CC BY
3184 "Культурная жизнь Юга России" № 1 (44), 2012
«Унесет, как унесло его отца Мурата Пашева» (с. 27). Иногда писатель забегает вперед. О феске старого хаджи Инуса он говорит: «Немало лет суждено было феске пролежать в пыли, чтобы затем опять выглянуть на свет божий» (с. 52). «Но об этом в свое время», - как бы исправляет Кешоков свою «нетерпеливость» и предупреждает нас, что все сказанное было только «вступлением к событиям, разыгравшимся через несколько лет, когда и маленький Лю начал принимать участие в делах аула» (с. 52).
Главы «Предание о воздержанных и невоздержанных» и «История несчастной Узизы» «возвращают» читателей в прошлое, еще раз доказывая его связь с настоящим: «Симбиоз времени, характерный для поэтики мифа, - отличительная черта художественной системы А. Кешокова» [5].
Автор сохраняет точную хронологию, описывает события в их временной последовательности. Часто конец одной главы становится началом следующей, при этом используется прием повтора-скрепы. Примером может послужить употребление слов «звезда», «начался» в конце одной главы и начале следующей:
«И трудно было сказать, чья звезда, чье светило остановилось в эту минуту, померкло, а чья звезда разгоралась» / «Звезда же Казгирея продолжала подниматься все выше» (с. 173);
«Так начался для Лю новый период жизни -без отца» / «Начались серьезные огорчения и у Эльдара» (с. 91).
С течением времени социальный уклад села меняется. Если до революции кровная месть считалась обязательной и невыполнение ее осуждалось людской молвой, то после ситуация стала иной. На требование отплатить за пролитую кровь Инал отвечает: «Сегодня мы призываем не к оружию, а к разуму. Сегодня народ встретился со
своей судьбой, а не Маремканов с Матхановым» (с. 296). Наступление нового этапа в жизни общества показано во второй книге романа - «Зеленый полумесяц» (гл. «Джигиты просвещения», «Поэзия и пиротехника»). Это художественное осмысление истории, которое «в лучших своих образцах всегда тяготело к открытию диалектической связи времен, к воссозданию полноты исторического времени в судьбе человека и народа» [6].
В романе «Вершины не спят» Алим Кешоков сумел охватить широкий спектр действительности, правдиво показать период становления советской власти со всеми его противоречиями, отобразить диалектическую связь времен (прошлое рождает настоящее - это исток для будущего). Пространственно-временные отношения становятся важным инструментом изображения эпохи.
Литература
1. Хапсироков Х. Х. Восхождение: Творческий путь Алима Кешокова. М., 2002. С. 217.
2. Кешоков А. Собрание сочинений: в 4-х т. Т. 1: Вершины не спят: роман в 2-х кн. М., 1981 (здесь и далее цитаты приводятся по этому изданию романа).
3. Мусукаева А. Х. Северокавказский роман. Художественная и этнокультурная типология. Нальчик, 1993. С. 76.
4. Кешоков А. П. Вид с белой горы. М., 1977. С. 16.
5. Тхагазитов Ю. М. Эволюция художественного сознания адыгов. (Опыт теоретической истории: эпос, литература, роман). Нальчик, 1996. С. 227.
6. Султанов К. К. Динамика жанра (Особенное и общее в опыте современного романа). М., 1989. С. 132.
a. l. kushkhova. conception of time and space in a. keshokov's two related books «the tops are not sleeping»
The space-time relations in the novel «The tops are not sleeping» and the peculiarities of their perception and personification by the author are analyzed in the article.
Key words: A. Keshokov's novels, chronotop of a literary work.
В. А. ПЕДЧЕНКО
КАТЕГОРИЯ ПАМЯТИ И ХУДОЖЕСТВЕННАЯ КОНЦЕПЦИЯ ЛИЧНОСТИ В МАЛОЙ ПРОЗЕ А. А. ТРАПЕЗНИКОВА
На примере малой прозы А. А. Трапезникова автор рассматривает перспективность изучения авторской концепции личности в современной русской литературе посредством обращения к категории памяти.
Ключевые слова: категория памяти, художественная концепция личности, соборность, амбивалентность, эгоцентризм.
Традиционно в литературоведении концепцию личности трактуют как «систему представлений о человеке, его сущности: его отношение к себе, другому человеку, обществу, государству, природе метафизическим феноменам (бытию и
смерти, Богу и вечности)» [1]. Но, на наш взгляд, исследование этой категории (в том числе и авторской концепции) на материале отечественного художественного слова не ограничивается кругом понятий «образ», «герой», «персонаж», «тип».
№ 1 (44), 2012 "Культурная жизнь Юга России" ^
Подобные научные изыскания, справедливо отмечает Ю. М. Павлов, должны вестись с учетом духовно-метафизического критерия; конечной целью является ответ на вопрос: «Как идеи, идеалы, утверждаемые посредством художественного слова, соотносятся с традиционными ценностями русской литературы. А в их основе, как известно, -продолжает исследователь, - лежит православная вера» [2]. Ученый выделяет три типа личности: соборный, амбивалентный и эгоцентрический -носителей христианского, промежуточного и вне-христианского сознания соответственно.
В этом отношении раскрытие авторской концепции личности во многих случаях весьма плодотворно при обращении к категории памяти. Значимость последней достаточно точно характеризует Н. З. Коковина: данная категория «позволяет объединить самые разные пласты русской литературы, начиная с интереса к истории в XIX веке и кончая такими понятиями, как патриархальность, традиция, национальное самосознание» [3].
Творчество писателя-реалиста А. А. Трапезникова (сер. 1980-х - 2000-е гг.) раскрывает различные пути обретения / утраты национального самосознания при созидании / разрушении соборного мироустройства. Герои эгоцентрического и амбивалентного типов становятся (осознанно или нет) на путь предательства духовно-исторического прошлого. За что и следует либо предопределенная форма расплаты, либо процесс преодоления персонажами собственных кривд.
Влюбленные Наташа и Андрей (рассказ «Мимо острова сирен», 1999), находясь в Угличе, вместо того чтобы почесть память царевича Димитрия, предпочли уединиться друг с другом. Игнорирование вневременной национальной трагедии оборачивается для них бедой: они оказываются не в состоянии пережить новое наступление «смутных времен» как в собственных отношениях, так и в стране в целом. Не осознавшие необходимость покаяния за проступок перед святым прошлым, герои пытаются изгладить кривды в собственной жизни, но приходят к совершению греха неисправимого - самоубийству.
Для диссидента Андрея, мечтающего обрести сытую жизнь на чужбине («Девушка пела в церковном хоре», 1999), олицетворением России становится его бывшая жена Лариса. Он интуитивно пытается забрать вместе с Ларисой живую часть покинутого Отечества. Годы спустя внешне преуспевающий человек осознал, что, способствуя превращению России в подобие Запада, утратил вместе с родиной и единственного когда-то любившего его человека.
Потребность вернуться к исцеляющему душу прошлому, разобраться в собственном предназначении выражается посредством различных художественных приемов (детали, развернутая метафора, мысли и поступки героев).
В раннем рассказе Трапезникова «Ермолаич»
(1988) характер ведущего персонажа дан в хронологическом развитии. Слепой баянист, ветеран Великой Отечественной войны возвращается домой из соседней деревни. Его путь предстает как не раз исхоженная героем дорога жизни: «Сколько он исходил по этой дороге... И мальцом, и взрослым парнем, и слепым <...> Вспомнил он жену покойную, как ходили они здесь и всегда к речке спускались. Раньше-то <...> кубарем вниз скатывались. Потом уж, когда ослеп, она его к воде сводила за руку. А все равно - и тогда, и потом -лучше этого не было» [4]. Единство времени и пространства играет немалую роль в изображении характера: «Так вот Ермолаич и прожил вторые тридцать лет своей жизни, как бы разрезанной войной надвое <.> Речкой пахнуло - значит, половину пути уже отшагал» [5]. Первые тридцать лет - годы «зрячей» жизни Ермолаич положил на преодоление противника зримого и знакомого, вторые тридцать, освещенные народной музыкой и песней, предшествовали столкновению с врагом незримым, не имеющим не только собственного лица, но и самобытного голоса.
На повествовании героев о собственном прошлом, о ключевых событиях собственной жизни построены рассказы «Сотый по списку» (1987), «Жизель» (1987), «Зовет.» (1987), «Весть» (1988), «Во время съемок ни одно животное не пострадало» (2003), «Прощай, дорогой Арбуз!» (2003) и др.
Идея напоминающего городскую бытовую зарисовку рассказа «Жизель», на наш взгляд, в том, что обыденная человеческая жизнь порой гораздо более ценна, нежели самые возвышенные выдуманные истории. Шофер-«дальнобойщик» приходит поздно вечером к соседу-писателю как к человеку, который способен понять его потребность поделиться с ближним, вспомнить, заново пережить события своих самых лучших дней. Слушатель же, «человек творчества», отправивший жену и детей за город, сосредоточен поначалу лишь на поиске сюжетного сходства между историей, рассказываемой соседом, и балетом «Жизель», который побудил его к воспоминаниям. В итоге смысл оказывается совсем не в сходстве, а в различии. Любовь Жизели и Альбера - сказочное исключение из обыденности, а дальнобойщик повествует об обыденном начале, залоге возникновения его семьи.
В рассказах «Весть» (1988) и «Сегодня сделано вчера» (2003) тема послания из прошлого переплетается с темой смерти или духовного воскресения личности. «Весть» поднимает тему ответственности человека: как совершенные и несовершенные поступки определяют характер дальнейший и жизненный путь личности. Пришло почтовое сообщение о внезапной смерти близкого родственника и нарушило размеренное течение быта Сергея Сергеевича и его жены. Тяжелое известие пробуждает в сознании героя воспоминания о другой, не переданной по адресу
"Культурная жизнь Юга России" 86 ^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^
№ 1 (44), 2012
телеграмме. Много лет назад двоюродный брат Миша уничтожил похоронку, которая пришла на адрес старой учительницы, до конца продолжавшей верить в то, что ее пропавший на войне муж все же вернется живым. Воспоминание побуждает Сергея отказаться от формальных соболезнований-отписок и отправиться в долгую дорогу к скорбящим родственникам.
Более глубоко ситуация целительного воспоминания раскрыта в рассказе «Сегодня сделано вчера». Герой рассказа Лактионов поначалу предстает как тип эгоцентрика, омертвевшего «без яркого цветения любви <...> в достойной осторожности от Поступка» [6]. Он плывет по течению, затянут в круговорот повседневности. Жизнь протекает в однообразии бесконечных деловых встреч и бумажной волокиты. Кризис затяжной душевной болезни героя подчеркивает ни с того ни с сего случившийся перебой со здоровьем: накануне последней встречи с закадычным другом, пришедшим отметить свое маленькое повышение по службе, у Лактионова подскочила температура.
Друг Саша погиб на следующий день. Оставленная им книга о русской Арктике и обнаруженный меж ее страниц старый конверт с письмом становятся средством обращения к дорогому для героя минувшему. Оно заполняет пустоту настоящего. В книге пересказаны биографии русских полярников, которые не вернулись живыми, но прошли свой героический путь до конца. Они не просто похожи между собой, а словно предопределяют удел ярко прожившего, но тихо ушедшего из жизни друга, у которого была «вера, любовь, надежда. Чего так не хватало Лактионову в его судьбе» [7].
Если первое послание ушедшего из жизни друга заставляет Лактионова ощутить ложь, подлость, предательство, самые низменные желания злободневности, которыми отчасти пропитался и он сам, то старое письмо, которое он написал когда-то в поддержку Саше, помогает ему самому, подобно легендарному Брусилову, после долгих жизненных плутаний увидеть «милое, родное солнце» русской действительности. Заключительная сцена рассказа - Лактионов восторженно следит за разгорающимся рассветом - свидетельствует о рождении чувства сопричастности к исторической жизни Родины, которая «и есть та пленительная Арктика, которая не отпускает, если ты полюбил ее до конца» [8].
В рассказе «Последний русский дворник» (2009) путь героя к нравственному становлению и воцерковлению также лежит через прошлое. Из простых обывателей Владимир Львович и рано ушедшая из жизни любимая Таня превращаются
в радетелей за чистоту городских улиц, борцов за ясность народной памяти. Площадь, которую ежедневно подметает дворник (названная в честь одного из могильщиков русского народа), становится полем борьбы за созидательную историю страны. Автором упомянуто о том, что Владимир Львович имел музыкальное образование. Понимание «музыки земной» - средство обретения вековой христианской мудрости. Той небесной музыки, которую он начинает воспринимать не только в колокольных звонах ближайшего храма (на порог которого вначале пришел, когда собирал подписи о переименовании площади), но и в собственной душе.
Масштаб обновленной личности (герой пережил потерю: в борьбе за прошлое сгорела Таня) проявлен безграничностью обозреваемых с церковной колокольни окрестностей: взор героя охватывает не только ближайшие дома и улицы, но всю «русскую землю, осиротевшую на человека» -не безразличную к его трагедии.
Подведем итог ключевыми положениями, демонстрирующими перспективность применения художественной типологии личности, предложенной Ю. М. Павловым для исследований в рамках отечественной литературы рубежа XX-XXI веков. В малой прозе А. А. Трапезникова прослеживается традиционное для русской мысли и четко сформулированное Д. С. Лихачевым отношение к прошлому: «Благодаря памяти прошедшее входит в настоящее, а будущее как бы предугадывается настоящим, соединенным с прошедшим» [9]. Процесс становления соборной личности в творчестве писателя происходит в рамках национальной самоидентификации, в русском пространстве и времени.
Литература
1. Лейдерман Н. Л., Липовецкий М. Н. Русская литература XX века: в 2 т. Т. 1. М., 2008. C. 10.
2. Павлов Ю. М. Художественная концепция личности в русской и русскоязычной литературе XX века. М., 2003. C. 4.
3. Коковина Н. З. Категория памяти в русской литературе XIX века. Тверь, 2004. C. 14.
4. Трапезников А. А. Комментатор Троянской войны. М., 1988. C. 20-21.
5. Там же. С. 20.
6. Трапезников А. А. Ужасные истории со счастливым концом. М., 2004. C. 19.
7. Там же. C. 21.
8. Трапезников А. А. Последний русский дворник // Москва. 2009. № 9. С. 54.
9. Лихачев Д. С. Письма к молодым читателям. URL: http://ethics.narod.ru/edu/likhachev14.htm
v. a. pedchenko. the category of memory and the artistic conception of a person
in a. a. trapeznikov's small prose
On the example of A. A. Trapeznikov's small prose, the author examines the prospects of studying the author's conception of an individual in contemporary Russian literature referring to the category of memory.
Key words: category of memory, artistic conception of an individual, conciliarism, ambivalence, egocentrism.
