CC BY
32
rary history of Stavropol territory]. . R-591. Op. 1. D. 8. 134 L.
19. Gosudarstvennyy arkhiv noveyshey istorii Stavropol 'skogo kraya [State archive of contemporary history of Stavropol territory]. F. R-591. Op. 1. D. 82. 17 L.
20. Gosudarstvennyy arkhiv noveyshey istorii Stavropol'skogo kraya [State archive of contemporary history of Stavropol territory]. F. R-591. Op. 1. D. 12. 35 L.
21. Gosudarstvennyy arkhiv noveyshey istorii Stavropol'skogo kraya [State archive of contemporary history of Stavropol territory]. F. R-591. Op. 1. D. 81.
22. Gosudarstvennyy arkhiv noveyshey istorii Stavropol'skogo kraya [State archive of contemporary history of Stavropol territory]. F. R-591. Op. 1. D. 78. 20 L.
23. Gosudarstvennyy arkhiv noveyshey istorii Stavropol'skogo kraya [State archive of contemporary history of Stavropol territory]. F. R-591. Op. 1. D. 67. 35 L.
16 сентября 2019 г.
УДК 947(470.6)
КАВКАЗСКОЕ ПОБЕРЕЖЬЕ КАСПИЙСКОГО МОРЯ В КАРТОГРАФИЧЕСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ РОССИЙСКИХ ВОЕННЫХ В ХУШ - ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XIX вв.
Д.С. Ткаченко
DOI 10.18522/2072-0181-2019-99-3-79-86
История картографирования
земель российско-кавказского приграничья имеет тесную связь с военно-политической историей региона в силу необходимости точного знания конфигурации той части поверхности Земли, которую государство объявляет сферой своих военных, политических или экономических интересов. Целью данной статьи является анализ изучения конфигурации Каспийского моря российскими военными в контексте военно-политических событий XVIII -первой половины XIX вв. в регионе. Оно было неразрывно связано с интеллектуальным освоением как новоприобретенных земель на Кавказе - северо-западного побережья Каспия, -так и его южного, восточного и северовосточного побережья - территорий, лежащих за установленной международными договорами государственной границей, вошедших в сферу внешнеполитических интересов Российской империи XVIII-XIX вв. Учитывая, что наиболее наглядное представление о характере интеллектуального освоения земной поверхности представляют картографические
Ткаченко Дмитрий Сергеевич - доктор исторических наук, доцент, профессор кафедры истории России Гуманитарного института Северо-Кавказского федерального университета, 355009, г. Ставрополь, ул. Пушкина 1, e-mail: tkdmsg@rambler.ru, т. (8652)956808.
источники, основной акцент в статье сделан на их анализе.
Следует отметить, что обширный пласт данных источников был, как официально опубликован в течении XIX в. в различного рода справочных изданиях, так и отложился в архивных фондах имперского Военного и Морского ведомств. В них же отправлялись и критические замечания практиков, вынужденных в ходе выполнения своих должностных функций, опираться на имеющиеся карты и зачастую исправлять закравшиеся в них недочеты и ошибки. Часть данных документов, лежащих в Российском Государственном Архиве Военно-морского флота (РГА ВМФ) в данной статье впервые вводится в научный оборот.
«Ни одно море на свете не наделало столько шуму, не ставило в такое затруднение географов и естествоиспытателей, как море Хвалынское. Сколько вселенских знаменитостей изощряло свою изобретательность на этом море, начиная с Птолемея» [1, с. 34], - писал в конце 1840-х годов известный российский ориенталист И. Березин, характеризуя положение Каспийского моря «беспримерным», как с точки
Tkachenko Dmitry Sergeevich - North Caucasus Federal University, 1 Pushkin Street, Stavropol, 355009, e-mail: tkdmsg@rambler.ru, tel. +7(8652)956808.
зрения географии, так и геополитики. Последняя диктовала пристальный интерес к внутреннему морю не только со стороны прилегающих к нему государств, таких, как Персия, но и западных стран, строящих свои колониальные системы на Востоке [2, 3]. Однако, по справедливому замечанию Березина, «подарить ученому свету подробные и правильные сведения о Каспийском море должна была Россия, издавна облокотившаяся на Каспий» [1, с. 27]. На Руси Каспий был известен издавна, однако оформление разрозненных сведений в четкие научные описания могло состояться только после превращения страны в европейскую империю, определившую для себя четкие приоритеты во всей восточной политике. Последняя имела свое отражение не только в налаживании дипломатических связей с геополитическими игроками в регионе, но и в организации научных изысканий в нем.
Начало научного изучения Каспийского моря было положено российскими военными в первые десятилетия XVIII в. в рамках подготовки военных экспедиций в регион [4]. Полученные в ходе разведывательной деятельности данные легли в основу российской карты западного побережья моря, которое приобрело «правильный вид»: было развернуто с севера на юг. Однако российские знания каспийских берегов касались в основном северо-западного сектора Кавказского побережья.
Сведения, собранные капитанами К.П. Верденом и Ф.И. Соймоновым, были использованы во время организации Персидского похода Петра I, а затем, дополненные по распоряжению императора данными более ранних описаний северного и восточного берегов, легли в основу первой российской «правильной» карты Каспия. Так, «сделалась та карта, которая в 1721 г. послана от государя в Парижскую Академию наук. Всяк оную принимал с пристойными ей многими хвалами. Да и самым делом должно приписать сей карте, что истинное положение и вид Каспийского моря... с подлинною достоверностью известны стали» [5], - писал Ф.И. Саймонов.
По оценке И. Березина, изданной в 1731 г. картой пользовались вплоть до середины XIX в. «на купеческих судах» [1, с. 30.]. Однако данная карта, как и все созданные под ее влиянием произведения, содержали существенный недостаток - они акцентировали внимание в основном на очертаниях известной
русским морякам части моря, которая лежала от Астрахани до Аграханского залива.
Кратковременное владение Россией землями на южном берегу Каспия не внесло значительных корректировок в общие представления об очертаниях береговой линии, а иранские познания в этой области могли принести русским военным так же мало пользы. Так, на трофейной карте западного берега «Каспийского моря с прилежащими странами», захваченной во время Персидского похода и послужившей графической основой для составления российскими военными собственных карт, побережье Каспия было вытянуто практически в прямую линию, а персидско-турецкая граница показывалась условной пунктирной чертой, идущей по схематически нарисованным безымянным горам [6]. Даже изображение более близкого побережье не было лишено грубых ошибок: выходило, что персидская провинция Гильян целиком лежит на западном берегу моря [7, л. 6]. Интересно отметить, что даже эти сведения составляли в конце XVIII в. предмет военной тайны. Так, на одной из оригинальных карт содержится рукописный комментарий, сообщающий, что это - «Карта Дагестана и части Грузии. Копия с чертежа, присланного от генерал-лейтенанта Румянцева при реляции из Дербента в 1726 г., списанная для отдачи турецкому муралану Магомет-Аге, но не отдана, а только в доме вице-канцлера показана ему, 1729 г.» [7, л. 1]. В условиях российско-турецко-иранского противостояния в регионе имперское правительство, разумеется, не стремилось к огласке любых сведений, могущих потенциально помочь противнику, какими бы неверными с точки зрения современной картографии эти сведения ни были.
В самой же империи во второй половине XVIII в. было издано несколько общих карт региона, отражавших уровень знания о нем [8, 9]. Все они представляли не только Кавказское побережье, но и земли внутри самого перешейка в искаженном виде, закрывая малоизученные районы виньетками и легендами карт [10].
Присоединение Грузии в конце XVIII в. продвинуло границы Российской империи за Кавказский перешеек, а серия русско-иранских войн начала XIX в. остро поставила вопрос о необходимости тщательного изучения как вновь приобретенной части Закавказья, так и морских коммуникаций, ведущих в регион. С 1804 по 1816 гг. была издана «Подробная карта Российс-
кой империи и близлежащих заграничных владений» на ста листах. Сведения, внесенные в нее, давали определенное представления и об очертаниях Кавказских берегов Каспийского моря, которые были продлены до р. Куры и Кизилагатского залива. Однако и эта карта в основном показывала известные в России северную и северо-западную части Каспия, давая очертания восточного берега крайне схематично и оставляя его южные (персидские) берега за обрезом карты. Данный подход неизбежно искажал очертания конфигурации всего моря и не только «сужал» его, но и «сдвигал» координаты объектов на Кавказском побережье. Кроме того, неверно данные очертания моря искажали представление всего Кавказского перешейка на карте. В свете же предложенной российской администрацией системы гражданской колонизации Кавказа и продвижения линии российских крепостей к предгорьям существующие географические сведения нуждались в уточнении.
«Каспийское море есть ни что иное, как пространное озеро, ибо оно окружено со всех сторон берегами» [11, л. 50 об.], - писал в записке, поданной в Морской штаб, автор одного из первых словесных описаний Каспия - капитан Базановский. Он же сообщал, что первым военным исследователем, составившим точные измерения моря, стал штурман А.Е. Колодкин [11, л. 51].
Сам А.Е. Колодкин в предисловии к своим картам отмечал, что в ходе русско-персидской войны, в 1808 г., государственный Адмиралтейский Департамент обратился к старым журналам плаваний по Каспийскому морю и «нашел оные во многих местах ошибочными, а в некоторых, особливо в Восточной части, до такой степени неверными, что могли очень вводить мореплавателя в заблуждение к неминуемой его гибели» [12, с. 1]. Поэтому было решено отправить на Каспий специальную исследовательскую экспедицию «для определения берегов оного астрономическими наблюдениями и для проверки, или где потребуется для произведения вновь геодезической описи» [там же]. Членом Адмиралтейского Департамента был известный теоретик и практик Г.А. Сарычев, который порекомендовал назначить начальником экспедиции известного ему по гидрографическим работам на Балтике А.Е. Колодкина. Снабженный «наставлением, математическими и астрономическими инструментами» [12, с. 2],
штурман в сентябре 1808 г. был отправлен из Петербурга в Астрахань.
«По прибытии моего туда, - пишет А.Е. Ко-лодкин, - приступил я к Астрономическим наблюдениям и проверке описи берегов. С весны 1809 г. продолжались занятия мои до 1814 г.» [12, с. 2]. В конце каждого года Колодкин в виде отчета посылал в Департамент журналы своих астрономических наблюдений - обширные таблицы с цифрами. Эти данные проверялись и утверждались в Адмиралтейском департаменте директором гидрографического депо, сначала Румовским, а после его смерти -Шубертом «и оба они в верности наблюдений и вычислений отозвались Департаменту с лестною для меня похвалою» [12, с. 2], - писал А.Е. Колодкин позднее. Затем, после официального утверждения данных,
штурман, должен был заняться «сочинением и составлением вчерне карт и видов» [там же] Каспийского моря.
Следует отметить, что А.Е. Колодкин не проводил полноценного измерения всей береговой линии Каспия, а попытался совместить старые картографические наработки с новыми данными. Исследователь выбрал 46 точек, в которых провел астрономические наблюдения, уточнив их координаты, а затем совместил их с известными данными. «Каспийское море, -пишет он, - приняло другой вид, и многие места должно было на новой карте передвигать на значительные расстояния против прежнего положения» [12, с. 2]. Таким образом, получив некую базовую сетку координат, «расположил я между оными берега с разных карт, помещая те части, кои сходно или близко подходили к расстояниям» [там же]. Данный подход к картографированию вызывает у современного человека большие сомнения в точности конечного результата, а исследователи отмечают, что картограф изначально для системы координат своей карты определил неравноценные астрономические пункты [13].
Кроме того, А.Е. Колодкин пишет, что карты, которые он использовал для работы были самыми разнообразными: одни были печатными, такие, как карты «Астрахани, протоков Волги, участка к северу до города Гурьева», другие -«рукописные, находившиеся при Астраханском Губернском Правлении» [12, с. 2]. Чем дальше от Российской зоны влияния находились изображаемые берега, тем более противоречивыми источниками приходилось пользоваться составителю. Так, Остров Чечень, Апшеронский про-
лив и Бакинский залив были описаны морскими офицерами на рубеже ХУШ-Х1Х вв. [12, с. 2]. Те же места, которые военная разведка не затронула, Колодкину пришлось заимствовать из гражданских источников, таких, как труды академиков Вишневского и Гильденштедта [12, с. 2]. Вопиющие неточности старых карт А.Е. Колодкин пытался исправлять сам: часть сведений он проверял наложением разных карт друг на друга, а отдельные измерения проводил сам.
Тем не менее, при компилятивном подходе в конечный результат вкрались неизбежные ошибки, так как некоторые сведения за недостатком данных А.Е. Колодкин вынужден был слепо переносить с чужих карт. «Залив Хивинский, лежащий в Восточном берегу севернее залива Астрабадского, внесен с карты Г. Гильденштедта и на одной только его карте помещен, а на всех прочих в сем месте берега оставлены несоединенными» [12, с. 2], - пишет составитель, не подозревая что моряки, позднее плававшие в этих водах, заявят, что данного залива просто не существует [1, с.31].
Основную часть своих карт А.Е. Колодкин с помощью чиновников Чертежного департамента Адмиралтейства, создал в Петербурге в 1817-1820 гг., а Генеральную карту Каспия составил еще через шесть лет, приурочив завершение работ к изданию Атласа Каспийского моря в 1826 г. Этот Атлас стал, по оценке современников, самой «лучшей картой Каспийского моря» [1, с. 31] из тех, что были созданы в России в первой половине XIX в.
Через семь лет после издания Атласа, начальство решило наградить А.Е. Колодкина. Последний за это время из «штурмана 12 класса» превратился в «полковника флотских штурманов» и управлял Чертежной Государственного Адмиралтейского Департамента [14, л. 4]. «Государственный Адмиралтейский Департамент три раза представлял Высшему Начальству о награде Колодкина за девятилетние труды его, понесенные при описи Каспийского моря, и двухгодичное составление Атласа, пенсионом по 1000 рублей в год..., но несмотря на таковые представления Колодкин остался безо всякой награды» [14, л. 8], -писал в 1833 г. начальник Главного морского штаба, князь Меньшиков. Решение о награде А.Е. Колодкина было обсуждено на уровне комитета министров, который 7 марта 1833 г. вынес постановление вместо ежегодного
пенсиона наградить исследователя «единовременно тремя тысячами рублей» [14, л. 8].
Однако наряду с признанием заслуг Колодкина на государственном уровне, уже через несколько десятилетий после составления карты появилась критика его работы. Прежде всего, военную администрацию не устраивали неточности, допущенные при изображении ближайших к российским границам берегов. «Северо-восточные берега Каспийского моря, - писал в 1831 г. Г.С. Карелин, - никогда не были обозреваемы с тем вниманием, коего по географическому своему положению заслуживают. Весьма немногие из мореходцев, и то мимоходом, заглядывали в сии пустынные места. Ни один естествоиспытатель не посещал берега ... на протяжении слишком 900 верст. Пространство великое, и тем более важное, что прилежит к землям, служащим ключом к будущей нашей торговли и политическим связям со Средней Азией. Хотя ближайший осмотр сей страны подает мало надежды к прямо хозяйственным заселениям или колониям, но в отношении военном и коммерческом может по всей справедливости стяжать внимание правительства» [15, с. 5.].
Чтобы исправить недоработки А.Е. Колодкина, в 1831 г. по инициативе Оренбургского военного губернатора графа П.П. Сухтелена была организована казачья экспедиция для точного осмотра северо-восточных берегов Каспия, географически примыкавших к границам России. Экспедицию возглавил титулярный советник Министерства иностранных дел Г. С. Карелин, а в ее состав, помимо казаков и военных, вошли топографы и «коллекторы для собирания предметов естественной истории» [15, с. 7]. Основу экспедиции составили четыре плоскодонные двухмачтовые расшивы, и несколько вспомогательных лодок.
Экспедиция смогла лишь частично снять волновавшие военных администраторов вопросы. Прежде всего, выяснилось, что власти слабо представляли даже масштабы того участка побережья, очертания которого следовало уточнить. Экспедиция снаряжалась припасами на 50 дней работы, но «первые действия оной показали, что обзор должен быть несравненно продолжительнее» [15, с. 8]. Кроме того, экспедиция была технически организована слабо. «Наибольшее затруднение состояло в недостатке инструментов, - писал в журнале экспедиции Г.С. Карелин - Хотя его сиятельство граф Павел Петрович Сухтелен и отдал собственный
свой хронометр, но оный по нечаянной порче в дороге лишил возможности вести верное счисление долготы, которая оставлена прежнею, то есть, какою нанесена на картах г. Колодкина, за исключением положения Буинских островов, слишком приметно выдвинутых на запад» [15, с. 8]. Ошибку в официальной карте автор объяснял тем, что Колодкин указал на своей карте координаты не самих островов, а отходящих от них мелей.
Однако казачья экспедиция смогла только констатировать факт неверности отдельных данных, легших в основу атласа Колодкина, но не исправить их. «На картах экспедиции во избежание важных погрешностей расспросных пунктов не означено; равномерно по той же причине не показаны места, нанесенные в атласе Колодкина» [15, с. 9], - писал Карелин, добавляя, что и получившиеся у него карты содержат «несообразности .по штурманскому, вероятно, ошибочному счислению» [15, с. 9].
Неточности карт Колодкина заметили не только военные специалисты, но позднее и гражданские исследователи, такие, как известный ориенталист И. Березин. «Не говоря уже о неверности некоторых пунктов на Севере, - писал он, - весь Юг Каспийского моря, начиная от самой Астары и заканчивая заливом Астеробадским, прибавлен почти на полградуса: от этого положение многих мест вышло на столько же, а иногда и больше, южнее настоящего. В названии мест бросаются в глаза вопиющие ошибки: город Решт переделан в Ряш, речка Ферух-Абад в Астрабадку. Кроме того, прибавлен несуществующий залив подле Рудсера и выстроен неслыханный в Персии город Катеринополь» [1, с. 31.].
Еще больше нареканий на данные, внесенные в Атлас Колодкина, накопилось у военных практиков, вынужденных в ходе выполнения своих должностных функций примеряться к неточностям официальных карт. В январе 1838 г. штаб Главного командира Управления Астраханского порта направил в Гидрографический Департамент Морского министерства рапорт капитан-лейтенанта Стодольского. Как следует из документов, в течении навигации 1837 г. он командовал эскадрой, отправленной в северо-восточной части Каспия для защиты российских рыболовных судов «от хищных захватов» - пиратских набегов со стороны туркмен и «в описании плавания вверенных ему судов, между прочим, представил свои замечания о неверности карт» [16, л. 1].
Записка Стодольского вышла очень обстоятельной - сгруппированные в 12 пунктов замечания о неточностях в картах, переходят на критику самой системы плавания по Каспию. При этом капитан не сомневался в аккуратности работы, проделанной в свое время Колодки-ным - записка не содержит ни намека на обвинения автора Атласа в небрежности, или каких-то личных выпадов в его адрес.
Первая часть замечаний была связана с проблемой обмеления Каспия, которая заставляет данные 20-летней давности стремительно устаревать. «Между Чечнем и Чистым банком находится на карте Тюлений банк, - писал капитан, - на котором показана глубина от 4 до 13 футов, теперь оный стал островом, находящимся постоянно сверх воды и имеющим от себя отмели» [16, л. 2]. «Устье Урала нанесло песку, - продолжал он, - отчего сделалась береговая гряда песчаных островов, выдающаяся в море по исчислению около 7-ми итальянских миль, по направлению отступа от острова Каменного к Югу, которых островов на карте совсем не назначено» [16, л. 2]. Пользоваться устаревшими картами в таких условиях капитан считал опасным для мореплавания.
Для того чтобы исправить ситуацию, плававшие в этих водах капитаны-практики были вынуждены собственными усилиями рисовать новые карты. Одну из таких неофициальных карт Кавказского побережья - вод западнее острова Чечень, составленную «лейтенантом Балтиным со словесных показаний» [16, л. 2об.], Стодольский приложил к своему рапорту, заявив, что Атлас Колодкина не учитывает новых данных указанных на ней [там же].
В своей записке Стодольский отмечал, что устаревшие карты Колодкина не только не показывают новых островов и мелей, которые необходимо знать при плавании вдоль береговой линии, но и могут вводить моряков в заблуждение при вычислении курса корабля в открытом море. Так, «Кулалинская коса увеличилась более, чем показано на карте, почему взятый пеленг видимой ее части дает ложный пункт» [16, л. 2об.], - пишет капитан-практик.
Неточности Атласа накладывались на общую неустроенность дел в российской части Каспия, умножая трудности навигации. Как следует из замечаний Стодольского, у российской эскадры возникает масса трудностей с охраной рыболовецких судов. Им надо переплыть море, двигаясь не по прямой, а вдоль берега - обходя
каждую мель и постоянно меряя лотом глубину, так как верить устаревшим данным карты Колодкина нельзя. При этом корректировать курс по точками пеленга на островах, чтобы отойти от опасной прибрежной зоны, так же сложно в связи со стремительным изменением самой береговой линии. «Ни на одном острове и оконечностях нет поставленных знаков, которые бы, пеленгуя, можно верно определить свое место» [16, л. 3], - сокрушается капитан. Сложности умножаются еще и тем, что «не отпускаются на суда отряда никакого описания или карты, что вводит в затруднение и замедляет плавание» [16, л. 3].
Ошибки морского начальства сказывались не только у далеких берегов, но и на самом выходе судов из устья Волги. Еще в 1833 г. при составлении описания портов Каспийского моря, капитан Базановский отмечал, что на всем северо-западном участке Каспийского моря существует только один маяк на Четырехбугорном острове, «мелькающий на самом взморье, который слабым освещением своим более 60 лет освещает вход в устье реки Волги не далее, как за 6 миль» [11, л. 51]. Он же добавлял, что и этот маяк с 1830 г. заброшен, а вместо него возле одной из банок на входе в устье Волги ставится временный ориентир [11, л. 51]. За пять прошедших лет положение дел не изменилось, и в 1838 г. Стодольский указал на еще одну недоработку начальства: плавучий маяк «у Чистого банка» поставили не на самой отмели, а «в пяти итальянских милях на NW от оного» [16, л. 3], что добавляло неудобства при ориентировании по нему. Чтобы упростить навигацию, капитан предлагал возобновить работу Четырехбугорного маяка, хотя бы в ночное время, «ибо он один только пункт, по которому можно определить себя при входе на мелководье» [16, л. 3], а также устранить погрешности, связанные с расстановкой предупреждающих знаков в устье Волги [16, л. 3].
Перед тем как отправить замечания Стодольского в Морское министерство, начальник Астраханского порта решил убедиться в их правильности и передал «записку» на рецензию своему морскому специалисту -Баранову. Последний проверил и соотнес замечания с тем, что было известно об указанных местах на Каспии другим мореплавателям.
Официальный рецензент подтвердил все наблюдения об изменении географии береговой линии: где-то уровень моря «с 1805 по 1830 годы сделался от 14 до 4 футов», где-то обнажилась коса от 8 до 10 футов длиной, а где-то над
поверхностью воды появился новый остров «от понижения моря и наноса песку вновь» [16, л. 4]. Он, например, писал, что фрагмент карты Кавказского побережья Каспия с Тюленьим банком был «сочинен Колодкиным в 1809 и в 1810 гг. ... но в последующем, а именно 1825 году, при описи г. Басаргина показано на карте, что на сем банке были уже видны над уровнем моря 3 бугра, следовательно за истечением около 12 лет . нынешние замечания есть справедливы» [16, л. 4]. Баранов отметил, что многое из указанного Стодольским было известно практикам с 1825 г., когда проблемы обмеления Каспия открыла опись моря, предпринятая капитаном Басаргиным [16, л. 4]. Вопрос же, почему, зная о неточностях Атласа Колодкина, местная администрация в течение долгого времени не предпринимала ничего для исправления карт, оставался открытым.
Рецензент также признавал факты составления капитанами-практиками собственных карт отдельных участков Каспия, но призывал относится к ним еще более критически, чем к официальному Атласу Колодкина «ибо, по мнению моему, от неопытности в своих занятиях и при описи геодезическими правилами могут произойти погрешности, а тем более со слов» [16, л. 4 об.].
При этом он постарался опровергнуть идею Стодольского, что неточности карт вредят мореходству, приводя порой даже курьезные аргументы. Так, Баранов считал, что, если бывшие мели «образовались островами, так это даже к величайшей пользе мореплавателей, потому что они, заблаговременно обозревая какой-либо из этих островов, подходят ближе к оному месту, где глубина позволит, и, взяв пеленг, утверждают свой путь на карте вернее.» [16, л. 5 об.].
Что же касается искажений, допущенных в очертании береговой линии, то, по словам рецензента, она не имела особого значения из-за многовековых традиций русского мореплавания вдоль Кавказских берегов Каспия - ведь точно по карте моряки плавают «лишь в обширных морях, где долгое время не имеют в виду берегов, а по обозрению оных также оставляют обсервацию» [16, л. 5 об.]. Каспий же к подобным морям не относится, и все коммерческие суда на нем «находятся под управлением простых лоцманов, плавающих без карт специальных, только с одними компасами и единственно для соображения с общими картами» [16, л. 6].
Следует отметить, что, несмотря на стремление Астраханского адмиралтейства оправдать просчеты в организации мореходства на Каспии, капитан Баранов, по сути, подтвердил замечания, связанные с неточностью карт Колодкина. Современные исследователи, основываясь на данных картографии ХХ в., также упрекали как саму систему выбора Колодкиным 46 опорных точек, так и ошибки его астрономических наблюдений, давших, например, в районе Дербента расхождение в 20 миль [13, с. 111].
В целом, несмотря на огромную работу по сбору материала, проведенную в XVIII -первой половине XIX вв., российские военные так и не смогли провести точного детального картографирования всего Каспия и, по словам И. Березина, «из этого, следует лишь один невкусный результат, что для безопасной навигации по этому морю нужна новая карта»[1, с. 31-32]. При всей эмоциональности оценок, российский ориенталист подметил главное: в кругах военной администрации к середине XIX в. стала появляться идея не тянуть старые ошибки и недоработки в новые карты, а провести масштабные работы по тотальному измерению, описанию и картографированию береговой линии всего Каспия.
ЛИТЕРАТУРА
1. Березин И. Путешествие по Дагестану и Закавказью. Казань, 1850. 473 с.
2. Fraser J. Travels and adventures in the Persian Provinces on the Southern Banks of the Caspian Sea. London, 1826. 384 p.
3. Hanway J. An Historical account of the British trade over the Caspian Sea. Vol. 1. London: Vaillant and Mr. Patterson Publ., 1753. 399 p.
4. Колосовская, ТА. Из истории военно-разведывательного исследования Восточного Кавказа в эпоху Петра I // Вестник Ставропольского государственного университета. 2012. Вып. 80 (3). С. 141-147.
5. Соймонов Ф.И. Описание Каспийского моря и чиненных на оном российских завоеваний яко часть истории государя императора Петра Великого. СПб., 1764. 54 с.
6. Российский государственный архив Древних актов (РГАДА). Ф. 192. Оп. 1. Карты Кавказских земель. Д. 26. 1 л.
7. РГАДА. Ф. 192. Оп. 1. Карты Кавказских земель. Д. 30. 16 л.
8. Атлас Всероссийской империи: Собрание карт И.К. Кирилова. СПб., 1722-1737. 10 с.
9. Вильдбрехт А.М. Российский атлас из сорока четырех карт состоящий и на сорок два
Наместничества Империю разделяющий. СПб., 1792. 45 с.
10. Положение мест между Черным и Каспийски морями, представляющее Кубань, Грузинскую землю и достальную часть реки Волги с ее устьем // Атлас Российский, состоящий из девятнадцати специальных карт, представляющих Всероссийскую империю с пограничными землями. СПб., 1745.
11. Российский государственный архив Военно-морского флота (РГА ВМФ). Ф. 407. Оп. 1. Д. 195. 153 л.
12. Колодкин А.Е., Горковенко М.Ф. Атлас Каспийского моря, сочинен при Чертежной Государственного Адмиралтейского Департамента с описи и астрономических наблюдений, произведенных с 1809 по 1817 год, Штурманом 8 класса и Кавалером Колодкиным. СПб.: Гравировано при Морской типографии, 1826. 28 л.
13. Есаков В.А., Плахотник А.Ф., Алексеев А.И. Русские океанические и морские исследования в XIX - начале ХХ в. М.: Наука, 1964. 180 с. С. 110.
14. РГА ВМФ. Ф. 402. Оп. 1. Д. 492. 40 л.
15. Карелин Г.С. Путешествия Г.С. Карелина по Каспийскому морю // Записки Императорского Русского Географического Общества Т. 10. / Под ред. М.Н. Богданова. СПб., 1883. 497 с.
16. РГА ВМФ. Ф. 402. Оп. 1. Д. 879. 84 л.
REFERENCES
1. Berezin I. Puteshestvie po Dagestanu i Zakavkaz'yu [The Travel on Dagestan]. Kazan, 1850, 473 p.
2. Fraser J. Travels and adventures in the Persian Provinces on the Southern Banks of the Caspian Sea. London, 1826. 384 p.
3. Hanway J. An Historical account of the British trade over the Caspian Sea. Vol. 1. London, Vaillant and Mr. Patterson Publ., 1753, 399 p.
4. Kolosovskaya T.A Vestnik Stavropol 'skogo gosudarst-vennogo universiteta, 2012, Vol. 80 (3),. pp. 141-147.
5. Soymonov F.I. Opisanie Kaspiyskogo morya i chinen-nykh na onom rossiyskikh zavoevaniy yako chast' isto-rii gosudarya imperatora Petra Velikogo [The Description of the Caspian Sea and the conquests performed on it as a part of the Peter the Great History Narration]. St.-Petersburg, 1764, 54 p.
6. Rossiyskiy gosudarstvennyy arkhiv Drevnikh aktov [Russian national Archive of the Ancient Documents]. F. 192. Op. 1. D. 26.
7. Rossiyskiy gosudarstvennyy arkhiv Drevnikh aktov [Russian national Archive of the Ancient Documents]. F. 192. Op. 1. D. 30.
8. Atlas Vserossiyskoy imperii: Sobranie kart I.K. Kirilo-va [All-Russian Imperial Atlas. I.K. Kirilov's Maps Collection]. St.-Petersburg, 1722-1737. 10 p.
9. Vil'dbrekht A.M. Rossiyskiy atlas iz soroka chetyrekh kart sostoyashchiy i na sorok dva Namestnichestva Imperiyu razdelyayushchiy [Russian Atlas contained
forty four maps, dividing the Empire into forty two viceroys]. St.-Petersburg, 1792, 45 p.
10. Polozhenie mest mezhdu Chernym i Kaspiyski mory-ami, predstavlyayushchee Kuban', Gruzinskuyu zem-lyu i dostal'nuyu chast'reki Volgi s ee ust'em [The location of places between the Black and Caspian seas, representing the Kuban, the Georgian land and the rest of the Volga river with its mouth]. In: Atlas Ros-siyskiy, sostoyashchiy iz devyatnadtsati spetsial'nykh kart, predstavlyayushchikh Vserossiyskuyu imperiyu s pogranichnymi zemlyami [Russian Atlas, consisting of nineteen special maps representing the all-Russian Empire with border lands] SPb., 1745. СПб, 1745.
11. Rossiyskiy gosudarstvennyy arkhiv Voenno-morskogo flota [Russian National Archive of Navy]. F. 407. Op. 1. D. 195. 153 L.
12. Kolodkin A.E., Gorkovenko M.F. Atlas Kaspijskogo morya, sochinen pri chertezhnoj Gosudarstvennogo Admiraltejskogo Departamenta s opisi i astronomi-cheskih nablyudenij, proizvedennyh s 1809 po 1817
god, Shturmanom 8 klassa i Kavalerom Kolodkinym [The Caspian Sea Atlas]. St.-Petersburg, 1826, 28 p.
13. Esakov VA., Plahotnik A.F., Alekseev A.I. Russkie okeanicheskie i morskie issledovaniya v 19 - nachale 20 v. [Russian Oceans and Seas Studies in 19th - early 20th cc.] Moscow, Nauka, 1964, 180 p., p. 110.
14. Rossiyskiy gosudarstvennyy arkhiv Voenno-morsk-ogo flota [Russian National Archive of Navy]. F. 40. Op. 1. D. 492. 40 L.
15. Karelin G.S. Puteshestviya G.S. Karelina po Kaspi-jskomu moryu [The travel of Karelin by the Caspian Sea]. In: Zapiski Imperatorskogo Russkogo Geogra-ficheskogo Obshchestva [Notes of the Imperial Russian Geographical Society]. Vol. 10. Ed. by M.N. Bogda-nov. St.-Petersburg, 1883, 497 p.
16. Rossiyskiy gosudarstvennyy arkhiv Voenno-morskogo flota [Russian National Archive of Navy]. F. 402. Op. 1. D. 879. 84 L.
Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ в рамках научного проекта № 19-09-00037 «Военные кавказоведы Российской империи: исторические портреты, исследовательские практики и научное наследие».
15 августа 2019 г.
УДК 947(470.6)
К ВОПРОСУ ОБ УЧАСТИИ МОРСКИХ ОФИЦЕРОВ В ИССЛЕДОВАНИИ ВОСТОЧНОГО БЕРЕГА ЧЕРНОГО МОРЯ В ПЕРИОД КАВКАЗСКОЙ ВОЙНЫ
Т.А. Колосовская
DOI 10.18522/2072-0181-2019-99-3-86-93
Исследование восточного берега Черного моря в период вооруженного противостояния с кавказскими горцами является неотъемлемой частью активно разрабатываемой в настоящее время научной проблемы «открытия» Кавказа. Постепенная интеграция кавказской окраины в общегосударственное пространство Российской империи потребовала сбора о ней разносторонних сведений. В поле зрения современных исследователей попадают вопросы организации и проведения Академических экспедиций, создание и функционирование научно-исследовательских учреждений и обществ [1]. Значительное внимание уделяется научно-практической деятельности офицеров Отдельного Кавказского корпуса [2]. При этом за рамками рассмотрения остаются усилия военных моряков, которые, вы-
Колосовская Татьяна Александровна - доктор исторических наук, доцент, доцент кафедры истории России Гуманитарного института Северо-Кавказского федерального университета, 355017, г. Ставрополь, ул. Пушкина 1, e-mail: kolosowskay@yandex.ru, т. 8(8652)956808 (доб. 4322).
полняя свои служебные задания в приморских районах, не могли остаться в стороне от этого сложного процесса познания Кавказа.
В обобщающих трудах по развитию гидрографических исследований в России указываются наиболее крупные исследовательские экспедиции к кавказским берегам, характеризуется методика их проведения и достигнутые результаты [3]. В некоторых трудах биографического плана рассматриваются картографические работы на Черном море отдельных представителей Российского военного флота [4]. Трудов же, воссоздающих целостную картину участия морских офицеров в изучении кавказского побережья пока нет. Между тем рассмотрение заявленной темы в широком историческом контексте может открыть новые научные перспективы, позволит не только показать роль военных моряков
Kolosovskaya Tatiana Alexandrovna - North Caucasus Federal University, 1 Pushkin Street, Stavropol, 355017, e-mail: kolosowskay@yandex.ru, tel. +7(8652)956808 (ext. 4322).
