CC BY
38
УДК 343.1
DOI: 10.24411/2587-9820-2020-10092
Летёлкин Николай Владимирович,
начальник кафедры уголовного процесса
Нижегородской академии МВД России,
кандидат юридических наук;
Николаева Татьяна Анатольевна,
заместитель начальника кафедры уголовного процесса
Нижегородской академии МВД России;
Царева Юлия Викторовна,
старший преподаватель кафедры уголовного процесса Нижегородской академии МВД России, кандидат юридических наук
КАТЕГОРИЯ «УГОЛОВНОЕ ПРЕСЛЕДОВАНИЕ»: СРАВНИТЕЛЬНО-ПРАВОВОЙ АНАЛИЗ УГОЛОВНО-ПРОЦЕССУАЛЬНЫХ ЗАКОНОВ РОССИИ И АЗЕРБАЙДЖАНСКОЙ РЕСПУБЛИКИ
Аннотация. Работая над статьей, авторы поставили цель — провести сравнительный анализ отечественного уголовно-процессуального закона и его аналога в Азербайджанской Республике — государстве, где в ряде случаев отсутствует стадия возбуждения уголовного дела, в которой, одновременно с уголовным процессом, берет начало деятельность специально уполномоченных должностных лиц, связанная с уголовным преследованием. Изучая и сопоставляя процессуальные нормы, действующие на территории Российской Федерации и Азербайджанской Республики, авторы стремятся установить, насколько зарубежный институт уголовного преследования отличен от отечественного, существует ли у них сходство, в чем между ними отличия и какая из форм реализации данного процессуального института наиболее оптимальна для современного уголовно-процессуального права.
Ключевые слова: уголовное преследование, обвинение, сравнительно-правовой анализ, уголовно-процессуальный закон, стадия возбуждения уголовного дела.
Letyolkin Nikolay Vladimirovich,
Head at the Department of Criminal Procedure
of Nizhny Novgorod Academy of the MIA of Russia,
Candidate of Law;
Nikolaeva Tat'yana Anatol'evna,
Deputy Head at the Department of Criminal Procedure
of Nizhny Novgorod Academy of the MIA of Russia;
Tsareva Yuliya Victorovna,
Senior Lecturer at the Department of Criminal Procedure of Nizhny Novgorod Academy of the MIA of Russia, Candidate of Law
CATEGORY "CRIMINAL PROSECUTION": COMPARATIVE LEGAL ANALYSIS OF CRIMINAL PROCEDURAL
LAWS OF RUSSIA AND THE REPUBLIC OF AZERBAIJAN
Abstract. The goal of the article is to conduct a comparative analysis of the domestic criminal procedure law and its analogue in the Republic of Azerbaijan — a state where in some cases there is no stage of initiating a criminal case, in which, simultaneously with the criminal process, the activities of specially authorized officials, related with criminal prosecution. Studying and comparing the procedural norms in force on the territory of the Russian Federation and the Republic of Azerbaijan, the authors tend to establish how do the foreign institutions of criminal prosecution differ from the domestic one, whether they have similarities, what are the differences between them and which form of implementation of this procedural institution is most optimal for modern criminal procedure law.
Keywords. Criminal prosecution, prosecution, comparative legal analysis, criminal procedure law, the stage of initiation of a criminal case.
Приступая к исследованию категории уголовного преследования, акцентируем внимание на определении деятельности, раскрывающей ее содержание. Начнем с зарубежного уголовно-процессуального закона.
В соответствии со ст. 7 Уголовно-процессуального кодекса Азербайджанской Республики1 (далее — УПК АР) уголовное преследование — уголовно-процессуальная деятельность, осуществляемая в целях установления события преступления, изобличения лица, совершившего деяние, предусмотренное уголовным законом, предъявления ему обвинения, поддержания этого обвинения в суде, назначения наказания, обеспечения при необходимости мер процессуального принуждения. И сразу же обозначим начальный момент уголовного преследования. Мы не оговорились, именно момент, ведь, в отличие от отечественного источника уголовно-процессуального права, уголовно-процессуальный закон Азербайджанской Республики их определяет довольно четко и недвусмысленно.
Исходя из положений ст. 45 УПК АР, обязательность «ведения производства по уголовному преследованию» на территории данного государства действует правило, согласно которому уголовное преследование ведётся с момента:
1) возбуждения дознавателем, следователем, прокурором уголовного дела общественного2 или общественно-частного3 обвинения;
1 Уголовно-процессуальный кодекс Азербайджанской Республики, утвержден Законом Азербайдж. Р-ки от 14 июля 2000 г. № 907-IQ (в ред. Закона Азербайдж. Р-ки от 19 мая 2020 г. № 114-VIQD) [Электронный ресурс]. — URL: http://base.spinform.ru/-show_doc.fwx?rgn=11597 (дата обращения: 05.09.2020).
Как и в Российской Федерации, в Азербайджанской Республике по абсолютному большинству преступлений уголовное преследование осуществляется в порядке публичного (или, как указано в УПК АР, общественного) обвинения.
3 Уголовное преследование в порядке общественно-частного обвинения осуществляется по общему правилу, по заявлению потерпевшего. Однако из этого правила имеется ряд исключений.
2) либо вынесения судом постановления о принятии жалобы, поступившей в порядке частного обвинения, к своему производству;
3) либо начала дознавателем упрощенного производства, не предусматривающего вынесение постановления о возбуждении уголовного дела, по жалобе, касающейся очевидного преступления, не представляющего большой общественной опасности.
Эти положения вполне согласуются и со ст. 38.1 (ч. 1 ст. 38) УПК АР «Обязанность осуществить уголовное преследование».
Как видим, данные отправные точки уголовного преследования напрямую зависят от того, в какой форме осуществляется расследование: либо это расследование, проводимое дознавателем, следователем, прокурором по уголовному делу о неочевидном преступлении или преступлении, представляющем большую общественную опасность; либо это досудебное производство, осуществляемое дознавателем без возбуждения уголовного дела об очевидном преступлении, не представляющем общественной опасности1; либо это производство в суде по жалобе, поступившей в порядке частного обвинения.
При этом не совсем понятно, как эти так называемые начальные моменты соотносятся с самой категорией уголовного преследования, закрепляющей, что в содержание данной деятельности входят не только действия, совершаемые после возбуждения уголовного дела2, но и те, что этому предшествуют и направлены на выявление события преступления, а также поиск, обнаружение и изобличение конкретного лица, причастного к его совершению.
В этом мы усматриваем коллизию уголовно-процессуальных норм, содержащихся в УПК АР. Иначе говоря, с одной стороны, есть понятие уголовного преследования, раскрывающее содержание данной деятельности и даже определяющее этапность ее осуществления, с другой стороны, — четкие границы для начала данной деятельности, за пределами которых она исключается как таковая, что напрямую противоречит законодательной дефиниции.
1 В отличие от УПК РФ, УПК АР предусматривает досудебное производство в виде: 1) двух следующих друг за другом стадий: возбуждения уголовного дела и предварительного следствия; 2) либо одной стадии в виде упрощенного досудебного производства в форме дознания, которой не предшествует стадия возбуждения уголовного дела. Досудебное производство и в Российской Федерации, и в Республике Азербайджан осуществляется путем производства предварительного расследования. На территории обоих государств расследование производится в двух формах: предварительное следствие и дознание. Однако дознание по делам, по которым предварительное следствие необязательно, в Российской Федерации отличается от предварительного следствия весьма незначительно, чего нельзя сказать про зарубежные аналоги данных форм расследования. Согласно УПК АР, предварительное следствие и упрощенное досудебное производство (дознание) — это две действительно самостоятельные и существенно различающиеся между собой формы досудебного производства [1].
2 Или с момента начала производства дознавателем или принятия жалобы судом к своему производству.
Что касается конечного момента данной деятельности, то в нормах УПК АР он прописан гораздо логичнее и с категорией уголовного преследования в противоречие не вступает.
Согласно ст. 38.4 (ч. 4 ст. 38) УПК АР: уголовное преследование осуществляется: 1) до выявления обстоятельств, исключающих уголовную ответственность (которые мы раскроем чуть ниже); 2) либо до отказа государственного или частного обвинителя от уголовного преследования.
Теперь перейдем к Уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации (далее — УПК РФ). Как уже отмечалось выше, в УПК РФ стартовые моменты деятельности специально уполномоченных должностных лиц, связанной с уголовным преследованием, конкретно не обозначены. Однако, если сравнить сами категории и вложенный в них смысл, то содержание данного вида деятельности в Российской Федерации и Азербайджанской Республике не будет сильно отличаться.
Чтобы понять, откуда берет начало уголовное преследование в соответствии с УПК РФ, отечественными учеными-процессуалистами предпринято множество попыток обосновать и аргументировать собственные концепции по данному вопросу. Однако единой точки зрения, разумеется, нет. Мы обратимся лишь к некоторым из названных научных изысканий. Постараемся представить наиболее полярные из них.
Так, М. С. Строгович считал, что уголовное преследование — это обвинительная деятельность, осуществляемая на стадии предварительного расследования. В уголовное преследование в форме обвинения он включал: 1) собирание доказательств; 2) применение к обвиняемому мер пресечения; 3) производство в отношении обвиняемого следственных действий; 4) обоснование обвинения в суде [2, с. 196].
Если преломить сию позицию на сегодняшний день, то, исходя из нее, уголовное преследование начинается с самой первой стадии уголовного судопроизводства, хотя бы учитывая тот факт, что производство следственных действий, влекущих сбор значимой по делу информации и имеющих существенное значение для дальнейшего производства, осуществляется до принятия решения о возбуждении уголовного дела. Об этом гласит ч. 1 ст. 144 УПК РФ, посвященная процессуальному порядку доследственной проверки по факту совершенного преступного деяния. Кроме того, сравнительно недавно законодатель расширил данный исчерпывающий перечень, дополнив его ранее не разрешенными на этом этапе осмотром предметов (документов), осмотром трупа и получением образцов для сравнительного исследования2. В этой связи отметим, что с М. С. Строговичем нельзя не согласиться.
1 Уголовно-процессуальный кодекс РФ: федер. закон от 18 дек. 2001 г. № 174-ФЗ: принят Гос. Думой 22 нояб. 2001 г.: одобрен Советом Федерации 5 дек. 2001 г. (в ред. от 31.07.2020). — Режим доступа: СПС «Консультант плюс» (дата обращения: 15.09.2020).
2 О внесении изменений в статьи 62 и 303 Уголовного кодекса Российской Федерации и Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации: федер. закон от 4 марта 2013 г. № 23-Ф3: принят Гос. Думой 19 февр. 2013 г.: одобрен Советом Федерации 20 февр. 2013 г. (в ред. от 28.12.2013). — Режим доступа: СПС «Консультант плюс» (дата обращения: 15.09.2020).
А. Г. Халиулин, в целом поддерживая ранее приведенную точку зрения, не соглашался лишь с возможностью применения в рамках уголовного преследования мер принуждения, имеющих иную цель в уголовном судопроизводстве [3, с. 30]. З. Д. Еникеев, наоборот, относил к элементам уголовного преследования «применение мер пресечения к подследственному» [4, с. 86].
Обратимся к начальному моменту данного рода деятельности. Учитывая тот факт, что из части вышеназванных позиций определить его не представляется возможным, обратимся к другим авторам.
А. Б. Соловьев и Н. А. Якубович связывают начальный момент уголовного преследования с производством действий обвинительного характера, к которым, по их мнению, можно отнести следственные действия, производимые по решению суда [5, с. 79]. А согласно позиции Н. И. Ревенко, уголовное преследование начинается с момента принятия решения об ограничении прав гражданина для обеспечения официальных «шагов» по изобличению его в совершении преступления либо с момента фактического ограничения его прав в тех же целях [6]. Эта позиция поддержана еще рядом авторов [7, с. 12; 8, с. 21]. И, что немаловажно, она же отражена в постановлении Конституционного суда РФ от 27 июня 2000 г. № 11-П, где указано, что фактическое уголовное преследование может быть начато задолго до того, как лицо, в отношении которого оно осуществляется, будет поставлено в надлежащее процессуальное положение подозреваемого либо обвиняемого1.
Обсуждая начальный момент уголовного преследования, авторы настоящей статьи, ранее являвшиеся представителями практических органов, в частности следственных аппаратов органов внутренних дел и Следственного комитета РФ, данную точку зрения всецело разделяют.
Как можно заметить, в данном случае авторы не разделяли структуру уголовного преследования на этапы подозрения и обвинения, а лишь рассмотрели уголовное преследование как единую целенаправленную деятельность, плавно перетекающую из одного ее вида в другой. По нашему убеждению, это не противоречит понятию, закрепленному в п. 55 ст. 5 УПК РФ, которое трактует уголовное преследование как процессуальную деятельность, осуществляемую стороной обвинения в целях изобличения подозреваемого, обвиняемого в совершении преступления.
Как видим, создатель УПК РФ определил исследуемую нами категорию гораздо более емко, нежели зарубежный коллега, что вполне разумно, особенно принимая во внимание ранее названные нами противоречия, появившиеся в результате более детальной трактовки отдельных уголовно-процессуальных норм в УПК АР.
1 По делу о проверке конституционности положений части первой статьи 47 и части второй статьи 51 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР в связи с жалобой гражданина В. И. Маслова: постановление Конституционного суда РФ от 27 июня 2000 г. № 11-П // СПС «Консультант плюс» (дата обращения: 21.08.2020).
Принимая во внимание популярность точки зрения о том, что уголовное преследование начинается с момента возбуждения уголовного дела, сравним поводы для возбуждения уголовного дела согласно УПК РФ и УПК АР.
И в УПК РФ, и в УПК АР закреплено понятие повода для возбуждения уголовного дела. Российский законодатель определил их место в ч. 1 ст. 140 УПК РФ, выделив четыре самостоятельных повода для возбуждения уголовного дела, которые также принято называть сообщениями о преступлении. К ним относят заявление о преступлении, явку с повинной, сообщение о совершённом либо готовящемся преступлении, полученное из иных источников, под которым мы, как правило, понимаем рапорт об обнаружении признаков преступления, и постановление прокурора, которым последний направляет материалы проведенной прокурорской проверки с признаками преступления в орган предварительного расследования, наделенный правом возбуждения уголовного дела.
Зарубежный законодатель отождествляет такие понятия, как повод для возбуждения уголовного дела и причина к возбуждению уголовного дела (ст. 204.1 (ч. 1 ст. 204) и ст. 46.1, 46.2 (ч. 1, 2 ст. 46) УПК АР).
Так, в УПК АР основным поводом к возбуждению уголовного дела выступает сообщение о совершённом или подготовляемом преступлении. Законодатель довольно четко определил источники получения подобного сообщения, к ним отнесены:
— физические лица (ст. 204.1 (ч. 1 ст. 204) УПК АР);
— юридические либо должностные лица (ст. 205.1 (ч. 1 ст. 205) УПК
АР);
— средства массовой информации (ст. 206 УПК АР).
Ну и в качестве дополнительного повода назовём непосредственное выявление сведений, свидетельствующих о совершении преступления, дознавателем, следователем или прокурором (ст. 46.2 (ч. 2 ст. 46) УПК АР).
Кратко рассмотрим каждый из них. Сообщение физического лица, которое больше нам знакомо, как заявление, имеет схожую характеристику с российским уголовно-процессуальным законом. При этом в УПК АР имеется оговорка, в соответствии с которой об уголовной ответственности за заведомо ложный донос предупреждается лишь лицо, достигшее возраста 16 лет. Думается, что такого рода положения стали бы лишними для УПК РФ, поскольку согласно уголовному закону, действующему на территории РФ, ответственность по ст. 306 УК РФ наступает только по его достижении.
Важно отметить, что такой повод, как явка с повинной, УПК АР тоже знаком. Ведь согласно положениям ст. 204.7 (ч. 7 ст. 204) УПК АР, обращение лица с заявлением о добровольном признании своей вины отнесено к сообщению физического лица об уже совершённом либо только еще подготавливаемом преступлении. Очевидно, законодатель, следуя по пути универсализации, объединил в формулировке «сообщения физических лиц о совершённом или готовящемся преступлении» такие поводы, как обращение
граждан с сообщениями о совершённом или готовящемся преступлении и заявление о явке с повинной.
В отличие от российских коллег, создатель УПК АР весьма конкретно описал условия поступления сообщения о преступлении от юридического либо должностного лица. Кратко их можно обозначить следующим образом. Представитель юридического лица, применим к нему привычный термин «заявитель», обязан приложить к сообщению о преступлении документы, которые: 1) позволят идентифицировать юридическое лицо (т. е. содержат его юридический и фактический адреса, полное наименование, род деятельности); 2) способны подтвердить факт преступления; 3) содержат источник осведомленности заявителя о случившемся преступном деянии. Должностное лицо в своем обращении обязано указать точные данные о себе: фамилию, имя, отчество, должность и место работы.
В содержании и характеристике такого повода, как сообщение, распространенное в средствах массовой информации, между уголовно-процес-су-альным законодательством России и Азербайджана нами принципиальных отличий не обнаружено.
При этом нелишним будет отметить, что в России уголовные дела частного и частно-публичного обвинения возбуждаются не иначе, как по заявлению лица (даже если изначально о совершенном преступлении стало известно из иного источника и имел место другой повод), а вот в части публичного обвинения для возбуждения уголовного дела подходит любой из рассмотренных поводов. Аналогичное правило действует и в Азербайджане.
Теперь поговорим об основаниях для возбуждения уголовного дела. И если для отечественного уголовно-процессуального кодекса однозначным является правило об обязательном наличии для положительного решения вопроса о возбуждении уголовного дела и повода, и основания (как единства формы и содержания), то за рубежом это далеко не так. Итак, УПК РФ гласит: основание для возбуждения уголовного дела — это не что иное, как наличие достаточных данных, указывающих на признаки преступления (ч. 2 ст. 140 УПК РФ).
Очень схожее положение содержится и в УПК АР: основанием к возбуждению уголовного дела является наличие достаточных улик, указывающих на признаки преступления. Об этом гласит ст. 46.3 (ч. 3 ст. 46) УПК АР. Однако зарубежный уголовно-процессуальный закон предусматривает случаи возбуждения уголовного дела и без необходимости установления оснований для этого, лишь при наличии повода, благодаря которому становится известно лишь о факте совершённого деяния.
Тогда налицо совокупность: факт совершения преступления, повод для возбуждения уголовного дела и обязанность прокурора немедленно принять правильное, а по сути, единственно возможное процессуальное решение, основанное на законе. При этом, как мы понимаем, данный факт никак не проверяется и не подтверждается, поскольку предварительная проверка в этом случае не проводится. Речь идет об известном УПК АР институте немедлен-
ного возбуждения уголовного дела в случаях, предусмотренных ст. 209.2 (ч. 2 ст. 209) УПК АР. К ним отнесены: обнаружение трупа человека со следами признаков насильственной смерти; обнаружение неопознанного трупа человека, частей тела человека либо мест их захоронения; наличие признаков массовой гибели, заражения или отравления людей и др. Этот перечень по закону Азербайджанской Республики включает 16 позиций.
Частично данный аспект мы еще затронем, обсуждая сроки стадии возбуждении уголовного дела, существующие в российском уголовно-процессуальном праве и предусмотренные УПК АР.
Всецело и комплексно подходя к категории уголовного преследования, нельзя не сопоставить основания, при наличии которых на территории двух государств прекращается уголовное преследование. Здесь же, разумеется, речь пойдет и об основаниях для отказа в возбуждении уголовного дела.
Во-первых, определимся с разницей в терминах. В УПК РФ это основания для прекращения уголовного преследования (ст. 25.1, 27—28.1 УПК РФ) и уголовного дела (ст. 24—25.1 УПК РФ), а в зарубежном законодательстве, это обстоятельства, исключающие уголовное преследование, регламентированные статьей 39 УПК АР.
Во-вторых, рассмотрим смысловой компонент, вытекающий из положений, посвященных данным поводам (обстоятельствам) в обоих исследуемых нами кодексах.
Вначале определимся, какие группы оснований для прекращения уголовного преследования выделил тот и другой законодатель.
В УПК АР указанные обстоятельства фактически поделены на две группы. Первая — это обстоятельства, исключающие уголовное преследование конкретного единственного подозреваемого (обвиняемого, подсудимого) по данному уголовному делу (материалу досудебного производства), а значит имеющие к нему непосредственное отношение и влекущие окончательное или полное прекращение уголовного преследования по данному факту. Проводя аналогию с УПК РФ, это не что иное, как основания прекращения уголовного преследования, влекущие прекращение уголовного дела в целом.
И вторая группа — это обстоятельства, исключающие уголовное преследование конкретного лица, но не данную деятельность как таковую.
Значит, переводя данные положения на язык отечественного уголовно-процессуального закона, это основания для прекращения уголовного преследования, не означающие возникновение у уполномоченных на то органов обязанности прекратить уголовное дело, а означающие факт дальнейшего уголовного преследования путем изобличения иных лиц, виновных в содеянном.
А теперь их назовем. Итак, в первую группу вошли:
— недостижение возраста, с которого возможна уголовная ответственность за содеянное (ст. 39.1.4 (п. 4 ч. 1 ст. 39) УПК АР);
— смерть лица, наступившая после совершения преступления (ст. 39.1.5 (п. 5 ч. 1 ст. 39) УПК АР);
— наличие в отношении лица по тому же обвинению вступившего в законную силу приговора суда либо неотмененного постановления другого суда, делающего невозможным уголовное преследование (ст. 39.1.6 (п. 6 ч. 1 ст. 39) УПК АР);
— наличие в отношении лица по тому же обвинению не отмененного постановления дознавателя, следователя или прокурора об отклонении возбуждения уголовного дела или о его прекращении (ст. 39.1.7 (п. 7 ч. 1 ст. 39) УПК АР);
— совершение лицом деяния, предусмотренного уголовным законом, в состоянии невменяемости (ст. 39.1.10 (п. 10 ч. 1 ст. 39) УПК АР);
— наличие оснований для освобождения лица от уголовной ответственности в силу положений уголовного закона АР (ст. 39.1.11 (п. 11 ч. 1 ст. 39) УПК АР);
— наличие акта амнистии в отношении данного лица (ст. 39.1.12 (п. 12 ч. 1 ст. 39) УПК АР).
Представители второй группы:
— истечение сроков давности (ст. 39.1.3 (п. 3 ч. 1 ст. 39) УПК АР);
— непричастность определенного лица (ст. 39.2 (ч. 2 ст. 39) УПК АР);
— недоказанность вины определенного лица (ст. 39.2 (ч. 2 ст. 39) УПК АР).
Резюмируем: сходство налицо, разница, как видим, незначительна, если не акцентировать внимание на принципах размещения указанных положений в кодексах и небольшую разность категорий. Отличия лишь в терминологии, но не в содержании.
Несмотря на некоторые коллизии в зарубежном уголовно-процессуальном законе, мы пришли к выводу о том, что законодатели обоих государств наполнили одинаковым смыслом категорию уголовного преследования. Мы имеем в виду безоговорочность отнесения к ней проверочных мероприятий, а именно действий, предшествующих возбуждению уголовного дела, но имеющих наиважнейшую цель: поиск и обнаружение потенциального подозреваемого, грамотное выполнение с его участием необходимых процессуальных действий, безоговорочное соблюдение алгоритма, фиксации и закрепления в процессуальных документах.
В завершение отметим еще один немаловажный аспект, подчеркивающий разность двух уголовно-процессуальных законов в части правового механизма регламентации первой стадии уголовно-процессуальных отношений. Это процессуальные сроки доследственной (первоначальной) проверки в российском и зарубежном уголовном процессе. А говоря иначе, это временные границы стадии возбуждения уголовного дела.
Ранее мы выяснили, что, согласно УПК АР, стадия возбуждения уголовного дела, под которой принято понимать производство процессуальных действий, направленных на проверку поступившего повода для возбуждения уголовного дела с целью получения необходимых оснований, достаточных для принятия решения, присутствует не всегда.
Во-первых, она полностью отсутствует, если досудебное производство по материалу осуществляется дознавателем по очевидным и не представляющим общественной опасности преступным деяниям1.
Во-вторых, частично ее нет, когда, исходя из положений ст. 209.2 (ч. 2 ст. 209) УПК АР, у прокурора возникает обязанность принять решение о возбуждении дела незамедлительно, по факту совершённого деяния, без проведения каких-либо проверочных действий. Здесь можно говорить о присутствии только одного элемента этой стадии — вынесении самого процессуального акта, свидетельствующего о возбуждении уголовного дела.
А вот в Российской Федерации вопрос об обязательности стадии возбуждения уголовного дела ставится под сомнение только лишь наукой уголовно-процессуального права. И на данный момент ее существование в законе, на наш взгляд, весьма непоколебимо.
Подводя итог проведенного сравнительного анализа, отметим, что это, вероятно, одно из наиболее существенных расхождений между УПК АР и отечественным УПК. На первый взгляд, оно носит лишь юридико-техни-ческий характер, обусловленный построением и правовой регламентацией первой стадии уголовного производства двух государств, но это не так. Данный аспект подлежит более глубокому исследованию. В данной статье мы неслучайно говорили о содержании категории уголовного преследования, пытаясь определить ее начальный момент, ее содержание и структуру. В результате выполненного анализа можно сделать вывод о том, что этап уголовного преследования, предшествующий возбуждению уголовного дела, существует, и он крайне важен для дальнейшего производства по уголовному делу, принятия по делу законного, обоснованного и справедливого итогового решения, соблюдения прав и законных интересов лиц, привлекаемых в качестве подозреваемых и обвиняемых по уголовному делу.
Иными словами, отсутствие первой стадии уголовного судопроизводства ставит под сомнение обоснованность деятельности уполномоченных органов по осуществлению уголовного преследования, а также законность привлечения к уголовной ответственности лиц, не имевших возможности реализовать собственное право на защиту на первоначальном этапе уголовного судопроизводства.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЕ ССЫЛКИ
1. Якимович Ю. К. Дифференциация уголовного судопроизводства по УПК Азербайджанской Республики / Ю. К. Якимович // Правовые проблемы укрепления российской государственности. — Томск, 2006. — С. 14—20.
2. Строгович М. С. Курс советского уголовного процесса / М. С. Строгович. — М., 1968. — Т. 1. — 468 с.
3. Халиулин А. Г. Осуществление функции уголовного преследования прокуратурой России / А. Г. Халиулин. — Кемерово, 1997. — 223 с.
1 Сразу оговоримся, что в данном контексте не рассматриваем случаи производства в суде по жалобам, поступившим в порядке частного обвинения.
4. Еникеев З. Д. Актуальные вопросы уголовного преследования в свете судебно-правовой реформы / З. Д. Еникеев // Известия вузов. — Правоведение. — 1995. — № 4/5. — С. 84—88.
5. Соловьев А. Б., Якубович Н. А. К вопросу о концепции правового обеспечения функции уголовного преследования / А. Б. Соловьев, Н. А. Якубович // Современные проблемы уголовного права, процесса и криминалистики. — Кемерово, 1996. — С. 79—80.
6. Ревенко Н. И. Уголовное преследование как элемент функции расследования преступлений / Н. И. Ревенко // Вестник Омского университета. — Серия «Право». — 2008. — № 3(16). — С. 268—273.
7. Кальницкий В. В. Право свидетеля на защиту / В. В. Кальницкий // Законодательство и практика. — 2000. — № 2 (5). — С. 11—13.
8. Сафронов Д. М. Обстоятельства, исключающие уголовное преследование: дис. ... канд. юрид. наук / Д. М. Сафронов. — Омск, 2003. — 226 с.
