устойчивом порядке использования онимного сравнения и метафоры как двух этапов в ментальном механизме поиска соответствий ролей в пределах общих значимостей: «Вы похожи на Маргариту в «Фаусте», когда она выходит в сад. ... Совершенная Маргарита» (Д.Н. Мамин-Сибиряк. Приваловские миллионы), «... из-под лестницы показалась фигурка гимназистика — сына, ужасно похожего на Ивана Ильича. Это был маленький Иван Ильич, каким Петр Иванович помнил его в правоведении» (Л. Толстой. Смерть Ивана Ильича).
Наконец, иконический принцип воспринимаемых фигуры и фона применяется, когда в ментальном универсуме человека соотносятся две
или более единицы различной значимости. По нашему мнению, это типичная ситуация, когда СИ именует объекты, являющиеся фигурой, связанные с непоименованными объектами (часто выражаемыми в тексте дескрипциями) или поименованными, но неотождествленными объектами как фоном. Так, в отрывке из повести А.П. Чехова представлены два сценария ситуации перемещения номинативной единицы из зоны фона в позицию фигуры: от объекта (полная женщина .) к имени (Настасья Петровна Тоскунова) и от имени (Ольга Ивановна Князева) к объекту (Ольга Ивановна!):
«Иван Иваныч и Егорушка дошли до красного домика, повернули налево в переулок и направились к третьим воротам справа. В ста шагах от ворот стоял небольшой домик с красной крышей и с зелеными ставнями. Какая-то полная женщина, с засученными рукавами и с поднятым фартуком, стояла среди двора, сыпала что-то на землю и кричала так же пронзительно-тонко, как и торговка:
— Цып!.. цып! цып!
Сзади нее сидела рыжая собака с острыми ушами. Увидев гостей, она побежала к калитке и залаяла тенором (все рыжие собаки лают тенором).
— Кого вам? — крикнула женщина, заслоняя рукой глаза от солнца.
— Здравствуйте! — тоже крикнул ей Иван Иваныч, отмахиваясь палкой от рыжей собаки. — Скажите, пожалуйста, здесь живет Настасья Петровна Тоскунова?
— Здесь! А на что вам?
Иван Иваныч и Егорушка подошли к ней. Она подозрительно оглядела их и повторила:
— На что она вам?
— Да, может, вы сами Настасья Петровна?
— Ну, я!
— Очень приятно... Видите ли, кланялась вам ваша давнишняя подружка, Ольга Ивановна Князева. Вот это ее сынок. А я, может, помните, ее родной
брат, Иван Иваныч... Вы ведь наша N—ская... Вы у нас и родились, и замуж выходили...
Наступило молчание. Полная женщина уставилась бессмысленно на Ивана Иваныча, как бы не веря или не понимая, потом вся вспыхнула и всплеснула руками; из фартука ее посыпался овес, из глаз брызнули слезы.
— Ольга Ивановна! — взвизгнула она, тяжело дыша от волнения. — Голубушка моя родная! Ах, батюшки, так что же я, как дура, стою? Ангельчик ты мой хорошенький...».
Таким образом, иконичность представляет собой один из фундаментальных процессов, лежащих в основе языковой организации и человеческой коммуникации. В связи с переходом от преимущественно статичных исследований языковой структуры к анализу языка в динамике возник вопрос о переоценке ключевого тезиса структурализма — произвольности языкового знака. Конец ХХ — начало XXI века прошли под лозунгом доказательства повсеместности иконизма в языке. Так, без иконизма невозможно понять процесс обмена сообщениями, соответствие между компетенцией говорящего и его исполнением. Сама иконичность, трактуемая как процессуальное и градуальное явление, а отношения произвольности/мотивированности — как комплементарные, позволяет дать более точную лингвистическую характеристику языковым элементам, в частности — проприальным единицам.
Список литературы:
1. Дарвин Ч. Происхождение человека и половой отбор. Выражение эмоций у человека. — М.—Л., 1953. — 1040 с.
2. Лосев А.Ф. О пропозициональных функциях древнейших лексических структур // Знак. Символ. Миф: Труды по языкознанию. — М., 1982. — С. 246—279.
3. Тараненко А.А. Языковая семантика в ее динамических аспектах (основные семантические процессы). — Киев, 1989. — 256 с.
4. Croft W. Typology and universals. — Cambridge University Press, 2002. — 341 pp.
5. Fillmore C. Frames and the semantics of understanding // Quaderni di Semantica. — № 6. — 1985. — PP. 222—254.
6. Givon T. Functionalism and grammar. — Philadelphia, 1995. — 503 pp.
7. Givon T. Iconcity, isomorphism, and non-arbitrary coding in syntax // Iconicity in Syntax: Proceedings of a Symposium on Iconicity in Syntax, Stanford, June 24-6, 1983. — Amsterdam/Philadelphia, 1985. — PP. 187—219.
8. Haiman J. Dictionaries and encyclopedias. — Lingua. — № 50. —1980. — PP. 329—357.
9. Haiman J. Iconicity in Syntax. — Amsterdam/Philadelphia, 1985. — 402 pp.
10. Haiman J. The iconicity of grammar: Isomorphism and motivation // Language. — 1980. — № 56 (3). — PP. 515—540.
11. Hopper P.J. The iconicity of the universal categories «noun» and «verb» // Iconicity in Syntax: Proceedings of a Symposium on Iconicity in Syntax / John Haiman ed. — Stanford, June 24 — 26, 1983. — Amsterdam/Philadelphia, 1985. — PP. 151—183.
12. Lakoff G., Johnson M. Philosophy in the Flesh. The Embodied Mind and Its Challenge to Western Thought. — New York, 1999 — 550 pp.
13. Langacker R.W. Foundations of cognitive grammar: Volume 1. — Stanford, CA, 1987. — 540 pp.
14. Langacker R.W. Foundations of Cognitive Grammar: Volume 2. — Stanford, CA, 1991. — 589 pp.
15. Langendonck W., Van. Iconicity // The Oxford Handbook of Cognitive Linguistics. — Oxford University Press, 2007. — PP. 394—418.
16. Langendonck W., Van. Neurolinguistic and syntactic evidence for basic level meaning in proper names // Functions of Language. — № 6:1. — 1999. — PP. 95—138.
17. Langendonck W., Van. Theory and Typology of Proper Names. — Berlin; New York, 2007. — 397 pp.
18. Radden G. Introduction: Reflections on motivation // Studies in Linguistic Motivation. — Walter de Gtuyter, 2004. — PP. 1—46.
19. Talmy L. Toward a Cognitive Semantics / L.Talmy.— Cambridge, MA, 2003. — Volume 2. — Typology and Process in Concept Structuring. — viii+495+[1] pp.
20. Wang X. Language Iconicity from Sociolinguistic Perspective // Asian Social Science. — Vol. 6. — № 7. — July 2010. — PP. 176—180.
21. Wierzbicka A. Adjectives vs. verbs: The iconicity of part-of-speech membership // Syntactic Iconicity and Linguistic Freezes: The Human Dimension. — Berlin / New York, 1995. — PP. 223—245.
22. Wierzbicka A. «Oats» and «wheat»: The fallacy of arbitrariness // Iconicity in Syntax: Proceedings of a Symposium on Iconicity in Syntax / John Haiman, ed. — Stanford. — June 24 — 26, 1983. — Amsterdam / Philadelphia, 1985. — PP. 311—342.
23. Wilcox S. Cognitive iconicity: Conceptual spaces, meaning, and gesture in signed languages // Cognitive Linguistics. — Walter de Gruyter. — № 15 — 2. — 2004. — PP. 119—147.
