CC BY
32
13. Axelrod R. Evolution of Cooperation. Originally published by Basic Books, 1934.
14. Rapoport A., Chammah A.M., Prisoner's Dilemma, A sludy of conflict and cooperation The University of Michigan Press, 2009.
15. Rapoport A., The Use and Misuse of Game Theory," Scientific American, Dec. 1962.
16. Stanford Encyclopedia of Philosophy, https:// plato.stanford.edu/entries/prisoner dilemma/ [дата открытия- 10.05.2020].
17. Youtuhe https://www.youtube.com/ watch?v = E38dbwFdNS4 (Время просмотра ссылки 03.05.2020)
CA TEGORIZA TtON, FRAMING, DISCURSIVE FORMA TION: ON THE QUESTION OF WA VS TO INTERPRET THE NA TION AND THE NATIONAL IN THE HORIZON OF THE ORDER OF SOVEREIGN NATIONS-STATES Lomako Leonid Leonidovrch, Senior lecturer
Maltsev Konstantln Gennadlevich, DSc ofPhilosophical science, Professor
Department of Theory and Methodology of science, Belgorod State Technological University named after V, G. Shukhov, Belgorod
Consistent distinction of the nation (as a political form of the people, which assigned sovereignty) and ethnic group (as a historical or, at least, "natural" phenomenon) in the modernist and constructivist "conceptual framework" of defining the concept of the nation involves the exclusion of "naturalizations"; in this respect the modernist theory that represents the nation as a "categorical identity" (for example, K. Calhoun), from the point of view of "political calculations" rely "is not able" to implement the task. The constructivist approach (P. Brubaker) proposed the design^ concept of the nation to use a concept called "ethnicity without groups"; the subject of the analysis in this article is-how to apply this concept in the construction of the "postmodern "concept of the nation, "purified" from all of the typical "modernist approach" "naturalizations" identifies the purpose, objectives, possible outcomes andV "beneficiaries" political strategy, using a "constructivist approach" in shaping the concept of nation and national politics.
Keyword: Nation; identity; ethnicity; group; framing, D0I 10.24923/2222-243X.2020-36.28
О Clf
о cu
-0
Q-Ш cc H-=E
о со
CO CO
z
s
145
КА ТЕ ГОРИ ЗА ЦИЯ, ФРЕЙМ И РОВ А НИ Г, ДИСКУРСИВНАЯ ФОРМАЦИЯ: К ВОПРОСУ О СПОСОБАХ ИНТЕРПРЕТАЦИИ НАЦИИ И НАЦИОНАЛЬНОГО В ГОРИЗОНТЕ ПОРЯДКА СУВЕРЕННЫХ НАЦИЙ-ГОСУДАРСТВ
Последовательное различение нации (как политической формы народа, которому приписан суверенитет) и этноса (как исторического или, реже, "природного" феномена) в модернистских и конструктивистских "концептуальных рамках"конструирования понятия нации предполагает исключение "натурализации": в этом отношении модернистские теории, представляющие нацию как "категориальную идентичность" (например, у К. Калхуна), с точки зрения "политическихрасчетов", полагаются "не способными"реализовать названную задачу Конструктивистский подход (Р. Брубейкер) предлагает при конструировании понятия нации использовать концепт, названный "этничность без групп"; предме том анализа в представленной статье является способ применения данного концепта в конструировании "постмодернистского"понятия на ции, "очищенного" от всех присущих "модернистскому подходу" "натурализа-ций", выявляются цель, задачи, возможные результаты и "бенефицианты" политической стратегии, использующей "конструктивистский подход" в формировании понятия нации и национальной политике.
Ключевые слова: нация; идентичность; этничность; группа; фреймирование.
УДК 172.1 ВАК РФ 09.00.11
ЧЛомакоЛЛ., 2020 Э Мальцев К, Г,, 2020
ЛОМАКО Леонид Леонидович, старший преподава тель
Нация уже почти двести лет является неизменным предметом теоретического беспокойства в европейских (а с некоторых пор и не только в европейских, но это мы оставляем за границами нашего рассмотрения) социальных науках. Дополнительным стимулом является доказанная (причем несколько раз и в различных во всем остальном исследовательских традициях) невозможность построения общей теории нации; большинство казавшихся несомненными прогнозов уже не кажутся таковыми, особенно после этнонацио-
МАЛЬЦЕВ Константин Гчннадьевич, доктор философских наук, профессор
кафедра Теории и методологии науки, Белгородский государственный технологический университет им. В,Г, Шухова, Белгород
нальных конфликтов и этнических войн и чисток в Восточной Европе. Аргумент, что Балканы - это не совсем Европа, не представляется бесспорно убедительным, а иногда {все чаще) высказываемое мнение (Альтерматтом [1], например}, что "подлинная" современная Европа совсем не обеспечена в этом отношении, и, более того, это и ее судьба (сущность, но лучше все-таки судьба, с оттенком опасности) побуждают исследователей нации и национализма к новой ревизии, в том числе и считавшихся доказанными, утверждений, к поиску "адекватных" инструментов, понятийного аппарата, подходов анализа и, более того, даже к новым попыткам конструирования теории (если невозможна общая теория, то теорий "среднего уровня", которые возможны всегда). В этом предприятии мы выделили и сделали предметом анализа в данной статье один аспект: способы понятийного конструирования, темати-заций нации и национализма в предмет исследования.
Исходное для нашего рассмотрения противоположение: между "категоризацией" (и связанными с ней "идентичностью", "овеществлением" и т.п.) и "фреймированием" (конструирование, введение основательно забытого концепта "точка зрения") и связанное с этим понятийным противоположением различие между нацией как "группой", "вещью", - и нацией как "сетью", или "сопринадлежностью" (термин М. Вебера [7], - первое, что легко выявляется в рассуждениях представителей различных направлений в изучении нации и национализма, и, таким образом, определяется как предмет нашего исследования.
Общепринятого определения нации не существует. 8 разное время и разными теоретиками делался акцент на те или иные атрибуты нации, и, соответственно, разные признаки акцентировались в определении. Причем, давно обратили внимание на то обстоятельство, что подобные атрибуты/признаки исследователи часто (если не исключительно) заимствовали из националистической риторики: смешение этих двух дискурсов, слишком часто проявляющаяся неспособность аналитиков удерживать противопоставление между аналитической работой и националистическим дискурсом, всегда было серьезным препятствием именно для научного анализа. Калхун [13) выделяет несколько (максимально полный из имеющихся перечней) "моментов" националистической риторики, использующихся в качестве признаков в многочисленных определениях нации: "границы территории, население
или то и другое; неделимость - представление о целостности нации; суверенитет или по крайней мере стремление к суверенитету и, таким образом, к формальному равенству с другими нациями, как правило, в виде независимого и предположительно самодостаточного государства "восходящее" представление о суверенитете, то есть идея о том, что правление является справедливым только тогда, когда оно опирается на волю народа или по крайней мере служит интересам "народа" или "нации"; участие народа в коллективных делах -народная мобилизация на основе принадлежности к нации (в военной или гражданской деятельности); прямое членство, когда каждый индивид считает себя непосредственно частью нации и в этом смысле категориально эквивалентным другим членам; культура, включая некое сочетание языка, общих убеждений и ценностей, освященных обычаем практик; глубина во времени - представление о том, что нация как таковая существует во времени, включая прошлые и будущие поколения, и обладает историей; общее происхождение или расовые черты; особая историческая или даже сакральная связь с определенной территорией" [13, с. 32]. Все перечисленные критерии/ признаки имеют разный вес в различных теоретических построениях, все они, как правило, присутствуют в националистической риторике, но ни какой в отдельности или все вместе, не являются достаточным условиемдля возникновения "нации" (ни - дифференциальным признаком в теории); "не существует никаких эмпирических критериев, позволяющих установить способность наций добиваться суверенитета, поддерживать сплоченность, оберегая себя от внутренних расколов, или очерчивать четкие границы, ссылаясь на единство культуры или ее особую древность" [13,с. 32]. Эти утверждения скорее те образы речи, опираясь на которые происходит конституирование коллективных идентичностей (наций) и мобилизация людей для коллективного социального действия. Калхун выделяет три аспекта национализма: национализм как дискурс ("производство культурного понимания и риторики, которое ведет к тому, что люди во всем мире мыслят и выражают свои устремления с точки зрения идеи нации и национальной идентичности, производство отдельных разновидностей националистической мысли и язы-
' В этом отношении характерным является то, что первый теоретик нации ИГ. Фихте [21] выступил также создателем теории "замкнутого торгового государства", совершенной во всех отношениях автаркии [20].
ка в особых условиях и традициях" [13, с. 32-33]); национализм как проект ("социальные движения и государственная политика, посредством которых люди пытаются преследовать интересы общностей, которые они считают нациями, обычно предполагающие определенное сочетание (или историческое развитие} все большего участия в существующем государстве, национальной автономии, независимости и самоопределения или объединения территорий" [13, с. 33]); национализм как способ оценки ("политические и культурные идеологии, которые утверждают превосходство отдельной нации" [13, с. 33]}, как моральный императив, то есть в том числе и побуждение к действиям, вызывающим наибольшую обеспокоенность исследователей и политиков (этнические чистки, идеологии национальной чистоты, апартеида, ксенофобии}. Современные нации суть идентичности (причем скорее жесткие), причем Калхун, вслед за другими модернистскими теоретиками, особенно акцентирует внимание на их политическом характере. Однако, это измерение нации не будет предметом нашего рассмотрения, так как далеко уведет от собственного предмета настоящего исследования.
Нация как идентичность есть исторический феномен; она возникла в конкретных условиях и под действием определенных причин; нация, и в этом согласны большинство исследователей - современный (характерный для нового времени, модерна) феномен. Сам термин "нация" старше того, что он теперь обозначает; "до наступления Нового времени он означал всего лишь людей, связанных между собой общим местом рождения и культурой" [13, с. 38], "он ничего не говорил о связи такой идентичности с более или менее крупными общностями и не имел явных политических коннотаций" [13, с. 38]. Нация не была идентичностью в жестком смысле, как его определяет, например, Брубейкер [5! 1, она не являлась и актором социального действия, была, если не вовсе, но лишена качеств действующего "индивида", которые приобретены ею лишь в новое время. Модернисты и конструктивисты едины в понимании наций как созданных, как сконструированных, различаясь в понимании способов конструирования. Это не означает, что до нового времени не было феноменов, которые стали "предпосылками"
г "Идентичность, понятая е строгом смысле «а« предполагающая исключительную, неизменную, фундаментальную тождественность" [5, с. 18].
конструирования наций; либо как основа на-циестроительства ("особые националистические идентичности и проекты продолжали опираться на давние этнические идентичности, на местные родственные и общинные отношения и на заявленную связь с наследственными территориями" [13, с. 73]), либо, в националистической идеологии, как самообоснование, придание респектабельности, связанной с древностью или изначальностью, как миф (в символы которого переводились названные, существовавшие до появления наций, феномены); "культура каждой отдельной страны может обнаруживать большую или меньшую преемственность во времени и может быть более или менее целостной и единообразной. Но национализм - это способ создания идентичности, который не придает большого значения таким различиям, просто постулируя глубину во времени и внутреннее единство" [13, с. 41].г Причины возникновения наций вполне современны, "несмотря на наличие у нее глубоких корней, она сформировалась в процессе создания государства, втом числе войнами, рынками и транспортными и коммуникационными инфраструктурами" [13, с. 41]; национализм представляет собой "способ конструирования коллективных идентичностей, который появился вместе с преобразованиями в государственной власти, расширением дальних экономических связей, новыми средствами коммуникации и транспорта и новыми политическими проектами" [13, с.73]. Дискурс национализма возник вследствие стремления "осмыслить идентичности в масштабе и форме, которые отвечали развитиюсовременных капиталистических рынков и государств с их значительными административными возможностями и способностями к мобилизации граждан для участия в войне" [13, с. 186]. На эти причины, одни и те же для возникновения нации и дис-куса национализма, который был дискурсом нациестроительства, указывали Э. Геллнер (9], Ч, Тилли [37], Б. Андерсон [2],другие известные "модернистские" (они определяются в качестве таковых посредством противопоставления "постмодернистским", основной интуицией которых является отказ от любого единства, как не существующего и не возможного, ни в действительности, ни в теории) теоретики нации и национализма. Но развитие националистического дискурса предполагает его проникновение во все области социума, и приобретает влияние (и посредством этого значение), нередуцируемое к "основным" причинам. Необходимость не просто различения.
о
сц о си
-О О-
ш
Оч н-=Е
о
со со
со г
<к Ё
147
но упорядочения способов и форм, принимаемых нацией, также предполагает "сосредоточение внимания на нации как "форме", а не просто на "содержании" различных национальных идентичностей" [13, с. 41]. Национализм - не только политическая доктрина, "а более фундаментальный образ речи, мысли и действия" [13, с. 42]. В любом случае, "идея наций лежит в основе нашей мысленной картины мира в виде карты. Однако мир не всегда был разделен на пестрое полотно стран, которые мы видим на сегодняшних картах. Такой способ создания карт с четкими границами между странами и взглядом с высоты птичьего полета сложился в эпоху Нового времени" [13, с. 44].
Понимание нации как сообщества, как правило, основывается на введенном Ф. Теннисом 118] различении между "общностями" и "обществами"/ "сообществами" и к предложенному Э. Дюркгеймом [11 ] описанию перехода от механической к органической солидарности. Первые являются "традиционными" (действительно или мнимо основывающимися на кровном или семейном родстве), принудительными в отношении индивида, данными и "естественными" в том смысле, что не предполагают в отношении себя вопросов (если вопросы возникают, то это свидетельствует о кризисе традиционного механического сообщества). Вторые понимаются как свободные ассоциации (конечно, "в пределе", идеал ьноти пи чески), основанные на свободном решении автономного индивида. В современной нации существенное для ее понимания значение имеет переход: "Нация - это синтетическое Gemeinschaft, 8 массовых условиях современности она приносит замещающее удовлетворение потребностей, которое прежде доставляли традиционные теплые социальные отношения лицом-к-лицу, По мере преобразования социальной жизни в результате индустриализации и социальной мобилизации в нечто, напоминающее основанное на расчете интересов Gesellschaft, нация и национализм продолжают служить скрепами, которые создают видимость общности" [29, р. 465]. В отличие от Брубейкера, который в своем радикальном конструктивистском анализе делает акцент на политической не плодотворности и теоретической несостоятельности понимания нации как жесткой овеществленной идентичности, Калхун специально акцентирует внимание на том обстоятельстве, что современные нации и в этом отношении вполне отвечают модерну (и связанной с модерном либеральной идео-
логией): современная нация конституирована в согласии с принципами индивидуализма, Калхун, со ссылкой на Дюмона [10], Тейлора |35], Эванса [26], утверждает, что "с точки зрения современного Запада, индивиды существуют в себе и сами по себе: ни сети отношений, ни всеобъемлющая иерархия не являются основным источником идентичности. Эта современная идея индивида как локуса неразложимой идентичности - по крайней мере потенциально самодостаточной, самостоятельной и саморазвивающейся - играет важную роль в национализме. Неслучайно современная идея нации возникает вместе с современными идеями "точечной самости" или индивида. Они созвучны друг другу" [13, с. 102р. Нация понимается как исторический индивид, и образуется как подведение индивидов (в действительности и в теории) под категориальную общность. Первый теоретик нации и национализма, ИТ, Фихте, во всяком случае, понимал именно так (подобная интерпретация утверждений Фихте, принадлежащая Мей-неке, и разделяемая Калхуном, пользуется признанием): "Связи между историей индивидуализма и национализма, возможно, наиболее очевидны у немецкого мыслителя X1X века ИТ. Фихте. Идея самопризнания у Фихте, личности, которая, по-видимому, сталкивается с собою в зеркале и говорит "я есть я", неразрывно связана с идеей нации как индивида" [31, р. 89]. Нация в этом отношении полагается как личность, наделенная неделимостью, целостностью, носительницей особой идентичности; "каждая нация имеет свой опыт и характер, нечто особое, что она предлагает миру, и нечто особое, в чем она выражает себя. Нации -это личности с особыми талантами и возможностями раскрытия этих талантов. Быть исторической нацией, по выражению Фихте, значило преуспеть в этом процессе индивидуации и обретать особый характер, выполняя особую миссию и проживая особую судьбу" [13, с. 104]. Национальная идентичность по смыслу элиминирует все виды "непосредственных", "органических" "естественных" идентичностей; "нации конструируются как "сверхиндивиды", с
5 Можно обсуждать, насколько представлением об автономном индивиде мы обязаны немецкой философской классике или классическому либерализму (Шотландская школа моральной философии в этом смысле фундировала последующий политический либерализм английских аеюров), и насколько немецкая классика согласуется или противостоит либеральной идеологии. Во всяком случае, Фихте едва ли можно подозревать в симпатиях современному ему возникающему либерализму.
одной стороны, как категории эквивалентных индивидов - с другой. Между индивидами и их нациями устанавливаются прямые и непосредственные отношения; национальная идентичность приобретает особый приоритет над другими коллективными идентичностями при конструировании личной идентичности" [13, с. 242]. Прочие, "естественные" идентичности могут быть основой для нациестроительства, но в этом процессе преобразуются таким образом, что нация претендует на безусловное верховенство (и по смыслу, и по усваиваемой ей своеобразной императивности: как дискурс, политический проект, система ценностей). Нации как категории индивидуальных членов организуются "на основе различных культурных признаков - общего языка, религии, обычаев, имен и т.д." [13, с. 100], кроме того, мы уже указывали на это, нации в самом строгом смысле понимаются как индивиды, "развивающиеся в ходе истории, подобно тому, как обычные люди проживают свою жизнь" [13, с. ТОО]: это - метафора, но символическая, то есть здесь мы имеем дело с особой реальностью мифа, которая ни в каком отношении не менее реальна, чем "реальная реальность" 4. Национальность есть атрибут индивида (принцип индивидуализма, таким образом, необходим для нации), "индивидуализм важен не только метафорически, но и как основа для центрального представления о том, что индивиды являются членами нации напрямую, что она метит каждого из них как обладающего особой идентичностью и чтоонисвязаныснею полностью и непосредственно. 8 дискурсе национализма каждый является просто китайцем, французом или эритрейцем Чтобы быть
4 Вообще же, если принять в расчет, что писали о мифе, например,ФВ.Й. Шеллинг [24], А.Ф.Лосев[15],Р. Барт [4], а из более современных авторов Ф.Р. Анкере миг т [3], С Жижек [121, то противопоставление "реальности" мифа и ''реальной" реальности вообще не имеет смысла.
5 Калхун специально изучал события вокруг современной Эритреи, промесс нациестроительства и построе ния государства; естественно желание вписать этот специфический процесс в общее направление, вместе с французами или китайцами. Политическая ангажированность также естественна, как и естественно смешение "отнесения к ценности" и "'оценки", избавиться от нее также невозможно, как трудно занять позицию наблюдателя и при этом не усвоить позицию 'этнографа1' (цивилизованного человека) наблюдающего "туземцев" ¡дикарей). Бьтоли эритрейиам выгодно (нзциест-роительство как конструирование в основе своей, для рационального понимания, имеет интерес) то, что связано с образованием Эритреи, либо в основе лежал чей-то еще, скрытый в рас суждениях Калхуна, искренне "невидимый" для него, интерес - это вопрос для специального изучения, и ответ на него будет всегда даваться в горизонте, открывающемся с точки зрения наблюдателя и его познавательного интереса.
членом нации, индивиду не нужны опосредования семьи, общины, области или класса. Национальность понимается как атрибут индивида, не связанный с промежуточными ассоциациями. Этот образ мысли подкрепляет идею национальности как своеобразном козыре в игре идентичности" [13, с. 104]. Есть необходимость напомнить, что многие (большинство) исследователи в своих аналитических исследованияхусваивают черты, приписываемые нациям в националистическом дискурсе, как признаки, включающиеся в понятие нации. Национальные идентичности не враждебны "естественным" идентичностям, описания нации редко обходятся без благожелательных упоминаний о семье, общине, традициях, - но националистический дискурс настаивает именно на верховенстве нации. Однако, "там, где заявленный приоритет нации сталкивался с другими категориальны-г ми идентичностями - расовыми, классовыми, тендерными, религиозными, почти всегда возникал конфликт" [13, с. 105]. В теории же, поскольку нация понимается в единстве с современным национальным государством, суверенным и демократическим, буржуазным и индустриальным, конфликт нации и "естественных" общностей и претензии нации на приоритет, рассматривались как со-ответствующиеходу истории и в этом отношении безусловно принимались положительно. Еще один аспект понимания нации связан с ее интерпретацией как занимающей промежуточное положение между индивидами и безличными силами, которые влияют на их жизнь (например, капиталистическая экономика с ее механизмами, национальное государство с войнами как способами выяснения отношений между суверенитетами), и в этом отношении нации заместили собой религию; Б. Андерсон [2] писал, что религии утратили доверие, а вечные вопросы, на которые они давали ответ, продолжают довлеть нзд индивидами.
Нации являются категориальными идентичностями просто в силу своего масштаба; они есть идентичности, качественно превосходящие те, которые основываются на отношениях лицом-к-лицу; индивиды, образующие нацию, не имеют как таковые шансов на "непосредственный" контакт/общение - но при этом считается, что испытывают общие чувства и способны на совместные действия, связывают себя с всегда остающимися анонимными ограниченным, но масштабным (соответствующим "историческим задачам", например, национального государствами индустриали-
о
ш о си
-0 О-
ш ее к-=Е
о
со со
со г
<к Ё
149
зации) числом других индивидов. Не является нация в конечном счете и сетевым сообществом. Эти основные утверждения должны быть развернуты в систему аргументации.
Калхун, в целом, не склонен к "овеществляющему" пониманию нации; он полагает, что "нация опознается не по своей "сущности", а по тому, что Л. Витгенштейн [8] называл системой "семейных сходств"" [13, с. 32]; ближе всего ему, восходящее к М. Фуко [22] понимание нации как "дискурсивной формации", она является "образом речи, который определяет наше сознание" [13, с. 30]; во время национального кризиса или нужды, этот образ речи преобладает над всеми другими и поэтому "в фукианс-ком смысле слова национальность считается вписанной в само тело современного индивида" [13, с. 105], "личность без страны должна считаться не имеющей не только места во внешнем мире, но и подлинной самости" [13, с. 105]. Однако, его рассуждения связаны понятием идентичности; нация есть категориальная идентичность. Индивиды традиционно объединяются в категориальные идентичности задолго до современного национализма и появления наций; речь идет прежде всего о религиозных идентичностях, которые обретали действительность и действовали подобным нации образом; "человек мог стать христианином через обращение независимо оттого, кем были его родственники, и считалось, что христиане образовывали группу - очень большую группу - благодаря своим общим убеждениям и практикам, а не благодаря какому-то особому родству или иным отношениям между ними" 113, с, 99]; христиане вступали в личные отношения, но их было слишком много, чтобы эти отношения могли стать основой общей идентичности- "христиане". Сетевые отношения, по Калхуну, тоже слишком "локальны", чтобы быть основой подобных общностей, которые он полагает реальными группами; "сеть межличностных отношений определяет личность локально" [13, с.35]. Задачей же категориальных идентичностей является помещать индивидов "в сложный, глобально интегрированный мир" 113, с. 35]; "Хотя нации могут объединяться плотными сетями социальных отношений и институциональной взаимозависимости, сам их масштаб предполагает, что они являются прежде всего категориальными идентичностями. Независимо от того, насколько они интегрированы сточки зрения культуры или социальных институтов, они не могут быть тесными личными сетями. Хотя националистические идеологии могут опираться на риторику "общины"
и "семьи", нации глубоко отличаются от таких неизбежно более локальных объединений, связанных непосредственными межличностными отношениями" [13, с 186-187]. Функцией таких масштабных категориальных идентичностей является обозначить "свое отношение к довольно крупным, отдаленным, безличным силам (прежде всего экономическим}, которые определяют нашу жизнь" [13, с. 231]; "культурная политика национализма и религиозного фундаментализма - это один из способов, которыми люди косвенно отвечают на свое включение в относительно крупные политические объединения и глобальную экономику, в которой власть является реальной, но мобилизуемой из отдаленных и иногда непонятных центров" [13, с. 231]. Для обеспечения этого недостаточно локальных сетей; поэтому в теоретическом анализе важно удерживать "два тесно взаимосвязанных различия: между сетями социальных отношений и категориями схожих индивидов и между воспроизводством через непосредственные межличностные взаимодействия и воспроизводством посредством относительно безликих сил широкой культурной стандартизации и социальной организации" [13, с. 74]. Сетевые отношения обеспечивают сплоченность и, при необходимости, повышают мобилизуемость категориальных идентичностей; "чем больше семейные и общинные отношения организуются в соответствии с различными категориальными идентичностями, то есть чем большее количество людей вступает в брак внутри категорий, живет только вместе со своими единоверцами, работает на этнически разделенных предприятиях, - тем больше совпадение категории и сети. В результате, общности получают более широкие возможности для мобилизации коллективного действия" [13, с. 107], но сочетание категории и сети "может и не вести к увеличению межгрулпоеой вражды, но оно увеличивает вероятность таких враждебных действий и сокращает возможность гармоничного взаимодействия" [13, с. 107]. Нациестроительство может (и почти всегда это делает) взять в качестве "основы" этничность: "Этничность - один из возможных элементов, связывающих простое скопление личностей и делающих из них идентифицируемых (и самоидентифицируе-мыхМюдей. Она во многом может способствовать развитию национального само-сознания и сплоченности. Плотные родственные отношения в этнической группе могут увеличивать социальную сплоченность, но к этому могут вести и соседская близость, присоединение к
формальным организациям и совместный труд. Общая этническая культура может способствовать обеспечению социальной солидарности и коллективной идентичности, но членов различных этнических групп могут объединять и другие формы общей культуры и политического участия" [13, с. 107-108]. В целом же, "дискурс национализма, как и дискурс класса, расы и тендера, не только подкрепляет представление об идентичности как вписанной и пересекающейся с телом индивида - он также закрепляет представление о том, что индивиды объединяются своей принадлежностью к совокупности абстрактных эквивалентов, а не своим участием в сетях конкретных межличностных отношений. и категориальные идентичности начинают преобладать над относительными отчасти вследствие того, что националистический дискурс обращается к крупным общностям, в которых большинству людей вряд ли удастся вступить в отношения яицом-к-лицу с большинством остальных" [13, с. 105].
Кажется, необходимость категориальных идентичностей этим вполне доказывается, и теоретический анализ должен исходить из реальности существования подобных идентичностей, понимаемых Калхуном как реальные группы, как индивиды (если речь идет о нациях), которым приписывается способность коллективного действия в масштабах, отвечающих масштабам, задаваемым современным государством и современными экономическими реалиями, Однако, радикальный конструктивизм (в последнее время Р. Брубейкер [5], например) проблематизирует реальность идентичностей как групп и предлагает другую, как утверждается, более политически плодотворную и теоретически обоснованную стратегию исследования нации и национализма.
Что касается проблем для аналитического дискурса, создаваемых некритическим использованием концепта "идентичность", то кратко аргументы, выдвигаемые радикальным конструктивизмом, можно изложить следующим образом. Идентичность можно характеризовать как центральный, даже "неизбежный" термин социальных и гуманитарных наук [5, с. 18], нагруженный огромной аналитической работой - и, по утверждению Брубейкера, не справляющийся с ней ввиду своей "глубокой двойственностью"; разрывом между "жестким" и "слабым" смыслами ("идентичность, понятая в строгом смысле как предполагающая исключительную, неизменную, фундаментальную тождественность, значит обычно слишком много; а понятая в слабом смысле - как множествен-
ная, текучая, раздробленная, договорная, она значит обычно слишком мало" [5, с. 18]); разрывом между группистскими посылками и конструктивистскими уточнениями, между коннотациями единства и множественности, тождественности и различия, постоянства и изменения [см.: 5, с. 18]. Социальный анализ должен учитывать, что "идентичность - ключевой термин в общеупотребительной идиоме современной политики" [5, с. 62], и поэтому тоже его использование как категории анализа есть плохая исследовательская стратегия, особенно если под ней понимать (а именно так и происходит) "нечто такое, что есть у всех людей, что они хотят иметь, конструируют и обсуждают" [5, с. 62]; "Концептуальное осмысление всех сходств и присоединений, всех форм принадлежности, всякого опыта восприятия общности, связанности и сплоченности, всех самопо-ниманий и самоидентификаций с помощью; идиомы идентичности навязывает нам грубый, плоский, недифференцированный словарь" [5, с. 62]. Значение термина "идентичность" зависит от контекста, от теоретической традиции, в которых он употребляется, а потому для теоретического анализа "безнадежно неясен" [5, с. 74]. Ключевыми значениями этого термина, в зависимости от обстоятельств, могут являться: во-первых, "основание или базис политического действия" [5, с. 74], и тогда он противопоставляется интересу (партикуляристское самопонимание противополагается всеобщему своекорыстию - в любых разновидностях теории рационального выбора; в более общем смысле, партикулярность идентичности противополагается универсальности рационального интереса; наконец, здесь следует иметь в виду противоположность способов локализации в социальном пространстве; в дискурсе идентичности она "означает положение в многомерном пространстве, определяемом парти-куляристскими категориальными атрибутами (раса, этничность)" [5, с. 75], в инструменталис-тских теориях - "положение в универсалистски понимаемой социальной структуре" [5, с. 76]) . Во-вторых, понимаемая как коллективный феномен, "идентичность означает основополагающее и важное "тождество" членов группы или категории" [5, с 76], такое тождество проявляется "в солидарности, в одинаковых расположенностях и сознании, в коллективном действии" [5, с. 76]. В-третьих, идентичность может пониматься как ключевой аспект индивидуальной или коллективной "самости", как условие социального бытия, указывающая на "нечто глубокое,базовое, проч-
о
ш о си
-О О-
ш
Оч н-=Е
о
со со
со г
Л"
Ё
151
ное или основополагающее" [5, с. 77], то есть как некий "дифференциальный признак", отделенный от "прочих" акциденций. В-четвер-тых, идентичность может рассматриваться как "продукт социального или политического действия" и, таким образом, "пролить свет на про-цессивное, интерактивное развитие того типа коллективного самопонимания, солидарности или "групповости", которое делает возможным коллективное действие" [5, с. 77]. В постмодернистских дискурсах (и особенно испытавших влияние М. Фуко [23]), имеющих основанием первоначальную интуицию фрагментарности, разрывов, невозможности единства и универсальности, термин "идентичность" используется чтобы "подчеркнуть нестабильную, колеблющуюся и фрагментарную природу современного "я"" [5, с. 78]; "я" конституируется на пересечении множества разнородных "идентичностей" (вообще, для постмодернистов, как и для Фуко, я - случайная и совсем необязательная конфигурация, "смываемая" как след на песке, если вспомнить "Слова и вещи" Фуко}. Таким образом, термин "идентичность"должен в разных случаях "подчеркивать неинструментальный аспект действия; привлекать внимание к самопониманию, в отличие от своекорыстия; обозначать тождество личностей, в том числе сохраняющееся во времени; схватывать предположительно ключевые, основополагающие аспекты самости; отрицать существование таких ключевых, основополагающих аспектов; подчеркивать процессирующее, интерактивное развитие солидарности и коллективного самопонимания; освещать фрагментарность современного опыта "я", я, наскоро слепленного из осколков дискурса, которые случайным образом оживают в различных контекстах" [5, с. 78], Все это само по себе затрудняет аналитическое использование термина "идентичность"; однако важнейшим для брубейке-ра обстоятельством является именно то, что жесткое понимание последовательно и неизбежно ведет к "эссенциалистскому пониманию" групп, образованных посредством использования понятия "идентичности"; "проблема состоит в том, что "нация", "раса" и "идентиыность" употребляются в аналитических целях примерно так же, как употребляются на практике, - как скрыто или явно овеществляющие, то есть предполагающие или утверждающие, будто "нации", "расы" и "идентичности" "существуют", а люди "имеют" "национальность", "расу", "идентичность"" [5, с. 71-72]. Брубейкер ссылается на Майклза,
утверждая, что даже конструктивистские концепции культурной идентичности, поскольку они выдвигаются "в качестве оснований, на которых мы можем принимать или ценить ряд верований и практик, не могут избежать эссен-циалистских обращений к тому, кто мы суть" [5, с. 73 ¡.Для Брубейкера очевидно, что "даже в его конструктивистском обличье язык "идентичности" склоняет нас мыслить в терминах ограниченной групповости, Ведьдаже конструктивистское рассуждение об идентичности принимает существование идентичности за аксиому. Идентичность всегда уже "здесь", она - что-то, что индивиды и группы "имеют", даже если содержания конкретных идентичностей и границы, разделяющие группы, осмысляются как неизменно текучие. Даже конструктивистский язык, следовательно, имеет тенденцию к объективированию "идентичности", к трактовке ее как "вещи", пусть и послушной вещи, которую люди "имеют", "придумывают" и "строят". Тенденция к объективированию "идентичности" лишает нас аналитического инструментария и ограничивает политические возможности. Она затрудняет рассмотрение "групповости"и "ограниченности" как возникающих свойств конкретной структурной или конъюнктурной ситуации, а не как всегда уже так или иначе присутствующих" [5, с. 112-113]. При слабом же понимании можно вообще обойтись без его использования, "разукрупнив" (характерный для Брубейкера термин) "идентичность" посредством "раздельного" использования входящих вего состав понятий: "идентификация и категоризация, самопонимание и социальная локализация, общность и связанность" [5, с. 19].
Но и при отказе некритически принимать концепт идентичности, процесс категоризации при анализе нации и национализма нуждается в нескольких важнейших различениях и ограничениях. Вообще, значение категорий в том, что они структурируют и упорядочивают мир для нас; "мы используем категории, для того, чтобы разбить поток опыта на различаемые и интерпретируемые объекты, свойства и события" [5, с. 146]. Категории делают возможным "серьезное когнитивное, социальное и политическое упрощение" [5, с. 146]5; они по-
Все это было подробнейшим образом описано еще в работе Г. Риккерта [16] "Границы естественнонаучного образования понятий1', и даже почти теми же словами. Однако, насколько нам это известно, современные авторы конструктивистского направления никогда на ссылаются на работу, проделанную неокантианцами еще в конце XIX - начале XX веков.
зволяют видеть различные вещи и трактовать различные ситуации как одинаковые" [5, с. 146]. Категории, структурируя окружающий нас мир, одновременно обеспечивают направленность наших действий. Таким образом, категории "делают природный и социальный миры понятными, интерпретируемыми, сообщаемыми и трансформируемыми" [5, с. 146]; категории "лежат в основании не только понимания и мышления, но и самых основных форм действования, включая и повседневное действие, и более сложные, институционализированные образцы действия" [5, с. 146]. Важнейшим при этом является различение категорий - "хранилищ знаний здравого смысла" (Щеглофф [34], Сакс 1'33]) и категорий как структур знания (Тейлор [36[, Гамильтон [27], Хирш-фельд [30]). На проблему, связанную с этим, указывай еще Э. Дюркгейм [11], когда предостерегал социологов от использования в научном анализе "пред-понятий", категорий здравого смысла, которые выработаны практикой и для практики. Вакан [38], например, отмечает, что "непрерывный товарообмен между народными и аналитическими понятиями, неконтролируемое слияние социальных и социологических пониманий "расы" составляет внутреннее свойство самой этой категории. С самогоее появления коллективная "фикция", именуемая "расой" всегда была смесью науки и здравого смысла и извлекала выгоду из причастности к обоим" [38, р .222-223]. Это касается практически всех понятий, конститутивных для научного дискурса нации и национализма: "Многие ключевые термины интерпретативных социальных наук и истории - например, "раса" "нация" "этничность", "гражданство", "демократия", "класс", "сообщество" и "традиция" - являются одновременно категориями социальной и политической практики и категориями социального и политического анализа. Вслед за Бурдье [6] под "категориями практики" мы подразумеваем примерно то же, что другие авторы называют "автохтонными", "народными" или "профанными" категориями. Мы имеем в виду категории повседневного социального опыта, развиваемые и употребляемые обычными социальными акторами, в отличие от категорий, удаленных от опыта, которыми пользуются социальные аналитики" [5, с. 69]. Этой практике использования про-фанных категорий в качестве аналитических терминов нужно сопротивляться, или, по крайней мере, контролировать подобное использование. Категории здравого смысла, поскольку они выполняют функцию упорядочения
социального мира и мобилизации социального действия, могут служить ресурсом для аналитика; брубейкер, со ссылкой на Щеглоффа, пишет: "Как замечает Эмануэль Щеглофф в другом контексте, применительно к категории "прерывание", тот факт, что это общеупотребительная, относящаяся к здравому смыслу категория для участников, "не делает ее пер-вопорядковой категорией, полезной для профессионального анализа. Вместо того чтобы использовать ее в профессиональном анализе, лучше трактовать ее как целевую категорию для профессионального анализа" [34, р. 307], То же самое вполне можно сказать об этнических категориях здравого смысла" [5, с. 26]. Важным также является то, что одновременно существует множество категорий, подходящих к "данной ситуации"7, выбор одной из них нуждается в объяснении, а исследователь имеет возможность интерпретации такого выбора и, г в некоторых случаях (на политическую ценность этого специально указывает Брубейкер: возможность "фреймирования" ситуации -важный политический ресурс) изменить (корректировать) этот выбор. О первостепенной важности категориальной общности для современного национализма писалось много (например, Хандлер [28]); важно, чтобы категоризация не понималась как овеществление (эссенциализация); "социальные категории, в частности, нередко (ошибочно) воспринимаются так, как если бы они были естественными видами, и в результате люди делают умозаключения о "глубоких сущностных качествах на основании поверхностной видимости" и "наделяют даже произвольные категоризации глубоким смыслом" [36, р. 12]. Тем более важно в аналитической работе уметь удерживать различие между категориями и идентичностями, понимаемыми как реальные группы; такое удержание позволяет "спросить о степени групповости, связанной с конкретной категорией в конкретной ситуации, и о политических, социальных, культурных и психологических процессах, посредством которых категории наделяются групповостью" [32, р.
о
cü о
CXJ
-О Q-
ш о; к-=Е
о
5Г со
со ■Z.
S
153
7 Сушество проблемы, утверждает Брубейкер, сформулировал Щеглофф: ''Учитывал главную роль... категорий в организации обще культур но го "знания1, эта неопределенность может быть очень важной, ведь в зависимости от того, какая категория используется, происходит активизация знания здравого смысла об этой категории человека и применение его к человеку, которого имеют в виду в какой-то ситуации, а не знания, сплетенного с другой категорией, к которой тоже в равной мере причастен тот человек, которого имеют в виду" [34, р. 309].
33]. Может быть поставлен вопрос о том как люди и организации совершают действия с категориями, "это предполагает ограничение доступа к скудным ресурсам или конкретным областям деятельности путем исключения однозначно установленных посторонних, но также и более обычные действия, такие как идентификация или характеристика себя и других" [5, с.34]. Исследователь способен в этом случае "анализировать организационные и дискурсивные пути категорий - процессы, посредством которых они институционализируются и внедряются в административные порядки (Тилли [19]), и вписываются во влиятельные в культурном и символическом отношении мифы, воспоминания и наррзтивы (Armstrong [25]; Смит [17]}" [5, с. 35]. Наконец, удерживая названное различение, становится возможным "анализировать категориальную политику, проводимую верхами и низами" [5, с, 35]. Удержать такое различение и уклониться от естественного, свойственного здравому смыслу и соответствующего повседневному опыту, овеществления категорий, аналитическому дискурсу помогает понимание того, что в первую очередь речь должна вестись не о категориях людей (группы), но о категориях ситуаций и действий: "Размышляя о категоризации в связи с этничностью, мы обычно думаем о категориях людей. Мы не думаем о категориях ситуаций, событий, действий, рассказов, теорий и т.д. Однако, отмечает Лакофф [14], большинство категорий "являются категориями не предметов, но категориями абстрактных сущностей. Мы производим категоризацию событий, действий, эмоций, пространственных отношений, социальных отношений и абстрактных сущностей в огромном диапазоне" [14, с. 20).
Категориальные формы идентификации следует отличать от реляционных (сетевых) которыедолжны быть задействованы втеоре-тическом дискурсе о нации и национализме. Категориальная идентификация, как мы видели, в современных условиях (масштаб, задаваемый для социального действия государством и экономикой) является в этом отношении важнейшей практически, и потому акцентирует-
* '"Можно идентифицировать себя самого (или другого человека) по положению в реляционной сети (например, в сети родственных или дружеских отношений, в отношениях между хо2яином и клиентом, в отношениях учителя и ученика}. Кроме того, можно идентифицировать себя (или другого человека) по принадлежности к классу людей, имеющих некий общий кате го риал ьный атрибут, например: раса, этничносгь, язык, национальность, гражданство, тендер, сексуальная ориентация и т.д." [5, с. 90].
ся при исследовании нации и национализма. Однако нежелательным упущением (и упрощением) может стать преуменьшение значения реляционных идентификаций для повседневных практик (как и преувеличение для повседневности роли категориальных идентификаций). Полевые исследования, проведенные Брубейкером в Румынии, убедили его в том, что категориальные коды национальности не имеют того значения, которое им приписывается. Более того, есть основания оценивать подобные категоризации в связи с политическими манипуляциями дельцов от этнополити-ки, которые имеют собственные цели и далекие от общезначимых интересы. Политически важным в таких случаях (и социальная наука заинтересована предоставить для этого необходимые средства: Брубейкер убежден, кажется, что либеральные ценности в самом широком их понимании, являются общими для политики и для науки) является именно "разукрупнить" проблему, "фреймировать" массовое сознание и коллективное действие вне националистического идентификационного категориального кода. Приведем лишь одну выписку из Брубейкера, подтверждающую сказанное: "Граница между венграми и румынами вТрансильвании, безусловно, более отчетлива, чем граница между русскими и украинцами на Украине. Однако и здесь границы групп значительно более пористые и неоднозначные, чем принято считать. Язык политики и язык повседневной жизни являются, конечно, строго категориальными, разделяют население на взаимоисключающие этно национальные категории и не допускают смешанных или нечетких форм. Но этот категориальный код, хотя он и важен как составной элемент социальных отношений, не следует рассматривать как их верное описание. Укрепляемый "изготовителями" идентичности с обеих сторон, этот категориальный код в равной мере замутняет и проясняет самопонимания, маскируя текучесть и неопределенность, возникающую из-за смешанных браков, двуязычия, миграции, учебы венгерских детей в школах с преподаванием на румынском языке, межпоколенческой ассимиляции (в обоих направлениях), и - пожалуй, самое важное - из-за полного безразличия к претензиям на этнокультурную национальность" [5, с, 112]. Здесь следует, с другой стороны, считаться с тем, что категориальная общность нации может включать, а может обходиться и без включения реляционных (сетевых) общностей, и даже в некоторых случаях быть им враждебной (об этом мы писали выше).
Вообще же, нация представляется категориальной общностью в каком-то особенном смысле; Брубейкер здесь ссылается на М. Вебера: "Как доказывал Вебер (в отрывке, смысл которого утерян в английском переводе), этническая общность, основанная на вере в общее происхождение, "является как таковая всего лишь (мнимой) общностью ((geglaubte) Gemeinsamkeit), не общиной (Gemeinschaft) ... но лишь фактором, облегчающим общее действие (Vergemeinschaftung)" (7, с. 307], Для Вебера этническая общность - больше, чем просто причастность к категории. Она есть категория - или, скорее, - включает категорию, которая используется самими ее членами. Но это показывает, что даже самокатегоризация не создает "группы"11 [5, с. 32-33]. Основываясь в том числе на такой интерпретации Вебера, Брубейкер считает, что "категориальную общность и реляционную связанность нужно дополнить третьим элементом, тем, что Макс Вебер назвал ZusamengehorigkeitsgefUhl чувством сопринадлежности. Такое чувство, правда, отчасти определяется степенями и формами общности и связанности, но оно зависит и от других факторов, таких как конкретные события, их кодирование в принуждающих публичных нарративах, преобладающие дискурсивные фреймы и т.д." [5, с. 100], однако рассмотрение этого вопроса остается за рамками настоящей нашей работы.
Способы понимания нации (и связанных с ней предметов) как категориальной идентичности (реальной группы и ее понятия, конечно, с обязательным, но трудно сохраняемым различением между ними), - или как фрейми-руемой с определенной точки зрения и в горизонте определенных целей, практического социальногодействия или аналитической конструкции, будучи нередуцируемыми относительно друг друга методологическими принципами, предопределяют, как мы старались показать в статье, не только результаты аналитической работы, но и различным способом обеспечивают инструменты и цели политики в этой всегда вызывающей обеспокоенность области.
Литература:
1. Альтерматт У. Этнонационализм е Европе. - М.:
РГГУ, 2000. - 367 С.
2. Андерсон Б. Воображаемые сообщества. - М. :
Канон-Пресс Ц., Кучково поле, 2001, - 2S8 с.
3. Анкерсмин Р. Нарративная логика. - М. : Идея-
Пресс, 2003. - 360 с.
4. Барт Р. Мифологии. - М. : Академический проект, 2008. ■ 351 с.
5. Брубейкер Р. Этничность без групп - М.: Издательский дом Высшей школы экономики, 2012. -408 с.
6. Бурдье П. Практический смысл,-СПб. :Алетейя, 2001, -562 с.
7. Вебер М. Хозяйство и общество: Очерки пони мающей социологии. Т 2. Общности. - М. : Изда тельскийдом Высшей школы экономики, 2017. -425 с.
8. Витгенштейн Людвиг. Философские работы. -Ч. 1.-М.: Гнозис, 1994.
9. Геллнер Э. Нации и национализм, - М. : Прогресс, 1991.-320 с.
Ю.Дюмон Луи. Эссе об индивидуализме. Дубна: Феникс, 1997.
1 Т.Дюркгейм Э. Метод социологии / Э. Дюркгейм // Социология. Ее предмет, метод и назначение. -М. : Канон, 1995.-С. 5-170.
12.Жижек С. Возвышенный объект идеологии. -М.: Художественный журнал, 1999, - 238 с.
13.Калхун К. Национализм. - М.: Территория будущего, 2006.-288 с.
М.Лзкофф Д. Женщины, огонь и опасные вещи.,. Что категории языка говорят нам о мышлении. М,: Языки славянской культуры, 2004. 1 Б.Лосев А,Ф. Диалектика мифа / А.Ф. Лосев. Миф. Число. Сущность, -М.: Мысль, 1994. - С. 5-216.
16. Риккерт Г. Границы естественнонаучного об разования понятий. - СПб. : Наука, 1997. - 532 с.
17.Смит "3. Национализм и модернизм: Критичес кий обзор современных теорий наций и национализма. - М.: Праксис, 2004. - 464 с.
18. Теннис Ф. Общность и общество.-СПб.: Влади мир Даль, 2002.-451 с.
19.Тилли Ч. Принуждение, капитал и европейс кие государства. 990-1992 годы. - М.: Территория будущего, 2009.
20.Фихте И.Г. Замкнутое торговое государство /
14.Г. Фихте. Сочинения в двух томах. - Т. 2. - СПб.; Мифрил, 1993. - С, 225-358.
21.Фихте И.Г. Речи к немецкой нации (1808). - М, : Канон+; РООИ "Реабилитация", 2008. - 336 с.
22.Фуко М. Археология знания. - СПб.: I: умани тарная Академия; Университетская книга, 2004, ■ 416с.
23.Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. - СПб.: A cad, 1994. - 406 с.
24.Шеллинг Ф.8.Й. Введение в философию мифологии / Ф.В.Й. Шеллинг. Сочинения в двух томах.
Т. 2. - М.: М ЫСЛЬ, 1989. - С 160-3 74.
25.Armstrong J. A. Nations Before Nationalism. Chapel Hill: University of North Carolina Press, 1982.
26.Evens, Terence M.S. (1995) Two Kinds of Rationality. Minneapolis: University of Minnesota Press.
27.Hamilton O. L, Sherman SJ. Perceiving Persons and Groups//Psychological Review. 1996. No. 103. P. 336-355.
28.Handler R. Nationalism and the Politics of Culture in Quebec, Madison: University of Wisconsin Press, 1988,
29. Hayes, Carleton J.H. (1966) Essays on Nationalism. New York Russell and Russell.
30.Hirschfeld L. A. Race in the Making: Cognition, Culture and the Child's Construction of Human Kinds. Cambridge, Mass.: MIT Press, 1996.
О
cü о cu
-0 Q-LÜ CC h-=E
a
CP CO
CO
z
s
155
,31.Meinecke, Fried rich (1970) Cosmopolitanism and the National State. Princeton, NJ; Princeton University, 32.Petersen W. Politics and the Measurement of Ethnlttty // The Politics of Numbers / edited by W. Alonso, P. Starr. N. V.: Russell Sage Foundation, 1987. P. 187-233.
33,Sacks H. Lectures on Conversation. Oxford: Rlackwell, 1995.
,34.Schegloff E. A. Accounts of Conduct in Interaction: Interruption, Overlap and Turn-Taking/ / Handbook of Sociological Theory / ed. j. H. Turner. N.Y.: Kluwer Academic/Plenum Publishers, 2001. P. 287-321.
35.Taylor, Charles (1990) Sources of the Self. Cambridge, MA: Harvard University Press.
36.Taylor C.h. Sources of the Self: The Making of the Modern Identity. Cambridge: Harvard University Press, 1989.
37.Tilly, Charles (ed.) {1975} The Formation of National States in Western Europe, Princeton NJ: Princeton University Press.
38.Wacquant !.. For an Analytic of Racial Domination // Political Power and Social Theory. 1997. No, 11. P. 221-234.
PHILOSOPHICAL ASPECTS OF THE MODERN GEOPOLITICAL REALITIES OF THE WORLD IN CONTEXT OF THE SOVIET UNION'S VICTORY OVER NAZI GERMANY
Luktnova Irina Afekseevna, PhD of Philosophical science, Lecturer
Pa/etskaya Svetlana Niko/aevna, PhD of Medical sciences, Associate Professor, Lecturer
Department of Ethnology and Philosophy, North-Caucasus Federal University, Stavropol
This article proposes the author's concept of a key indicator for assessing the adequacy of geopolitics in the modern world; as such an indicator, the most key, largely unconditional and absolute, historical event of the last century was chosen-the USSR's Victory over fascist Germany and its allies, the result of which was the geopolitical system of the world, fixed by the documents of the Yalta Conference, which allowed for a relatively long time to ensure the relatively peaceful existence of countries and peoples. At present, Western countries led by the United Steles are making large-scale efforts aimed at dismantling this global geopolitical structure in order to establish completely different orders and realities in the world. For the complete destruction of the former world, established after the end of World War % the West seeks to completely falsify its main results, especially the decisive role of the USSR in defeating fascist Germany, its allies and satellites. For this, an unprecedented attack was launched precisely on the Victory of the USSR; under these conditions, this key historical event becomes the main measure, a key indicator of the assessment of modern geopolitical realities of the world as a whole, as well as individual phenomena and processes of the modem historical era. Two main and interconnected features of the modern historical era (called by the author as the "1984era") are revealed andjustified: 1) its geopolitical-destructive nature; 2) its intentional design essence.
Keywords: USSR victory over fascism; key historical event; He; falsification; indicator; geopolitics; world order. DOI 10.24923/2222-243X.2020-36.29
УДК 111
ВАК РФ 09,00,11
ЧЛукмнова ИЛ, 2020 ЪПалецкая СМ, 2020
ФИЛОСОФСКИЕ А СПЕКТЫ СОВРЕМЕННЫХ ГЕОПОЛИТИЧЕСКИХ РЕАЛИЙ МИРА В КОНТЕКСТЕ ПОБЕДЫ СССР НАД ФАШИСТСКОЙ ГЕРМАНИЕЙ
В данной статье предложен авторский концепт ключевого индикатора оцен ки адекватности геополитики в современном мире; в качестве такого индикатора выбрано самое ключевое, во многом безусловное и абсолютное, историческое событие прошлого века - Победа СССР над фашистской Германией и ее союзниками, итогом которой и явилась геополитическая система мира, зафиксированная документами Ялтинской конференции, позволившая на достаточно длительное время обеспечить относительно мирное существование стран и народов. В настоящее же время странами Запада во главе с США пред принимаются масштабные усилия, направленные на демонтаж этой мировой геополитической конструкции ради утверждения в мире совсем иных порядков и реалий. Для полного разрушения прежнего мира, установившегося пос ле окончания Второй мировой войны, Запад стремится полностью фальсифи цировать ее главные итоги, особенно решающую роль СССР в разгроме фашистской Германии, ее союзников и сателлитов. Для этого развернута беспрецедентная информационная атака именно на Победу СССР; в этих условиях это ключевое историческое событие становится главной мерой, ключевым индикатором оценки современных геополитических реалий мира в целом, а также отдельных явлений и процессов современной исторической эпохи. Вскрыты и обоснованы две главные и взаимосвязанные особенности совре менной исторической эпохи (названной "эпохой 1984 г."): 1) ее геополитичес Шразрушительный характер; 2) ее преднамеренно-проектная суть.
