CC BY
103
Вестник Челябинского государственного университета. 2009. № 28 (166).
История. Вып. 34. С. 20-26.
И. Э. Любчанский
МАТЕРИАЛЬНАЯ КУЛЬТУРА НОМАДОВ ЮЖНОГО ЗАУРАЛЬЯ ВО II - НАЧАЛЕ VI ВЕКА. Н. Э.: КОМПЛЕКС ВООРУЖЕНИЯ
История изучения материальной культуры древних народов Южного Зауралья является неотъемлемой частью в изучении понимания процессов культурогенеза и этногенеза кочевых племен Евразии, которые столь серьезно повлияли на становление и формирование аборигенного населения южного Урала. В статье рассматривается комплекс вооружения кочевников Южного Зауралья и предпринимается попытка выявления культурных истоков его формирования.
Ключевые слова: комплекс вооружения, оружие дистанционного боя, номады, хроноло-
гия, археология.
К настоящему времени в погребениях II
- начала VI века н. э. южноуральской степи обнаружены небольшие по количеству, но весомые по качеству, серии погребального инвентаря. К ним относятся длинные железные мечи без навершия и перекрестия, наконечники стрел, фрагменты сложносоставных луков, ножи, элементы конской упряжи, пояса, бронзовые зеркала, керамика и предметы, выполненные в «полихромном» стиле. Перечисленные категории погребального инвентаря позволяют составить представление
о материальной культуре кочевых племен Южного Зауралья и сопредельных территорий в драматический период истории евразийского степного пространства. Вопросам датировки памятников указанного промежутка времени уже посвящалось несколько статей и выступлений1. Поэтому настоящая статья посвящена детальному анализу одной составляющей кочевнической «триады», а именно, комплексу вооружения2.
Начиная разговор о комплексе вооружения кочевников, определимся в понятийном аппарате. Под «комплексом вооружения» нами понимается совокупность предметов материальной культуры, которая характеризует уровень развития наступательной и оборонительной составляющей тактики ведения боя кочевого общества. Традиционно «комплекс вооружения» включает оружие и доспех. Оружие, в свою очередь, делится на «оружие ближнего боя» (мечи, кинжалы, клевцы, копья, ножи и пр.) и «оружие дистанционного боя» (луки, стрелы, дротики, пращи и пр.). Доспехи также можно разделить на две категории по материалу изготовления - легкий доспех, изготовленный из кожи и имеющий незначительное уси-
ление металлическими пластинами (кожаный панцирь, поножи и пр.); и тяжелый доспех, изготовленный из металла (катафракта, кольчуга, кираса, шлем и пр.). Щиты также можно отнести к элементам защитного доспеха.
В связи с тем, что тяжелый доспех в культуре кочевых обществ древности не только выступал показателем статусности владельца, но и являлся весьма дорогостоящим изделием, эта категория погребального инвентаря очень редко встречается в погребальных комплексах Южного Зауралья. Поэтому в нашем распоряжении для анализа остается только категория «оружие». Именно анализу этой категории и посвящена настоящая статья.
Следуя категориальной логике, начнем с «оружия ближнего боя».
За последнее десятилетие в погребениях
II - начала VI века н. э. в южноуральском регионе найдена достаточно представительная серия длинных железных мечей без навершия и перекрестия с длинным штырем, на котором оформлялась рукоять меча. Общая длина таких мечей составляет 0,75-1,10 м, длина штыря для рукояти 0,15-0,24 м. Ширина лезвия клинка составляет 4,5-4,8 см. Лезвия мечей параллельны, плавно сужаются к острию. Штыри рукоятей в сечении прямоугольные (рис. 1, 1-14). Очень редко встречаются каменные (халцедоновые?) диски, которые возможно могли выступать как навершия. На мечах южноуральской серии отсутствуют перекрестия. Очень вероятно, что их отсутствие связано с материалами, из которых они создавались (дерево, кожа, кость), и могли не сохраниться в погребениях.
В настоящей статье мною рассматриваются 25 мечей указанного типа. Четырнадцать
мечей происходят из западных районов южноуральского региона (могильники Лебедевка V, кург. 23, погр. 1; Лебедевка VI, кург. 1, 3, 4, 22, 24, 37; Атпа I, кург. 9, 19; Атпа II, кург. 3; Целинный I, кург. 3, 6, 13, 69). Одиннадцать мечей были обнаружены в погребениях Южного Зауралья (могильники Кунашак I, кург. 1; Сыртлановский; Ишкильдино, кург. 1; Солнце II, кург. 3; Красногор; IV курганнная группа у пос. Комсомольский, кург. 2, 5, 8, погр.2; Покровский, кург. 2; Стрелецкое, кург.
1, Муслюмово). Практически обо всех мечах информация опубликована в статьях3, несколько мечей хранятся в фондах ЛАИ ЧГПУ, ИИЯЛ БНЦ РАН, в экспозиции Оренбургского краеведческого музея. Помимо целых экземпляров имеются фрагменты клинков из разрушенных погребений Южного Зауралья. Мечи, аналогичные южноуральским, имеют широкое распространение в погребальных комплексах Нижнего Поволжья, Северного Кавказа, Средней Азии, Южной Сибири и Алтая, Монголии и Китая. В нашем распоряжении имеются и уникальные находки мечей из лесных районов Урала (могильники Тураевский, Тарасовский, Варнинский). Отличием этих мечей от южно-уральских является наличие прямого ромбовидного в сечении перекрестия или съемных перекрестий и наверший.
Очевидно, что и перекрестия, и навершия являются элементами, обеспечивающими удобство захвата рукояти воином, а следовательно не могут рассматриваться как полноценные признаки, определяющие тип меча. Типообразующими признаками выступают форма самого клинка и форма штыря рукояти, возможно имеющие единую традицию изготовления. Аналогичный тезис высказал А. С. Скрипкин4. На наш взгляд, правомерно объединить южноуральские мечи по форме клинка и штыря рукояти с сериями мечей с прямым перекрестием.
Наиболее ранними прототипами мечей из памятников южноуральского региона выступает бронзовое клинковое оружие древнего Китая, которое было распространено на финальном этапе бронзового века (эпоха Чжоу), а затем получило развитие в раннем железном веке. Необходимо отметить, что в Ханьскую эпоху широкое распространение получают мечи с длиной клинка более 1 м, изготовленные как из бронзы, так и из железа5. Формы, найденных мечей в южноуральских погре-
бениях II - начала VI веков н. э., а также на сопредельных территориях, повторяют форму ханьских мечей. Отдаленные реминисценции формам китайских клинков обнаруживаются в погребальных комплексах южнорусских степей эпохи «великого переселения народов» (могильники Новогригорьевка, мог. VIII, IX; Новая Маячка, Дмитровка, Ново-Ивановка, «Восход» близ Покровска, Арцыбашево)6.
Мечи, рассматриваемой формы, появляются еще во II веке до н. э., что подтверждается исследованиями М.Г. Мошковой и А.С. Скрипкина7. Своими корнями этот тип восходит к мечам с прямым перекрестием без металлического навершия8. Ведущей формой мечи без навершия и перекрестия становятся только во II веке н. э. и существуют на протяжении почти четырех столетий. Основное количество мечей этого типа сосредоточено в южноуральском степном регионе, реже они встречаются в памятниках Заволжья и междуречья Волги и Дона. В этой статье мы не претендуем на исчерпывающую информацию, но, по нашим подсчетам, в южноуральском регионе обнаружено 25 археологически целых меча, а в Заволжье нам известны только четыре находки. Это условно подтверждает тезис об их восточном происхождении, высказанный автором на заседании секции «Археология кочевников» в рамках III Международной конференции «Россия и Восток: проблемы взаимодействия»9.
Думается, будет уместно остановиться на вопросе как и каким образом мечи близкие по форме ханьским оказались в могилах южноуральских кочевников II - начала VI веков н. э. Наиболее близким районом распространения аналогичных мечей является территория в низовьях Сырдарьи, где сосредоточены памятники джетыасарской археологической культуры. С этих территорий нам известно девятнадцать находок мечей без металлического перекрестия и навершия. Автор раскопок Л. М. Левина считает, что данный тип мечей мог быть основным видом вооружения в среде кочевого массива джетыасарской культуры, которая датируется !-ГУ вв. н. э.10 Подобные мечи были широко распространены в районах Средней Азии и Южного Туркменистана во ПЧ вв. до н. э.11 Как отметил А. М. Хазанов, этот тип мечей сохраняется на указанных территориях и во II—IV вв. н. э.12
Нами уже отмечалось значение Ханьско-го Китая для кочевой периферии. Влияние
культуры Китая, скорее всего, было ярко выражено для кочевых племен, соседствующих на севере и западе с Поднебесной Империей. Поэтому, думается весьма проблематично рассматривать вопрос о прямом влиянии культуры Китая времени Хань на кочевников южноуральских степей. Это влияние могло быть только опосредованным. По мнению А. С. Скрипкина, «причин, обусловивших появление инноваций китайского происхождения в столь отдаленных... памятниках было несколько, они были связаны с некой общей исторической тенденцией того времени. Причем среднеазиатский регион в этом процессе играл, видимо, посредническую роль»13. Вполне вероятно, что инновации могли проникать в пределы южноуральского региона и по границе степной и лесостепной зон, о чем могут свидетельствовать находки мечей в саргатских погребениях, датируемых в пределах I—IV вв. н. э. (могильники Ипкуль, кург. 1, погр. 3; Исаковский I, кург. 3, погр. 6; Сидоровский I, кург. 1, погр. 2)14. Столь мощное влияние приводит к распространению подобных мечей в отдаленных районах лесной зоны, в памятниках мазунинской (могильники Чепаниха, Нива, Покровское, Ижевский, Усть-Сарапулка) и азелинской (могильники Тюм-Тюма, Усть-Брыскинский, Гремячен-ский, Суворовский) культур15.
Все мечи, которые были обнаружены в Южном Приуралье и Зауралье сосредоточены в погребениях, которые исследователями датируются в пределах III-IV вв. н. э. и не выходят за эти хронологические рамки. В силу того, что в могильниках кочевников южноуральского региона не выделено хорошо датированных погребений с оружием II века н. э., считаем, что предложенный хронологический диапазон вполне корректен. Известные же памятники V века н. э. вообще не содержат оружия ближнего боя.
Обращает на себя внимание, распространившийся в южноуральской степи новый, отличный от сарматской эпохи комплекс оружия дистанционного боя. Он включает в себя наконечники стрел и фрагменты сложносоставного лука «гуннского» типа.
Наконечники стрел представлены железными трехлопастными, трехлопастными с «плечом», трехгранными и плоскими, ромбовидными, черешковыми наконечниками. Их длина составляет 6,0-7,6 см, при длине боевой головки 4,2-4,6 см. Коллекция насчи-
тывает 88 экземпляров (могильники Целинный, сооруж. 13; Атпа II, кург. 4; Восточно-Курайлинский I, кург. 33; Кызыл-Адыр; погр. у оз. Боровое; курганы с «усами» Солончанка I; Городищенский)16. Наибольшее количество (79 экземпляров) относятся к типу железных трехлопастных ромбовидных наконечников с ярко выраженным черешком. Этот тип наконечников встречен во всех указанных выше археологических объектах. Обращает на себя внимание то обстоятельство, что погребения, расположенные в западной части южноуральской степи содержат 1-2 экземпляра (могильники Восточно-Курайлинский-!, кург. 33; Атпа II, кург. 4; Целинный I, сооруж. 13) и датируются они III - первой половиной IV века н. э., в то время как комплексы Южного Зауралья (центральная зона южноуральского региона) содержат от 6 до 55 наконечников (погр. у оз. Боровое, Кызыл-Адыр, Солончанка I, Городищенский). Все эти комплексы имеют более позднюю датировку. Они относятся к началу «эпохи великого переселения народов» и датируются в пределах конца вв. н. э.
Поиск аналогий этому типу наконечников стрел уводит нас в восточные районы евразийской степи. Наиболее ранние наконечники встречены в комплексах I в. до н. э. - I в. н. э. в Западной Монголии, Южном Забайкалье и на Алтае (могильники Ильмовая Падь, мог. 53, 54; Черемуховая Падь, мог. 49; курганы Ноин-Ула, Тэмб-Улы, мог. 2; могильники Ко-кэльский, Хара-Даг-Божа, погр. 1 и многие др.)17. В период существования позднесарматской культуры, и особенно, в эпоху «великого переселения народов», этот тип наконечников стрел получает свое распространение в памятниках низовий Сырдарьи (могильники Алтынасар 4) и Волги (кург. 17 у г. Покровска; кург. 4, погр. 2 у с. Владимировское и др.), в южнорусских степях (могильники Новогри-горьевка, мог. VIII, IX; Новая Маячка; курган
8, погр. 2 в урочище Кубей)18.
Очень интересны три ярусных наконечника из погребения в пещере у с. Кызыл-Адыр19. В южноуральском регионе это пока единственная находка, но, так как они были обнаружены в комплексе со стрелами вышеописанного типа, то также вписываются в круг древностей ]У-У вв. н. э. Прямые аналогии этому типу встречены в могильниках Южной Сибири и Центральной Азии, где они существуют в период
I в. до н. э. - III в. н. э. (могильники Ильмовая Падь, мог. 50, 52, 53; Бурдун, Сул-Толгой, мог.
I, Найма-Толгой, мог. 6, Кокэльский, кург. 7, 8,
II, 26, 28, 37, 39, 65, 68)20. Железные наконечники стрел дополняются костяными наконечниками, также обнаруженными в погребениях
III - начала V вв. н. э. (могильники Больше-караганский, кург. 6; Байрамгулово II, погр. 2; Малково, кург. 2)21.
Комплекс оружия дистанционного боя дополняют фрагменты сложносоставных луков. Известно три экземпляра на территории Южного Зауралья (могильники Альмухаметово, кург. 9, погр. 1; погр. Кызыл-Адыр; курган с «усами» Солончанка I)22. Они представлены концевыми, срединными и фронтальными костяными накладками. Сохранность некоторых накладок плохая, поэтому очень сложно определить нюансы их устройства.
Сложносоставной лук «гуннского» типа возникает в Центральной Азии на рубеже Ш
- II вв. до н. э. и постепенно распространяется на запад, охватывая все большее пространство. За неполные семь столетий он проникает до венгерской Пушты Паннонии и остается господствующим до появления луков аварохазарского и монгольского типов23. Однако, если исходить из археологического материала, наибольшее распространение сложносоставные луки получают у народов Центральной и Средней Азии, а также Северного Казахстана. В степях юга России, Поволжья и Урала они встречаются очень редко. Наиболее точные аналогии южноуральским накладкам обнаружены на востоке, в памятниках хунн-ского и позднехуннского времени, которые датируются I-IV вв. н. э. (могильники Ильмовая Падь, мог. 51; Черемуховая Падь, мог. 61; Сул-Толгой, мог. 1; Кокэльский, кург. 11, мог. 46, погр. 2; кург. 26, мог. 8, 27; кург. 66; Большой Берельский курган 2) и V - началом VI в.н. э. (могильник Большой Берельский, курган 2)24. Фрагменты сложносоставных луков из погребений южноуральского региона по приведенным аналогиям можно соотнести с сложносоставным «кокэльским» луком (тип
3 - по Ю. С. Худякову)25, который, в свою очередь, находит соответствие среди метательного оружия племен хуннского общества26. Неудовлетворительная сохранность накладок не позволяет выявить конструктивные особенности, но даже информация о количестве и форме накладок сближает южноуральские
27
луки с луками «гуннского» типа27.
Подобные накладки появляются в I - начале II вв. н. э. в Северном Казахстане (могиль-
ники Жабай-Покровка, погр. 32; Покровский, кург. 2; урочище Саргары, кург. 3)28. В период I-IV вв. н. э. накладки, особенно концевые, выступают как составной элемент в формировании лука «кенкольского» типа и известны в Киргизии (могильники Акчий-Карасу; Джал-Арык; Торкен), в Казахстане (городище Кзыл-Койнар-Тобе, Алтынасар) и даже в Ташкентском оазисе (поселение Ак-Тобе 2)29. Единичные экземпляры составных частей подобных сложносоставных луков обнаруживаются в могильниках средне- и позднесарматской культур Нижнего Поволжья (Сусловский курганный могильник, кург. 51) и Южного Приуралья (могильник Покровка 10, курган 19, 66)30. Несколько накладок плохой сохранности происходят из курганов с сожжением у г. Покровска (кург. 17, 18), датируемых V -началом VI вв. н. э.31
Из трех известных в южно-уральском регионе фрагментов сложносоставных луков наиболее близкими друг другу являются луки из погребения V века н. э. у с. Кызыл-Адыр и комплекса кургана с «усами» Солончанка I, который также датируется в пределах V в. н. э.32
Аргументы, приведенные выше, подтверждают мысль о повсеместном распространении сложносоставного лука «гуннского» типа в древностях евразийской степи. Однако необходимо сделать уточнение. Дошедшие до нас остатки костяных накладок луков, происходящие из районов Нижнего Поволжья, Южного Приуралья и Зауралья, Средней Азии и Центрального Казахстана, относятся к поздним сложносоставным лукам III и IV типов (по Ю. С. Худякову), время бытования которых соответствует позднехуннскому периоду Центральной Азии и эпохе великого переселения народов в Европе, то есть могут быть датированы не ранее конца IV в. н. э. Исключение могут составить несколько находок накладок от сложносоставного лука из могильника Покровка 10, материалы которого, наконец-то были введены в научный оборот. По мнению авторов, курганы 19 и 66 этого могильника могут быть датированы в пределах второй половины III в. н. э., хотя эта датировка получена при анализе ременной гарнитуры из погребений этих курганов33.
Итак, имеющийся в нашем распоряжении комплекс вооружения номадов Южного Зауралья не велик. Он включает в себя мечи, наконечники стрел и накладки на сложносоставной лук. Как правило, предметы воору-
жения встречаются в наиболее богатых комплексах этой эпохи. Нужно отметить, что общее количество предметов вооружения в погребениях не только Южного Зауралья, но и Южного Приуралья не превышает 8 % от общего числа находок34. Подобные находки встречаются крайне редко на площадке одного могильника, либо вообще содержатся в «тайных» захоронениях (пещера Кызыл-Адыр) и комплексах курганов с каменными грядами-«усами» (Солончанка I). К тому же данные артефакты очень хорошо распределяются по хронологическому ряду. Так, мечи рассматриваемых типов содержатся в погребениях курганов, расположенных на площадках пока еще слабоизученной финальной фазы шипов-ской археологической культуры (так называемый зауральский вариант). По совокупности археологического материала и особенностей погребального обряда все эти курганы датируются в пределах середины III - первой половины IV вв. н. э., что не противоречит принятым датировкам комплексов в памятниках позднесарматской (шиповской) археологической культуры Нижнего Поволжья. При этом отчетливо наблюдается процесс инфильтрации ряда компонентов другой, причем «элитной», материальной культуры. Некоторые исследователи склонны видеть появление таких типов мечей в стратных курганах Южного Урала с движением кавказских алан34. Другие склонны предполагать их проникновение из районов восточнее Аральского моря, то есть с движением некоторых групп населения. По мнению А. С. Скрипкина, вполне возможно, носителями могли быть «азиатские» аланы35, которые уже в достаточной мере восприняли новшества, пришедшие из глубин Центральной Азии и в нашем случае - это мечи. Малое их количество может объясняться тем, что мечи принадлежали всаднической страте кочевого сообщества Южного Урала.
Наконечники стрел рассмотренных типов и накладки сложносоставных луков вообще являются редкостью в памятниках позднесарматской культуры, в то время, как с конца
IV века н. э. они получают широкое распространение в кочевнических древностях азиатской части Евразии и доминируют на этом пространстве вплоть до второй половины VI века н. э. Однако находок в южноуральских комплексах этих остатков материальной культуры также мало. Они составляют также чуть более 8 % от общего числа находок. Распреде-
ление находок в комплексах неравномерное. Небольшие наборы наконечников встречены в самых поздних памятниках позднесарматского времени Южного Зауралья и насчитывают от 2 до 7 экземпляров. А самые большие по численности колчаны от 25 до 56 наконечников обнаружены в специфических комплексах Кызыл-Адыр, Солончанка I и Городищенский IX36, которые датируются V в. н. э. Центральноазиатское происхождение этих предметов не вызывает сомнения. Появление их опять же в элитных комплексах свидетельствует
0 процессе дальнейшего проникновения в среду населения южноуральского региона кочевых групп центральноазиатского происхождения, которые, вне всякого сомнения, приняли участие в формировании, наравне с населением позднесарматской эпохи, «гуннской орды». Однако по каким-то причинам (экономическим, политическим) эта группа осталась в пределах Южного Зауралья и Центрального Казахстана, на территории которых просуществовала вплоть до начала тюркских завоеваний.
Примечания
1 Обобщенное видение проблемы прозвучало в докладе на секции раннесредневековой археологии во время работы II Всероссийского археологического съезда (октябрь 2008 г., г. Суздаль).
2 Эта первая статья из задуманного автором цикла статей, которые будут посвящены отдельным категориям материальной культуры кочевников Южного Зауралья в позднесарматское (и/или) гунно-сарматское время.
3 См.: Епимахова, М. Г. Прошлое рядом с нами // Кунашак - земля предков. Челябинск, 2000. С. 17; Епимахов, А. В. Новые памятники гунно-сарматского времени Южного Зауралья / А. В. Епимахов, И. Э. Любчанский // История, философия, филология. Вып. 1. Магнитогорск, 1994; Обыденов, М. Ф. Археологические памятники верховьев Агидели. Вып. I. Уфа, 1997. Рис. 22; Сунгатов, Ф. А. Погребение позднесарматского времени в Зауралье // Сов. археология. 1991. № 1. С. 244.
4 См.: Скрипкин, А. С. Новые аспекты в изучении истории материальной культуры сарматов // Нижневолжский археологический вестник. Вып. 3. Волгоград, 2000. С. 18.
5 См.: Кожанов, С. Т. Некоторые вопросы организации военного дела в Китае конца I тыс.
до н. э. // История и культура Восточной Азии. Новосибирск, 1990. С. 84-85; Комиссаров, С. А. Комплекс вооружения Древнего Китая эпохи поздней бронзы. Новосибирск, 1988. С. 103-106; Горелик, М. В. Оружие Древнего Востока (IV тысячелетие - IV в. до н. э.). М., 1993. Табл. XVII, 30, 38.
6 См.: Степи Евразии в эпоху средневековья М., 1981. С. 109; Засецкая, И. П. Культура кочевников южнорусских степей в гуннскую эпоху (конец ^-У вв.). СПб., 1994. Табл. 3, 1;
9, 6; 10, 8, 9; 14, 7; 32, 1.
7 См.: Степи Европейской части СССР в скифо-сарматское время. М., 1989, С. 196; Скрипкин, А. С. Новые аспекты... С. 19.
8 См.: Хазанов, А. М. Очерки военного дела сарматов. М., 1971. С. 18.
9 См.: Любчанский, И. Э. Этнокультурная ситуация в первой половине I тысячелетия н. э. в Урало-Ишимском междуречье // Россия и Восток: проблемы взаимодействия : материалы III междунар. конф. Ч. 5. Кн. 2. Челябинск, 1995. С.41-45.
10 См.: Левина, Л. М. Джетыасарская культура. Могильники Алтынасар 4. М., 1994. С. 63.
11 См.: Обельченко, О. В. Мечи и кинжалы из курганов Согда // Сов. археология. 1978. № 4. С. 119-121; Мандельштам, А. М. Кочевники на пути в Индию // МИА. № 136. М. ; Л., 1966. С. 158; Кожомбердиев, И. К. Комплекс вооружения кенкольского воина / И. К. Кожомбер-диев, Ю. С. Худяков // Военное дело древнего населения Северной Азии. Новосибирск, 1987. С. 88.
12 См.: Хазанов, А. М. Очерки военного дела сарматов. М., 1971. С. 16. Табл. X.
13 См.: Скрипкин, А. С. Новые аспекты... С. 22.
14 См.: Корякова, Л. Н. Ранний железный век Зауралья и Западной Сибири (саргатская культура). Свердловск, 1988 С. 67. Рис. 16, 27 а; Погодин, Л. И. Лаковые изделия из памятников Западной Сибири раннего железного века // Взаимодействие саргатских племен с внешним миром. Омск, 1998. С. 25-39.
15 См.: Останина, Т. И. Население среднего Прикамья в III-V вв. Ижевск, 1997. С. 73. Рис. 19, 5, 6; Голдина, Р. Д. Древняя и средневековая история удмуртского народа. Ижевск, 1999. С. 264. Рис. 128, 2 а.
16 См.: Гуцалов, С. Ю., 1987. Отчет Актю-бинской экспедиции о работах летом 1986 года. Личный архив С. Ю. Гуцалова; Гуцалов, С. Ю., 1989. Отчет об археологических разведках и раскопках в Актюбинской области
летом 1988. Личный архив С. Ю. Гуцалова; Гуцалов, С. Ю., 1990. Отчет об археологических работах в Актюбинской области летом 1989. Личный архив С. Ю. Гуцалова; Засец-кая, И. П. Культура кочевников южнорусских степей в гуннскую эпоху (конец вв.).
СПб., 1994. Табл. 37; Бернштам, А. Н. Очерки истории гуннов. Л., 1951. С. 216-227; Любчанский, И. Э. Курган с «усами» Солончанка I / И. Э. Любчанский, А. Д. Таиров. Челябинск, 1999. С. 23, 54; Боталов, С. Г. Раннетюркские памятники урало-казахстанских степей // Культуры евразийских степей второй половины I тысячелетия н. э. (вопросы хронологии). Самара, 1998. С. 329.
17 Коновалов, П. Б. Хунны в Забайкалье. Улан-Удэ,1976. Табл. I, 1; II, 20, 28; Худяков, Ю. С. Вооружение средневековых кочевников Южной Сибири и Центральной Азии. Новосибирск, 1986. С. 83. Рис. 4, 10; Вайнштейн, С. И. Раскопки могильника Кокэль в 1962 г. // ТГКАЭЭ. М., 1970. Т. 3. Рис. 12, 14.
18 См.: Левина, Л. М. Джетыасарская культура. С. 238, 239. Рис. 120, 21, 26-28, 30-34; Засецкая, И. П. Культура кочевников. Табл. 3.2, 3.4; 5.3, 5; 9, 8; 31.2,3; 35.2, 4.
19 Там же. Табл. 37, 7-9.
20 См.: Худяков, Ю. С. Вооружение средневековых кочевников. С. 31. Рис. 5, 17, 23, 24; С. 70. Рис. 4, 5; Коновалов, П. Б. Хунны в Забайкалье. Улан-Удэ, 1976. Табл. I, 12-16;
II, 17-19, 21-26; Талько-Гринцевич, А. Материалы к палеоэтнологии Забайкалья // Тр. ТКОПОРГО. 1901. Т. 4. Вып. 2. С. 51. Табл. II; Цэвендорж, Д. Новые данные по археологии хунну // Древние культуры Монголии. Новосибирск, 1985; Вайнштейн, С. И. Уникальные находки из раскопок древних курганов Тувы / С. И. Вайнштейн, В. П. Дьяконова // УЗ ТНИИЯЛИ. Вып. 8. 1960. Табл. III. 5-8, 12, 15, 19-21, 23, 35.
21 См.: Боталов, С. Г. Большекараганский могильник П-Ш вв. н. э. // Кочевники УралоКазахстанских степей. Екатеринбург, 1993. С. 125. Рис. 1, IV, 5, 6; Боталов, С. Г. Гунносарматские памятники Южного Зауралья III-V веков / С. Г. Боталов, Н. А. Полушкин // Новое в археологии Южного Урала. Челябинск, 1996. С. 183. Рис. 5.
22 См.: Пшеничнюк, А. Х. Культура ранних кочевников Южного Урала. М., 1983. Табл. XXXII, 7, 8; Засецкая, И. П. Культура кочевников... Табл. 36; Любчанский, И. Э. Курган с «усами». С. 55. Рис. 22.
23 См.: Любчанский, И. Э. Курган с «усами»... С. 24; Савин, А. М. К методике изучения и публикации средневековых кочевнических луков / А. М. Савин, А. И. Семенов // Культуры степей Евразии второй половины I тысячелетия н. э. : тез. докл. междунар. археол. конф. Самара, 1995. С. 74-77.
24 См.: Худяков, Ю. С. Вооружение средневековых кочевников. Рис. 2, 15, 57; 21, 4, 5; 22, 7; Цэвэндорж, Д. Новые данные...; Сорокин, С. С. Большой Берельский курган // Тр. ГЭ. Т. X. Л., 1969. Рис. 22, 6, 7; Vainschtein, S. Das Graberfeld der hunno-sarmatishen Zeit yon Kokel, Tuva Sub-Sibirian. Band 25. Munchen, 1984.
25 См.: Худяков, Ю. С. Вооружение средневековых кочевников.
26 См.: Коновалов, П. Б. Хунны в Забайкалье... С.178.
27 См.: Хазанов, А. М. Очерки военного дела... С. 31.
28 См.: Хабдулина, М. К. Степное Прииши-мье в эпоху раннего железа. Алматы, 1994. С. 121-122.
29 См.: Кожомбердиев, И. К. Комплекс вооружения. С. 79. Рис. 1, 1, 3, 4, 6; Хазанов, А. М. Сложносоставные луки Евразийских степей в скифо-сарматское время // Материальная культура Средней Азии и Казахстана. М., 1966. Рис. 4.
30 См.: Рыков, П. С. Сусловский курганный могильник. Саратов, 1925; Малашев, В. Ю. Степное население Южного Приуралья в позднесарматское время / В. Ю. Малышев, Л. Т. Яблонский. М., 2008. Рис. 154, 9-11; 155, 8; 169, 1-7; 170, 1-4.
31 См.: Степи Евразии... 1981. Рис. 5, 26, 27; Минаева, Т. М. Погребения с сожжением близ г. Покровска // Уз СГУ. Т. 6, вып. 3. Саратов, 1927. С. 91-94. Табл. МП.
32 См.: Засецкая, И. П. Классификация полих-ромных изделий гуннской эпохи по стилистическим данным // Древности эпохи великого переселения народов в V-VIII вв. М., 1982. С. 54-77. Рис. 4, 7; Засецкая, И. П. Культура кочевников... Табл. 36; Любчанский, И. Э. Курган с «усами». С. 25. Рис. 22.
33 См.: Малашев, В. Ю. Степное население... С. 51.
34 Там же. С. 48.
35 См.: Скрипкин, А. С. Азиатская Сарматия. Саратов, 1994. С. 188-191.
36 Последние два комплекса представляют курганы с каменными грядами-«усами» и описаны в коллективной монографии: Боталов, С. Г. Курганы с «усами» урало-казахстанских степей / С. Г. Боталов, А. Д. Таиров, И. Э. Любчанский. Челябинск : Южно-Уральский филиал ИИА УрО РАН, 2006. 232 с.
