CC BY
20УДК 951/959 Н.А. Сотавов
Кавказ в политике Стамбула в пору могущества и падения империи (к 90-летию образования Турецкой Республики)
Дагестанский государственный университет; marat.sotavov@mail.ru
В статье освещены узловые проблемы кавказской политики Османской империи на важнейших этапах ее формирования и реализации. Проблема рассматривается в аспекте противоборства Порты со своими геополитическими соперниками в регионе - Российской империей и Ираном, а также вмешательства Англии, Франции и других западных держав в кавказские дела с антироссийских позиций «восточного барьера».
Ключевые слова: Османская империя, Россия, Иран, Кавказ, политика, противоборство, Англия, Франция, цели, этапы, итоги.
Кавказ, расположенный между Европой и Азией, Черным морем и Каспием, на главных коммуникациях, ведущих в Закавказье, на Ближний и Средний Восток, издавна был объектом внимания соседних геополитических соперников - Османской империи, шахского Ирана и царской России. Первой стала проявлять активность в отношении Кавказа Османская империя, провозгласившая следующую программу:
«1. Из Крыма пройти через Северный Кавказ в Астрахань и Казань, оттуда в Среднюю Азию. Основная цель - воссоединиться с тюркскими мусульманскими народами Востока.
2. Взять под контроль дорогу, по которой мусульмане, особенно в Кабарде, совершают хадж.
3. Захватить такой же важный, как Астрахань, город на берегу Каспийского моря.
4. Охватить Иран с северной стороны, чтобы успешно с ним справиться.
5. Преградить русским дорогу на Кавказ, поставить здесь заслон и не давать им распространяться в южном направлении.
Для достижения этих генеральных планов необходимо держать Крым в своих руках, иметь там соответствующую власть, заставить кавказские народы признать господство Османской империи, распространить мусульманское влияние» [1, с. 118-119].
Но приступить к реализации этой программы османские правители тогда не смогли. Во-первых, потому, что были заняты завоеванием обширных территорий в Европе, Азии и Африке, раздвинувших границы империи от Будапешта на Дунае до Асуана в Египте и от Евфрата и Тигра, Багдада и Грузии почти до Атлантического океана. Во-вторых, с середины XVII в. она оказалась в тисках кризиса военно-ленной системы, резко ослабившего военно-экономическую мощь и власть центра над окраинами. В-третьих, получила отпор, а затем и потерпела поражение от «Священной Лиги» (Австрия, Польша, Венеция) и царской России, вынудивших подписать соответственно Карловицкие договоры 1699 г. и Константинопольский трактат 1700 г. об уступках значительных территорий, означавших фактически «первый международный раздел оттоманских владений в Европе» [2, с. 29; 3, с. 354, 355, 365, 366]. Австрия получила Венгрию и Трансильванию, Польша - южную часть Правобережной Украины, Венеция -Морею и некоторые крепости в Далмации, Россия - Азов.
Но в Стамбуле не посчитались с этими соглашениями. Военно-политические потери в Европе Порта решила компенсировать за счет захвата наиболее удобных и важ-
ных территорий на Кавказе, но столкнулась сначала с сефевидским Ираном, а затем и с царской Россией. Несмотря на это, Порта направила усилия на реализацию указанной султаном Мехметом II генеральной линии в отношении Кавказа.
Главными целями правителей Османской империи стали Кабарда, расположенная на пути османо-иранской агрессии с запада, и Дагестан, стоявший на пути ирано-турецкой экспансии с юга. На данной стадии в кавказской политике Стамбула основное внимание уделялось Дагестану, хотя в дальнейшем на передний край выдвигается Ка-барда. Подтверждение тому - письмо Садразама (великого визира), датированное 1697 г., «владетелю Дагестана и Кумуха шамхалу с просьбой о военной помощи для отвоевания захваченной русскими крепости Азов» [4, с. 30].
Крепость Азов была возвращена Турции после неудачного Прутского похода Петра I в 1711 г., что подвигло Стамбул и Бахчисарай на продолжение наступления на Кабарду и Дагестан. В многочисленных донесениях кабардинских князей в Москву прямо указывается, что после подписания Прутского договора 1711 г. подвластные Порте крымско-кубанские орды неоднократно вторгались на Северный Кавказ [5, с. 11, 13].
Такие же сведения содержатся в специальных донесениях советника Петра I по восточным вопросам А.Б. Черкасского за 1712 г. и 1714 г. Так, в первом из них он сообщал о прибытии курьеров крымского хана к шамхалу Адиль-Гирею и аксаевскому князю Султан-Махмуду, чтобы «оныя владельцы и другие тамошних владельцев пригласили б и были б единомышленны воли крымского хана» [5, с. 13]. Подтверждая такие же факты спустя два года, он особо подчеркивал, что на этот раз прибыли посланцы «к вольным князьям, имеющим владения между Черным морем и Каспийским, дабы оныя князья со владениями своими склонились под власть султана туркского... за что будут многую милость получать и повсягодным жалованьем определены будут» [6, с. 223].
Россия предпринимала ответные меры и не раз срывала реваншистские планы турецких султанов и крымских ханов. Из-за вмешательства Стамбула и Петербурга кабардинские князья разделились на две группировки: сторонников Турции и Крыма (баксанская «партия») во главе с Ислам-беком Мисоставым, объявленным старшим князем Кабарды крымским ханом Саадат-Гиреем, вторгшимся с 40-тысячным войском в августе 1720 г., и сторонников России (кашкатавская «партия») во главе с Арслан-беком Кайтукиным, ставшим старшим князем Кабарды при поддержке астраханского губернатора А.П. Волынского, изгнавшего из Кабарды сторонников Турции и Крыма [7, с. 165; 8, с. 39-40].
Но эти неудачи не обескуражили османских и крымских правителей. Такие же попытки предпринимались ими и впредь, почти ежегодно, вплоть до свержения иранского владычества на Кавказе в 1721 г., после чего векторы кавказской политики Стамбула и Петербурга стали скрещиваться в Дагестане и прикаспийских областях. Именно в эти годы Порта начала интенсивное использование ислама суннитского толка в роли важного идеологического средства, активно воздействующего на сознание верующих. Таким же путем она пыталась использовать в своих интересах оказавшихся во главе антииракских восстаний наиболее влиятельных кавказских владетелей - Сурхай-хана Казикумухского и Хаджи Дауд-бека Мюшкюрского.
Недовольство Порты вызвало то, что в результате Каспийского похода Петра I в 1722 г. русские войска заняли приморскую полосу Каспия от Аграханского залива до реки Милюкент за Дербентом. В качестве ответной меры на заседании Дивана великий визирь Ибрагим-паша призвал дать России отпор, объявив ей «джихад» (священную войну) [9]. Мало того, явившийся в русский лагерь у реки Милюкент специальный ку-
рьер султана Ахмеда III (1703-1730) категорически заявил, что дальнейшее продвижение русской армии на юг вызовет объявление войны со стороны Турции [10, с. 30-31].
Вслед за этим в декабре 1722 г. турецкий султан принял в свое подданство Дауд-бека Мюшкюрского в качестве верховного правителя Дагестана и Ширвана, «.. .чтоб он всеми мерами старался выгнать российский гарнизон из Дербента и всяких тамошних краев» [11, л. 11 с об.]. Но Дауд-бек не смог выполнить задач, возложенных на него султаном, и стал терять его доверие. Поэтому Порта стала искать опору среди более влиятельных владетелей, в первую очередь шамхала Адиль-Гирея, недовольного тем, что после отъезда Петра I местные власти стали ущемлять его интересы. Разочарованный этим и обнадеженный помощью со стороны крымского хана, шамхал стал готовиться к нападению на главный центр российского управления на Кавказе - крепость Святой Крест. Не случайно лучший знаток событий И.И. Гербер писал, что «турки его подговаривали, чтоб он российскую партию оставил и их покровительство обнял», обещая «против России охранять и оборонять» [12, с. 72]. Надеясь на это, в течение 1725 г. Адиль-Гирей дважды штурмовал Святой Крест, но был разбит, арестован и сослан в г. Коло Архангельской губернии. Дауд-бек также не оправдал возложенных на него надежд и в ноябре 1727 г. был заменен Сурхай-ханом Казикумухским, который оказался скорее непослушным, чем покорным вассалом Турции.
Неослабевающая политическая активность Порты на Кавказе обусловливалась также капитулянтской политикой правительства Анны Иоанновны (1730-1749), решившей вернуть Ирану по Рештскому договору 21 января 1732 г. и Гянджинскому трактату 10 марта 1735 г. Дагестан, Азербайджан, Гилян, Мазендаран и Астрабад, обретенные Петром I по Петербургскому договору 1723 г. Вывод русских войск с указанных территорий позволил султану Махмуду I (1730-1754) попытаться занять эти области, действуя по-прежнему под знаменем ислама. Первая попытка была предпринята весной 1732 г., когда по заданию хана Каплан-Гирея кубанский сераскер Гаджи-Гирей обратился к находившимся в российском подданстве горским владетелям с письмами, призывающими, чтобы они имели «.по единозаконству (вере. - Н.С.) с ними салтаном сообщение и с их неприятелями поступили неприятельски» [13, л. 64 об.]. Однако и год спустя калга Фетхи-Гирей с 25-тысячным корпусом не добился успеха.
Более масштабным и резонансным оказался поход 80-тысячного корпуса хана Каплан-Гирея, предпринятый летом 1735 г. под предлогом защиты единоверных суннитов Кавказа, особенно Дагестана, от нашествия иранского правителя Надира. Воспользовавшись ситуацией, 25 апреля 1735 г. Порта объявила себя покровительницей кавказских суннитов. Она убеждала российского посла И.И. Неплюева, что крымские силы направляются для спасения «единоверных мусульман-суннитов» от уничтожения «еретиками-шиитами», жаждущими захватить «турецкие владения дагестанские, Шемаху и Ширвань, губя и разоряя тамошних мусульман» [14, л. 14 с об.].
Несмотря на поддержку западных держав, этот поход для Стамбула также оказался неудачным, став поводом для начала русско-турецкой войны 1735-1739 гг. Хотя война и закончилась поражением Османской империи, но подписанный при вмешательстве Франции 18 сентября 1739 г. Белградский мирный договор оказался более выгодным Стамбулу, чем Петербургу. Объявленный этим договором принцип «нейтрализации» [15, с. 901; 16, с. 128] Кабарды отвечал интересам Турции, ослабляя позиции России на Северном Кавказе.
В 40-х гг. XVIII в. политические интересы Порты на Кавказе были связаны в основном с Джаро-Белоканскими джамаатами, Азербайджаном, Дагестаном и южнороссийскими окраинами России вплоть до Астрахани. Эти территории были объектами
притязаний Надир-шаха. Обусловливалось это и тем, что «онемеченные» правители России не вмешивались в кавказские дела, хотя в конце 30-х - начале 40-х гг. по Дагестану и Азербайджану прокатилась мощная волна антииранских восстаний. Наоборот, правящие круги Османской империи попытались воспользоваться создавшейся обстановкой, чтобы привлечь восставших на свою сторону, обещая им всестороннюю поддержку. Так, в мае 1740 г. великий визирь Али-паша Хеким-оглы от имени султана Махмуда I направил письмо главе Джаро-Талийского общества Хаджи-аге Муртузу-эфенди с призывом «.быть верными властелину земли, владыке морей, предводителю мусульман, божьей тени на земле его величеству султану, да будет вечна его держава» [17, с. 147].
Но весной 1741 г., когда 100-тысячная армия Надир-шаха нагрянула в Азербайджан и Дагестан, никакой поддержки от Стамбула народы Кавказа не получили. Не получили поддержки народы Дагестана и в сентябре 1741 г., когда громили зарвавшихся захватчиков в Аймакинском ущелье и на полях Андалала [18, с. 55-60]. Наоборот, Россия, хотя и в своих стратегических целях, в трудный час им активно помогала. Как писал румынский историк Н. Йорга, когда «шах напал на лезгин (народы. - Н.С.) Дагестана, они успешно защищались и решили обратиться за помощью к российской императрице, так что в начале 1743 г. Надир-шах вынужден был оттянуть свои войска из диких кавказских ущелий» [19, с. 453].
Поражение и уход основных сил Надир-шаха из Дагестана, основательно подорвавшие военно-политическую мощь Ирана и личный престиж самого Надира, подвигли Порту к попыткам укрепления своих позиций не только на Кавказе, но и в самом Иране. С этой целью она стала поддерживать и сама выдвигать различных претендентов на шахский престол, выступавших от имени прямых наследников свергнутой Надиром Сефевидской династии. Для этого она в первую очередь стремилась привлечь на свою сторону кавказских владетелей, особенно дагестанских, сыгравших ведущую роль в разгроме Надир-шаха.
Важным шагом на этом пути стало обращение султана Махмуда с личным посланием к кайтагскому уцмию Ахмедхану, которому он пообещал признать его шамхалом Дагестана, если тот выступит в защиту прав «законного» наследника Сефевидской династии. «По милости божьей, когда упомянутый принц (Сефи-Мирза - самозванец Сам-Мирза I. - Н.С.) утвердится на похищенном троне своих предков, - говорилось в послании, - тогда он уступит (Турции. - Н.С.) бывшие прежде всего в составе нашего государства области Шемахинскую, Ширванскую, Гянджинскую, Тифлисскую, Эри-ванскую, и герои и храбрецы Дагестана получат в пользование весьма достаточные провинции» [20, с. 1081-1082].
Однако помощь Порты дагестанцам не вышла за рамки словесных деклараций. Сам-Мирза I и поддерживавший его сын Сурхай-хана Магомед-хан были разбиты и бежали с поля боя. Но эта неудача не обескуражила правящую османскую верхушку. Летом 1744 г. Порта вновь попыталась овладеть Кавказом, выдвинув на сцену нового самозванца, известного в источниках под именем Сам-Мирза II. На этот раз в поисках поддержки султан Махмуд обратился к мехтулинскому владетелю Ахмед-хану, сыгравшему активную роль в разгроме Надир-шаха, пожаловав ему, по словам И.И. Березина, «титул шамхала» Дагестана [21, с. 82]. Кроме того, султан извещал Ахмед-хана о своей готовности присвоить ему чин силахшора (генерального инспектора турецкой армии) [22, с. 150], если он примет участие в возвращении престола «законному» отпрыску сефевидской династии. Однако и эта попытка султана не увенчалась успехом.
Третья попытка такого же рода была предпринята Портой после убийства Надир-шаха его приближенными в июне 1747 г., когда его держава доживала последние дни. Пользуясь благоприятной обстановкой, Порта готовилась к вторжению на Кавказ, засылая в Чечню, Кабарду, Дагестан и Азербайджан агентов, которые должны были убедить местных владетелей «принять турецкое подданство и выступить против России» [23, с. 81]. Для этой цели в июле 1747 г. со значительной казной и султанскими фирманами в Дербент был направлен Юсуф-паша.
Согласно султанскому фирману, за Ахмед-ханом Мехтулинским снова закреплялось звание шамхала Дагестана с присвоением ему чина силахшора. Почетные титулы и денежные получили и владетели Кайтага, Табасарана и Цахура. Одновременно претендентом на иранский престол стал еще один самозванец, третий по счету. Пользуясь поддержкой Стамбула, новый претендент на шахскую корону, упоминаемый в источниках как Сам-Мирза III, прибыв в Ардебиль в августе 1747 г., разослал воззвания владетелям Карабаха, Гянджи, Тебриза, Ширвана, Нахичевани, Кубы, Кайтага и Дербента, чтобы они «...немедленно к нему, новому шаху, приезжали» [24, л. 262, 263, 264 с об.]. Однако и эта попытка имела тот же финал.
Несмотря на неудачи, исчезновение Ирана с кавказской арены после гибели Надир-шаха почти до конца XVIII в. вновь подтолкнуло Порту к активизации кавказской политики. Обусловливалось это и тем, что екатерининская Россия наряду с решением кавказской проблемы активно занялась и черноморской проблемой, что угрожало интересам Стамбула в пределах черноморских владений.
Следует отметить, что такая тенденция в политике Порты проявилась с начала 50-х гг. Так, согласно поступившим из Дербента сведениям, зимой 1751 г. султан Махмуд прислал богатые подарки владетелям Кабарды и Дагестана, чтобы выяснить, «на каких условиях они желают быть в его подданстве» [25, л. 26 об.]. Несмотря на неудачу и этой попытки, в ноябре 1761 г. новый султан Мустафа III (1757-1774) отправил подарки и письма к кубинско-дербентскому правителю Фатали-хану. Пытаясь склонить его на свою сторону, он сообщал, что кубинский сераскер Бахадур-Гирей намерен выступить в поход «с войском» на Кабарду, и это, «может быть, коснется и Кизляра». Бахадур-Гирей призывал Фатали-хана, чтобы он «с ним, сераскером, имел дружество» [26, л. 153], но также не добился успеха. Не имело результатов и аналогичное обращение султана Мустафы к кумыкским владетелям в апреле 1762 г. [27, л. 12].
В создавшейся ситуации российское правительство предприняло меры для укрепления своих позиций на Северном Кавказе. Важным шагом на этом пути стало начавшееся в 1763 г. строительство крепости Моздок на пастбищных землях князей Большой Кабарды, из-за чего часть из них заняла антироссийскую позицию, что сразу же было поддержано Стамбулом и Бахчисараем. Активности их действий способствовало то, что эффективность осуществляемых российской стороной мер оказалась недостаточной. Пользуясь этим, в конце июня 1765 г. 4 000 крымцев, кубанцев и закубанских черкес под предводительством Арслан-бека Сокур Хаджи внезапно напали на станицы гребенских казаков, дошли до Кизляра, осадили эту крепость, но были отбиты с большими потерями [28, с. 11].
Ввиду указанных причин обстановка на Северном Кавказе оставалась напряженной, «внутри же самой Кабарды кипели страсти, недовольство переливало через край» [29, с. 63]. Подогревая недовольство антироссийски настроенных кабардинских князей, Порта обещала им воспрепятствовать строительству крепости, а заложенную основу уничтожить [30, л. 104 об.]. Российско-кабардинские отношения продолжали обостряться, особенно после отказа Екатерины II прекратить строительство крепости Моз-
док. Надеясь на поддержку Турции и Крыма, недовольные этим князья заявили, что нападут на Моздок [31, с. 235].
Но сделать это они не решились. Основная масса населения Кабарды продолжала придерживаться пророссийской ориентации. Многие владетели и старшины, особенно Малой Кабарды, непричастные к антироссийской оппозиции, вновь подтвердили свою верность России, что было особенно важно в преддверии русско-турецкой войны 1768-1774 гг.
Хотя в ходе войны обе стороны основное внимание уделяли европейским фронтам, важное место в их планах отводилось и Северному Кавказу, особенно Кабарде, Дагестану и Чечне, занимавшим ключевые позиции в их кавказской политике. Подтверждение тому - обращение султана Мустафы III к кабардинским князьям за пять дней до начала войны (20 сентября 1768 г.) с призывом выступить против «московских кяфиров (России. - Н.С.)» [23, с. 93]. Мало того, в начале войны (28 сентября) он направил специального курьера к владетелям Кабарды, Чечни, Дагестана и Азербайджана с призывами перейти под его покровительство, но внятного ответа от них не добился.
Военные действия на кавказском направлении начали весной 1769 г. крымские татары во главе с ханом Керим-Гиреем. Они рассчитывали на успех в наступлении на Моздок и Кизляр, но добиться своих целей им не удалось. Организованный генералом де Медемом Закубанский поход с участием горцев Дагестана, Чечни и Ингушетии и 20-тысячной калмыкской конницы завершился в июне 1769 г. поражением хана Керим-Гирея на берегу реки Калаус, что побудило большинство фрондирующих князей присягнуть на верность России. О росте влияния России в регионе свидетельствует и то, что в январе-феврале 1770 г. прибывшие в Кизляр специальные посольства из Ингушетии и Восточной Осетии подписали присяги о принятии российского подданства [32, л. 12 с об.]. В этом же ракурсе следует рассматривать принятие тогда же российского подданства Кубанской (Ногайской) Ордой, переселившейся на левый берег Днепра [33, л. 24].
Следует признать, что усиление влияния России на указанных территориях было обусловлено и ее победами над противником на Балканском и Крымском направлениях. Летом 1771 г. армия В.М. Долгорукого разгромила 100-тысячную турецко-татарскую конницу и двинулась на Бахчисарай, откуда хан Селим-Гирей бежал в Стамбул. Русские войска заняли Арабат, Керчь, Еникале, Балаклаву, Таманский полуостров и возвели на крымский трон сторонника России Сахиб-Гирея. Но Порта не смирилась с этим и попыталась поднять против России недовольных ее политикой кабардинских князей. В начале 1772 г. с султанским указом в Кабарде появился салахшир Сулейман-ага, чтобы привлечь на сторону Стамбула «народные сердца» [33, д. 27, л. 454]. Но добиться этой цели также не удалось, так как большинство крымской знати было на стороне России. 1 ноября 1772 г. хан Сахиб-Гирей и представитель России в Бахчисарае Г.А. Щербинин подписали Карасубазарский договор, по которому Крым объявлялся независимым от Стамбула ханством, находящимся под покровительством России, за которой признавалась вся Кабарда, а также черноморские порты Керчь, Еникале и Кинбурн [34, с. 223].
Но султан Мустафа не признал этот договор и попытался восстановить на крымском престоле Девлет-Гирея III. Однако в сражениях между русскими и турецкими силами 3 июля и 4 августа в урочище Бештамак у реки Гунделен войска Девлет-Гирея были разбиты и бежали из Кабарды. Одновременно сокрушительное поражение османов на Дунае от русских войск заставило Порту просить Петербург о подписании 15 июля 1774 г. Кючук-Кайнарджийского мирного договора, сохранившего в силе пе-
реход к России Керчи, Еникале и Азова, а под ее покровительство - Большой и Малой Кабарды и Крымского ханства в целом [35, с. 964].
Заключительным аккордом в решении черноморской проблемы в пользу России стало официальное объявление Манифестом Екатерины II 8 апреля 1783 г. о присоединении Крыма к России, что оказало большое влияние на народы Причерноморья и Северного Кавказа. Существенное значение для усиления влияния России на народы всего Кавказа имело свершение еще одного важного исторического события - подписание Екатериной II и картли-кахетинским царем Ираклием II Георгиевского трактата 26 июня 1783 г., означавшего заключение дружественного военно-политического союза с признанием верховной власти России над Восточной Грузией [36, с. 122-131].
Особенности проведения кавказской политики Порты в последней четверти XVIII в. стали определяться тем, что основные наступательные операции Петербурга, Стамбула и вернувшегося к концу столетия на кавказскую арену Ирана проводились в Дагестане, Чечне и Закавказье. Удобным поводом для их вмешательства послужили междоусобицы дагестанских, азербайджанских и грузинских владетелей, во время которых весной 1785 г. дербентско-кубинский правитель Фатали-хан отправил Екатерине II ключи от Дербентской крепости вместе с ходатайством о принятии в российское подданство [37, с. 278-179].
Как и следовало ожидать, это обращение вызвало недовольство в Стамбуле. Дело дошло до того, что «.турецкие представители. посетили Дербент и были приняты русским командованием. Пришлось русскому правительству. официально заверить Турцию, что Россия не намерена присвоить город Дербент» [38, с. 236].
Но в Стамбуле не удовлетворились этим заявлением, подкрепленным выводом русских войск из крепости. Наоборот, надеясь добиться стратегических целей своей кавказской политики, Порта стала готовиться к новой войне с Россией, отправив весной 1785 г. денежные и другие вознаграждения дагестанским владетелям. По замыслам Стамбула, вместе с владетелями Чечни, Кабарды и других областей Кавказа они должны были, прикрываясь верой, вызывать ненависть к русским и поднимать горцев для защиты ислама от посягательств «неверных» [39, с. 450].
Большие надежды при этом Порта возлагала на начавшееся в марте 1785 г. антиколониальное и антифеодальное исламское движение в Чечне под руководством шейха Мансура (Ушурмы), распространившееся на Кабарду и Дагестан после разгрома повстанцами 26 июня 1785 г. 2-тысячного русского отряда под аулом Алды [40, с. 121-122].
Стремясь закрепить достигнутый успех, Ушурма перенес военные действия в Дагестан, где 19 и 20 августа дважды пытался взять штурмом Кизляр, но был разбит с большими потерями. Завершилась провалом и попытка Мансура привлечь новые силы в Большой Кабарде, что побудило многих его сторонников «рассыпаться по своим домам» [41, л. 25]. Одновременно усилилась ориентация местного населения на сторону России. Опасаясь дальнейшего развития событий в данном направлении, Порта взяла курс на привлечение на свою сторону владетелей Кавказа и шейха Мансура.
С этой целью она направила в пограничные с Кавказом турецкие области фирманы султана Абдулхамида I (1774-1789) с заверением о том, что 50-тысячное турецкое войско под командованием сераскера Сулейман-паши будет выдвинуто к ним на помощь в район реки Арпачая. Одновременно в Дагестан был отправлен капуджи-баши (порученец по особо важным делам) с 80 000 червонцев и 30 халатами для вручения местным владетелям, чтобы настроить их против России. Обнадеженный поддержкой Порты, шейх сделал попытку поднять горцев на борьбу с Россией, но снова потерпел
неудачу. Летом 1787 г. Ушурма был вынужден бежать сначала в Закубанье, а потом в Анапу.
Разочарованная этим, 24 августа 1787 г. Порта объявила войну России, надеясь поднять против нее владетелей Чечни, Кабарды, Засулакской Кумыкии и горного Дагестана, но не добилась этой цели. Тем не менее, спустя два года новый султан Селим III (1789-1807) повторил попытку, наводнив Северный Кавказ многочисленными фирманами, призывающими к «священной войне» против России [42, л. 88-89]. По планам турецкого командования, 33-тысячное войско Батал-паши должно было покорить Ка-барду, а затем через Чечню наступать на Кизляр, но добиться этой цели османам не удалось.
30 сентября 1790 г. русские войска наголову разбили корпус Батал-паши у реки Тохтамыш, а 22 июня 1791 г. вместе с кабардинцами, осетинами и дагестанцами овладели Анапой, захватили много пленных, среди которых оказались трехбунчужный Му-стафа-паша и шейх Мансур, который был отправлен для пожизненного заключения в Шлиссельбургскую крепость [43, с. 547].
Создавшаяся ситуация закреплялась тем, что, потерпев поражение на всех фронтах, 29 декабря 1791 г. (9 января 1792 г.) Порта была вынуждена подписать Ясский мирный договор, подтвердивший условия Кючук-Кайнарджийского трактата 1774 г., а также подписанных после него двусторонних соглашений, означавших решение кавказской и черноморской проблем в пользу России. Важно отметить, что такое положение оставалось неизменным вплоть до появления на кавказской арене иранской угрозы в конце XIX в.
Угроза народам Кавказа со стороны Ирана особенно сильно стала ощущаться в 1794 г., когда к власти пришел Ага Мухаммед-хан, открыто заявивший о намерении захватить Кавказ, что не могло не вызвать острой реакции со стороны Петербурга и Стамбула. Действительно, как только стало известно об этом заявлении в Стамбуле, заметно активизировалась деятельность эмиссаров Порты на Кавказе по распространению среди местных владетелей новых фирманов султана Селима III. Он требовал, чтобы Петербург отказался от Кабарды и Крыма, угрожая в противном случае присоединиться к Ага Мухаммед-хану и выступить против России [44, с. 100].
Не желая повторения жестокого погрома, учиненного Ага Мухаммед-ханом в Тифлисе в сентябре 1795 г., Екатерина II 15 апреля 1796 г. двинула из Кизляра на юг специальный корпус под командованием графа А.В. Зубова для защиты населения от иранской угрозы. Весьма символично, что именно в это время, демонстрируя поддержку правителю Ирана, вновь активизировался султан Селим III. Он повелел отправить в Дагестан чиновника с особыми поручениями Шахсувар-бея, выделив ему из казны военного ведомства 3 000 курушей на дорожные расходы [45, с. 167].
Поход А.В. Зубова, опрокинувший расчеты Тегерана и Стамбула, завершился присоединением к России предгорной полосы Дагестана до Дербента и Ширванской области до Шемахи, что повысило авторитет России у народов Кавказа, способствовало развитию российско-кавказских и русско-дагестанских отношений.
В XIX - начале ХХ в. Османская империя потерпела поражение в русско-турецких войнах 1806-1812, 1828-1829, 1877-1878 гг. и от блока Антанты в 1914-1917 гг., что основательно подорвало ее позиции на Кавказе, усилив одновременно влияние на нее Англии, Франции, России и других держав [46, с. 334-336]. Под влиянием этих факторов в жизни народов Кавказа произошли коренные изменения, в том числе мировоззренческого характера, подтвердившие выработанную дальновидными российско-
кавказскими кругами истину: «России без Кавказа нельзя, как и Кавказ невозможен без России» [47, с. 57].
Кавказское направление в стратегических планах турецкого руководства возродилось вновь после развала СССР, когда кавказские и среднеазиатские республики единой страны объявили себя независимыми государствами. Возникшая ситуация подвигла гегемонистски настроенных деятелей Стамбула обратиться к тюркоязычным народам обширного евразийского пространства с идеями возрождения «Великого Турана» от Анкары до Астаны. Например, как заявил министр иностранных дел Турции Исмаил Джем в канун 2000 г., важнейшими приоритетами внешней политики Анкары на современном этапе являются Кавказ и Средняя Азия. В интервью турецкой прессе премьер-министр Бюлент Эджевит особо подчеркнул, что считает президента Сулеймана Де-миреля «отцом Кавказа» [48].
Разумеется, что такая позиция официального высшего турецкого руководства не могла способствовать улучшению положения на Кавказе и взаимоотношениям заинтересованных сторон. Основы для разработки и проведения взвешенной политики с учетом интересов России и других государств в регионе были заложены в «Концепции внешней политики Российской Федерации», утвержденной президентом В.В. Путиным в июле 2000 г. «Рассматривая Большое Средиземноморье как связующий узел таких регионов, как Ближний Восток, Черноморский регион, бассейн Каспийского моря, -подчеркивается в ней, - Россия намерена проводить целенаправленный курс на превращение его в зону мира, стабильности и добрососедства» [49].
События показывают, что необходимость такого подхода к двусторонним и многосторонним отношениям в регионе осознается и новыми руководителями Турецкой республики. 8 ноября 2007 г. на встрече с представителями дагестанского руководства чрезвычайный и полномочный посол Турецкой республики в Российской Федерации Курултуш Ташкент заявил: «Как вы знаете, и политические, и экономические отношения между нашими странами очень хорошие. Одновременно с этим мы хотим развивать отношения с субъектами Российской Федерации, в т. ч. с вашей республикой» [50].
Важным шагом по дальнейшему развитию дагестано-турецких отношений стало достигнутое на встрече 21 февраля 2013 г. временно исполняющего обязанности президента РД Р.Г. Абдулатипова с представителями деловых кругов Турции во главе с Джа-вадом Чагларом соглашение о строительстве в Дагестане предприятия по производству текстиля, что позволит создать 5 тысяч дополнительных рабочих мест и в течение 5 лет довести объем дагестанского экспорта до 500 млн долларов в год [51]. Разумеется, что выработка и осуществление такого же курса со Стамбулом и другими кавказскими субъектами РФ будет на пользу как двусторонним, так и многосторонним отношениям в регионе.
Литература
1. Tuna R. Gerkeslerin Kafkasyadan gö9ü // Kafkasya üzerine be§ konferans. - Istanbul, 1977.
2. МиллерА.Ф. Краткая история Турции. - М., 1948. - С. 29.
3. Lord Kinross. Osmanli Imperatorluzunun yükseli§i ve Söküsü. - Istanbul, 2008.
4. Osmanli Devleti ile Kafkasya, Türkistan ve Kirim hanliklari arasindaki muzabetlere dair arsiv belgelene. C. 1 (1687-1908 yillar asari). - Istanbul, 1979.
5. Кабардино-русские отношения в XVI-XVIII вв. Документы и материалы: в 2 т. Т. 2. - М.: Изд-во АН СССР, 1957.
6. Русско-дагестанские отношения XVII - первой четверти XVIII вв. Документы и материалы. - Махачкала, 1958.
7. История Кабардино-Балкарской АССР с древнейших времен до наших дней: в 2 т. Т. 1. - М., 1967.
8. Сотавов М.Н. Крымское ханство в русско-турецких отношениях в XVIII в. (1700-1783 гг.) в свете влияния их на Дагестан. - Махачкала, 2010.
9. Бина A.A. Тарих-е сийаси ва дипломаси-йе Иран. Аз Голнабад та Торкманчай (1722-1829). - Т. 1. - Техран, 1337.
10. Gôkçe Cemal. Kafkasya ve Osmanli Imperatorlugunun Kafkasya siaseti. - Istanbul,
1979.
11. Архив внешней политики Российской империи (АВПРИ). Ф. 77: Сношения России с Персией. Оп. 77/1, 1723. Д. 5. Ч. 1.
12. Гербер И.Г. Описание стран и народов вдоль западного берега Каспийского моря в 1723 г. // История, география и этнография Дагестана в XVI-XIX вв. Архивные материалы. - М., 1958.
13. Архив внешней политики Российской империи (АВПРИ). Ф. 89: Сношения России с Турцией. Оп. 89/1, 1722. Д. 16.
14. АВПРИ. Ф. 103: Азиатские дела. Оп. 103, 1724-1735. Д. 3.
15. Полное собрание законов Российской империи. - Т. 10. - СПб, 1830.
16. Сomaвoв H.A. Северный Кавказ в русско-иранских и русско-турецких отношениях в XVIII-XIX вв. От Константинопольского договора до Гюлистанского трактата (1700-1813 гг.). - Махачкала, 2012.
17. Aлuев Ф.М. Антииранские выступления и борьба против турецкой оккупации в Азербайджане в первой половине XVIII в. - Баку, 1975.
18. Сomaвoв H.A. Борьба народов Дагестана против владычества Надир-шаха в контексте кавказской политики Российской империи // Дагестан и дагестанцы: взгляд на себя. Сб. ст. - М., 2013.
19. Jorga N. Ceschichte des Osmanischen Reiches. Nach den Quellen dargestellt. -Bd. 4. - Gotha, 1911.
20. Акты Кавказской археографической комиссии (АКАК). - Т. 2. - Тифлис,
1869.
21. Березин И.И. Путешествие по Дагестану и Закавказью. - Ч. 1. - Казань, 1850.
22. Бaкuхaнoв A.-K.A. Гюлистан-и Ирам: Из истории Дагестана и Ширвана с древнейших времен до конца XIX в. - Баку, 1991.
23. Смирнoв H.A. Политика России на Кавказе в XVI-XIX вв. - М., 1958.
24. АВПРИ. Ф. 89: Сношения России с Турцией. Оп. 89/1, 1747. Д. 2.
25. Центральный государственный архив Республики Дагестан (ЦГА РД). Ф. 379: Канцелярия коменданта г. Кизляр. Оп. 1. Ед. хр.
26. АВПРИ. Ф. 121: Кумыцкие дела. Оп. 121, 1761. Д. 2.
27. АВПРИ. Ф. 89: Сношения России с Турцией. Оп. 89/1, 1762. Д. 4.
28. Буmкoв П.Г. Материалы для новой истории Кавказа с 1722 по 1803 гг.: в 3 ч. Ч. 1. - СПб, 1869.
29. Maльбaхoв Б.К. Кабарда от Петра I до Ермолова (1722-1825). - Нальчик,
1998.
30. АВПРИ. Ф. 89: Сношения России с Турцией. Оп. 89/8, 1765. Д. 536. Л. 104
с об.
31. Кабардино-русские отношения в XVI-XVIII вв. Документы и материалы: в 2 т. Т. 2. - М., 1958.
32. ЦГА РД. Ф. 339: Канцелярия коменданта г. Кизляр. Оп. 1. Ед. хр. 791.
33. АВПРИ. Ф. 123: Сношения России с Крымом. Оп. 123/2, 1770-1773. Д. 11.
34. Aндреев A.P. История Крыма. - М., 2000.
35. ПСЗ. - Т. 19. - СПб, 1830.
36. Махарадзе В. Георгиевский трактат. Исследования. Документы. Фотокопии. -Тбилиси, 1783.
37. История Дагестана: в 2 т. Т. 1. - М., 1967.
38. Магомедов Р.М. Даргинцы в дагестанском историческом процессе. -Махачкала, 1999.
39. История народов Северного Кавказа с древнейших времен до конца XVIII в. -М., 1988.
40. Гапуров Ш.А., Ахмадов Ш.Б. Народно-освободительная борьба горцев Северного Кавказа под руководством шейха Мансура в 1785 г. // Народы Северного Кавказа и Россия. Материалы всероссийской научной конференции. - Нальчик, 2009.
41. Российский государственный архив древних актов (РГА ДА). Ф. 83: Кавказские дела. Оп. 1. Д. 18.
42. АВПРИ. Ф. 77: Сношения России с Персией. Оп. 77/1, 1789-1798. Д. 485.
43. Гугов Г.А. Кабарда и Балкария и их взаимоотношения с Россией в XVIII в. -Нальчик, 1999.
44. Кидирниязов Д.С., Алиева У.М. Северный Кавказ во взаимоотношениях России с шахским Ираном: 80-е гг. XVIII в. - 1813 г. // Материалы Всероссийской научной конференции. - Нальчик, 2007.
45. Абдуллаева А.И. Дагестан в политике Османской империи во второй половине XVIII-XIX в. - Махачкала, 2006.
46. Дегоев В.В. Большая игра на Кавказе: история и современность. - М., 2003.
47. Абдулатипов Р.Г. Кавказская политика России и российские ориентации Кавказа // Научная мысль Кавказа. - № 3. - Ростов-на-Дону, 1999.
48. Джалалян А. Турция бросает вызов России // Независимая газета. - 2000. -21 января.
49. Концепция внешней политики Российской Федерации // Независимая газета. -2000. - 11 июля.
50. Новое дело. - № 4. - 2007.
51. АИФ-Дагестан. - № 4. - 2013.
Поступила в редакцию 20 июня 2013 г.
UDK 951/959
Caucasus in Istanbul politics in periods of prime and decline of the Ottoman Republic (dedicated to the formation of the Turkish Republic)
N.A. Sotavov
Dagestan State University; marat.sotavov@mail.ru
This article covers the key problems of Ottoman politics in the Caucasus. The problem is considered in the aspect of Porta confrontation with its geopolitical rivals in the region - Russian Empire and Iran as well as England, France and other western states interfering in Caucasian politics from the anti-Russian «Eastern barrier» standpoint.
Keywords: Ottoman Empire, Russia, Iran, Caucasus, policy, confrontation, England, France, aims, stages, results.
Received June 20, 2013
