CC BY
41
Журнал просуществовал весь срок, отмеренный первой русской эмиграции (между двумя мировыми войнами). Благодаря многим усилиям редакторов он выходил с начала 1920-х годов до 1940 гг. Тогда последний его редактор Вадим Руднев, отказавшись от редакторского жалованья, работая за гроши на заводе в часе езды от Парижа, по крохам собирая деньги для последнего (70-го) номера, издал-таки его в марте 1940-го, а через несколько месяцев умер от незамеченного им в пылу работы рака. В этом последнем номере были В. В. Набоков, М. А. Ал-данов, Г. Газданов, Б. К. Зайцев, Г. В. Адамович, Вяч. И. Иванов, Г. П. Федотов, П. М. Бицилли — весь цвет тогдашней русской литературы в эмиграции, который как бы простился с читателем накануне многолетнего безвременья Второй мировой войны.
Т. Л. Воронин (ПСТГУ)
Католическая литература эпохи экзистенциализма сквозь призму философских категорий: новая книга о Жорже Бернаносе
Рец.: Karine Robinot-Serveau. Les Romans de Bernanos. Métamorphoses de la transcendance1. P.: Classiques Garnier, 2012. — 478 p.
Карин Робино-Серво — молодая французская исследовательница, посвятившая себя изучению творчества Жоржа Бернаноса и защитившая в 2010 г. в Сорбонне диссертацию под руководством всемирно известного теоретика культуры Ан-туана Компаньона. Ее книга «Романы Бернаноса. Метаморфозы трансцендентности» получила в 2013 г. Серебряную медаль Премии Эмиля Фаге (Prix Emile Faguet), которую с 1994 г. ежегодно вручает Французская академия за достижения в области литературы и философии. Жорж Бернанос (1888—1948), один из крупнейших французских писателей и публицистов первой половины ХХ столетия, при жизни признанный классик, которого часто сопоставляли с Ф. М. Достоевским, в России известен мало. Перечислим наиболее крупные «российские» публикации: в 1978 г. впервые на русском языке был опубликован сборник из трех его романов «Под солнцем Сатаны» (1926), «Дневник сельского священника» (1936), «Новая история Мушетты» (1937); в 1990-е был переведен роман «Господин Уин» (1943), а также пьеса «Диалоги кармелиток» (1949); в 1988 г. к столетию писателя вышел сборник избранной публицистики «Сохранять достоинство» — все эти произведения неоднократно переиздавались как в печатном, так и в электронном виде. Однако за пределами внимания переводчиков оста-
1 Романы Бернаноса. Метаморфозы трансцендентности.
92
лось более двух третей наследия Бернаноса, в том числе и четыре его романа: «Обман» (1927), «Радость» (1929), «Преступление» (1935), «Дурной сон» (1935, опубл. в 1950 г.).
Творчество Бернаноса, писателя-католика, проникнутое глубокой и своеобразной неканонической религиозностью, представляет собой одно из интереснейших явлений человеческого сознания, в кризисах и хаосе эпохи мировых войн ищущего путь к Богу. Во Франции написано множество научных монографий, эссе и публицистических работ, посвященных этому автору, привлекавшему к себе внимание самых разных читателей, как религиозно настроенных, так и далеких от религии. Универсальный подход к пониманию Бернаноса предложил еще Эмманюэль Мунье в знаменитой книге «Надежда отчавшихся» (1953)2, где под одной обложкой были объединены эссе об Андре Мальро, Альбере Камю, Жан-Поле Сартре и Жорже Бернаносе, что вызвало в свое время немало споров, но в конечном счете открыло путь к самых разным, подчас парадоксальным интерпретациям творчества французских писателей того времени, которое можно было бы назвать «эпохой экзистенциализма».
Придерживаясь такого широкого взгляда на творчество Бернаноса, К. Робино-Серво нашла свой собственный оригинальный способ литературоведческого анализа сквозь призму философского понятия «трансцендентности», которое сам писатель практически не использовал, но именно это понятие оказывается для исследовательницы инструментом постижения специфики католической духовности Бернаноса. Ее исследование продолжает ряд размышлений французских литературоведов, посвященных понятиям «реальности», «сверхъестественного» и «абсолютного»3.
Монография К. Робино-Серво посвящена анализу романного творчества Бернаноса (8 романов), которые представлены как цельное проявление человеческого духа, свидетельствующее о фундаментальном противоречии на пути писателя — ревностного католика. Стремящийся к Богу как трансцендентному началу мира писатель, не разделяющий духовную жизнь и художественное творчество, обуреваем жаждой воплотить свою связь с Ним. Это движение романиста подразумевает в какой-то момент выход за пределы себя, на языке философии — трансцендирование, невыразимое средствами имманентного, в пределах имманентного, по эту сторону знаков и слов: опыт божественной любви, принадлежащий сфере духовного, невыразим материально, не может стать абсолютным в глазах другого.
Таким образом, с момента перехода от имманентного к трансцендентному (латинский глагол «transcendere» отчетливо выражает горизонтальное стремление вне и вертикальное — вверх) согласно традиционному пониманию романного жанра заканчивается сфера его деятельности. Трансцендирование принципиально не из области романа. Какие бы имена романист ни подобрал для области
2 См. русский перевод: Мунье Э. Надежда отчаявшихся. М., Искусство, 1995.
3 К. Робино-Серво упоминает следующие работы своих коллег: Philippe Le Touzé. Le Mystère du Réel dans l'œuvre romanesque de Georges Bernanos. Paris, 1987; Monique Gosslin. L'écriture du surnaturel dans l'œuvre romanesque de Georges Bernanos. Paris, 1989; DaniellePerrot. Deux écrivains devant l'absolu: Georges Bernanos et Miguel de Unamuno. Paris, 2005.
за пределами имманентного — трансцендентности, слова «Бог» или «абсолют» не выражают той реальности, куда попадает трансцендирующий человек (здесь, в этом месте, пункт расхождения Бернаноса и традиционного христианского понимания духовности). Необходимость выработать такой стиль, который позволил бы выразить совершенное движение или, по меньшей мере, максимально приблизился бы к такому выражению, и необходимость метаморфозы на пути романиста, описывающего трансцендентность, а в случае писателя — верующего христианина, быть может, метаморфозы собственно трансцендентности, описывающей самое себя посредством романиста, и является предметом данной книги.
По мнению исследователя, в этом контексте возможности романа во многом превосходят возможности теологии и философии. Романист, избегая точных формулировок, сталкивая привычные значения и алгоритмы движения мысли и чувства, способен породить вызов в рамках человеческой имманентности, не столько описывая означенный опыт, сколько апеллируя к таковому у читателя. В контексте 30-40-х гг. ХХ в. это приобретает вполне определенное звучание. Если принципиальные атеисты Хайдеггер и Сартр, раскрываясь трансцендентному, преодолевая самих себя, раскрывались тем самым безднам отчаяния и ничто-небытия, то верующий католик Бернанос (при всех сложностях его отношений с Церковью), раскрываясь, преодолевая себя, в век «смерти Бога», модерна, выбравшего материалистический монизм и имманентную философию, в трансцендентности черпает силы для преодоления хаоса исторической реальности 30-40-х гг.
На примере творчества Бернаноса исследователь ставит проблему, особенно острую в мире модерна, в котором существовал Бернанос-романист: возможен ли в ситуации тотального материалистического сомнения и разложения веками слагавшихся метафизических ценностей стиль, который позволил бы явить трансцендентность в рамках художественного мира? В век прогрессирующей дискретности сознания и постмодернизма это становится насущной проблемой. И автор считает, что Бернанос разрабатывает такой «стиль трансцендентности». Принимая во внимание «фундаментальную двусмысленность художественного жанра, который между ложью и вымыслом рассказывает, чего не существует, чтобы указать на то, что существует», он обращается к внутреннему субъективному опыту читателя (что, к примеру, в контексте той же экзистенциальной философии, развивавшейся почти одновременно, вполне правомерно). При подобном подходе художественное творчество является особым инструментом доступа к реальности, а повествование Бернаноса о трансцендентности — своеобразным апофатическим свидетельством о мире имманентном и трансцендентном, в котором краеугольный камень — трансцендирование, а отрицание — столь же полноценное свидетельство, как и утверждение4. В этом смысле К. Робино-Серво проводит четкие различия между очевидной христианской ангажированностью и стремлением к первобытным формам сакрального, характерными для совре-
4 Русскоязычный читатель в первую очередь вспомнит о «Мастере и Маргарите», где Бог присутствует, отсутствуя, что, несомненно, позволяет интегрировать роман Булгакова в общеевропейский культурный процесс первой половины ХХ в.
менников Бернаноса, с которыми его часто сравнивали: «В отличие от дикой и агностической мистики романов Жоржа Батая и апологетической католической мистики Франсуа Мориака романное творчество Бернаноса утверждает вневременную и апофатическую христианскую мистику» (р. 465).
Таким образом, творчество Бернаноса остается открытым для понимания. Для атеиста оно — приманка, ловушка (un leurre), как и всякое субъективное свидетельство о трансцендентности; для религиозного же читателя — открытая книга, одновременно источник и горизонт которой — трансцендентность, где человек встречается с тем, что в европейском мире на языке слов принято называть «Богом». И тогда романы французского писателя и публициста становятся «соборами, памятниками искусства, воздвигнутыми для Бога» (р. 9), а его личный жизненный опыт — подвигом мужества и веры.
Книга состоит из вступления, трех частей («Вызов», «Голгофа», «Благодать») и заключения: в основании исследования К. Робино-Серво, автора-христианина, лежит принцип триады. «Метаморфозы трансцендентности» исследуются в рамках трех глобальных методологических проектов: жанрового, генетического и герменевтического. Благодаря анализу жанра автор изучает возможности интеграции понятия трансцендентности теологически, метафизически и мистически, сводя, таким образом, объем понятия, исследуемого средствами теологического дискурса, в реальный жизненный опыт конкретного человека, имеющего возможность передать таковой в рамках художественного текста. Генетический метод исследует тексты романов от первого доступного чернового листа до законченного напечатанного произведения, изучая их как замкнутую структуру, в которой каждая исправленная рукописная страница, неся собственную содержательную диалектическую ценность, стремится отлиться в готовую форму, неся собственное свидетельство о ней. Герменевтический метод позволяет увидеть творчество Бернаноса в контексте двух плоскостей, фундаментальных для христианского дискурса и христианской экзистенции: Библии как текстуальной трансценденции и христианской мистической авантюры как трансценденции плоти, где сосуществуют традиционные католические фигуры от Блаженного Августина до св. Терезы из Лизье.
Книга углубляет понимание творчества Бернаноса, раскрывая его, во-первых, в разрезе многовековой истории христианской духовности, в том ее аспекте, который в XX в. стало принято называть экзистенциальным; во-вторых, освещая доселе, кажется, в должной мере не исследованные возможности романного жанра, с учетом тех тектонических сдвигов, которыми ознаменовалось модернистское движение начала ХХ в.; и в-третьих, показывая его как характерное явление духовной жизни человека, состоявшейся в исторической ситуации, когда самое понятие человечности подверглось испытанию.
Написанная академическим языком книга не станет достоянием широкого читателя, но внимание историков литературы, теологии и философии ей обеспечено.
К. М. Дахина (РГГУ)
