CC BY
87
УДК 821.161.1-1 БОРОДИЦКАЯ М. Н.В. БАРКОВСКАЯ
доктор филологических наук, профессор, кафедра литературы и методики ее преподавания, Уральский государственный педагогический университет E-mail: n_barkovskaya@list.ru Л. Д. ГУТРИНА
кандидат филологических наук, доцент, кафедра литературы и методики ее преподавания, Уральский государственный педагогический университет E-mail: gutrina@bk.ru
UDC 821.161.1-1 BORODITSKAYA M.
N.V. BARKOVSKAYA
Doctor of Philology, Professor, Department of Russian literature and methods of its teaching, Ural State
Pedagogical University E-mail: n_barkovskaya@list.ru L.D. GUTRINA
Candidate of Philology, Associate Professor, Department of Russian literature and methods of its teaching, Ural
State Pedagogical University E-mail: gutrina@bk.ru
КНИГА М. БОРОДИЦКОЙ «АМУР НА ПОДОКОННИКЕ» В КОНТЕКСТЕ СОВРЕМЕННОЙ ЖЕНСКОЙ ПОЭЗИИ
BOOK OF M. BORODITSKAYA "CUPID ON THE WINDOWSILL" ("AMUR NA PODOKONNIKE") IN THE CONTEXT
OF CONTEMPORARY WOMEN'S POETRY
Современная женская поэзия рассматривается как специфический социокультурный феномен постсоветского периода. Высказывается гипотеза о вступлении данного течения в стадию саморефлексии. Книга Боро-дицкой «Амур на подоконнике» тематизирует гендерную проблематику, но решает ее в иронической манере и размыкает границы женской поэзии.
Ключевые слова: женская поэзия, гендер, книга стихов, Бородицкая, детская поэзия.
Modern women's poetry as a specific socio-cultural phenomenon of post-Soviet period is considered. A hypothesis about passage of this literary trend into the stage of self-reflection is given. Boroditskaya's book "Cupid on the windowsill" ("Amur na podokonnike") not only thematizes gender perspectives, but also solves them in an ironic manner and discloses the border of women's poetry.
Keywords: women's poetry, gender, a book ofpoems, Boroditskaya, children's poetry.
Книга М. Бородицкой «Амур на подоконнике: стихи о любви» (2013) [2] свидетельствует о размыкании границ современной женской поэзии. Отметим, что женская поэзия рассматривается в данном случае не в аспекте исторической поэтики и не с позиций структурно-семантического анализа (что предполагало бы выявление неких специфически тендерных формально-содержательных особенностей), а исключительно в плане историко-литературном - как особое поэтическое течение, своеобразный культурный феномен конца ХХ-начала XXI вв., обусловленный сложившейся в обществе ситуацией. Гендерная теория, как известно, исходит из различения пола биологического и социального; гендер понимается как совокупность социальных ролей, социокультурных представлений и стереотипов о «мужском» и «женском», принятых в данном обществе. «Женская поэзия» - это не просто стихотворения, написанные авторами-женщинами, это поэзия, активно осмысляющая гендерную проблематику, делающая ген-дерные роли предметом художественного изображения. Можно наметить хронологические границы современной женской поэзии: конец 1980-х-начало 2010-х гг. Порожденная постсоветской эпохой, современная женская поэзия актуализировала традиции поэтесс начала ХХ в., прежде всего, ранней Ахматовой и Цветаевой
(«рифма» рубежа веков давно отмечена исследователями) и полемически отталкивалась от образов женщины-матери, женщины-труженицы в советской официальной поэзии. Феномен современной женской поэзии менее изучен, чем женская проза. Существенными для нас явились две статьи. Александр Скидан видит причины столь мощно заявившей о себе тенденции в «катастрофическом сдвиге», «травматическом эффекте» начала 90-х, обостривших проблему постсоветской идентичности, в том числе - идентичности гендерной. Слом на рубеже двух тысячелетий «больнее ударил и трагичнее, общечеловечнее сказался именно в поэзии "женщин", возможно, как исторически стигматизированного, жертвенного класса. <...> Именно поэзия "женщин" с режущей глаз прямотой вскрывает расколотость постсоветского сознания.» [8, С. 89]. Илья Кукулин выявил динамику развития современной женской литературы, охарактеризовал три волны, три этапа в ее эволюции [4]. По мнению исследователя, с конца 1980-х женщина (автор и персонаж) воплощала несоветский взгляд на советское (мужское) общество, обрекающее ее на роль носительницы опыта насилия. Конец 1990-х-2000-е годы ознаменовались остранением, трансгрессией традиционных гендерных ролей. В начале 2010-х гг. женское предстает как отчетливо-социальное, протестное,
© Н.В. Барковская, Л.Д. Гутрина © N.V. Barkovskaya, L.D. Gutrina
10.00.00 - ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ 10.00.00 - РИТШЬОИСЛЬ
акционное. Принимая концепцию И. Кукулина, мы полагаем, что тендерная проблематика оттесняется сейчас так называемой «новой социальной поэзией» (или вбирается ею как одна из частных составляющих). Согласно нашей гипотезе, «женская поэзия» как специфическое литературное течение завершилась (разумеется, женщины-поэты продолжают писать, но проблема гендера уже не доминирует), наступила пора саморефлексии и метаописания. Книга М. Бородицкой «Амур на подоконнике» рассматривается нами в этом культурном контексте. Дополнительный аргумент завершенности поэтического течения - возможное сопоставление этой книги с книгой Евг. Лавут «Амур и др.» (М.: ОГИ, 2001) - в рамки данной статьи не включен.
Уже «Ода близорукости» (2009) М. Бородицкой обнаружила все признаки «итоговой книги», выявленные О.В. Мирошниковой на материале поэзии XIX в. [5], причем эта книга подводила итоги жизни не одного человека, но целого поколения. Жанровая модель «оды» задавала мажорную тональность воссоздаваемому гармоничному и дружественному миру, увиденному любовно, в мельчайших деталях - «близоруко». Центральной темой выступала тема материнства, в том числе, и по отношению к английским «второстепенным» поэтам, которых поэтесса переводила, «усыновляя». Книга «Амур на подоконнике: стихи о любви» имеет возрастную маркировку 12+, т.е. издательство адресует ее подросткам. Однако особенность современной детской литературы состоит в ее двухадресности [1, С. 75]. Тема любви, акцентированная в подзаголовке книги, реализуется через стихотворения с «общими свойствами»: «женское» содержание не утаено в подтексте, который могла бы понять только взрослая женщина, оно явлено эксплицитно. В одном из интервью М. Бородицкая утверждала, что «детские стихи пишутся тем же веществом, что и взрослая лирика. Мы просто тянем из себя эту нить, как паучки. Еще нужно иметь стереоскопическое зрение: одновременно смотреть и глазами своего внутреннего ребенка, и глазами своего взрослого "я"» [3].
Открывают книгу стихотворения о первых, полудетских чувствах, связанных со школьными годами. Таковы «С мудрёной задачкой управясь...», «Прогульщик и прогульщица», «Дюймовочка, Снегурочка.», «Заземлите меня, заземлите.». А вот финальное стихотворение в книге - «На семьдесят пятом году.» - утверждает в шутливой форме известную истину о побеждающей возраст любви: «Ох, прячьте, подруженьки, внуков!» [2, С. 55].
Воспоминания об «историях любовных» (в интервью М. Бородицкая признается в автобиографичности многих стихов) представлены в книге с позиций взрослого, состоявшегося человека и, главное - автора, поэта. Саморефлексия, в определенной степени, может восприниматься как осмысление и самого феномена «женской литературы».
Надо гулять побольше.
Надо курить поменьше.
Надо поехать в Польшу
С группой учёных женщин.
Темою для доклада Женскую взять долю В литературе... [2, С. 36]
Совершенно отчетлив мягкий иронический оттенок в отношении к «гендерной» проблематике, в том числе, и в процитированном стихотворении, где обычные «маленькие радости» приехавших на научную конференцию (погулять, «прокатиться в Краков», «пива попить вволю») оттесняются в душе героини воспоминаниями о давней любви и горестном расставании - тем вечным сюжетом, которого не разрешить никакими гендерными исследованиями.
М. Бородицкая воссоздает женскую судьбу сквозь призму одного чувства - любви, и тут можно обнаружить много перекличек с уже прозвучавшими в женской поэзией темами и мотивами. Так, «школьная» тема перекликается с «Интимным дневником отличницы» и другими книгами Веры Павловой, одной из наиболее ярких представительниц «женской поэзии». Напомним, что сквозной мотив в творчестве В. Павловой - мотив школы. Героиня В. Павловой («отличница») - и добросовестная ученица в школе жизни, и та, что делает все отлично: и плавает, и музицирует, и любит, и та, что отлична от всех. Школьный дневник сочетается с интимным девическим дневником. Композиция стихотворений В. Павловой нередко напоминает решение задачи, силлогизм, парадигму склонения или спряжения, доказательство теоремы, но и - осознание законов жизни в целом:
В школе в учителей влюблялась. В институте учителей хоронила. Вот и вся разница
между средним и высшим образованием [6, С.8]
Героиня М. Бородицкой, влюбленная в молодого кареглазого учителя физики, страстно просит «заземлить» ее, снять «электрический заряд» влюбленности - хотя бы учебником физики. Но в рядом стоящем стихотворении Марина Бородицкая пишет, что «когда-то жила от звонка до звонка» [2, С.9], и в данном случае имеется в виду не школьный, а телефонный звонок, а речь идет о женщине разлюбившей и уже не волнующейся от звонка, и здесь, скорее, традиция Ахматовой: «И если в дверь мою ты постучишь, / Мне кажется, я даже не услышу» («Я научилась просто, мудро жить.» 1912).
Тема телесной любви, столь громко заявленная «женской поэзией» (В. Павлова: «Любовь! Внутривенно, подкожно .»), также присутствует в книге М. Бородицкой, например, в стихотворении «Песенка июньская»: «Вновь тополям размножаться пора, / Мечется пух по Садовой с утра <.> Город охвачен / Свальным грехом / Вечер оплачен / Последним стихом» [2, С.28], или в стихотворении «И в мужских глазах отразится узор ковра, / И останется в женских - лепной узор потолка.» [2, С.19]. Бородицкая советует, обращаясь к героине «Войны и мира»: «Свет Наташа! Уезжай с Курагиным, / Всё равно Болконский не простит. <.>
Пропадать - так с музыкой и пением. / Всё готово, дурочка. Беги!» [2, С.35]. Но почти неизменно присутствует мягкая ирония, как в стихотворении «Тайм-аут», где весь мир словно охвачен плотской страстью, но - это мир книжный, библиотечный (любовная горячка поразила канцелярские скрепки, книги на полках, точку с запятой), а в оформлении страницы использована памятка читателю библиотеки: «Срок пользования книгой - 15 дней. На книги, необходимые для работы.» [2, С.46]. В этом же стихотворении упоминаются кошки на крышах - «кошачий сюжет» также нередко встречается в женской поэзии, начиная с Ахматовой: («Мурка, не ходи, там сыч...», «.Лижет мне ладонь / пушистый кот .»).
B. Павлова даже свою Музу ассоциирует с «Мурзиком», акцентируя тему телесной любви и «приземленность» своей поэзии (ср. просьбу «заземлить» у Бородицкой):
- Муза-муза-муза!.. Снова она: ходит под окнами,
стучит по решёткам подвалов, зовёт монотонно:
- Муза-муза-муза!.. Стихотворение спустя я понимаю:
имя ее пропавшего кота -Мурзик [7, C. 5] В классическом анализе «Кошек» Бодлера, предпринятом Р. Якобсоном и К. Леви-Строссом, утверждается, что «образ кошки теснейшим образом связан с образом женщины», вместе с тем, образ кошки связан и с идеей «сверхмужественности»; об этом же говорят и мифологические коннотации. Но напомним финальный вывод ученых из анализа бодлеровских произведений: «Из созвездия, данного в начале поэмы и образованного любовницами и учеными, кошки вследствие своей медитативной функции позволяют исключить женщину и оставляют лицом к лицу (если не сливают их воедино) «поэта Кошек», освобожденного от «узкой» любви, и вселенную, освобожденную от суровости ученых» [10,
C.255]. Вернемся к стихам М. Бородицкой: «Амур-р! Амур-р!» - взывает серый кот, В бессильной страсти лапы воздымая: Который год любовь с него семь шкур дерёт Семь шкур - так пропадай же и восьмая! <...>
Амур! Амур! Лукав пунцовый рот, Но детский лепет твой повсюду понят: Лосось полуживой к верховьям прёт, И ласточка кричит, и голубь стонет. [2, С.16] Можно отметить, разумеется, и тему материнства в рассматриваемой книге М. Бородицкой («Я раздеваю солдата.»), и даже тему гендерной трансгрессии: стихотворение «Возьми меня в ученики / И говори мне: мальчик.» аллюзивно и к циклу М. Цветаевой, и к тендерным перверсиям в творчестве М. Гейде, Я. Дягилевой и др. Достаточно часто передаются чисто женские телесные ощущения, например: «нож в спине» - коварная измена - саднит, как серьга в свежепроколотой мочке
уха [2, С.23]. О жанровых пристрастиях в новой женской поэзии (таких, например, как «Либретто» или «Детский альбом Чайковского» В. Павловой), тяготении к пению, музыке, исполнительству напоминают в книге М. Бородицкой жанровые обозначения: «Маленькая ночная серенада», «Песенка июньская», «Зимний блюз», «Песенка анакреонтическая», «Каприччо». Есть переклички даже на уровне отдельных формальных приемов, например, стихотворение «Ты велел мне взять себя в руки.» тавтологичной рифмой (остраняющей стертую речевую метафору) заставляет вспомнить некоторые стихотворения В. Павловой, вся семантика которых держится как раз на тавтологической или омонимической рифме. Примеры мотивно-тематической общности книги М. Бородицкой с женской поэзией рубежа прошлых и нынешних столетий легко умножить. Укажем и на дизайнерское оформление книги (художник Мария Якушина), стилизованной под девический альбом или тетрадь «в клеточку», куда записываются стихи, понравившиеся или собственного сочинения, вкладываются листья или цветочки на память, вклеиваются тексты на листочках, вырванных из блокнота. С камерностью атмосферы, интимностью и искренностью связано и название: Амур - но на подоконнике, как милая безделушка в интерьере девической комнаты.
Но важны и принципиальные отличия, скрытая полемика. В 1915 г. Ахматова написала стихотворение «Под крышей промерзлой пустого жилья.» с ключевыми финальными строками: «А в Библии красный кленовый лист / Заложен на Песни Песней». Суровый, очень сдержанный тон Ахматовой, прячущей чувства в психологический подтекст, прямо отзовется в стихотворении Бородицкой, по-ахматовски лаконичном:
Кленовый листок на стекле ветровом.
Нас видела осень, мы были вдвоём.
Недаром, недаром нам выписан штраф!
Придётся платить, хоть инспектор не прав. [2, С.34]
В данном случае важен не только мотив любовной встречи (или ее ожидания), одновременно «священной» и «преступной», но и тот факт, что стихотворение Ахматовой написано в годы войны России с Германией. Любовь трактуется как антитеза войне. В книге М. Бородицкой, в «гербарии» на внутренней стороне обложки, помещен кленовый лист, подобранный в Хиросиме, и он испещрен черными пятнами; а вот на странице, где процитированное стихотворение, тот «больной» лист перекрыт большим, равномерно окрашенным листом, напоминающем о встрече, за которую не жалко и штраф заплатить. Таким образом, чего-то специфически «гендерного» в содержании стихотворения нет, но зато есть обширный исторический и культурный контекст.
Другой пример показывает, как скрыто полемизирует М. Бородицкая с трактовкой сути поэта-женщины. В одном из стихотворений («И новенький снежок из тучи.») воспроизводится коллизия комедии дель арте в характерно русском варианте - с Буратино вместо
10.00.00 - ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ 10.00.00 - PHILOLOGICAL SCIENCES
Арлекина. В цикле А. Герасимовой (Умки) Мальвина все-таки предпочитает Буратино, престарелого хиппи или битника, соблазняя его уютным домиком, котлетами и картошкой, поскольку «Буратино ей нравится как мужчина, / А Пьеро - не очень, и в чем причина / Невдомек даже ей самой» [9, С. 42, 46]. Впрочем, Буратино остается верен дружбе с Пьеро и своей вольной жизни; совершенно очевидна аллюзия к «Незнакомке» Блока: «И обратно носом уткнется в кружку. / Я себе нашел, говорит, подружку, / И она, говорит, в вине». В памяти читателей именно «Балаганчик» Блока, со всеми его культурными и биографическими подтекстами, существует как модернистская модель комедии дель арте, причем переживания самого Блока гротескно сублимированы в образе Пьеро. А вот Бородицкая, напротив, лирически возвышает образ Пьеро-поэта.
И новенький снежок из тучи Затопчут в слякоть у метро, И снова девочке наскучит Ручной доверчивый Пьеро.
Ей нужен дикий Буратино: Упрямый рот, нахальный взгляд, Пусть отдаёт болотной тиной Его изодранный наряд!
<...>
. Пьеро, стремительно мужая, Издаст поэму той весной, И век спустя жена чужая Откроет книжку в час ночной,
Под деревянный храп супруга Уйдет на кухню до утра, И неприкаянная вьюга В окно кивнет ей, как сестра. [2, С.22] Книга, поэзия оказываются сильнее, чем физическая (житейская) супермужественность; и «век спустя» женскую душу будут трогать строки «о снежных вьюгах вкруг тебя» и «поцелуях на запрокинутом лице» из бло-ковского «Снежного вина».
По мнению М. Бородицкой, нельзя ради любви жертвовать своим творчеством. И тут она полемична по отношению к В. Павловой, писавшей: «А песенный дар - отнимай / В обмен на ребенка от друга» [7, С. 246], отталкиваясь, в свою очередь, от патриотизма Ахматовой: «Отыми и ребенка, и друга, / и таинственный песенный дар....» («Молитва» 1915). Название стихотворения М. Бородицкой - «К другу стихотворцу» - иронически отсылает к одному из первых опубликованных стихотворений 15-летнего Пушкина (1814). Следуя романтической концепции поэта, Пушкин советует некоему другу Аристу не помышлять об этом поприще: «Довольно без тебя поэтов есть и будет; / Их напечатают - и целый свет забудет», «Страшися участи бессмысленных певцов, / Нас убивающих громадою стихов!». В шутливом стихотворении «К другу стихотворцу» М. Бородицкая уверяет собеседника, что «два поэта в одной постели - / Всё-таки чересчур», потому что, если вдруг «некстати»
потребует к священной жертве Аполлон, то в тесноте объятий нельзя будет понять, кого именно он потребовал, так что лучше разойтись по разным койкам и потом обмениваться стихами [2, С.54]. Внутренняя независимость поэта ценится дороже любовных приключений.
Настойчиво повторяется в книге М. Бородицкой мотив братства, вне гендерных различий. Кровосмешенье - тоже игра:
Крови-то мы одной! Хочешь, будем как брат и сестра,
Хочешь - как муж с женой. [2, С.20] ***
Брат мой, радость моя и ровня! [2, С.34] Это братство восходит к детству и юности, пережитым вместе со своей страной.
... Четырнадцатым летом, налегке, Мы велики пасли, согнав к оврагу. Трещал приёмник. Где-то вдалеке, Незримые, вползали танки в Прагу. <...>
Есть дерево: не знаю, как зовут, Но всё оно, как смуглая прохлада, Как первых стыдных мыслей детский зуд, Осталось в глубине чужого сада.
И если этот ствол давно исчез, Оставив по себе пенёк надгробный, Я мысленно целую круглый срез Со всей историей внутриутробной. [2, С.6-7] В одном из стихотворений («А был ты не друг, и не сват, и не брат.», с аллюзией к цветаевскому «Ты стол накрыл на шестерых.») вспоминается вожатый пионерлагеря, с которым не было любви, но было «девяносто детей - / Аж два пионерских отряда», общий хлеб из столовой, общие песни, общая работа и быт:
Не болью, не варварством, не воровством Осталось, лишь тайным богатством, Лишь радости с радостью кратким родством И кровосмесительным братством!
Лишь стойкость веселья, да скудость вестей Осталась, да песня-примета, -Да где-то живут девяносто детей, Что нашими были всё лето. [2, С.10-11] Героиня этого и других стихотворений не столько гендерно-определенный, сколько диалогически-открытый человек, заботящийся не о себе, а о других. Не случайно много лет М. Бородицкая ведет радиопередачу «Литературная аптека». Она вспоминает: «Я прочла стихотворение Кушнера «Быть нелюбимым! Боже мой! / Какое счастье быть несчастным!..», и меня как по голове ударило. Я подумала: если бы в 18 лет, когда меня бросил любимый мальчик и мне казалось, что жизнь кончена и мир перевернулся, и я жутко страдала и в то же время упивалась своим страданием, - если бы я наткнулась на эти стихи тогда, это было бы для меня -ну, как открытие пенициллина для раненых во Вторую мировую войну» [3].
В принципе, лечить, помогать, спасать - традиционно женская роль в семье. По поводу передачи «Литературная аптека» и пользе чтения М. Бородицкая даже говорит: «Кстати, с определённого возраста чтение и заучивание стихов имеет косметический эффект. Особенно у девочек - меняется лицо, появляется что-то этакое в глазах, загадочность какая-то». Но как поэт, как переводчик, как ведущая радиопередачи она распространяет свою помощь на все и всех, в этом видит миссию поэзии. В одном из стихотворений рисуется образ женщины, собирающейся одеваться:
Женщина смотрит в распахнутый шкаф, думает думу свою.
Выбор нелёгок: инь или ян, платье или штаны?
Жаль, не владеем ни ты и ни я думой такой глубины... [2, С.51] Ироническое отношение к той, для которой главный выбор: инь или ян, выражено через цитату из хрестоматийного стихотворения Некрасова «Железная дорога». «Дума» героини Бородицкой и близких ей по духу поэтов та же, что была и у Некрасова.
Итак, в книге « Амур на подоконнике» М. Бородицкая и закрепляет, повторяя, мотивно-тематической комплекс, характерный для женской поэзии как социокультурного феномена нашего переломного времени, но и преодолевает его. «Гендерные» границы размыкаются в дружественную, товарищескую сферу - как мужского, так и детского, а главное, в богатый мир поэзии и культуры.
Библиографический список
1. Арзамасцева И.Н. Книга «Запахи миндаля» С.Г. Георгиева: природа комического // Детская литература сегодня. Сб. науч. ст. Екатеринбург: УрГПУ, 2010. С. 74-79.
2. БородицкаяМ. Амур на подоконнике: стихи о любви. М.: КомпасГид, 2013. 56 с.: ил.
3. Бородицкая М. Литература - это бомбоубежище! Интервью Яне Овруцкой [Электронный ресурс] / Booknik младший -Режим доступа: http://family.booknik.ru/articles/intervyu/marina-boroditskaya-literatura-eto-bomboubezhishche
4. Кукулин И. Двадцать лет пения без аккомпанемента. Взлет и превращения женской инновативной поэзии в постсоветской России // Имидж, диалог, эксперимент - поля современной русской поэзии: Image, Dialog, Experiment - Felder der russischen Gegenwartsdichtung / Отв. ред. Хенрике Шталь, Марион Рутц: Hrsgn. von Henrieke Stahl, Marion Rutz. - Munchen; Belin; Washington/ D.C.: Verlag Otto Sagner, 2013. С. 117 - 151.
5. Мирошникова О.В. Итоговая книга в поэзии последней трети XIX: архитектоника и жанровая динамика. Омск: Омск. гос. ун-т, 2004. С. 116-121.
6. Павлова В. Вездесь. М.: Захаров, 2002. 108 с.
7. Павлова В. Ручная кладь. М.: Захаров, 2006. 317 с.
8. Скидан А. Сильнее Урана. О «женской» поэзии. В кн. Скидан А. Сумма поэтики. М.: Новое литературное обозрение, 2013. 296 с. С. 73-94.
9. Умка (Аня Герасимова) Стишки для детей и дураков. М.: ОГИ, 2012. 64 с., ил.
10. Якобсон Р., Леви-Стросс К. «Кошки» Шарля Бодлера // Структурализм: «за» и «против». М.: «Прогресс», 1975. С. 231-255.
References
1. Arzamastseva I. N. Book of S.G. Georgiev "Odours of almonds": nature of the comic // Children literature today. Proc. of sci. articles. Ekaterinburg, Ural State Ped. Univ. Press, 2010. Pp. 74-79.
2. BoroditskayaM. Cupid on the windowsill: love poems. Moscow: KompasGid, 2013. 56 p.: illustrations.
3. Boroditskaya M. Literature this is a bomb shelter! Interview to Jan Ovrutsky [Site] / Booknik Jr. http://family.booknik.ru/articles/ intervyu/marina-boroditskaya-literatura-eto-bomboubezhishche/
4. Kukulin I. Twenty years of singing without accompaniment. Rise and innovative transformation of women's poetry in post-Soviet Russia // Image, the dialogue, the experiment - the field of contemporary Russian poetry: in: Image, Dialog, Experiment - Felder der russischen Gegenwartsdichtung / Exec. Ed. Henrike Stahl Marion Rutz: Hrsgn. von Henrieke Stahl, Marion Rutz. - Munchen; Belin; Washington / DC: Verlag Otto Sagner, 2013. Pp. 117 - 151.
5. Miroshnikova O.V. The final book of poetry in the last third of the XIX: architectonic and genre dynamics. Omsk: Omsk State University Press, 2004. 339 pp. Pp. 116-121.
6. Pavlova V. "Vezdes'". Moscow: Zakharov, 2002. 108 p.
7. Pavlova V. Hand luggage. Moscow: Zakharov, 2006. 317 p.
8. SkidanA. Stronger than Uranus. On the "female" poetry. In.: Skidan A. Sum of poetics. M .: New Literary Review, 2013. 296 p. Pp. 73-94.
9. Umka (Anja Gerasimova) Poems for children and fools. M .: OGI, 2012. 64 p.: ill.
10. Jakobson R., Levi-Strauss C. "Cats" by Charles Baudelaire // Structuralism: "pros" and "cons". Moscow: "Progress", 1975. Pp. 231-255.
