CC BY
159КОЧЕВНИКИ ЮЖНОГО ЗАУРАЛЬЯ И «САРМАТЫ» СРЕДНЕЙ АЗИИ
А.Д. Таиров
NOMADS OF SOUTHERN TRANS URALS AND "SARMATIANS" OF CENTRAL ASIA
A. Tairov
Ключевые слова: Южное Зауралье, Средняя Азия, ранние кочевники, сарматы, юечжи, земледельческие оазисы
Рассматривается взаимодействие кочевников Южного Зауралья с оседлым и полуоседлым населением низовьев Сырдарьи, влияние похода Александра Македонского и последующих за ним событий на экономические связи номадов с земледельческим населением Средней Азии. Прослеживается процесс «сармати-зации» - постепенного освоения кочевниками Южного Урала окраин земледельческих оазисов правобережья Средней Сырдарьи и среднеазиатского междуречья. Приводятся данные об участии южноуральских сарматов в разгроме Греко-Бактрии во второй половине II вв. до н.э.
Keywords: Southern Trans Urals, Central Asia, early nomads, Sarmatians, Yeji, agricultural oases
Interaction of nomads of Trans Urals with settled and semi-settled population of the lower Syrdarya, influence of the campaign led by Alexander the Great and the subsequent events on the economic relations of nomads with the agricultural population of Central Asia is considered. Process of «tuning into Sarmatians» - i.e. gradual development by nomads of the Southern Urals of outlying districts of agricultural oases on the right bank of Mid Syr-Darya and Central Asian rivers spacing is traced. Data on the participation of the Southern Urals Sarmatians in the rout of Grecian Bactria in the second half of the II centuries B.C. has been also supplied.
Как уже отмечалось, кочевники, проводившие лето в Южном Зауралье, на зиму перекочевывали в северное и северо-восточное Приаралье, на среднюю и нижнюю Сырдарью, в Приаральские Каракумы и Кызылкумы, низовья Чу и Сарысу [Таиров, 2007. С. 103-104]. Здесь они соприкасались с кочевым и полукочевым населением, обитавшим в этих местах постоянно. И это население не обязательно было этнически отличным. В его состав могла входить часть кочевой народности или племенного объединения, по тем или иным причинам кочующая в этом регионе или осевшая и ведущая полукочевой или даже оседлый образ жизни. Единая генетическая основа и близкий уровень социально-экономического развития способствовали различного рода контактам, облегчали заимствования не только в области материального производства, но и в духовной сфере.
Расположение зимних пастбищ номадов Южного Зауралья вблизи земледельческих оазисов Средней Азии благоприятствовало активным контактам кочевого и оседлого населения, налаживанию тесных экономических, культурных и политических связей. Любое же изменение исторической ситуации в Средней Азии, особенно близ традиционных зимних кочевий, неизбежно приводило к трансформациям в кочевом мире, в том числе и у номадов Южного Зауралья. В свете этих выводов мы и попытаемся рассмотреть историю взаимоотношений ранних кочевников Южного Зауралья с населением восточных областей Средней Азии конца У-П вв. до н.э.
На рубеже У-ГУ вв. до н.э. в бассейне Жанада-рьи на основе культуры сакских племен низовьев
Сырдарьи под сильным культурным влиянием земледельческих оазисов юга Средней Азии формируется чирикрабатская культура оседлых и полуоседлых скотоводов (конец У - начало II вв. до н.э.). В ареале культуры выявлены две природно-хозяйствен-ные зоны: северная (на меридиональных руслах Пра-Жанадарьи), занятая скотоводами под пастбища, и южная, где располагались оазисы неукрепленных поселений с сопровождающей их примитивной ирригацией. В пределах южной зоны располагались и укрепленные поселения [Вайнберг, Левина, 1992. С. 47, 48, 55; 1993. С. 15, 90, 95, 98; Левина, 1996. С. 5-9; 1998. С. 46; Итина, Яблонский, 1997. С. 83]. В северной зоне отсутствуют оседлые поселения, зато обнаружены временные, скорее всего зимние стоянки скотоводов и отдельные погребальные сооружения. На лето носители чирикрабатской культуры, по мнению Б.И. Вайнберг, опирающейся на данные этнографии казахов конца XIX - начала XX вв., из этого региона «могли перекочевывать на сезонные пастбища на север, минуя территорию своих восточных соседей (джетыасарцев)» [Вайнберг, 1997. С. 30]. Однако, как нам кажется, исходя из тех же данных этнографии, «чирикрабатцы», ведя кочевое хозяйство в этой зоне, вряд ли покидали ее в летний период. Эта же территория, судя по материалам XIX - начала XX вв., могла использоваться и частью номадов Южного Зауралья для своих зимних пастбищ. Скорее всего, именно северная зона чирикрабатской культуры и являлась тем регионом, где в зимний период осуществлялись контакты ее носителей с ранними кочевниками Южного Зауралья. В свете этого
© Таиров А.Д., 2014. Сарматы и внешний мир. (УАВ. Вып. 14). С. 223-234.
совершенно справедливым нам кажется наблюдение Б.И. Вайнберг о том, что «особо тесные» связи носителей чирикрабатской культуры с Южным Уралом «возможно, свидетельствуют о том, что уже к IV в. до н.э. стали обычными традиционные перекочевки с зимовок в дельте Сырдарьи на летовки к рекам Илеку и Уралу» [Вайнберг, 1999. С. 181].
Археологические материалы чирикрабатской культуры позволили Б.И. Вайнберг и Л.М. Левиной локализовать на этой территории одну из поздних сатрапий Ахеменидского государства на крайнем северо-востоке его владений - в области «саков, которые за Согдом». Только с включением территорий низовий Сырдарьи в состав Ахеменидской державы можно, по их мнению, связывать появление здесь в IV в. до н.э. монументальных сырцовых построек, гончарного комплекса керамики, находящей аналогии в южных земледельческих областях Средней Азии (Согд, Парфия и, возможно, Бактрия) [Вайнберг, Левина, 1992. С. 51, 61; 1993. С. 90, 91, 95; Левина, 1996. С. 5, 6; см. также: Богомолов, 2010. С. 129]. Можно предполагать даже переселение из этих областей групп ремесленников и строительных мастеров, которые передавали местному населению основные навыки производства, принимали участие в строительстве монументальных зданий и крепостных сооружений, в частности, сат-рапской резиденции на городище Бабиш-Мулла 1. Подобные явления характерны для периода господства Ахеменидов в Средней Азии и связаны с политикой центральной власти по отношению к окраинным владениям [Вайнберг, Левина, 1992. С. 48, 52, 58; 1993. С. 37, 95; Левина, 1998. С. 46].
О постоянных связях носителей чирикрабатской культуры с кочевниками Южного Зауралья свидетельствуют близкие формы бронзовых зеркал, в частности, с валиком по краю, костяных ложечек, рукоятей ножей и гребней, каменных курильниц, бронзовых наконечников стрел, железных кинжалов, спиралевидных бронзовых височных колец [Вайнберг, Левина, 1992. С. 59, 60; 1993. С. 39, 44, 48, 88]. По своим формам лепные горшки чирикрабатской культуры наиболее близкие аналогии имеют в сакских комплексах VИ-V вв. до н.э. Нижней Сырдарьи, в погребальных комплексах ранних кочевников Южного Урала, а также в памятниках I этапа соседней джетыасарской культуры [Вайнберг, Левина, 1992. С. 56]. Определенные параллели можно проследить и орнаментации чирикрабатской и южнозауральской керамики. Прослеживаются параллели в конструкции погребальных сооружений (обширные могильные ямы с дромосом с южной стороны) и деталях их оформления (глиняная обмазка с побелкой стенок и дна могильных ям) у кочевников Южного Зауралья и «чирикрабатцев» (курган Темир - курган на городище Чирик-рабат) [Зданович, Хабдулина, 1987. С. 49; Вайнберг, Левина, 1993. С. 38].
В плане сармато-чирикрабатских связей показательно коллективное погребение в катакомбе могильника Баланды IV (ГУ-Ш вв. до н.э.). Обширная
овальная погребальная камера, ориентированная по линии СЗ-ЮВ, в южной стенке имела дромос. Погребенные (семь человек) были уложены вытянуто на спине, головой на юго-восток. Сопроводительный инвентарь (железные кинжал и нож, бронзовые трехлопастные втульчатые наконечники стрел, бронзовые височные кольца в полтора оборота, бусина из синего стекла с белыми глазками, стеклянная подвеска) имеют многочисленные аналогии в памятниках IV-II вв. до н.э. Южного Урала. Из 11 найденных сосудов лишь два изготовлены на гончарном круге. Остальные горшки лепные, близкие по форме и технологии изготовления как сосудам с поселений и городищ чирикрабатской и джетыасарской культур, так и горшкам из погребений ранних кочевников Южного Урала [Вайнберг, Левина, 1992. С. 52. Табл. 7, 3; 10, 6, 7, 14-17; 14, 48, 49, 75; 1993. С. 39, 40. Рис. 39, 10-21; 83, 19, 93, 94].
Подтверждением достаточно тесных связей, и не только экономических и политических, но и, вероятно, матримониальных, существующих между кочевниками Южного Урала и кочевым и оседлым населением Юго-Восточного Приаралья, могут, в какой-то степени, выступать и данные антропологии. Сравнительный анализ палеоантропологического материала ранних кочевников Южного Приуралья с черепами древнего населения из могильников урало-казахстанских степей позволил Р.М. Юсупову прийти к выводу, что «наибольшая близость выявляется при сравнении (черепов из Южного Приуралья - А.Т. ) с черепами саков Казахстана и Приаралья (Чирик-рабат) VII-II вв. до-н.э. и усунями-уге из Восточного Казахстана. При этом Филипповские материалы оказались морфологически более близкими к сакским племенам При-аралья IV-II вв. до н.э.» [Юсупов, 2001. С. 149, 150].
Возможно, что не только через Хорезм, но и через носителей чирикрабатской культуры в Южное Зауралье попали каменные бусы, изготовленные в ремесленных центрах Ближнего Востока, Индии и Средней Азии, а также халцедоновые бусы натурального цвета или искусственно окрашенные в черный цвет с белым вытравленным содой орнаментом -«гравированные» бусы [Аникеева, Заседателева, 2012; Аникеева, Бытковский, 2013; Аникеева, Таиров, 2013]. Такие бусы найдены в комплексе мавзолеев Чирик 2 и Бабиш-Мулла 2 [Вайнберг, Левина, 1992. Табл. 14, 21, 44; 1993. С. 48. Рис. 54], городища Чирик-Рабат [Курманкулов, Торежанова, 2011. С. 121-122].
Большинство гончарных кувшинов без ручек, найденных в курганах ранних кочевников Южного Урала, схожи с «горшкообразными» кувшинами, которые являются одной из ведущих форм в керамическом комплексе чирикрабатской культуры [Боле-лов, 2012. С. 211].
По мнению Б.И. Вайнберг и Л.М. Левиной, носителей чирикрабатской культуры следует отождествить с даями (дахами) античных источников [Вай-нберг, 1999. С. 260-264; Вайнберг, Левина, 1992. С. 60, 61; 1993. С. 91-94; Левина, 1996. С. 369; 1998. С. 47]1.
1 Существуют и другие варианты локализации первоначального обитания дахов (даев) и отождествления их с носителями конкретных археологических культур [Балахванцев, 2005. С. 64; 2012. С. 29-30].
Переселение дахов к северным границам Парфии первоначально осуществлялось, вероятно, по приглашению Селевкидов. Здесь они должны были обеспечить защиту эллинистических владений от набегов других кочевников Средней Азии, в частности -массагетов [Вайнберг, 1999. С. 180]. Основной же причиной массового ухода носителей чирикрабатс-кой культуры (дахов) на юго-запад и частично на восток, в Семиречье, исследователи считают ухудшение экологической ситуации (прекращение стока воды в русла древних южных сырдарьинских протоков) [Вайнберг, Левина, 1993. С. 91, 94; Левина, 1996. С. 5, 6; 1998. С. 47]. Поселения чирикрабатской культуры в древней дельте Сырдарьи исчезают в III в. до н.э., а к началу II в. до н.э. культура вообще прекращает свое существование [Вайнберг, 1999. С. 263; Богомолов, 2010. С. 130].
Джетыасарская культура занимала территорию к северо-востоку от чирикрабатской, на протоках Кувандарьи и Пракувандарьи (Эскидарьялыка). Хозяйство обитателей джетыасарских городищ носило комплексный характер - занятие скотоводством (преобладал крупный рогатый скот), игравшем преимущественную роль в хозяйстве, и земледелием сопровождалось охотой и рыболовством [Вайнберг, Левина, 1993. С. 94; Левина, 1992. С. 61, 71; 1996. С. 6, 10, 370]. По мнению Б.И. Вайнберг [1999. С. 190], Джетыасарский оазис был включен в Ахеменидс-кую сатрапию, созданную в низовьях Сырдарьи.
Истоки джетыасарской культуры Л.М. Левина [1992. С. 62, 65; 1996. С. 88] видит в комплексах эпохи поздней бронзы Восточного Приаралья (Северный Тагискен). Исходя из того, что для погребений раннего типа в джетыасарской культуре характерна северная ориентировка погребенных, типичная для саргатской и тасмолинской культур, а наиболее близкие аналогии джетыасарской «кухонной» посуде ручной лепки происходят с памятников тасмолинской культуры, Б.И. Вайнберг [1999. С. 190, 191] приходит к выводу, что «есть все основания связывать формирование джетыасарского комплекса с районом, близким к югу Западной Сибири и Центральному Казахстану»2. Таким районом, по ее мнению, является «малоизученная область гор Улутау и долины р. Сарысу». Отсюда не позднее рубежа IV-III вв. до н.э., когда режим обводнения Восточного Приара-лья сделал этот район пригодным для постоянной жизни населения, джетыасарцы могли прийти в Низовья Сырдарьи. Предположение Б.И. Вайнберг достаточно интересно, но, естественно, требует дальнейшего более тщательного исследования. В какой-
то степени с ним может согласовываться вывод М.К. Хабдулиной о развитии улубаевско-тасмолин-ской культуры Северного Казахстана, который, как нам кажется, можно распространить и на тасмолин-скую культуру Центрального Казахстана. По мнению М.К. Хабдулиной, «к У^У вв. до н.э. сокращение территории тасмолинской культурно-этнографической общности... , отсутствие «свободных» земель в степи приводят к перемещению части кочевого населения в лесостепь» [Хабдулина, 1994. С. 83-84]. В этих условиях вполне возможно и оседание кочевников Северного и Центрального Казахстана в благоприятных для оседлого скотоводства и земледелия районах Восточного Приаралья. В этом процессе, очевидно, могли принять участие и кочевники Южного Зауралья, чьи зимние пастбища, также, как и части номадов Северного и Центрального Казахстана, находились в данном регионе.
Как нам кажется, между джетыасарской культурой и культурой ранних кочевников Южного Зауралья прослеживаются определенные параллели в конструкции погребальных сооружений. Речь идет о камерных гробницах Южного Зауралья и джетыа-сарских склепах первого типа (подземных) середины и второй половины I тыс. до н.э.3 Входы в камеры склепов располагались с юга. На полах камер, покрытых глиняной обмазкой, в абсолютном большинстве случаев перед входом находились кострища, иногда правильной формы в виде овала или круга. Внутри камеры склепа вдоль одной или нескольких стен встраивались лежанки - суфы. Они сложены из сырцового кирпича или вырезаны в материке и тщательно покрыты глиняной обмазкой [Левина, 1993. С. 41, 42; 1996. С. 70, 71, 88, 89]. Эти лежанки могут быть сопоставлены с участками древней поверхности, оставленными вокруг могильных ям, между ними и стенами камер, в гробницах кочевников Южного Зауралья. В кургане Темир этот участок, а также дно могильной ямы и внутренний вал, на который опиралась деревянная конструкция, покрыты белой глиняной обмазкой. На дне могильной ямы перед дромосом также находилось кострище [Зда-нович, Хабдулина, 1987. Рис. 3].
Двудырчатые роговые и костяные псалии, найденные на джетыасарских городищах (но не в склепах - Прим. ред.) (Бедаик-асар, Томпак-асар) аналогичны бронзовым и костяным псалиям из памятников Южного Урала савроматского и раннесармат-ского времени, одновременных и более поздних памятников Западной Сибири и Алтая [Левина, 1992. С. 69. Табл. 23, 50, 51; 1996. С. 200. Рис. 94, 1-3].
2 Л.М. Левина [1996. С. 188] аналогии этим сосудам видит не только в материалах тасмолинской культуры Центрального Казахстана, но и в савромато-сарматских памятниках Южного Урала и Нижнего Поволжья. Имеются в виду сосуды с насечками по бережку, с орнаментом на тулове или плечиках в виде налепных шишечек и полукруглых валиков, иногда сочетающихся с шишечками. Аналогичный налепной орнамент, как указывает Л.М. Левина, широко распространен на территории от Западной Монголии и Алтая до Северного Кавказа. Но не с Северным Тагискеном и саками Приаралья [Вайнберг, 1991. С. 189-192] - Прим. ред.
3 Склепы джетыасарской культуры не могут быть датированы ранее первых веков н.э., вероятно, середины этого тысячелетия [Вайнберг, 1999. С. 193-194]. К тому же, по данным Т.П. Кияткиной - 1993, с. 246 - люди из склепов генетическим не связаны ни с населением степей, ни с населением юга Средней Азии. Во всяком случае, датировка этих сооружений остро дискуссионна и еще нуждается в уточнении. - Прим. ред.
Джетыасарские лепные плоскодонные горшки по своим пропорциям и технологии изготовления близки, прежде всего, сосудам, найденным в памятниках тасмолинской культуры Центрального Казахстана и в погребениях савроматского и раннесарматского времени Южного Урала [Левина, 1992. С. 67; 1996. С. 188]. Тождественны южноуральским савромато-сарматского времени и джетыасарские усеченно-биконические пряслица [Левина, 1996. С. 116, 203. Рис. 99; 100].
В ранних памятниках (вторая половина I тыс. до н.э. - начало I тыс. н.э.) джетыасарской культуры встречено значительное количество бронзовых зеркал различных типов. Среди них дисковидные зеркала без ручки, зеркала с короткой боковой ручкой-штырем и плоским диском или с бортиком по краю диска, зеркала с короткой боковой ручкой-штырем и диском, имеющем по краю выпуклый валик, такие же зеркала, но с утолщением («умбоном») в центре («бактрийского» типа). Наиболее близкие аналогии этим зеркалам известны в памятниках Южного Урала, в том числе и Южного Зауралья, савроматского и раннесарматского времени [Левина, 1993. С. 90; 1996. С. 230-232]4. Достаточно частой находкой в джетыасарских погребальных памятниках являются бронзовые зеркала «пелопонесского» типа (с длинной боковой ручкой с округлым в плане расширением на конце) [Там же. С. 230, 231]. Первые образцы этих зеркал попали в Приаралье из Восточной Европы, вероятно, через территорию Южного Урала. Зеркало этого типа в Южном Приуралье встречено в погребении конца IV в. до н.э. группы «Башкирское стойло» [Смирнов, Петренко, 1963. Табл. 28, 8; Мошкова, 1963. Табл. 27, 16].
Металлографическое изучение джетыасарских зеркал позволяет прийти к выводу, что на джетыа-сарских поселениях было налажено собственное производство зеркал. При этом использовалась технология горячей ковки бронз с высоким содержанием олова. Основой производства была «чистая медь», которая, вполне вероятно, поступала с Южного Урала [Левина, 1996. С. 236; Равич, 2011. С. 108] через кочевников Южного Зауралья в обмен на готовую продукцию. Очевидно, что при посредничестве южнозауральских номадов зеркала разных типов, произведенные в джетыасарских мастерских из высо-кооловянистых бронз, поступали в Южное Приура-лье и Нижнее Поволжье. В лесостепное Зауралье, к носителям гороховской и саргатской культур, изготовленные в Средней Азии зеркала попадали не только через кочевников, но и в результате караванной торговли [Таиров, 1995].
Из каких-то, пока не определенных, среднеазиатских ремесленных центров на Южный Урал, также как и в степь и лесостепь Обь-Иртышья и Верхнее Приобье, поступали сложные по изготовлению серьги с подвесками различной формы [Могильников, 1997. С. 76, 85]. О связях кочевников Южного Зауралья со Средней Азией говорит и находка в погребении 2 кургана 2 Яковлевского курганного могильника (рубеж V-IV вв. до н. э.) семян кориандра [Федоров, Васильев, 1998. С. 73].
Вторжение в 329 г. до н.э. в Среднюю Азию армии Александра Македонского вызвало энергичное сопротивление местного земледельческого населения, на стороне которого выступили и кочевые племена. Среди тех, кто активно противостоял завоевателям, источники неоднократно называют номадов, обитавших за Сырдарьей. К ним на помощь пришли и кочевники соседних, северных, областей, в том числе, вероятно, и сарматы [Гафуров, Цибукидис, 1980. С. 244-264; Обельченко, 1981. С. 25, 26]. По крайней мере, античные источники при описании событий, связанных со среднеазиатским походом Александра, неоднократно упоминают дахов («даи с Та-наиса»), скифов, живущих за Танаисом [Арриан, III; IV; Квинт Курций, VII; см. также: История таджикского..., 1963. С. 236-267; Гафуров, Цибукидис, 1980. С. 235-263].
По мнению ряда исследователей, столкновение с хорошо организованной греко-македонской армией вызвало значительные изменения как в вооружении, так и тактике боя степных кочевников. Это, в конечном счете, не позднее рубежа IV-Ш вв. до н.э. привело к появлению у номадов урало-аральского региона, в частности, кочевников Южного Урала, конницы бронированных пикейщиков - катафрактариев [Никонов, 1991. С. 26; Никаноров, 1994. С. 47-51; Васильев, Пшеничнюк, 1994. С. 130, 131; иная точка зрения - Пугаченкова, 1966. С. 43].
Возможно также, что стычки южноуральских кочевников с греко-македонской армией, а позднее и эллинизированными армиями государств Средней Азии привели к появлению у номадов новых форм оружия (местное подражание греческой махайре из могильника Старые Киишки) или деталей его украшения (ножны парадных мечей из 1 Прохоровского и Красногорского курганов). Таким же образом, вероятно, попали на Южный Урал и кирасы из 1 Про-хоровского кургана и погребения 4 кургана 4 Бердянского V могильника [Васильев, Пшеничнюк, 1994. С. 128; Садыкова, Васильев, 2001. С. 66; Васильев, 2001. С. 50, 51; Мордвинцева, 1997. С. 141; Моргунова, Мещеряков, 1999. С. 126. Рис. 4, 2]5.
4 Касаясь зеркал «бактрийского» типа следует отметить, что не зависимо от того, как решается вопрос об их происхождении [Литвинский, 1978. С. 85; Мандельштам, 1975а. С. 141; Заднепровский, 1993б. С. 88-92; Горбунова, 1998. С. 263293], они являются показателем тесных связей, существовавших между кочевниками и земледельцами Средней Азии.
5 Впрочем, меч из погребения 3 кургана 20 могильника Старые Кишки М.Г. Мошкова сопоставила с кельтскими мечами эпохи среднего латена Северного Причерноморья, подчеркнув, однако, его местное, южноуральское, производство [Мошкова, 1963. С. 35. Табл. 19, 29]. Данную точку зрения поддержал А.В. Симоненко, указавший также на то, что исторические обстоятельства не исключают возможности знакомства сарматов с латенским вооружением [Симоненко, 1989. С. 57, 58].
Б.И. Вайнберг очень осторожно выдвинула предположение, с которым, однако, вряд ли можно согласиться, что появление у сарматов Южного Приуралья на рубеже IV-III вв. до н.э. кинжалов с прямым перекрестием также было следствием военных событий в Иране и Средней Азии, в которых сарматы либо сами принимали участие, либо они восприняли новый тип оружия у среднеазиатских кочевников [Вайнберг, 1991. С. 58].
Греко-македонское завоевание привело к значительному уменьшению численности среднеазиатского населения, уничтожению производительных сил и материальных ценностей. Оно разорвало то экономическое единство оседлых и кочевых народов, которое существовало здесь в предшествующее время [Ко-шеленко, 1985. С. 204, 205, 342; Пьянков, 2002. С. 220]. Война за передел сатрапий, разгоревшаяся после смерти Александра между его полководцами, борьба Бак-трии и Парфии за независимость вряд ли способствовали быстрому восстановлению хозяйства региона. Все это, естественно, не могло не сказаться на экономических связях оседлого мира Средней Азии с кочевниками. Включение же около 306 г. до н.э. значительной части среднеазиатского региона в состав Селевкидского государства вызвало переориентацию торговли его земледельческого населения на запад и юг [История таджикского..., 1963. С. 289]. Торговые связи с кочевым миром были нарушены, поток сельскохозяйственной и ремесленной продукции, идущий на север, резко уменьшился. Усугубляла ситуацию и политика, проводимая Селевкидами в этом регионе и отличавшаяся своей враждебностью по отношению к местному кочевому населению. Эта политика привела, в конечном итоге, к выдавливанию сако-масса-гетских племен из среднеазиатского междуречья на северную и северо-восточную периферию эллинистической Средней Азии [Гусаков, 2012. С. 475-476]. В этих условиях кочевники, крайне заинтересованные в торговле с оседло-земледельческими центрами, вынуждены были предпринять меры, обеспечивающие их жизненные потребности. Как уже неоднократно отмечалось в литературе, стремление кочевников восстановить экономическое равновесие приводило к активному их вмешательству в междоусобную борьбу земледельческих государств, насильственному подчинению городов и сельской местности с целью получения необходимых продуктов земледелия и ремесла в виде добычи или дани. Причем, как отмечает Т.А. Жданко [1968. С. 279], «процесс завоевания земледельческих областей кочевыми племенами в Средней Азии обычно сопровождался поселением значительной части этих пришлых племен среди местного оседлого населения и переходом их в новых условиях к полукочевой жизни или к оседлости. Это вызывало сильные этнические взаимовлияния, создавало этнические новообразования, сочетающие в себе элементы местного, оседлого, и пришлого, кочевого, населения, влекло за собой процессы ассимиляции и постепенной интеграции прежних кочевников».
С конца IV в. до н.э. идет активный процесс освоения номадами окраин земледельческих оазисов Средней Азии. Здесь они ведут свое традиционное
кочевое хозяйство или переходят к полуоседлому или оседлому образу жизни. Процессу оседания на границах оазисов способствовали неблагоприятные климатические условия и относительная перенаселенность в степи [Таиров, 2003. С. 50, 51] и, что вполне допустимо, политика социальной верхушки кочевого общества, заинтересованной в продуктах земледелия и ремесла, в постоянном контроле земледельческого населения оазисов, особенно необходимом в периоды политической дестабилизации. Среди тех племен, которые появились в это время близ земледельческих центров Средней Азии, были, вне всякого сомнения, и номады Южного Зауралья.
Проникновение сарматского этнического компонента в глубь Средней Азии, в частности в Согдиа-ну, началось еще в IV в. до н.э. и продолжалось на протяжении всего III в. до н.э. [Обельченко, 1981. С. 26, 27; Балахванцев, 2005. С. 66]. Известно, что в начале III в. до н.э. местное земледельческое население Согдианы при поддержке заяксартских саков (кочевников, обитавших на правобережье Сырдарьи), воспользовавшись поражением Селевка в Индии, предприняло попытку сокрушить его господство. Возможно, в начале III в. до н.э. имело место и большое движение среднеазиатских кочевых племен, попытавшихся ликвидировать ряд форпостов селевкидской власти - основанных Александром Македонским городов-крепостей. Косвенные данные позволяют, как считает Б.А. Литвинский, предположить, что это движение кочевников коснулось и Ферганы, во всяком случае, - Западной [Литвинский, 1976. С. 54]. В это время подверглись разрушению Александрия Эсхата и Александрия Мар-гианская. В ответ на это была послана карательная экспедиция под руководством стратега Демо-дама (между 293 и 289 гг. до н.э.), разгромившая восставших и проникшая за Яксарт в глубинные районы, подконтрольные кочевым племенам. С целью обезопасить в будущем оазис Маргианы от нападения кочевников, Антиох I Сотер приказал обвести его большой стеной, имевшей длину около 250 км [История таджикского ..., С. 279-283; Буряков, 1987. С. 68, 69; 2012. С. 137-138; Ахунбабаев, 2003. С. 138; Гусаков, 2012. С. 476].
Присутствие сарматов в Согдиане находит и археологическое подтверждение. Так, концом IV-III вв. до н.э. следует, вероятно, датировать наиболее ранние погребения в могильниках Агалыксай (курганы 9 и 10) и Акджартепе (курган 4) в районе Самарканда с сарматскими чертами в погребальном обряде и инвентаре. Последние включают могильную яму с заплечиками, южную ориентировку погребенных, железный меч с прямым перекрестием и рожковидным навершием, бронзовое зеркало с черешком и валиком по краю диска [Обельченко, 1962. С. 61-65; 1981. С. 11, 12; Мандельштам, 1992. С. 108; Горбунова, 2001. С. 148]. С сарматами, обитавшими в долине Заравшана в канун падения Греко-Бактрии, связаны, вероятно, и катакомбы, камеры которых служат прямым продолжением дромоса с южной ориентировкой погребенных (катакомбы лявандакского типа) [Заднепровский, 1997. С. 101, 102].
С начала III в. до н.э. керамика, близкая по форме и технологии изготовления (примесь талька?) южноуральской, появляется в Ташкентском оазисе (городище Шаштепа). Здесь же, на городище Шаш-тепа, исследованы захоронения с сарматскими чертами в погребальном обряде и инвентаре. Эти данные свидетельствуют о проникновении в начале III в. до н.э. в Ташкентский оазис сарматского этнического компонента, принявшего участие в формировании каунчинского культурного комплекса [У истоков..., 1982. С. 115-118; Буряков, Филанович, 1979. С. 50; Филанович, 1989. С. 315, 316; Богомолов, 2010. С. 129131].
По-видимому, к этому же времени относится и начало проникновения сарматских (или сарматоид-ных) кочевых племен в Ферганскую долину с ее древней земледельческой культурой, высокоразвитым ремеслом и богатыми пастбищами предгорий. Особенно массовым это проникновение было, вероятно, во II в. до н.э. в процессе сакского и юеч-жийского переселения. По мнению ряда исследователей, с сарматами (или «сарматоидными» племенами6) можно, очевидно, связывать появление в юго-западных районах долины подбойных могил с южной ориентировкой погребенных, некоторые традиции изготовления керамики, отдельные категории погребального инвентаря (кинжалы, зеркала и т.п.) [Горбунова, 1981а. С. 20; 1981б. С. 96, 97; Сорокин, 1954. С. 145-147; 1958. С. 11, 16; Литвинский, 1969. С. 64; Негматов, Мирбабаев, 1986. С. 426, 427; Баруздин, Брыкина, 1962. С. 58, 59, 66-68]. Как считает Б.А. Литвинский, «ретрансляторами» сарматской культуры на Фергану могло быть население Приаралья или «сарматоидные» племена долины Зерафшана (Согд) [Литвинский, 1976. С. 55]. Однако не исключено, что некоторые изделия, имеющие близкие аналогии в сарматском мире, поступали в Фергану в результате торговых операций с кочевниками.
В середине III в. до н.э. кочевые племена даев (дахов) передвинулись к юго-восточным берегам Каспия и появились в Парфии. Здесь в результате успешного восстания, возглавляемого Аршаком, представители кочевой аристократии даев или парнов захватили власть в независимом Парфянском государстве. Во главе этого царства стала кочевая династия аршакидов (середина III в. до н.э. - III в. н.э.). Для осуществления своей политики аркашиды часто использовали в качестве наемников значительные отряды других кочевников, что содействовало постоянному пополнению и увеличению кочевого населения страны. О наличии сарматского компонента среди кочевников Северной Парфии свидетельствуют данные погребального обряда (погребения в катакомбах с южной ориентировкой погребенных) и
инвентаря исследованных здесь курганных могильников [История таджикского..., 1963. С. 290-292, 294297; Заднепровский, 1989. С. 262; 1997. С. 10, 11; Мандельштам, 1963. С. 33; 1971; 1973. С. 125; Пи-липко, Кошеленко, 1985. С. 224].
Однако все эти передвижения III в. до н.э., за исключением, вероятно, только переселения даев, вряд ли носили массовый характер. Скорее всего, это было проникновение или просачивание отдельных немногочисленных групп. И лишь события II в. до н.э. привели к массовым передвижениям кочевых племен правобережья Сырдарьи, в том числе и южнозауральских номадов, тех, которые продолжали кочевать по традиционным маршрутам после ухода значительной их части на юго-запад и запад. Определенное влияние на это передвижение кочевых племен Южного Зауралья на юг оказала, возможно, и обстановка на северных рубежах их кочевий, в зау-ральско-западно-сибирской лесостепи. С конца III в. до н.э. наблюдается новый, массовый приток саргат-цев в лесостепное Притоболье, вызванный, вероятно, активным расселением в конце III в. до н.э. ку-лайских племен. Это передвижение саргатского населения с востока на запад вызвало распад гороховского племенного союза и, как следствие, активную ассимиляцию их пришельцами [Корякова, 1988. С. 163-165].
Уже с конца III в. до н.э. орды кочевников, находящихся на границах земледельческих областей, представляли реальную угрозу для государственных образований Средней Азии. Одним из аргументов в пользу необходимости скорейшего заключения мирного договора с селевкидским царем Антиохом III правитель Греко-Бактрии Евтидем в 206 г. до н.э. выдвигал напряженное положение на границах, у которых стояли полчища «варваров», угрожавших и ему и Антиоху III [История таджикского..., 1963. С. 301; Ахунбабаев, 2003. С. 140]. В состав этих «варваров» входили, вероятно, и «сарматы» (носители сарматоидной культуры) [Фила-нович, 1989. С. 316; Скрипкин, 1997. С. 30]. Возможно, в связи с угрозой со стороны кочевников, в конце III - начале II вв. до н.э. сооружаются и оборонительные валы, в частности Кампыр-дувал, ограждавшие с севера оазисы Согда [Ахунбабаев, 1983. С. 157, 158; 2003. С. 140, 141]. Возможно, в это же время на северо-западных границах Хорезма возводится пограничная линия типа «длинных стен», предназначенная для регулирования и контроля за процессами экономического обмена с кочевниками [Ягодин, 1996. С. 117]. Толчком к массовому передвижению номадов Нижней и Средней Сырдарьи в земледельческие области Средней Азии послужил, скорее всего, приток новой волны кочевников с востока, известных в китайских источниках под име-
6 Под «сарматоидными» мы понимаем, с одной стороны, местные кочевые и полукочевые племена, подвергшиеся интенсивному воздействию кочевых сарматов, и, с другой стороны, осевших на границах оазисов сарматов, воспринявших многие черты культуры местных племен. Характеризуя период III-II вв. до н.э. - III-IV вв. н.э., К.М. Байпаков отмечает, что в это время «процессы "дальних" взаимодействий кочевников и оседлых цивилизаций тесно переплетались с "местными" процессами взаимодействия кочевой, полуоседлой и оседлой части племен в рамках одной этнической и социальной структуры» [Байпаков, 1988. С. 33].
нем юечжи7, вытеснивших местные племена из нанимаемых ими районов [Мандельштам, 1975б. С. 18].
Между 141 и 128 гг. до н.э. Греко-Бактрийское царство, ослабевшее в результате междоусобных распрей, экспансии соседней Парфии, захватившей Маргиану и отложения Согдианы, пало под ударом северных кочевников. В их составе китайские и греческие источники называют юечжей и скифские племена, кочевавшие к северу от Яксарта (Сырдарьи) - асиев, пасианов, тохаров, сакараулов (сакаравлов) [История таджикского..., 1963. С. 305-309, 342-345]. Этноним «асии» ... достаточно рано засвидетельствован среди сарматов, а также достаточно надежно определяется в некоторых личных именах из Северного Причерноморья, причем в оформлении, явно указывающим на сармато-осетинскую диалектическую среду» [Грантовский, 1975. С. 79]. Определенное сходство в названии сарматских племен, перешедших, по сообщению Плиния, Танаис (Дон), прослеживается и с названием племен, которые, согласно Страбону, напали на Греко-Бактрию. Это, как считает Л.А. Ельницкий, обусловлено путаницей в определении Танаиса (Дона) и Яксарта (Сырдарьи), характерной для античной литературы со времени Александра Македонского [Ельницкий, 1961. С. 190]. Однако не исключено, и здесь можно согласиться с А.С. Скрипкиным, что такая схожесть объясняется сходством этнической номенклатуры этих районов [Скрипкин, 1984. С. 93]. В настоящее время участие сарматов в разгроме Греко-Бактрии ни у кого, пожалуй, не вызывает сомнений. Кроме того, пребывание сарматов в отдельных областях Средней Азии засвидетельствовано исторической топонимикой и ономастикой. Это топонимы «сармат» (Ташкентский округ), «самат» (Каракалпакия), «сирак» (Зарав-шан, районы Самарканда, Ташкента и Ферганы) и другие [Скрипкин, 1997. С. 27], названия родов са-мат и кара-сирак, входящих в каракалпакские племена мюйтен, колдаулы и мангыт [Толстова, 1984. С. 187].
Однако выделить погребальные комплексы собственно сарматов среди памятников второй половины II-! вв. до н.э. в Средней Азии достаточно сложно. Во-первых, к середине II в. до н.э. в результате массовых миграций в IV в. до н.э. и на рубеже IV-III вв. до н.э. кочевников Южного Зауралья на запад и юго-запад - в степное и лесостепное Южное При-уралье и в Нижнее Поволжье, а также оседания части их на границах среднеазиатских оазисов, количество чисто кочевого населения, или собственно сарматов, Южного Зауралья было весьма незначительно. Во-вторых, и это, пожалуй, главное, археологически культура сарматов Южного Урала, особенно Южного Зауралья, и сарматоидного кочевого и полукочевого населения Средней Азии была чрезвычайно близка культуре части пришедших из Центральной Азии племен, обозначаемых обобщающим этнонимом «юечжи». Эта близость явилась след-
ствием постоянного притока кочевого населения Северного и Северо-Западного Китая и Монголии на Южный Урал и в степные области Средней Азии в течение второй половины V - первой половины II вв. до н.э., носившим, на наш взгляд, волнообразный характер. Первая, массовая, волна миграций централь-ноазиатских племен приходится, скорее всего, на третью четверть V в. до н.э. Основная масса переселенцев этой волны вошла в состав номадов Южного Урала и, вероятно, лишь незначительная их часть осталась на Нижней и Средней Сырдарье. Затем наступает период «ползучей» миграции - периодического притока немногочисленных и разрозненных групп кочевого населения из Северного и СевероЗападного Китая и Монголии. Часть их входила в состав номадов Южного Зауралья, однако основная масса смешивалась с осевшими на границах земледельческих оазисов южнозауральскими кочевниками (сарматоидными племенами). Данный процесс был обусловлен неблагоприятными природными условиями в степной зоне Южного Урала в III-II вв. до н.э. Именно они являлись фактором, препятствующим росту численности кочевого населения и способствующим увеличению численности полукочевого и кочевого населения Средней Азии. Тесные же связи кочевого и полукочевого населения Средней Азии и Южного Зауралья вели к нивелировке их культур. Вторая волна относительно массового переселения центральноазиатских номадов приходится на рубеж III-II вв. до н.э. Мигранты этой волны в массе своей задержались на Нижней и Средней Сырда-рье и лишь незначительные их группы вошли в состав номадов Южного Урала. Таким образом, к середине II в. до н.э. культуры сарматов Южного Урала, сарматоидного населения Средней Азии и определенной части кочевников Центральной Азии оказались весьма близки по своим основным показателям: «это многочисленность подбоев, ямы с заплечиками, длинные мечи, кинжалы с прямым перекрестьем и серповидным или волютообразным навер-шием, некоторые типы пряжек и т.д.» [Мандельштам, 1978. С. 141]. Данное обстоятельство, вероятно, привело А.М. Мандельштама к следующему заключению: «имеющиеся сейчас материалы, связанные как с юечжами в Средней Азии, так и с некоторыми другими племенами Центральной Азии, позволяют говорить о существовании, условно говоря, восточных сармат» [Там же].
Из всего разнообразия погребальных памятников II-I вв. до н.э. Средней Азии с кочевниками Южного Урала (сарматами) можно связывать, как нам кажется, если не все, то часть захоронений с южной ориентировкой, погребенных в могильных ямах с подбоем и катакомбах с камерой, расположенной на продолжении длинной оси входной ямы. Вместе с умершим в эти погребения помещали жертвенную пищу, представленную передней ногой овцы с лопаткой, рядом помещали железный нож. Существенную часть инвентаря, также как и у кочевни-
7 Употребляя этноним «юечжи», мы понимаем его как собирательный для обозначения этнически неоднородных кочевников южных районов Саяно-Алтая, Западной Монголии, Северного Китая и Восточного Туркестана.
ков Южного Урала II-I вв. до н.э., составляют предметы восточного, центральноазиатского, происхождения.
Возможно, что какая-то часть кочевников сарматского круга проникла в III-II вв. до н.э. в бассейн Арыси (Средняя Сырдарья, Южный Казахстан), где с сарматами А.Н. Подушкин связывает некоторые катакомбные погребения III в. до н.э. - I в. н.э. могильника Кылышжар [Подушкин, 2010; 2011; 2012; 2012а].
С юечжами, выходцами из Центральной Азии, Ю.А. Заднепровский связывал появление в Средней Азии могильников тулхарской группы Южного Таджикистана, Бухары и Ферганы и айгырджальской группы Семиречья и Тянь-Шаня. Это захоронения в подбойных могилах с северной ориентировкой погребенных (тулхарская группа) и захоронения в подбоях с западной или восточной ориентировкой погребенных (айгырджальская группа). Грунтовые могилы, перекрытые деревянным накатом, с западной ориентировкой погребенных (чильпекская группа) в Семиречье он связывал с сакскими племенами, вошедшими в состав усуньского племенного союза [Заднепровский, 1975. С. 163-166; 1993б. С. 37-39; 1994. С. 117; 1997. С. 17, 76, 101].
Указание античных источников на то, что кочевые племена вторглись в пределы Греко-Бактрии с севера, из-за Яксарта8, к северу от которого находились их кочевья, делает наиболее логичным предположение, что сарматские племена, принявшие участие в этом движении на юг, были представлены номадами Южного Зауралья, кочевавшими между восточными отрогами Урала и нижним и средним течением Сырдарьи. В это движение были, очевидно, включены и южнозауральские по своему происхождению племена, осевшие по Яксарту и в Фергане в предшествующее время и успевшие в какой-то степени воспринять традиции местных кочевых и полукочевых народов. По мнению Т.П. Кияткиной, краниологическая серия из Тулхарского могильника наибольшую близость обнаруживает как раз с материалами IV-II вв. до н.э. древней дельты Сырдарьи [Кияткина, 1976. С. 113-114]. Анализ состава погребальной пищи в могильниках скотоводов Бактрии и Согда II в. до н.э. - первых веков н.э. привел Н.Г. Горбунову к выводу о том, что оставлены они племенами, пришедшими из-за Сырдарьи и, видимо, относившимися к «сарматскому» кругу [Горбунова, 2003. С. 65].
Присутствие определенного сарматского или сарматоидного элемента во второй половине II в. до н.э. в долине Зерафшана подтверждается археологическими данными. Среди них - могильные ямы с подбоем или заплечиками, южная ориентировка погребенных, кости передней ноги овцы с лопаткой, около которых или под которыми лежит маленький железный нож, кинжалы раннесарматских форм [Обельченко, 1957; 1961. С. 163-174; 1967; 1974.
С. 202-208; 1979. С. 60, 61; 1982; Мандельштам, 1992. С. 109]. А.М. Мандельштам, рассматривая погребальные сооружения кочевников Средней Азии конца II-I вв. до н.э., обратил внимание на то, что катакомбы с камерами, расположенными на продолжении длинной оси входной ямы, исследованные на территории Согдианы, находят прямые аналогии в памятниках III в. до н.э. Южной Туркмении и III в. до н.э. - I в. н.э. Ташкентского оазиса (Шаушукумский могильник). Следует отметить, что в Южной Туркмении ямы с катакомбой, расположенной по одной оси с входной ямой, в ее южной стенке, с погребенными, уложенными головой на юг, являются единственным типом погребального сооружения кочевого населения [Мандельштам, 1984. С. 176]. В Шау-шукумском могильнике из семи катакомб лишь у одной камера находилась в южном конце, а в остальных - в северном. Кроме катакомб здесь выявлены и погребения в подбоях. Исследователи Шаушукум-ского могильника датировали его III-V вв. н.э. [Максимова и др., 1968. С. 205], с чем не согласился А.М. Мандельштам [1984. С. 174]. Памятники Южной Туркмении он связывал с дахами. Исходя из этого, а также учитывая отсутствие каких-либо данных об участии дахов в наступлении на Греко-Бактрию, А.М. Мандельштам пришел к выводу, что «рассматриваемые погребения в Согдиане следует связывать с пришельцами из области на среднем течении Сырдарьи» (Ташкентский оазис - А.Т.) [Мандельштам, 1978. С. 139, 140]. С кочевниками, жившими за Як-сартом, связывал появление сарматских элементов в курганах Зеравшана и Ю.А. Заднепровский [1997. С. 79]. Не исключается и переселение каких-либо групп приаральского населения, носителей «сарма-тоидной» культуры, в Фергану в процессе сакско-юэчжийских передвижек II-I вв. до н.э. [Литвинский, 1976. С. 55].
В 129-128 гг. до н.э. произошло и вторжение кочевых племен в Парфию, которое может рассматриваться как одно из звеньев того же передвижения кочевников, которое привело к завоеванию Бактрии. Согласно сообщению Юстина (Страбон, XI, 8, 2; Помпей Трог, XLI; XLII) парфянский царь Фраат II (138-128 гг. до н.э.) пригласил «скифов» (тохаров) для борьбы с Антиохом VII Сидета. Ко времени появления кочевников в Парфии Антиох VII был уже разбит парфянами. Не получив обещанной награды, «скифы» принялись грабить земли своего бывшего союзника и объединились с восставшими пленными греками. В борьбе с кочевниками погибли Фраат II и его преемник Артабан II (128-123 гг. до н.э.). Нападение «скифов» удалось отбить лишь внуку Фраа-та Митридату II (123-88/87 гг. до н.э.). После поражения часть «скифов» осела в Дрангиане и Сакас-тане (Сеистане), а другая часть, вероятно, проникла в Бактрию [История таджикского..., 1963. С. 344, 361, 362; Альбаум, 1979. С. 19; Бернар, Абдуллаев, 1997. С. 73]. «Не исключено, что именно устюртско-ман-
8 «Наиболее известные из кочевников те, которые отняли у эллинов Бактриану, именно асии, пасианы, тохары, сака-равлы, вышедшие с того берега (Яксарта) подле саков и согдийцев. Берегом этим владели саки» (Страбон. География, XI,
8, 2) [Цит. по: Горбунова, 2003. С. 65].
гышлакский регион какое-то время (50-80 лет?) являлся базовым для «сарматоидных» кочевых групп, которые... в конце II в. до н.э. начали активное продвижение на юг, приведшее к захвату Парфии и Гир-кании и складыванию державы Аркашидов» [Ольховский, Яценко, 2000. С. 308].
Интересные параллели прослеживаются между событиями второй половины II в. до н.э. и начала XVIII века. В 1723 году джунгары, кочевые племена Западной Монголии и Восточного Казахстана, вытеснили казахов с присырдарьинских районов и захватили ряд городов (Сайрам, Ташкент, Туркестан). В этот же период из-за раздоров в государстве аштарханидов правитель Самарканда обратился за помощью к казахам, обещая богатую добычу в завоеванных областях Мавераннахра. Казахи переживали тяжелые дни - джунгары, выбрав удобный для нападения момент, когда они еще находились на зимних стоянках, захватили их кочевья и произвели страшный погром. Спасаясь от него, часть казахов откочевала к Ходженту (г. Ленинабад) и в Ферганскую долину, часть ушла к Хиве и Бухаре, а оттуда, под натиском местных феодалов, в Западный Казахстан - на Яик (Урал). Большая же часть, в основном представители Среднего жуза, охотно откликнулась на приглашение самаркандского правителя и, придя к нему со всеми своими кибитками и скотом, захватили всю долину Зерафшана вплоть до Бухары. Здесь в течение семи лет казахи производили опустошения, не встречая отпора. Многие из них осели на этих землях [История Казахской..., 1979. С. 17-20; Мин-гулов, 1989. С. 273, 274; Левшин, 1832. С. 69, 70; Та-нышпаев, 1927. С. 60].
Таким образом, пришельцы с востока в середине - второй половине II в. до н.э. вытеснили, главным образом, на юг, племена нижней и средней Сыр-дарьи9, в том числе и номадов Южного Зауралья, с их зимних пастбищ. Как отмечает Ю.А. Зуев, поражение юечжи от сюнну и усунь в 172-164 гг. до н.э. привело к миграции значительной их части в Среднюю Азию. Однако эта миграция «не ограничилась штурмом Греко-Бактрии, основная часть осталась на вновь обретенной родине, в том числе в бассейне Сырдарьи и в Приаралье» [Зуев, 1995. С. 43]. Немногочисленное аборигенное население Южного Зауралья было, вероятно, включено в состав пришлых народов и довольно быстро ими ассимилировано. Быстрая ассимиляция может объясняться и возможным генетическим родством аборигенного и части пришлого населения. Придя на новое место, кочевники с востока неизбежно должны были воспринять ту систему материального производства, которая существовала здесь до них и была наиболее приспособлена к условиям жизнедеятельности в данном ареале [Масанов, 1987. С. 29]. Иначе говоря, пришлые с востока племена стали кочевать теми же маршрутами, которыми передвигались до этого местные номады, располагаться на тех же самых летних и зимних пастбищах, что, в конечном счете, было обусловлено физико-географическими условиями
региона. Со второй половины II в. до н.э. Южное Зауралье становится местом летовок пришедших с востока кочевников, включивших в свой состав и остатки местного населения, и входит в сферу влияния кочевых политических образований Средней Азии.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Альбаум Л.И. Фаязтепа и вопросы кушанской археологии // Всесоюзное научное совещание «Античная культура Средней Азии и Казахстана». Тез. докл. Ташкент: Фан, 1979. С. 19-22.
Аникеева О.В., Бытковский О.Ф. Происхождение и распределение каменных бус из раннесарматских погребений Южного Зауралья // Этнические взаимодействия на Южном Урале / Отв. ред. А.Д. Таиров, Н.О. Иванова. Челябинск: Рифей, 2013. С. 285-303.
Аникеева О.В., Заседателева С.Н. Происхождение и распределение каменных бус из раннесарматских курганов Южного Зауралья (по коллекциям Орского Историко-Краеведческого Музея) // «Кадырбаевские чтения - 2012». Материалы III Междунар. науч. конф. / Науч. ред. А.А. Би-сембаев. Актобе, 2012. С. 129-135.
Аникеева О.В., Таиров А.Д. Распределение каменных бус в раннесарматских курганах Южного Урала // Переходные эпохи в археологии: Материалы Всеросс. археологической конф. с междунар. участием «XIX Уральское археологическое совещание» / Науч. ред. И.О. Васкул. Сыктывкар: ИЯЛИ Коми НЦ УрО РАН, 2013. С. 58-59.
Ахунбабаев Х.Г. Археологическое изучение Булунгур-ского района в 1979-1980 гг. // ИМКУ Вып. 18. 1983. С. 154164.
Ахунбабаев Х.Г. К проблеме северных границ Греко-Бактрийского царства // Археологические вести. №2 10. СПб., 2003. С. 137-142.
Байпаков К.М. Археологические исследования в Казахстане и реконструкция процессов взаимодействия скотоводческих культур и оседлых цивилизаций // Вест. АН КазССР. 1988. №> 3. С. 27-35.
Балахванцев А.С. Среднеазиатские дахи в IV-П вв. до н.э.: происхождение, хронология и локализация // Центральная Азия от Ахеменидов до Тимуридов: археология, история, этнология, культура. Материалы междунар. науч. конф., посвящ. 100-летию со дня рождения А.М. Белениц-кого (Санкт-Петербург, 2-5 ноября 2004 г.) / Отв. науч. ред. В.П. Никоноров. СПб.: ИИМК РАН, 2005. С. 64-67.
Балахванцев А.С. Дахи Средней Азии в эпоху Александра Македонского: данные нарративной традиции // Восток. 2012. №> 1. С. 29-36.
Баруздин Ю.Д., БрыкинаГ.А. Археологические памятники Баткена и Ляйляка (Юго-Западная Киргизия). Фрунзе: АН КиргССР, 1962. 128 с.
Бернар П., Абдуллаев К. Номады на границе Бактрии (к вопросу этнической и культурной идентификации) // РА. 1997. №> 1. С. 68-86.
Богомолов Г.И. К дискуссии о начальных процессах урбанизации Чача // Древние культуры Евразии: Материалы междунар. науч. конф., посвящ. 100-летию со дня рож-
9 Смотри модель движения степного населения в Евразийских степях [Пьянков, 1987. С. 73, 74].
дения А.Н. Бернштама / Ред. В.А. Алёкшин и др. СПб.: Инфо-ол, 2010. С. 127-135.
Болелов С.Б. Среднеазиатская керамика в памятниках кочевников Южного Приуралья // Влияния ахеменидской культуры Т. 1. 2012. С. 208-219.
Буряков Ю. Ф. Южные и Западные связи бассейна Средней Сырдарьи в первом тысячелетии до н.э. и первых веках н.э. // Прошлое Средней Азии / Отв. ред. В.А. Ранов. Душанбе: Дониш, 1987. С. 67-69.
Буряков Ю. Ф. Эллинистические компоненты в урбанизации северо-восточных областей Средней Азии // «Ка-дырбаевские чтения - 2012». Материалы Ш Междунар. науч. конф. / Науч. ред. А.А. Бисембаев. Актобе, 2012. С. 136-141.
Буряков Ю.Ф., Филанович М.И. Становление городской культуры и этапы ее развития на территории Ташкента // ОНУ 1979. №> 3. С. 48-56.
Вайнберг Б.И. Изучение памятников Присарыкамыш-ской дельты Амударьи в 70-ых - 80-ых годах // Скотоводы и земледельцы левобережного Хорезма (древность и средневековье) / Отв. ред. Б.И. Вайнберг. Вып. 1. М.: б.и., 1991. С. 5-109.
Вайнберг Б.И. Экология Приаралья в древности и средневековье // ЭО. 1997. №> 1. С. 23-41.
Вайнберг Б.И. Этногеография Турана в древности. УП в. до н.э. - УШ в. н.э. М.: Восточная литература, 1999. 359 с.
Вайнберг Б.И., Левина Л.М. Чирикрабатская культура в низовьях Сырдарьи // Археология СССР. Степи Азиатской части СССР в скифо-сарматское время / Отв. ред. тома М.Г. Мошкова. М.: Наука, 1992. С. 47-61.
Вайнберг Б.И., Левина Л.М. Чирикрабатская культура // Низовья Сырдарьи в древности. Вып. 1. М.: б.и., 1993. 215 с.
Васильев В.Н. Вооружение и военное дело кочевников Южного Урала в УТ-П вв. до нашей эры. Уфа: Гилем, 2001. 153 с.
Васильев В.Н., ПшеничнюкА.Х. К вопросу о защитном вооружении ранних кочевников Южного Урала в !У в. до н.э. // Вооружение и военное дело древних племен Южного Урала / Ред. В.С. Горбунов. Уфа: Конкорд-Инвест, 1994. С. 116-133.
Гафуров В.Г., Цибукидис Д.И. Александр Македонский и Восток. М.: Наука, Глав. ред. восточ. лит-ры, 1980. 456 с.
Горбунова Н.Г. К вопросу о взаимовлиянии культур земледельцев и скотоводов // Контакты и взаимодействие древних культур. Краткие тез. докл. науч. конф. отдела истории первобытной культуры Гос. Эрмитажа. Л.: б.и., 1981а. С. 19-20.
Горбунова Н.Г. О типах ферганских погребальных памятников первой половины I тысячелетия н.э. // АСГЭ. 1981б. Вып. 22. С. 84-99.
Горбунова Н.Г. Об одном типе бронзовых зеркал («бак-трийские»?, «сарматские»?) // Археологические вести. №2 5. СПб., 1998. С. 263-293.
Горбунова Н.Г. Скотоводы Бактрии, Согда и Центральных Кызылкумов // АСГЭ. 2001. Вып. 35. С. 126-150.
Горбунова Н.Г. О погребальной пище в могильниках скотоводов Средней Азии // АСГЭ. 2003. Вып. 36. С. 60-67.
Грантовский Э.А. О восточноиранских племенах ку-шанского ареала // Центральная Азия в кушанскую эпоху. Т. 2. М.: Наука, 1975. С. 76-92.
Гусаков В.В. Сакские племена на северо-восточной периферии среднеазиатского эллинизма // Культуры степ-
ной Евразии и их взаимодействие с древними цивилизациями. Кн. 2 / Ред. В.А. Алёкшин и др. СПб. : ИИМК РАН, Периферия, 2012. С. 475-477.
Ельницкий Л.А. Знания древних о северных странах. М.: Географгиз, 1961. 224 с.
Жданко Т.А. Номадизм в Средней Азии и Казахстане (некоторые исторические и этнографические проблемы) // История, археология и этнография Средней Азии. М. : Наука, 1968. С. 247-281.
Заднепровский Ю.А. Опыт региональной классификации погребальных памятников кочевников Средней Азии древнего периода (II в. до н.э. - VI в. н.э.) // Страницы истории и материальной культуры Киргизстана (досоветский период). Фрунзе: Илим, 1975. С. 159-167.
Заднепровский Ю.А. Взаимодействие кочевников и древних цивилизаций и этническая история Средней Азии // Взаимодействие кочевых культур и древних цивилизаций / Отв. ред. В.М. Массон. Алма-Ата: Наука, 1989. С. 257-264.
Заднепровский Ю.А. Подбойные погребения Центральной Азии: К вопросу об этнической атрибуции памятников юечжей // Вторая Кубанская археологическая конф. Тез. докл. / Отв. ред. И.И. Марченко. Краснодар: б.и., 1993а. С. 3739.
Заднепровский Ю.А. Находки кочевнических зеркал на территории Индостана и в Южном Вьетнаме // ПАВ. 1993б. № 7. С. 88-93.
Заднепровский Ю.А. К проблеме этнической принадлежности катакомбных памятников Средней Азии // ПАВ. 1994. № 8. С. 114-118.
Заднепровский Ю.А. Древние номады Центральной Азии (Сборник статей) // Археологические изыскания. № 40. СПб., 1997. 113 с.
Зданович Г.Б., Хабдулина М.К. Курган Темир // Ранний железный век и средневековье Урало-Иртышского междуречья / Отв. ред. Г.Б. Зданович. Челябинск: Башкирский ун-т, 1987. С. 45-65.
Зуев Ю.А. Сармато-аланы Приаралья (Яньцай/Абзойя) // Культура кочевников на рубеже веков (XIX-XX, XX-XXI вв.): Проблемы генезиса и трансформации: Материалы междунар. конф. Алматы: б.и., 1995. С. 38-49.
История Казахской ССР (С древнейших времен до наших дней). Т. 3. Алма-Ата: Наука, 1979. 544 с.
История таджикского народа. Т. 1. С древнейших времен до V в. н.э. / Под ред. Б.Г. Гафурова, Б. А. Литвинс-кого. М.: Изд-во восточной литературы, 1963. 596 с.
ИтинаМ.А., Яблонский Л.Т. Саки Нижней Сырдарьи (по материалам могильника Южный Тагискен). М. : РОС-СПЭН, 1997. 187 с.
Кияткина Т.П. Материалы к палеоантропологии Таджикистана. Душанбе: Дониш, 1976. 187 с.
Корякова Л.Н. Ранний железный век Зауралья и Западной Сибири (саргатская культура). Свердловск: Уральский ун-т, 1988. 240 с.
Кошеленко Г.А. Средняя Азия в античную эпоху. Введение. Заключение // Археология СССР. Древнейшие государства Кавказа и Средней Азии / Отв. ред. тома Г.А. Кошеленко. М.: Наука, 1985. С. 204-208, 338-350.
КурманкуловЖ., ТорежановаН.Ж. Роль и место ювелирных украшений в исследовании чирикрабадской культуры // Сакская культура Сарыарки в контексте изучения этносоциокультурных процессов степной Евразии. Тезисы докладов Круглого стола, посвящ. 20-летию Независи-
мости Республики Казахстан / Отв. ред. А.З. Бейсенов. Караганда: б.и., 2011. С. 121-122.
Левина Л.М. Памятники джетыасарской культуры середины I тысячелетия до н.э. - середины I тысячелетия н.э. // Археология СССР. Степная полоса Азиатской части СССР в скифо-сарматское время / Отв. ред. тома М.Г. Мошкова. М.: Наука, 1992. С. 61-72.
Левина Л.М. Джетыасарские склепы // Низовья Сырдарьи в древности. Вып. II. Джетыасарская культура. Ч. 1: Склепы. М.: б.и., 1993. С. 33-198.
Левина Л.М. Этнокультурная история Восточного При-аралья: I тыс. до н.э. - I тыс. н.э. М.: Изд-во вост. лит., 1996. 396 с.
Левина Л.М. К истории исследований Хорезмской ар-хеолого-этнографической экспедиции в Восточном При-аралье // Приаралье в древности и средневековье. К 60-летию Хорезмской археолого-этнографической экспедиции. М.: Восточная литература, 1998. С. 42-59.
Левшин А. Описание Киргиз-Казачьих или Киргиз-Кай-сакских орд и степей. СПб., 1832. Ч. 1-3.
Литвинский Б.А. История и культура восточной части Средней Азии от поздней бронзы до раннего средневековья (в свете раскопок Памиро-ферганских могильников): Автореф. дисс. на соиск. ... д.и.н. М., 1969. 72 с.
Литвинский Б.А. Проблемы этнической истории древней и раннесредневековой Ферганы // История и культура народов Средней Азии (древность и средневековье) / Под ред. Б.Г. Гафурова, Б.А. Литвинского. М.: Наука, Глав. ред. вост. лит., 1976. С. 49-65.
Литвинский Б.А. Орудия труда и утварь из могильников Западной Ферганы: (Археологические и этнографические материалы по истории культуры и религии Средней Азии). М.: Наука, Глав. ред. вост. лит., 1978. 216 с.
Максимова А.Г., МерщиевМ.С., Вайнберг Б.И., Левина Л.М. Древности Чардары (Археологические исследования в зоне Чардаринского водохранилища). Алма-Ата: Наука, 1968. 264 с.
Мандельштам А.М. Некоторые новые данные о памятниках кочевого населения Южного Туркменистана в античную эпоху // Изв. АН ТуркССР. Серия общественных наук. 1963. №> 2. С. 27-33.
Мандельштам А.М. Мешрепитахтинский могильник // КСИА. 1971. Вып. 128. С. 66-72.
Мандельштам А.М. Античные государства и кочевые племена в Средней Азии // Тез. докл. сессии, посвящ. итогам полевых археологических исследований 1972 года в СССР. Ташкент: Фан, 1973. С. 124-126.
Мандельштам А.М. Памятники кочевников кушанско-го времени в Северной Бактрии (Тр. Таджикской археологической экспедиции Института археологии АН СССР и Института истории им. А. Дониша АН Таджикской ССР. Т. VII). Л.: Наука, 1975а. 228 с.
Мандельштам А.М. О некоторых восточных аспектах хронологии ранних кочевников Средней Азии и Казахстана // Ранние кочевники Средней Азии и Казахстана. Краткие тез. докл. на конф. Л.: б.и., 1975б. С. 17-19.
Мандельштам А.М. Об одном археологическом аспекте кушанской проблемы // Проблемы советской археологии / Ред. В.В. Кропоткин, Г.Н. Матюшин, Б.Г. Петерс. М.: Наука, 1978. С. 133-141.
Мандельштам А.М. Заметки о сарматских чертах в памятниках кочевников южных областей Средней Азии //
Древности Евразии в скифо-сарматское время / Под ред. А.И. Мелюковой, М.Г. Мошковой, В.Г. Петренко. М.: Наука, 1984. С. 173-177.
Мандельштам А.М. Кочевое население Среднеазиатского междуречья в последние века до нашей эры и первые века нашей эры // Археология СССР. Степная полоса Азиатской части СССР в скифо-сарматское время / Отв. ред. тома М.Г. Мошкова. М.: Наука, 1992. С. 107-115.
Масанов Н. Э. Эволюция кочевого хозяйственно-культурного типа и проблема этногенеза казахского народа // Вест. АН КазССР. 1987. №> 8. С. 27-30.
Мингулов Н.Н. Взаимоотношения Казахстана со Среднеазиатскими ханствами в XVIII в. // Маргулановские чтения (Сборник материалов конф.). Алма-Ата: б.и., 1989. С. 270-276.
Могильников В.А. Население Верхнего Приобья в середине второй половине I тысячелетия до н.э. М.: б.и., 1997. 195 с.
Моргунова Н.Л., Мещеряков Д.В. «Прохоровские» погребения V Бердянского могильника // АПО. Вып. 3. Оренбург, 1999. С. 124-146.
Мордвинцева В.И. Раннесарматские парадные мечи // Эпоха бронзы и ранний железный век в истории древних племен Южнорусских степей. Материалы междунар. науч. конф., посвящ. 100-летию со дня рождения П.Д. Рау. Саратов: Сарат. гос. пед. ин-т, 1997. С. 139-141.
Мордвинцева В.И., Зданович Г.Б., Таиров А.Д. Фалар эллинистической работы с берегов р. Ишим // РА. 1997. №2 4. С. 176-180.
Мошкова М.Г. Памятники прохоровской культуры // САИ. Вып. Д1-10. М., 1963. 56 с.
Негматов Н.Н., Мирбабаев А.К. Находки скульптурных головок и других изделий из Исфаринской долины // АРТ. 1986. Вып. XIX. С. 413-431.
Никаноров В.П. Среднеазиатские катафрактарии как продукт взаимодействия военных школ Запада и Востока в эпоху раннего эллинизма // Взаимодействие древних культур и цивилизаций и ритмы культурогенеза. Материалы методологического семинара (Археологические изыскания. Вып. 13) / Отв. ред. В.М. Массон. СПб.: б.и., 1994. С. 47-51.
Никонов В.П. Битва при Карах и парфянская тактика (к вопросу о степных элементах в военном деле парфян) // Мерв в древней и средневековой истории Востока. II: Культурное взаимодействие и связи. Тез. докл. науч. конф. Ашхабад: Ылым, 1991. С. 25-26.
Обельченко О.В. Кую-Мазарский могильник // Тр. ИИА АН УзССР. 1957. Вып. 8. С. 205-229.
Обельченко О.В. Лявандакский могильник // ИМКУ 1961. Вып. 2. С. 97-176.
Обельченко О.В. Могильник Акджартепе // ИМКУ 1962. Вып. 3. С. 57-70.
Обельченко О.В. Погребение сарматского типа под Самаркандом // СА. 1967. №> 2. С. 181-187.
Обельченко О.В. Курганные могильники эпохи кушан в Бухарском оазисе // Центральная Азия в кушанскую эпоху. Т. 1. М.: Наука, 1974. С. 202-209.
Обельченко О.В. Происхождение подбоев и катакомб в курганах Согда // Античная культура Средней Азии и Казахстана. Тез. докл. Всесоюз. науч. совещания. Ташкент: Фан, 1979. С. 58-61.
Обельченко О.В. Курганы древнего Согда. Ташкент: Узбекистан, 1981. 28 с.
Обельченко О.В. Культура древних кочевников долины Зарафшана (По материалам раскопок курганов VII в. до н.э. - VII в. н.э.): Автореф. дисс. на соиск. ... д.и.н. М., 1982. 48 с.
Ольховский В. С., Яценко С.А. О знаках-тамгах из святилища Байте III на Устюрте (предварительное сообщение) // Археология, палеоэкология и палеодемография Евразии / Отв. ред. В.С. Ольховский. М.: ГЕОС, 2000. С. 295-315.
Пилипко В.Н., КошеленкоГ.А. Северная Парфия // Археология СССР. Древнейшие государства Кавказа и Средней Азии / Отв. ред. тома Г.А. Кошеленко. М.: Наука, 1985. С. 209-225.
Подушкин А. Сарматы в Южном Казахстане // Древние культуры Евразии: Материалы междунар. науч. конф., по-свящ. 100-летию со дня рождения А.Н. Бернштама / Ред.
B.А. Алёкшин и др. СПб.: Инфо-ол, 2010. С. 207-217.
Подушкин А.Н. Катакомбы могильника Кылышжар //
Маргулановские чтения - 2011. Материалы междунар. археологической конф. Астана, 20-22 апреля 2011 г. / Гл. ред. М.К. Хабдулина. Астана: ЕНУ им. Л.Н. Гумилева, 2011.
C. 324-329.
Подушкин А.Н. Катакомбы могильника Кылышжар II вв. до н.э. - III в. н.э. и сарматы на территории Южного Казахстана // «Кадырбаевские чтения - 2012». Материалы III Междунар. науч. конф. / Науч. ред. А.А. Бисембаев. Акто-бе, 2012. С. 207-217.
Подушкин А.Н. Катакомбы арысской культуры Южного Казахстана: коллективные погребения могильников Куль-тобе и Кылышжар (II вв. до н.э. - III в. н.э.) // Культуры степной Евразии и их взаимодействие с древними цивилизациями / Ред. В.А. Алёкшин и др. СПб.: ИИМК РАН, Периферия, 2012а. Кн. 2. С. 488-496.
Пугаченкова Г.А. О панцирном вооружении парфянского и бактрийского воинства // ВДИ. 1966. №№ 2. С. 27-43.
Пьянков И.В. Движение степного населения в Евразийской полосе степей и проблемы этнической истории древнейших индоиранцев // Материальная культура Таджикистана. Вып. 4. Душанбе: Дониш, 1987. С. 71-84.
Пьянков И.В. Рец.: Marek J. Olbrycht. Parthia et ulteriores gentes: die politischen Beziehungen zwischen dem arsakidischen Iran und den Nomaden der eurasischen Steppen. München, 1998. VII, 337 S. Anhang: Karten (Quellen und Forschungen zur antiken Welt. Bd 30) // ВДИ. 2002. №> 3. С. 219228.
Равич И.Г. Химико-технологическое изучение зеркал из курганных могильников сарматской эпохи Оренбургской области // Естественно-научные методы в изучении Филипповского I могильника / Отв. ред. Л.Т. Яблонский. (МИАР. №> 15). М.: ТАУС, 2011. С. 104-111.
Садыкова М.Х., Васильев В.Н. Поздние прохоровцы в Центральной Башкирии // УАВ. Вып. 3. 2001. С. 55-80.
Симоненко А.В. Импортное оружие у сарматов // Кочевники евразийских степей и античный мир (проблемы
контактов). Материалы 2-го археологического семинара «Античная цивилизация и варварский мир» / Отв. ред. Б.А. Раев. Новочеркасск: б.и., 1989. С. 56-73.
Скрипкин А. С. Нижнее Поволжье в первые века нашей эры. Саратов: Сарат. ун-т, 1984. 150 с.
Скрипкин А.С. Этюды по истории и культуре сарматов: Учебное пособие. Волгоград: Волгоград. гос. ун-т, 1997. 104 с.
Смирнов К.Ф., Петренко В.Г. Савроматы Поволжья и Южного Приуралья // САИ. Вып. Д1-9. М., 1963. 40 с.
Сорокин С. С. Некоторые вопросы происхождения керамики катакомбных могил Ферганы // СА. 1954. XX. С. 131147.
Сорокин С. С. Культура древних скотоводов в предгорьях Ферганы. Автореф. дисс. на соиск. ... к.и.н. Л., 1958. 20 с.
Таиров А.Д. Торговые коммуникации в западной части Урало-Иртышского междуречья. Препринт. Челябинск: б.и., 1995. 43 с.
Таиров А.Д. Изменения климата степей и лесостепей Центральной Евразии во ИТ тыс. до н.э.: Материалы к историческим реконструкциям. Челябинск: Рифей, 2003. 68 с.
Таиров А.Д. Кочевники Урало-Казахстанских степей в УП-У вв. до н.э. Челябинск: ЮУрГУ 2007. 274 с.
Танышпаев М.Т. Ак-табан-шубрынды (Великие бедствия и великие победы казахов) // В.В. Бартольду туркестанские друзья, ученики и почитатели. Ташкент: б.и., 1927. С. 57-68.
Толстова Л.С. Исторические предания Южного При-аралья. М.: Наука, 1984. 246 с.
У истоков древней культуры Ташкента. Ташкент: Фан, 1982. 199 с.
Федоров В.К., Васильев В.Н. Яковлевские курганы раннего железного века в Башкирском Зауралье // УАВ. Вып. 1. 1998. С. 62-96.
Филанович М.И. Культурные взаимодействия оседлого и кочевого мира и формирование архитектурных традиций (по материалам Шаштепа в Ташкентском регионе) // Взаимодействие кочевых культур и древних цивилизаций / Отв. ред. В.М. Массон. Алма-Ата: Наука, 1989. С. 314-319.
Хабдулина М.К. Степное Приишимье в эпоху раннего железа. Алматы: Гылым, Ракурс, 1994. 170 с.
Юсупов Р.М. Палеоантропология ранних кочевников Южного Урала по материалам Филипповских курганов // XV Уральское археологическое совещание. Тез. докл. междунар. науч. конф. / Отв. ред. Н.Л. Моргунова. Оренбург: Оренбургская губерния, 2001. С. 148-150.
Ягодин В.Н. Оседлоземледельческая цивилизация древнего Хорезма и кочевники Арало-Каспия. Модели взаимодействия // 100 лет гуннской археологии. Номадизм: прошлое и настоящее в глобальном контексте и исторической перспективе. Гуннский феномен. Тез. докл. междунар. конф. Ч. I. Улан-Удэ: б.и., 1996. С. 116-118.
