CC BY
3Теория и история права и государства
КЛАССИЧЕСКОЕ ЕВРАЗИЙСТВО В КОНТЕКСТЕ ТРАДИЦИИ РУССКОЙ ПРАВОВОЙ МЫСЛИ
АУБАКИРОВА Индира Ураловна,
соискатель кафедры теории государства и права юридического факультета Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова (МГУ). E-mail: indastana@gmail.com
Краткая аннотация: В статье рассматривается ряд положений классического евразийства учения в сравнении с подходами, свойственными для традиции русской правовой мысли. Автор показывает своеобразие интерпретации государственно-правовых феноменов, характеризующее различных представителей российской юридической науки. Раскрывается преемственность мыслительного процесса, проявляющегося в близости воззрений евразийцев и других русских правоведов на социокультурные, социальные и нравственные вопросы, связанные с функционированием государства и права, миссией и сущностью власти на евразийском пространстве.
Abstract: This article describes a number of ideas of the classical Eurasian doctrine in comparison with the approaches peculiar to the tradition of Russian legal thought. The author shows the peculiarity of the interpretation of state-legal phenomena that characterizes various representatives of the Russian legal science. The continuity of the thinking process is revealed, which manifests itself in the proximity of the views of Eurasians and other Russian jurists to socio-cultural, social and moral issues related to the functioning of the state and law, the mission and the essence of power in the Eurasian space.
Ключевые слова: Классическое евразийство, традиция правовой мысли, «гарантийное государство», сильное государство, нравственность и право
Keywords: Classical Eurasianism, the tradition of legal thought, Eurasianism, "guaranteeing state", strong state, morality and law
В исследовательской деятельности всякого теоретика-юриста с различной степенью выраженности содержится определенный историко-культурный контекст. Традиция правовой мысли представляет собой неотъемлемую составляющую историко-культурной традиции, они обе направлены на сохранение преемственности и передачу накопленного духовного опыта последующим поколениям. С этих позиций идейный базис любого политико-правового учения возможно до конца познать, по сути, лишь сквозь призму традиции, вернее традиций, лежащих в основе мыслительного производства в конкретных социальных средах и отражающих его своеобразие. В этом ракурсе идейное наследие классического евразийст-ва[1] о государстве и праве требует изучения в контексте традиционных принципов и подходов русской философской и юридической мысли, заданных в ней значимых поисковых направлений. Представляя собой, безусловно, самостоятельный феномен, евразийство, вместе с
тем, несет на себе следы духовных исканий русских мыслителей в целом.
Важной методологической детерминан-той русской философской и юридической мысли является наличие в ней двух основных идейно противоборствующих направлений, принадлежность к которым определяется в зависимости от интерпретации путей развития российского общества: западно-ориентированного либо «почвеннического». В какой-то мере, учитывая промежуточное местоположение России между Западом и Востоком, подобное деление, связанное с поиском государственно-правовой идентичности, носит закономерный характер. Корни теоретических обоснований «западников» традиционно связывают с П. Чаадаевым, в то время как истоки «почвеннических» теоретизирований сопряжены с работами славянофилов А. Хомякова и И. Киреевского. И если первые видят прогресс в приобщении к западной культуре и заимствовании ее ценностей и институтов, то вторые отстаивают идею самобытности россий-
ской культуры, перспективу ориентации на собственные социально-политические идеалы.
Значимой характеристикой русского политико-правового дискурса является актуализация проблематики исторических и социокультурных традиций, и в этом ракурсе не является исключением и евразийское учение классического периода, которое своими идейными корнями уходит к воззрениям Н.Я. Данилевского и К.Н. Леонтьева и тяготеет к почвенническим позициям. Нет единой общечеловеческой цивилизации, заявляет Н.Я. Данилевский, при этом развитие человечества представляет собой смену определенных культурно-исторических типов, в рамках которых действуют локальные социальные законы, и славянский культурно-исторический тип является одним из них[2]. Позднее, рассуждая в рамках подобной логики, русский правовед Г.Ф. Шершеневич обосновывает ошибочность того, когда «выбирают один исторический тип государства и его делают признаками государства вообще»[3]. По логике К.Н. Леонтьева, Россия создала самобытную цивилизацию не столько со славянским миром, сколько с туранским. Евразийство, разрабатывавшееся в первой четверти двадцатого столетия в эмигрантской среде, опирается на идею о формировании евразийской культурно-цивили-зационной общности, сопрягающей западное и восточное начала.
Евразийское учение, подобно славяно-фильству[4], строилось в противостоянии представлениям, абсолютизирующим западные политико-правовые институты и нормы. Говоря словами П.Н. Савицкого, евразийство «знаменует собою решительный отказ от культурно-исторического «европоцентризма»»^]. При этом евразийцы исходят из того, что «Россия обладает своею собственною, евразийскою природою, а не европейскою, не античною и не азиатскою, хотя она освоила наследия античной, азиатской, частью и европейской. Это вовсе не отрицание ценностей европейской культуры в прошлом и возможности их в будущем»[6].
В духовно-идейных исканиях евразийцев усматривается содержательная близость с государственно-правовыми воззрениями П.И. Новгородцева. Стоит отметить, что многие из разработчиков евразийского учения нашли в
стенах Русского юридического факультета Карлова университета (основателем и деканом которого был Новгородцев) место своей работы либо учебы. В их числе находился и Н.Н. Алексеев - ученик Павла Ивановича, продолжатель многих его идей и главный теоретик юридических вопросов евразийского учения. При этом сближение выдающегося русского философа права с евразийцами случилось намного раньше того, как к ним присоединился его ученик. Совпадение идейных их воззрений по многим политико-правовым вопросам объясняется тем, что в эмиграции в сознании Павла Ивановича наступает перелом, связанный с наметившимся отходом от универсалистских ценностей и восприятием почвеннических идей, что явственно усматривается в текстах его работ, написанных в эмиграции. В своих размышлениях ученый обращает взор в сторону русской идеи как противостоящей европейскому идеалу, при этом не отказываясь и от того положительного, что создано в рамках государственно-правовых образований западных народов. Мыслитель указывает на нивелирование духовных смыслов, механистичность и сверхрациональность западных социально-политических реалий, отмечает в сравнительном ракурсе самобытность русской культуры и констатирует, что «в этом нашем скифстве, в этом нашем азиатском ходе мысли заключен исток того нового, что мы несем ми-ру»[7]. Русский мыслитель призывает понять особую миссию России и «разглядеть ее живую душу и ее призвание, не примеряя к ней чужих мерок, а стараясь помочь ей идти своим путем для блага и своего собственного, и всего чело-вечества»[8]. Нетрудно заметить, что подобные взгляды перекликаются с установками в евразийском учении, для которого идея о своеобразии путей развития евразийских народов является несущей конструкцией и государственно-правовые феномены рассматриваются в ракурсе синтеза рациональных и иррациональных факторов, разума и духовности.
Несмотря на определенные идейные расхождения, концептуальная преемственность указанных представителей эмигрантских интеллектуальных кругов проявляется в том, что, в развертывании своих мыслей они опираются на традиции русской политико-правовой мысли. Это
прослеживается в артикуляции ими значимости правосознательных архетипов, ценностей и установок, необходимости учета духовных идеалов народа в познании государственно-правовых феноменов, невыводимости духовно-нравственного из материального начала, отказа от абсолютизации формально-юридического подхода и важности понимания сопряженности этических и правовых норм и принципов, изучении исторического процесса в контексте диалектики универсального и национального, триединства эмпирического, рационального и духовно-религиозного знаний.
Миссию правового государства П.И. Новгородцев усматривает в служении обществу, которое у него связано с обеспечением главным образом условий для достойного человеческого существования. Свобода личности может быть обеспечена только тогда, когда она подкреплена не только юридическими нормами, но гарантируется материальными условиями[9]. Н.Н. Алексеев в подходах к идее правового государства идет по стопам своего учителя и конструирует идею о евразийском «гарантийном» государстве. В подобном государстве «обеспечивается проведение в жизнь некоторых положительных социальных принципов», направленных на интенсивное развитие экономики и установление такой системы распределения материальных благ, которая позволит решить проблему нищеты и бедности, развития духовных потребностей граждан и условий для предоставления обществу культурных и духовных благ. Государство гарантирует организацию духовно-культурной жизни, которая воплощает идею общечеловеческого достоинства и при этом максимально служит проявлению национальных, племенных и местных особенностей населения евразийского культурного мира. Евразийское государство выступает не только и не столько регулятором социальной жизни, сколько «возбудителем различных жизненных потенций, обеспечивающих движение и развитие общества»[10].
В этом ракурсе стоит подчеркнуть, что для традиции русской политико-правовой мысли свойственен повышенный интерес к социальным вопросам, рассматриваемый сквозь призму идеи правовой государственности.
Характерная особенность мыслительного философского и правоведческого процесса - это дискурс о специфике исторического уклада, ценностях, нормах и традициях, лежащих в основе культуры российских народов. Неслучайно в России наблюдалось множество сторонников исторической школы права. Евразийское учение содержательно близко к нему. Одним из сторонников указанной школы права является также И.А. Ильин, утверждающий, что «государственная форма зависит, прежде всего, от уровня народного правосознания, от исторического нажитого народом политического опыта, от силы его воли и от его национального характера»[11]. По логике русского мыслителя, государство может выступать как корпорация либо учреждение. «Государство-корпорация» формируется снизу, на основе волеизъявления свободных индивидов. «Государство-учреждение» создается сверху, «народ в нем не управляет собою и не распоряжается, а воспитывается, опекается и повинуется». Любое государство имеет черты как корпорации, так и учреждения. В политико-правовой сфере следует исходить из существующего уровня общественного правосознания, которое должно служить критерием оптимального сочетания черт учреждения и корпорации[12]. Невозможна в каждом государстве одинаковая модель взаимодействия государства и общества: она всегда складывается и развивается в определенном правовосознательном контексте. Признавая объективную множественность форм юридического бытия человека и обществ, Б.А. Кистяковский верно полагает, что нет для всех народов и времен единых и одних и тех же идей свободы личности, правового строя, конституционного государства, в сознании каждого отдельного народа правовые идеи получают своеобразную окраску и свой собственный оттенок[13].
Традиционной для идейных построений практически всех русских мыслителей, в том числе евразийских, является повышенная острота внимания к проблематике нравственности, рефлексии над проблемами бытия с позиций морально-этического начала, интерпретации смыслов политико-правовых и общественных феноменов посредством «просеивания через сито» духовно-нравственного выбора, внутренней (нравственной) и внешней (формально-юри-
дической) правды. Нравственность в традиции русских мыслителей выступает важным условием бытия государства и права. По мысли основоположника евразийского учения Н.С. Трубецкого, западная культура интересуется только «внешней правдой» в человеческих отношениях, а не «правдой внутренней», не их нравственным содержанием[14]. И в целом, для русской правовой традиции характерна интерпретация феноменов государства и права скорее в метаюридических категориях, нежели формально-юридических. Стоит отметить, что Г.Ф. Шершеневич, разрабатывавший свое учение о праве строго на основе формально-догматической методологии юридического позитивизма, тем не менее, в отношении феномена государства утверждает: «Юридическое определение не только не способно объяснить реального существа того, что мы называем государством, но оно кроет в себе опасность затемнить перед нами истинную сущность явлений, происходящих в государстве» [15]. Значимыми для Шершеневича являются и правокультурные компоненты, когда он указывает, что государство, установив нормы, само обязано их соблюдать, при этом относительной гарантией от произвола может служить, прежде всего, общекультурный прогресс, «в ходе которого чувство законности все более глубоко проникает в психологию человека»[16]. Особое внимание проблематике нравственности уделяет в своих трудах П.И. Новгородцев. Как отмечается в современной юридической литературе, практически все работы Новгородцева «имели цель обоснования этической концепции права, отстаивали не только самостоятельное значение нравственной субстанции в применении к праву, но и деятельное взаимодействие права и нравственности, их взаимодополнение»[17].
Многие российские ученые, независимо от либеральных либо консервативных позиций, указывают на особый сакральный характер верховной власти, выражающий единство общества и государства, и признают решающую роль государства в общественной жизни стра-ны[18]. Говоря словами Б.Н. Чичерина, «государство как цельный организм представляет сочетание разнообразных элементов, которые все связаны между собою, восполняя друг дру-
га»[19]. В евразийском учении подобное понимание получает объяснение в терминах «симфонической личности» как единства государства, народа и отдельного индивида. По мысли Л.П. Карсавина, государство есть «не что иное, как выражение и осуществление, как форма единства некоторого народного или многонародного культурного целого»[20].
Идея сильного государства есть важный и неотъемлемый компонент евразийской концепции, как и традиции русской правовой мысли в целом. Евразийцы обосновывают, что власть должна, с одной стороны, не иметь «недостатков безвольного и инертного либерального парламентаризма», а, с другой, не носить тоталитарного характера. Своеобразие типа взаимоотношений индивида и евразийского государства обусловливается фактором, что «в больших человеческих массах и на огромных пространствах индивидуальная человеческая воля превращается в величину микроскопическую и утрачивает способность влиять на государственные дела». Утверждается, что «какова бы ни была форма государственного устройства в России, власть в русском государстве не может не быть силь-ной»[21]. По логике Л.П. Карсавина, «государство в таком большом и многонациональном культурном целом, как Евразия-Россия, может быть или только сильным, или совсем не быть»[22].
В российской политико-правовой мысли тезис о сильном государстве традиционно занимает особое место. Так, М.М. Сперанский полагает, что «силы государства суть 1) силы физические или личные каждого члена, государство составляющего; 2) силы промышленности или силы народного труда; 3) силы народного уважения или чести...»[23]. Трактовка сильной власти в терминах легитимности и авторитета в обществе свойственно и для Г.Ф. Шершеневи-ча, констатировавшего, что «только то государство может считать себя сильным, могучим, у которого государственная власть имеет на своей стороне «сочувствие широких масс»[24]. При этом, сила государства отнюдь не тождественна его произволу. По мысли Б.Н. Чичерина: «Нет более опасного заблуждения, чем смешение силы власти с господством произвола, как превращение начала власти в самоцель. В основе функционирования государства должен лежать
закон»[25]. По логике М.О. Меньшикова, в самом слове «правительство», в глаголе «править» заключено понятие нравственного права, неразрывного в народном разуме со справедливостью. Посему власть по существу своему никак не может пониматься как «право силы», а всегда есть «сила права», однако право неосуществленное перестает быть правом, чтобы действовать, право должно быть силой, следовательно, власти необходимо быть сильной[26]. В подобном же ключе рассуждает и И.А. Ильин: «Сильная власть грядущей России должна быть не внеправовая и не сверхправовая, а оформленная правом и служащая по праву, при помощи права - всенародному правопорядку. России нужна власть не произвольная, не тираническая, не безграничная. Она должна иметь свои законные пределы, свои полномочия, обязанности и запретности, - во всех своих инстанциях и проявлениях. Это относится и к органу верховной власти, как бы он ни назывался и кем бы ни был представлен». Важно, чтобы «сильная власть верно соблюдала меру своего проявления», в этом случае она «окажется примиримою со свободною самодеятельностью народа»[27].
В целом, отметим следующие базовые идеи классического евразийства, являющимися традиционными и для русской политико-правовой мысли: верховенство правды, справедли-
Библиография:
1. К представителям классического евразийства относятся молодые русские исследователи, создавшие в эмиграции евразийское движение и разработавшие учение о единстве исторических судеб евразийских народов. Евразийские идеи получили развитие в трудах Н.Н. Алексеева, Г.В. Вернадского, Л.Н. Гумилева, В.Н. Ильина, Л.П. Карсавина, П.Н. Савицкого, П.П. Сувчинского, Н.С. Трубецкого, М.В. Шахматова, иных представителей евразийского учения.
2. Данилевский Н.Я. Россия и Европа. Взгляд на культурные и политические отношения. Спб., 1895. С.129.
3. Шершеневич Г.Ф. Общая теория права. М., 1910. С.200.
4. По мысли П.И. Новгородцева, «славянофильство, будучи в корне своем национальным самопревознесением, было вместе с тем и патриотическим самоуспокоением. Националисты семидесятых и восьмидесятых годов сделали из него только логический вывод, объявив, что у нас все хорошо, и что сам Запад мог бы позавидовать нашим совершенствам» (Новгородцев П.И. Идея права в философии Вл.С. Соловьева // Новгородцев П.И. Сочинения. М, 1995. С.292). В отличие от славянофилов евразийцы, отстаивая самобытность культуры евразийских народов, отнюдь не абсолютизировали национально-духовные основания, не стремились к их консервации, полагая необходимым, напротив, главной задачей государства культурные изменения.
5. Савицкий П.Н. Евразийство // Сборник трудов евразийцев. М., 1997. С.83.
6. Карсавин Л.П. Ответ на статью Бердяева об евразийцах // Путь. №2. С.126.
7. Новгородцев П.И. О своеобразных элементах русской философии права // Новгородцев П.И. Сочинения. М., 1995. С.367-386.
8. Новгородцев П.И. Восстановление святынь // Новгородцев П.И. Об общественном идеале. М., 1991. С.575-576.
9. Новгородцев П.И. Право на достойное человеческое существование // О праве на существование. Социально-философские этюды П.И. Новогородцева и И.А. Покровского. СПб, 1883. С.6.
10. Алексеев Н.Н. О гарантийном государстве // Алексеев Н.Н. Русский народ и государство. М., 2003. С.374-376.
11. Ильин И.А. О государственной форме // Ильин И.А. Наши задачи: статьи 1948-1954 гг.: в 2 т. Т.1. М., 2008. С.71. Стоит заметить, что И.А. Ильин, как и Н.Н. Алексеев, являлся учеником П.И. Новгородцева и готов был участвовать в евразийских публикациях, но евразийцы выбрали для философских изысканий Л.П. Карсавина, чему поспособствовала
вости над формальным правом, преобладание духовных ценностей (культуры) над материальными (экономикой), приоритет общего блага и коллективных над индивидуальными интересами, взаимная ответственность государства и личности в их взаимоотношениях (верность граждан государственному долгу, с одной стороны, и патерналистская забота государства о своих гражданах, с другой стороны), социальная ответственность государства, тезис о сильном государстве, мощь которого черпается в нравственном авторитете правящего слоя, его поддержке общественным мнением.
Тропы научных исканий русских мыслителей, в том числе евразийцев, никогда не были прямолинейными, свидетельствуя о противоречивости самой переходной эпохи, в рамках которой они прокладывались. Исследователи прошлого находились в постоянном идейном поиске оптимальных путей развития государства и права с учетом правокультурных факторов, и подобный мыслительный процесс характеризует и современное евразийское пространство. Как справедливо отмечает Г. Гегель, исследователи своими трудами обязаны традиции, которая словно священная цепь сохраняет и передает им все, что произвели предшествующие поколения, она - «живая и растет подобно могучему потоку, который тем больше расширяется, чем дальше он отходит от своего истока»[28].
позиция П.П. Сувчинского (Соболев А.В. О русской философии. СПб, 2008. С.191).
12. Ильин И.А. Что есть государство - корпорация или учреждение? // Ильин И.А. О грядущей России. М., 1993. С.22-26.
13. Кистяковский Б.А. В защиту права (Интеллигенция и правосознание) // Представительная власть - XXI век: законодательство, комментарии, проблемы. 2005. №1. С.23.
14. Трубецкой Н.С. Взгляд на русскую историю не с Запада, а с Востока // Трубецкой Н.С. Наследие Чингисхана. М., 1999. С.237.
15. Шершеневич Г.Ф. Общая теория права. М., 1910. С.212-213.
16. История политических и правовых учений. Ч.Ш. М., 2012. С.231-232.
17. Фролова Е.А. Методология и философия права: от Декарта до русских неокантианцев. М., 2017. С.217.
18. Корнев В.Н. Проблемы теории государства в либеральной правовой мысли России конца XIX - нач. XX века. М., 2005.
19. Чичерин Б. Н. История политических учений. Т.1. СПб., 2006. С.29.
20. Карсавин Л. Церковь, личность и государство // Карсавин Л.П. Малые сочинения. СПб., 1994. С.424.
21. Алексеев Н.Н. О будущем государственном строе России // Новый град. 1938. №13. С.102-104.
22. Карсавин Л.П. Основы политики // Россия между Европой и Азией: Евразийский соблазн. М., 1993. С.214.
23. Сперанский М.М. О коренных законах государства // Русская правовая и политическая мысль: Антология. М., 2013. С. 9; Он же. О силе правительства // Сперанский М.М. Руководство к познанию законов. М., 2002. С. 412.
24. Шершеневич Г.Ф. Общее учение о праве и государстве. М., 1908. С.20, 40.
25. Чичерин Б. Н. Россия накануне двадцатого столетия // Чичерин Б.Н. Философия права. СПб., 1998. С.572.
26. Меньшиков М.О. Власть как право // Просвещенный консерватизм. С. 546-549.
27. Ильин И.А. О сильной власти // Ильин И.А. Наши задачи. В 2 т.Т.1. М., 2008. С.433-436.
28. Гегель Г.В.Ф. Лекции по истории философии. В 3 кн. Кн.1 // Гегель Г.В.Ф. Сочинения. В 9 т.Т.9. М., 1932. С.10.
