И.Н.КОРОВЧИНСКИЙ (Москва)
КЛАД ОКСА: К ВОПРОСУ О МЕСТЕ И ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ НАХОДКИ
Думая о том, как озаглавить данную публикацию, мы хотели назвать ее «Еще раз о месте находки Клада Окса», но отказались от этого поскольку статья под сходным заглавием была опубликована еще в 1962 г.1 В самом деле, уникальная, сложившаяся еще в древности коллекция монет и произведений искусства VI-III вв. до н.э.2, являющаяся одним из весьма немногих источников, способных пролить свет на религиозную и культурную жизнь ахеменидской и эллинистической Бак-трии, до сих пор не помещена в археологический контекст даже на уровне привязки ее к определенному памятнику. Попытки решить эту проблему, предпринимавшиеся до настоящего времени, на наш взгляд, не могут считаться вполне убедительными. Очевидно, что подобная ситуация значительно снижает информативность источника и настоятельно нуждается в разрешении.
Одной из причин неубедительности предлагавшихся ранее концепций, на наш взгляд, является то, что их авторы не учитывали сложность той источниковой базы, на которую приходится опираться при решении вопроса. Несмотря на то, что наши источники (которые мы перечислим и подробно охарактеризуем ниже) относятся по большей части к XIX или самому началу ХХ в., они чрезвычайно сбивчивы и непоследовательны, данные об обстоятельствах находки разбросаны вперемешку с историческим и искусствоведческим анализом предметов клада, так что извлечение из них логически последовательной информации по интересующему нас вопросу не является простой задачей. Попытки простого пересказа их, предпринимавшиеся ранее, оказывались субъективными, поэтому новацией данной статьи является приведение полного текста основных источников, что позволит читателю проследить весь ход наших рассуждений, избежав слепого доверия очередной априорной интерпретации. Разумеется, тексты источников мы будем приводить в рамках рассказа об истории находки и исследования клада, которая будет также включать краткое изложение предлагавшихся ранее версий его происхождения.
История находки клада
Первой научной публикацией, посвященной Кладу Окса, была вышедшая в 1879 г. статья известного британского нумизмата П. Гарднера3, ознакомившегося с той частью клада, которая была приобретена начальником железных дорог Индии А. Грантом. Эта часть состояла исключительно из монет, преимущественно эллинистических. По интересующему нас вопросу (о времени, месте и обстоятельствах находки клада) Гарднер, со слов Гранта, писал следующее:
«Несколько месяцев назад, как нам сообщил м-р Александер Грант..., в Бухаре был открыт большой клад золотых и серебряных монет. Место обозначено м-ром Грантом как «в восьми переходах за Оксом, в старой крепости на косе, образованной двумя сливающимися реками»4.
Через два года, в 1881 г. Гарднер получил возможность продолжить издание монет из коллекции Гранта, а также опубликовать одну монету Клада Окса (чекана Андрагора), приобретенную уже тогда Британским музеем. В новой статье он дал (правда, кратко и мельком) совершенно иные координаты места находки клада, а также высказал ряд соображений относительно подлинности коллекции:
«М-р Грант полагает, что все эти монеты взяты из находки, сделанной близ реки Окс, о чем уже упоминалось в «Chronicle». Основанием его уверенности служит то, что они были привезены в Равал-Пинди зимой 1877-8 гг. в одно и то же время и одними и теми же лицами (by the same individuals). Но поскольку, кроме монет Селевки-дов, эти лица привезли монеты царя Лисимаха, Тарса, Синопы, Аспенда и Эфеса, кажется более вероятным, что они пополнили свой запас по дороге с Окса в Индию, по-
купая любые древние монеты, которые они могли найти на базарах»5.
В том же 1881 г. в свет вышла статья генерала А. Каннингема, основателя и первого директора Археологической службы Индии, который сам приобрел значительно больше предметов из клада, чем Грант, и настолько заинтересовался находкой, что постарался ознакомиться также с большей частью предметов, находившихся в руках других коллекционеров, а также собрать возможно более полную информацию об обстоятельствах находки. Он писал:
«В 1S?? году, на северном берегу Oксa, недалеко от города Тахт-и ^ват, напротив Хульма (near the town of Takht-i Kuwat, opposite Khulm), в двух днях пути от ^ндуза был найден большой клад, состоящий из золотых и серебряных фигур, украшений и монет, большая часть которых была привезена в Индию для продажи. Место также называется Kaват и ^вадиан (Kawat and Kawadian), и я не сомневаюсь, что это ^бадиан (the Kobadian). Те, кто нашел сокровище спорили о разделе находки, и некоторые из более крупных предметов были разделены на куски с целью быстрого расчета на месте. Два из самых интересных предметов, всадник и колесница, оба золотые, были подарены лорду Литтону сэром Луисом ^ваньяри. Большая часть, если не все сохранившиеся предметы из первой находки перешли в мое владение. Монеты оказались рассеяны по разным местам. Некоторые были отправлены в Британский музей, и многие перешли в руки различных коллекционеров; но значительная часть перешла к м-ру Гранту и ко мне.
Я полагаю, что видел большую их часть, поскольку как торговцы, так и владельцы посылали мне либо сами монеты, либо их оттиски для идентификации...
...Oh <клад> не был найден весь в одном месте, а был рассеян в песках реки. Исходя из этого, можно предположить, что он мог быть зарыт на берегу в деревянных ящиках или глиняных сосудах, развалившихся, когда река в половодье срезала берег и разбросала их содержимое по песку.
Я заключаю, что сокровище могло быть спрятано вскоре после поражения Евти-дема... И оно лежало там, на берегу Oксa, две тысячи лет, пока парфяне и скифы, Сасаниды и арабы, тюрки и монголы по очереди наводняли страну и пересекали реку в нескольких милях от спрятанного сокровища...
Мне известно, что колесница значительно большего размера с полным набором колес и лошадей, включавшая также изображения царя и возницы, была найдена в прошлом году и послана в Англию, где ее продали за большую сумму. Я не получил возможности даже увидеть ее...
Число монет, которые я видел, равняется 64 золотым и 459 серебряным, или, вместе, 523 монетам. Но по крайней мере столько же было продано офицерам армии в Афганистане, так что полное число найденных <монет> не может быть меньшим, чем 150 золотых и 1000 или 1200 серебряных, в основном тетрадрахм.»6.
В другом месте статьи Каннингем спорит с приведенной выше точкой зрения Гарднера, утверждая, что она «полностью противоречит заявлениям самих сборщиков, сделанным м-ру Гранту в 1S77-7S и мне ежегодно с 1S7S г. по настоящее время. В действительности я получил оттиски многих из этих монет тотчас после того, как они были найдены на Oксе, в письмах из Хульма... Сборщики без всяких колебаний отделяли все монеты, найденные в других местах. Ohu включали образцы <монет> Ев-тидема, Евкратида и Гелиокла, одну-две монеты Деметрия и одну — Агафокла...
Постскриптум. После того, как вышеизложенное было отдано в печать, я получил еще одну небольшую партию монет с Oксa. Вместе с ними прибавилось ? золотых монет и 11 серебряных тетрадрахм, которые все перешли в мою собственность благодаря служащему Абдуррахмановой таможни в Kaбуле»7.
Через 2 года, в 1883 г., Каннингем выпустил одну за другой две новые статьи, посвященные кладу. Первая из них скорее уточняла публикацию 1881 г.:
«Место находки этих реликвий — на берегу O^a, недалеко от места, называемого Kaват или ^ад (Kawat or Kuad), в двух переходах от ^ндуза и примерно на пол-
пути между Хульмом и Кобадианом. Место является одной из самых оживленных переправ на Оксе и всегда было главным перевалочным пунктом (the chief thoroughfare) по дороге в Самарканд. Мои информаторы, чьи посредники все еще находятся в Хульме, говорят, что владелец той земли теперь остановил все чужие раскопки и намеревается вести их за свой собственный счет»8.
Напротив, во второй статье содержалась неожиданная и противоречивая информация:
«После того, как я написал свой второй отчет о весьма примечательных и интересных открытиях на северном берегу Окса, я приобрел еще три золотых украшения и около двадцати монет из всех металлов...
После того, как вышеизложенное было отдано в печать, я встретил в Симле человека, который несколько раз посетил место, где были найдены эти древности Окса. Место расположено в одном переходе к северу от Окса и называется Кавадиан (Kawadian), большой древний город на главной дороге к Самарканду. Догадка, которую я сделал в моей первой публикации, посвященной этим древностям, о том, что местом находки был древний город Кобадиан (Kobadian) арабских географов, оказывается верной. Я также узнал, что владелец земли продал теперь права на раскопки одному спекулянту»9.
За последние два десятилетия XIX в. подавляющая часть клада перешла из частных рук в Британский музей10. В 1905 г. его сотрудник, известный искусствовед
О.Долтон11 выпустил единственную на сегодняшний день монографию, специально посвященную кладу, с полным каталогом его предметов12. В ней неожиданно появилась совершенно новая информация об обстоятельствах доставки клада в Индию, отсутствующая у Гарднера и Каннингема.
«Мы располагаем удовлетворительными доказательствами того, что клад действительно был вывезен из долины Окса в Кабул и оттуда — в Пешавар, где он был продан; это само по себе важно ввиду сомнений, высказывавшихся в свое время относительно подлинности некоторых предметов, поскольку доказывает, что, по крайней мере, большая их часть проделала немалый путь перед тем, как золотых дел мастера из Равалпинди (goldsmiths of Rawalpindi) впервые увидели их.
В мае 1880 г., когда капитан Ф. Ч. Бертон13 был чиновником (political officer) в долине Тезина14 и резидентом в Се-Баба15 в трех переходах от Кабула, три мусульманских купца из Бухары, о которых было известно, что они везут золото на своих мулах, были ограблены на пути из Кабула в Пешавар жителями Хурд-Кабула16 (барбак-карскими хелями и хисаракскими гильзаями17). Это произошло между Се-Баба и Джагдалаком18; купцы совершили глупость, поехав впереди конвоя и, таким образом, были отчасти сами виноваты в своих несчастьях. Разбойники убежали с награбленным на холмы, захватив с собой трех купцов и их слугу; они перешли через Тесин-ка-Котал19 и поспешили к месту, называемому Каркачча20, где имелось несколько пещер, в которых они надеялись на досуге разделить добычу. К несчастью для них, они позволили спастись слуге купцов, который, прибыв в лагерь капитана Бертона в девять часов вечера, немедленно сообщил о грабеже. Капитан Бертон тотчас отправился в Каркачча с двумя ординарцами, и к полуночи неожиданно появился перед бандитами, которые уже спорили над добычей. Четверо из них лежали раненые на земле, а сокровище, которое с целью перевозки во вьючных седлах было зашито в несколько небольших кожаных мешков, было раскидано по полу пещеры. Последовали переговоры, в результате которых значительная часть награбленного была возвращена, и капитан Бертон приготовился вернуться без промедления, которое могло стать опасным. Однако он был предупрежден, что в ход был пущен план устроить ему засаду и вернуть перешедшую к нему часть сокровищ; он оставался в укрытии всю ночь и добрался до своего лагеря только в шесть часов на следующее утро. Он немедленно пригрозил двинуть войска против грабителей, но, когда они услышали о его намерении, они принесли еще одну большую часть сокровищ. Так, в целом оказалось возвращено до
трех четвертей целого <клада>; остальное, возможно, было расплавлено или спрятано в недоступном месте. Затем три купца получили назад свое имущество, и во время этой передачи капитан Бертон увидел в одной из взрезанных сумок браслет, парный к №11621. Он выразил желание купить его, и предложение было принято; этот браслет впоследствии был приобретен Южно-Кенсингтонским музеем (ныне музей Виктории и Альберта), где он и выставлен22. Купцы продолжили свой путь к Пешавару без дальнейших приключений, но в лагере Бертона один из них, по имени Вази ад-Дин, дал следующие показания под присягой:
«Я один из купцов, которые были ограблены, когда гильзаи Хисарака23 и Джагдала-ка напали на нас и захватили все наше имущество. Мулы не были взяты, но вьючные сумки были срезаны и унесены. В них находились золотые и серебряные украшения, несколько золотых сосудов, серебряный идол и золотой, а также большое украшение, напоминающее ножной браслет (anklet). Большая часть вещей была найдена в Хан-диане (Khandian), который затоплен Оксом (which is submerged into the Oxus), но в определенное время, когда река пересыхает, народ копает и среди старых руин города Хандиан находит ценные золотые вещи. Мои спутники и я купили эти вещи, опасаясь везти деньги, так как Абдуррахман24 был в Кундузе и собирал пошлину со всех путешественников и купцов на свою армию. Нам сказали, что идол и браслет — времени Александра Великого, и что они были найдены в тот же раз, что и украшение, которое, как я слышал, было послано в Индию Бурре Лорду Сахибу (to the Burra Lord Sahib)25. Общая стоимость сокровища восемьдесят тысяч рупий, а благодаря вашему вмешательству мы получили назад пятьдесят пять тысяч; я желаю, чтобы вы купили золотой ножной браслет. Серебряный идол побывал в огне после того, как он был украден, и часть серебра на нем расплавилась. Мне больше ничего заявить относительно вещей, получение которых назад от вас я сим подтверждаю».
Три купца, которых звали Вази ад-Дин, Гулям Мухаммад и Шукер Али, совершали торговые путешествия между Хивой, Самаркандом и Индией, иногда доезжая до самого Амритсара26; вот как случилось, что они проезжали Кабадиан в то время, когда клад продавался. Они отправились в путь с большой суммой денег, чтобы закупить чай, шелк и другие товары, но, узнав по приближении к Балху, что Абдуррахман собирал пошлину, как было сказано выше, они сочли целесообразным обменять деньги на такие драгоценности, которые можно было завязать в кожаные сумки и выдать за товар»27.
Кроме того, уже при описании предметов клада, Долтон еще раз вспоминает о Бертоне и обстоятельствах находки клада. Он пишет в связи с золотой чашей, которой он присвоил в своем каталоге номер 20:
«Капитану Бертону сообщили, что, когда клад был найден, эта чаша была одета на золотую голову №5»28.
Долтон не указывает источник своей необычной информации, но на наш взгляд, столь подробные сведения о приключениях Бертона, включающие разные мелочи, которые ему «сообщили», могли исходить только от самого Бертона, который в 1901 г. вышел в отставку и поселился в Англии29. На след этого человека Долтон мог быть наведен Каннингемом, который в своих первых двух статьях упоминает Бертона, согласившегося показать ему приобретенный им браслет, оцененный Каннингемом в 700 рупий. Однако генерал при этом ни словом не обмолвился об истории с купцами30.
Со времени выхода в свет книги Долтона ни одна публикация, посвященная кладу, не обходится без восторженного пересказа истории с ограблением купцов. При этом большинство специалистов исходит из того положения (не высказанного напрямую, но подразумеваемого Долтоном), что мы имеем дело с наиболее полной версией истории находки и доставки в Индию всего Клада Окса. Лишь Е. В. Зей-маль в 1979 г. осторожно высказал мысль, что «живописность этого рассказа, к сожалению, часто заслоняет другие, менее красочные, но более точные данные об об-
стоятельствах и месте находки»31. Однако он не счел нужным развивать и конкретизировать эту мысль.
Лишь совсем недавно, в 2001 г. другой сотрудник Британского музея, наш современник Дж. Кертис опубликовал описание этого же случая, значительно отличающееся от рассказа Бертона. Оно было заимствовано им из англоязычной «Civil and Military Gazette», выходившей в Лахоре (Пенджаб).
«Группа кокандцев прибыла в Кабул по пути в Индию, везя с собой золотые монеты в количестве 50 000 или 60 000 рупий, собственность бухарских купцов,. Во время пребывания в Кабуле кокандцы не делали тайны из своего обладания большим количеством золота, и именно там было запланировано их ограбление. Вначале бандиты намеревались «освободить» владельцев от их груза между Бутхаком и Латабандом 10-го числа текущего месяца, но, узнав о том, что караван кокандцев сопровождает большой эскорт, они решили захватить сокровище на следующий день около Дзигдал-лика. Для этой цели собрались 180 человек, которые залегли у дороги в скрывавшем их низком кустарнике, где они дожидались, пока не приблизится конвой. Тогда они кинулись в самую кучу столичного и местного конвоев, которые в это время оказались рядом друг с другом, схватили именно того мула, что вез золото, и немедленно угнали его; они освободили остальных вьючных животных, чтобы способствовать общей неразберихе. Известие об ограблении достигло Се Баба в четыре часа, и капитан Ф. Бертон, государственный инспектор, тут же послал людей по следу; его знание этой части страны позволило ему сделать проницательное предположение о местонахождении грабителей. Он также с самого начала предпринял меры к аресту караванбаши в Бутхаке, причастность которого к грабежу он подозревал. Вначале он собирался окружить деревню, из которой, как полагал Ф. Бертон, были похитители; но, по некоторому размышлению, он решил провести определенную работу через своих служащих, и с помощью Сардар Джанга, бывшего местного офицера бенгальской кавалерии, он преуспел в этом деле. Преодолев трудности, Ф. Бертон сумел спасти золота на сумму 21 000 золотых рупий, и можно питать надежду, что будет возвращено еще больше»32.
Таковы источники, на основании которых мы попытаемся установить место находки клада. По их характеру видно, что это не является простой задачей. Причина здесь в том, что клад не был найден специалистами, а для этих последних место его находки было не только недоступно физически, но и представляло собой весьма неотчетливо заполненное белое пятно на географической карте. Верхняя Амударья, в песках которой был найден клад, была южной границей сферы влияния России в Азии. Южнее ее простирался Афганистан, служивший ареной противостояния России и Англии. Англо-афганские войны 1878-1880 гг., спровоцированные отправкой в эту страну миссии генерала Столетова, были высшим выражением и самым напряженным моментом этого противостояния, но и после их окончания конфликт далеко не был исчерпан. Нетрудно понять, почему в те годы именно Англия меньше всего могла рассчитывать на получение современной топографической информации о верховьях Амударьи.
Между тем, клад был найден именно там, а попал к англичанам, что тоже не случайно. Россия, как известно, могла на равных соперничать с Англией лишь в военном, но не в экономическом отношении. Это же относилось и к колониям двух стран: ясно, что Бухарский эмират был намного беднее Индии. Ф. Жуков, переводчик русской экспедиции, обследовавшей верхнее течение Амударьи в 1879 г., отметил, что золото, промытое в этой реке «большею частью продается индийцам, приезжающим сюда из Бадахшана и других мест из-за Амударьи; вообще золотопромыватели почти никогда не продают золото бухарцам, потому что индийцы всегда дают дороже и покупают за наличные деньги»33. Это же относилось и к русским; индийцы, встреченные в 1898 г. путешественником А. А. Семеновым в Восточной Бухаре, саркастически сказали по этому поводу: «Что поделаешь, если русские господа так бедны»34.
Поэтому в том, что касается места находки клада, британским специалистам приходилось опираться на информацию, исходившую от посредников при перепродаже клада — равалпиндских ювелиров, как в случае с Грантом, их агентов в Хуль-ме, в случае Каннингема, и бухарских купцов — если речь идет о Бертоне. Естественно, их рассказы не отвечали строгим научным требованиям, и проверить их с помощью таковых было нельзя.
История изучения вопроса
Первым интерпретатором информации источников выступил Долтон, который опирался главным образом на Каннингема и свел его данные к двум версиям: одной
— изложенной в двух первых его статьях и в начале третьей, и другой — в постскриптуме к третьей. Первую версию он излагает так: «...оно (место находки — И. К.) располагалось на берегу реки, примерно на полпути между Хульмом (Таш-Кур-ганом) на юге и Кабадианом на севере и в двух днях пути от Кундуза. Генерал сэр Александер Каннингем назвал его Тахт-и Кават или Куад (Takht-i Kawat or K^d) и описал его как находящееся рядом с одной из самых оживленных переправ на дороге в Самарканд. Во втором отчете (имеется в виду явно третий отчет Каннингема — И. К.) Куад отождествляется с Кабадианом, городом, который лежит не на Оксе, а на его притоке Кафирнахане, в одном переходе к северу от главной реки». Из двух версий Долтон отдал предпочтение второй, поскольку она, «как кажется, подкреплена свидетельством очевидца, хотя смущает явное смешение Окса с его притоком Кафирнаханом»35.
Конечно, сам по себе этот аргумент недостаточно убедителен: ведь и авторы «писем из Хульма», присылавшихся Каннингему, могли быть очевидцами находки клада. Важнее, однако, то, что именно Долтон первым пошел по пути вольного пересказа и объединения данных, содержащихся в разных отчетах Каннингема, который нигде не называет место находки «Тахт-и Каватом», а только «Каватом» или «Куадом». Сходное название — «Тахт-и Куват» он относит к другому месту, расположенному «недалеко» (near) от места находки, но не тождественному ему. Наши замечания могут показаться придирками, но в дальнейшем мы покажем, что Долтон, произвольно объединив похожие названия, исказил реальное содержание данных Каннингема. Впрочем, поскольку Долтон больше доверял второй версии, небрежное отношение к анализу первой вполне объяснимо.
В 1951 г. с мнением Долтона позволил себе не согласиться известный советский иранист М. М. Дьяконов, заявивший, что единого места находки вообще не было, а клад является случайным собранием предметов, которое «скопилось постепенно в руках местного населения в результате случайных находок и кладоискательских раскопок» и происходит со всей территории Кобадианского бекства36. Никаких обоснований в пользу этой точки зрения он не привел.
Справедливые возражения против нее были выдвинуты в 1962 г. Т. И. Зеймаль и Е. В. Зеймалем, указавшими на то, что «за время с 1877 г. на территории бывшего Кобадианского бекства не было зафиксировано никаких подобного рода находок»37. Но эти историки отвергли и вывод Долтона на том основании, что все же «Кобадиан расположен не на берегу Амударьи, а значительно севернее»38 и отдали предпочтение первой версии, объявив клад найденным на Тахти-Куваде. Позднее Е. В. Зеймаль пришел к выводу, что все упоминания «Кавадиана», «Хандиана» и т. п. связаны не с городом, а с административной единицей Бухарского эмирата, центром которой он был — Кобадианским бекством39. К этому бекству относился заметный участок правого берега Амударьи, на котором располагался в частности Тахти-Кувад. Эту версию нельзя было ни доказать, ни опровергнуть археологически, поскольку данное городище находилось в запретной пограничной зоне.
Важной новацией Т. И. и Е. В. Зеймалей была попытка найти русские источники, независимые от английских, в которых упоминалась бы находка клада. В «Тур-
кестанских ведомостях» за 1880 г. они обнаружили статью Ф. Жукова, переводчика «Самарской ученой экспедиции для исследования направления Среднеазиатской железной дороги и изучения бассейна р. Аму-Дарьи»40, сплавлявшейся вниз по Вах-шу и Пянджу в 1879 г. Жуков пишет: «На самом месте слияния Вахша с Панжем (sic) находятся развалины очень древнего города Тахта-Куват (sic). Сопровождавшие нас туземцы рассказывали, что в этих развалинах прежде находили разные древние вещи, даже однажды нашли в груде мусора вылитого из золота тигра и разные золотые вещи. Все эти вещи были проданы в Бадахшан индийцам за дорогую цену»41. Зеймаль увидел в этом сообщении подтверждение своей версии42. В предисловии к каталогу клада он привел также сообщение русского офицера Н. И. Покотило, совершившего в 1886 г. объезд бухарской границы и писавшего о Тахти-Ку-ваде: «Несмотря на пустынность места, там постоянно копаются несколько десятков человек, отыскивая клады; по преданию, какой-то туземец закопал там золотого идола в рост человека»43. «Т.е. находка уже успела обрасти легендами» — комментирует Зеймаль44.
В 1977 г. полемику с Зеймалем открыл Б. Я. Ставиский, указавший на то, что Ф.Жуков, описывая Тахти-Кувад, помещает его «на самом слиянии Вахша с Пянд-жем». Между тем, на месте этого слияния находится другое древнее городище — «Каменное» или Тахти-Сангин, а то, что теперь называют Тахти-Кувадом, расположено 5-ю километрами ниже по течению великой азиатской реки, напротив впадения в нее левого притока — Кундуздарьи. Следовательно, Жуков мог спутать два близко расположенных городища, и клад в действительности был найден на Тахти-Сангине45.
В 1976 г. на Тахти-Сангине начались раскопки руководимого И. Р. Пичикяном отряда Южно-Таджикской экспедиции, возглавляемой Б. А. Литвинским, вскоре принесшие открытие знаменитого Храма Окса. Некоторые из найденных в нем артефактов (например, посвятительные золотые пластины)46 находили параллели в Кладе Окса. В результате названные археологи пришли к выводу, что Клад Окса представлял собой часть сокровищницы Тахти-Сангинского храма, спрятанную накануне вторжения в Бактрию племен саков и юэчжей, уничтоживших Греко-Бак-трийское царство47. Из письменных источников, кроме Жукова, И. Р. Пичикян ссылался также на Гарднера, локализовавшего место находки на месте слияния двух рек48.
Наконец, в 1993 г. история с кладом приняла совсем неожиданный оборот: японским музеем Михо была куплена коллекция предметов, во многом схожих с предметами Клада Окса, но в десять раз большая по объему49. Для научного описания нового клада был приглашен И. Р. Пичикян. Анализируя музейные документы, он пришел к выводу, что в Михо поступила та часть клада, которую разбойники не вернули Бертону. Ссылаясь на слова афганцев, нашедших этот новый клад, он утверждал, что сокровища «были спрятаны в расположенном в верховьях реки Пан-джшир в Нуристане, в горном селении в водоеме источника на краю земельного участка правителя». Потомки зарывшего этот новый клад главаря разбойников долгое время искали его добычу и, наконец, в конце ХХ в. нашли50.
Следует, впрочем, отметить, что не менее крупный иранист Э. Грин позволил себе не согласиться с точкой зрения о единстве кладов. Он указал на то, что одни типы изделий (например, золотые пластины) встречаются в обоих кладах и демонстрируют большое сходство, другие (как пластика и сосуды) особого сходства не демонстрируют. И даже сходные в целом предметы могут различаться в весьма существенных деталях. Так, персонажи, изображенные на пластинах Клада Окса, держат барсомы в основном в правой руке, а на пластинах Клада Михо — в левой. Может ли это быть результатом случайного распределения? В Кладе Окса нет ярко выраженного с точки зрения стиля эллинистического материала, который в больших количествах был найден в Тахти-Сангинском храме, и это, бесспорно, состав-
ляет повод для сомнений в едином происхождении данных коллекций. С другой стороны, в Кладе Михо есть и ахеменидские, и эллинистические вещи. Таким образом, по мнению Грина, «этот материал, по крайней мере, должен быть отнесен к одному и тому же культурному слою и, по всей вероятности, к одному географическому региону — в широком понимании». Но это все, что он может утверждать с уверенностью51.
Представляет интерес также статья теперешнего хранителя клада в Британском музее, Дж. Кертиса, опубликованная по-русски в «Вестнике древней истории» (№1 за 2001 г.). В ней на основании более внимательного изучения источникового материала высказано несколько интересных мыслей: что не все предметы клада были найдены в одно время и что события, связанные с купцами и Бертоном, могли происходить иначе, чем они описаны Долтоном (в частности именно он впервые привлек цитированную выше заметку из лахорской газеты). Однако эти весьма перспективные предположения, к которым мы полностью присоединяемся, не были им в достаточной степени развиты и конкретизированы. Он высказал не менее оправданные сомнения в наличии связи между Тахти-Сангинским храмом и кладом, близкие к сомнениям Грина52.
К сожалению, история изучения вопроса о месте находки клада в последнее время знает и явные шаги назад. Мы имеем в виду возрождение гиперкритического подхода, предпринятого американцем О. Маскареллой в статье, название которой говорит само за себя: «Клады Окса как музейные конструкты: ложные места находок и поддельные древности». Точка зрения Дьяконова кажется умеренной в сравнении с позицией этого автора, считающего как Клад Окса, так и Клад Михо случайными собраниями подделок и подлинных древностей, могущих происходить «из каких угодно мест в Пакистане, Индии (! — И. К.), Иране, Таджикистане или Узбекистане, действительно включая один или несколько памятников на реке Окс»53. Ниже мы постараемся показать несостоятельность данной точки зрения.
Клад Окса между Пянджем и Индией.
Хронологический порядок нашего анализа истории Клада Окса будет во многом обратным реальному ходу событий. Всегда стоит начинать с достоверно известного и переходить от него к неизвестному, а таким неоспоримым фактом в нашем случае является покупка Клада Окса английскими коллекционерами. Абсолютно все источники сходятся в том, что клад был найден на территории Бухарского эмирата и попал в руки англичан не напрямую, а через перекупщиков.
С дальнейшими подробностями дело обстоит сложнее, хотя, например Б. А. Литвинский и И. Р. Пичикян, пишут следующее: «Можно считать совершенно достоверным, что золотые вещи, составляющие клад, появились в г. Равалпинди в Индии (совр. Пакистан) зимой 1878 г. (это расходится с датами в некрологе Ф. Ч. Бартона (sic), приведенными в примеч. 7, но через десятилетия после событий точная хронология могла забыться). Не менее достоверно и то, что вещи были куплены индийскими антикварами у трех бухарских купцов: Вази ад-Дина, Шукера Али и Гулам Мухаммада. Не вызывает сомнения и другое: равалпиндские перекупщики-антиквары успешно продали их коллекционерам-собирателям, английским чиновникам в Индии.»54.
Дата здесь, несомненно, заимствована из второй статьи Гарднера. В упомянутом послужном списке Бертона, который приведен в примечании 7 к цитируемой монографии, будучи заимствован из его некролога, сообщается, что «в 1878 г. он (Бертон — И. К.) участвовал в качестве капитана, командира Пенджабского батальона, в англо-афганской войне. В 1879 г. он являлся «политическим офицером» в районе Хайберского перевала, а затем «главным политическим офицером» в «Малой Кабульской области в районе гильзаев»55.
На самом деле предложенная Литвинским и Пичикяном дата расходится также
и с датой, указанной О. Долтоном: как мы помним, он относит приключения купцов к маю 1880 г.56 Все основные факты истории Афганистана конца XIX в. указывают на правильность даты Долтона. Британские войска за весь XIX век присутствовали на территории Афганистана лишь в течение коротких периодов англо-афганских войн: 1838-1842 и 1878-1880 гг. Casus belli для второй англо-афганской войны возник лишь в результате приезда в Кабул русской дипломатической миссии Столетова в мае 1878 г.57 Англия расценила это как попытку России заключить союз с Афганистаном против нее, и в ноябре 1878 г. британские войска вторглись в Афганистан58. Следовательно, Бертон не мог оказаться в Афганистане в том качестве, в котором он предстает у Долтона — в качестве военного командира, способного грозить нападением племени гильзаев — раньше ноября 1878 г.
Абдуррахман-хану также нечего было делать зимой 1877-1878 гг. ни в Кундузе, ни в каком-либо другом афганском городе. Этот племянник афганского эмира Шер Али-хана был в конфликте с дядей и с 1869 г. скрывался в российском Самарканде59. Даже в феврале 1879 г., когда Шер Али умер, Абдуррахман не покинул своего убежища; отцу наследовал сын, Мохаммед Якуб-хан60. И лишь после того, как в октябре 1879 г. Якуб был отстранен англичанами от власти61, Абдуррахман решился, получив от России субсидию, в январе 1880 г. с небольшим войском пересечь Пяндж и вторгнуться в Афганистан62. 28 февраля того же года он занял Кундуз63, который стал его временной резиденцией. 15 июня он покинул его и двинул войска за Гиндукуш64, а в конце июля был признан англичанами эмиром Афганистана, после чего его резиденцией стал Кабул65. Притеснение купцов и взимание с них непомерных пошлин были характерной чертой периода его пребывания в Кундузе и объяснялись тем, что российской субсидии хватило ненадолго, а других источников средств для выплаты жалованья войску не осталось66.
Таким образом, описанные Долтоном события могли относиться только к марту-началу июня 1880 г. Впрочем, причины, по которым Литвинский и Пичикян попробовали отказаться от этой даты, вполне понятны. Ведь сам Долтон подразумевает, что весь клад был привезен в Индию названными им бухарскими купцами. На этом сходилась и вся последующая литература, посвященная кладу. Между тем, Гарднер датирует поступление в Равалпинди монет из клада зимой 1877-78 гг. Каннингем также пишет, что Грант впервые получил сведения о кладе в 1877-1878 гг., и сам он, Каннингем, получал их с 1878 г. Кроме того, он сообщает, что два предмета из состава клада — модель колесницы и отдельная фигурка возницы — были подарены вице-королю Индии лорду Литтону сэром Луисом Каваньяри67. Этот последний был в июле 1879 г. назначен британским резидентом в Кабуле68, а уже 3 сентября того же года был убит взбунтовавшимися афганскими солдатами, что дало толчок третьей англо-афганской войне (октябрь 1879 — август 1880 г.)69. Сам Литтон был отстранен с поста вице-короля в апреле 1880 г.,70 следовательно, также еще до предполагаемого приезда бухарских купцов. И совсем неоспоримо то, что первая статья, посвященная кладу, вышла в 1879 г.
Всем этим противоречиям можно найти только одно объяснение: клад если и был привезен в Индию Вази ад-Дином, Гулям Мухаммадом и Шукером Али, то лишь частично. «Одни и те же лица», привезшие в Равалпинди зимой 1877-78 гг. все монеты, составившие позднее коллекцию Гранта, не были этими бухарскими купцами. Это следует также из показаний Вази ад-Дина, утверждающего, что он и его товарищи везли «золотые и серебряные украшения, несколько золотых сосудов, серебряный идол и золотой, а также большое украшение, напоминающее ножной браслет». Этот короткий список отнюдь не отражает весь состав Клада Окса. Совершенно не упоминаются монеты; «идолов» (антропоморфных фигурок) в составе клада тоже не два, а целых семь71, не считая фигурок на моделях колесниц72 (вместе с этими последними «идолов» одиннадцать). Наконец, зачем купцам понадобилось особо выделять как нечто единичное купленный Бертоном браслет, которому в кладе имеет-
ся точная пара (о чем пишет сам Долтон)? Ясно, что речь идет лишь о части клада (и, возможно, не столь уж большой). Кроме того, там же утверждается, что все эти предметы были найдены «в тот же раз», что и подаренные лорду Литтону. Это можно считать прямым указанием на то, что другая часть клада поступила в Индию раньше и, кроме того, — на то, что и найден был клад не весь одновременно.
В самом деле, Каннингем пишет, что он «получил отпечатки многих из этих монет тотчас после того, как они были найдены на Оксе, в письмах из Хульма». В самом начале первого отчета он датировал находку клада 1877 г., а затем отнес получение им самим первых известий о кладе к 1878 г. Противоречие устранится, если мы признаем, что «многих» — не значит «всех», а слова о находке в 1877 г. могут подразумевать обнаружение клада как такового, а не полное его изъятие со дна реки. Согласно Каннингему, «он <клад> не был найден весь в одном месте, а был рассеян в песках реки». Видимо, это и было причиной того, что его не смогли извлечь из песка весь одновременно73.
Итак, клад не был ни найден, ни вывезен из Бухары одновременно. Первая партия прибыла для продажи в Равалпинди зимой 1877-78 гг. Каннингем утверждает, что большая часть сохранившихся предметов этой «первой находки» перешла к нему, в то время как Грант приобрел монеты (преимущественно эллинистические, если верить Гарднеру)74. О порядке поступления и составе следующих партий судить уже гораздо труднее. В 1880 г. («прошлом» по отношению к 1881 г.) была найдена и отдельно вывезена в Англию колесница «с полным набором колес и лошадей» (видимо, №7 по каталогу Долтона)75. Еще одна маленькая партия, состоявшая из одних монет (также преимущественно эллинистических), была, согласно первой статье Каннингема, задержана в 1881 г. кабульской таможней. Возможно, что, по крайней мере, часть тех предметов, которые были описаны Каннингемом в 1883 г., также поступила в Индию незадолго до публикации (а не была извлечена к этому времени из-под спуда равалпиндскими ювелирами, как считалось до сих пор), хотя другие позднее оказались изготовленными в Индии подделками76.
Каннингем пишет, что клад был «большей частью привезен в Индию для продажи», но «большей частью» не значит — весь. Часть его была продана, не достигнув Индии. Мы имеем в виду не только браслет, доставшийся Бертону; согласно Каннингему, еще около 500 монет «было продано офицерам армии в Афганистане». Не исключено также, что два предмета, подаренные Каваньяри Литтону, были куплены первым уже в бытность его резидентом в Кабуле. Правда, он мог приобрести их и раньше, будучи с 1877 по 1879 г. заместителем специального уполномоченного (deputy commissioner) по делам в Пешаваре77 — городе, расположенном недалеко от Равалпинди, по дороге в этот последний из Афганистана. Однако вряд ли он осмелился бы делать подарки вице-королю от своего имени, в обход начальника.
Нет уверенности и в том, что сокровища поступали для продажи всегда в одно и то же место. Но первая партия вся или почти вся поступила в Равалпинди, и Е. В. Зеймалю удалось установить имена двух ювелиров, купивших, по крайней мере, монетную ее часть: Чанда Малл и Лакхми Дас. У них Эрмитаж «выписал» уникальные монеты Андрагора, имеющие аналоги только в Кладе Окса и, скорее всего, первоначально относившиеся к нему78.
Таким образом, продавался клад в различных местах, но выгоду от этой торговли получали все же вполне определенные лица, которых Каннингем называет «посредниками» своих «информаторов» (индийских ювелиров). Эти посредники, согласно Каннингему, проживали в Хульме — городе на севере Афганистана и, без сомнения, сами были лицами индийского происхождения, поскольку, как отмечают путешественники того времени, занятие ювелирным делом и ростовщичеством было в Средней Азии и Афганистане привилегией индийцев так же, как в средневековой Европе — евреев79. Хульм (он же Ташкурган) был одним из главных индийских «деловых центров» Афганистана; британский агент Мирза, посетивший этот
район в середине XIX в., сообщал, что там «есть много лавок индусов, ведущих значительную торговлю в Бухаре, Кокане, Кундузе и Бадакшане»80. Не случайно Каннингему понадобилось через индийских ювелиров лично установить переписку с хульмцами, из которой он не только получал сведения о месте находки клада, но даже описания и оттиски (!) отдельных монет, причем последние нередко изготовлялись для него сразу после того, как данные монеты были найдены на Оксе. Хульмские торговцы даже сумели по его просьбе «без всяких колебаний» отделить монеты, действительно принадлежавшие Кладу Окса, от выдававшихся за таковые81. Все эти факты, особенно последний, говорят об одном: именно ювелиры из Хульма были первым звеном в цепи перепродавцов клада, именно они установили контакт с крестьянами, нашедшими клад, и все дальнейшие поставки в Индию и Афганистан были в их руках.
Этот вывод противоречит сообщению Долтона о том, что бухарские купцы приобрели свою партию сокровищ непосредственно в Кобадиане. Но это не должно нас смущать, поскольку весь рассказ Бертона — Долтона о купцах полон неправдоподобных деталей и представляется нам сомнительным.
Начнем с того, что сами мотивы покупки клада купцами не вполне ясны. «Выдав за товар», они не спасли бы его от Абдуррахмановых пошлин. Российский резидент в Бухаре Г. Е. Арендаренко писал генерал-губернатору Туркестанского края К. П. Кауфману: «прибывший еще в первых числах марта кабульский караван в 700 верблюдов с товарами (чай зеленый, кисея, краски-нилъ, кашмирские шали, английские ситцы) пешаварских и кабульских афганцев-купцов был остановлен по обыкновению в Ташкургане82 для очищения закятной торговой пошлиной. Около 500 верблюдов задерживаются в Ташкургане и до настоящего времени83 с угрозой конфисковать весь товар... Абдуррахман-хан хочет воспользоваться случаем взыскать возможно большие пошлины. Такое анормальное положение транзита лишило в настоящем году Бухару товара, поддерживая и теперь двойные сравнительно с прошлыми годами цены на все индийские товары.»84. В письме от 26 июня содержатся аналогичные сведения: во второй половине апреля Абдуррахман конфисковал «450 верблюдов товара» из каравана в 700 верблюдов, двигавшегося из Пешавара в Бухару85. (Курсив везде наш). Итак, мы видим, что Абдуррахман совсем не брезговал конфискацией товаров. Тем более он не побрезговал бы золотым и серебряным антиквариатом, который можно было немедленно переплавить.
Все это контрастирует с теми усилиями, которые, если судить по сообщению Долтона, купцы потратили на приобретение клада. О поборах они узнали в Балхе86, т. е. уже на территории Афганистана, в 60 км от границы (2-3 дневных переходах)87, если считать по прямой. Следовательно, чтобы купить клад в Кобадиане, им нужно было вернуться назад, на бухарский берег Амударьи, потратив немало времени и денег на этот путь (чего стоила одна необходимость лишние два раза переправлять караван через великую реку)88. Неясно и то, каким образом до Балха дошли известия о кладе (особенно если допустить вместе с Долтоном, что купцы были первыми и последними его покупателями в Кобадиане).
Даже если предположить, что купцам действительно имело смысл пускаться на указанные хитрости, — разве эти поступки, совершенные на мирной территории Бухары и афганского Туркестана, не выдают в них сверхосторожных людей? Казалось бы, еще большую осмотрительность им следовало проявить за Гиндукушем, в охваченной войной долине Кабула. Однако, согласно Долтону, когда они находились «на пути из Кабула в Пешавар», «было известно, что они везут золото на своих мулах». Допустим, что это стало «известно» не по их вине, но после такой неприятной случайности им следовало проявить еще большую осторожность.
Вместо этого они «совершили глупость, поехав впереди конвоя». Поистине, надо было умудриться опередить конвой со всем караваном (иначе клад не был бы украден: ведь сумки были навьючены на мулов), да еще так сильно, чтобы конвой
ничего не увидел, не услышал и не пришел на помощь. Грабеж совершился «между Се-Баба и Джагдалаком», следовательно, еще в долине Тезина, а не в каком-нибудь узком горном проходе, где задние не могут помочь передним. И это сделали опытные купцы, которые к тому времени уже, если переводить буквально, «привыкли (were in habit) торговать между Хивой, Самаркандом и Индией, иногда доезжая до самого Амритсара». Индо-бухарская дорога и в мирное время представляла немало опасностей, «так как на всем протяжении пути, за каждым холмом и поворотом дороги. поджидали вооруженные шайки «таможенников», высылаемые местными феодалами, банды грабителей, бродячие племена, жившие разбоем и грабежом проходящих караванов»89. Как же бухарцы позволили себе такую беспечность во время войны, к тому же не столь продолжительной (она шла к тому времени второй неполный год с перерывом в 5 месяцев), чтобы стать привычной?
Не менее странны сведения о грабителях: они якобы были «жителями Хурд-Ка-була (барбаккарскими хелями и хисаракскими гильзаями)» (men of the Khurd Kabul (Barbakkar Khels and Hisarak Ghilzais))90. Дорога из г. Кабула в Пешавар проходит через четко разграниченные горными цепями долины четырех правых притоков р. Кабул: Логара, Хурд-Кабула, Тезина и Сурхаба. Поселение Хурд-Кабул расположено в долине одноименной реки, «Барбаккар» — это, видимо, Баракибарак, город, стоящий на Логаре, на значительном расстоянии от указанной дороги, Хиса-рак находится в долине Сурхаба. Наконец, сам грабеж совершился между Се-Баба
— фортом в долине Тезина и Джагдалаком — кишлаком на западном склоне этой долины91. Итак, получается, что жители одной долины называются по поселениям, расположенным в двух других, и грабят в четвертой92.
Продолжаем читать Долтона. В том, что слуга купцов спасся, нашел английский лагерь и обо всем рассказал Бертону, конечно, нет ничего невозможного. Но как мог Бертон «сразу же» (at once) поверить незнакомому человеку и отправиться поздним вечером в горы в сопровождении всего двух ординарцев? Ведь гильзаи не были простыми разбойниками. Это племя еще во время первой англо-афганской войны сопротивлялось англичанам едва ли не активнее всех прочих и прославилось поголовным истреблением 15-тысячной английской армии в Джагдалакском проходе93. Они же были одними из активнейших участников третьей войны94 и с марта по май 1880 г. совершали беспрерывные грабежи английских транспортов и набеги на форты вдоль кабульско-пешаварской дороги. Лишь 18 мая их удалось разбить крупными силами во главе с самим главнокомандующим генералом Робертсом95, но даже если описываемые Долтоном события происходили позднее, «поход втроем» в их убежище был слишком мальчишеским поступком для 35-летнего96 капитана, который просто не имел права, управляя всем районом гиль-заев (следовательно, держа в руках связь Кабула с Индией) и помня судьбу Кавань-яри, рисковать жизнью из-за подданных враждебного государства. Почему он не взял с собой хотя бы десятерых?
Конечно, возможность безответственности здесь все же полностью не исключена. Можно поверить и в то, что гильзаи, устрашенные недавним взятием Хисарака и срытием его укреплений97, не решились убить Бертона и отдали сокровища, опасаясь новых кар со стороны англичан, но вскоре устыдились своего малодушия и решились перехватить Бертона на обратном пути. Но что спасло Бертона от этой засады? Оказывается, «он был предупрежден» — глухой ночью, в горах, где нет поселений, а одни пещеры! Даже если среди гильзаев имелся английский шпион, неужели он осмелился бы покинуть соплеменников в столь ответственный момент, не боясь быть разоблаченным?
Вообще вся история «похода втроем» имеет сильный привкус вестерна или колониального романа (скажем, Хаггарда или Майн Рида). Разбойники, делящие сокровища в пещере, тоже как-то странно напоминают популярную на Западе сказку «Али-Баба и сорок разбойников».
Не менее занятны показания под присягой Вази ад-Дина. Он оценивает стоимость сокровищ, приобретенных в «Хандиане» в 80 000 рупий, а возвращенных гильзаями — в 52 00098. Между тем, Каннингем оценил все виденные им на 1881 г. вещи клада, вместе взятые, — в 2293 рупии, а весь клад ориентировочно в 5000 рупий или 750 фунтов стерлингов99. Вряд ли в столь крупном расхождении цифр виноват англичанин: ведь он лично купил многие вещи. Так что, даже если купцы везли весь клад, они преувеличили его стоимость более чем в 10 раз, если же часть — еще сильнее. Это тем более странно, что Бертон купил браслет, оцененный Каннингемом в 700 рупий (105 ф. с.)100. Сама по себе эта сумма еще не очень велика, но если купцы вздули цену на клад в целом, они не могли продать дешевле большой и красивый браслет; следовательно, цена на него также должна была возрасти в 10 и более раз (т. е. перевалить за 1000 фунтов). Мог ли простой капитан индо-британских войск иметь с собой в походе и выложить такие деньги за первую понравившуюся ему вещь (ведь, согласно Долтону, он сам «выразил желание купить браслет»)?
Однако здесь-то в безумии рассказа Бертона и начинает прослеживаться система. Дж. Кертис приводит документы из архива Южнокенсингтонского музея, из которых следует, что браслет был продан Бертоном за 1000 фунтов, хотя даже музей не сразу решился заплатить столь большие деньги. Сначала даже хотели взять браслет временно, для выставки, но Бертон был непреклонен: «Я сожалею, что не могу оставить ювелирное изделие для выставки, поскольку я вскоре возвращаюсь в Индию. Я хочу продать его, и перед тем как предложить его любому частному или иностранному музею, я считаю правильным отдать приоритет выбора моей стране»101. Такой «патриотический» порыв!
Лахорская газета излагает события совершенно иначе и гораздо правдоподобнее. То, что разбойники атаковали конвой, а не купцов впереди конвоя, что Бертон действовал не сам, а через своих помощников, и добился успеха не за одну ночь, что сокровища были унесены в деревню, а не в романтическую пещеру — поверить во все это гораздо легче. Интереснее же всего то, что, согласно этой газете, ограблены были не купцы, а их кокандские агенты. Ведь в начале показаний говорится: «Я один из купцов.» Среди городов, между которыми торговали эти люди, Долтон также не называет ни одного города бывшего Кокандского ханства. Согласно Дж. Кертису, Бертон хорошо знал восточные языки102, следовательно, вряд ли ошибся с переводом. Сумма, приводимая газетой, сопоставима с указанной Бертоном (и все же расходится с ней на 25-60%), но груз оказывается состоящим из «золотых монет», что явно расходится с показаниями Вази ад-Дина, согласно которому купцы не везли ни древних, ни современных денег.
На наш взгляд, кокандцы и в самом деле везли в первую очередь деньги для покупки товаров в Индии, а браслет и другие вещи из клада приобрели в Хульме. Бертон скрыл их происхождение, поскольку кокандцы были подданными России и находились в европейском правовом поле, в отличие от жителей восточного государства — Бухары.
Возникает вопрос: зачем Бертон рассказывал Долтону небылицы? Чтобы порисоваться? Все, что относится к пещере и т. п., можно объяснить и так. Но общая стоимость сокровищ была подогнана под ту, за которую браслет был продан музею. Поскольку «показания», по сути, представляют собой расписку «купца» в том, что он добровольно продает Бертону браслет и получил от него в целости все остальное, перед нами, скорее всего, фальшивка. Проверить это путем экспертизы невозможно, так как оригинал показаний до сих пор не обнаружен и о его существовании известно только из труда Долтона, что само по себе подозрительно103.
Поэтому не странно и то, что в ней появляются удивлявшие многих сведения о Кобадиане, «затонувшем в Оксе». В районе Кобадиана на Оксе нет никаких затонувших городов и быть не может, поскольку уровень реки со времен античности не повысился, а значительно понизился104, и это понижение продолжалось даже в XIX
в.105 Тем более не может затонуть в реке город, вообще не находящийся на ее берегу. На наш взгляд, Бертон, перестаравшись с «правдоподобием», что типично для фальсификаторов, использовал данные как Каннингема, так и Гарднера, соединив их механически. У Каннингема он взял название места («Кобадиан», «Кавадиан») и то, что клад был найден в песках Окса, а у Гарднера — то, что он происходит из «старой крепости». Старая крепость + пески = затонувший город.
Таким образом, подлинная история приключений части клада, привезенной в Индию в июне 1880 г., несомненно, содержится в лахорской газете, и только она заслуживает доверия.
В свете приведенных данных легко ответить также на гиперкритику О. Маска-реллы. На наш взгляд, основная ошибка данного автора в том, что он игнорирует упоминание Каннингемом «писем из Хульма» и полагающего, что тот черпал сведения у индийских «базарных торговцев»106. Вряд ли в Хульм — провинциальный афганский город — могли стекаться ахеменидские и эллинистические вещи и монеты со всей территории древнего Ирана. Мирза (сам выходец из Ирана-Персии)107, как мы помним, указывает в качестве сферы влияния хульмских торговцев лишь Среднюю Азию и север Афганистана. Аналогия с современной ситуацией в Турции108 не выдерживает критики, — теперь и пути сообщения, и уровень образования на Востоке не те, что 100 лет назад, а Турция и в XIX в. была более развитой страной, чем Афганистан. Столь же трудно поверить, что жители Хульма, вряд ли серьезно затронутые западным образованием, могли создать и представить хронологически столь компактную подборку монет (Ахемениды, Филипп II , Александр, Лисимах, Селевк I, Антиох I, Антиох II, Диодотиды, Евтидем I), отвергнув как не принадлежащие кладу все монеты с именами более поздних греко-бактрийских царей — Деметрия, Агафокла, Евкратида и Гелиокла. Между тем, даже в европейской науке того времени последовательность этих царствований не была установлена столь же твердо. В частности, в середине XIX в. еще была популярна выдвинутая в 1843 г. Ж. де Бартоломеи идея о том, что Агафокл принадлежал к Диодотидам и правил раньше Евтидема I109.
Оспариваемая Маскареллой подлинность золотых пластин Клада Окса110 подтверждается находкой аналогичных пластин — правда, несущих иные изображения, но точно так же согнутых посередине — в ходе раскопок в Тахти-Сангине в конце ХХ в.111. Сомнения в связи между вещами, спасенными Бертоном, и Кладом Окса112 опровергнуть еще легче: выше мы писали, что Каннингем признал браслет, перешедший к Бертону, частью клада. Что же касается справедливой иронии Мас-кареллы в отношении рассказа Бертона113, то она не может по справедливости распространяться также на сообщение лахорской газеты, подтверждающей, что за фантазиями капитана все же стоят реальные события.
В нарисованной картине не хватает одной детали — Клада Михо. Означает ли его находка, что 9/10 Клада Окса была в XIX в. утрачена, не дойдя до коллекционеров, и только теперь явилась перед нами? И. Р. Пичикян с уверенностью пишет: «Это часть Клада Окса, а не какого-либо другого клада. На Востоке золото — священный металл, требующий самого бережного отношения, а наследники знали не только о спрятанных сокровищах, но даже о месте его происхождения с берегов Окса. Сокровища продавались, как это и зарегистрировано в документах, а также в лотах при продаже: «Найдены в районе Окса. Дата — около V в. до н.э.» Второй, менее важный факт, еще более очевиден — сокровища прятались в воде, о чем свидетельствуют мощные окислы серебра и песок, приставший к большинству предметов. По моим сведениям, очень небольшая часть найденных в 1993 г. предметов пока оказалась недоступной автопсии...
По сведениям афганцев, купцы лишились сокровищ вблизи Чарикара, на пути
из Мазари Шарифа. Затем новые владельцы сокровищ ушли в горы и спрятали это сокровище в воде вблизи источника»114.
Однако слова «афганцев» резко расходятся со сведениями Долтона, который не один раз повторяет, что купцы были ограблены к востоку от Кабула гильзаями. Постоянно мелькающие в рассказе Бертона и в лахорской газете названия — Тезин, Се Баба, Хурд Кабул, Каркача, Джагдалак и др. — позволяют ясно очертить район, от которого город Чарикар, расположенный к северу от Кабула, на южном склоне Гиндукуша, заметно удален. Кроме того, в Чарикаре не было английских войск115, и долина Панджшира (не является частью Нуристана, а граничит с ним по хребту высотой до 5809 м), на выходе из которой стоит этот город, заселена не гильзаями и вообще не пуштунами, а преимущественно таджиками116. Если верить словам Вази ад-Дина, купцы потеряли не 9/10, а всего 1/4 того, что везли. Бертон уверяет, что, когда он пришел в пещеру, разбойники делили между собой сокровища, а по Пичикя-ну, все досталось одному «главе рода», который вместо того, чтобы разбогатеть на продаже столь неслыханных богатств, зарыл их на дне бассейна. О почитании золота мусульманами нам слышать не приходилось, а вот то, что из любого бассейна в Средней Азии бралась вода для совершения предписанных Кораном омовений — это факт. Как же мог «глава рода» осмелиться закопать в нем идолов и тем осквернить его? Каким образом современные «документы» и «лоты» могут доказывать то или иное происхождение древнего памятника, еще не изученного специалистами, также неясно. Дата, проставленная на них (тоже записанная со слов афганцев?), во всяком случае, не совпадает даже с выводами самого Пичикяна, датировавшего многие вещи Клада Михо эллинистическим периодом117.
На сегодняшний день сведения Пичикяна являются единственной конкретной и доступной нам информацией по данному вопросу, поэтому придется признать вопрос о происхождении Клада Михо открытым.
Поскольку теперь мы знаем, что Клад Окса ввозился в Индию отдельными партиями, и делали это не бухарские купцы, то можно допустить, что были и другие перевозчики клада, которые пытались транспортировать особенно крупную партию находок (9/10 всего объема), но были ограблены жителями Панджшира возле Чарикара. Правда хульмские ювелиры ничего не сообщали об этом Каннингему. Но чтобы подтвердить или опровергнуть это предположение, лучше всего найти тех самых афганцев, к которым восходят данные Пичикяна, расспросить их подробнее и записать сказанное ими точнее.
А пока ничто не мешает считать, что перед нами два изначально различных клада. К процитированным нами ранее сомнениям Э. Грина можно прибавить факт, замеченный самим Пичикяном: «Скульптурки жрецов первой части118 по одежде (короткий подпоясанный кафтан), по моделировке кирбасия (со стоящим вертикальным колпаком) очень схожи между собой. Во второй части Клада119 публикуемые скульптуры жрецов облачены в кирбасии со склоненным на сторону колпаком. Стилистически обе группы изображений заметно отличаются друг от друга. Очевидно, скульптуры принадлежат разным мастерам, а возможно, и разным скульптурным мастерским»120.
На наш взгляд, такие нюансы значат больше, чем «общее сходство». Поскольку оба клада найдены в одном и том же регионе и относятся примерно к одному времени, определенная степень сходства неизбежна, но нет серьезных оснований говорить об их происхождении из одной и той же сокровищницы121. В ходе дальнейшего изложения мы будем по-прежнему рассматривать Клад Окса в объеме, известном Долтону и Зеймалю, не привлекая материалы японского музея без особой необходимости.
Место находки клада
В наших источниках содержатся прямые указания на место находки, но они противоречивы. В самом деле, Гарднер сначала помещает его «в восьми переходах за
Оксом, в старой крепости на косе, образованной двумя сливающимися реками», а затем «рядом с Оксом» (by the Oxus). С последним согласуются предполагаемые показания Вази ад-Дина, а также первые два и начало третьего отчета Каннингема. Но в постскриптуме к третьему отчету Каннингем неожиданно помещает место находки клада «в одном переходе от Окса».
Наибольшего доверия, бесспорно, заслуживает Каннингем, лично переписывавшийся с хульмскими ювелирами в течение нескольких лет и получавший от них самую детальную информацию вплоть до оттисков монет. Неудивительно, что и сведения о месте находки у него наиболее детальные. Больше сомнений вызывают сообщения Гарднера, получавшего информацию от Гранта, т. е. из третьих рук (ведь равалпиндские ювелиры, с которыми, судя по второй статье Гарднера, общался этот последний, в свою очередь должны были черпать сведения у хульмцев). Наконец, еще большие сомнения вызывают показания Вази ад-Дина, являющиеся частью материалов, предоставленных Бертоном.
Сведения, содержащиеся в первой статье Гарднера, по нашему мнению, представляют собой результат либо «испорченного телефона», либо преднамеренного сокрытия информации хульмскими ювелирами. Опыт мировой археологии показывает: почти всегда, когда местное население продает древности ученым, оно либо молчит о месте находки (как делают продавцы кумранских свитков), либо дает ложные указания. Цель ясна: сделать возможной дальнейшую продажу археологам новых находок, не дав им самим заниматься поисками на этом месте. До второй и третьей англо-афганских войн по Афганистану активно ездили английские путешественники, многие из которых посещали города вблизи северной границы страны (Балх, Хульм, Кундуз)122. Правда, саму границу решались посещать разве что британские агенты азиатского происхождения123, и все же опасность самостоятельных действий со стороны предприимчивых англичан существовала. Поэтому хульмские ювелиры могли пытаться «отодвинуть» место находки примерно на 180 км124 вглубь территории, подконтрольной России.
Однако после зверств, учиненных англичанами в Кабуле осенью 1879 г., и их поражения в 1880 г., ненависть к ним столь возросла, что даже «дипломатические агенты» Британской империи в Афганистане стали назначаться из числа индийских мусульман125. Подданным ее величества стало небезопасно появляться даже в пограничной с Индией части страны и тем более пытаться проникнуть на ее север через высокие перевалы и узкие ущелья Гиндукуша. Могло ли это подвигнуть хульм-ских ювелиров к откровенности? Факт остается фактом: в 1881 г. как Каннингем, так и Гарднер «придвинули» место находки к самой Амударье. Если бы продавцы сочли выгодным сохранять тайну, они могли и дальше придерживаться прежней версии, — тем более, что никто не захочет сознаваться во лжи без необходимости, а смена версий в любом случае была именно таким саморазоблачением. Никакой выгоды в сочинении новой ложной версии для них не было. В пользу новой информации говорит и то, что она не только более детальна, но и более конкретна. Вместо анонимных «крепости» и «рек» в ней фигурируют конкретные географические названия: Тахти-Кувад, Кобадиан, Кундуз и т. д.
Таким образом, материалы первой статьи Гарднера едва ли целесообразно использовать при решении вопроса о месте находки клада. Вряд ли разумно будет отвергнуть лишь явно не согласующиеся с другими источниками «восемь переходов», поверив более правдоподобным и, тем не менее, также нигде не находящим параллелей словам о «крепости между реками», как это сделали Литвинский и Пичикян. Если источник сильно ошибается в одном, он может ошибаться и в другом, и для доверия ему нужны дополнительные основания, которых в данном случае нет.
О сомнительности данных «псевдо-Вази ад-Дина» и об их возможном происхождении мы уже писали. Итак, нам остается доверять лишь Каннингему, чье мнение, высказанное в первом и втором отчетах, подкреплено статьей Гарднера 1881 г.
Правда, и здесь существуют сложности, связанные с постскриптумом к третьему отчету. Но этого мы коснемся позже, а сейчас проанализируем его первую (по Долтону) версию, для чего сведем воедино данные первых двух статей Каннингема:
1 статья: «на северном берегу Окса, недалеко от города Тахт-и Куват, напротив Хульма, в двух днях пути от Кундуза»; «место также называется Кават и Кавадиан, и я не сомневаюсь, что это Кобадиан»; «он <клад> не был найден весь в одном месте, а был рассеян в песках реки»; «парфяне и скифы, Сасаниды и арабы, тюрки и монголы. пересекали реку в нескольких милях от спрятанного сокровища».
2 статья: «на берегу Окса, недалеко от места, называемого Кават или Куад, в двух переходах от Кундуза и примерно на полпути между Хульмом и Кобадианом. Место является одной из самых оживленных переправ на Оксе и всегда было главным перевалочным пунктом по дороге в Самарканд»;
3 статья: «на северном берегу Окса».
Попробуем сложить из этого единую картину:
Как называется место, где найден клад:
1) Кават, Кавадиан, Кобадиан.
Где оно находится:
1) на северном берегу Окса;
2) в песках реки;
3) напротив Хульма;
4) на полпути между Хульмом и Кобадианом;
5) в 2 днях пути от Кундуза.
Какое другое место находится поблизости:
1) город Тахти-Куват;
2) в нескольких милях — переправа Кават или Куад, действовавшая в древности и средние века и продолжавшая в XIX в. оставаться одной из самых оживленных переправ по дороге в Самарканд.
Следует специально оговорить, почему в последнем пункте мы отождествили «Кават или Куад» из 2-го отчета с упомянутой в нем же переправой. Для этого нужно привести оригинальный текст: «The find spot of these relics is on the bank of the Oxus, near a place called Kawat or K^d... The place is one of the most frequented ferries on the Oxus.» (выделение наше). Там, где в русском переводе мы трижды употребили слово «место», Каннингем использует два различных эквивалента этого слова: spot и place, причем первый употреблен только один раз, когда речь идет о самом месте находки, а второй — дважды, применительно к «Каваду» и к переправе.
Собственно, эта переправа и является наиболее ясной координатой, поскольку Каннингем указывает расстояние от нее до места находки, причем весьма незначительное — несколько миль. Переправ с названием, похожим на «Кават» или «Куад», на Амударье было две: Тахти-Кувадская, в 2,5 км выше одноименного городища, посредине между ним и Тахти-Сангином126, и Кобадианская, близ кишлака Айвадж, в 29 км ниже Тахти-Кувада127. Обе эти переправы функционировали еще в средние века, а Кобадианская — ив древности128. Не будем спешить с выводом о том, что название первой переправы больше похоже на «Куад», да и к Тахти-Кува-ду она находилась ближе. В конце XIX в. именно Кобадианская переправа больше соответствовала характеристике Каннингема.
В 8 описаниях и на 4 картах данного участка Амударьи, относящихся к концу XIX — началу XX вв. и изученных нами, Кобадианская переправа упоминается и изображается повсеместно, тогда как Тахти-Кувадская — только в четырех случаях. Столь широко цитируемый в связи с проблемой Клада Окса Ф. Жуков, побывавший на Тахти-Куваде в 1879 г., т. е. как раз в период открытия клада, писал: «В Тахта-Кувате (sic) есть переправа того же имени, но эта переправа имеет весьма
мало значения. На ней находятся всего два, малого размера, каюка129, на которые можно поместить от 10 до 15 баранов (лошадей перевозить нельзя), или же от 10 до 15 батманов пшеницы и ячменя; больше каюки поднять не могут»130. С другой стороны, он же сообщает в связи с посещением им Айваджа: «Тут же у кишлака находится переправа и главная дорога, ведущая из Кобадиана в Хазрет-Имам и Маза-ри-Шариф. На этой переправе находится одна большая лодка и одна малая, на ав-ганском берегу такое же число лодок»131.
Теперь еще раз дословно выпишем характеристику переправы «Кават или Куад», данную Каннингемом: «Место является одной из самых оживленных переправ на Оксе и всегда было главным перевалочным пунктом по дороге в Самарканд». Какое же из двух описаний Жукова больше соответствует этой характеристике? В особенности следует задуматься над тем, могла ли быть оживленной переправа, непригодная для транспортировки лошадей.
Годом раньше Жукова, в августе 1878 г.132 вдоль большей части течения Амударьи проехал штабс-капитан А. Быков, имевший задание описать все переправы на этой реке. В 1879 г. он выпустил книгу, которая так и называлась: «Очерк переправ через Аму-Дарью». Начальным пунктом его маршрута было место слияния Вахша и Пянджа133, т. е. Тахти-Сангин, однако Быков ни словом не упоминает Тахти-Ку-вадскую переправу, зато Кобадианская переправа им не только описана и картографирована134, но также приведено описание дороги от нее на Самарканд со всеми промежуточными пунктами135.
Еще один российский офицер, капитан Генерального штаба Лилиенталь, проводивший в 1889 г. рекогносцировку Гиссарского и Кобадианского бекств, уделил особое внимание дорогам на переправы (недвусмысленно намекая на них как на пути будущего наступления), однако все эти дороги вели у него лишь к Кобадиан-ской и Янги-Арыкской136 переправам137.
Лишь в 1894 г. контр-адмирал Батурин, руководивший экспедицией на пароходе «Царь», исследовавшей фарватер Амударьи, вновь обратил внимание на Тахти-Ку-вадскую переправу. Однако сведения, приведенные им, противоречивы. В одном месте он пишет: «.деятельность этой переправы, по-видимому, должна быть слабая, так как горы на бухарском берегу подходят почти к самой воде и, следовательно, нагрузка и выгрузка товаров делаются неудобными»138. В другом: «.за отсутствием мелей и сильного течения, эта переправа очень удобна даже для каюков. Берега также удобны для нагрузки и выгрузки»139. В любом случае, речь здесь идет о потенциальных удобствах и неудобствах, т. к. Батурин пишет о том, что в районе переправы «берега пустынны» и вообще «побережье необитаемо до самого Айваджа»140 . С другой стороны, за Айваджем он признает не только «обитаемость», но и наличие «пристани для каюков»141. Вообще в отчете Батурина имеется много упоминаний о переправах, которые не отмечены Быковым и которые сам Батурин прямо признает заброшенными (например, о Хатун-Рабатской и Айртамской)142.
В том же 1894 г. В. А. Орановский в секретном военно-статистическом описании Афганистана, перечисляя ведущие на его территорию переправы, упоминает «переправу Айвандж», но не Тахти-Кувадскую143. Журналист Д. Н. Логофет, объехавший в первом десятилетии ХХ в. всю среднеазиатскую границу России, также упоминает Кобадианскую переправу, где, по его словам, «происходит довольно значительная торговля с Афганистаном»144, но молчит о Тахти-Кувадской (хотя сам Тахти-Кувад описывает довольно подробно)145. Лишь автор еще одного секретного очерка Афганистана, В. Ф. Новицкий, в 1910 г. как будто даже упоминает о последней благоприятнее, чем о первой, отмечая на ней наличие трех лодок, а на Кобадианской всего двух146. Однако в многотомном описании России под редакцией П. П. Семено-ва-Тян-Шанского указан даже торговый оборот Кобадианской переправы за 1910 г., а на Тахти-Куваде упомянут лишь пограничный пост147.
Наконец, стоит упомянуть о том, что Кобадианская переправа изображена на
всех четырех виденных нами подробных картах данного региона конца XIX — начала ХХ в., а Тахти-Кувадская —лишь на одной148.
Теперь обратимся к другим указаниям Каннингема относительно места находки клада: «напротив Хульма» и «на полпути между Хульмом и Кобадианом». Они также могут относиться лишь к району Кобадианской переправы. Лилиенталь прямо помещает ее «по пути из г. Кабадиана в Ташкурган»149. Согласно ему, эта дорога шла вдоль русла правого притока Амударьи — Кафирнигана, впадающего в великую реку как раз возле переправы150. Река эта течет почти прямо, и по современной карте нетрудно вычислить расстояние между Кобадианом и ее устьем — около 50 км151. Кроме того, на всех виденных нами картах XIX в. на афганском берегу отмечена начинающаяся от этой переправы прямая дорога на Ташкурган (Хульм). По современным картам также нетрудно вычислить ее длину: 40 км. Вряд ли можно было бы ожидать более точной «середины».
Еще в начале 1870-х гг. британский агент «хавильдар», посетивший Кобадиан едва ли не первым из тех, чьи данные стали доступны европейской науке, проехал из этого города в Хульм через «переправу Ивачик»152 (несомненно, сильно искаженное «Айвадж»). А. Быков также пишет о дороге от Кобадианской переправы «до г. Таш-кургана (Хульм)»153. В 1884 г. французский путешественник Г. Бонвало встретил возле Кобадианской переправы на бухарском берегу паломника, который собирался там переправиться, чтобы попасть в Хульм154. В 1891 г. российский агент в Афганистане М. Р. Х. сообщал, что «зимой таш-курганские купцы преимущественно направляются» на Кобадианскую переправу155. В 1895 г. В. А. Орановский упоминает дорогу «от Кабадиана через переправу Айвандж в Таш-Курган»156.
Что же касается Тахти-Кувадской переправы, то данных о существовании какой-либо дороги от нее на Хульм не содержит ни один из тех источников (включая карту157), которые дают информацию о ней самой. Лишь Новицкий в 1910 г. указал на дорогу от нее на Кундуз — и только158. И это неудивительно: ведь она находится к юго-востоку от г. Кобадиана, в то время как Хульм и от нее, и от Кобадиана — к юго-западу. Следовательно, ехать на Хульм через Тахти-Кувад — значило бы сделать крюк. Кроме того, она находилась выше устья крупного левого притока Амударьи — Кундуздарьи, и чтобы попасть от нее в Хульм по афганскому берегу, нужно было бы переправиться еще и через эту реку, что создало бы дополнительные неудобства.
Слова о расположении «напротив Хульма» идеально соответствуют местонахождению Кобадианской переправы. Именно возле нее Амударья подходит ближе всего к Хульму и течет практически перпендикулярно дороге на него. Тахти-Кувад в этом смысле расположен скорее напротив Кундуза159.
Лишь слова о «двух переходах от Кундуза» при первом рассмотрении указывают скорее на Тахти-Кувад. Если максимальный дневной переход составлял 36 км160, то клад не мог быть найден далее 72 км от указанного афганского города. Путь Кундуз — Тахти-Кувад, согласно В. Ф. Новицкому, составлял как раз «54 версты или 2 перехода»161 (54 версты = 58 км). Между тем, по современной карте расстояние от Кундуза до Кобадианской переправы даже по прямой составляет около 80 км, а реальная дорога должна была быть еще длиннее.
Однако здесь нам на помощь приходят данные А. Быкова, согласно которым от Кобадианской переправы до Кундуза всего 64 версты (= 68 км)162. Конечно, это ошибка, однако весьма характерная. Быков, естественно, не мог собственноручно производить рекогносцировку афганской территории и приводил данные о расстояниях от переправ до афганских городов «по расспросам»163. О расстояниях от Кобадианской переправы естественнее всего было расспрашивать на самой переправе. Как мы помним, он собирал материал в том же 1878 г., когда Каннингем стал получать первые письма из Хульма. Путь из Хульма в Кундуз отнюдь не проходит мимо какой-либо переправы на Амударье, следовательно, хульмские ювелиры
тоже могли не иметь точных сведений о расстоянии от этих переправ до Кундуза и так же, как Быков, прибегали к расспросам. Если допустить, что клад был найден у Кобадианской переправы, есть вероятность, что они могли расспрашивать тех же людей, что и Быков.
Может быть, кому-то такие рассуждения покажутся неубедительными. Однако несомненно то, что клад был найден у какой-то одной из этих двух переправ. Попытки доказать применимость к Тахти-Кувадской переправе тех каннингемовских координат, которые мы анализировали выше, будут более натянутыми, поскольку источниковый материал не дает для них, в отличие от разбираемого случая, уже совсем никаких оснований.
Что касается расположения места находки клада «недалеко от города Тахти-Ку-вата», то, конечно, одноименная переправа ближе к этому городищу, но и 29 км, которые отделяют Тахти-Куват от Кобадианской переправы, — не такое уж большое расстояние. До сих пор никто не обращал внимания на то, что Каннингем называет Тахти-Кувад «городом» (town). Едва ли это случайно; вероятно, это слово употребляли в письмах к нему хульмские ювелиры. Но городом Тахти-Кувад был лишь в древности, следовательно, они намекали на его прошлое. Точно так же и современный европеец может сказать, что он был «недалеко от древнего города Помпей», не подчеркивая специально, что этот город давно погиб, в отличие, скажем, от «древнего города Рима».
Для жителей Средней Азии XIX в. прошлое Тахти-Кувада ассоциировалось с деятельностью легендарного царя Кавада или Кубада из династии Кеев. Это подтверждается как буквальным смыслом данного географического названия, означающего по-таджикски «трон Кавада», так и легендой, записанной Ф. Жуковым во время пребывания там164. Этот царь прославился своими неслыханными богатствами и роскошными пирами. Первые строки любимейшей на Востоке поэмы о любви, «Лейли и Меджнуна» Низами гласят:
Я был в тот день столь счастлив и богат,
Что позавидовал бы Кейкубад165.
Не нужно забывать, что иранская культура высоко ценится также индийскими мусульманами, и хульмские ювелиры наверняка были осведомлены об ее основных образах. Носители традиционной восточной культуры редко сомневаются в истинности легенд, и связь развалин с тем или иным легендарным деятелем для них не условность, а факт. Можно вспомнить крик рабочих Лэйярда, раздавшийся при находке первого человекобыка в Ниневии: «Мы нашли Нимрода, самого Нимрода!»166 Эллинистические развалины Масджид-и Сулайман в Xузеcтане также до сих пор всерьез почитаются как связанные с царем Соломоном167. Отсюда становится понятной логика ювелиров. Необычайно богатый клад доисламских древностей найден неподалеку от развалин резиденции богатейшего из зороастрийских царей: как же тут не быть связи? Впрочем, чрезмерно подчеркивать эту связь они тоже не собирались: ведь в качестве координаты места находки упоминание о Тахти-Куваде было менее состоятельно, чем другие. По той же причине и Каннингем называет Тахти-Кувад только один раз, тогда как более важные сведения (о береге Окса, о переправе, о положении относительно Xульма и Кундуза) у него повторяются дважды.
Правда, поскольку в первом отчете он помещает место находки «недалеко от города Тахти-Кувад», а во втором — «недалеко от места, называемого Кават или Куад», может показаться, что речь идет об одном и том же. Но в первом отчете слово «Кават» оказывается названием самого места находки (которое не может располагаться «недалеко» само от себя), к тому же синонимичным словам «Кавадиан» и «Кобадиан». Правда, по той же причине это место не тождественно и переправе, поэтому вполне возможно, что Зеймаль прав, и в данном случае речь идет о Коба-дианском бекстве. Но примечательна сама синонимичность. Конечно, другие ис-
точники (по крайней мере, те, которыми мы пользовались) не называют Кобадиан-скую переправу Каватом и Куадом. Но они и Кобадианское бекство не называют «Кавадским», да и название Тахти-Кувада они переиначивают в меру осведомленности и слуховых способностей их авторов в Тохты-Кува, Тахта-Каят и как угодно, но только не в Кават или Куад. Вряд ли стоит опускаться до «народных этимологий»; лучше передать этот вопрос на рассмотрение специалистам по таджикскому языкознанию, а до их вердикта изучать текст Каннингема, исходя из него самого. Если же Каннингем считает слова «Кавад» и «Кобадиан» синонимами, то и «переправа Кават» вполне может быть Кобадианской переправой.
Итак, анализируя сведения первых двух отчетов Каннингема, мы приходим к выводу, что Клад Окса был найден в нескольких милях от Кобадианской переправы — вероятно, на одной из тех больших мелей поблизости от нее, о которых упоминает А. Быков168. Нашли клад и продали его хульмским ювелирам, скорее всего, ара-бы-балхи, населявшие кишлак Айвадж.
Что касается информации о найденном на Тахти-Куваде сокровище, исходящей от Жукова и Покотило, то она не имеет почти ничего общего с тем, что мы знаем о Кладе Окса. Этот последний был найден не в развалинах Тахти-Кувада, а рядом с ними; он был «разбросан в песках реки», а не находился в «куче мусора». В его составе нет «золотого тигра» или другого запоминающегося предмета, сколько-нибудь на него похожего169. Клад Окса был продан и в самом деле индийцам, но не в Бадахшан, а в Хульм. К тому же, Жуков пишет о тахти-кувадской находке в прошедшем времени, а мы выше установили, что в 1879 г. предметы Клада Окса еще продолжали находить на дне реки.
Поскольку нам ничего не сообщается ни о времени этой находки на Тахти-Куваде, ни о том, как выглядели предметы, ее составлявшие (кроме того, что один из них был похож на тигра), ничто не мешает нам заключить, что она могла быть сделана задолго (может быть, за много десятилетий) до 1879 г. и не обязательно состояла из предметов ахеменидского и эллинистического времени. Так мы отведем от себя аргумент, в свое время примененный Зеймалем против Дьяконова — о том, что находки вещей, похожих на предметы Клада Окса, в Кобадиане делаются весьма редко. Ведь недостатка в легендах о находках древних сокровищ как таковых эта область совсем не испытывает. М. М. Дьяконов, описывая небольшое городище Тош-Тепа в 6 км к югу от г. Кобадиана, пересказывает легенду о том, что «некий человек копал этот холм и нашел золотого аждахора»170 и прибавляет: «Вообще в районе много рассказывают о находках древностей, особенно золотых идолов, фигур и проч.»171.
Более фантастический характер сведений, записанных Покотило, также не говорит о принципиально большей хронологической близости «Самарской экспедиции» ко времени находки «Тахти-Кувадского клада». В Средней Азии (не только в Кобадиане) любое известие о находке древних вещей легко перерастает в стандартный слух о находке «золотого идола». Точно такой же слух распространился в окрестностях Ашхабада едва ли не в самый день находки нисийских ритонов172.
Сообщение Покотило интересно еще и тем, что этот автор лично застал на Тах-ти-Куваде «людей, откапывающих клады», хотя он путешествовал во время разлива Амударьи173. Неужели кладоискатели не понимали, что клад, найденный в песках реки во время сухого сезона, скорее всего, принесло течение, и его бессмысленно искать на вершине городища в половодье? Это лишний раз подтверждает, что «груда мусора» находилась именно на вершине, в незатопляемой зоне.
Стоит обратить внимание еще на одно сообщение Жукова. Он пишет о золотоискателях долины Вахша вообще и тахти-кувадских в частности (вообще на этом городище, как свидетельствует не только этот автор, но и Логофет174, гораздо больше промывали речное золото, чем искали клады): «Промытое золото большею час-тию продается индийцам, приезжающим сюда из Бадахшана и других мест из-за
Амударьи»175. Несмотря на упоминание о «других местах», совпадение с историей о продаже «тигра» показывает, что основные скупщики тахти-кувадского золота проживали все же в Бадахшане, а не в Хульме. Почему же в случае с Кладом Окса золотоискатели должны были изменить своим традиционным партнерам? На наш взгляд, этот аргумент способен подвести окончательную черту под версией о находке клада как в Тахти-Куваде, так и в близлежащем Тахти-Сангине (ведь еще Стави-ский заметил, что Жуков смешивает эти две древние крепости).
Теперь осталось разобраться с информацией «человека из Симлы». Однако нам представляется целесообразным сделать это в следующей главе.
Происхождение клада.
Откуда же все-таки река вымыла эти сокровища? Выше мы писали, что клад едва ли был закопан на городище; скорее всего, его спрятали в пустынном месте, на берегу реки. И все же эти сокровища должны были быть изначально связаны с каким-то храмом. Литвинский и Пичикян утверждают, что это был Тахти-Сангин-ский храм. Разумеется, уточненная нами версия места находки клада делает это утверждение маловероятным. Неоспоримых доказательств сходства тахти-сангин-ской коллекции с Кладом Окса, на наш взгляд, также до сих пор представлено не было. То, что в первой имеются предметы в стиле искусства ахеменидского Ирана, а предметная часть второго состоит из них почти целиком, ничего не доказывает. Вся территория Бактрии входила в состав ахеменидской державы — почему же произведения ахеменидского искусства там должны встречаться только в одном месте (Тахти-Сангине)?
До сих пор была распространена точка зрения, согласно которой т. н. ахеменид-ский стиль был распространен только на территории Западного Ирана, а в Бактрии господствовал некий зороастрийский запрет на изображение живых существ176. В связи с этим, предметы Клада Окса считали привезенными в Бактрию извне. Е. В. Зеймаль обратил внимание на то, что доэллинистические монеты Клада Окса чеканены вне Бактрии (в Греции, Македонии, Малой Азии, Финикии, на центральных монетных дворах Ахеменидов), а эллинистические — преимущественно в самой Бактрии, и сделал вывод, что доэллинистическая часть клада (как монетная, так и предметная) представляла собой добычу, привезенную в Бактрию войском Александра177. Позднее И. Р. Пичикян аналогично объяснил тот факт, что в Тах-ти-Сангине встречаются ахеменидские вещи, хотя сам храм явно датируется периодом раннего эллинизма178.
Этот вопрос сложен и заслуживает специального исследования, поэтому мы коснемся его лишь вкратце. На наш взгляд, мы здесь имеем дело не с чем иным, как с «теорией бактрийского миража» на новый лад. Напомним, что в 1942 г. руководителем Французской археологической миссии в Афганистане А. Фуше, искавшим и не сумевшим найти памятники греко-бактрийского искусства, за исключением монет, была высказана точка зрения, что это искусство и в самом деле ограничивалось монетным делом. Долгое время ее не могли опровергнуть, пока в 1964 г. не был открыт бактрийский полис Ай-Ханум. Второй такой полис, впрочем, не найден до сих пор179. Вывод из этого может быть только один: а^ишепШш ех эПепйо в бактрийской археологии пока неприменим.
В нашем случае, впрочем, дело обстоит иначе: памятники ахеменидского стиля в Бактрии уже найдены в Кладе Окса и Тахти-Сангине. Однако, к примеру, Е. В. Зеймаль писал: «Утверждения, что Амударьинский клад состоит в основном не из привозных вещей, а из местных бактрийских изделий, опираются главным образом на данные о месте находки «Сокровища Окса», но детальным анализом клада не подкрепляются. Вполне назрела задача обоснованного выделения памятников бактрийской художественной культуры из общего потока ахеменидского «имперского искусства» (У-1У вв. до н.э.) и искусства эллинистической эпохи»180.
Нетрудно заметить противоречие: в Кладе Окса «не подтверждается» наличие бактрийских памятников, но как должны были выглядеть эти бактрийские памятники, даже если бы они там имелись, — неизвестно. Видимо, предполагается, что они должны значительно отличаться от западноиранских того же периода. А почему? И. Р. Пичикян отмечает в ахеменидском искусстве «консерватизм, «тиражирование», приводящее к невозможности построения эволюционно-хронологических рядов»181. Если это искусство столь слабо менялось во времени, почему оно должно было сильно варьировать в пространстве? Держава Ахеменидов была жесткой деспотией, а в такого рода обществах разнообразие не поощряется. Тысячелетние традиции неиранских народов (вавилонян, египтян) уважались, но искусство Ирана, которое сам Зеймаль называет «имперским», вполне могло быть приведено к единому знаменателю. Тем более что Бактрия не была захолустьем; тот же Пичикян справедливо подчеркивает, что она «была в привилегированном положении и отдавалась во власть второму лицу в государстве — чаще всего младшему принцу ахе-менидской крови, брату Великого царя»182. Мог ли брат царя не поощрять в своих владениях вкусы, аналогичные придворным? Вообще весьма вероятно, что золото в храмы во многом жертвовалось именно сатрапами и их приближенными; для местных князьков типа Оксиарта следование этим вкусам могло быть знаком лояльности верховной власти.
Наиболее весомым аргументом в пользу отсутствия в ахеменидской Бактрии изобразительного искусства является отсутствие в соответствующих слоях характерных для более позднего времени терракотовых статуэток183. Но эти, как правило, грубые статуэтки из дешевого материала, были, несомненно, предметом народного потребления, а предметы Клада Окса и тахти-сангинской коллекции — произведениями элитарного искусства. Мы ведь не удивляемся, когда не находим в жилищах простых кушанских подданных росписей, подобных найденным в парадных сооружениях Фаяз- или Дальверзин-тепе. Вполне возможно, что жрецы стремились украсить свои храмы в придворном вкусе уже тогда, когда простой люд еще продолжал довольствоваться более характерным для 1-й пол. I тыс. до н.э. аниконизмом.
Так что, на наш взгляд, если что и нуждается в доказательстве, то именно небак-трийское происхождение ахеменидских изделий клада. Наличие в нем немногочисленных мидийских и греческих вещей не меняет дела. Классические греческие изделия, входящие в его состав, — это безделушки: два перстня и скарабеоид (101, 102 и 113 по каталогу Долтона)184, которые могли попасть в Бактрию в результате обмена. Что касается истории мидян У11-У1 в. до н.э., то она, как известно, темна и непонятна, и в этом смысле уступает только истории Бактрии того же периода. Так что трудно сказать, каким образом попали в Бактрию довольно крупная луристанская185 статуэтка божества с цветком (№1) и ножны мидийского меча (№22). Может быть, это были военные трофеи, или подарки знатного мидийца, чья судьба оказалась связана с Бактрией, или заказ самих бактрийских жрецов: лури-станское искусство было в тот период лучшим в Иране186.
Популярна также ссылка на то, что персонажи, изображенные на золотых пластинах Клада Окса, якобы одеты в «мидийские» (следовательно, западноиранские) костюмы187. Однако уже доказано, что одежду, которую в науке было принято считать мидийской, носили также и персы188. Кроме того, еще ранее Д. Уилбер, анализируя рельефы Персеполя, пришел к выводу, что бактрийские делегаты, изображенные на рельефе из ападаны, одеты в разновидность той же «мидийской» одежды189.
Наконец, утверждают, что состав Клада Окса сходен с таковым тахти-сангин-ской коллекции. Но конкретные примеры такого сходства сводятся к тому, что там и там имеются посвятительные золотые пластины и изображения бога Вахшу. Однако сам И. Р. Пичикян, приводя этот довод190, упоминает об аналогичных пластинах, найденных в Луристане и имеющих даже большее сходство с пластинами Кла-
да Окса, чем тахти-сангинские, поскольку на последних нет изображений молящихся с барсомами в руках, преобладающих на пластинах клада и в луристанской находке191. По-видимому, посвящение в храмы таких пластин было традицией не одного святилища, а всего зороастрийского мира.
Перстень-печать с именем Вахшу и его изображением (в виде человекобыка в короне) действительно имеется в составе клада. Пичикян считает его печатью Xpа-ма Окса. Но Б. А. Литвинский позднее доказал, что культ Вахшу был не единственным, отправлявшимся в тахт-сангинском храме192. С другой стороны, культ Вахшу (Окса) был популярен по всей Бактрии, о чем говорит теофорная ономастика (владения Оксиарта — отца Роксаны — находились, судя по сообщениям античных авторов, близ согдийской границы (Arr., Anab. Alex., IV, 18), имя чиновника Оксиба-за зафиксировано в эпиграфике Aй-Xанум193). Почему не предположить, что перстень происходит из другого храма, в котором также одним из культов был культ Вахшу? Других предметов, связанных с культом этого бога в Кладе Окса, на наш взгляд, не имеется. Правда, Пичикян считает таковым бляху с процарапанным изображением существа с бычьими рогами (бык — символ Вахшу)194. Но другие изображения «рогатого» Вахшу нам, тем не менее, неизвестны — как неизвестны, например, изображения «крылатого» Зевса, чьим символом был орел. Черты связанных с божеством животных не всегда переносятся на само божество. Кроме того, существо на бляхе, помимо рогов, обладает также торчащими изо рта клыками и подчеркнуто большими ушами, а это с «бычьей» символикой уже не вяжется. По-видимому, перед нами некий гротескный демон. Изображение Вахшу Пичикян усматривает и на другой бляхе, где представлена голова юноши, которую Р. Барнет почему-то называет «рогатой», что не подтверждается репродукцией и вызывает удивление Зеймаля, лично видевшего клад195. Наконец, что общего между Вахшу и изображением Диониса в венке из плюща на медальоне №41а, совсем непонятно196.
Явно противоречит идее Литвинского — Пичикяна ничтожное количество оружия в Кладе Окса. В Тахти-Сангине большинство вотивов представляют собой именно предметы вооружения; там найдено больше античного оружия, чем ранее
— во всем Средиземноморье, в кладе же имеется всего одна обкладка ножен кинжала и один умбон щита197.
Что касается монет, то отсутствие в кладе бактрийского чекана ахеменидского периода объясняется просто: он в принципе не существовал. Местные чеканы в державе Ахеме-нидов имелись только в средиземноморских сатрапиях и в Индии198, а в Месопотамии и Восточном Иране товары обменивались на вес нечеканенного металла199. Но давно известен парадоксальный факт: по всей этой державе в соответствующих слоях греческий чекан встречается чаще персидского. К 1953 г. на территории Ахеменидской державы было найдено 5 кладов, состоящих целиком из монет, чеканенных в самой империи, 10 смешанных и 44—из одних греческих и македонских200. В т. н. Кабульском кладе (найденном в этом городе, на военном плацу Чаман-и Xазуpи) содержатся 72 греческие монеты, 43 индийских и только 8 ахеменидских, хотя зарыт он был, судя по самой поздней греческой монете, около 380 г. до н.э.201 В Малайерском кладе, найденном недалеко от Неха-венда, в Западном Иране и датируемом «может быть, на несколько лет ранее», чем Кабульский, содержатся вообще одни только греческие монеты202. Это объясняется тем, что общегосударственного серебряного чекана у Ахеменидов не было; «царские сикли» чеканились исключительно в Малой Азии203. Неудивительно, что греческое серебро заполонило империю. К тому же, даже в сатрапиях, где денежный обмен не был распространен, греческие деньги воспринимались как слитки металла определенного веса204.
Поэтому нужны дополнительные основания, чтобы утверждать, что греко-македонские монеты из клада были привезены в Бактрию Александром (кроме чекана самого этого царя), а не накапливались в бактрийском храме постепенно в течение ахеменидского периода. Гораздо важнее для нас то, что состав монет, найденных в Тахти-Сангине Южно-Таджикской экспедицией, не совпадает с монетным составом
Амударьинского клада. В храме Окса совершенно отсутствуют доэлинистический чекан, чеканы Александра и Селевка I (на которые вместе приходится более в монет Клада Окса205); на самых ранних тахти-сангинских монетах стоит имя Антиоха I (их 6 штук). Далее следуют еще 17 греко-бактрийских монет в т. ч. 2 отсутствующего в Кладе Окса чекана Евкратида. Монеты юэчжийского и кушанского чекана, абсолютно преобладающие в Тахти-Сангине (их 348 из 372), конечно, не в счет — они попали в храм после сокрытия клада206.
Но ведь странно и то, что клад был зарыт перед нашествием юэчжей (так ли — ведь в нем полностью отсутствуют чеканы целых четырех царей, правивших перед нашествием — Евкратида I и II, Платона и Гелиокла?), а храм Окса стоял, процветая, самое меньшее до III в. н.э., и никто из его служителей не вспомнил о сокровище и не извлек его из земли обратно?
Если мы признаем единство Клада Михо с Кладом Окса, ситуация станет еще более запутанной. Из более чем 2000 выставлявшихся на продажу монет первого207 музей Михо смог приобрести лишь 42208, однако среди них имеются не только 4 монеты Евкратида и 1 — Менандра (что для этой версии как раз благоприятно), но также 1 греко-индийская монета Лисия и 3 индо-скифских монеты Аза I и Аза II. Первая относится к концу II в. до н.э., три другие — ко 2-й половине I в. до н.э. или даже к началу I в. н.э.209 Отсюда следует, что, по крайней мере, Клад Михо был зарыт на 100-150 лет позднее завоевания Бактрии юэчжами. Кроме того, в Тахти-Сан-гине чекан конца П-Г вв. до н.э. представлен исключительно варварскими монетами Герая, Сотер Мегаса и т. п.; греко-индийский (включая Менандров) и индо-скифский чеканы в нем отсутствуют, за исключением одной монеты Аполлодота210.
Впрочем, сходные причины заставляют усомниться и в том, что монетный состав способен подкрепить версию единства двух кладов. Странно, что при меньшей выборке Клад Михо демонстрирует большее разнообразие поздних монет. Более того, нам представляется уместным возродить высказанную Каннингемом в первом отчете, поддержанную Зеймалем, но вызвавшую критику со стороны Пичикяна точку зрения, согласно которой самые поздние подлинные монеты клада относятся к чекану Евтидема. Большинство более поздних монет — медные или купроникеле-вые, что противоречит представлению о Кладе Окса как о сокровище. Все они принадлежат к хорошо известным и часто находимым на территории Бактрии типам, к тому же они отсутствуют в списке, приводимом Каннингемом в основном тексте первого отчета, и начинают фигурировать лишь с постскриптума к нему и в следующих отчетах. Поэтому весьма вероятно, что изначально они не принадлежали к кладу и были подмешаны к нему продавцами в XIX в.211 Пичикян выразил несогласие с этой точкой зрения, сославшись на то, что окислившиеся бронзовые и серебряные монеты при находке зачастую неотличимы212. Но это относится к монетам, пролежавшим долгое время в земле и найденным археологам. Недавно чеканенные халки в древности было легко отличить от серебряных денег, иначе выпуск тех и других не имел бы смысла.
Итак, ни предметный, ни монетный состав Клада Окса не указывают на его связь с храмом Окса в Тахти-Сангине. Однако Клад, несомненно, связан с каким-то памятником, находящимся вблизи Кобадианской переправы. Ведь ни одно поселение в древнем мире не могло обходиться без святилища — хотя бы небольшого. А на то, что храм, из которого происходит Клад Окса, был небольшим и провинциальным, указывают его небольшие размеры и незначительное число предметов, обладающих высокой художественной ценностью. Зеймаль в свое время отвергал идею о том, что клад является храмовым сокровищем, на том основании, что он «недостаточно велик»213. Однако Литвинский и Пичикян убедительно показали, что в составе клада нет ни одного предмета, который нельзя было бы связать с культом, зато есть такие, назначение которых могло быть лишь однозначно культовым (например, посвятительные пластины)214.
Но небольшой объем может говорить о том, что это были сокровища маленького святилища. Второстепенные храмы не обязательно должны были быть бедны. Долтон писал в связи с контрастом между материальной ценностью пластин клада и грубостью нанесенных на них изображений: «.расточительное использование золота — именно то, что можно было ожидать в области, столь богатой этим драгоценным металлом, как Средняя Азия в древности.»215 Наверняка на берегу золотоносного Окса каждое маленькое придорожное святилище могло позволить себе иметь хотя бы мизерное количество золотой утвари.
Но художественный уровень предметов Клада Окса оставляет желать лучшего
— вопреки хвалам, продиктованным ложной «политкорректностью», лишь мешающей справедливой оценке подлинных шедевров восточного искусства. На наш взгляд, подлинными шедеврами в кладе можно признать Бертонов браслет и парный к нему (116а и 116), сложный и изящный эгрет (23) и, может быть, серебряную фигурку прыгающего козла (10). Все прочее, включая пластины, изображения на которых процарапаны лишь с большей или меньшей степенью тщательности и рельефности, без стремления создать нечто красивое, неумелые фигурки животных, колесницы, изготовитель которых явно (и неудачно) претендовал на реализм, что лишило его возможности создать произведения условного искусства (хорошо вышли у него лишь головы и крупы лошадей), грубоватые диск с орлом (25) и чашу со львами (18), примитивные бляхи и золотые головы, «курос», лишенный внутренней экспрессии своих греческих образцов — демонстрирует несомненный провинциальный уровень мастерства. Достаточно взять для сравнения Клад Михо с его великолепными ритонами, тонко и с большим вкусом орнаментированными фиалами, изумительными геммами, условным и тем прекрасным изображением колесницы, изящными и разнообразными серьгами и колокольчиками — и разница будет ясна216.
Это различие убеждает нас в том, что Клад Окса и Клад Михо — это два разных клада. Первый восходит к сокровищнице небольшого провинциального храма, второй — к крупному, возможно, столичному (находившемуся в Капише217 или в Бак-трах?)218 Данная оценка может показаться субъективной, но мы не претендуем на то, чтобы окончательно здесь разрешить также и проблему единства кладов.
Круг памятников, с которыми мог быть связан клад, довольно ограничен. Ясно, почему такой памятник не может находиться вниз по Амударье от места находки. Но и верхнее течение не дает развернуться с предположениями: всего в 3 км выше Кобадианской переправы, между городищем Мулла-Хуштор и холмом Гыш-Тюбе на Амударье имеется порог, который клад вряд ли преодолел бы219. Даже если учесть, что во время разлива вода могла подниматься выше камней, золотые вещи все равно — не пробки, чтобы нестись по поверхности. Маловероятно и то, что он задержался на пороге; дело даже не в том, что вытаскивать вещи из воды в таком месте небезопасно. Просто такому предположению не соответствуют слова Каннингема о кладе, «не найденном в одном месте, а разбросанном в песках реки». Следовательно клад мог быть зарыт либо на берегу Амударьи — не выше порога (3 км от переправы) и не ниже нескольких миль от нее, либо на берегу ее мощного притока Кафирнигана, впадающего в великую реку как раз на данном участке (Кобадианская переправа вплотную примыкает к его устью с запада)220.
Следует отвергнуть также все памятники на этом участке правого берега Амударьи, включая городище Айвадж, в 10 раз более крупное, чем Тахти-Кувад221. На них не производились раскопки (как и на подавляющем большинстве городищ в тех местах), однако подъемный эллинистический материал на них не обнаружен. П. П. Керзум и А. П. Керзум, производившие геоморфологическое обследование Северной Бактрии — Тохаристана, считают это неслучайным и объясняют невозможностью жизни на их территории в тот период, в связи с особенностями геоморфологии того периода222.
Левый (теперешний афганский) берег заслуживает большего внимания: там, прямо напротив устья Кафирнигана, находится городище Хишт-тепе. Оно не раскопано, однако в 1946 г. там был случайно найден сосуд с эллинистическими монетами, позднее названными Кундузским кладом (т. к. Хишт-тепе находится на территории провинции Кундуз). Всего в нем содержится 628 монет, в основном тетрадрахм. Легенда самой ранней из них содержит имя Селевка (скорее всего, Селевка I), самой поздней — индо-греческого правителя Гермея (90-70 гг. до н.э.)223. Следовательно, данный клад был зарыт на 100-150 лет позднее, чем Клад Окса224. Общие с последним типы монет (монеты Селевка I, Диодота, Евтидема I и II) составляют лишь 3,6 % от общего числа монет Кундузского клада. Ясно, что сами по себе эти клады не связаны друг с другом, но нам достаточно того, что Кундузский клад подтверждает наличие эллинистического слоя на Хишт-тепе и существование обычая зарывать на этом городище или возле него клады. Быть вымытым из самого «кирпичного холма»225 Клад Окса, впрочем, не мог (в половодье вода омывает остатки средневековых стен этого городища)226, следовательно, он был зарыт на берегу неподалеку. Основной фарватер в районе Кобадианской переправы в 1878 г. (и, вероятно, годом ранее) проходил по середине реки, немного ближе к левому берегу, оставляя у правого берега большие мели. К тому же река ниже Хишт-тепе, у самой переправы, делает крутой поворот227. Так что клад, вымытый на левом берегу, вскоре мог быть захвачен основным фарватером, а затем (в половодье) пронестись несколько миль ближе к правобережным мелями и осесть на одной из них.
Однако есть и другая возможность. Д. Н. Логофет писал о Кафирнигане: «Ка-фирниган в переводе значит «неверное чудовище». Название. как нельзя больше подходит к этой капризной и бурной реке. В обыкновенное время Кафирниган не достигает ширины 30 сажен, но достаточно пройти в горах нескольким дождям, как река вздувается и страшным потоком, шириною до 100 сажен несет свои воды с гор и вливает их в Амударью. Целый ряд водоворотов при огромном течении воды делает в это время переправу через Кафирниган почти невозможною»228. Последнее, правда, может быть и преувеличением — Покотило отлично переправился через Кафирниган в июне, но он также пишет: «Реки Центральной Бухары похожи скорее на горные ручьи, чем на реки; характерные особенности их: извилистость, быстрота течения (даже при устьях около 7 верст в час) и каменистое русло на большей половине течения. Таяние снегов в июне и июле влечет значительное повышение уровня воды и разливы»229.
Могла ли такая река пронести клад на значительное расстояние? Кафирниган как таковой не столь уж извилист, и в его низовьях нет порогов. Ближайшее к Амударье230 докушанское городище на Кафирнигане — Калаи-Мир, в буквальном переводе «бекская крепость», примерно в 50 км от Кобадианской переправы. Оно и в самом деле расположено на территории того самого «древнего города Кобадиана», о котором сообщал Каннингему «человек из Симлы»; на ее вершине в новое время стояла резиденция кобадианских беков. Развалины этой резиденции и наползающая на городище современная застройка позволили М. М. Дьяконову в 1950-1951 гг. раскопать только юго-восточный угол — окраину поселения, занятую жилыми домами и винным складом. Там не были обнаружены какие-либо произведения искусства, за исключением примитивно вылепленной из глины головы животного и столь же грубого изображения воинов, нацарапанного на астрагале231, — но чего еще можно было бы ждать в таких помещениях? Однако храм в поселении площадью 7,4 га232, безусловно, должен был иметься.
М. М. Дьяконов отнес нижний слой Калаи-мир (Кобадиан I) к УП-У вв. до н.э. По его мнению, на этом городище «наибольшей интенсивности жизнь достигла во П-! вв. до н.э. и замерла в кушанское время»233. Позднее, однако, Т. И. Зеймаль скорректировала его данные, сопоставив с материалами раскопок в Вахшской долине. По ее мнению, между первым и вторым слоями на Калаи-Мир имеет место
хронологический разрыв, и жизнь на поселении возродилась только в кушано-саса-нидский период (материал слоя Кобадиан II соотносится со слоями II и III городища Яван, в которых был найден оттиск штампа на кубке-чаше с изображением ку-шаншаха)234.
Е. Денисов, под чьим руководством раскопки на Калаи-Мир были на короткое время возобновлены в 1979 г., все же обнаружил на городище слои, которые, помимо смешанных средневековых и кушано-сасанидских, он отнес также к юэчжийско-му и кушанскому периодам. Ниже юэчжийских слоев на раскопанном им участке находились грунтовые воды, но в самих этих слоях попадалась «в виде единичных исключений» керамика типа Кобадиан I (т.е. ахеменидская), керамика же ай-ханум-ского типа зафиксирована не была. Денисов также решился пересмотреть предложенную Дьяконовым датировку нижнего слоя и отнес его лишь «к концу ахеменидского периода»235. Впрочем, эта последняя точка зрения вряд ли бесспорна.
Б. Я. Ставиский и коллектив авторов тома «Археологии СССР», посвященного древним Кавказу и Средней Азии, признали, что наличие ахеменидских и кушан-ских слоев на Калаи-Мир бесспорно, а эллинистических — спорно236. П. П. Керзум и А. П. Керзум также не находят эллинистических слоев на городищах долины Ка-фирнигана, более близких к Амударье, чем Калаи-Кафирниган237 (80 км к ю.-з. от Душанбе238, 120 км от Амударьи). Чем это объяснить? Что прервало жизнь на этом поселении в эллинистический период (или сделало ее следы менее заметными?) Изменение природных условий? Вторжение кочевников? Произошло ли это в самом начале эллинизма или позднее — скажем, при Евтидеме?
Северо-запад Бактрии, несомненно, всегда был более всего уязвим со стороны степи. Север страны был защищен достаточно мощным Гиссарским хребтом, поэтому, когда осажденный в Бактрах Евтидем говорил посланцу Антиоха III, что «на границе, стоят огромные полчища кочевников, угрожающие им обоим и, если только варвары перейдут границу, то страна наверное будет завоевана ими» (Polyb., XI, 34)239, он имел в виду северо-западную границу Бактрии. Именно на западе Греко-Бактрия граничила как со степной зоной, так и с Парфией, только что присоединенной Антиохом III. Судя по тому, что сирийский царь от стен Бактр спокойно направился в Индию (ibid.), эти орды не тронули его владения. Но, может быть, они все же вторглись в более слабое царство Евтидема? А если и не вторглись, почему калаи-мирских жрецов одна лишь угроза их вторжения не могла испугать так же сильно, как двух царей? Правда, при благополучном исходе сокровища были бы вновь извлечены из земли. Пока не удалось обнаружить на Калаи-Мир следы военного вторжения или насильственного разрушения. Быть может, картина была бы яснее, если бы мы располагали лучшей источниковой базой по истории Греко-Бактрии.
Но бесспорно то, что в Кладе Окса среди драгоценностей резко преобладают ахеменидские изделия. Даже Е. В. Зеймаль, отвергший версию Долтона о полном отсутствии в кладе более поздних вещей, сумел датировать III в. до н.э. лишь 3 крупных предмета (диск 25, браслеты 144 и 145) и 9 мелких (бляхи, перстни и т. п.), а в широких рамках IV-III вв. — еще 7 (включая «куроса», золотые головы и эгрет)240. Кроме того, остается неопределенной датировка большинства золотых пластин. За вычетом этих последних в кладе останется 124 предмета. Ясно, что большинство из них было создано в ахеменидский период, и он же был временем процветания святилища, которому тот принадлежал, хотя денежные богатства могли накапливаться и позднее.
Итак, данные о городище Калаи-Мир коррелируют с данными о кладе. Теперь вспомним постскриптум к 3-му отчету Каннингема: «я встретил в Симле человека, который несколько раз посетил место, где были найдены эти древности Окса. Место расположено в одном переходе к северу от Окса и называется Кавадиан (Kawadian), большой древний город на главной дороге к Самарканду». Что это за
«человек», не сообщается; посещать Симлу — резиденцию вице-короля Индии — могли самые разные люди. Возможно, это был агент британской разведки, — именно поэтому Каннингем и не сообщает его имя. Его данные противоречат данным хульмских ювелиров (чего сам Каннингем, правда, не замечает). Но мы уже писали о том, что те вряд ли стали бы заменять одну ложную версию на другую. Что заставило их отодвинуть место находки вглубь эмирата — понятно, но зачем им приближать находку, сделанную в городе Кобадиане, к афганской границе (и, соответственно, к Индии)?
Каннингем почему-то поверил человеку из Симлы. Это значит, что правы и этот последний, и хульмские ювелиры. Ведь клад «не был найден весь в одном месте» — следовательно, может быть, и не только на Амударье. Город Кобадиан находится в 50 км от Окса, следовательно, не в 1, а, минимум, в 2 переходах, но, может быть, в 1 переходе (20-30 км) от великой реки была найдена какая-то небольшая часть вещей клада. Она сразу вызвала ассоциацию с Кобадианом (как находка у переправы — с Тахти-Кувадом), ибо ни современных городов, ни крупных городищ (заметных ведь не только для археолога) выше ее и ближе к месту ее находки на Кафирнигане нет. Вполне возможно, что именно там, где-то посередине между Калаи-Мир и Оксом, на берегу Кафирнигана, и был зарыт клад предусмотрительными жрецами, желавшими спрятать его подальше от поселения, окрестности которого могли впоследствии обшарить грабители. Но во время разлива 1877 г. лишь небольшая часть вещей осталась примерно на том же месте, большинство же было вынесено «неверным чудовищем» почти прямым путем в Окс. Однако крутой поворот этой реки от устья Кафирнигана и обилие на нем мелей задержал дальнейшее движение сокровищ по разъяренным водам.
Следует отдать должное О. Долтону, впервые высказавшему мнение о связи клада с развалинами на территории г. Кобадиана. Впрочем, мы осознаем, что все это пока можно считать лишь гипотезой, отчасти обоснованной, но во многом требующей более веских доказательств. Поэтому версию с Хишт-тепе пока полностью отбрасывать тоже нельзя, а словам «человека из Симлы», быть может, удастся найти лучшее толкование. Но мы пока лучшего предложить не можем.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Зеймаль Т. И., Зеймаль Е. В. Еще раз о месте находки Аму-Дарьинского клада //Известия Академии наук Таджикской ССР. Отделение общественных наук. 1962. №1.
2. Полную информацию о кладе можно получить из его иллюстрированного каталога, составленного Е. В. Зеймалем и вышедшего в 1979 г., когда клад выставлялся в Государственном Эрмитаже (Зеймаль Е. В. Амударьинский клад. Каталог выставки. Л., 1979). Напомним лишь вкратце, что в нем представлено 176 предметов из золота и серебра, среди которых большинство выполнено в стиле, характерном для ахеменидского Ирана, но встречаются также произведения мидийско-луристанского, греческого и сакского искусства. Кроме того в состав клада входит более 500 идентифицированных к настоящему времени монет ахеменидского (царского и сатрапского), классического греческого, финикийского и эллинистического чеканов (последний резко преобладает). Нам представляются убедительной точка зрения Б. А. Литвинского и И. Р. Пичикяна, которые на основании состава клада делают вывод, что тот представлял собой храмовую сокровищницу или часть таковой (Литвинский Б. А, Пичикян И. Р. Эллинистический храм Окса (Южная Бактрия). М., 2000. Т. 1. С. 29-36).
3. Gardner P. New Coins from Bactria. The Numismatic Chronicle, new series, London, 1879. Vol. 19.
4. Ibid. P. 1.
5. Ibid. Coins from Central Asia. The Numismatic Chronicle, 3rd series, London, 1881, no.
1. P. 12.
6. Cunningham A. Relics from Ancient Persia in Gold, Silver and Copper. The Journal of the Asiatic Society of Bengal, 1881. P. 151-154,182.
7. Там же. С. 182-185.
8. Idem. Relics from Ancient Persia in Gold, Silver and Copper. Second Notice. JASB, 1883. P. 64.
9. Idem. Relics from Ancient Persia in Gold, Silver and Copper. Third Notice. JASB, 1883. P. 258, 260.
10. Обстоятельства этой передачи описаны Е. В. Зеймалем (Амударьинский клад. С. 10-11) и Дж. Кертисом (Кертис Дж. Амударьинский клад на пути к Британскому музею //ВДИ. 2001. №4. С. 28-30).
11. В русскоязычной литературе его фамилию до сих пор принято писать в дореволюционной транслитерации как «Дальтон», однако это представляется нам курьезным архаизмом. Поскольку эта фамилия не принадлежит к числу общеизвестных (как «Шекспир»), коррекция ее написания в сторону большего приближения к подлинному английскому произношению допустима и даже необходима.
12. Dalton O. M. The Treasure of the Oxus with Other Objects from Ancient Persia and India Bequeathed to the Trustees of the British Museum by Sir Augustus Wollaston Franks. London, 1905. Впоследствии, в 1926 г. Долтон опубликовал второе, исправленное издание этой монографии (Dalton O. M. The Treasure of the Oxus with Other Examples of Early Oriental Metal-Work), в свою очередь переизданное уже после смерти автора в 1964 г.
13. F. C. Burton. Написание его фамилии в английских источниках неизменно; тем не менее, в России прижилась транслитерация «Бартон» (совсем уже неоправданная, в отличие от «Дальтона»). Лишь у Б. Я Ставиского мы находим допустимую транслитерацию «Бэртон» (Ставиский Б. Я. Заметки об Амударьинском кладе. — Искусство Востока и античности. М., 1977. С. 42).
14. Правый приток р. Кабул.
15. Форт на р. Тезин, по дороге из Кабула в Джалалабад.
16. Поселение на той же дороге, в долине одноименной реки, западнее долины Тезина.
17. Пуштунские племена.
18. Поселение на восточном склоне Тезинской долины, близ знаменитого Джагдалак-ского прохода в хребте Каркача.
19. «Котал» на дари — «перевал», на пушту — «крутая перевальная дорога».
20. Не место, а горный хребет, ограничивающий Тезинскую долину с востока.
21. Имеется в виду номер в каталоге предметов Клада Окса, составленном самим Долтоном. Созданная им нумерация стала в науке общепринятой, и в дальнейшем, указывая номера предметов клада, мы будем иметь в виду именно ее.
22. Позднее этот браслет также был передан в Британский музей для воссоединения коллекции Клада Окса.
23. Поселение, расположенное к юго-востоку от Джагдалака, по другую сторону хребта Каркача, в долине Сурхаба.
24. Претендент на престол, позднее — эмир Афганистана (подробнее см. ниже).
25. В примечании к этому месту Долтон утверждает, что имеется в виду вице-король Индии лорд Литтон.
26. Индийский город, ныне в штате Пенджаб, близ границы с Пакистаном.
27. Dalton O. M. Op. cit. P. XIII-XV.
28. Там же. С. 9. Как нетрудно заметить, это сообщение не имеет никакого значения для науки, поскольку, как писал Каннингем, клад был найден разбросанным по дну реки разливом и взаимное расположение предметов, таким образом, было случайным.
29. Литвинский Б. А, Пичикян И. Р. Ук. соч. С. 19, прим. 7. Таким образом, нельзя согласиться с мнением О. Маскареллы, по которому «нет доказательств, что Долтон когда-либо встречался с Бертоном» (Muscarella O. FKMuseum Constructions of the
Oxus Treasures: Forgeries of Proivenience and Ancient Culture. — Ancient Civilizations from Scythia to Siberia, 2003. Vol. 9, # 3-4. P. 261).
30. Cunningham A. Relics. P. 183; Idem .Second Notice. P. 64-65.
31. Зеймаль Е. В. Амударьинский клад. С. 12.
32. Цит. по: Кертис Дж. Ук. соч. С. 24.
33. Жуков Ф. Верхнее течение Аму-дарьи. — Туркестанские ведомости. 1880. 18 марта. С. 46.
34. Цит. по: Зеймаль Т. И., Зеймаль Е. В. Ук. соч. С. 44.
35. Dalton O. M. Op. cit. P. XIII. (Здесь и далее труд Долтона цитируется по 3-му изданию). Но полной уверенности в этом выборе у него не было; это видно из того, что приведенный отрывок был вынесен в сноску, а в основном тексте содержится следующее замечание: «Каковы бы ни были подлинные факты, по крайней мере, несомненно, что в вышеупомянутом году (1877 — И. К.) в этом регионе имела место находка золотых и серебряных предметов.» (там же. С. XIV). То есть, британский искусствовед предлагает нам вообще не задаваться вопросом о точном месте находки и ограничиться данными в широких рамках региона.
36. Дьяконов М. М. Археологические работы в нижнем течении реки Кафирнигана (Кобадиан) (1950-1951 гг.). — Материалы и исследования по археологии СССР. М.-Л.,
1954. №37. С. 254.
37. Зеймаль Т. И., Зеймаль Е. В. Ук. соч. С. 40.
38. Зеймаль Е. В. Амударьинский клад. С. 13.
39. Там же. С. 15.
40. Жуков Ф. Ук. соч. Е. В. Зеймаль считает эту статью написанной начальником данной экспедиции Н. Маевым на том основании, что «она значится в списке его статей, приложенных к некрологу» (Зеймаль Е. В. Амударьинский клад. С. 14, примечание 2). Но мы в этом сомневаемся, поскольку в данной статье Маев несколько раз упомянут в третьем лице (в частности, в самом ее начале, когда говорится о других руководимых им экспедициях), а один раз это упоминание даже сделано почти в хвалебном тоне («наши каюки (лодки — И. К.) проплыли благополучно потому, что начальник экспедиции еще заранее. распорядился заказать. исправные рули и весла.»). Скорее можно предположить, что ошибка вкралась в некролог, хотя он и составлен человеком, близко знавшим Маева.
41. Жуков Ф. Ук. соч. С. 47
42. Зеймаль Т. И., Зеймаль Е. В. Ук. соч. С. 41-43.
43. Покотило Н. И. Путешествие в Центральную и Восточную Бухару в 1886 году. Известия имп. Русского Географического общества. Т. XXV. СПб., 1889. С. 489. (Цитируется по оригиналу).
44. Зеймаль Е. В. Амударьинский клад. С. 14.
45. Ставиский Б. Я. Заметки.. С. 43.
46. На наш взгляд, Э. Грин справедливо предлагает называть эти пластины «посвятительными» (dedicatory), а не вотивными (votive), поскольку у нас нет данных, что они посвящались в храмы именно по обету (ex voto), в благодарность за исполненную молитву. (Green A. The «Treasure of Bactria» in the Miho Museum. — Treasures of Ancient Bactria. Shigaraki, 2002. P. 220).
47. Пичикян И. Р., Культура Бактрии: ахеменидский и эллинистический периоды. М., 1991. С. 61, 116; Литвинский Б. А., Пичикян И. Р. Ук. соч. С. 29 и след.
48. Пичикян И. Р., Культура Бактрии. С. 47-48; Литвинский Б. А., Пичикян И. Р. Ук. соч. С. 15.
49. Эта коллекция получила два названия: «Клад Окса-2» или «Бактрийский клад» (Bactrian Treasure). Нам они представляются неудачными, потому что единство двух кладов пока не доказано, как и бактрийское происхождение второго из них (долина Панджшира не была в древности частью Бактрии). Более предпочтительным, на наш взгляд, был бы термин «Клад Михо». Прецеденты наименования древних па-
мятников по месту их хранения, а не находки, существуют и хорошо известны — Аполлон Бельведерский, Московский математический папирус и др. Если же нужна смысловая параллель к Кладу Окса, можно предложить вариант «Панджширский клад».
50. Пичикян И. Р. Возрождение Большого Клада Окса. Вторая часть Клада Окса из коллекции Михо Музея //ВДИ. 1998. №1-2. С. 95.
51. Green A. The «Treasure of Bactria». P. 220.
52. Кертис Дж. Ук. соч. С. 16-17, 22-24.
53. Muscarella O. W. Op. cit. P. 263.
54. Литвинский Б. А., Пичикян И. Р. Ук. соч. С. 18.
55. Там же. С. 19, прим. 7.
56. Dalton O. Op. cit. P. xiii.
57. Киняпина Н. С. Внешняя политика России второй половины XIX века. М., 1974. С. 264.
58. Можно найти в любом труде по истории Афганистана XIX в.
59. Халфин Н. А. Провал британской агрессии в Афганистане (XIX — начало ХХ в.). М., 1959. С. 126-128.
60. Ромодин В. А. Афганистан во второй половине XIX — начале ХХ в. Официальная историография. М., 1990. С. 68.
61. Там же. С. 70.
62. Арендаренко Г. А. Бухара и Афганистан в начале 80-х годов XIX века. М., 1974. С.
40.
63. Там же. С. 92.
64. Там же. С. 121.
65. Ромодин В. А. Ук. соч. С. 75.
66. См. Арендаренко Г. А. Ук. соч. С. 102-103, 108-111; Соболев Л. Н. Страница из истории восточного вопроса. Англо-афганская распря (очерк войны 1879-1880 гг.) Вып.
3. СПб., 1882. С. 469, прим. 209.
67. Об этих личностях см.: Encyclopaedia Britannica. Vol. 5, 14. London, 1956, s. v.
68. Encyclopaedia Britannica, «Cavagnari»; Халфин H. А. Ук. соч. С. 110.
69. Можно найти в любом труде по истории Афганистана XIX в.
70. Encyclopaedia Britannica, «Lytton».
71. По каталогу Долтона они имеют номера с 1 по 6 и 7b. См. Зеймаль Е. В. Амударьинский клад. С. 34-37, 39.
72. №7, 7а. (Зеймаль Е. В. Амударьинский клад. С. 37-38).
73. Свою роль могло сыграть и небывалой силы наводнение, случившееся на Амударье летом 1878 года. В Хивинском ханстве оно прорывало городские стены, и река впервые за столетия хлынула даже в Узбой (Гельман Х. В. Исследование прорывов реки Аму-Дарьи, образовавшихся во время ее разлива летом в 1878 году. — Записки Кавказского отдела Имп. Русского Географического общества. Кн. 10, вып. 3, приложение. Тифлис, 1879. С. 3-6). Нет сомнения, что паводок был мощным и в верховьях, где Амударья получает львиную долю своей водной массы). Мощный напор воды мог заново разбросать клад, сместить его ниже по течению или даже вымыть новые предметы из того участка берега, где клад был закопан в древности.
74. Gardner P. New Coins from Bactria. P. 1.
75. Зеймаль Е. В. Амударьинский клад. С. 37.
76. Там же. С. 20.
77. Encyclopaedia Britannica, «Cavagnari».
78. Зеймаль Е. В. Амударьинский клад. С. 23.
79. Семенов А. А. По границам Бухары. — Исторический вестник. Т. 88. СПб., 1902. С. 113; Жуков Ф. Ук. соч. С. 47; Зеймаль Т. И., Зеймаль Е. В. . Ук. соч. С. 44.
80. Минаев И. П. Сведения о странах по верховьям Аму-Дарьи. Спб., 1879. С. 133.
81. Cunningham A. Relics, 1881, р. 185.
82. Кратчайшая и удобнейшая дорога из Балха, где купцы, согласно Долтону, узнали
об Абдуррахмановых поборах, лежала не через Кундуз, где находился сам Абдуррахман, а через Ташкурган (Хульм) и далее на Бамиан. Это явствует как из блестящего труда А. Фуше, специально посвященного древним и современным путям из Балха в северо-западную Индию (Foucher A. La vieille route de l'Inde de Bactres a Taxila. — MDAFA. Vol. 1. Paris, 1942. P. 20-24), так и из писем Арендаренко (Ук. соч.. С. 109: «.главный же караван в 1,5 тыс. верблюдов остается в Бамиане, ожидая прекращения стеснений.»). Таким образом, упоминание Долтоном (там же) Кундуза не следует понимать буквально: приказы Абдуррахмана, приходившие из Кундуза, выполнялись в Хульме его наместником Исхак-ханом (Арендаренко Г. А. Ук. соч. С. 109).
83. Последние данные, содержащиеся в этом письме, относятся к 14 июня (Арендаренко Г. А. Ук. соч. С. 109).
84. Там же.
85. Там же. С. 111.
86. Еще одна странность: Абдуррахман, как мы только что видели, обирал караваны еще с марта, почему же бухарцы узнали об этом только в мае, почти на месте событий? Известия из Афганистана приходили в Бухару, конечно, не сразу, но не два же месяца спустя (во всяком случае, Арендаренко получал их много быстрее). Можно ли поверить, что купцы не поинтересовались заранее, что происходит на пути, по которому они собирались ехать?
87. Средняя длина дневного перехода в Средней Азии и Афганистане рассчитана нами на основе параллельной таблиц расстояний в верстах и переходах, приведенной А. Быковым (Быков А. Очерк переправ через Аму-Дарью. Ташкент, 1879. С. 62-75) и составляет 20, 7 версты = 22, 1 км; максимальный, указанный им, переход составляет 34 версты = 36 км (с. 63).
88. Вообще странно, что таможенники Исхак-хана, похоже, не проверяли содержимое сумок с товаром (иначе они обнаружили бы клад так же легко, как и деньги). Такая таможня — просто лафа для контрабандистов, и в ее реальность с трудом верится.
89. Байкова Н. Б. Из истории караванной торговли между Средней Азией и Северной Индией в XIX в. — Взаимоотношения народов Средней Азии и сопредельных стран Востока в XVIII — начале ХХ в. Ташкент, 1963. С. 178.
90. Dalton O. Op. cit. P. XIV.
91. Контекст употребления этих названий в самом подробном изложении событий третьей англо-афганской войны — 1100-страничном труде Л. Н. Соболева «Англо-афганская распря» — не позволяет понимать их иначе, как простые топонимы. Во всяком случае, если Бертон вкладывал в них другой смысл, он не стал бы употреблять эти термины без пояснений в разговоре с Долтоном — человеком, чуждым афганским делам.
92. Правда, в показаниях Вази ад-Дина (с. XIV) речь уже идет только о «гильзаях Хиса-рака и Джагдалака», что само по себе звучит более логично. Но противоречие этих показаний только что процитированному тексту опять-таки подозрительно.
93. Халфин Н. А. Ук. соч. С. 43-54.
94. Афганская хроника «Сирадж ат-таварих» называет их в числе племен, которые первыми осенью 1879 г. собрались под знамена лидера сопротивления — Мохаммед Джан-хана (Ромодин В. А. Ук. соч. С. 79).
95. Соболев Л. Н., Ук. соч. вып. 3. С. 374, 379-383.
96. Литвинский Б. А., Пичикян И. Р. Ук. соч. С. 19, прим. 7.
97. Соболев Л. Н. Ук. соч. Вып. 3. С. 374.
98. Dalton O. Op. cit. P. XV.
99. Cunningham A. Relics, 1881. P. 183. Е. В. Зеймаль также удивляется этому и пытается объяснить тем, что «через руки А. Каннингема прошли далеко не все предметы клада — намного больше было приобретено О. Фрэнксом» (Зеймаль Е. В. Амударьинский клад. С. 13, прим. 1). Но вряд ли та небольшая часть клада, которую вели купцы, была на порядок ценнее той, которую знал Каннингем.
100. Примерное курсовое соотношение фунта и рупии на 1880-1881 гг. выведено нами из приведенной Каннингемом общей стоимости клада в двух валютах.
101. Кертис Дж. Ук. соч. С. 26.
102. Там же. С. 24.
103. Там же.
104. Керзум П. П., Керзум А. П. Геоморфологические условия и реконструкция палеоэкологической обстановки в районе памятника Тахти-Сангин (на фоне территории Северной Бактрии — Тохаристана). — Приложение к: Литвинский Б.А., Пичикян И.Р. Ук. соч. С. 389.
105. «По всей вероятности, сравнительно с прежним и уровень воды в Аму-дарье значительно понизился; прежде легче было выводить воду из реки. От туркмен эрсари, населяющих ныне левый берег Аму-дарьи между Чарджуем и Карки, приходилось слышать, что с каждым годом они должны углублять арыки» (Покотило Н. Н. Ук. соч. С. 489-490).
106. Muscarella O. Op. cit. P. 264.
107. Минаев И. П. Ук. соч. С. 133.
108. Muscarella O. Op. cit. P. 263.
109. См. Holt F. Thundering Zeus. The Making of Hellenistic Bactria. Berkeley-Los Angeles-London, 1999. P. 78.
110. Muscarella O. Op. cit. P. 270-272.
111. Пичикян И. Р. Культура Бактрии. С. 84-88.
112. Muscarella O. Op. cit. P. 263.
113. Ibid. P. 261.
114. Пичикян И. Р. Возрождение Большого Клада Окса. С. 95.
115. Лишь один раз, в октябре 1879 г., англичане предприняли короткий рейд на Чари-кар, чтобы проверить, не идет ли пуштунским повстанцам подмога из-за Гиндукуша (MacGregor C. M. War in Afghanistan, 1879-80. The personal diary. Detroit, 1985. P. 178). В мае же 1880 г. «Чарикар занят враждебным англичанам военачальником» (Соболев Л. Н. Ук. соч. С. 375, ссылка на «The Times» от 23 мая 1880 г.)
116. Андреев М. С. По этнологии Афганистана. Долина Панджшир. (Материалы из поездки в Афганистан в 1926 г.). Ташкент, 1927. С. 10.
117. Пичикян И. Р. Возрождение Большого Клада Окса. С. 98-174.
118. Единого клада; имеется в виду Клад Окса.
119. Кладе Михо.
120. Там же. С. 104.
121. До сих пор в Бактрии раскопано всего три эллинистических храма (один в Тах-ти-Сангине и два в Ай-Ханум). Не следует также забывать, что Клад Михо вообще может не происходить из Бактрии (см. прим. 49)
122. См. описания их путешествий в цитированной выше книге И. П. Минаева.
123. Минаев И. П. Ук. соч. С. 146-147.
124. См. прим. 87.
125. Ромодин В. А. Ук. соч. С. 76.
126. Пичикян И. Р. Культура Бактрии. С. 52.
127. «.в 27 верстах» (Россия. Полное географическое описание нашего отечества. Т. 19. СПб., 1913. С. 737).
128. Бартольд В. В. Туркестан в эпоху монгольского нашествия. — Бартольд В. В. Сочинения. Т. 1. М., 1963. С. 122; Ставиский Б. Я. Кушанская Бактрия: проблемы истории и культуры. М., 1977. С. 64, 74, 93. Последний автор пытается возвести к античности также и Тахти-Кувадскую переправу (с. 74), однако единственным его аргументом служит находка возле нее Клада Окса и т.н. Кундузского клада (тогда как в действительности последний был найден в 1947 г. возле Кобадианской переправы, на афганском берегу — см. Le Berre M. Prospection a Khisht Tepe. — Annexe a: Curiel R., Fussman G. Le tresor monetaire de Qunduz. — MDAFA, t. XX. Paris, 1965, p.85. Тж. см. то же издание, planche LV).
129. Местный тип лодок.
130. Жуков Ф. Ук. соч. С. 47.
131. Там же.
132. В начале его книги (Быков А. Ук. соч. С. 1) опечатка — «1879 года», исправленная в списке опечаток на с. 84.
133. Там же. С. 1.
134. Описание — на с. 23. В конце издания приведены планы («карты») переправ, в т. ч. Кобадианской посвящена карта 2.
135. Там же. С. 66-67. Б. А. Литвинский и И. Р. Пичикян упоминают о книге Быкова и о ее молчании касательно Тахти-Кувадской переправы, однако не придают этому значения. (Литвинский Б. А., Пичикян И. Р. Ук. соч. С. 22, прим. 8).
136. В устье Сурхандарьи, близ современного Термеза. Другие источники называют ее Патта-Киссарской.
137. Лилиенталь. Гиссарское и Кабадианское бекства. 1889 г. //СМА. Вып. 57. СПб., 1894. С. 307, 311; Его же. Маршруты по Гиссарскому и Кобадианскому бекствам. — Там же. В первом из названных очерков он пишет (с. 307): «Переправ на этом участке Аму-дарьи имеется две: одна, так называемая Кабадианская..., другая близ Сурхана у Янги-арыка, по пути в Мазар-и-Шериф. Но, в сущности говоря, переправиться через Аму-дарью можно во многих местах, а переправ постоянных там лишь потому нет, что, по отсутствию здесь путей и селений, в них не встречается надобности. Переправиться можно везде, где берег не обрывист и где горы несколько отступают от реки, а таких мест много».
138. Батурин. Отчет об экспедиции в верховье р. Аму-Дарьи (1894 г.). //СМА. Вып. 64. СПб., 1896. С. 257.
139. Там же. С. 267.
140. Там же. С. 257.
141. Там же. С. 267.
142. Там же. С. 268.
143. Орановский В. А. Афганистан. Материалы для военно-статистического описания. Асхабад, 1895. С. 32.
144. Логофет Д. Н. На границах Средней Азии. Кн. 3. СПб., 1909. С. 51.
145. Там же. С. 54.
146. Новицкий В. Ф. Военно-географический очерк Афганского театра военных действий с подробным обзором операционных путей, ведущих через Афганистан. СПб., 1910. С. 38.
147. Россия. Полное географическое описание нашего отечества. Т. 19. СПб., 1913. С. 737.
148. Наибольшее значение имеют: «Карта верховьев Аму-Дарьи, составленная при Военно-Топографическом отделе Главного штаба по новейшим сведениям» (1885) и «Карта южной пограничной полосы Азиятской России», изданная тем же отделом в 1889 г. (Мы выражаем благодарность руководителю отдела картографии ГИМ И. К. Фоменко и сотруднику ГАРФ Н. К. Зверевой за предоставленную возможность ознакомиться с этими картами). Кроме того, мы пользовались картами, приложенными к указанной выше книге И. П. Минаева, а также к книге: Липский В. И. Горная Бухара. Ч. 3. СПб., 1905. «Перепр.» между «разв. Тахта-Каятъ» и устьем Вахша отмечена лишь на первой из 4-х карт.
149. Лилиенталь. Гиссарское и Кабадианское бекства. С. 307.
150. Его же. Маршруты.. С. 357-358.
151. У Лилиенталя (Маршруты.. С. 358), правда, названа цифра 31 Б версты (33,6 км), однако это противоречит не только всем современным картам (здесь и далее мы привлекаем современные данные карт: «Афганистан» (М., 1973) и «Таджикская ССР» из «Атласа мира» (М., 1985)), но и косвенным указаниям Быкова (Быков А. Ук. соч. С. 66).
152. Минаев И. П. Ук. соч. С. 147.
153. Быков А. Ук. соч. С. 67.
154. Bonvalot G. Du Caucase aux Indes a travers le Pamir. Paris, 1889. P. 201.
155. Русские путешественники в Афганистане (XIX век). Душанбе, 1988. С. 86.
156. Орановский В. А. Ук. соч. С. 32.
157. На карте 1885 г. на афганском берегу у Тахти-Кувадской переправы не отмечено начало ни одной дороги.
158. Новицкий В. Ф. Ук. соч. С. 38.
159. Конечно, хульмские ювелиры и их информаторы не пользовались современными картами, однако они могли видеть все это прямо на местности. Путешественник А.А.Семенов, проезжавший в 1898 г. вдоль северного берега Пянджа, — правда, много выше Тахти-Кувада по течению, близ Сарая (ныне поселок Пяндж) — пишет, что его проводник оказался выходцем из Кундуза и сумел показать на горизонте свою родину, хотя этот афганский город отстоит от Пянджа на 50 км. (Указанное Семеновым расстояние («верст пятьдесят») совпадает с показаниями современных карт). Семенов пишет: «Мудреного ничего нет, что город заметен на таком расстоянии. Помимо прозрачности воздуха, следует принять во внимание и то, что правый берег Аму-дарьи, на котором мы находились, в этом месте выше левого афганского берега на 1000 футов» (300 м). (Семенов А. А. Ук. соч. С. 107).
К этому нужно прибавить, что слева от Пянджа, как близ Сарая, так и в Кобадиане, простирается вплоть до предгорий Гиндукуша плоская и пустынная Бактрий-ская равнина, которую и в самом деле легко обозреть, поднявшись достаточно высоко в горы. Кундуз расположен на этой равнине, а Xульм еще удобнее с точки зрения обзора — на северном склоне хребта Шадиан, близ спуска с него на равнину. Ясно, что при таком расположении он на расстоянии в 40 км должен быть виден еще лучше, чем Кундуз — за 50 км. С другой стороны, правый берег Амударьи высок, и в частности в районе Айваджа к нему подступает хребет Туюнтау, с которого и мог открываться вид как на Кобадианскую переправу, так и на Xульм.
160. См. сноску 128.
161. Новицкий В. Ф. Ук. соч. С. 38.
162. Быков А. Ук. соч. С. 67.
163. Там же.
164. Жуков Ф. Ук. соч. С. 47.
165. Перевод П. Антокольского. (Цит. по: Низами. Пять поэм. М., 1968. С. 270).
166. Керам К. Боги, гробницы, ученые. М., 1986. С. 158.
167. Гиршман P. Религии Ирана от VIII в. до н. э. до периода ислама //Культура Востока. Древность и средневековье. Л., 1978. С. 72-73.
168. Быков А. Ук. соч. С. 23: «фарватер реки проходит посреди русла, немного ближе к левому берегу, так что у обеих его сторон образуются мели».
169. Правда, этот тигр еще мог оказаться в утраченной части клада. В Кладе Михо есть две серебряных фигурки тигров, вряд ли особенно запоминающиеся по сравнению с другими его предметами. (Пичикян И..P. Возрождение Большого Клада Окса. С. 191).
170. Дракона. Правда, испугавшись он сразу же закопал его обратно.
171. Дьяконов М. М. Ук. соч. С. 263.
172. Успенский Л., Шнейдер К. За семью печатями. М., 1958. С. 210.
173. Покотило Н. Н. Ук. соч. С. 490.
174. Жуков Ф. Ук. соч. С. 46-47; Логофет Д. Н. Ук. соч. С. 54.
175. Жуков Ф. Ук. соч. С. 46.
176. Кошеленко Г. А., Новиков С. В. О коропластике Маргианы эллинистического периода//Российская археология. 1999. №4. С. 54-64.
177. Зеймаль E. В. Амударьинский клад. С. 28-30.
178. Пичикян И. P. Культура Бактрии. С. 113-115.
179. Если не считать городища Саксанохур с кушанским дворцом, при постройке которого были использованы элементы декора более ранней греческой постройки.
180. Зеймаль E. В. Амударьинский клад. С. 28
181. Пичикян И. P. Культура Бактрии. С. 112.
182. Там же. С. 28.
183. Кошеленко Г. А., Новиков С. В. Ук. соч. С. 54-64.
184. Зеймаль E. В. Амударьинский клад. С. 27, 59, 63.
185. Пичикян И. P. Культура Бактрии. С. 61-67.
186. Наивно считать эти ножны принадлежавшими самому Астиагу только на том основании, что на них изображен царь в мидийском костюме и сделаны они в конце VII-VI в. до н. э. (Barnett R. The Art of Bactria and the Treasure of the Oxus. — Iranica Antiqua. Vol. 8. Leiden, 1968. P. 38-39). Царские изображения чаще всего изготавливались отнюдь не для самих царей. Никто еще не счел ножны с изображением Александра Великого, найденные в Тахти-Сангине (Пичикян И. P. Культура Бактрии. С. 183-189), принадлежавшими самому Александру.
187. Зеймаль E. В. Амударьинский клад. С. 51 слл.
188. Green A. The Gold Plaques of the Bactrian Treasure //Treasures of Ancient Bactria. P.
225. См. Her., I, 135.
189. Уилбер Д. Персеполь. М., 1977. С. 70. Сходство действительно велико; в этом можно убедиться, просмотрев воспроизведения персепольских изображений «мидийцев» (вельмож в указанном костюме) и бактрийцев на сайтах www.uchicago.edu/OI/ MUS/PA/RAN/PAAI/IMAGES/PER/APA/1 F10 4.html и www.uchicago.edu/OI/MUS/ PA/RAN/PAAI/IMAGES/PER/APA/1 E6 4.html.
190. Пичикян И. P. Культура Бактрии. С. 84-85.
191. Там же. С. 77-78.
192. Литвинский Б. А., Пичикян И. P. Ук. соч. С. 353.
193. Grenet F. L'onomastique iranienne а Аї Khanoum. Bulletin de correspondance hellenique. T. CVII. Paris, 1983. P. 376; Литвинский Б. А., Пичикян И. P. Ук. соч. С. 314.
194. Пичикян И. P. Культура Бактрии. С. 69-70. Бляха — №41 по каталогу Долтона.
195. Там же; Barnett R. Op. cit. P. 37; Зеймаль E. В. Амударьинский клад. С. 49. Бляха №40.
196. Пичикян И. P. Культура Бактрии. С. 69-70; Зеймаль E. В. Амударьинский клад. С. 49.
197. Зеймаль E. В. Амударьинский клад. С. 43-45.
198. Curiel R., Schlumberger D. Tresors monetaires d'Afghanistan//MDAFA. T. XIV. P., 1953. P. 32.
199. Дандамаев М. А., Луконин В. Г.Культура и экономика древнего Ирана. М., 1980. С. 267.
200. Curiel R., Schlumberger D. Op. cit. P. 11.
201. Ibid. P. 32-40.
202. Ibid. P. 51-53.
203. Ibid. P.15-16; Дандамаев М. А., Луконин В. Г. Ук. соч. С. 204-205.
204. Дандамаев М. А., Луконин В. Г. Ук. соч. С. 206-207. Удивительно, что Е. В. Зеймаль был знаком со всеми этими фактами, и тем не менее писал (Амударьинский клад. С. 21): «Исследование Д. Шлюмберже о Кабульском кладе показало в частности, что денежное обращение существовало в развитом виде главным образом в самых западных владениях Ахеменидов, в центральной же части и, тем более, в самых восточных районах империи серебро обращалось не как монета, а по весу; для восточных областей державы Ахеменидов в V-IV вв. до н. э. вряд ли можно предполагать и обращение золота в монетной форме. Итак, можно утверждать, что большинство монет клада ахеменидской эпохи вряд ли попало в Бактрию во время ее вхождения в состав империи Ахеменидов.».
Непонятно, при чем здесь «обращение золота» — ведь среди 59 доэллинистиче-ских монет Клада Окса имеется лишь 8 золотых дариков и 1 золотая гекта сатрапа Карии Пиксодара, остальные 50 монет — серебряные (там же. С. 72-74). Отсутствие золота в Кабульском кладе еще никак не может означать полное отсутствие его хо-
ждения на востоке Ахеменидской державы в ту эпоху (testis unus — testis nullus), да и вообще этот клад, найденный на территории Индии, не обязательно должен полностью отражать также и ситуацию с денежным обращением в Бактрии. Наконец, совершенно очевидно, что в эллинистическую эпоху монеты далеких греческих полисов и Ахеменидской державы, тем более, не могли играть в Бактрии роль официальных денег. В любом случае эти монеты должны были ходить в Бактрии «по весу», если воспользоваться выражением Зеймаля.
205. 78% — 394 монеты из 508 (13 монет, чеканеных позднее царствования Евтидема I, мы не признаем относящимися к кладу — см. ниже).
206. Зеймаль E. В., Монетные находки Тахти-Сангина (реестр). — Приложение к Литвинский Б. А., Пичикян И. P. Ук. соч.
207. Пичикян И. P. Возрождение Большого Клада Окса. С. 95.
208. Bopearachchi O. The Miho Museum Coin Collection. — Treasures of Ancient Bactria. P. 222.
209. Там же. С. 223.
210. Зеймаль E. В. Монетные находки.. С. 266. См.: Eго же. Греко-бактрийские монеты в нумизматическом собрании АН Таджикской ССР. — Прошлое Средней Азии. Душанбе, 1987. С. 198.
211. Зеймаль E. В. Амударьинский клад. С. 19-20.
212. Пичикян И. P. Культура Бактрии. С. 55.
213. Зеймаль E. В. Амударьинский клад. С. 32.
214. Литвинский Б. А., Пичикян И. P. Ук. соч. С. 29 слл.
215. Dalton O. Op. cit. P. 20.
216. Клад полностью воспроизведен в цитированном издании «Treasures of Ancient Bactria».
217. Баграм (древняя Капиша) находится в устье Панджширской долины, где, согласно Пичикяну, найден Клад Михо.
218. Ср. упоминание Пичикяна о «купцах из Мазар-и Шарифа» (этот город находится всего в 20 км от Балха), будто бы ограбленных жителями Панджширской долины.
219. Батурин. Ук. соч. С. 257. Об этом же пороге пишет Ф. Жуков (Ук. соч.. С. 47). Он указывает точное расстояние от него до Тахти-Кувада — 24 версты (26 км).
220. См. Быков А., Ук. соч. Карта 2.
221. Ставиский Б. Я. Кушанская Бактрия. С. 64, 74.
222. Керзум П. П., Керзум А. П. Ук. соч. С. 386.
223. Даты правления по: Bopearachchi O. Monnaies greco-bactriennes et indo-grecques. Paris, 1991, tableau 5.
224. Curiel R., Fussman G. Op. cit. P. 9-13, 59-60.
225. Буквальный перевод названия «Xишт-тепе».
226. Le Berre M. Op. cit. P. 85.
227. Быков А. Ук. соч. С. 23, карта 2; Curiel R., Fussman G. Op. cit., planche LV.
228. Логофет Д. H. Ук. соч. С. 51-52.
229. Покотило Н. Н. Ук. соч. С. 484.
230. См. карту Б. Я Ставиского (Ставиский Б. Я. Кушанская Бактрия. С. 60).
231. Дьяконов М. М. Ук. соч. С. 272-286; Забелина Н. Н. Раскопки на городища Ка-лаи-Мир //Материалы и исследования по археологии СССР. М.-Л., 1954. №37. С. 295-301.
232. Ставиский Б. Я. Кушанская Бактрия. С. 62.
233. Дьяконов М. М. Ук. соч. С. 275.
234. Зеймаль Т. И. Позднекушанские слои в Южном Таджикистане. — Центральная Азия в кушанскую эпоху. Т. 2. М., 1975. С. 267-269. Еще ранее хронология Дьяконова подверглась критике со стороны Ю. А. Заднепровского и В. М. Массона (Заднепров-ский Ю. А., Массон В. М. Новые материалы по археологии Таджикистана //ВДИ.
1955. №1. С. 84) и А. М. Мандельштама (Мандельштам А. М. Кочевники на пути в Индию. М.-Л., 1966. С. 146-148). Однако конкретная альтернатива ей, предложенная
Мандельштамом (там же) позднее подверглась обоснованной критике со стороны И. Р. Пичикяна (Пичикян И. Р. Культура Бактрии. С. 141).
235. Денисов Е. Раскопки в Дангаринском и Кобадианском районах //Археологические работы в Таджикистане. Вып. 19. Душанбе, 1986. С. 161-162.
236. Ставиский Б. Я. Кушанская Бактрия. С. 62.
237. Керзум П. П., Керзум А. П. Ук. соч. С. 386.
238. Ставиский Б. Я. Судьбы буддизма в Средней Азии. М., 1998. С. 90.
239. Перевод Ф. Г. Мищенко.
240. Зеймаль Е. В. Амударьинский клад. С. 29-30, 36-37, 44.
I.N.KOROVCHINSKIJ
THE OXUS TREASURE: ON THE QUESTION OF PLACE AND CIRCUSTANCES FOR THE FINDING
This article is dedicated to the problem of the origin of the Oxus Treasure. The author shares B. Litvinsky and I. Pichikyan opinion, who consider the treasure to be extracted in antiquity from a temple depository and buried into earth in order to save it from possible pillage. But he does not accept the localisation of the temple at Takht-i Sangin, proposed by the mentioned authors. The detailed analysis of the archaeological and traditional written (XIXth century) sources, as well as the attraction of the new ones (geographical descriptions and maps of the upper Amu Darya region, made in the late XIXth — early XXth centuries) shows that the temple was situated either at Kala-i Mir (Tadjikistan) or at Khisht Tepe (Afghanistan), and the inhumation may be dated by the time of Euthydemus
I, when Bactria was threatened by nomads. In 1878 the river flood washed the treasure from the bank and brought it to the environs of Aivaj village, where it was found by parts and sold to the jewellers in Khulm (Afghanistan). The latter in their turn sold it to different people in India and Afghanistan, including the well-known British collectioners.
В.А.ГАИБОВ (Москва) РАННЕЭЛЛИНИСТИЧЕСКАЯ КЕРАМИКА МАРГИАНЫ
Видимо, самым малоизученным периодом в истории Маргианы является эллинистический. Не случайно этому периоду посвящено так мало специальных исследований1. Однако в последнее время ситуация начинает изменяться к лучшему. Связано это в первую очередь с появлением ряда публикаций находок монет эллинистического времени, которые создают твердую базу для всех исследований этого периода2. Благодаря этим работам твердо установлено, что Маргиана не только вошла в состав государства Селевкидов, но и на протяжении примерно столетия составляла часть Греко-Бактрийского царства. Тем самым мы можем с полным правом рассматривать историю и культуру Маргианы в рамках истории и культуры Греко-Бактрии в целом.
В первую очередь такой подход оправдан при исследовании материальной культуры. Соответственно, в данной статье предполагается рассмотреть проблему раннеэллинистической керамики Маргианы как определенный показатель характера культуры населения Мервского оазиса в это время. Данная проблема, насколько нам известно, специально не изучалась. В литературе имеются лишь отдельные,