CC BY
232
104
ЧЕЛЯБИНСКИМ ГУМАНИТАРИИ 2014 № 1 (26)
КЛАССИЧЕСКОЕ НАСЛЕДИЕ В ОЦЕНКАХ РОССИЯН: АКТУАЛЬНОСТЬ ПРОШЛОГО
М. Л. Шуб
Челябинская государственная академия культуры и искусств, Челябинск
Феномен художественных предпочтений современных россиян, место в их структуре классического наследия, отношение к роли классики в системе актуальной культуры ещё не подвергались системному культурологическому и социологическому анализу - заполнить существующий пробел и призвана данная статья. Статья направлена на осмысление отношения респондентов к феномену прошлого, степени ретроориентированности их мировоззренческих позиций, аксиологического статуса прошлого, восприятия классического наследия самого по себе и в контексте актуальной культуры.
Ключевые слова: художественное наследие, феномен прошлого, классическое искусство, современное искусство, художественная культура.
Введение
В целом проблема прошлого на сегодняшний день является достаточно актуальной. Подобная востребованность связана, на наш взгляд, с причинами, которые условно можно разделить на несколько блоков (оговоримся, что отнесение причин к тому или иному блоку условно, поскольку все они тесно связаны друг с другом, и необходимо лишь для более чёткого понимания проблемы).
I. Причины психологического порядка. Во-первых, актуализация прошлого коррелиру-ется с галопирующими темпами прогресса науки и техники, с революционной футуриза-цией жизни, создающими психологический дискомфорт для среднестатистического человека, который не успевает за скоростями обновления, трансформации и модернизации бытия. В прошлом же он обретает некую устойчивость, предсказуемость и понятность, которых не получает в настоящем.
В наши дни, как считает Г. Любе, «...необыкновенное внимание к артефактам прошлого и активное участие в ритуалах, организуемых вокруг них, объясняется тем, что усилиями исторического сознания компенсируется утрата чувства знакомого в культуре, утрата, обусловленная темпом изменений [6. С. 212]. Необходимость таких усилий увеличивается прямо пропорционально процессу модернизации». П. Нора также связывает интерес к памяти в современную эпоху с нашим чувством ускоряющегося хода времени, которое, в свою очередь, является результатом стремительных темпов развития всех сфер жизни общества [4].
Обращение к феномену прошлого во многом связно и с естественной и вневременной психологической потребностью человека противопоставлять себя «одномерной повседневности» (Я. Ассман): благодаря возвращению к прошлому в форме культурной памяти происходит преодоление одномерности обыденной жизни, поскольку универсальной функцией культурной памяти является обеспечение двухмерности или двухвременности человеческого бытия [1. С. 89].
II. Причины коммуникационного порядка. Усиление интереса к феномену прошлого связывается с появлением новых электронных форм хранения и передачи информации, искусственной памяти, что, по мнению А. Ассмана, может считаться новой культурной революций наряду с изобретением письменности и книгопечатания. В этой связи происходит обесценивание, а потому утрачивание традиционных способов фиксации и хранения социальной и культурной памяти, что и актуализирует рост интереса к ней [2].
ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ И КУЛЬТУРОЛОГИЯ
105
III. Причины научно-методологического порядка. В связи с процессами демократизации истории, обусловленной во многом постмодернистскими усилиями, со значительным высвобождением исторических фактов и легализацией их авторских и порой вненаучных трактовок, произошли существенные изменения в понимании того, кто и как может заниматься изучением прошлого. Если раньше право доступа к нему было жёстко закреплено за учёными-историками, то во второй половине XX столетия оно распространилось на всех желающих. Так, например, согласно концепции американской исследовательницы С. Крейн, модернистская форма исторической памяти (традиционная, поддерживаемая силами исторической науки), которую она называет «культурой консервации прошлого» является тоталитарной, а потому не допустимой. Эта форма, с её точки зрения, заключается в навязывании индивиду, обладающему собственным историческим сознанием, той истории, которая создается историками. Любой человек имеет право на собственное прочтение, понимание, интерпретацию прошлого, что и порождает расширение круга субъектов исторического познания, а также интенсифицирует обращение к проблемам прошлого [8. С. 71].
IV. Причины социокультурного порядка. Усиление интереса к прошлому, согласно мнению большого числа исследователей, обусловлено и «страхом забвения», связанным с уходом из жизни свидетелей многих страшных социальных потрясений XX века (обе мировые войны и иные вооружённые конфликты, геноциды и пр.), потребностью в консервации максимально объективной информации об этих событиях, стремлением к сохранению памяти о них, к извлечению опыта на предельно продолжительное время и пр.
Кроме того, тематика прошлого на фоне процессов глобализации и обострения контраста между глобальным и локальным, общемировым, интернациональным и национальным позволяет актуализировать историю малой Родины, в которой, по словам Л. П. Репиной «очень выражена прагматическая составляющая, которая обеспечивает фундамент для идентификации жителей соответствующей местности и в то же время связывает их с государством» [5. С. 163]. Соответственно интерес к прошлому спровоцирован, во многом, и усилением процессов национальной, этнической, культурной, групповой идентификации, и как следствие - дифференциации: «в современных условиях унификации этнических культур возрастает роль общности исторической судьбы как символа единства народа» [5. С. 163]. А формирование образа или символа «общей исторической судьбы», уникальности или даже избранности той или иной этнической группы или в целом государства невозможно без анализа общего для группы прошлого, её истории, культурной памяти и т. п.
V. Причины политико-идеологического порядка. Прошлое (надо отметить, что это было всегда) является предметом политических манипуляций, а нередко и спекуляций. Несмотря на лозунг о демократизации и плюрализации исторического знания, который выдвинули постмодернисты, прошлое продолжает оставаться эффективным инструментом управления, используемым политиками в тесном союзе с историками, которые легитимизируют конъюнктурное использование исторического знания. Таким образом, создаётся новая история, оправдывающая и подкрепляющая современность, из прошлого вычленяется то, что способно удовлетворить актуальные запросы настоящего. Борьба за прошлое - это своего рода борьба за возможность сохранять монополию над сознанием, а значит и над поведением. Кроме того, политический аспект интереса к прошлому именно в России связан ещё с одним нюансом. Небезызвестно, что в нашей стране уже довольно давно (в связи с утратой коммунистической идеологии) идут поиски новой объединяющей национальной идеи. На фоне множества предлагаемых вариантов особенно активно выдвигается мысль о том, что этой идей мог бы стать патриотизм, основанный на чувстве гордости за славное российское (русское, советское) прошлое, культурное наследие, героические страницы истории.
106
ЧЕЛЯБИНСКИМ ГУМАНИТАРИИ 2014 № 1 (26)
Обзор работ по теме
В целом можно констатировать, что интерес к прошлому и на теоретическом, научном, и на повседневно-практическом уровне очевиден. Говоря о последнем следует вспомнить огромное количество театральных, кино- и песенных ремейков и ремиксов, набирающих популярность продуктов СМИ, в основе которых лежит «реанимация» прошлого и т. п.
По словам известного французского историка Ф. Арьеса, в XX веке произошло тотальное погружение в историю, в прошлое, и человек уже не может себя чувствовать свободным от них [1. С. 119]. У. Эко в своей работе «Круговорот образов, понятий, предметов» также развивает мысль о том, что «современный человек идет вперёд, свернув шею назад» [9. С. 45]. Имея в виду, что единственный способ для человека XXI века безболезненно адаптироваться к быстро меняющемуся миру заключается в нахождении некой стабильной платформы, в ориентирах прошлого [10].
Однако, несмотря на устойчивую популярность тематики прошлого в современной гуманитаристике, исследований, прежде всего, социологических, выявляющих конкретное содержание общественного мнения о прошлом (то есть обыденного знания о нём) в нашей стране проводилось и проводится достаточно мало - практически все из них были инициированы и проведены Левада-Центром и Социологическим центром АОН РАГС и были ориентированы, прежде всего, на фиксацию уровня исторических знаний у среднестатистического россиянина, а не на выявление ценностного статуса прошлого в аксиологической системе современных жителей России [7. С. 32].
Основным выводом, к которому пришли авторы проводимых исследований, стала констатация наличия «общего смещения знаний о прошлом в пользу новейшей истории, обусловленного прагматическими когнитивными интересами.. .длительностью национальной истории, а также сферой или объектом знаний (в частности, знания по политической истории и истории культуры распределяются во времени по-разному). содержательными характеристиками самих исторических периодов» [7. С. 37]. Наиболее значимыми историческими событиями, в большей степени сохранившимися в памяти респондентов, стали военные конфликты, события, связанные со становлением национальной государственности или изменениями государственного устройства (революции, смены политических режимов), также смена правителей (особенно в результате насильственных действий), экономические потрясения (кризисы, голод и т. д.).
Цель, задачи, материал исследования, которому посвящена статья
Несмотря на значимость полученных социологических результатов, по ним, к сожалению, невозможно построить более или мене целостную картину обыденных представлений россиян о прошлом. Это и обусловливает потребность в проведении новых исследований, которые бы дополнили, обновили и расширили уже имеющиеся.
Итак, перейдём к анализу результатов исследования «Художественное наследие прошлого в оценках аудитории», которому, собственно, и посвящена данная статья.
Исследование было проведено в 2012-2013 гг. на кафедре культурологии и социологии Челябинской государственной академии культуры и искусств. В нём приняло участие 550 респондентов (из них - 40,9 % - мужчины, 59,1 % - женщины) в возрасте от 18 до 70-ти лет и старше согласно квотной выборке: 18-19 лет: 5,9 %; 20-29 лет: 23,1 %; 30-39 лет: 14,5 %; 40-49 лет: 17,5%; 50-59 лет: 18,5 %; 60-69 лет: 12,3 %; старше 70 лет: 8,3 %.
Инструментом исследования являлась анкета, направленная на определение аксиологического статуса прошлого; его личностно-событийного наполнения в сознании респондентов, выявляющие отношение к художественному наследию прошлого, классическому искусству.
ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ И КУЛЬТУРОЛОГИЯ
107
Полученные результаты и их интерпретация
В рамках каждого блока вопросов мы обращались и к эмоционально-чувственным, и к рационально-знаниевым ресурсам респондентов, что позволило понять, как они ощущают прошлое и что они думают о нём. Таким образом мы хотели максимально расширить и углубить картину представлений о прошлом, продемонстрировав их сенсуалистскую и рациональную аспектации.
Первоначально респондентам было предложено определиться с ассоциативными по отношению к прошлому категориями. Предложенные ассоциации тематически можно разделить на следующие блоки:
1) по форме представленности:
- эпитетные (подразумевающие раскрытие качества, свойства, особенности): зрелое, забытое, далёкое и пр.;
- феноменальные (называющие явление, а не его свойства): история, опыт, память, ностальгия и пр.
2) по вектору направленности:
- персонально-ориентированные (эмоционально связанные с внутренним миром человека, с его индивидуальными ощущениями): преемственность, зрелое, надёжное, старое, забытое, несостоявшееся, далёкое, опыт, детство, юность;
- социо-ориентированные (в некотором смысле абстрактные, имеющие общеисторический характер, относящиеся к обществу вообще, а не к конкретному человеку): ретро, традиция, консервация, классика, архаика, история, наследие;
- смешанные (с трудноопределимым или бинарным статусом): ностальгия, память.
3) по характеру эмоциональной окрашенности:
- нейтральные: ретро, память, традиция, опыт;
- позитивные: зрелое, классика, надёжное;
- негативные: старое, несостоявшееся;
- смешанные: ностальгия.
Каждая группа ассоциаций, точнее выбор в пользу той или иной из них, является репрезентативным инструментом определения эмоциональных, оценочных параметров отношения к прошлому, того, каким образом оно трактуется человеком - как нечто внешнее по отношению к нему, а потому эмоционально переживаемое весьма нейтрально (экстериорный статус прошлого) или как нечто, соотносимое с личностью, биографией, событийной реальностью респондента, а потому вызывающее остроэмоциональную реакцию как позитивного, так и негативного характера (интериорный статус прошлого).
Данную корреляцию между двумя статусами оценки прошлого подтверждают и ответы респондентов. Так, например, у выбравших среди прочих социо-ориентированную и нейтрально-эмоциональную ассоциацию «ретро» (а выбрать можно было от одного до трёх вариантов) наиболее востребованными оказались аналогичные по статусу варианты: «память» (42,5 %), «наследие» и «традиция» (по 26,3 %).
В ситуации выбора в пользу, например, персонально-ориентированного эпитета «далёкое» параллельно осуществлялся выбор статусно близких категорий «память» (36,4 %) и «опыт», а эпитета «зрелое, надёжное» - категорий «старое» (33,3 %) и «ностальгия» (25 %).
Таким образом, в целом можно сказать, что человек, у которого образ прошлого отождествляется с чем-то внешним, общеисторическим, социальным, а не личностно-пере-живаемым, чужим, а не своим, его (прошлое) оценивает в плоскости нейтрального эмоционального фона. И, напротив, человек, ощущающий прошлое в контексте собственной судьбы, трактующий его как собственное прошлое, и переживает его выраженно позитивно или негативно в зависимости от личного опыта.
В целом же наиболее востребованными ассоциациями оказались «память» (52,6 %), «история» (32,3 %), «ностальгия» (31,1 %) - нейтральными или смешанными по призна-
108
ЧЕЛЯБИНСКИМ ГУМАНИТАРИИ 2014 № 1 (26)
ку эмоциональной оценки и по признаку вектора направленности, а также феноменальными по признаку формы представленности (выбор в пользу наименования явления, а не его признаков). Нам видится, что такая ситуация свидетельствует о том, что прошлое для основной части респондентов является интегративным феноменом, совмещающим в себе и свойства личностно переживаемого явления и явления, отождествляемого с масштабными историческими и социокультурными процессами. При этом эмоциональная оценка прошлого воплощается в достаточно сбалансированных формах - и память, и история, и ностальгия не имеют вне конкретного смыслового контекста каких-либо ярко выраженных позитивных или негативных коннотаций, являясь скорее носителями потенциальных, нежели видимых смыслов.
Определение мировоззренческой позиции респондентов в отношении прошлого, выражается через две ключевых позиции:
1. Аксиологизация прошлого. В данном случае респондентам предлагались оценочные суждения, сводившиеся к высокому значению прошлого, взятого в персональном измерении:
- прошлое - это наиболее насыщенный период нашей жизни, в котором осталось много дорогих воспоминаний, ярких событий;
- прошлое - это период, который многому может научить нас, помочь в будущем;
- если бы представилась возможность, мне бы хотелось снова вернуться в прошлое.
2. Девальвация прошлого. В данном случае оценочные суждения отражали низкий ценностный статус прошлого:
- чаще всего, прошлое - это период ошибок, поражений и разочарований, которые лучше бы остались в прошлом;
- про прошлое трудно сказать что-то определённое: всё осталось позади и не столь актуально;
- прошлый опыт ещё никого ничему не научил и не помог, а потому - не очень полезен;
- мне бы не хотелось возвращаться в прошлое, ведь жить нужно сегодняшним днём, строить планы на будущее.
Анализируя результаты, можно отметить, что в целом наиболее востребованными оказались суждения первой группы, что свидетельствует о том, что прошлое воспринимается респондентами как значимый период жизни, обладающий высоким аксиологическим статусом и сам по себе, и в контексте настоящего.
Однако тезис о возможности возвращения в прошлое спровоцировал весьма неоднозначную реакцию. И хотя значительная часть ответивших выразила желание вернуться в прошлое (44,9 %), достаточно большой процент респондентов либо отказались бы от такого варианта (37,2 %), либо затруднились ответить (31,1 %).
Желание или нежелание вернуться в прошлое чётко коррелируется с возрастными статусами человека - об этом свидетельствуют и психологи, и здравый смысл, и результаты нашего исследования. Чем старше человек, чем больше временной объём его прошлого и соответственно меньше будущего, тем более значимым ему представляется минувшее и тем ниже аксиологический статус текущего и грядущего (уже всё прошло и не о чем мечтать).
Востребованность прошлого в контексте настоящего продемонстрировали и ответы на следующий вопрос: «Какой временной период Вашей жизни представляется Вам, с психологической точки зрения, наиболее близким и значимым?». В целом ответы на указанный вопрос можно поделить на 4 группы: ретроориентированная позиция: «период прошлого, тот, который остался в памяти» (15,1 %); прогностическая позиция: «период будущего, тот, который мне ещё предстоит прожить» (7,1 %); актуалистская позиция: «период настоящего, тот, в котором я нахожусь сейчас» (32,0 %); сбалансированная позиция: «каждый период важен по-своему» (39,1 %).
ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ И КУЛЬТУРОЛОГИЯ
109
Из процентного соотношения ответов видно, что наиболее популярным стал ответ о значимости каждого жизненного периода, наименее - о значимости будущего.
А вот отношение респондентов к модусам времени (прошлому, настоящему и будущему) в их историческом, социальном измерении фиксируется проще и чётче, в силу того, что сила эмоциональной привязки к ним существенно слабее, а степень отстранённости - выраженнее. Обратимся к вопросу об историческом периоде, который вызывает у респондентов наибольшее чувство гордости. Здесь мы имеем дело с другим видом прошлого и, следовательно, с другим видом памяти о нём - не индивидуальным, а историческим или, как его называет Я. Ассман, «культурным». Такой тип прошлого не связан напрямую с личностным погружением в него человека и сохранением в персональной памяти в форме конкретных дат и событий. Такое прошлое мифологизировано и фиксируется на уровне символов, смыслов, ценностей и пр., транслируемых посредством СМИ, образования, групповой памяти. Это своего рода «абсолютное прошлое», которое, хотя и может включаться в биографию отдельной личности, то есть хронологически с ней совпадать, тем не менее, оно всегда остаётся на равном расстоянии от продвигающегося вперёд настоящего и является скорее родом вечности.
Ответы на данный вопрос показывают, что наибольшее чувство гордости у большинства респондентов вызывают «революционные годы, советский период» (25,2 %). Интересно, что современный период (12,0 %) уступает по популярности этапу, «который ещё ожидает Россию в будущем» (17,2 %) - он оказался на предпоследнем по популярности месте перед «годами Перестройки» (3,4 %).
Кажущееся противоречие между позицией респондентов в данном и предыдущих вопросах весьма объяснимо. Указав на равную значимость для них каждого модуса времени при доминировании всё-таки настоящего, участники опроса оценивали, прежде всего, свою собственную жизнь вне жёсткой привязки к контексту социокультурной и исторической обстановки, в которой они проживают. Вероятнее всего, такие результаты объясняются весьма глубоким идеологическим, мировоззренческим, духовным кризисом, который имеет место быть в современной России и который особенно заметен на фоне великого (равно великого и в положительном, и в отрицательном контексте) советского прошлого. И как бы сейчас ни пытались его разоблачать и даже дискредитировать, какие бы социально-экономические и культурные альтернативы сегодня ни предлагались, они не в силах в полной мере удовлетворить актуальные запросы и ожидания современных россиян и не в силах остановить процесс духовного и финансового обнищания основной массы населения и обмельчания достижений во всех сферах жизни общества. К сожалению, контраст предыдущего исторического периода и современности очевиден и, как нам кажется, он не в пользу последней. Думается, что сегодня в большей степени не хватает той самой национальной, консолидирующей и смыслообразующей идеи, о которой мы говорили выше, и которая была и в советский период, и в эпоху монархии (этот период так же был довольно востребованным среди респондентов).
Перейдём к анализу следующего блока анкеты, связанного с выявлением отношения респондентов к классическому художественному наследию прошлого.
Первый вопрос данного блока носил общий характер и был связан с оценкой респондентами художественной классики. Предложенные варианты ответов развивались по своему содержанию от позитивной оценки к негативной и нейтральной. В данном случае, безусловно, на респондентов имел влияние сложившийся речевой стереотип - классикой в самых разных сферах называют некий образец для подражания, нечто, созданное на высочайшем уровне и прошедшее проверку временем. Поэтому в самом слове «классика» заложено некое обращение к прошлому и аккумулируется противопоставление современности. И нам было интересно, какая позиция в целом окажется доминирующей -пиететная по отношению к классике либо протестная, обусловленная господством ярких
110
ЧЕЛЯБИНСКИМ ГУМАНИТАРИИ 2014 № 1 (26)
модернизационных настроений в современном обществе и стремлением к революционности, прорывности, в том числе и в сфере художественного творчества.
Как показал анализ результатов, первая позиция оказалась всё-таки наиболее популярной - большинство респондентов (40,9 %) полагают, что классика - это «наиболее ценное, богатое по содержанию, наследие всего искусства». 20,3% воспринимают классику как некий образец для оценки современного искусства. Надо отметить, что варианты ответов, связанные с низким ценностным статусом классики, не были востребованы. Данное мнение было равномерно выражено всеми возрастными группами респондентов. В силу чего наше предположение о том, что классика воспринимается молодыми людьми как нечто отжившее своё и неактуальное, не нашло подтверждения.
Надо сказать, что указанное нами распределение мнений является весьма показательным, а отношение к классике - симптоматичным. В любой культуре существуют свои «коннективные структуры» (понятие Я. Ассмана), то есть явления и механизмы, которые связывают различные элементы культуры в единое целое, не позволяя ей потерять свойства системности. Так вот классика как одной из форм-носителей коллективной (или культурной по Я. Ассману) памяти и является частным примером такой коннективной структуры, позволяющей (в купе с аналогичными другими) культуре и даже шире - нации сохранять некую ментальную монолитность и поддерживать жизнеспособный уровень идентичности.
Важно, что понятие классики не только ретроспективно. Если все векторы культурного бытия направлены исключительно на повторение, на воспроизведение, это неизбежно приводит к стагнации художественной жизни и к неизбежному бунту против консервирующего её начала. Подобные ситуации мы неоднократно наблюдали. Достаточно вспомнить судьбу русского академизма в XIX столетии. Классика конструктивна, живительна для культуры только тогда, когда в ней наряду с ретроспекций присутствует и проспективное начало, открывающее горизонт творческих возможностей, право на законное продолжение и развитие того, что было когда-то создано.Но это уже несколько отвлечённые замечания, однако они находятся в тесной корреляции с выявленными нами данными. Для уточнения полученных нами ответов мы установили связь между вопросом, касающимся отношения к классике, и вопросом о наиболее значимом для респондентов жизненном периоде. Интересно, что те, кто в качестве такового выбрал прошлое, и те, кто выбрал настоящее, в равной степени оценили классику как наиболее ценное, богатое по содержанию наследие.
Для тех же, кто наиболее высокий ценностный статус связывает с будущим, классика воспринимается как отжившие формы. Для группы респондентов, которые считают, что ни один из указанных периодов не отличается ничем особенным, наиболее близким стало мнение о классике как обычном временном периоде в истории культуры. В данном случае респонденты проявили устойчивость собственных мнений.
Наиболее значимыми, по мнению респондентов, деятелями искусства, ассоциирующихся у них с понятием «классика», стали: Леонардо да Винчи (10,6 %); И. Шишкин (8,2 %); А. Пушкин (7,3 %); Л. Толстой (5,5 %); И. Айвазовский (5,2 %); И. Репин, П. Чайковский (по 4,5 %); К. Малевич (3,3 %). Из 101 представленного варианта ответа 71 (70,1 %) был связан с представителем отечественной культуры. Из них было названо: художников - 34,7 %; писателей и поэтов - 27,2 %; композиторов и шире - музыкантов -18,8 %; актёров и режиссёров - 7,9 %.При этом отмечено было 20,8% наших современников или людей, которые ушли из жизни не позднее, чем за последние 10 лет. Почти 80% указанных имён принадлежат к относительному или весьма отдалённому прошлому.
Хотелось бы сделать несколько замечаний по поводу полученных данных. Во-первых, хотя мы просили респондентов назвать не только автора, но и его произведения, таковых указано практически не было за редким исключением. Это говорит о достаточно низ-
ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ И КУЛЬТУРОЛОГИЯ
111
кой общей культурной компетентности респондентов, которые могут вспомнить самого творца, но его произведения оказываются вне их памяти. Во-вторых, что достаточно предсказуемо, были названы «растиражированные» имена, то есть те, которые в силу разных обстоятельств постоянно на слуху, воспроизводятся СМИ и массовым кинематографом.
Массовый потребитель художественного продукта в действительности достаточно плохо в нём ориентируется, выбирая из всего предложенного ассортимента лишь те, которые наиболее активно позиционируются в массовой культуре. И можно предположить, что популярность Леонардо да Винчи или И. Шишкина связана не столько с тем, что их творчество столь близко «обычному человеку» (об этом говорит тот факт, что произведения данных творцов названы не были), сколько с тем, что эти имена общеизвестны.
В рамках каждой культурной традиции есть имена, ставшие её «брендами», это великие деятели, чьё творчество относится к классике. Респонденты, в рамках предыдущего вопроса продемонстрировавшие лояльное к ней отношение, доказали свою позицию и в контексте данного вопроса. При этом указание имён именно классиков даёт относительный иммунитет - с такой позицией не поспоришь: это ведь классика, всемирно признанное наследие. Противопоставление себя ей рождает потребность в формировании некоей альтернативы - если не классика, то что-то иное. А на это требуется познавательная активность, к которой большинство людей не готово, к сожалению. Поэтому мы и сталкивается с ситуацией неких штампов и стереотипов в художественных предпочтениях респондентов.
Кстати говоря, популярность Леонардо да Винчи по данным европейских социологических опросов резко возросла после экранизации романа Д. Брауна «Код да Винчи». А популярность, скажем, К. Малевича всегда была достаточно высокой в силу сформиро-ванности всё такого же стереотипа восприятия: «Неужели это искусство. И я так могу!», что принесло художнику невероятную известность.
В-третьих, достаточно понятным является и тот факт, что из наиболее востребованных персоналий большинство - художники и ни одного архитектора или графика. Это связано с природой данных видов искусств. Живопись является наиболее лёгким для восприятия, понятным, доступным в силу своей сюжетности видом художественного творчества. Именно в связи с тем, что в основе живописного произведения лежит сюжет, он делает это произведение более запоминаемым, созвучным личному опыту реципиента, активизирующим ассоциации с прошлым или настоящим зрителя. Именно сюжетность живописи облегчает использование её в пространстве массовой культуры. Картину можно описать, её можно даже рассказать, а вот рассказать произведение архитектуры нельзя, точнее сложно.
Графика же, которая так же оказалось в ряду неупомянутых видов искусства, хотя и базируется на сюжете, истории, но, в отличие от живописи, является менее зрелищной, более камерной и лаконичной в своих выразительных средствах, что так же не способствует её популяризации в среде обывателей.
В-четвёртых, как мы уже упоминали, наиболее востребованными оказались деятели искусства прошлого. Это связано с неким устойчивым стереотипом восприятия - гениальность признаётся после смерти. К этому можно добавить и объективный фактор - для более взвешенной оценки вклада того или иного художника в культуру должно пройти время и сформировать пространство исторической перспективы. Кроме того, представители классики (деятели прошлого) значительно более активно популяризуются посредством выставочной деятельности, СМИ, рекламе и пр. Их творчество более узнаваемо, а значит и ярче всего воспроизводится в памяти респондентов при необходимости назвать значимые в сфере культуры имена.
В рамках следующего вопроса мы просили отвечающих назвать период в истории мировой культуры и искусства, который, на их взгляд, в наибольшей степени соотносится
112
ЧЕЛЯБИНСКИМ ГУМАНИТАРИИ 2014 № 1 (26)
с понятием «классика». В данном случае ответы были вполне предсказуемыми: наибольшее количество респондентов назвали эпоху Ренессанса (период в развитии итальянской культуры XIV-XVI вв.) - 27,1 % и эпоху Античности - 18,2 %. Действительно, эти две эпохи в истории европейской культуры непосредственно связаны с феноменом классики. Наивысший расцвет греческого искусства носит аналогичное название, а сама категория «классика» впервые появилась в эпоху Возрождения. И дело даже не в терминологии, а в сути. И античное (прежде всего, древнегреческое, а римское уже во вторую очередь), и итальянское искусство XIV-XVI вв. заложили основы для становления и развития всей последующей европейской художественной традиции.
Заключение
Классика, согласно указанным данным, не только признаётся важнейшим основанием развития культуры в целом, но и развития отдельной личности в частности. Такая позиция внушает оптимизм, поскольку демонстрирует убеждённость респондентов не столько в высоком внешнем по отношению к человеку, а потому несколько абстрактном и аморфном, статусе классического наследия, но и в значении его для формирования внутреннего мира личности. Естественно, надо понимать, что это не столько констатация реального состояния дел (в ходе предыдущего анализа данных мы показывали, что подавляющее большинство респондентов не смогли чётко выразить собственные предпочтения и назвать наиболее выдающихся деятелей культуры и искусств, а тем более -их конкретные произведения), сколько моделирование идеальной ситуации.
Значимым достижением советской системы образования и воспитания была целенаправленная политика формирования общекультурной подготовки личности в независимости от рода её профессиональной деятельности. Это достигалось, в том числе, и за счёт наличия программы художественного просвещения, агитации, и за счёт вовлечения всех категорий населения в пространство книжной культуры (СССР, как известно, были одним из самых читающих государств в мире). И тогда знание, понимание, интерес к классическому искусству были широко распространённой практикой. Сегодня ситуация изменилась на прямо противоположную, и связано это, как нам думается, и с трансформацией системы ценностей, и с деградацией идеологического слоя культуры (мы так и не нашли новую пресловутую национальную идею), и в целом с чрезвычайно низким интересом государства и всех его институтов к духовной жизни людей, и с глубоким кризисом образовательного и воспитательного процессов, с омассовлением культуры, с активизацией в ней развлекательного и девальвацией развивающего аспектов. Таких причин, безусловно, много. И, безусловно, сейчас ситуация начинает постепенно выравниваться. И хотя многое, к сожалению, безвозвратно или на очень долгое время утрачено, сохранилось, сформированное ещё в советскую эпоху, убеждение, что быть образованным, эрудированным, культурным человеком - это хорошо.
Кстати сказать, и данное, и другие проводимые нами исследования, связанные тематически с проблемой художественных и общекультурных предпочтений и их места в структуре досуга современных россиян [3], демонстрируют аналогичную ситуацию -респонденты не ходят, скажем, в музеи, однако указывают в качестве причины этого не собственное нежелание или отсутствие интереса к искусству, а объективные факторы, затрудняющие приобщение к миру художественной культуры (отсутствие свободного времени, высокие цены на билеты, неудобное расположение и время работы и пр.). В случае если бы эти трудности были устранены, то, по мнению респондентов, они стали бы посещать музеи значительно чаще.
В таком положении вещей кроются и пессимистическое, и оптимистическое зёрна. Пессимизм связан с реальным снижением общекультурной компетентности людей, проявляемой и в падении интереса к деятельности учреждений культуры, к искусству
ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ И КУЛЬТУРОЛОГИЯ
113
в целом, и в снижении объёмов чтения и качества читаемой литературы, и в снижении если не количественных, то качественных параметров художественного потребления. А оптимизм кроется в том, что, как мы уже отмечали, подобная ситуация пока всё ещё не признаётся нормальной.
Таким образом, делая финальный вывод на основании проведённого нами исследования, можно констатировать следующее. В целом можно говорить о балансе актуалистских и ретрориентированных мировоззренческих позиций респондентов: и прошлое, и настоящее практически в равной степени воспринимаются ими как аксиологически значимые. Рассматривая полученные нами результаты сквозь призму персональной, индивидуальноличностной оценки различных модусов времени, сквозь призму «я-позиции» (прошлое и настоящее как мои прошлое и настоящее), можно говорить о доминировании презентист-ских настроений. Респонденты в целом оценивают настоящее как более ценностно значимый феномен в сравнении с прошлым. Кроме того в данном случае можно говорить о феномене «склеивания времён», когда настоящее и прошлое и даже настоящее и будущее неразрывно связаны друг с другом и граница между ними в сознании самих респондентов чётко не фиксируется.мЕсли же говорить о «мы-позиции», при которой модусы времени оценивались респондентами с точки зрения общества, государства в целом, в контексте истории страны, её настоящего и будущего, то в рамках данной позиции можно говорить о контрастном доминировании ретроориентированных настроениях респондентов и особом ценностном статусе прошлого, в том числе и художественного прошлого.
Список литературы
1. Арьес, Ф. Время истории [Текст] / Ф. Арьес; пер. с франц. и примеч. М. Неклюдовой. - М. : ОГИ, 2011. - 304 с.
2. Ассман, А. Трансформации нового режима времени (пер. с англ. Вл. Кучерявкина под ред. А. Скидана) [Текст] / А. Ассман // Новое литературное обозрение : Независимый филологический журнал. - 2012. - № 116 [Электронный ресурс]. - URL: http://magazines. mss.m/nlo/2012/116/a4.html#_ftnref7.
3. Бетехтин, А. В. Социокультурный потенциал Южного Урала: вызовы времени и ориентиры культурной политики [Текст] / А. В. Бетехтин, Л. Б. Зубанова, С. Б. Синец-кий, М. Л. Шуб. - Челябинск: Энциклопедия, 2011. - 227 с.
4. Нора, П. Франция-память [Текст] / П. Нора. - СПб. : Издательство Санкт-Петербургский ун-т, 1999. - 333 с.
5. Репина, Л. П. Концепции социальной и культурной памяти в современной историографии [Текст] / Л. П. Репина // Феномен прошлого / отв. ред. И. М. Савельева, А. В. Полетаев. - М. : Издательский дом ГУ ВШЭ, 2005. - С. 122-170.
6. Савельева, И. М. Полетаев, А. В. Историческая память: к вопросу о границах понятия [Текст] / И. М. Савельева, А. В. Полетаев // Феномен прошлого. Отв. ред. И. М. Савельева, А. В. Полетаев. - М. : Издательский дом ГУ ВШЭ, 2005. - С. 170-221.
7. Савельева, И. М., Полетаев, А. В. Социальные представления о прошлом: источники и репрезентации: Препринт WP6/2005/02. [Текст] / И. М. Савельева, А. В. Полетаев. - М. : ГУ ВШЭ, 2005. - 52 с.
8. Филиппов, А. Ф. Конструирование прошлого в процессе коммуникации: теоретическая логика социологического подхода [Текст] / А. Ф. Филиппов // Феномен прошлого. Отв. ред. И. М. Савельева, А. В. Полетаев. - М.: Издательский дом ГУ ВШЭ, 2005. - С. 67-96.
9. Эко, У. Vertigo: Круговорот образов, понятий, предметов [Текст] / У. Эко. - М. : СЛОВО/SLOVO, 2009. - 458 с.
10. Яковенко, И. Г. Механизмы культурной динамики и смена поколений [Текст] / И. Г. Яковенко // Поколение в социокультурном контексте ХХ века [Текст]. - М. : Наука, 2005. - С. 112-129.
114
ЧЕЛЯБИНСКИМ ГУМАНИТАРИИ 2014 № 1 (26)
CLASSICAL HERITAGE IN ESTIMATES OF RUSSIANS: RELEVANCE OF THE PAST
M. L. Shub
Челябинская государственная академия культуры и искусств, Челябинск.
milazubanova@gmail com
The phenomenon of art preferences of modern Russians, place in their structure of classical heritage, the relation to a role of classics in system of actual culture weren’t exposed to the system culturological and sociological analysis yet - to fill the existing gap and this article is called. Article is directed on judgment of the relation of respondents to a phenomenon of the past, degree of retroorientation of their world outlooks, the axiological status of the past, perception of classical heritage in itself and in the context of actual culture.
Keywords: art heritage, past phenomenon, classical art, modern art, art culture.
References
1. Ar’yes, F. (2011), Vremya istorii [=Time of history] / F. Ar’yes; per. s frants. i primech. M. Neklyudovoy, OGI, Moscow, 304 p. (in Russ.).
2. Assman, A. (2012), “Transformatsii novogo rezhima vremeni” (per. s angl. Vl. Kuchery-avkina pod red. A. Skidana) [= Transforming of modern times], in: Novoye literaturnoye oboz-reniye : Nezavisimyyfilologicheskiy zhurnal [=New literary review], N 116, available at: http:// magazines.russ.ru/nlo/2012/116/a4.html#_ftnref7, accessed at 10.08.2014 (in Russ.).
3. Betekhtin, A. V., Zubanova L. B., Sinetskiy S. B. and Shub, M. L. (2011), Sotsiokul’turnyy potentsial Yuzhnogo Urala: vyzovy vremeni i oriyentiry kul’turnoy politiki [=Sociocultural potential of the Southern Urals: challenges and landmarks cultural policy], Entsiklopediya, Chelyabinsk, 227 p. (in Russ.).
4. Nora, P. (1999), Frantsiya-pamyat’ [=France as a memory], Izdatel’stvo Sankt-Peterburg-skiy un-t, SPb., 333 p. (in Russ.).
5. Repina, L. P. (2005), “Kontseptsii sotsial’noy i kul’turnoy pamyati v sovremennoy istorio-grafii” [=Concept of social and cultural memory in contemporary historiography], in: Fenomen proshlogo [=Phenomena of the past], otv. red. I. M. Savel’yeva, A. V. Poletayev, Izdatel’skiy dom GU VSHE, Moscow, pp. 122-170 (in Russ.).
6. Savel’yeva, I. M. and Poletayev, A. V. (2005), “Istoricheskaya pamyat’: k voprosu o gran-itsakh ponyatiya” ^Historical Memory: On the borders of the concept], in: Fenomen proshlogo [=Phenomena of the past], otv. red. I. M. Savel’yeva, A. V. Poletayev, Izdatel’skiy dom GU VSHE, Moscow, pp. 170-221 (in Russ.).
7. Savel’yeva, I. M. and Poletayev, A. V. (2005), Sotsial’nyye predstavleniya oproshlom: istochniki i reprezentatsii: Preprint WP6/2005/02. [=Social representations of the past: sources and representation : Preprint WP6 / 2005/02] / I. M. Savel’yeva, A. V. Poletayev, GU VSHE, Moscow, 52 p. (in Russ.).
8. Filippov, A. F. (2005), “Konstruirovaniye proshlogo v protsesse kommunikatsii: teoretiches-kaya logika sotsiologicheskogo podkhoda” [=Designing the past in the communication process: the theoretical logic of sociological approach], in: Fenomen proshlogo [=Phenomena of the past], otv. red. I. M. Savel’yeva, A. V. Poletayev, Izdatel’skiy dom GU VSHE, Moscow, pp. 67-96 (in Russ.).
9. Eko, U. (2009), Vertigo: Krugovorot obrazov, ponyatiy, predmetov [=Vertigo: The cycle of images, concepts, objects], SLOVO / SLOVO, Moscow, 458 p. (in Russ.).
10. Yakovenko, I. G. (2005), “Mekhanizmy kul’turnoy dinamiki i smena pokoleniy” ^Mechanisms of cultural dynamics and change of generations], in: Pokoleniye v sotsiokul’turnom kontekste XX veka [=Generation in the sociocultural context of the twentieth century], Nauka, Moscow, pp. 112-129 (in Russ.).
