CC BY
1181
УДК 101.1:316
А. В. НЕХАЕВ
Омский государственный технический университет
ТЕОРИИ НАЦИЙ И НАЦИОНАЛИЗМОВ: ПРОБЛЕМА КЛАССИФИКАЦИИ
Феномены наций и национализмов, зачастую рассматриваемые как наиболее влиятельные социокультурные силы эпохи Модерна, всегда находились в центре внимания современных социальных наук. Теоретическое осмысление этих феноменов породило множество разнообразных концепций и подходов к их исследованию. В подобных обстоятельствах вопрос об основаниях классификации существующих на текущий момент теорий нациепонимания является самостоятельной проблемой, заслуживающей отдельного исследовательского внимания. В настоящей статье предлагается сравнительный анализ наиболее распространенных современных классификаций и типологий теорий наций и национализмов.
Ключевые слова: теории наций и национализмов, примордиализм, модернизм, этносимволизм, перенниализм, конструктивизм.
Публикация подготовлена в рамках поддержанного РГНФ научного проекта № 16-03-00421.
Введение. Нациеведение и современные социальные науки. Двадцатый век стал «золотым веком» в изучении феноменов наций и национализмов. Бурный рост исследовательского внимания к этим феноменам среди историков, социологов и политологов создал широкую панораму их теоретического осмысления и существенно раздвинул концептуальные рамки нациепонимания. Современным исследователям феноменов наций и национализмов на практике приходится сталкиваться с постоянно умножающимся многообразием теорий и концепций [например, см.: 1, с. 9; 2, с. 62 — 63]. В этих обстоятельствах отдельной и заслуживающей внимания исследовательской проблемой становятся поиски подходящей типологии как уже существующих, так и вновь появляющихся теорий наций и национализ-мов. В интересах решения этой проблемы западной и отечественной исследовательскими традициями были предложены разнообразные принципы и основания для классификаций и составления типологий подобного рода теорий. Задача настоящего исследования заключается в попытке прояснить «логическую географию» такой специфической области современных социальных исследований, как нациеведение, посредством сравнительного анализа относительных преимуществ и недостатков актуально представленного в нем множества классификационных схем и типологий.
1. Примордиализм vs. Модернизм vs. Этносим-волизм. Широкое распространение в западной исследовательской традиции получила стандартная трехчленная классификация, которая соотносит теории наций и национализмов с тремя ключевыми концептуальными платформами — примордиализ-мом, модернизмом и этносимволизмом1.
В центре исследовательского внимания примор-диализма находятся так называемые «приморди-альные характеристики»2 человеческих сообществ, с помощью которых могут быть описаны разнообразные социально значимые формы «глубоко укорененных принадлежностей» [3, р. 17]. По мне-
нию сторонников примордиализма, понимание феноменов наций и национализмов должно выстраиваться вокруг понятия общности происхождения [4, p. 1642], включающего в себя довольно широкий комплекс антропологических, языковых, территориальных или культурных маркеров. Подобного рода общность предполагает, что любому отдельному индивиду может и должна быть присвоена одна-единственная «жёсткая» (fixed) этническая или национальная идентичность, которая становится его непреложным свойством после того, как она была им приобретена. Вследствие этого этнические сообщества и национальные общности, к которым относятся отдельные индивиды, не только могут быть однозначно определены на практике, но и могут рассматриваться как независимые, фиксированные в долгосрочной перспективе и имеющие четкие границы социальные объекты. Иными словами, согласно примордиализму, этнические сообщества и нации следует рассматривать как своеобразные «естественные», или «изначальные» феномены, своеобразные первичные составляющие социальной данности. В таком понимании к примордиа-листским теориям наций и национализмов принято относить классические концепции Эдварда Шил-за [5, 6], Ван ден Берге [3], Клиффорда Гирца [7], а также довольно узкий круг концепций ряда современных исследователей — Стефана Ван Эверы [8] и Мюрата Байяра [4].
Модернизм, в противовес примордиализму, отстаивает точку зрения, согласно которой нации являются сугубо современными «изобретениями», социальными и политическими «конструкциями» мира Модерна [9, p. 8; ср. с этим: 10, p. 13]. Модернистские теории наций и национализмов за основу принимают предположение о том, что циркулирующие внутри этнических и национальных сообществ виды идентичностей на практике оказываются довольно «мягкими» (fluid), зависимыми от политических обстоятельств и социальных контекстов. Сообщества, равно как и отдельные индивиды,
обычно имеют в своем распоряжении достаточно широкий набор идентичностей, дифференцированно используемых в ответ на ситуативное изменение значимых для сообщества или отдельного индивида стимулов, связанных с зонами их непосредственных интересов. Такое понимание этнических и национальных идентичностей позволяет модернизму отказаться от свойственного приморидализму восприятия этнических сообществ и наций как постоянных и четко разграниченных социальных единиц. Лишив подобным образом используемые в этнических и национальных сообществах идентичности объективной реальности и стабильной природы, модернизм предлагает взамен сосредоточиться на изучении активности организованных на основе интересов отдельных влиятельных групп (интеллектуалов и интеллигенции, политических и экономических элитах), выступающих в роли «изобретателей» конкретных этничностей и наций.
Этносимволизм, относительно недавно сформировавшаяся и постепенно набирающая популярность исследовательская традиция, определяет нации в качестве исторически сложившихся феноменов. В отличие от многочисленных адептов модернизма, сторонники этносимволизма — Энтони Смит [11 — 14], Джон Хатчинсон [15, 16], Джон Армстронг [17], Монсеррат Губерно [18] — пытаются отыскать источники современных наций среди исторически предшествовавших им этнических структур, рассматриваемых ими в качестве ведущих форм предсовременной коллективной культурной идентичности3 [например, см.: 19, p. 22]. В своих поисках этносимволизм сосредотачивается, прежде всего, на изучении той роли, которую играют мифы, символы и коллективная память в процессах формирования, сохранения и изменения различных групповых идентичностей [например, см.: 20, p. 348; ср. с этим: 19, p. 21; 21, p. 74; 22, p. 125—126]. Ведь, в отличие от сторонников примордиализма, представляющих нации феноменами, возникшими на основе процессов транспонирования расширенных структур «естественного» родства, для этносимволистов нации основываются, прежде всего, на родстве символическом [например, см.: 12, p. 18], например, групповой кооптации общих ценностей, общей исторической памяти и коммеморации4. Иными словами, этничности — не естественные, а исторические longue durée феномены, роль скрепляющего начала в которых играют не структуры расширенного родства, а общая историческая память, фиксируемая, прежде всего, в символических структурах. Нации же — это просто символически более содержательные феномены, которые наряду с общими коммеморативными мифами и коллективно разделяемыми культурными чертами демонстрируют достаточно развитую публичную культуру и дополнительно включают в себя территориальные, правовые и общественные компоненты, обычно отсутствующие в этносах.
Разумеется, стандартная трехчленная классификация не способна полностью охватить все богатство и разнообразие существующих исследовательских подходов к феноменам наций и наци-онализмов, поскольку, прежде всего, сконцентрирована на выявлении и фиксации так называемых «центральных» теорий5, собирающих под своими знаменами основную массу исследователей. При-мордиализм, модернизм и этносимволизм не могут вместить в себя всю палитру актуальных исследований наций и национализма целиком, а лишь
Рис. 1. Типология теорий наций и национализмов Умата Озкиримли
составляют их концептуальное «ядро», которое при необходимости может дополняться периферийными зонами «маргинальных» исследовательских проектов [например, см.: 23, р. 169—198], наподобие исследований «банальных» повседневных националистических практик Майкла Биллига [24, 25], феминистских нациеведческих штудий Ниры Ювал-Дэвис [26, 27], Сильвии Уолби [28, 29] и Гленды Слуги [30], постколониальных исследований Патры Чаттерджи [31—33], или исследований националистического дискурса Крейга Калхуна [34, 35].
Очевидным достоинством рассматриваемой стандартной трехчленной классификационной схемы (рис. 1) является то, что, ориентируясь на нее, исследователь феноменов наций и национализ-мов может довольно быстро определить местоположение собственных теоретических изысканий, а также выявить «пограничные зоны», в которых возможны потенциальные кросс-концептуальные контакты с альтернативными комплементарными по своему содержанию теориями. Например, не вызывает сомнений общая комплементарность постколониальных исследований теориям модернизма, а исследований националистического дискурса концепциям этносимволизма, равно как и возможность интерпретировать феминистские исследования феноменов наций и национализма в качестве своеобразного современного аналога классических идей примордиализма6.
Однако, несмотря на удобство, стандартная трехчленная схема имеет и ряд очевидных недостатков, которые в определенном отношении являются логическими продолжениями ее достоинств. Прежде всего, подобная классификация не обладает необходимой степенью операциональной гибкости. Последующий рост и вполне предсказуемое появление очередных оригинальных «периферийных» исследований в области современного нациеведения, последовательно образующих все новые и новые теоретические «кольца» вокруг устоявшегося концептуального «ядра» схемы, поставят исследователей перед необходимостью вводить дополнительные основания и добавочные различительные признаки
с тем, чтобы сохранить согласованность между границами прежних и вновь образуемых классификационных ячеек стандартной схемы. Кроме того, и сами зоны внутри концептуального «ядра» стандартной трехчленной схемы также не являются однозначно определенными, а значит, и не образуют самостоятельных замкнутых взаимоисключающих классификационных единиц. Ни этносимволизм, ни примордиализм, ни тем более модернизм не отличаются методологической консистентностью и концептуальной однородностью, а разделяющие их границы сильно размыты и не очевидны7.
2. Гомеостатизм vs. Транзакционизм vs. Этносимволизм. Интересной и плодотворной альтернативой стандартной трехчленной схемы является классификация, предложенная известным испанским нациеведом Даниэле Конверси [21, р. 73], которая включает в себя в качестве основания три различных принципа инициации националистических движений и сортирует все теоретические подходы к этим особым социально-политическим феноменам на подходы гомеостатические, транзак-ционистские и этносимволистские.
Гомеостатические подходы, по мнению Даниэле Конверси, представлены в основном в трудах тех исследователей, которые занимались изучением наций и процессов нациестроительства с позиций политической институциональной истории. Подобные подходы привлекают внимание исследователей, прежде всего, к той роли, которую в судьбе националистических идеологий и движений играла стремительная внутриполитическая экспансия современного централизованного государства. Природа национализма здесь тесно связана с развитием такого политического института, как государство, а рост националистических настроений и движений напрямую коррелирует с подъемом современной формы централизованного национального государ-ства8. По мнению сторонников гомеостатического подхода, а к их лагерю относятся многие влиятельные социальные ученые — Чарльз Тилли [36 — 38], Джон Бройи [39, 40], Рэндалл Коллинз [41], Тед Гурр [42], — национализм следует рассматривать исключительно как реакцию на государственное давление, оказываемое в отношении недоминантных групп. В целом все рассуждения сторонников гомеоста-тических подходов строятся вокруг двух довольно простых и лаконичных суждений: «... национализм как политика возникает вместе с современным государством, и предполагает существование современного государства» [37, р. 302]; и наконец, самое главное — «... попытки правителей подчинить своих подданных интересам нации вызывали сопротивление со стороны неассимилированных меньшинств, потребность меньшинств, не имевших представительства, в политической автономии усиливала приверженность существующему государству со стороны тех, кому существование этого государства было выгодно» [38, с. 175]. Все это, как поясняет Даниэле Конверси [21, р. 76], означает, что базовые принципы гомеостатических подходов требуют от исследователей рассматривать феномен национализма как обоюдоострый процесс эмансипации политики этатизма и одновременно борьбы против внутриполитической экспансии государства9.
Транзакционистские подходы к изучению феноменов наций и национализма стали набирать силу и влиятельность среди исследователей вскоре после публикации серии революционных работ коллектива норвежских социальных антропологов, возглав-
ляемого Фредериком Бартом [43]. В соответствии с базовыми аналитическими принципами барти-анского транзакционизма феномен национализма необходимо рассматривать в качестве очевидной и предсказуемой реакции на достаточно интенсивные взаимодействия между различными антагонистическими социальными группами. Ведь, по мнению сторонников транзакционизма, национализм par excellence есть процесс создания и поддержания границ между подобного рода группами.
Концептуальные основания бартианского тран-закционизма во взглядах на феномены наций и национализм покоятся на двух оригинальных допущениях, которые, на первый взгляд, могут показаться контринтуитивными: первородстве групповых границ по отношению к культурным различиям и примате социальных взаимодействий над социальной изоляцией.
Фредерик Барт и его сторонники ставят под сомнение укоренившееся в социальной антропологии традиционное представление о функциях этнических культур в вопросах дефиниции и демаркации стоящих за ними этнических групп10. Культура как таковая не может и не должна рассматриваться в качестве первичной или определяющей характеристики этнической групповой организации [43, с. 12—13; ср. также с этим: 44, с. 332]. Отдельные же элементы культуры, разделяемой той или иной социальной группой, и зачастую выступающие в роли узнаваемых этнических маркеров (язык, стиль одежды, формы причесок и т.д.), являются на деле лишь следствиями, а вовсе не причинами процессов этнической демаркации, и способны играть эту роль только и если только сами представители этнических групп готовы наделять их подобного рода значением.
Отвергнув «объективирующее» значение культур в вопросах этнической групповой организации, сторонники бартианского транзакционизма призывают исследователей сосредоточить внимание на самом понятии и функциях социальных границ. Как пишет Фредерик Барт: «... в фокус исследовательского внимания попадает этническая граница, определяющая группу, а не культурный инвентарь, который она в себе заключает» [43, с. 17; ср. с этим: 21, p. 79 — 82]. Особая роль границ в категоризации и организации социальной жизни объясняется здесь тем, что «. приписывание идентичности себе и приписывание ее другим невозможно вне различий, основанием которых служат сами границы между группами» [43, с. 16; ср. с этим: 21, p. 77; 44, с. 332], а стало быть, этническая (равно как и любая другая групповая) идентичность не может возникать как продукт социальной изоляции группы. Скорее напротив, она складывается в результате интенсивного взаимодействия между разными социальными группами. Более того, группа сохраняет свою идентичность только посредством взаимодействия с другими группами11. При этом, по мнению сторонников бартианского транзакци-онизма, участвующие во взаимодействии группы обычно определяют себя не посредством ссылок на свои собственные отличительные характеристики, а через оппозицию к характеристикам, которые в той или иной степени ассоциированы с представителями других групп, поскольку «... само по себе разнообразие не может генерировать идентичности: для того, чтобы этого достичь, чтобы превратить разнообразие в различия, необходима оппозиция» [21, p. 80]. Поэтому именно оппозиция как одна
из наиболее распространенных форм социальной категоризации и есть подлинный «тигель этнической и национальной идентичности» (the crucible of ethnic and national identity). А стало быть, резюмирует Даниэле Конверси, базовые принципы бартианского транзакционизма побуждают нас согласиться с тем, что «... национализм в первую очередь процесс социальной категоризации, ... нежели процесс культурного творчества» [21, p. 79 — 80; ср. с этим: 44, с. 332].
Этносимволистские подходы, ассоциируемые, прежде всего, с работами Энтони Смита [45 — 47] и Джона Хатчинсона [48 — 50], и зачастую предлагаемые в качестве альтернативы, способной эффективно нейтрализовать теоретические расхождения между примордиальным (нации — «естественный» продукт социального мира) и инструментальным (нации — «искусственный» продукт манипуляции элит) пониманием наций [ср. с этим: 19, p. 15], в отличие от гомеостатических и транзакционистских подходов, привлекают внимание исследователей к актуально используемым в тех или иных социальных группах коммеморативным техникам и практикам. Феномен национализма рассматривается здесь в качестве вероятной реакции на процессы символизации и присвоения группой некоторого воображаемого общего прошлого. Выступая против избыточно инструментального в своей основе понимания наций и национализма, свойственного в той или иной мере исследованиям, черпающим свое вдохновение в идеях и принципах бартиан-ского транзакционизма, сторонники этносимво-лизма, акцентируют свое внимание, прежде всего, не на самих границах и демаркационных процессах, разделяющих нации и этнические сообщества, а на тех ограничениях, которые на эти границы и процессы накладывают актуально действующие в группах механизмы культурного производства. Аналитический интерес к дизайну механизмов и индустрии культурного производства со стороны поборников этносимволизма вполне объясним. Ведь, по их мнению, несмотря на справедливость инструменталистского представления о том, что в большинстве своем групповые идентичности «изобретаются», чтобы быть релевантными и пригодными для употребления внутри некоторой группы такие идентичности должны опираться как на уже существующую сеть разделяемых этой группой общих символов и культурных элементов, так и апеллировать к воспоминаниям об общем прошлом и мифам общей судьбы, или так называемым «движущим мифам» (mythomoteurs) [49, p. 29 — 30; 46, с. 236, 258-259, 360; ср. также с этим: 17, 8-9, 283]. Мифы и историческая память играют здесь роль фреймов, существенно ограничивающих социальную группу в выборе тех символических продуктов, которым будет суждено стать основным содержанием соответствующего националистического движения12.
Подобное понимание стоящих за феноменом национализма реалий позволяет сторонникам эт-носимволистских подходов перенести аналитические акценты с исследования способствующих образованию группы демаркационных процессов на вопросы изучения отдельных наиболее активных в деле культурного производства ассоциаций индивидов. Очевидными лидерами здесь предсказуемо оказываются профессиональные ассоциации интеллектуалов, лиц свободных профессий и представителей интеллигенции [например, см.: 11, p. 379; 44,
Рис. 2. Типология теорий наций и национализмов Даниэле Конверси
с. 113—115; ср. с этим: 19, р. 22; 21, р. 74], особую и даже решающую роль среди которых играли, прежде всего, историки, дарующие своими трудами легитимность той или иной исторической перспективе, принимаемой за основу для вполне конкретной националистической доктрины13.
Предложенная Даниэле Конверси типология (рис. 2), в отличие от стандартной трехчленной классификационной схемы, уделяет заметно большее внимание именно методологической составляющей теорий, представленных в современном нациеведе-нии, что составляет ее неоспоримое достоинство. Ориентируясь на подобную классификационную схему, исследователи, изучающие феномены наций и национализмов, имеют возможность быстро и корректно определять и выделять из общей массы методологически однородные группы исследований, делая это вне зависимости от степени разнообразия и несходства используемых этими исследованиями эмпирических материалов.
Впрочем, подобно стандартной трехчленной схеме, типологии Даниэле Конверси не удается избежать аналогичных классификационных огрех. Все три подхода к изучению феноменов национализма и нациестроительства — гомеостатический, транзакционный, этносимволистский — не являются строгими классификационными единицами и не способны образовывать замкнутые взаимоисключающие классы. Однако вполне вероятно, что Даниэле Конверси при создании своей собственной типологии не ставил перед собой таких жестких классификационных задач, поскольку действовал скорее в интересах более мягкой, «синтетической» точки зрения, согласно которой для националистического движения в равной степени и одновременно важны такие три ключевые фактора, как влиятельность исторического прошлого, зависимость от действующих институтов политической власти, и в особенности государства, и наконец, генерация в рамках рассматриваемого сообщества внешних и внутренних социальных границ [21, р. 75].
3. Модернизм vs. Перенниализм / Инструментализм vs. Примордиализм. Оригинальная четырехчленная классификационная схема была предложена Энтони Смитом — авторитетным британским специалистом в области исследований наций и национализмов [44, с. 292 — 293; ср. с этим: 19, р. 15 — 21, 26; 51, р. 43 — 45]. Необычность этой
классификации заключается в том, что в ней теории наций и национализмов располагаются в рамках квадритомии значимых для дискуссий среди исследователей наций и национализмов па-раметров14 — перенниализм/модернизм и инстру-ментализм/примордиализм. В центре неутихающих вот уже почти век теоретических дискуссий о природе феноменов наций и национализмов расположились, по мнению Энтони Смита, два «проклятых» вопроса, — «Вечны ли нации или историчны?» и «Естественные ли это феномены или скорее феномены искусственные?», — возможные комбинации ответов на которые и образуют составные части предлагаемой им оригинальной классификационной схемы.
Ответы исследователей на вопрос о том, «Вечны ли нации или историчны?», образуют первую значимую для нациеведения классификационную дихотомию: (A) перенниализм — (A') модернизм. Адепты перенниализма принимают на веру тезис о natio perennis, понимая под феноменом наций «вечную» повторяющуюся форму социально-политической и культурной организации для исторически сложившихся общностей людей [ср. с этим: 44, с. 56 — 57, 293]. Сторонники же модернизма, напротив, высказываются в пользу тезиса о natio nova, выступая тем самым за историчность самого феномена наций и рассматривая его в качестве базового элемента, конституирующего основы социального мира Модерна, отсутствующего на протяжении всей досовременной истории15, поскольку до появления современных наций люди имели в своем распоряжении множество иных форм групповой идентичности вроде религиозных общин или локальных коммунитарных сообществ [ср. с этим: 44, с. 55-56, 270].
В свою очередь, ответы исследователей на вопрос о том, «Естественные ли нации феномены или искусственные?», учреждают вторую значимую для изучения наций и национализмов классификационную дихотомию: (B) примордиализм — (B') инструментализм. Примордиализм, как известно, видит весь ландшафт социального мира как множество «естественных» объектов, наподобие отдельных и легко различимых этнических сообществ и наций. Признание «естественности» подобного рода групп и связываемых с ними форм групповой идентичности позволяет сторонникам примордиализма заниматься изучением различного рода эмоциональных и инстинктивных ограничений (emotional attachments and primordial feelings), принимая их за основу для объяснений причин национальной мобилизации16. Сторонники инструментализма, в свою очередь, критикуют примордиализм за очевидную «натуралистическую ошибку». Для инструменталистов социальный мир не состоит из «естественных» наций, напротив, нации — это «искусственно» сконструированные группы; национальная принадлежность, не являясь «врожденной» характеристикой, чрезвычайно податлива и является «искусственным» образованием, чья конфигурация, также как и содержание, во многом (если не во всем) зависит от понимания некими ограниченными ассоциациями отдельных влиятельных представителей группы (совокупность которых представляет различного рода элиты — политические, экономические или культурные) собственных рационально калькулируемых выгод17.
Последовательно комбинируя ответы исследователей на эти два «проклятых» для теоретиков
Рис. 3. Типология теорий наций и национализмов Энтони Смита
нациеведения вопроса, Энтони Смит учреждает собственную классификацию, основанную на четырех замкнутых классах (рис. 3): (АВ) перенниализм и примордиализм18, (А'В) модернизм и примордиализм19, (АВ') перенниализм и инструментализм20, (А'В') модернизм и инструментализм21.
Плодотворность и оригинальность подобной классификационной схемы состоит в том, что она позволяет отказаться от знакомых нам по стандартной трехчленной типологии жёстких концептуальных противопоставлений существующих нациевед-ческих теорий. Обладая известной долей гибкости, она кажется в целом более релевантной актуальной исследовательской практике в области изучения феноменов наций и национализмов22, придавая современному нациеведению дополнительные аналитические измерения и объем.
И хотя предложенная Энтони Смитом схема в силу большей логической строгости избегает наиболее одиозных классификационных недостатков, присущих стандартной трехчленной типологии23, она имеет свои собственные фатальные изъяны. Пригодность и валидность любых сложных дихотомических типологий напрямую зависит от единообразия исходных допущений, сделанных в отношении природы множества объектов, смежных или тесно связанных с множеством тех элементов, которые подлежат непосредственной классификации. Для типологии Энтони Смита такими объектами являются этнические сообщества и нации. Это подразумевает, что обе используемые в ней дихотомии — как перенниализм/модернизм, так и приморди-ализм/инструментализм, — чтобы не порождать элементы, принадлежащие самопротиворечивым классам (наподобие (АА') перенниализм-модернизм и (ВВ') примордиализм-инструментализм), должны иметь в своих основаниях одинаковые исходные допущения относительно природы этнических сообществ и наций. Тем не менее этот важнейший для сложных дихотомических типологий принцип в предложенной Энтони Смитом для классификации теорий наций и национализмов квадритомии систематически нарушается. Ведь если «для инструменталистов... как и для примордиалистов, всякое различие между этническими группами и нация-
ми второстепенно и нерелевантно» [44, с. 289], то в случае с перенниалистами и модернистами подобное исходное допущение не только отсутствует, но и напротив, утверждается принципиальное различие между природами этнических сообществ и наций. Это крайне неприятное для его классификационной схемы обстоятельство вынужден признать и сам Энтони Смит: «... мы сталкиваемся с теоретиками, которые придерживаются перен-ниалистской точки зрения на этничности (с некоторыми примордиалистским оттенком), но соглашаются с модернистским подходом к нациям и национализму» [44, с. 292 — 293]. Именно здесь находится «ахиллесова пята» квадритомической классификации Энтони Смита. Кажущаяся замкнутость классов в таких условиях разрушается, а прежняя иллюзия логической строгости бесследно исчезает.
4. Конструктивизм vs. Инструментализм vs. Примордиализм. В последнее время наблюдается заметный рост интереса со стороны исследователей к еще одной альтернативной трехчленной классификационной схеме, существенно отличающейся по принципам организации от своего стандартного аналога. Предлагаемая этой типологией классификационная альтернатива по-иному наносит «логическую разметку» на область исследований современного нациеведения, предлагая выделять среди существующих подходов следующие три группы теорий: примордиализм, инструментализм и кон-структивизм24. Основанием такого деления служат, прежде всего, заметные различия в самих языках описания, применяемых в реальной исследовательской практике сторонниками этих трех разных подходов к изучению наций и национализмов25.
Разные языки описания ожидаемо по-разному репрезентируют такие особые социальные феномены, как нации и национализмы. Если для при-мордиализма нации, например, скрывают в себе основанные на родстве и/или культурных связях сообщества, а для инструментализма — плоды политических манипуляций властных элит, то для конструктивизма нации как таковые представимы, прежде всего, в виде коллективно воображаемых сообществ. Каждый из этих трех семантически по-разному нагруженных языков описания также предлагает исследователям и собственное описание природы националистических движений. Примордиализм обычно объясняет такие движения борьбой за утверждение так называемых «естественных» прав для отдельных этнических групп внутри крупных полиэтнических агломераций, — борьбой, которая зачастую инициирована избыточным давлением на эти этнические группы со стороны централизованных государственных структур и связанных с ними официальных культур26. Инструментализм рассматривает националистические движения как базовую составляющую процессов адаптации коллективов и отдельных индивидов к постоянным ситуационным изменениям в структуре и конъюнктуре глобальной мировой политики и экономики. Конструктивизм же видит источники националистических движений в стремлении тех или иных сообществ найти новые идеологические символы стабильности и определенности, создаваемые и используемые как ответ на охватившие эти сообщества и порождаемые процессами модернизации и глобализации чувства фрустрации, незащищенности и тревоги. Кроме того, примордиалист-ский, инструменталистский и конструктивистский языки по-разному локализуют и зоны поиска
Рис. 4. Типология теорий наций и национализмов Дэвида Брауна
потенциальных экспланансов, необходимых нацие-ведческим исследованиям для объяснения природы и влиятельности такого специфического социального феномена, как национализм. Семантика используемого примордиализмом языка описания, например, включает в себя терминологические ряды («привязанность», «настроение», «обязательство»), которые обычно могут быть без потери значения редуцированы к понятию эмоции27, в свою очередь, язык инструментализма включает в себя термины («преимущество», «рациональный выбор», «выгода»), сводимые в той или иной степени к понятию интереса28, а язык конструктивизма («ценность», «символ», «дискурс») — к понятию идеологии29. Именно эти три понятия, — «эмоция», «интерес», «идеология», — выполняя роль «ядерных» категорий для современного нациеведения, не только обеспечивают исследователей соответствующими их теоретическим вкусам зонами для поиска эскпла-нансов, но и, в конечном счете, позволяют выделить и демаркировать три разные практики исследования феноменов наций и национализмов (рис. 4).
Главная особенность и очевидное достоинство типологии Дэвида Брауна заключается в попытке ввести по отношению к привычной нациеведче-ской дихотомии примордиализм/инструментализм дополнительное концептуальное разделение ин-струментализм/конструктивизм30. Выведение на-циеведческих штудий конструктивистского характера в отдельный класс и противопоставление их «чистому» инструментализму, с одной стороны, и примордиализму — с другой, позволяет по новому растянуть линии сложившихся в современном нациеведении теоретических конфликтов во взглядах на природу, свойства и функции этнических и национальных идентичностей: их фиксирован-ности или изменчивости (споры примордиализ-ма и инструментализма), их рациональном, т.е. деидеологизированном, или идеологизированном восприятии (дискуссии инструментализма и конструктивизма), и наконец, их «естественном» или «искусственном» происхождении (дебаты при-мордиализма и конструктивизма). Отдельно при этом следует упомянуть, что Дэвид Браун при создании своей типологии стремился избежать ставших уже привычными «жестких» дихотомических оппозиций для враждующих между собой нацие-ведческих теорий. Каждая линия теоретических
конфликтов, представленная в его трехчленной классификационной схеме, образует своеобразную шкалу, на которой любой исследователь может найти и отметить местоположение собственных нацие-ведческих изысканий.
Из видимых недостатков данная типология имеет всего лишь один несущественный изъян: некоторые стремительно набирающие популярность современные нациеведческие подходы, вроде этно-символизма, оказываются не представлены в ней в виде отдельной классификационной единицы. Однако это затруднение, как кажется, легко преодолеть путем размещения на шкалированных гранях этой классификационной схемы любых недостающих нациеведческие подходов31.
5. Заключение: перспективы современного на-циеведения. Типологии нациеведческих теорий, представленные в работах Умата Озкиримли, Даниэле Конверси, Энтони Смита и Дэвида Брауна, разумеется, не способны целиком и полностью охватить теоретическое многообразие, сложившееся в области современных исследований наций и на-ционализмов. Однако внимательный компаративный анализ рассмотренных здесь типологий тем не менее дает необходимые основания для того, чтобы сделать два вполне релевантных вывода о состоянии и перспективах современного нацие-ведения.
Во-первых, несмотря на процветающее в области изучения нации и национализмов теоретическое и методологическое изобилие, в современном нациеведении различимо присутствуют как минимум четыре достаточно обширные зоны теоретического консенсуса среди исследователей: при-мордиализм, конструктивизм, инструментализм и этносимволизм. Каждая из таких зон предлагает в распоряжение исследователей собственный оригинальный аналитический инструментарий для изучения наций и национализмов. Иногда их число искусственным образом занижается путем объединения конструктивизма и инструментализма в одну-единственную зону, обычно маркируемую при помощи такого привычного собирательного ярлыка, как модернизм, но подобная классификационная «экономия» (как легко убедиться на примере стандартной трехчленной типологии Умата Озки-римли, особенно при сопоставлении с аналогом Дэвида Брауна) себя явным образом не оправдывает. Любые попытки игнорировать существующие между инструментализмом и конструктивизмом концептуальные и методологические различия на самом деле идут вразрез с самими исследовательскими практиками нациеведов. Во-вторых, трудности классификации постоянно растущего на-циеведческого теоретического наследия и, прежде всего, откровенно неудачные попытки создания «жестких» типологий (состоящих из одних только закрытых взаимоисключающих классификационных единиц) косвенно указывают на то направление, в котором должно двигаться современное нациеведение, настойчиво подталкивая исследователей к поискам более «мягких», «синтетических» перспектив во взглядах на природу таких сложных и многогранных социальных феноменов, как нации и национализмы.
Примечания
1 Подобная классификационная схема повсеместно встречается в современной исследовательской литературе, по-
священной проблемам наций и национализмов. Свежим образчиком использования такой классификационной схемы является, например, основательная обзорная работа по теориям национализмов видного турецкого исследователя Умата Озкиримли [например, см.: 23, p. 43 — 168; ср. с этим: 52, p. 34-35].
2 Термин «примордиальное» (primordial) используется в социологии для обозначения специфических «коэрцитивных» (coerciveness) характеристик особо значимых для отдельной социальной общности реляционных качеств — родства по крови и по территории [5, p. 142; 6, p. 100; также см.: 7, с. 297; 53, p. 20-24].
3 Энтони Смит — один из отцов-основателей этносимво-лизма — определенно настаивает на том, что именно «появление на заре истории человечества этнических сообществ в различных частях мира было жизненно важным этапом в процессах формирования наций» [12, p. 25; ср. с этим: 15, p. 7]. Этнические группы, согласно этносимволизму, есть своего рода ненасыщенные прото-национальные сообщества (или, как язвительно в этой связи замечает Умат Озкиримли, до-националистические нации [20, p. 345; ср. с этим: 44, с. 24]).
4 Изучая динамику культурного национализма, видный теоретик этносимволизма Джон Хатчинсон следующим образом резюмирует credo этой исследовательской парадигмы: прежде всего, исследователям наций и национализмов необходимо принять идею о «важности исторической памяти в процессе образования наций», признав впоследствии «центральную роль культурных символов при формировании группы», которые значимы только из-за «своей способности передавать связь с определенной исторической идентичностью» [49, p. 29-30].
5 В одной из своих обзорных работ Энтони Смит поэтично окрестил такого рода «центральные» теории собирательным термином «Великие Нарративы», заметив попутно, что «... 'малые нарративы' вынуждены будут находиться в зависимости и молчаливо заимствовать значение у той или иной версии существующих великих нарративов» [44, с. 398].
6 По крайней мере, до определенной степени сделать это позволяют постоянно встречающиеся в феминистских концепциях ссылки на неустранимость биологической роли женщин как главных воспроизводителей этнических общностей, а также частые ламентации в отношении неоправданной популярности образа «патриархальной семьи» как символического основания «маскулинных» националистических культур.
7 Прежде всего, это касается тех границ внутри концептуального «ядра» классификационной схемы, которые отделяют этносимволистские подходы, с одной стороны, от примордиа-листских и модернистских — с другой, что напрямую связано с откровенно доброжелательным отношением большинства сторонников этносимволизма к изысканиям в области так называемой «синтетической» теории наций и национализмов, сочетающей в себе элементы самых разных нациеведческих концепций и методологий [например, см.: 44, с. 396, 403-404; ср. с этим также мнение Даниэле Конверси, открыто симпатизирующего этносимволизму: 19, p. 25-26].
8 Как недвусмысленно замечает в этой связи Рэндалл Коллинз: «. процесс проникновения государства в общество одновременно мобилизует националистические движения» [41, с. 36]. Ср. с этим высказывание самого Даниэле Конверси о том, что «. государство является главной переменной в формировании национализма и что сам национализм представляет собой продукт, или следствие, государства» [21, p. 76].
9 Многие современные специалисты по нациеведению отмечают несомненную аналитическую полезность подобной точки зрения, крайне чувствительной к тем различиям, которые актуально имеются между пониманием таких разных форматов национализма, как этатистские, основанные на государстве (или даже им самим оформленные), с одной стороны, и антигосударственные — с другой. Как отмечает Роджер
Брубейкер: «В первом случае 'нация' считается соположен-ной государству, она воспринимается как институционально и территориально оформленная государством; во втором случае 'нация' находится в оппозиции к территориальным и институциональным рамкам некоего существующего государства или государств. Это различие может выполнять задачу, возлагавшуюся на оппозицию между этническим и гражданским национализмами без сопутствующих последнему затруднений» [2, с. 102; ср. с этим также: 19, p. 25; 22, p. 131; 54, p. 26].
10 Подобные представления, невероятно популярные среди социальных антропологов, Фредерик Барт не без присущей ему доли иронии называет «теорией островных культур» [43, с. 12].
11 Такая дифференцирующая роль границ в организации социальной жизни, по мнению Даниэле Конверси, во многом делает для нас понятной «избыточную» ангажированность большинства националистических движений территориальными вопросами, позволяя даже их рассматривать напрямую в качестве форм политической «борьбы за определение пространственных границ» [21, p. 78].
12 Как остроумно заметил Энтони Смит: «Этно-история — это не кондитерская, в которой националисты могут 'набирать' и 'смешивать'; она накладывает ограничения на всякое выборочное усвоение...» [44, с. 94 — 95].
13 Раскапывая в одной из своих работ «исторические» корни такого феномена, как национализм, Энтони Смит писал, что именно «историки играют выдающуюся роль среди его создателей и приверженцев» [46, с. 236; ср. с этим также мнение Эрика Хобсбаума о роли, которую в политической практике вольно или невольно играют профессиональнные историки: 10, p. 13]. Даниэле Конверси лаконично резюмирует это значимое в вопросах развития националистических движений обстоятельство одной-единственной меткой фразой: «Этно-историк суть не что иное, как современная версия античного миф-мейкера» [21, p. 73].
14 Энтони Смит, однако, не ограничивал себя в своих изысканиях одной только рассматриваемой здесь типологией. В частности, им же была предложена иная, пятичленная классификационная схема, устанавливающая последовательность концептуальных парадигм, ранжируемых в зависимости от доминирующих объектов исследовательского интереса и используемых в них методов, техник и приемов исследования [например, см.: 44, с. 405 — 407]: примордиализм («естественные» референты коллективной чувственности), перенниализм (исторические longue durée формы социальной организации), этносимволизм (символические структуры и идентичности этнических групп), модернизм (экономические и политические институты и институты массовой культуры), постмодернизм (дисперсные сети пересекающихся и перекрывающих друг друга многообразных фрагментиро-ванных идентичностей).
15 Хотя, как пишет Энтони Смит [44, с. 306 — 307], наиболее изощренные разновидности перенниализма, вроде феноменологической концепции этничности Джона Армстронга [17], согласны отдать дань интеллектуальной моде на модернизм и принять тезис о современности национализма как политического движения и идеологии, сохраняя, однако, при всем этом верность своим собственным толкованиям наций либо как обновленных версий прежних этнических общин, либо как форм коллективной идентичности, существовавших наряду с этническими сообществами на всем протяжении человеческой истории.
16 Это обстоятельство чаще остальных подчеркивают, прежде всего, такие непримиримые критики примордиализма, как Джек Эллер и Рид Кухлан [55, p. 183, 187, 193; однако ср. с этим также: 56, p. 166-167; 3, p. 257; 57, с. 29-30].
17 «Теоретически в спорах между инструменталистами и примордиалистами противопоставляются 'выгода' и 'эмоции'...» [44, с. 289], — едко замечает Энтони Смит, лаконично формулируя основания этой дихотомии.
18 Согласно предложенным Энтони Смитом принципам классификации именно к этому классу следует отнести, например, «традиционные» примордиалистские концепции Эдварда Шилза [5, 6], Клиффорда Гирца [7] и Стивена Гросби [56, 58, 59-61].
19 Сюда, например, следует включить концепции, сформулированные Уокером Коннором [62] и Дональдом Горовитцем [63]. Оба эти исследователя разделяют известную вебериан-скую посылку о той роли (а здесь стоит отдельно оговориться о том, что Макса Вебера довольно часто записывают в лагерь сторонников примордиализма [например, см.: 3, р. 17; 56, р. 169-170], хотя подобная оценка и встречает сопротивления со стороны некоторых исследователей, ставящих под сомнение принадлежность Макса Вебера к этому лагерю, особенно в «поздний» период его творчества [например, см.: 64, р. 407409]), которую субъективная вера в общее родство играет в деле возникновения и сохранения групповых идентично-стей. С точки зрения этих концепций, нации — это простые этнические примордиальные сущности, которые в эпоху Модерна были охвачены собственным самосознанием [например, см.: 62, р. 169; ср. с этим: 65, р. 100]. Так, Уокер Коннор в этой связи пишет: «... этническая группа может. быть определена извне, нация же должна самоопределиться» [62, р. 103].
20 Здесь мы обнаруживаем некоторые обычно напрямую связываемые с примордиализмом теории, которые тем не менее под давлением критики кооптируют в себя отдельные составляющие инструментализма, наподобие концепции этничности Пьера Ван ден Берге, открыто заявлявшего, что «этничность одновременно и примордиальна, и инструмен-тальна» [66, р. 361; ср. также с этим: 3, р. 256], или концепции неопримордиализма Стефана Ван Эверы, для которого: «Заявление конструктивизма о том, что этнические идентичности конструируются социально, несомненно, является корректным. В конце концов, наши собственные этнические идентичности не пропечатаны в наших генах, а это означает, что они должны быть социально сконструированы» [8, р. 20], а также — ряд снискавших особую популярность среди наци-еведов перенниалистских теорий, комплементарных, однако, с инструментализмом на уровне используемой методологии, вроде концепции этничности Джона Армстронга, не только рассматривающего нации в качестве современных дериватов «вечно» существующих в масштабах мировой истории этнич-ностей [17, р. 7], различие между которыми заключается лишь в степени вовлеченности в процессы легитимации политических и государственных структур [17, р. 4], но вместе с тем, например, откровенно симпатизирующего исследовательским техникам бартианского транзакционизма [17, р. 4-5], или концепции британского историка Хью Сетон-Уотсона, утверждавшего, что «... важно проводить различие между двумя категориями наций, которые мы будем называть старыми и новыми. Старые — это те, которые приобрели национальную идентичность или национальное сознание до рождения доктрин национализма. Новые же есть те, где оба процесса — формирование национального сознания и создание националистических движений — развивались одновременно. Причем оба эти процесса были плодами трудов малых образованных политических элит» [67, р. 6-7].
21 Внутри данного класса располагается подавляющее большинство нациеведческих теорий, выражающих позиции так называемого «официального» модернизма, в частности, концепции Эли Кедури [68], Тома Нэйрна [69, 70], Эрнеста Геллнера [71], Джона Бройи [39, 40], Бенедикта Андерсона [72], Эрика Хобсбаума [1, 10] и многих других известных модернистов.
22 Как комментирует это обстоятельство сам Энтони Смит: «В прошлом можно было быть уверенным в том, что модернисты были одновременно и инструменталистами (и наоборот), тогда как перенниалисты всегда были в определенном смысле примордиалистами (и наоборот). Но этот простой дуализм отступил перед более сложными сочетаниями. Не все модер-
нисты придерживаются здравого инструментализма, и не все перенниалисты оказываются примордиалистами» [44, с. 292].
23 Ведь, с точки зрения чистой формальной логики, последовательно используя аристотелевский принцип дихотомического деления, Энтони Смиту отчасти удается построить исчерпывающую классификацию с едиными основаниями, где отдельные классы при определенных условиях действительно исключают друг друга.
24 В целом современное нациеведение пока неохотно пользуется предлагаемыми этой типологией классификационными принципами, хотя некоторые близкие по своему устройству аналоги, без сомнения, можно встретить как у представителей западной исследовательской традиции [например, см.: 73, p. 265 — 266; и особенно см.: 74, p. 4 — 28], так и у российских специалистов [например, см.: 75, 76, с. 32 — 34; 77, с. 7 — 8; 78, с. 117 — 121]. Более того, именно среди последних рассматриваемая здесь типология снискала себе заметно большую популярность. Хотя определенный интерес со стороны отечественных исследователей имеет и другая альтернативная трехчленная схема, классифицирующая теории наций и на-ционализмов по доминантам факторов — экономических, политических, или культурных, которым посчастливилось внести решающую лепту в возникновение и развитие этих феноменов [например, см.: 79, с. 11 — 16], а также — еще более простая двухчленная дихотомическая классификация, разделяющая все подходы к изучению феноменов наций и национализма на подходы эссенциалистские (субстанциалистские), главная методологическая особенность которых заключается в необходимости реификации и овеществления исследуемых феноменов, и подходы номиналистские (инструменталист-ские), которые, соответственно, настроены на последовательную дереифицикацию и фиксацию фиктивного характера феноменов, так или иначе связанных с понятием нации [например, см.: 78, с. 117 — 119]. Впрочем, в случае двухчленной дихотомической классификацией, вполне возможны ее дальнейшие расширения за счет введения третьего альтернативного подхода к изучению феноменов наций и национализма — социально-конструктивистского, — призванного ослабить или даже полностью устранить методологический антагонизм между позициями сторонников эссенциализма и номинализма [78, с. 119-121].
25 Наиболее детальную и тщательную проработку данная типология получила в трудах известного австралийского на-циеведа Дэвида Брауна [подробнее см.: 74, p. 4-28]. Однако справедливости ради стоит заметить, что предлагаемая им версия классификационной схемы не прибегает к услугам термина инструментализм (instrumentalism), используя вместо него другой, синонимичный (хотя и более широкий по спектру своих значений) термин ситуационизм, или ситуационный подход (situationalist approach).
26 Любопытно в этой связи отметить, что с точки зрения сторонников примордиализма, единственным аутентичным видом национализма является лишь национализм этнический, а отнюдь не национализм гражданский [например, ср. с этим: 74, p. 6, 11].
27 Как пишет Дэвид Браун, не следует удивляться тому, например, что примордиализм и по сию пору оказывается вполне пригодным для использования во всяком эмически центрированном описании восприятия индивидами своих этнических и национальных идентичностей. Такая пригодность легко объяснима тем, что этнические и национальные идентичности, согласно примордиализму, являются эмоционально мощными коэрцитивными объектами, воспринимаемыми отдельными индивидами как строго фиксированные структуры, которые обладают в отношении всей группы морально обязывающей аскриптивной силой [74, p. 11; ср. также с этим: 55, p. 183, 187, 193; 3, p. 257; 56, p. 166-167; 73, p. 265; 44, с. 289; 57, с. 29-30].
28 Вполне очевидно, однако, что ссылки нациеведов на ситуационно складывающиеся интересы при объяснении приро-
ды и источников возникновения конкретных национализмов предполагают наличие довольно широкого теоретического диапазона их истолкования: от наиболее радикальных вариантов инструментализма (вроде концепции этнополитики Пола Брасса [9]), в которых независимый (sovereign) интерес фактически целиком и полностью определяет характер и манеру действия заинтересованной в развитии национализма группы, до более умеренных (наподобие концепции «внутреннего колониализма» Майкла Хечтера [80]), где некая сложившаяся внешняя социальная конъюнктура сначала определяет набор тех ограничений, в рамках которых группы и отдельные индивиды выбирают различные возможные для них в таких условиях направления действий [ср. с этим: 81 p. 268].
29 Под «идеологией» в данном случае подразумевается широкий слой социальных практик (необязательно общественно-политического характера), манифестирующих различного рода «воображаемые» референты: от так называемых «изобретаемых традиций» Эрика Хобсбаума и Теренса Рэнгера [например, см.: 10, 82, 83; также см.: 1, с. 19, 146—147; 44, с. 221 — 222] до «воображаемых коммунитарных нарративов» Бенедикта Андерсена [72], циркулирующих внутри дискурсивных сетей связываемого некоторым lingua franca сообщества.
30 Аналитическая «близорукость» к действительно тонким концептуальным различениям, вроде противопоставления языков теории инструментализма и конструктивизма, является свидетельством распространенной среди западных исследователей классификационной практики. Например, многие солидные западные обзорные работы по нациеведению часто прибегают к услугам такого «охватывающего» зонтичного термина, как циркумстанциализм (circumstantialist approach), используя его обычно в широком собирательном значении для указания на весь массив социально-конструктивистских и ин-струменталистских исследований.
31 В частности, Дэвид Браун и сам указывает на то место, где нам при необходимости следовало бы разместить этносимволистские концепции, когда замечает, что этносим-волисты, наподобие Энтони Смита или Адриана Гастингса, пытаясь найти аналитически более тонкие объяснения той преемственности, которая наблюдается в отношениях между современными видами национализма и их досовременны-ми этническими предтечами, вольно или невольно сочетают в своих исследованиях элементы концептуальных языков при-мордиализма и конструктивизма [74, p. 2005: 8 — 9].
Библиографический список
1. Хобсбаум, Э. Нации и национализм после 1780 года / Э. Хобсбаум. - СПб. : Алетейя, 1998. - 306 с.
2. Брубейкер, Р. Мифы и заблуждения в изучении национализма / Р. Брубейкер // Мифы и заблуждения в изучении империи и национализма / под ред. И. Герасимова, М. Могильнер, А. Семенова. - М. : Новое изд-во, 2010. -С. 62-109.
3. Van den Berghe P. L. The Ethnic Phenomenon / P. L. Van den Berghe. — New York : Praeger, 1987. — 301 p.
4. Bayar, M. Reconsidering primordialism: an alternative approach to the study of ethnicity / M. Bayar // Ethnic and Racial Studies. - 2009. - Vol. 32. - № 9. - P. 1639-1657. DOI: 10.1080/01419870902763878.
5. Shils, E. Primordial, Personal, Sacred and Civil Ties: Some Particular Observation on the Relationships of Sociological Research and Theory / E. Shils // The British Journal of Sociology. -1957. - Vol. 8. - № 2. - P. 130-145. DOI: 10.2307/587365.
6. Shils, E. Nation, Nationality, Nationalism and Civil Society / E. Shils // Nations and Nationalism. - 1995. - Vol. 1. - № 1. -P. 93-118. DOI: 10.1111/j.1354-5078.1995.00093.x.
7. Гирц, К. Интерпретация культур / К. Гирц. - М. : РОС-СПЭН, 2004. - 560 с.
8. Van Evera, S. Primordialism lives! / S. Van Evera // Newsletter of the Organized Section in Comparative Politics of
the American Political Science Association. — 2001. — Vol. 12. — № 1. - P. 20-22.
9. Brass, P. Ethnicity and Nationalism: Theory and Comparison / P. Brass. - London : SAGE, 1991. - 360 p.
10. Hobsbawm, E. Introduction: Inventing Traditions / E. Hobsbawm // The Invention of Tradition / Ed. E. Hobsbawm, T. Ranger. - Cambridge : Cambridge University Press, 1983. -P. 1-14.
11. Smith, A. D. The Problem of National Identity: Ancient, Medieval and Modern? / A. D. Smith // Ethnic and Racial Studies. - 1994. - Vol. 17. - № 3. - P. 375-399. DOI: 10.1080/01419870.1994.9993832.
12. Smith, A. D. When is a Nation / A. D. Smith // Geopolitics. -2002. - Vol. 7. - № 2. - P. 5-32. DOI: 10.1080/714000928.
13. Smith, A. D. The Poverty of Anti-Nationalist Modernism / A. D. Smith // Nations and Nationalism. - 2003. - Vol. 9. -№ 3. - P. 357-370. DOI: 10.1111/1469-8219.00101.
14. Smith, A. D. The Genealogy of Nations: An Ethno-Symbolic Approach / A. D. Smith // When Is the Nation? Towards an Understanding of Theories of Nationalism / Ed. A. Ichijo, G. Uzelac. - London : Routledge, 2005. - P. 94-112.
15. Hutchinson, J. Modern Nationalism / J. Hutchinson. -London : Fontana Press, 1994. - 223 p.
16. Hutchinson, J. Ethnicity and Modern Nations / J. Hutchinson // Ethnic and Racial Studies. - 2000. - Vol. 23. -№ 4. - P. 651-669. DOI: 10.1080/01419870050033667.
17. Armstrong, J. A. Nations Before Nationalism / J. A. Armstrong. - Chapel Hill NC : University of North Carolina Press, 1982. - 447 p.
18. Guibernau, M. Nationalisms: The Nation-State and Nationalism in the Twentieth Century / M. Guibernau. - Oxford : Polity Press, 1996. - 184 p.
19. Conversi, D. Mapping the Field: Theories of Nationalism and the Ethnosymbolic Approach / D. Conversi // Nationalism and Ethnosymbolism: History, Culture and Ethnicity in the Formation of Nations / Ed. A. S. Leoussi, S. Grosby. - Edinburgh : Edinburgh University Press, 2007. - P. 15-30.
20. Ozkirimli, U. The Nation As an Artichoke? A Critique of Ethnosymbolist Interpretations of Nationalism / U. Ozkmmli // Nations and Nationalism. - 2003. - Vol. 9. - № 3. - P. 339355. DOI: 10.1111/1469-8219.00100.
21. Conversi, D. Reassessing Current Theories of Nationalism: Nationalism As Boundary Maintenance and Creation / D. Conversi // Nationalism and Ethnic Politics. - 1995. - Vol. 1. - № 1. -P. 73-85. DOI: 10.1080/13537119508428421.
22. Guibernau, M. Anthony D. Smith on Nations and National Identity: A Critical Assessment / M. Guibernau // Nations and Nationalism. - 2004. - Vol. 10. - № 1-2. - P. 125-141. DOI: 10.1111/j.1354-5078.2004.00159.x.
23. Ozkirimli, U. Theories of Nationalism: A Critical Introduction / U. Ozkmmli. - London : Palgrave MacMillan, 2010. - 288 p.
24. Billig, M. Banal Nationalism / M. Billig. - London: SAGE, 1995. - 200 pp.
25. Биллиг, М. Повседневное напоминание о Родине / М. Биллиг // Логос. - 2007. - № 1 (58). - С. 34-71.
26. Yuval-Davis, N. Gender and Nation / N. Yuval-Davis // Ethnic and Racial Studies. - 1993. - Vol. 16. - № 4. -P. 621-632. DOI: 10.1080/01419870.1993.9993800.
27. Yuval-Davis, N. Gender and Nation / N. Yuval-Davis . -London : SAGE, 1997. - 157 p.
28. Walby, S. Gender, nations and States in a Global Era / S. Walby // Nations and Nationalism. - 2000. - Vol. 6. -№ 4. - P. 523-540. DOI: 10.1111/j.1354-5078.2000.00523.x.
29. Уолби, С. Женщина и нация / С. Уолби // Нации и национализм / под ред. Б. Андерсона. - М. : Праксис, 2002. -С. 308-331.
30. Sluga, G. Identity, Gender and the History of Eropean Nations and Nationalisms / G. Sluga // Nations and Nationalism. -1998. - Vol. 4. - № 1. - P. 87-111. DOI: 10.1111/j. 1354-5078.1998.00087.x.
31. Chatterjee, P. Nationalist Thought and the Colonial World: A Derivative Discourse? / P. Chatterjee. - London : Zed Books, 1986. - 181 p.
32. Chatterjee, P. The Nation and Its Fragments: Colonial and Postcolonial Histories / P. Chatterjee. - Princeton : Princeton University Press, 1993. - 282 p.
33. Чаттерджи, П. Воображаемые сообщества: кто их воображает? / П. Чаттерджи // Нации и национализм / под ред. Б. Андерсона. - М. : Праксис, 2002. - С. 283-296.
34. Calhoun, C. Nationalism and Ethnicity / C. Calhoun // Annual Review of Sociology. - 1993. - Vol. 19. - P. 211-239. DOI: 10.1146/annurev.so.19.080193.001235.
35. Калхун, К. Национализм / К. Калхун. - М. : Территория будущего, 2006. - 288 с.
36. Tilly, C. States and Nationalism in Europe 1492-1992 / С. Tilly // Theory and Society. - 1994. - Vol. 23. - № 1. -P. 131-146. DOI: 10.1007/BF00993675.
37. Tilly, C. The State of Nationalism / С. Tilly // Critical Review: A Journal of Politics and Society. - 1996. - Vol. 10. -№ 2. - P. 299-306. DOI: 10.1080/08913819608443423.
38. Тилли, Ч. Принуждение, капитал и европейские государства. 990-1992 гг. / Ч. Тилли. - М. : Территория будущего, 2009. - 328 с.
39. Breuilly, J. Reflections on Nationalism / J. Breuilly // Philosophy of the Social Sciences. - 1985. -Vol. 15. - № 1. -P. 65-75. DOI: 10.1177/004839318501500106.
40. Breuilly, J. Nationalism and the State / J. Breuilly. -Manchester : Manchester University Press, 1993. - 474 p.
41. Коллинз, Р. Макроистория: Очерки социологии большой длительности / Р. Коллинз. - М. : УРСС, ЛЕНАНД, 2015. -504 с.
42. Gurr, T. R. Minorities Rights at Risk: A Global Survey / T. R. Gurr, J. R. Scarritt // Human Rights Quarterly. - 1989. -Vol. 11. - № 3. - P. 375-405. DOI: 10.2307/762099.
43. Барт, Ф. Введение / Ф. Барт // Этнические группы и социальные границы. Социальная организация культурных различий / под ред. Ф. Барта. - М. : Новое изд-во, 2006. -С. 9-48.
44. Смит, Э. Д. Национализм и модернизм: Критический обзор современных теорий наций и национализма / Э. Д. Смит. - М. : Праксис, 2004. - 464 с.
45. Smith, A. D. Nationalism: Theory, Ideology, History / A. D. Smith. - Cambridge : Polity Press, 2001. - 224 p.
46. Смит, Э. Д. Национализм и историки / Э. Д. Смит // Нации и национализм / под ред. Б. Андерсона. - М. : Прак-сис, 2002. - С. 236-263.
47. Smith, A. D. Ethno-Symbolism and Nationalism: A Cultural Approach / A. D. Smith. - New York : Routledge, 2009. - 192 p.
48. Hutchinson, J. Cultural Nationalism, Elite Mobility and Nation-Building: Communitarian Politics in Modern Ireland / J. Hutchinson // The British Journal of Sociology. - 1987. - Vol. 38. - № 4. - P. 482-501. DOI: 10.2307/590913.
49. Hutchinson, J. The Dynamics of Cultural Nationalism: The Gaelic Revival and the Creation of the Irish Nation State / J. Hutchinson. - London : Allen & Unwin, 1987. - 352 p.
50. Hutchinson, J. Moral Innovators and the Politics of Regeneration: The Distinctive Role of Cultural Nationalists in Nation-Building / J. Hutchinson // International Journal of Comparative Sociology. - 1992. - Vol. 33. - № 1-2. -P. 101-117. DOI: 10.1163/002071592X00077.
51. Puri, J. Encountering Nationalism / J. Puri. - Oxford: Blackwell, 2004. - 256 p.
52. Ozkmmli, U. Contemporary Debates on Nationalism: A Critical Engagement / U. Ozkirimli. - Basingstoke : Palgrave Macmillan, 2005. - 240 p.
53. Hoben A. The Integrative Revolution Revisited / A. Hoben, R. Hefner // World Development. - 1991. - Vol. 19. - № 1. -P. 17-30. DOI: 10.1016/0305-750X(91)90034-F.
54. Smith, A. D. Nations in Decline? The Erosion and Persistence of Modern National Identities / A. D. Smith //
Nationalism in a Global Era: The Persistence of Nations / Ed. M. Young, E. Zuelow, A. Sturm. - London : Routledge, 2007. -P. 16-29.
55. Eller, J. D. The Poverty of Primordialism: The Demystification of Ethnic / J. D. Eller, R. M. Coughlan // Ethnic and Racial Studies. - 1993. - Vol. 16. - № 2. - P. 183-202. DOI: 10.1080/01419870.1993.9993779.
56. Grosby, S. Debate: The Verdict of History: The Inexpungeable Tie of Primordiality - A Response to Eller and Coughlan / S. Grosby // Ethnic and Racial Studies. - 1994. - Vol. 17. - № 1. - P. 164-171. DOI: 10.1080/01419870.1994.9993817.
57. Брубейкер, Р. Этничность без групп / Р. Брубейкер. -М. : НИУ ВШЭ, 2012. - 408 с.
58. Grosby, S. Religion and Nationality in Antiquity: the Worship of Yahweh and Ancient Israel / S. Grosby // European Journal of Sociology. - 1991. - Vol. 32. - № 2. - P. 229-265. DOI: 10.1017/S0003975600006263.
59. Grosby, S. Pluralism in the Tought of Oakeshott, Shils and Weber / S. Grosby // Journal of Classical Sociology. - 2002. -Vol. 2. - № 1. - P. 43-58. DOI: 10.1177/1468795X02002001676.
60. Grosby, S. Religion, Ethnicity and Nationalism: The Uncertain Perennialism of Adrian Hastings / S. Grosby // Nations and Nationalism. - 2003. - Vol. 9. - № 1. - P. 7-13. DOI: 10.1111/1469-8219.00070.
61. Grosby, S. The Primordial, Kinship and Nationality / S. Grosby // When Is the Nation? Towards an Understanding of Theories of Nationalism / Ed. A. Ichijo, G. Uzelac. - London : Routledge, 2005. - P. 56-78.
62. Connor, W. Ethnonationalism: The Quest for Understanding / W. Connor. - Princeton : Princeton University Press, 1994. -248 p.
63. Horowitz, D. L. Ethnic Groups in Conflict / D. L. Horowitz. -Berkeley : University of California Press, 1985. - 697 p.
64. Norkus, Z. Max Weber on Nations and Nationalism: Political Economy before Political Sociology / Z. Norkus // The Canadian Journal of Sociology. - 2004. - Vol. 29. - № 3. -P. 389-418. DOI: 10.2307/3654673.
65. Connor, W. When Is a Nation / W. Connor // Ethnic and Racial Studies. - 1990. - Vol. 13. - № 1. - P. 92-103. DOI: 10.1080/01419870.1990.9993663.
66. Van den Berge, P. L. Does Race Matter? / P. L. Van den Berge // Nations and Nationalism. - 1995. - Vol. 1. - № 3. -P. 357-368. DOI: 10.1111/j.1354-5078.1995.00357.x.
67. Seton-Watson, H. Nations and States. An Enquiry into the Origins of Nations and the Politics of Nationalism / H. Seton-Watson. - London : Methuen, 1977. - 563 p.
68. Кедури, Э. Национализм / Э. Кедури. - СПб. : Але-тейя, 2010. - 136 с.
69. Nairn, T. The Break-up of Britain: Crisis and Neo-Nationalism / T. Nairn. - London : New Left Books, 1977. -397 p.
70. Nairn, T. Faces of Nationalism: Janus Revisited / T. Nairn. — London : Verso, 1997. — 246 p.
71. Геллнер, Э. Нации и национализм / Э. Геллнер. — М. : Прогресс, 1991. - 360 с.
72. Андерсон, Б. Воображаемые сообщества. Размышления об истоках и распространении национализма / Б. Андерсон. — М. : КАНОН-пресс-Ц, Кучково Поле, 2001. — 288 с.
73. Kebede, M. Directing Ethnicity Toward Modernity / M. Kebede // Social Theory and Practice. — 2001. — Vol. 27. — № 2. — P. 265 — 284. DOI: 10.5840/soctheorpract200127212.
74. Brawn, D. Contemporary Nationalism: Civic, Ethnocultural, and Multicultural Politics / D. Brawn. — London : Routledge, 2005. — 208 p.
75. Коротеева, В. В. «Воображенные», «изобретенные» и «сконструированные» нации: метафора в науке / В. В. Ко-ротеева // Этнографическое обозрение. — 1993. — № 3. — С. 154 — 165.
76. Арутюнян, Ю. В. Этносоциология / Ю. В. Арутюнян, Л. М. Дробижева, А. А. Сусоколов. — М. : Аспект Пресс, 1999. — 271 с.
77. Мосунова, Н. А. Нациопонимание: поиск объективных оснований и социальное конструирование / Н. А. Мосунова, Г. П. Корнев. — СПб. : Алетейя, 2012. — 184 с.
78. Малахов, В. С. Национализм как политическая идеология / В. С. Малахов. — М. : КДУ, 2005. — 320 с.
79. Коротеева, В. В. Теории национализма в зарубежных социальных науках / В. В. Коротеева. — М. : РГГУ, 1998. — 140 с.
80. Hechter, M. Internal Colonialism: The Celtic Fringe in British National Development, 1536 — 1966 / M. Hechter. — Berkeley : University of California Press, 1975. — 361 p.
81. Hechter, M. Rational Choice Theory and the Study of Race and Ethnic Relations / M. Hechter // Theories of Race and Ethnic Relations / Ed. J. Rex, D. Mason. — Cambridge : Cambridge University Press, 1986. — P. 264 — 279.
82. Hobsbawm, E. Mass-Producing Traditions: Europe, 1870—1914 / E. Hobsbawm // The Invention of Tradition / Ed. E. Hobsbawm, T. Ranger. — Cambridge : Cambridge University Press, 1983. — P. 263 — 307.
83. Ranger, T. The Invention of Tradition in Colonial Africa / T. Ranger // The Invention of Tradition / Ed. E. Hobsbawm, T. Ranger. — Cambridge : Cambridge University Press, 1983. — P. 211—262.
НЕХАЕВ Андрей Викторович, доктор философских наук, профессор кафедры философии и социальных коммуникаций.
Адрес для переписки: A_V_Nehaev@rambler.ru
Статья поступила в редакцию 19.10.2016 г. © А. В. Нехаев
Книжная полка
Алексеев, П. Социальная философия : учеб. пособие / П. Алексеев. - М. : Проспект, 2017. - 254 с. -ISBN 978-5-392-23268-0.
Издание посвящено социальной части мировоззрения — философии общества, или социальной философии. Учебное пособие охватывает весь курс «Социальная философия». Рассматриваются вопросы о собственности, государстве, духовности человека и т. д. Особое внимание уделено социально-философскому анализу актуальных проблем современности, что позволяет получить более целостное представление о предмете. Издание написано в соответствии с государственным образовательным стандартом высшего профессионального образования Российской Федерации.
Для студентов, аспирантов и преподавателей вузов и всех интересующихся социально-философской проблематикой.
