CC BY
13УДК 951/959 Демир Шакир
Дагестан в кавказской политике Порты во второй четверти XVIII в.: особенности
реализации и ее результаты
Дагестанский государственный университет; sakirdemir@gmail.ru
В статье освещены узловые проблемы места и роли Дагестана в кавказской политике Порты в указанный период. Рассмотрены цели и задачи геополитических устремлений османов в регионе, методы и средства их реализации. Показаны противоборство Турции с Россией и Ираном, результаты усилий Стамбула на кавказском направлении.
Ключевые слова: Дагестан, Порта, Кавказ, политика, противоборство, Турция, Россия, Иран.
The article highlights the key problems of the place and role of Daghestan in Porte's Caucasian policy during the specified period. It considers the goals of the geopolitical ideas of Ottomans in the region, methods and means of their implementation. It also shows the confrontation of Turkey with Russia and Iran as well as the results of the efforts of Istanbul in the Caucasus.
Keyword: Daghestan, Porte, Caucasus, policy, confrontation, Turkey, Russia, Iran.
Дагестан - евразийское сердце Кавказа - занял особое место в кавказской политике Османской империи во второй четверти XVIII в. Обуславливалось это влиянием ряда новых факторов: Каспийским походом Петра I 1722 г. с установлением российской власти в приморской части края до Дербента; русско-иранским Петербургским договором 1723 г., признавшим за Россией Дагестан, Азербайджан, Гилян, Мазендаран и Астрабад; русско-турецким Константинопольским договором 1724 г., ставшим «яблоком раздора» при определении сфер влияния и разграничении кавказских земель между Россией и Турцией.
Дагестанский аспект в политике Порты усиливался и по мере того, как возрастала поддержка Стамбула Англией и Францией против России, а в деятельности правительства Анны Иоанновны стали превалировать капитулянтские тенденции, давшие «зеленый свет» наступлению на Дагестан иранского правителя Надира. Происходили заметные изменения и в кавказской политике Порты в виде военных столкновений с Россией и Ираном в 30-е годы и поисков нейтральных соглашений с Надиром в 40-х гг.
Указанные факты показывают, что в исследуемый период в регионе возникли судьбоносные для народов Дагестана проблемы, интерпретация которых на уровне современных требований является актуальной задачей как в научном, так и в политическом аспекте. В статье предпринята попытка комплексного анализа и освещения этих проблем по материалам отечественных и зарубежных авторов.
Такой поиск следует начать с выявления фабулы Константинопольского договора, ставшей вскоре его важным звеном. Такой фабулой послужило принятие турецким султаном Ахмедом III в свое подданство мюшкюрского богослова Хаджи Дауда в декабре 1722 г. на правах верховного правителя Дагестана и Ширвана, поставлена перед которым была неотложная задача: «...чтоб он всеми мерами старался выгнать российский гарнизон из Дербента и всяких тамошних краев» [1. Л. 11 об.].
Сам же Константинопольский договор определял сферы расчленения и поглощения территорий Дагестана и прикаспийских областей следующим образом:
1) за Россией признавались владения, обретенные ею у Ирана по Петербургскому договору 1724 г., а также 2/3 приморской полосы Ширвана и часть земель по Самуру, находившихся под протекцией казикумухского хана Сурхая;
2) к Турции переходили бывшие иранские владения в Азербайджане (кроме Ардебиля), Грузии, Армении и часть западных областей Ирана. В Дагестане под ее контролем признавались Ахты, Рутул, Цахур и часть кюринских джамаатов, признающих власть Сурхай-хана;
3) на территории Ширвана с охватом 1/3 части от Шемахи в сторону моря учреждалось Шемахинское ханство во главе с Дауд-беком с особым нейтралитетом под протекторатом Порты [2, с. 197-361].
Как видим, Константинопольский договор, направленный на порабощение народов Кавказа и задевавший интересы отдельных владетелей, особенно казикумухского хана Сурхая, содержал в себе элементы обострения ситуации в регионе, что проявилось уже до начала разграничения. Обуславливалось это тем, что, согласно трактату 1724 г., к России отходила приморская полоса шириной в 100-119 верст в Дагестане и 43 версты в Ширване. На части этой территории по Самуру, выше Кураха, располагалось 10 влиятельных лезгинских аулов, тесно связанных с Сурхай-ханом.
Кроме того, в Кубинской провинции, выше Рустау, располагалась стратегически важная крепость Теньга, входившая в зону российского влияния, но заблаговременно занятая Дауд-беком вопреки указанному договору. Этим обстоятельством часто пользовалась Порта, активно препятствуя разграничению, подталкивая Дауд-бека и Сурхай-хана на антироссийские выступления [3, с. 74-75].
По этой причине разграничение, начавшееся 2 сентября 1726 г., чрезвычайно затянулось. Первое препятствие возникло уже в конце сентября, когда после разграничения в Табасаране и Ширване турецкие комиссары во главе с Сари Мустафа-пашой отказались вступить в Кюре. Причиной вынужденной задержки, по сведениям русского посла в Стамбуле И.И. Неплюева, стало то, что крепость Теньга доставалась нашей стороне, но, дабы этого не случилось, Дауд-бек «купил пашу, чтобы ныне границы не окончал», заплатив за это «12 тысяч туманов, что будет нашими деньгами 120 тысяч рублей» [4. Л. 248-250].
Препятствовал расчленению подвластных себе территорий и Сурхай-хан, активно выступая против разграничительной политики сторон, особенно Дауд-бека, принятого в османское подданство без ведома хана, что сильно задело его самолюбие. Так же поступали и многие дагестанцы, что признавали и высшие сановники Порты. Как сообщил И.И. Неплюеву рейс-эфенди в декабре 1726 г., применяя «силу и иные способы», турки укротили ширванцев, но дальше «наступила дагистанская земля, которую мерить невозможно, яко мерить не дают, про-тивятца оружием» [5. Л. 604 об.]. В этот же сюжет хронологически вписывается и неудачное выступление шамхала Адиль-Гирея против России.
Естественно, что в таких условиях Дауд-бек не смог выполнить задач, возложенных на него турецким султаном, и стал терять его доверие. В конце 1727 г. султан Ахмед III окончательно отвернулся от него и принял в свое подданство Сурхая, предложив ему шемахинский трон с большим годовым жалованьем и с доходами от уездов Кабала и Акдаш в Шекинской области. В мае 1728 г. Порта сослала Дауд-бека на остров Кипр, где он и умер. Верховная власть в Дагестане и Ширване с тех пор безраздельно перешла к Сурхаю, ставшему на путь временного сотрудничества с Турцией [6, с. 158].
Тем временем кардинальные события, повлиявшие на кавказскую политику Порты, происходили и в Иране. Выдвинувшийся на гребне освободительной борьбы против афганцев выходец из тюркского племени афшаров Надир поступил на службу к находившемуся в Тебризе номинальному шаху Тахмаспу в 1728 г.; за короткое время изгнал их из большей части Ирана, а затем захватил Герат. Упоенный этим шах Тахмасп обратился в Стамбул с требованием, чтобы Порта возвратила ему все территории, захваченные османами в период афганской оккупации (1722-1728). Но неоднократные такие же обращения к султану Ахмеду III остались без последствий. Иранское правительство решило изгнать турок силой оружия. В начале 1730 г. Надир очистил от турок Исфахан, куда перебрался со свитой наследник Сефевидов, ставший шахом Тахмаспом II [7, с. 36].
Казалось бы, что ситуация складывалась в пользу Ирана. Весной 1730 г. османы были изгнаны Надиром из Хамадана, Ардагана, Керман-шаха и Тебриза, откуда он двинулся в Хорасан для подавления восстания афганского племени абдали. Воспользовавшись этим и отъездом Надира в Хорасан, надеясь поднять свой престиж в стране, Тахмасп попытался самостоятельно бороться с османами, но потерпел полное поражение. В течение 1731 г. турецкие войска трижды разбили силы Тахмаспа. Он спасся от плена позорным бегством. В ставке Тахмасиба царила
растерянность, они были готовы капитулировать под натиском Порты, «уступив ей Грузию, Армению, Дагестан, Ширван и часть Карской области» [8, с. 340].
Дипломатические усилия российской стороны против такого соглашения оказались напрасными. 12 января 1732 г. был подписан Керманшахский ирано-турецкий договор, по которому шах Тахмасп уступал новому султану Махмуду I Тбилиси, Ереван, Шемаху с Ширван-ской областью и Дагестан. Тебриз и Керманшах возвращались Ирану; р. Аракс признавалась пограничной линией [9, с. 197]. Следует подчеркнуть, что Керманшахский трактат был направлен и против России, ибо, как верно заметил один из современников, «в особливом артикуле трактата внесено, что обеим примирившимся державам объединенными силами принудить россиян к отдаче взятых ими у персиян земель» [10, с. 119].
Учитывая складывающуюся обстановку, российская сторона предприняла срочные контрмеры. Не теряя времени, по указанию из центра, русские дипломаты решили действовать через Надира, тайно мечтавшего захватить власть в стране, враждебно настроенного против капитулянтской политики Тахмаспа и турецких захватов в Иране. Не признав Керманшахский договор, Надир обвинил Тахмаспа в измене и сверг его с престола [11, с. 203].
Став всесильным регентом при восьмилетнем сыне Тахмаспа Аббасе III, 21 января 1732 г. Надир подписал с Россией Рештский договор, а затем возобновил военные действия с Турцией. Рештский трактат предусматривал важные территориальные уступки со стороны России: не желая обострять отношения с Ираном, она возвращала Надиру провинции Астрабад, Мазенде-ран и Гилян, но с тем обязательным условием, чтобы эти области «ни под каким образом в другие державы (Турцию. - Д.Ш) отданы не были» [12. Л. 51 об.]. Россия соглашалась возвратить их Надиру через 5 месяцев после ратификации договора, если Надир возвратит себе отнятые у Ирана Турцией территории в Ширване, Армении и Грузии. В трактате содержалось обещание возвратить Ирану Баку и Дербент, когда Надир полностью освободит страну от османских оккупантов и прочно утвердится на престоле [13, с. 194-200].
Подписание Рештского договора изменило соотношение сил на Востоке в пользу Ирана. Недовольная этим Порта решила взять реванш, расценив указанный трактат «как непосредственный результат ослабления позиций России в Прикаспии» [14, с. 152-153]. Исходя из такой посылки, она стала готовить силы крымского хана Каплан-Гирея для отправки через Северный Кавказ (Кабарда - Чечня - Дагестан) в Закавказье на помощь своим войскам, терпящим поражение от Надира, а в случае удачи и для захвата этих территорий под видом защиты «правоверных мусульман» (суннитов) - от «еретиков»-шиитов (иранцев) [15, с. 57, 61].
Следует отметить, что с этих пор кавказская политика Порты обрела более активные и агрессивные формы с использованием ислама суннитского толка, с одной стороны, и значительных военных сил - с другой. Началом реализации такого курса Стамбула стало нашествие крымского калги Фетхи-Гирея весной 1733 г. с предписанием из Стамбула «... выступить против персов и привлечь к себе горские племена Северного Кавказа от устья Кубани до русской границы и идти к Дербенту» [16, с. 442].
Неоднократные протесты российских властей в Петербурге, военачальников на Кавказе и дипломатов в Стамбуле против этого вторжения, противоречившего Константинопольскому трактату 1724 г., не имели успеха. Миновав Кубань и Черкесию, к исходу мая корпус Фетхи-Гирея прорвался через Кабарду и достиг приграничной полосы Чечни и Дагестана. На повторное требование российского командования прекратить движение Фетхи-Гирей ответил отказом и решил пробиться силой. 11 июня 1733 г. 25 тысяч крымцев вышли в атаку из деревни Горя-чевской, у подножья Гюрзели, но были отброшены назад, потеряв до тысячи человек и 10 знамен. Крымцы остановились в Чечне, призывая жителей Чечни и Дагестана «к бунту, чтоб они с Фетхи-Гиреем Султаном против россиян и российских войск неприятельски действовали» [17, с. 119-120].
Хотя этот призыв остался без особых последствий, с помощью чеченского князя Айдемира Бартыханова и дагестанских владетелей Сурхай-хана и уцмия Ахмед-хана, следуя через Терек, Аксайсу и Ямансу и Койсу, в 20-х числах июня Фетхи-Гирей с частью крымцев и кубанцев достиг Тарки-Тау. На подступах к Дербенту русские войска вновь атаковали крымцев, нанесли им существенный урон, но часть их прорвалась через заслон и в количестве 3-4 тыс. чел. добра-
лась до расположения турецких войск на берегу р. Куры. Не принесло лавров османам и то, что в результате первой «шемахинской экспедиции» Надира 1734 г. их сторонник Сурхай-хан был вытеснен из Шемахи и Казикумуха в Аварию.
Поэтому более масштабно и резонансно в русле кавказской политики Порты выглядит новая акция Стамбула - поход крымского хана Каплан-Гирея во главе 80-тысячной конницы, готовившийся сразу же после подписания 10 марта 1735 г. русско-иранского Гянджинского трактата о возвращении Россией Надиру всех обретенных Петром I территорий с полным выводом русских войск за Сулак - на Терек и в Кизляр [18, с. 324-326]. Как и следовало ожидать, Порта снова воспользовалась создавшейся обстановкой, объявив себя 25 апреля 1735 г. покровительницей народов Кавказа, чтобы двинуться по маршруту Фетхи-Гирея для овладения Дагестаном и прикаспийскими провинциями. Примечательно при этом то, что, хотя в султанском указе на имя Каплан-Гирея о захвате указанных территорий преднамеренно умалчивалось, самому хану жестко предписывалось: иметь с собой собственное 60-тысячное войско, набрать столько же в самом Дагестане, согласовать свои действия с сераскером Закавказья Абдуллах-пашой и совместными силами нанести Надиру сокрушительное поражение.
Возможно, что для смягчения ответной реакции со стороны России на столь неординарные действия великий везир Али-паша Хеким-оглу пытался убедить вице-канцлера А.И. Остермана в том, что султан Махмуд направляет войска против иранцев, жаждущих захватить «турецкие владения, дагистанские Шемаху и Ширвань, губя и разоряя тамошних мусульман» [19. Л. 11 об.]. Но добиться этой цели им не удалось. В Петербурге поход был расценен как нарушение Константинопольского договора 1724 г. и стал поводом для начала русско-турецкой войны 1735-1739 гг.
Таким образом, из-за гегемонистских устремлений Турции и Крыма Дагестан вновь выдвинулся на передний край в русско-турецких отношениях. Итогом действий Каплан-Гирея в создавшихся условиях, когда русские войска были выведены из Прикаспия и Дагестана на Терек в Кизляр и, за исключением оставшейся там 8-тысячной конницы, направлены для участия в Крымском походе генерала В. А. Леонтьева, стало то, что, продвигаясь через Кубань и Кабар-ду, к концу августа с десятикратно превосходящими русских силами он достиг границ Чечни, откуда обратился к чеченцам с воззваниями, требуя полного подчинения и признания крымского сюзеренитета. Главную надежду он возлагал на старшего чеченского князя Айдемира Бар-тыханова, помогавшего крымцам в 1733 г.
Однако на сей раз османские и крымские правители серьезно просчитались. Попытка Каплан-Гирея беспрепятственно пройти по ущелью, расположенному между аулами Алды и Чечен, окончилась провалом, оставив лишь название «Han Bogasi» (ханская глотка) [20, с. 356], поглотившая, по некоторым данным, до 10 тыс. крымцев [21, с. 326]. Под командованием Ай-демира Бартыханова, оставшегося верным России, чеченцы нанесли противнику такое поражение, что «целый отряд крымских татар был истреблен озлобленными горцами» [22, с. 48].
Однако при поддержке эндиреевских владетелей Айдемира Хамзина и кайтагского уцмия Ахмед-хана двум корпусам крымского войска удалось обойти это ущелье и добраться до Дербента, где хан Каплан-Гирей назначил шамхалом Дагестана Эльдара - племянника сосланного русскими властями в Архангельскую губернию Адиль-Гирея Тарковского; Сурхая оставил правителем Ширвана; а уцмия Ахмед-хана - губернатором Дербента [23, с. 92]. Кроме того, для привлечения богатой селисской верхушки на сторону Турции и Крыма знатным старшинам были выделены богатые подарки и 2,5 тыс. туманов деньгами.
Принятые меры оказались своевременными, так как положение крымцев стало критическим: во-первых, потому, что Надир совершил вторую «шемахинскую экспедицию» 1735 г., завершившуюся повторным отступлением Сурхай-хана в Аварию; во-вторых, началось мощное наступление русских войск на Бахчисарай, вследствие чего Каплан-Гирей поспешно покинул Дагестан, «оставив после себя огонь возмущения» [24, с. 98].
Важным этапом реализации кавказской политики Порты, выявившим особенности ее проведения в быстро меняющейся ситуации, стал период подготовки и осуществления Дагестанской кампании Надир-шаха (1741-1743), когда обращались не только к военным средствам, но и к услугам дагестанских владетелей, а также выдвигаемых Портой на шахский престол само-
званых «наследников» Сефевидской династии. Примеров, подтверждающих такую коллизию в политике Порты, предостаточно, но более ранним по времени в этом аспекте стало стремление османских правителей овладеть Джаро-Белоканским союзом сельских общин, препятствовавшим иранской и османской агрессии в Дагестан. Так, в специальном послании, отправленном по поручению султана Махмуда I великим везиром Али-пашой накануне этой кампании главе Джаро-Талийского общества Ходже Аге Муртузу-эфенди давалась высокая оценка подвигам джаро-талийцев в борьбе с противником с заверением: «. о ваших славных поступках и неослабных стараниях сообщим тому, кто распоряжается нашей судьбой и благополучием, т. е. властелину земли, владыке морей, предводителю мусульман, божьей тени на земле, его величеству султану, да будет вечна его держава» [25, с. 147-148].
Кстати, джарцы и дагестанцы совершали такие подвиги всегда, в т. ч. до и после цитированного обращения великого везира, не в пример правящей османской верхушке, часто «забывающей» о своих обязательствах и взаимных соглашениях. В этом аспекте примечательно то, что даже в самых благоприятных условиях для себя, возникших после сокрушительного разгрома «непобедимых» полчищ Надир-шаха в Дагестане в 1741-1743 гг., кардинально ослабившего иранскую угрозу Османской империи, Порта не провела ни одной крупной военной операции против Ирана, ограничиваясь попытками втянуть дагестанских владетелей в свои авантюрные планы, направленные на поддержку выгодных для себя претендентов на верховную власть в Иране.
Такие обращения в адрес дагестанских владетелей, по имеющимся данным, поступали трижды: в апреле 1743 г., июне 1744 и июле 1747 гг. Первое из них, адресованное джарцам, кайтагскому уцмию Ахмед-хану, аварскому нуцалу Магомед-хану и казикумухскому хану Сур-хаю, заверяло их в том, что появившийся на волне антииранских восстаний в Азербайджане самозванец под именем Сефи-Мирза (в источниках Сам-Мирза I) является законным наследником Сефевидов - свергнутым Надир-шахом Тахмаспом II, счастливо избежавшим предназначенной ему смертной казни.
Возлагая при этом особые надежды на уцмия Ахмед-хана, титулованного им «шамхалом Дагестана» в фирмане от 1156 г/х (1743 г. р. х.) султан Махмуд предписывал ему вступить в контакты с турецкими командующими в Закавказье для совместных действий против иранцев. «По милости божьей, когда упомянутый принц утвердится на похищенном троне своих предков, - гласил этот фирман, - тогда он уступит (Турции. - Д.Ш) бывшие прежде нашего государства области Шемахинскую, Ширванскую, Гянджинскую, Тифлисскую, Эриванскую и герои и храбрецы Дагестана получат в пользование весьма достаточные провинции» [26, с. 10811082]. В том же послании Махмуд специально обращался к сыну Сурхая Магомет-хану, предлагая поддержать «принца» Сефи-Мирзу, действуя «вместе как отец с сыном» [27, с. 303]. Но эти громкие заявления, не прельстившие дагестанских владетелей, обусловили провал задуманной операции.
Однако неудача первой попытки Порты добиться реализации своей кавказской политики указанным путем не обескуражила правящую османскую верхушку. Летом 1744 г. Порта попыталась упрочить позиции на Кавказе, выдвинув на сцену Сам-Мирзу II. На этот раз султан Махмуд обратился к Ахмед-хану Дженгутаевскому, сыгравшему активную роль в разгроме Надир-шаха в Аварии, пожаловав ему «титул шамхала» [28, с. 82]. Присваивая это звание специальным фирманом, султан извещал Ахмед-хана о готовности признать его силахшором (генеральным инспектором турецкой армии), но с тем условием, чтобы он принял участие в возведении на иранский престол «законного отпрыска» Сефевидской династии. Тем же фирманом значительные суммы денег были выделены наиболее влиятельным дагестанским владетелям и старшинам. Однако происки Порты и на сей раз не увенчались успехом.
Третья попытка добиться успеха в кавказских делах была предпринята Портой, когда держава Надир-шаха оказалась на грани развала после его убийства 20 июля 1747 г. Используя создавшиеся благоприятные возможности, она, как и прежде, попыталась овладеть Дагестаном, используя методы «ласкания», подкупа и лести. Для этой цели в июле 1747 г. со значительной казной и султанскими фирманами в Дербент был направлен представитель султана Махмуда Юсуф-паша.
Согласно султанскому фирману, за Ахмед-ханом Дженгутаевским снова подтверждалось звание шамхала Дагестана с присвоением чина силахшора. Кайтагскому уцмию Ахмед-хану был пожалован титул трехбунчужного (трехзнаменного) паши, его сыну Магомед-хану - двух-бунчужного паши. Каждому из табасаранских владетелей - майсуму и кадию - тоже титулы двухбунчужных пашей. За Магомед-беком Цахурским сохранялся титул султана Элису со званием двухбунчужного паши. Всем перечисленным лицам предусматривалась выдача соответствующего денежного вознаграждения [29, с. 156].
Эти меры были подкреплены новыми дипломатическими и военными акциями. Отправив в Закавказье дополнительные войска, султан Махмуд выдвинул претендентом на иранский престол нового самозванца, третьего по счету - Сам-Мирзу III. Под видом защиты мнимых прав наследника Сефевидов османам удалось возбудить часть жителей Азербайджана, после чего они развернули активную деятельность и в Дагестане.
Но добиться успеха посланникам Стамбула не удалось и на этот раз. Дагестанские и другие кавказские владетели, наученные предшествующим опытом, не оказали поддержки взращенному в Стамбуле самозванцу Сам-Мирзе III. Очередная попытка Порты добиться гегемонии на Кавказе в прежнем ключе снова не удалась. Не сумев подкупить местных владетелей, султан Махмуд оттянул назад свои войска. Таким образом, несмотря на все старания Порты, кавказская политика Стамбула во второй четверти XVIII века не достигла ожидаемых результатов. На фоне противоборства Турции и Ирана более предпочтительной для народов Кавказа, особенно Дагестана, выглядела кавказская политика России, вставшей на защиту своих геополитических интересов в регионе, что объективно совпало с освободительной борьбой коренных народов края и активно содействовало развитию российско-кавказских и русско-дагестанских отношений.
Литература
1. Архив внешней политики Российской империи (АВПРИ). Ф. 89: Сношения России с Турцией. Оп. 89/1, 1723. Д. 5. Ч. 1.
2. Русско-дагестанские отношения XVII - первой четверти XVIII в. (Документы и материалы). - Махачкала, 1958.
3. Сотавов Н.А. Северный Кавказ в русско-иранских и русско-турецких отношениях XVIII в. - М., 1991.
4. АВПРИ. Ф. 77: Сношения России с Персией. Оп. 77/1, 1726. Д. 9.
5. АВПРИ. Ф. 89: Сношения России с Турцией. Оп. 89/1, 1726. Д. 6. Ч. 2.
6. Мусаев С.А., Курбанов А.Д., Каяев И.А. Гази-Кумух. Эпоха Сурхай-хана I. - Махачкала, 2011.
7. БианиХанбаба. Иран довре-е Сефавие. - Техран, 1353.
8. Сардадвар А. Т. Тарихе незами ва сийаси-йе довране Надершах-е Афшар. - Техран, 1354.
9. Экбаль Аббас. Тарихе-мофессол-е Иран аз эстила-йе могул та энгераз-е. - Техран, 1360.
10. История о персидском шахе Тахмас-кулы-хане. - СПб., 1762.
11. История Ирана. - М., 1977.
12. АВПРИ. Ф. 77: Сношения России с Персией. Оп. 77/1, 1732. Д. 5.
13. Договоры России с Востоком, политические и торговые. - СПб., 1869.
14. Алиев Ф.М. Азербайджано-русские отношения (XV-XIX вв.). - Баку, 1985.
15. Сотавов М.Н. Крымское ханство в русско-турецких отношениях XVIII в. (1700-1783) в свете влияния их на Дагестан. - Махачкала, 2010.
16. Hammer von I. Geschichte des Osmanischen Reiches. - Pest, 1831. Bd. 7.
17. Бутков П.Г. Материалы для новой истории Кавказа с 1722 по 1803 гг. - СПб., 1869. Ч. 1.
18. Документальная история образования многонационального государства Российского. Кн. 1: Россия и Северный Кавказ в XVI-XIX вв. - М., 1998.
19. АВПРИ. Ф. 103: Азиатские дела. Оп. 1/103, 1734-1735. Л. 3.
20. Berkok I. Tarichte Kafkasya. - Istanbul, 1958
21. Ахмадов Я.З. История Чечни с древнейших времен до конца XVIII в. - М., 2001.
22. Потто В.А. Кавказская война в отдельных очерках, эпизодах, легендах и биографиях. - СПб., 1885. - Т. 1.
23. LockhartL. Nadir Shah. A critical study based mainly upon contenporary sourkes. - London, 1938.
24. Dorn W.A. Schirwan unter Lewde Hershwer und Han. - SP., 1848.
25. Алиев Ф.М. Антииранские выступления и борьба против турецкой оккупации в Азербайджане в первой половине XVIII в. - Баку, 1975.
26. Акты кавказской археографической комиссии (АКАК). - Тифлис, 1869. - Т. 2.
27. Uzungar^ili I.H. Osmanli tarihi. - Ankara, 1956. - Cilt 4.
28. Березин И.И. Путешествие по Дагестану и Закавказью. - Казань, 1850. - Ч. 1.
29. Бакиханов А.-К. Гюлистан-и Ирам. - Баку, 1991.
Поступила в редакцию 27 января 2012 г.
