CC BY
35УДК 902+519
DOI 10.24412/2658-5960-2021-31-142-161
Ирина Сергеевна Жущиховская1
irina1zh@mail.ru
КЕРАМИКА ПЕРИОДА МУМУН В КОРЕЕ: НЕКОТОРЫЕ АСПЕКТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ2
Задача статьи — ввод в научный оборот материалов по характеристике керамики из памятников периода Мумун (бронзового века) на п-ове Корея. Информационная база исследования — англоязычные публикации и результаты непосредственного знакомства с коллекциями археологических памятников. Рассматриваются две основные группы посуды: утилитарная («грубая») и неутилитарная краснолощёная керамика. Данные группы различны по технико-технологическим, морфологическим, декоративным признакам и по своим функциям. Они отражают дифференцированный характер гончарных навыков и стандартов и показывают новый уровень развития керамического производства в сравнении с предшествующей неолитической эпохой. Ключевые слова: период Мумун, археологическая керамика, технологические приёмы, морфология и декор сосудов, утилитарная посуда, неутилитарная посуда.
Irina S. Zhushchikhovskaya1
irina1zh@mail.ru
MUMUN POTTERY IN KOREA: SOME RESEARCH ASPECTS
The purpose of article is to present data on ceramic wares from archaeological sites of Mumun period (Bronze Age) at Korea peninsular. Research base: English language publications and the results of direct study of ceramic collections from some Mumun sites. Two main groups of pottery are considered — utilitarian ("coarse") ware and non-utilitarian ("red-polished") ware. These groups are differing in their technique-technological, morphological, decoration and functional patterns. They reflect differentiated character of pot-making skills and standards, and demonstrate new advanced level of ceramic wares production in the comparison with Neolithic epoch.
Keywords: Mumun period, archaeological ceramics, technological ways, pottery morphology and decoration, utilitarian wares, non-utilitarian wares.
1 Институт истории, археологии и этнографии народов Дальнего Востока ДВО РАН, Владивосток, Россия. ,-Institute of History, Archaeology and Ethnology of the Peoples of the Far East, FEB RAS, E Vladivostok, Russia. ^
2 Исследование выполнено при поддержке гранта РФФИ № 18-09-40101 и гранта РНФ № 20-18-00081. £ Автор благодарит дирекцию Государственного музея Чжинджу, дирекцию Центрального института культурного наследия в г. Тэджон, дирекцию Института куль- го турного наследия Канвон за любезное разрешение ознакомиться с материалами
из памятников периода Мумун. Также автор выражает искреннюю благодарность з профессору Чжун Сук-Бэ за организационную и техническую помощь в работе I? с материалами исследования.
В корпусе археологических источников, относящихся ко времени появления металла на территории Восточной Азии, заметное место занимают памятники периода Мумун, терминологического аналога бронзового века на Корейском п-ове (около 1500—300 л. до н.э.). Эти памятники, содержащие свидетельства важных изменений в технологиях, хозяйстве и обществе, представляют информационную ценность для объяснения культурно-исторических процессов древнего населения Восточной Азии (Bale, Ko 2006; Norton 2007; Nelson, Neu 2013; Mizoguchi 2013: 53—103; Bae, Kim 2015; Barnes 2015: 255—269; Kim 2015; Nesterkina et al. 2017; Leipe et al. 2020).
Ареал памятников периода Мумун занимает весь полуостров. Памятники, введённые в научный оборот, в большинстве своём находятся на его южной половине (Nelson 1963: 110—113; Norton 2007: fig. 5c). В настоящее время выделяют ранний (1500—850 л. до н.э.), средний (850—550 л. до н.э.) и поздний этапы периода Мумун (Bale, Ko 2006). Они отражают общую динамику перехода от неолита к эпохе раннего металла и утверждение новых технологических, хозяйственных, социальных ориентиров. Первые свидетельства знакомства с бронзой датированы второй половиной раннего этапа (ранний Мумун), около XI—X в. до н.э. (Yi Kun-moo 2007). К этому времени относят и начало становления технологии рисоводства в Корее, которая, как и новая гончарная традиция, рассматривается в контексте культурного взаимодействия с населением соседних территорий материковой Восточной Азии (Miyamoto 2016). Средний этап (средний Мумун) — время дальнейшего освоения металла, утверждения земледельческой модели хозяйства на основе рисоводства, развития социальной структуры, что нашло отражение в формировании комплекса престижных артефактов, специализированных производств, усложнении поселенческих стратегий. На позднем этапе (поздний Мумун) завершается сложение комплексного общества со всеми его характерными чертами (Bale, Ko 2006; Barnes 2015: 266—269).
Массовой категорией артефактов на памятниках Мумун, представленных поселениями и могильниками, является керамическая посуда. Минимализм декора послужил в своё время основой выделения традиции, отличной от богато орнаментированной керамики предшествующего неолитического периода Чульмун. Корейский термин «Мумун» обозначает простую (грубую) неорнаментированную керами-^ ку (Nelson 1993: 116). Гончарная традиция Мумун представляет собой I сложное, неоднозначное явление. Керамика памятников разных районов Кореи и разного возраста имеет свою специфику наряду с общими чер-g тами. В англоязычных публикациях корейских, японских, американских, g европейских авторов различные аспекты гончарной традиции Мумун g рассматриваются, прежде всего, в контексте актуальных проблем археологии и культурной истории Кореи и других районов Восточной Азии g конца 2—1 тыс. до н.э. (Nelson 1963: 110—163; Bale, Ko 2006; Barnes 2015: E 255—284; Miyamoto 2016; etc.).
Археологические материалы периода Мумун интересны и в связи с изучением синхронных памятников эпохи палеометалла на юге Дальнего Востока России — региона, непосредственно соседствующего с Корейским полуостровом. Публикации российских авторов, касающиеся памятников бронзового века Кореи, или периода Мумун, единичны, а имеющийся в них объём информации о керамических комплексах очень ограничен (Пак 1979: 61; Nesterkina et а1. 2017). Поэтому задача знакомства русскоязычной профессиональной аудитории с материалами по керамике памятников Мумун представляется нам актуальной.
МАТЕРИАЛЫ И МЕТОДЫ ИССЛЕДОВАНИЯ
Материалами для исследования послужили англоязычные монографии, статьи, музейные каталоги, содержащие информацию о керамике периода Мумун, и результаты непосредственного знакомства с керамическими коллекциями некоторых памятников южной половины Корейского полуострова (рис. 1).
Памятники относятся к раннему и среднему этапам (Кённам гогоха-кенгусо 2003; Джунан мунхва джэёнгувон 2015; Джунан мунхва джэёнгу-вон 2016; Джунан мунхва джэёнгувон 2017; Gangwon Research Institute of Cultural Properties 2019). Коллекции, доступные для изучения, представляют небольшую выборку наиболее выразительных образцов керамики из каждого памятника (табл. 1). Работа с материалами включала визуальный осмотр с использованием бинокулярной лупы для фиксации признаков формовочных масс, технических приёмов формовки, обработки поверхности, режима обжига. Морфологические характеристики, доступные для определения, — размеры, контур и пропорции целых и фраг-ментированных изделий. Отмечались технические приёмы выполнения
Общая характеристика материалов
Название памятника Тип памятника Датировка Место хранения археологической коллекции 1
Аураджи Поселение Ранний Мумун Институт культурного наследия пров. Канвон-до, г. Чхунчхон
Джигымдон I Поселение Ранний Мумун Центральный институт культурного наследия, г. Тэджон
Ёёомри Поселение Ранний Мумун, 2940 л.н.
Карэуль Поселение Средний Мумун, 2760—2550 л.н.
Игымдон Поселение, могильник Средний Мумун, 2490±40 Государственный музей Чжинджу, г. Чжинджу
Примечание: на памятнике Джигымдон I верхний культурный слой представлен ний культурный слой представлен могильником эпохи Чосон.
о
Рис. 1. Карта археологических памятников периода Мумун, рассматриваемых в статье: 1 — Аураджи, 2 — Джи-гымдон I, 3 — Карэуль, 4 — Ёёомри, 5 — Игымдон
Таблица 1
исследования
Состав исследованных коллекций керамики
Целые сосуды, шт. Нижние части сосудов, шт. Верхние части сосудов, шт.
12 — —
2 —
1 — 2
3 2 2
4 12 3
могильником эпохи Трёх Царств; на памятнике Карэуль верх-
и композиционная структура орнаментального декора — в тех случаях, когда он присутствовал. Аналитические исследования, предполагающие нарушение целостности фондовых экспонатов, не проводились. Результаты, полученные путём непосредственного наблюдения, дополняют и уточняют данные публикаций.
РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ
Наиболее примечательной особенностью керамических комплексов периода Мумун является присутствие двух групп посуды, различающихся по технико-технологическим и морфологическим признакам и имеющих разное функциональное значение. Первая группа условно обозначается как «грубая посуда» [coarse ware], вторая — «краснолощёная посуда» [red-polished ware] (Nelson 1993: 116-125; Kim, Gwan Gu 2001: 36-39; Bale, Ko 2006; Rha 2006: 19-23; Barnes 2015: 262; etc.).
Грубая посуда. Материалы публикаций позволяют выделить комплекс технологических признаков, которые являются общими для грубой посуды памятников разных этапов Мумун и отличают её от неолитической керамики Чульмун. Признаки касаются состава формовочной массы, приёмов формовки и обработки поверхности сосудов.
Характерно присутствие в керамическом черепе большого количества крупнозернистых минеральных включений, в частности кварца. Следствием являются толстые массивные стенки, шероховатая поверхность и общее впечатление небрежности изготовления. При этом в публикациях нет конкретных сведений о составе формовочной массы, определённом с помощью методов минералогии и петрографии (Nelson 1993: 117; Rha 2006: 19; Peregrine, Ember 2001: 257).
Изделия изготовлялись способом ручной лепки без использования вращающихся устройств. По графическим реконструкциям можно предполагать формовку ёмкостей из жгутов или нешироких лент-колец, которые стыковались между собой с наружной стороны изделия (Nelson 1993: 117, fig. 5.2). Использование для формовки лент с наружной стыковкой отмечается уже для памятников раннего этапа Мумун как одно из важных отличий от керамики Чульмун, изготовлявшейся спирально-жгутовым налепом (Miyamoto 2016).
Можно проследить определённую эволюцию в оформлении донной части керамических ёмкостей. Для керамики из отдельных, наиболее ран- g них, памятников юго-востока полуострова исследователи отмечают узкое, скруглённое, с лёгким уплощением дно, напоминающее донья неоли- g тических сосудов (Nelson 1993: 117). Однако уже на раннем этапе Мумун § устойчивое плоское дно становится обычным для грубой посуды. На па- g мятниках среднего и позднего Мумун грубая керамика всегда плоскодонная. Есть интересные наблюдения о том, что плоское дно конструирова- ^ лось путём присоединения диска-«лепёшки» из пластичной массы к уже ё
сформованному круглому дну. По опубликованным фото и графическим материалам можно заметить и такую интересную особенность, как наличие уступа-«пьедестала», отделяющего плоский участок дна от стенок тулова (Nelson 1993: 119—120).
В качестве характерного признака обработки поверхности грубой керамики исследователи называют присутствие следов выравнивания стенок, особенно изнутри, при помощи твёрдого, вероятно деревянного, орудия с неровным (зубчатым?) рабочим краем. Данный признак появляется уже на раннем этапе гончарной традиции Мумун (Misaka, Wakabayashi 2011; Barnes 2015: 320; Miyamoto 2016).
Информация об обжиге посуды носит достаточно общий характер. Цветовое разнообразие керамики — от «тёплых» тонов до тёмно-серой окраски — объясняется технологическими различиями в термообработке (Nelson 1993: 117). Есть мнение, что уже на раннем этапе Мумун посуда обжигалась в примитивных печных устройствах, в отличие от кострового обжига посуды Чульмун (Miyamoto 2016). Имеются сведения об обнаружении на памятниках позднего Мумун вероятных следов простейших ямных печей, температура обжига в которых составляла 573—870 °С (Barnes 1992: 107). В некоторых публикациях приводятся температурные значения 800—900 °С, однако без аналитической аргументации (Rha 2006: 19).
С точки зрения общей морфологии грубая керамика на памятниках разных этапов Мумун представлена в основном сосудами конической формы, с широким устьем, и сосудами с суженными к устью стенками и яйцевидным туловом. Но встречаются также чаши, сосуды со сложной профилировкой, округлым туловом и шейкой, сосуды на поддоне, сосуды с ручками. В целом можно говорить о морфологическом разнообразии керамики Мумун, однако в публикациях нет детального анализа форм посуды (Nelson 1993: 117; Rha 2006: 18—21; Kim, Gwan Gu 2001: 36—38). В большинстве случаев грубая посуда не имеет декора, но на ряде памятников встречаются сосуды с прочерченным геометрическим орнаментом на шейке или плечиках тулова. Есть примеры декорирования устьевой зоны горизонтальным рядом сквозных отверстий, аппликатив-ным «карнизом», вдавлениями по верхней кромке венчика. Морфология и декор керамики разных памятников показывают определённое варьирование, что служит основой выделения стилей, или типов, керамики Мумун (Nelson 1993: 117—123; Nesterkina et al. 2017). g Для грубой посуды предполагаются утилитарные функции. Возмож-
но, сосуды с вместительным туловом служили для хранения запасов g (Rha 2006: 21). Существует точка зрения о кухонном предназначении по-g суды с грубозернистыми примесями кварца. Появление такой техноло-2 гии в изготовлении глиняных ёмкостей связывается с развитием рисоводства в раннем и среднем Мумун, изменениями в модели питания и, как й следствие, с новыми требованиями к кухонной посуде (Mizoguchi 2013: £ 67—69).
По результатам нашего знакомства с керамикой из памятников раннего и среднего Мумун были диагностированы две группы посуды, разные по своим характеристикам. Основной группой является грубая посуда, представленная на всех памятниках.
Формовочная масса изделий на всех памятниках однотипная, состоит из ожелезненной глины и минеральных включений с грубозернистой текстурой, отчётливо видимой на поверхности и в изломе образцов. Минеральные включения составляют до 25—35% объёма формовочной массы, их размер варьируется в основном от 1,0 до 3,0—4,0 мм, иногда составляет 5,0—8,0 мм. Состав непластичных включений керамики всех памятников имеет определённое сходство и соответствует, предположительно, дресве гранитов: преимущественно угловатые породные обломки, кварц, полевые шпаты (часто каолинизированные), слюда. В ряде случаев зёрна включений имеют хорошо выраженные резко угловатые очертания, что, скорее всего, является результатом операции дробления. По совокупности признаков можно с большой вероятностью говорить об искусственном характере крупнозернистой минеральной примеси в формовочной массе. Известно, что гранитоидные породы очень широко распространены на Корейском полуострове, в частности в его южной половине, и вполне могли служить сырьём для древних гончаров (Tsusue et al. 1987). Добавим, что гранитная крупнозернистая примесь является одним из лучших видов искусственных добавок к формовочной массе для изготовления кухонной керамики (Müller et al. 2009).
Бинокулярное исследование керамических образцов не выявило признаков органических добавок в виде отпечатков, пустот, оставленных выгоревшей растительностью либо разложившимися фрагментами раковин моллюсков и т.п. Также нет отчётливых свидетельств использования в качестве примеси к формовочной массе шамота (дроблёной керамики).
Конструктивными элементами для изготовления сосудов были узкие ленты или жгуты, расплющенные в ленту в процессе формовки. На внутренней, реже внешней, поверхности сосудов видны концентрические стыковочные «швы» с расстоянием между ними 3,0—4,0 см. Ориентация «швов» в основном горизонтальная — это позволяет предполагать, что жгут/лента замыкался в кольцо. Есть случаи (памятник Аураджи), когда на отдельных участках линии «швов» образуют небольшой наклон, что может свидетельствовать об использовании элементов спирального налепа. Отдельные образцы со следами растрескивания по спаям позволяют ви- ^ деть, что ленты соединялись одна с другой с наружной стороны изделия g (рис. 2). Толщина стенок ёмкости тулова обычно составляет 0,6—0,8 см, варьируя на разных участках. g
В исследованных коллекциях представлена только плоскодонная по- § суда. Общей тенденцией является оформление дна с более или менее вы- g раженным «пьедесталом», или уступом, на котором снаружи часто виден горизонтальный ряд пальцевых оттисков (рис. 3). Представляют интерес ^ детали моделирования подобных доньев. Базовой заготовкой служила ё
чашечка со слегка уплощённым дном, к которому снизу дополнительно присоединялась плоская лепёшка (рис. 4). В процессе моделирования наружная сторона дна уплощалась, по внешней окружности примазывался дополнительный жгут или лента. Линия внешней окружности дна имеет асимметричный, небрежный контур. Изнутри зона соединения дна со стенками тулова укреплялась дополнительной примазкой глины, которая уплотнялась при помощи шпателя, — об этом свидетельствуют наклонные или горизонтальные вдавления от рабочего края инструмента по внутренней окружности дна. Толщина стенки в месте соединения с дном составляет до 1,0 см и более. Диаметр внешней окружности доньев варьируется в основном от 7,0 до 12,0 см. Отметим присутствие на памятнике Карэ-уль доньев с пробитым в них (после обжига) круглым отверстием (рис. 5).
Поверхность грубой керамики производит общее впечатление небрежной отделки. При этом достаточно часто отмечаются свидетельства обработки стенок с помощью орудий, оставлявших бороздчатые следы. На внутренней стороне сосудов из Аураджи хорошо видны концентрические ряды вертикальных или наклонных прочёсов, вероятно, деревян-
1 ным инструментом с тупым зубчатым краем (рис. 6). На керамике Карэуль бороздки от деревянной щепы или пучка жёсткой травы имеют снаружи
2 вертикальное и наклонное направление, изнутри — горизонтальное.
| Обмазывание стенок глинисто-водной эмульсией использовалось, как
го полагаем, эпизодически. Часто стенки лишь слегка замывались или затирались. Такая обработка не скрывала крупных минеральных включе-^ ний. На серии образцов из Игымдон с внешней стороны отмечен одно-Ё родный по текстуре слой коричневого цвета толщиной до 1 мм, отличный
Рис. 5. Утилитарная посуда. Дно сосуда с пробитым отверстием
Рис. 4. Утилитарная посуда. Дно сосуда с признаками конструирования из двух частей. Игымдон
Рис. 6. Утилитарная посуда. Фрагмент сосуда со следами обработки зубчатым орудием на внутренней стороне. Аураджи ^
от грубозернистой массы черепа жёлтых тонов. Слой покрыт сеткой мельчайших трещин, что свидетельствует о слабой «сцепке» с черепом. Вероятно, для обмазки использована глина, отличная от той, из которой формовались сосуды. На серии сосудов из Аураджи слой обмазки достаточно плотный и равномерный, по цвету не отличим от черепа.
Относительно обжига гончарных изделий можно сказать следующее. Для керамики всех памятников, кроме Аураджи, характерна грязновато-жёлтая, светло-коричневая, блекло-оранжевая окраска поверхности и излома, относительно равномерная на всю толщину стенок от дна до устья. Это указывает на возможность обжига в каких-то специальных устройствах, более сложных, чем обычный костёр. Однако звук при простукивании глухой, что свидетельствует о неполном спекании черепа и о том, что температурный порог продолжительного обжига, вероятно, не превышал 850 °С. Сосуды из Аураджи в основном тёмного, серо-чёрного цвета на поверхности и в изломе. Судя по равномерности окраски на всю высоту изделий, можно предполагать целенаправленное использование приёма «дымления», когда после первичного обжига в окислительной среде изделия выдерживаются в течение определённого времени в дымной атмосфере, насыщенной «твёрдым» углеродом. Одним из возможных вариантов создания таких условий термообработки является обжиг в яме (Жущиховская 2012).
Выделим основные морфологические модели грубой керамики. Модель ёмкости без выделенной горловины представлена на всех памятниках. В зависимости от соотношения высоты и максимального диаметра различаются два варианта: у одного высота превосходит максимальный диаметр либо почти равна ему, у второго максимальный диаметр заметно превосходит высоту. Стенки сосудов в большинстве случаев образуют усечённо-конический контур. Есть пример вертикальной ориентации стенок средней и верхней частей тулова. Приустьевая зона и устье оформлялись из верхнего жгута/ленты тулова. Венчик слегка утончён и плавно скруглён либо уплощён по краю («обрезу»). Модель ёмкости без горловины представлена небольшими изделиями, высотой 7,5—13 см, и более крупными сосудами, высотой до 30—37 см (рис. 7).
Модель ёмкости со слабо выделенной горловиной характеризуется лёгким сужением стенок в верхней части, отделяющим устье от тулова (рис. 8). Сосуды этой модели, серийно представленные на памятнике Аураджи, имеют высоту до 43,0—47,0 см.
§ Модель ёмкости со сложной структурой представлена экземплярами
верхних частей из памятников Ёёомри и Игымдон (рис. 9). Сосуды имеют
2 объёмное тулово с выпуклыми плечиками и чётко выделенную горловину
1 с шейкой цилиндрического или слегка воронковидного контура. Эта струк-
2 турная часть формовалась отдельно из двух или трёх узких жгутов/лент и насаживалась на тулово «встык». Место насадки укреплялось примазкой
^ глинистой массы изнутри и снаружи. У сосудов из Ёёомри зона устья сна-
Ё ружи оформлена дополнительной аппликацией в виде уплощённой ленты.
1, 2 — Аураджи, 3 — Игымдон
Грубая посуда показывает единичные примеры декоративного оформ- § ления. Два сосуда с хорошо выделенной горловиной из Ёёомри украшены узором «горизонтальный зигзаг», прочерченным по ленточному бор- 2 дюру вдоль устья (рис. 9: 2). На сосуде со слабо выделенной горловиной § из жилища № 38 памятника Аураджи внешняя сторона устья опоясана ря- ^ дом наклонных насечек. Условно к декору можно отнести горизонтальный ряд круглых отверстий вдоль устья на одном сосуде из Игымдон. Отвер- ^ стия проделаны с внутренней стороны сосуда до обжига. ё
Краснолощёная посуда. Судя по материалам публикаций, изделия этой категории особенно характерны для памятников среднего и позднего Мумун и составляют выразительный контраст грубой керамике. Исследователи отмечают высокое качество и тщательность изготовления сосудов, поверхность которых покрыта тонким слоем охристой краски и часто лощена до зеркального блеска, но при этом никогда не имеет орнамента. В большинстве случаев это сосуды небольшого или среднего размера с чётко выделенной горловиной, приземистым округлым туловом и плавным, скруглённым контуром донной части, иногда отмечаются изделия в виде чаш. Краснолощёная посуда обычно является элементом погребального инвентаря в захоронениях, но иногда присутствует и в жилищах на поселениях. В противоположность грубой посуде эти изделия носят неутилитарный характер, интерпретируются как престижная или ритуальная посуда, являвшаяся продуктом специализированного производства в среднем и позднем Мумун (Nelson 1993: 123; Bale, Ko 2006; Rha 2006: 21; Kim 2001: 39; Gyeongnam Development Institute 2007; Yeongam Institute of Cultural Properties 2007).
Керамика, которая может быть сопоставлена с краснолощёной посудой, в исследованных нами коллекциях представлена двумя целыми и од-I ним фрагментированным сосудом из памятника Игымдон (рис. 10), одним фрагментированным сосудом из памятника Карэуль. Формовочная мас-g са имеет тот же состав, что и у грубой керамики, но более тонкую тексту-g ру непластичных минеральных включений. Максимальный размер зёрен го не превышает 1,0—2,0 мм. Толщина стенок — 3,0—4,0 см. На поверхности сосудов следы формовки не диагностируются. Возможно, изделия были изготовлены из жгутов или лент, как и сосуды первой группы, но по Ё морфологии они заметно отличаются. Это ёмкости с чётко выделенной
Рис. 10. Неутилитарные («краснолощёные») сосуды. Игымдон
горловиной и приземистым туловом, очень низкой линией максимального диаметра. Горловина оформлена в виде цилиндрической шейки или невысокого воронковидного раструба. У целых изделий высота и диаметр ту-лова составляют до 20 см, диаметр устья — до 11,0 см. Донная часть ёмкости структурно не отделена от тулова. Уплощённый участок, делающий ёмкость устойчивой, переходит в стенки тулова плавной линией, без углов и уступов. Нельзя исключать возможность применения шаблона для формовки. По данным экспериментальных исследований, ёмкость с «провисающим» контуром тулова может быть сформована набивкой глины на шаблон — тканевый мешочек с песком (Глушков 1996: 238).
Стенки сосудов из Игымдон снаружи и изнутри тщательно выровнены и покрыты слоем обмазки красных тонов, резко контрастирующих по цвету с черепом. Обмазка приготовлена, очевидно, на основе охристого пигмента. У сосуда из Карэуль очень гладкая поверхность с обмазкой либо тщательной замывкой, но без специального красочного покрытия. Обжиг изделий проходил в окислительном режиме. Окраска тёплых тонов во всех случаях равномерная, без признаков случайного или преднамеренного задымления. Подчеркнём, что ни в одном случае не отмечены признаки обработки поверхности лощением.
ОБСУЖДЕНИЕ РЕЗУЛЬТАТОВ
Как можно заключить из материалов публикаций и результатов непосредственного знакомства с коллекциями археологических памятников, керамические комплексы периода Мумун представляют очевидный контраст керамике предшествующего неолитического периода Чуль-мун. Это касается всех аспектов, характеризующих готовый гончарный
го <
продукт, — технико-технологического, морфологического, декоративного. Отметим наиболее существенные, на наш взгляд, особенности, определяющие специфику керамики Мумун.
Эта традиция носит дифференцированный характер, включая два различных по составу блока навыков и стандартов, соотносимых с двумя категориями посуды — утилитарной (грубой) и неутилитарной (краснолощёной). Подчеркнём, что формирование стандартов изготовления неутилитарной посуды и, соответственно, дифференцированного характера гончарства, началось в конце раннего Мумун и динамично развивалось на протяжении последующих этапов синхронно с освоением и распространением рисоводства и раннего металла, усложнением социальной структуры древнего общества (Nelson 1993: 110—156; Bale, Ko 2006).
Данные публикаций и наши наблюдения свидетельствуют о том, что технологические признаки утилитарной (грубой посуды) более устойчивы в пространстве и во времени, чем её морфологические и орнаментальные характеристики. В качестве культурного индикатора может рассматриваться сочетание таких признаков, как добавка в формовочную массу груботекстурных включений гранитоидного состава, формовка сосудов из узких лент (или расплющенных жгутов?) с наружным соединением, тенденция к формовке дна с уступом-«пьедесталом», обработка стенок жёстким зубчатым инструментом, отсутствие приёма лощения.
Выше отмечено, что признаки морфологии и орнаментации лежат в основе выявления стилистического разнообразия грубой керамики Мумун. По имеющимся в публикациях данным, можно говорить как об определённых общих внешних чертах, так и о своеобразии керамики разных районов Корейского полуострова: северной части, восточного и западного побережий, центральной части и крайнего юга (Nelson 1993: 117—123; Miyamoto 2016). Более точная диагностика территориальных и временных границ стилей и их взаимосвязей требует специальных исследований с использованием компаративного анализа. Небольшой объём изученных нами материалов из памятников Мумун не позволяет нам аргументированно включиться в дискуссию о локально-временном варьировании керамики. Поэтому акцентируем внимание на общем для рассмотренных памятников морфологическом признаке — присутствии сосудов без горловины и со слабо выделенной горловиной, с тенденцией к вытянутости контура по вертикали. Эти изделия по пропорциям показывают некоторое сходство с сосудами неолитического периода Чульмун. Предположи-
1 тельно, модель ёмкости усечённо-конических очертаний, с узкой донной частью и широким устьем, являлась одним из «связующих звеньев» меж-
g ду гончарными традициями неолита и более позднего времени на Корей-
g ском полуострове.
2 В аспекте вопроса о связях между керамикой неолита и периода Мумун интересна представленная выше информация о моделировании донной
ej части сосудов. Можно говорить о вероятной генетической преемственно-
Ё сти между неолитической традицией округлого дна, узкими доньями без
уплощения у сосудов из наиболее ранних памятников Мумун на крайнем юге Кореи (Nelson, 1993: 117) и технологией формовки плоских доньев на основе исходной базовой заготовки в виде округой чашечки. Пример данной технологии отмечен нами на памятнике Игымдон (средний Мумун, юг Кореи). Вероятно, модель плоского дна утилитарной посуды явилась результатом трансформации модели округлого дна неолитических сосудов.
Принципиальное отличие керамики Мумун от гончарных изделий неолитического времени — значительное расширение морфологического ассортимента, который включал не только простые ёмкости без горловины, т.е. без структурного разделения тулова и устья, но и сосуды с более сложной структурой и профилировкой. Судя по данным нашего исследования, в категории утилитарной посуды сосуды со структурным разграничением тулова и устья были известны уже в конце раннего Мумун. В категории неутилитарной посуды, как было отмечено выше, модель ёмкости со сложной структурой изначально являлась основной. В целом можно связать появление данной морфологической модели с концом раннего Мумун, рассматривая это как свидетельство нового уровня в развитии древнего гончарства Кореи.
Адаптация модели структурно расчленённой ёмкости расширяла функциональные возможности повседневной утилитарной посуды. Такие сосуды хорошо подходили для долговременного хранения жидкостей и сухих сыпучих продуктов, например, зерна, что вполне согласуется с данными о становлении технологии рисоводства в бронзовом веке Кореи. Переход к земледельческой экономике в разных районах мира являлся своего рода «вызовом» тем технологиям и производствам, которые были тесно связаны с пищевой сферой, а именно с обработкой и хранением продуктов. С появлением и развитием зернового земледелия происходит значительное расширение морфологического разнообразия керамических контейнеров (Gebauer 1995; Vitelly 1995; Barnes 2015: 136—137).
Набор признаков неутилитарной посуды показывает значительно меньшую степень локально-временного варьирования по сравнению с признаками утилитарной посуды. Изделия, представляющие так называемую краснолощёную посуду, имеют выдержанный, узнаваемый облик на разных памятниках. Судя по публикациям и нашим исследованиям, морфологические характеристики «краснолощёных» сосудов соответствуют в основном одной модели со сложным и элегантным контуром стенок. Очевидно, она являлась «знаковой», определяла стандарт изготовления керамических ёмкостей для особых функций. g
Изделия данной категории отличаются от грубой посуды и своими технологическими признаками. Вместе с тем, наши исследования пока- g зали, что термин «краснолощёная», используемый в публикациях, явля- § ется не совсем точным в применении к этой категории керамики. У сосу- g дов, поверхность которых покрыта окрашенным охрой составом, лощение может отсутствовать. В других случаях стенки покрыты ровным ело- ^ ем глинистой обмазки без охристого пигмента и аккуратно заглажены. fb
Следовательно, при изготовлении сосудов неутилитарного назначения не всегда соблюдался единый технологический стандарт обработки стенок. Более устойчивым кажется такой признак, как относительно тонкая — по сравнению с грубой посудой — текстура формовочной массы, которая и обеспечивала возможность получения гладкой поверхности и изящных стенок. В целом процесс изготовления неутилитарных сосудов предполагал значительные временные затраты и определённый уровень гончарного мастерства на этапах приготовления формовочной массы, формовки и обработки поверхности. В частности, операция лощения с эффектом «зеркальной» поверхности является очень трудоёмкой и длительной, свидетельствует о развитии специализированных гончарских навыков (Vitelly 1995). В свою очередь, существование в гончарстве Мумун «пакета» специализированных навыков изготовления посуды для особых функций отражает достаточно высокий уровень социальных запросов и возможность ответа на них (Bale, Ko 2006).
Согласно гипотезе Казуо Миямото, гончарную традицию Мумун надо рассматривать как результат трансформации местного неолитического гончарства под влиянием внешних импульсов, в контексте процесса распространения на полуостров развитых земледельческих технологий вместе с приходом нового населения из бассейна р. Ляоси через Ляодун во второй половине 2 тыс. до н.э. (Miyamoto 2016). Начало формирования новой гончарной традиции синхронизируется также и с появлением первого металла на Корейском полуострове. Очевидно, что керамическая посуда из памятников Мумун показывает не только новый качественный технико-технологический уровень, но и иные культурные стереотипы в морфологии и декоративном оформлении в сравнении с керамикой Чульмун. Отмечаемая исследователями стилистическая неоднородность традиции Мумун, возможно, связана со сложными процессами трансформации стандартов неолитического гончарства — эта проблема представляет интерес для специальной разработки.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
В заключение коротко скажем о возможных перспективах сравнительных исследований керамических комплексов бронзового века Кореи, или периода Мумун, и соседней территории юга Дальнего Востока России. Памят-
1 ники периода Мумун в рамках от рубежа 2—1 тыс. до н.э. до конечной даты 300 л. до н.э. синхронны тем памятникам эпохи палеометалла Приморья, ко-
g торые маркируют появление бронзы и железа. Большая часть этих памятей ников относится к янковской культуре, IX—VIII — III—II вв. до н.э. Гончарная
2 традиция этой культуры характеризуется морфологическим разнообразием посуды, адаптацией модели ёмкости со сложной структурой в разных
ej вариантах, признаками появления специализированных навыков для изго-
Ё товления изделий неутилитарного назначения, использованием простейших
печных обжигательных устройств. Несмотря на разные культурные и экономические контексты, керамические комплексы янковских памятников, как и керамика из памятников Мумун, отражают определённый уровень социального и хозяйственно-технологического развития древнего населения, связанный с общими культурно-историческими процессами в Восточной Азии в 1 тыс. до н.э.
Ещё одно вероятное направление сравнительных исследований касается серии признаков утилитарной (грубой) посуды Мумун, находящих близкие аналогии в керамике кроуновской культуры эпохи палеометал-ла Приморья (IV—III вв. до н.э. — IV—V вв. н.э.). Признаки следующие: гру-ботекстурная примесь гранитоидного состава в формовочной массе, толстые стенки, оформление дна с уступом-«пьедесталом», ведущая роль высотного параметра в моделировании пропорций керамических ёмкостей (Жущиховская 1984). Проблема взаимосвязей кроуновской культуры Приморья и родственной ей культуры туаньцзе' восточной Маньчжурии с культурой чундо' железного века Кореи, IV в. до н.э. — III в н.э. ранее поднималась исследователями. Одной из категорий археологических материалов для её разработки служит керамическая посуда (Субботина 2008). Представляется, что включение в источниковую базу данных о керамике периода Мумун, непосредственно предшествующего культуре чундо, может открыть новый ракурс в изучении обозначенной проблемы.
ЛИТЕРАТУРА
Глушков, И.Г. 1996. Керамика как исторический источник. Новосибирск: ИАЭТ СО РАН.
Жущиховская, И.С. 1984. О локально-хронологических вариантах памятников кроуновской культуры (по данным анализа керамики). Археология и этнография народов Дальнего Востока. Отв. ред. Ж.В. Андреева. Владивосток: ИИАЭ ДВНЦ АН СССР: 71-77.
Жущиховская, И.С. 2012. Опыт экспериментального моделирования обжига древней керамики. Средневековые древности Приморья. Владивосток: Дальнаука. Вып. 2: 158-173.
Пак, М.Н. 1979. Очерки ранней истории Кореи. М.: МГУ.
Субботина, А.Л. 2008. Памятники раннего железного века типа чундо на Корейском полуострове: автореф. дис.... канд. ист. наук. Новосибирск: ИАЭТ СО РАН.
Bae, Ch.J., Kim Bumcheol 2015. Korean Prehistory: Current Perspectives. Asian Perspec-tives. Vol. 54 (1): 1-10.
Bale, M.N., Ko Ming-Jun 2006. Craft Production and Social Change in Mumun Period Korea. Asian Perspectives. Vol. 45 (2): 159—187.
Barnes, G.L. 1992. State Formation in Korea. Richmond: Curzon.
Barnes, G.L. 2015. Archaeology of East Asia: the Rise of Civilization in China, Korea and Japan. Oxford; Philadelphia: Oxbow Books.
Gangwon Research Institute of Cultural Properties 2019. Gangwon Research Institute of Cultural Properties. Vol. 158. The Excavation Report on Auraji Site in Jeongseon. (На англ. и кор. яз.)
го <
Gebauer, A.B. 1995. Pottery Production and the Introduction of Agriculture in Southern Scandinavia. The Emergence of Pottery. Eds. W.K. Barnett, J.W. Hoopes. Washington, D.C.; London: Smithsonian Institution: 99—114.
Gyeongnam Development Institute 2007. Burial Grounds of Bronze Age, Yulhari Site. Journal of Korean Archaeology 2006: 55—61.
Kim Gwan Gu 2001 (ed.). The Daegu National Museum. Seoul: Tongchong Publishing Co.
Leipe, C., Long, T., Wagner, M., Goslar, T., Tarasov, P.E. 2020. The Spread of Rice in Japan: Insights from Bayesian Analysis of Direct Radiocarbon Dates and Population Dynamics in East Asia. Quaternary Science Reviews. No. 244: 1—13.
Misaka Kazumori, Wakabayashi Kumihiko 2011. The Assimilation Process in Yayoi Society of Western Japan: Was There a Coexistence of Different Cultural Groups? Co -existence and Cultural Transmission in East Asia. Eds. Naoko Matsumoto, Hidetaka Bessho, Makoto Torii. Walnut Creek: WAC: 69—88.
Mizoguchi Koji 2013. The Archaeology of Japan: From the Earliest Rice Farming Villages to the Rise of the State. Cambridge: Cambridge Univ. Publ.
Miyamoto Kazuo 2016. Archaeological Explanation for the Diffusion Theory of the Japonic and Koreanic Languages. Japanese Journal of Archaeology. No. 4: 53—75.
Müller, N.S., Kilikoglou, V., Day, P.M., Hein, A., Vekinis, G. 2009. The Influence of Temper on Performance Characteristics of Cooking Ware Ceramics. Vessels: Inside and Outside. Proceedings of the Conference EMAC'07, 9th European Meeting on Ancient Ceramics. Eds. K.T. Birö, V. Szilagyi. Budapest: Hungarian National Museum: 145—149.
Nelson, S.M. 1993. The Archaeology of Korea. Cambridge: Cambridge Univ. Publ.
Nelson, S.M., Neu, J. 2018. Mumun, Proto-Three Kingdoms, and Three Kingdoms. Handbook of East and Southeast Asian Archaeology. Eds. J. Habu, P.V. Lape, J.W. Olsen. New-York: Springer: 603—618.
Nesterkina, A.L., Solovieva, E.A., Tabarev, A.V., Ivanova, D.A. 2017. The Megaliths of Korea and Japan: an Analysis of Origins and Functions. Archaeology, Ethnology & An -thropology of Eurasia. No. 45 (3): 106—114.
Norton, C.J. 2007. Sedentism, Territorial Circumscription, and the Increased of Plant Domesticates Across Neolithic — Bronze Age Korea. Asian Perspectives. No. 46 (1): 133—165.
Peregrine, M., Ember, P.N. 2001 (eds.). Encyclopedia of Prehistory. Vol. 3: East Asia and Oceania. New York; Boston: Springer Science & Business Media.
Rha Sunhwa 2006. Pottery. Korean Traditional Handicrafts. Seoul: Ewha Woman Univ.
Tsusue Akio, Mizuta Toshio, Tamai Tadaharu, Kim Song Wook 1987. Mezozoic Granitic Rocks of South Korea: Trace Element Evidence Regarding Their Differentiation; 2.REE Patterns. Journal of Japanese Association of Mineralogists, Petrologists and Economic Geologists. No. 82: 23—35.
Vitelly, K.D. 1995. Pots, Potters and the Shaping of Greek Neolithic Society. The Emergence of Pottery. Eds. W.K. Barnett, J.W. Hoopes. Washington, D.C.; London: Smithsonian Institution: 32—37.
Yeongam Institute of Cultural Properties 2007. Burial Site of Bronze Age at the Territory g Daegu, Daecheondong Site. Journal of Korean Archaeology 2006: 50—54.
Yi Kun-moo 2007. The Bronze Culture of Korea. The International Journal of Korean Art
< and Archaeology. No. 1: 6—34.
Джунан мунхва джэёнгувон 2015. Джунан мунхва джэёнгувон. Эсан очури, карэ-1=1 ульюджон (бальгульчо сабого дже 219 чэк) = Центральный институт культур-
< ного наследия. Отчёт о раскопках. Т. 219. Памятник Карэуль в Очури в Есане. (На кор. яз.)
Джунан мунхва джэёнгувон 2016. Джунан мунхва джэёнгувон. Намянд-жу Джигымдон I юджок (Бальгульджосабого дже 232 чэк) = Центральный
институт культурного наследия. Отчёт о раскопках. Т. 232. Памятник Джигым-дон I в г. Намянджу. (На кор. яз.)
Джунан мунхва джэёнгувон 2017. Джунан мунхва джэёнгувон. Пендэк ёёмри-юджок (бальгульджосабого дже 240 чэк) = Центральный институт культурного наследия. Отчёт о раскопках. Т. 240. Памятник Ёёомри в г. Пхёнтхэк. (На кор. яз.)
Кённам гогохакенгусо 2003. Кённам гогохакенгусо. Сачхон Игымдун ючон = Исследовательский институт культурных ценностей провинции Кённам. Памятник Игымдон в г. Сачхон. (На кор. яз.)
REFERENCES
Glushkov, I.G. 1996. Keramika kakistoricheskii istochnik [Ceramics as a Historical Source]. Novosibirsk, IAET SO RAN Publ. (In Russ.)
Zhushchikhovskaya, I.S. 1984. O lokal'no-chronologicheskikh variantakh pamyatnikov krounovskoi kul'tury (po dannym analiza keramiki) [On the Spatial-temporal Variants of Krounovka Culture Sites (Basing on Ceramics Analyses Data)]. Arkheologiya i etnografiya narodov Dal'nego Vostoka. Ed. by Zh.V. Andreeva. Vladivostok, IIAE DVНС AN SSSR Publ.: 71—77. (In Russ.)
Zhushchikhovskaya, I.S. 2012. Opyt experimental'nogo modelirovaniya obzhiga drev-nei keramiki [Experience of Experimental Firing of Old Ceramics]. Srednevekovye drevnosti Primor'ya. Vladivostok, Dal'nauka Publ., iss. 2: 158—173. (In Russ.)
Pak, M.N. 1979. Ocherki rannei istorii Korei [The Essays on Early Korea History]. Moscow, MGU Publ. (In Russ.)
Subbotina, A.L. 2008. Pamyatniki rannego zheleznogo veka tipa chundo na Koreyskom poluostrove: avtoref. dis. ... kand. ist. nauk [Early Iron Age Sites of Chundo Type at Korea Peninsular: аuthor's abstract of the PhD in hist. sci. diss.]. Novosibirsk, IAET SO RAN Publ. (In Russ.)
Bae, C.J., Kim Bumcheol 2015. Korean Prehistory: Current Perspectives. Asian Perspectives, vol. 54 (1): 1—10. In Eng.
Bale, M.N., Ko Ming-Jun 2006. Craft Production and Social Change in Mumun Period Korea. Asian Perspectives, vol. 45 (2): 159—187. In Eng.
Barnes, G.L. 1992. State Formation in Korea. Richmond, Curzon Publ. In Eng.
Barnes, G.L. 2015. Archaeology of East Asia: the Rise of Civilization in China, Korea and Japan. Oxford; Philadelphia, Oxbow Books Publ. In Eng.
Gangwon Research Institute of Cultural Properties 2019. Gangwon Research Institute of Cultural Properties, vol. 158. The Excavation Report on Auraji Site in Jeongseon (In Eng.)
Gebauer, A.B. 1995. Pottery Production and the Introduction of Agriculture in Southern Scandinavia. The Emergence of Pottery. Eds. W.K. Barnett, J.W. Hoopes. Washington, D.C.; London, Smithsonian Institution Publ.: 99—114. In Eng. ^
Gyeongnam Development Institute 2007. Burial Grounds of Bronze Age, Yulhari Site. g Journal of Korean Archaeology 2006: 55—61. (In Eng.)
Kim Gwan Gu 2001 (ed.). The Daegu National Museum. Seoul: Tongchong Publishing Co < Publ. (In Eng.) о
Leipe, C., Long, T., Wagner, M., Goslar, T., Tarasov, P.E. 2020. The Spread of Rice in Ja- 1:3 pan: Insights from Bayesian Analysis of Direct Radiocarbon Dates and Population < Dynamics in East Asia. Quaternary Science Reviews, no. 244: 1—13. (In Eng.)
Misaka Kazumori, Wakabayashi Kumihiko 2011. The Assimilation Process in Yayoi So- EJ ciety of Western Japan: Was There a Coexistence of Different Cultural Groups? Ё
Coexistence and Cultural Transmission in East Asia. Eds. Naoko Matsumoto, Hidetaka Bessho, Makoto Torii. Walnut Creek, WAC Publ.: 69—88. (In Eng.)
Mizoguchi Koji 2013. The Archaeology of Japan: From the Earliest Rice Farming Villages to the Rise of the State. Cambridge, Cambridge Univ. Publ. (In Eng.)
Miyamoto Kazuo 2016. Archaeological Explanation for the Diffusion Theory of the Japonic and Koreanic Languages. Japanese Journal of Archaeology, no. 4: 53—75. (In Eng.)
Müller, N.S., Kilikoglou, V., Day, P.M., Hein, A., Vekinis, G. 2009. The Influence of Temper on Performance Characteristics of Cooking Ware Ceramics. Vessels: Inside and Outside. Proceedings of the Conference EMAC'07, 9th European Meeting on Ancient Ceramics. Eds. K.T. Birö, V. Szilagyi. Budapest, Hungarian National Museum Publ.: 145—149. (In Eng.)
Nelson, S.M. 1993. The Archaeology of Korea. Cambridge, Cambridge Univ. Publ. (In Eng.)
Nelson, S.M., Neu, J. 2018. Mumun, Proto-Three Kingdoms, and Three Kingdoms. Handbook of East and Southeast Asian Archaeology. Eds. J. Habu, P.V. Lape, J.W. Olsen. New York, Springer Publ.: 603—618. (In Eng.)
Nesterkina, A.L., Solovieva, E.A., Tabarev, A.V., Ivanova, D.A. 2017. The Megaliths of Korea and Japan: an Analysis of Origins and Functions. Archaeology, Ethnology & An -thropology of Eurasia, vol. 45 (3): 106—114. (In Eng.)
Norton, C.J. 2007. Sedentism, Territorial Circumscription, and the Increased of Plant Domesticates Across Neolithic — Bronze Age Korea. Asian Perspectives, vol. 46 (1): 133—165. (In Eng.)
Peregrine, M., Ember, P.N. 2001 (eds.). Encyclopedia of Prehistory. Vol. 3: East Asia and Oceania. New York; Boston, Springer Science & Business Media Publ. (In Eng.)
Rha Sunhwa 2006. Pottery. Korean Traditional Handicrafts. Seoul, Ewha Woman Univ. Publ. (In Eng.)
Tsusue Akio, Mizuta Toshio, Tamai Tadaharu, Kim, Song Wook 1987. Mezozoic Granitic Rocks of South Korea: Trace Element Evidence Regarding Their Differentiation; 2.REE Patterns. Journal of Japanese Association of Mineralogists, Petrologists and Economic Geologists, vol. 82: 23—35. (In Eng.)
Vitelly, K.D. 1995. Pots, Potters and the Shaping of Greek Neolithic Society. The Emergence of Pottery. Eds. W.K. Barnett, J.W. Hoopes. Washington, D.C.; London, Smithsonian Institution Publ.: 32—37. (In Eng.)
Yeongam Institute of Cultural Properties 2007. Burial Site of Bronze Age at the Territory Daegu, Daecheondong Site. Journal of Korean Archaeology 2006: 50—54. In Eng.
Yi Kun-moo 2007. The Bronze Culture of Korea. The International Journal of Korean Art and Archaeology, vol. 1: 6—34. (In Eng.)
Jung-angmunhwa jaeyeonguwon 2015. Yesan ochuli galaeul-yujeog (balguljosabogo je 219 chaeg) [Central Institute of Cultural Heritage. Garaeul Site at Ochuri in Yesan, vol. 219]. (In Kor.)
Jung-angmunhwa jaeyeonguwon 2016. Jung - angmunhwa jaeyeonguwon. Nam-yangju jigeumdong I yujeog (balguljosabogo je 232 chaeg) [Central Institute of Cultural § Heritage, vol. 232. Jigeumdong I Site in Namyangju]. (In Kor.)
Jung-angmunhwa jaeyeonguwon 2017. Jung - angmunhwa jaeyeonguwon. Pyeongtaek < yeoyeomri yujeog (balguljosabogo je 240 chaeg) [Central Institute of Cultural Heri-
tage, vol. 240. Site in Pyeongtaek]. (In Kor.) ^ Gyeongnam gogohag-yeonguso 2003. Gyeongnam gogohag-yeonguso. Sacheon igeum-g dong yujeog [Gyeongnam Research Institute of Cultural Properties. Igeumdong Site
in Sacheon]. (In Kor.)
f
и- Дата поступления в редакцию 25.01.2021
