CC BY
81
Вестник Челябинского государственного университета. 2009. № 43 (181). Филология. Искусствоведение. Вып. 39. С. 78-87.
З. И. Комарова, Ю. Ю. Шадрина
КАТЕГОРИЯ МЕСТОИМЕННОСТИ В КОГНИТИВНОМ АСПЕКТЕ:
О КОГНИТИВНОЙ ВЫДЕЛЕННОСТИ МЕСТОИМЕНИЙ-ПРИЛАГАТЕЛЬНЫХ В НАЦИОНАЛЬНЫХ КОНЦЕПТОСФЕРАХ
В статье на базе выявления проблемного поля местоименности и местоимений обосновывается перспективность когнитивного подхода к их изучению, что подтверждается исследованием когнитивной выделенности местоимений-прилагательных в национальных кон-цептосферах.
Ключевые слова: категория, когнитивный, концептосфера, корпус, местоименность, парадигма.
Маршруты лингвистического поиска пролегают не только в прошлое языка и культуры, но и в их будущее, не обходя вниманием настоящего [35. С. 485]. Однако есть такие «вечные» проблемы, маршруты поиска в которых наблюдались в прошлом, существуют в настоящем и, надо полагать, не исчезнут из поля внимания лингвистов в будущем.
Одной из таких «вечных тем» лингвистики является проблема частей речи и места в ней местоимений. Она, как «вечная распря, которая разметала лингвистов по разные стороны баррикады» [20. С. 80], является одним из парадоксов лингвистической науки, в котором состав и номенклатура частей речи неодинаковы не только в разных языках, но и в одном и том же языке у различных исследователей. При этом местоимения в языках - это особый и, если угодно, один из наиболее загадочных разрядов слов, вокруг которого до настоящего дня продолжаются оживленные лингвистические дискуссии [6. С. 42; 25. С. 77].
Анализ отечественной и зарубежной грамматической традиции [9. С. 33-35] показал. что, несмотря на то, что история изучения местоимений насчитывает около трех тысячелетий, а посвященная им литература почти необозрима, к ним в наибольшей степени относятся слова Е. С. Кубряковой о том, что ученые так и не подвели итоги всей этой работы, а сведения об истории изучения частей речи, в том числе и местоимений, сами по себе достаточно объемные, носят до сих пор фрагментарный характер и не сведены воедино [17. С. 30]. До сих пор не изменено мнение
А. М. Пешковского о том, что «местоимения из-за своей отвлеченности везде являются “нарушителями порядка”, везде создают особые подрубрики, особые комбинации, особые
случаи» [27. С. 159].
Сказанное свидетельствует о том, что один из насущных запросов современной лингвистики состоит в том, чтобы, обобщив и систематизировав существующие взгляды, уяснить состояние проблемы в наши дни для того, чтобы определить возможные перспективные пути будущих исследований в этой области.
Опыт прошлого и в какой-то мере современности показывает, что ис-следователи достигли единодушия лишь по трем проблемам местоименности: во-первых, что это, пусть особые, но все же единицы «системы языка» и «функциональные единицы речи» - слова [5. С. 15], «неотступно представляющиеся нашему уму как нечто центральное во всем механизме языка» [33. С. 113], в которых «совершается акт познания» [28. С. 219]; во-вторых, это слова, которые ничего не называют, а лишь указывают на предметы, признаки, количества и замещают имена; в-третьих, местоимения - это универсальный класс слов, известный всем славянским и неславянским языкам [23. С. 143], а явление местоименности, по данным компаративистики, характерно всем изучаемым языкам (Л. Блумфилд,
О. Есперсон, О. Семереньи, Ж. Вандриес, М. Бейкер и др.).
Все остальные проблемы местоименно-сти являются до сих пор дискуссионными, а потому перед нами встала задача: очертить проблемное поле местоименности, выделить его основные аспекты, что уже сделано нами в одной из работ [12], а потому ограничимся лишь кратким перечислением выявленных семи основных аспектов.
Первый проблемный вопрос - терминологический. Термин ‘местоименность’ был введен в лингвистику А. М. Пешковским в 1914
году в его основном труде «Русский синтаксис в научном освещении» (гл. VIII. Местоимен-ность) для обозначения особого «единственного» в языке и «совершенно парадоксального» явления, обозначенного местоимениями [27. С. 154]. Правда, введенный термин не был дефинирован автором, но его значение раскрывалось содержанием поименованной главы. Под местоименностью понимаем уникальную, универсальную (выявленную в изучаемых языках) лексико-грамматическую категорию, сущность которой будет раскрыта в предлагаемом направлении изучения этой категории. Однако этот удачный, с нашей точки зрения, термин не был востребован грамматической наукой и практикой.
В мировой грамматической традиции функционируют два термина: местоименные слова - «слова, принадлежащие к различным частям речи и обладающие “местоименным” типом лексического значения» [21. С. 295296] и многозначный термин - местоимение1, который в данной работе используется как родовой термин для местоимений четырех тематических классов: 1) местоимений-существительных; 2) местоимений-прилагательных; 3) местоимений-числительных; 4) место-имений-наречий2.
Второй проблемный вопрос - частеречная природа местоимений: 1) согласно европейской грамматической традиции местоимения являются особой (единой!) частью речи (Л. Блумфилд, О. Есперсен, М. В. Ломоносов,
Н. И. Греч, А. А. Шахматов, АГ-53, АГ-60 и др.); 2) категорично «не составляют особой части речи» (Ж. Вандриес, А. А. Потебня, К. С. Аксаков, А. М. Пешковский, РГ-80, В. А. Белошапкова, В. В. Морковкин и др.); 3) частично являются особой частью речи (предметно-личные местоимения) и частично входят в другие части речи (Л. В. Щерба,
В. В. Виноградов, Н. Ю. Шведова, С. А. Крылов, Е. В. Падучева, В. В. Лопатин, В. А. Плотникова и др.).
Третий вопрос: выполняют ли местоимения номинативную функцию: 1) нет, т. к. не выражают понятий (В. З. Панфилов, В. Г. Колшан-ский, Ю. С. Степанов, В. Г. Гак, А. А. Уфим-цева, Б. А. Серебренников, Л. Блумфилд,
В. Дорошевский) и 2) да, т. к. соотносятся с элементами внеязыковой действительности и наименованием указывают на ее элементы (Е. С. Кубрякова, Н. Ю. Шведова).
Четвертый вопрос: по шкале знаменательности / служебности: 1) служебные слова, т. к.,
по А. М. Пешковскому, они «форма на форме» [27. С. 155] (Ф. И. Буслаев, А. М. Пеш-ковский3, Ю. А. Левицкий, В. В. Морковкин,
В. А. Плунгян, Д. Э. Розенталь, М. А. Теленко-ва, Ж. Вандриес, М. Бейкер4); 2) знаменательные (Л. В. Щерба, О. Ю. Авдевнина, АГ-53, АГ-60, Е. К. Майтинская, Л. Я. Маловицкий,
А. М. Чепасова); 3) и знаменательные и служебные (В. В. Виноградов, В. Г. Гак, А. С. Белоусова, Н. Ю. Шведова); 4) «гибридные», синкретичные, т. е. «малознаменательные» (Д. Н. Овсянико-Куликовский, В. А. Богородицкий, Ф. Ф. Фортунатов, А. А. Шахматов, Г. Е. Крейндлин, А. С. Белоусова, Н. Ю. Шведова, В. А. Плотникова).
Важно подчеркнуть, что такая широкая дискуссионность имеет объективное основание: подвижность, неустойчивость границ между этими двумя классами слов в результате широкой функциональной транспозиции (Ш. Балли, О. Есперсен, Е. Курилович, Л. Те-ньер, И. А. Мельчук, В. Г. Гак, М. В. Панов, Р. П. Рогожникова, Т. Е. Черкасова, Е. П. Ка-лечиц).
Пятый вопрос: что такое «местоименный» тип лексического значения? Каково в нем соотношение лексического и грамматического?
Ответы на вопрос: 1) «сугубо грамматичен», т. е. это «особые полностью грам-матикализированные лексемы» [29. С. 255;
13. С. 328-330]; 2) специфическое («местоименный» тип) лексическое значение, гибридное по своей природе (В. В. Виноградов,
А. М. Пешковский, Л. В. Щерба, Н. Ю. Шведова).
Шестой вопрос: в чем состоит специфика семантики местоимений?
Ответы на вопрос: 1) очень высокая степень обобщенности, но где предел?5; 2) изменчивость, непостоянство, текучесть значения, но где предел?6; 3) указательность, дейк-тичность, но это а) облигаторное свойство всех местоимений или б) только одного разряда - указательных7; 4) широкозначность, полифункциональность [9. С. 124-125].
Седьмой вопрос (самый сложный и противоречивый!): каковы доминирующие функции местоимений?
Под функцией мы понимаем не столько синтаксическую роль слова как члена предложения, сколько его роль в речи, в процессе коммуникации [19. С. 16].
Ответы на вопрос: 1) указательная, дейк-тическая, но каковы типы дейксиса и их взаимодействие? (К. Бругман, К. Л. Бюлер,
Е. Курилович, Дж. Лайонз, О. Есперсен, Л. Блумфилд, С. А. Крылов, Е. В. Падучева, М. М. Бахтин, А. Я. Гуревич, В. А. Маслова, Ю. М. Лотман, В. А. Плунгян); 2) заместительная (Ф. Брюно, Л. Блумфилд, Э. З. Харрис, М. Бейкер, Л. В. Щерба); 3) анафорическая по а) субстанциональному тождеству объектов, б) концептуальному тождеству при различных типах референции (С. А. Крылов, Е. В. Падучева, М. А. Кронгауз, Н. Д. Арутюнова, Л. Теньер, Ю. А. Рылов, Г. Е. Крейнд-лин); 4) кванторная а) квантор всеобщности и б) квантор бытования, существования (Г. Фреге, Б. Рассел, Р. Карнап, А. Тарский,
С. Крипке, К. И. Льюис, Л. Тондл, Р. И. Па-виленис, М. А. Кронгауз, Е. С. Кубрякова); 5) дискурсивная - а) связочная, структурная [24. С. 6-7], б) конструктивная [23. С. 107], в) некоторые типы семантических примитивов (субстантивы, детерминативы, кванторы, операторы), г) функция «смысловых исходов» или «языковых категоризаторов» [36. С. 5-6;
С. 43-44; С. 3-17], д) собственно дискурсивная, т. е. когнитивно-дискурсивная, по Е. С. Кубряковой [17. С. 147]8 (см. Т. Гивон, П. Хоппер, С. Томсон, Р. Лангакр, Я. Г. Тестелец, А. Л. Шарандин, В. А. Гуреев, П. Фогель, Е. С. Кубрякова).
Как видим, идет постепенное, но неуклонное расширение содержания терминированного понятия ‘дискурсивная функция’. В ее последнем понимании она поднимается на самый верхний уровень иерархии, «вбирая» в себя все описанные ранее функции местоимений.
В таком понимании дискурсивная функция местоимений становится тем методологическим основанием, которым мы руководствуемся в поисках новой парадигмы для изучения проблем категории местоименности.
Считаем важным отметить, что в современной лингвистической литературе стало традицией (своего рода модой!) начинать работу с констатации «смены лингвистической парадигмы».
Однако некоторые лингвисты, принимая это утверждение как данность, не утруждают себя объяснением того, что же представляет собой современная лингвистическая парадигма и почему ее следует принять или не принять в своем исследовании.
Для нас же этот вопрос встал совершенно естественно и одновременно неизбежно: уроки прошлого чрезвычайно существенны для
дальнейших изысканий в области местои-менности, однако такое широкое проблемное поле требует поиска новых «маршрутов» исследования, новых парадигм.
Этому содействует то, что «сейчас в мировой лингвистике намечаются контуры новой модели языка, которая в ряде существенных отношений отличается от привычных моделей, сложившихся к последней четверти XX века» [30. С. 8-9; 16-23; 10. С. 9-18; 19-37;
35. С. 480-494; 30. С. 7-20].
Обозначим перечень предпочтений, характерных для нового взгляда на задачи современной лингвистики:
1. Перенос акцента со слова и предложения на текст, точнее, дискурс, которые, по мнению М. М. Бахтина, «есть первичная данность (реальность) всякой гуманитарной дисциплины» [2. С. 294].
2. Внимание к квантитативному компоненту языка (учет наиболее частотных элементов в дискурсе!), что является, во-первых, «сильным ходом на пути поиска научной истины в науке о языке» [4. С. 33; 9. С. 167], а во-вторых, потому что «язык системен, а речь частотна» [7. С. 10] и то и другое - вероятностно [26].
3. Осознание вероятностной природы языка и его синхронной вариативности [26; 30; 35. С. 493].
4. Внимание к диахронической вариативности, что особенно важно при изучении динамики грамматических явлений.
5. Установка на «теорию узуса» американских и европейских лин-гвистов (Дж. Байби, Т. Гивон, К. Крофт, С. Томпсон, Р. Лангакр, Я. Г. Тестелец, Е. С. Кубрякова, А. Е. Кибрик) с ориентацией на дискурсивную практику в противоположность «системному» подходу.
6. Для исследователей, опирающихся на «узус», крайне важна эмпи-рическая база, т. е. представительная совокупность текстов на данном языке, что стимулировало развитие корпусной лингвистики (Н. Ф. Алефиренко,
В. Н. Андрющенко, А. Н. Баранов, Н. Б. Гвиш-нани, О. Ю. Герви, А. П. Ершов, А. Е. Кибрик,
О. Н. Ляшевская, Ю. Н. Марчук, А. Н. Молдован, Н. В. Перцов, В. А. Плунгян, Т. И. Резникова).
7. В настоящее время корпус - это не просто дань техническому прогрессу и более удобный инструмент для поиска примеров; это именно примета новой идеологии изучения языка, для которой язык, собственно го-
воря, и есть корпус [30. С. 12], т. к. корпусная лингвистика свое внимание сосредоточила на грамматике выбора и «грамматике речи» [35. С. 488]. Итак, «национальный корпус языка - это и база, и инструмент лингвистического исследования, а также третий обязательный формат лингвистического представления языка (вслед за традиционными грамматиками и словарями)» [35. С. 492].
8. Смысл корпусно-ориентированной лингвистики в том, что она позволяет изучать действительно существующие в языке, а не мнимые явления, а потому грамматика, основанная на корпусе, будет сильно отличаться от аналогичных сочинений, созданных в «до-корпусную» эпоху [30. С. 19].
9. Стратегическим направлением в современной лингвистике стала междисциплинарность [8. С. 156].
Такова методологическая база для изучения проблемного поля местоимений, или, по словам В. А. Плунгяна, «идеология новой лингвистики» [30. С. 12].
Постановка вопроса о когнитивной морфологии опирается прежде всего на отечественные теории функциональной (А. В. Бондарко,
Н. А. Кобрина, Е. С. Кубрякова, Н. А. Слю-сарева, М. В. Всеволодова), семиологиче-ской (Ю. С. Степанов, Н. Б. Мечковская), функционально-семиологической (Н. Н. Болдырев, Н. А. Беседина), ономасиологической как «предтечи» «когнитивной» (Е. С. Кубря-кова) грамматики.
Однако конкретные исследования морфологии и частей речи в когнитивном аспекте были сформулированы позже, в ряде работ Е. С. Кубряковой [14; 15; 16; 17]. В постановке задач Е. С. Кубрякова исходит из то-го, что морфология в целом и части речи - в частности, связаны с познавательными процессами и служат отражению и передаче их результатов, а также распределением по категориям определенных структур знания о мире [16. С. 25]. Продуктивной идеей Е. С. Кубряковой была гипотеза о том, что части речи зарождаются в недрах высказывания [14; 15], которая затем оформилась в понимание дискурсивной природы частей речи [15; 17].
Осознание того, что современное состояние теоретической лингвистики характеризуется «выдвижением в ней двух главных парадигм научного знания - когнитивной и коммуникативной [выделено нами. - З. К., Ю. Ш]» [17. С. 36], а главное - их взаимодействием
и даже согласованием, привели к созданию такой новой парадигмы знания, которая получила название когнитивно-дискурсивной [17. С. 36; 18. С. 6]. Будучи подхваченной многими исследователями в нашей стране, она стала рассматриваться как «особая версия отечественной лингвистики, развивающая идеи когнитивизма» [22. С. 41]9.
Согласно теоретическим принципам,
положенным в основание когнитивно-
дискурсивной парадигмы, каждое языковое явление (в том числе и категория местоимен-ности) должно изучаться в двух его аспектах: как когнитивном, так и коммуникативном (дискурсивном), поскольку в реальном функционировании языка функции когни-ции и коммуникации не могут быть жестко противопоставлены друг другу [18. С. 6]. Следовательно, при рассмотрении категории местоименности с когнитивной позиции анализу подлежит установление ее роли в познавательных процессах, в фиксации и хранении человеческого опыта по осмыслению окружающей их действительности.
При изучении этой категории с коммуникативной (дискурсивной) позиции необходимо вскрыть участие данной категории в актах общения людей и ее роли в осуществлении происходящей при этом дискурсивной деятельности.
При синтезе этих двух начал части речи представляют собой «особый речемыслительный феномен», для которого Е. С. Кубрякова предлагает термин ‘когнитивно-дискурсивная категория’ [17. С. 37] для «кардинальных» частей речи (существительного, глагола, прилагательного и наречия). Считаем, что этот термин можно использовать и для некардинальной, непрототипической категории, какой является местоименность.
Плодотворность принятого подхода мы хотим продемонстрировать на таком аспекте, который можно раскрыть только с позиции когнитивно-дискурсивного подхода - определение степени когнитивной выделенности единиц одного класса местоименных слов -местоимений-прилагательных.
Суть этой методики заключается в том, что степень когнитивной вы-деленности определяется через рекуррентность - частотность языковых репрезентаций в речи, что является важным показателем актуальности данных единиц в когнитивном сознании народа, т. к. она отражает не только языковую, но и ког-
Таблица 1
Степень частотности / рекуррентности местоимений-прилагательных в русском и английском языках
Степень когнитивной вы-деленности Русский язык Английский язык
Очень высокая Этот (1796943), тот (1746199), весь (1312104), его (803835), свой (721543), который (720210), один (467548), такой (424118), сам (382980), ее (379103), мой (356366), какой (342691), их (337820), другой (330982), наш (295248), самый (293307), каждый (135892), ваш (114751), какой-то (114355), всякий (91608), сей (80052), твой (67813), никакой (63868), данный (57137), иной (54333), любой (41738), что (38303), какой-нибудь (32651), кой (32506), последний (42368), чей (17046), оный (14920), некий (14655), таков (13316), следующий (12636), каков (11050), какой-либо (10990), таковой (9521), чей-то (5905), тот-то (5787), такой-то (5268), этакий (4049), кое-какой (2391), ихний (2201), экий (2085), каковой (1797), эдакий (1605), ничей (1556), чей-нибудь (644), никой (584), чей-либо (298), какой-никакой (224), который-нибудь (170), который-то (84) That (1119521) (оный, тот, тот-то, который, что), this (454441) (данный, сей, этот), his (409826) (его), every (391146) (всяк, каждый), her (303726) (ее), one (294970) (один), all (277147) (весь), their (254584) (их), what (240113) (каков, какой, этакий, эдакий, экий, экой, кой, что,), so (237847) (такой), who (200991) (который, кто, тот), no (225870) (никой), some (167381) (иной, какой-нибудь, какой-то, кое-какой, некоторый, какой-либо, такой-то), its (160562) (его, ее неодуш.), other (154232) (другой, иной), my (146713) (мой), your (134382) (твой, ваш, свой), these (123602) (этот), any (122151) (какой-нибудь, всяк, любой), very (119583) (самый), such (107317) (таков, таковой, такой, этакий, эдакий, тот), our (93416) (наш), last (74666) (последний), another (59169) (другой, иной), the same (58240) (таковой), next (45060) (следующий), the other (40133) (тот), given (39956) (данный), such as (31845) (такой), present (24863) (данный), itself (23226) (сам), certain (21801) (кое-какой, некоторый, такой-то, некий), whose (19374) (чей, ), a bit (17563) (какой-то), the right (17180) (тот, самый, ), of it (16547) (его), herself (15879) (ее), recent (15689) (последний), like that (12735) (такой, этакий, эдакий), myself (11996) (сам), none (8995) (никакой, никой, никоторый), latest (6462) (последний), like this (5416) (такой, этакий, эдакий), a certain (5168) (кое-какой, некоторый, такой-то, тот-то), ourselves (4432) (сам), something like (3165) (какой-то), the whole of (2603) (весь), a kind of (2603) (какой-то), some other (2272) (другой), some sort of (1742) (какой-нибудь, какой-то), some kind of (1694) (какой-нибудь, какой-то), not one (1670) (никоторый, никакой), a mere (1433) (какой-нибудь), not at all (1380) (никой), only about (1099) (какой-нибудь), all kinds of (764) (всякий, всяческий), so and so (207) (такой-то), all sort of (115) (всякий), such and such (129) (такой-то), thine (62) (твой)
Средняя Всяческий (48), никоторый (32), некоторый (32), Theirselves (40) (сам), ourself (32) (сам), one’s (19) (свой)
Низкая Который-либо (10), всяк (5), экой (2), чей-ничей (0) Himself (11) (сам), somebody’s (3) (чей-либо), someone’s (1) (чей-либо), anyone’s (1) (чей-либо), at least some sort of (1) (какой-никакой), nobody’s (0) (ничей), no one’s (0) (ничей)
нитивную и лингвосоциальную актуальность единиц лексикона [34. С. 80; 31. С. 148]. При этом рекуррентной мы считаем языковую единицу, отвечающую критериям частотности и социальной значимости в определенный период времени на уровне языкового стандарта, т. е. признаваемой большинством членов социума [34. С. 81].
Материалом для исследования послужили корпуса русского и английского языков, из которых мы получили сведения о словоупотреблении местоимений-прилагательных.
Сведения о частотности10 местоимений-прилагательных в русском и английском языках, по данным национальных корпусов, сведены в табл. 1, в которой на основе квантитативного анализа, разработанного нами для служебных слов [9. С. 59-66; 76-80] выделены три зоны частотности: 1) высокой частотности (с частотой (F) выше 52); 2) средней частотности (F = 51-14 словоупотреблений); 3) низкой частотности (F = 13-1) [9. С. 80].
Интерпретация таблицы 1.
Как свидетельствуют данные табл. 1п, частотность местоимений в целом колеблется в больших приделах.
Во-первых, подавляющее большинство местоимений-прилагательных (54 из 61) не просто высокочастотные, а сверхчастотные, входящие в зону уникальной частотности / рекуррентности, которые в квантитативной лингвистике составляют высокоранжируе-мые слова, являющие собой устойчивое, организованное употребление - «метрополию» языка (по выражению М. В. Арапова). С позиции когнитивной лингвистики - это вер-бализаторы когнитивных классификаторов [31. С. 62] русской и английской концептос-фер, которые составляют ядро языковой картины мира в этих двух языках, причем различия минимальны. Эти рекуррентные единицы являются средством презентации «актуального знания» [34. С. 85] в наши дни12.
Во-вторых, всего лишь 3 единицы (всяческий, никоторый, некоторый) в русском языке и столько же единиц в английском (their-selves, ourself, one’s) являются среднечастотными, составляют «периферию» языковой картины мира этих языков и обладают очень слабой степенью когнитивной выделенности в наши дни.
В-третьих, 4 русских местоимения-прилагательных (который-либо, всяк, экой, чей-ничей) и 7 английских (himself, some-
body ’s, someone’s, anyone’s, at least some sort of, nobody’s, no one’s), обладающие низкой частотностью (в том числе - так называемые нуль-частотные слова) не являются в наши дни рекуррентными, следовательно, не обладают когнитивной выделенностью.
Таким образом, поскольку концептуальное поле рекуррентности местоимений-прилагательных в наши дни, как мы видели, гетерогенно, то и их актуальное поле (по когнитивной выделенности) так же гетерогенно: от абсолютной рекуррентности / когнитивной выделенности до нулевой.
Опираясь на закон коммуникативной релевантности анализируемых единиц (повышение частотности / рекуррентности какой-либо единицы свидетельствует об ее актуализации, или профилировании (в терминологии Ланга-кера) в национальной концептосфере и наоборот) [31. С. 149], мы можем выявить динамику концептуального поля рекуррентности / когнитивной выделенности местоимений-прилагательных. Правда, это возможно только для русского языка, поскольку существует электронная версия «Нового частотного словаря русской лексики», созданная на основе «Национального корпуса русского языка», но нет данных по английским местоимениям-прилагательным.
Частотные данные сведены в таблицу по десятилетиям со второй половины XX века до наших дней (см. табл. 2)13.
Интерпретация таблицы 2.
1. Даже беглый взгляд показывает, что в целом сохраняется гетерогенность и структура концептуального поля рекуррентности / когнитивной выделенности местоимений-прилагательных на протяжении полстолетия XX века и первого десятилетия XXI века, что свидетельствует об очень высокой дискур-сивности этих единиц в функционировании русского языка.
2. Местоимения-прилагательные по всем трем зонам частотности повысили, за очень небольшим исключением, свою рекуррентность / когнитивную выделенность к концу первого десятилетия нашего века, т. е. повысилась их коммуникативная релевантность, и наблюдается актуализация (профилирование) в концептосфере русского народа. Например, кванторные местоимения, такие как весь (квантор всеобщности), значительно усилили свою актуализацию (F = 3509.3 в конце XX века, в 2009 - F = 4070.74).
Динамика концептуального поля рекуррентности
Таблица 2 ^
Ранг (і) Лемма 1950-е 1960-е 1970-е 1980-е 1990-е 2000(начало) на 2009
5 что 9157.9 10124.9 10584.1 10282.8 9943.7 9024.7 10314.76
13 этот 4464.4 5280.7 5495.7 5346.4 5073.1 5096.5 4616.55
18 весь 4328.7 4086.0 4100.8 4147.8 3930.0 3509.3 4070.74
20 который 2574.1 2463.6 2868.6 3173.1 3137.6 3609.4 3647.20
27 свой 3159.4 2741.0 2537.8 2795.8 2863.9 2497.1 2867.80
35 такой 1848.1 2048.5 2127.0 2177.5 2138.8 2189.5 2351.00
37 его 2209.0 2112.3 2034.6 2226.7 2241.1 1843.4 2172.39
44 ее 2262.4 1886.3 1728.9 1970.5 1918.1 1455.3 1797.97
52 другой 1348.6 1396.1 1459.4 1459.5 1420.6 1486.9 1592.08
54 наш 1550.9 1109.0 1579.1 1641.2 1395.0 1334.1 1503.08
56 самый 1355.8 1359.4 1214.6 1329.4 1357.6 1319.8 1443.77
57 мой 1880.8 1497.7 1624.7 1941.3 1792.1 974.9 1422.67
1451 чей 67.6 67.5 48.1 55.7 68.0 65.2 69.96
1839 таков 47.2 49.5 44.7 54.1 46.9 50.0 53.81
2105 каков 35.8 33.2 36.7 44.0 34.2 46.7 46.05
2279 таковой 8.01 14.3 15.9 29.0 35.0 47.1 42.06
2375 кой 35.2 46.1 40.3 36.7 37.5 35.4 40.11
2890 чей-то 43.9 50.5 36.5 35.9 40.7 20.9 31.89
4116 такой-то 17.10 20.9 41.8 24.3 21.0 15.4 21.04
5549 этакий 13.2 24.7 15.7 17.0 14.6 10.5 14.10
5612 тот-то 6.0 19.1 18.0 19.2 13.3 11.0 13.89
5919 кое-какой 18.0 15.2 15.3 12.1 14.1 10.2 13.02
7677 ихний 9.9 21.0 17.0 14.0 9.6 5.1 9.13
9194 каковой 2.1 3.0 2.9 6.2 7.6 6.9 6.98
9387 эдакий 8.7 7.6 6.5 4.0 7.4 5.8 6.78
5
о"
і-й'
я
=с
с
3. И. Комарова, Ю. Ю.
3. Наблюдаются единичные случаи понижения рекуррентности / когнитивной выде-ленности местоимений-прилагательных за эти 60 лет, т. е. их деактуализация, что в общем-то было к какой-то мере предсказуемо: деак-туализированы местоимения, которые уже в середине XX века были слабо рекуррентными. Так, местоименное прилагательное каков имело среднюю частотность к концу XX века ^ = 46.7), а в 2009 году его F = 46.07. Однако. учитывая высокую омонимичность этой единицы (выступает не только как местоименное прилагательное, но и как частица, а также в значении союза и союзного слова), т. е. налицо так называемый «эффект паразитической омонимии» [30. С. 18], можно было предполагать даже повышение суммарной частотности, чего не произошло. Местоименное прилагательное таковой имеет ограничительную помету - официальное, потому деактуализация предсказуема; этакий, эдакий также стилистически ограничены - разговорные. Очень любопытна судьба местоименного прилагательного ихний в общеязыковом дискурсе этого периода. Это слово имеет довольно узкое употребление (ограничительные пометы - просторечное, областное), потому его частотность в 50-е годы была низкая ^ = 9.9), затем резко возросла в 60-е годы: F=21.0, постепенно понижаясь к концу XX века ^ = 5.1), но в 2009 году выросла почти в 2 раза ^ = 9.13).
4. Сохранили свою низкую частотность, т. е. нерекуррентность, не-актуализированность некоторые местоименные формы, но, по данным корпусов, все же не исчезли из современного дискурса: 1) краткие формы прилагательных и местоименных прилагательных в атрибутивной функции (всяк человек, кари очи, темну силу), что лингвисты связывают с использованием повседневной речевой маски в поэтической речи; 2) особые «стяженные» формы винительного и дательного падежей у личных местоимений я, ты (мя, тя, те), напоминающие древнерусские местоимения - энклитики.
Эти и подобные данные свидетельствуют
о том, что морфология корпусов шире «стандартной», классической, которая дается в академических грамматиках, что одновременно показывает перспективность дискурсивного изучения местоименных прилагательных и в целом местоимений.
Таким образом, наше экспериментальное изучение степени когнитивной выделенности
местоименных прилагательных ярко свидетельствует о перспективности когнитивнодискурсивного подхода к изучению проблемного поля местоименности, а сама категория местоименности в русском и других языках является по своей природе категорией когнитивно-дискурсивной.
Примечания
1 В словарно-справочной литературе, грамматиках и монографиях нами выявлено шесть основных значений термина ‘местоимение’, однако этим количеством не исчерпываются все значения и подзначения термина.
2 В литературе указывается разное количество классов местоимений: от одного до четырех. Нам представляется более обоснованной принятая нами позиция семантизации термина ‘местоимение’, как родового для всех четырех классов местоимений.
3 А. М. Пешковский, подчеркнув, что знаменательные и служебные слова принадлежат к числу наиболее контрастных в грамматике, указывает, что у относительных местоимений эта граница лежит внутри одной лексемы: «И вот местоимения (относительные) ухитряются соединить обе эти функции; так что, например, местоимение который в сочетании человек, который здесь был, уехал будет одновременно и подлежащим и «союзным словом» [27. С. 159]. А если учесть, что в русском национальном корпусе содержится 720210 словоупотреблений местоимения который, а в Британском корпусе еще больше: 1119521 слово-употреблений, то становится понятным, что явление, когда одна и та же лексема одновременно является и знаменательным словом, и служебным одновременно, далеко не единичное, а напротив, распространенное.
4 Хотя в зарубежной лингвистике не принято противопоставлять знаменательные и служебные части речи, кроме французской грамматической традиции, современный американский лингвист М. Бейкер местоимения категорично относит к служебным словам [3. С. 141].
5 Очень высокая степень обобщенности значения местоимений - явление не однопорядковое, а напротив, имеет градуальный характер. См. [12].
6 Предполагаем, что изменчивость, непостоянство и текучесть значения местоимений
обусловлено их дискурсивной функцией, что будет проверено в исследовании. Однако при этом следует иметь ввиду «возможности и пределы концептуального объяснения языковых факторов» [32. С. 39-50].
7 Облигаторность / необлигаторность дейкти-ческой семантики местоимений, описанная нами [12], также нуждается в верификации в разных типах дискурса [1].
8 Процитируем введение термина ‘дискурсивные функции’ Е. С. Кубряковой: «Описав синтаксические и текстообразующие функции словообразования, мы бы хотели сегодня связать их воедино, обозначив их термином “дискурсивные функции” и разъяснить этим смысл оговорки, сделанной выше, оговорки о том, что грамматика кодирует не только семантические (онтологические) различия, но и различия, диктуемые самой организацией дискурса, построением текста и высказывания как его главной единицы» [17. С. 147].
9 Продуктивность когнитивно-дискурсивной парадигмы была апробирована нами при изучении когнитивных функций цитаты в естественнонаучном тексте / дискурсе [11].
10 Напомним, что в квантитативной лингвистике «частотой какого-либо явления называют число его появлений в наблюдаемом отрезке действительности» [7. С. 21] и рассматривают ее как аналог употребительности [9. С. 76].
11 Необходимо учесть, что в табл. 1 представлена не абсолютная частота местоимений, а суммарное словоупотребление без процессса лемматизации, отсюда такие большие цифры, которые дают частоту в понимании Б. Н. Головина [7. С. 21].
12 Сравним с «ключевыми словами» (А. Веж-бицкой), «константами» (Ю. С. Степанова), «этноконнотативными ключевыми словами» (О. И. Быковой), «рекуррентными словами» (З. Д. Поповой, И. А. Стернина, О. И. Титко-вой).
13 Формат статьи не позволяет дать таблицу целиком (на все местоимения-прилагательные), потому дана лишь высокочастотная часть местоимений и выборочно - среднечастотные и низкочастотные.
Список литературы
1. Авдевнина, О. Ю. О дискурсивной функции местоимений в художественной прозе // Активные процессы в различных типах
дискурсов : функционирование единиц языка, социоленты, современные речевые жанры : материалы междунар. конф. М. ; Ярославль : Ремдер, 2009. С.5-12.
2. Бахтин, М. М. Эстетика словесного творчества. М. : Искусство, 1979. 423 с.
3. Бейкер, М. Атомы языка : грамматика в темном поле сознания : пер. с англ. М. : ЛКИ,
2008. 272 с.
4. Борисов, В. В. Лингвостатистика и критерий истины в языкознании / В. В. Борисов, Р. Г. Пиотровский, Е. Б Соколинская // Научно-техническая информация. Сер. 2.
2009. № 1. С. 32-35.
5. Виноградов, В. В. Русский язык (грамматическое учение о слове). М. : Высш. шк., 1972. С. 255-271.
6. Воротников, Ю. Л. Местоимения как «языковые категоризаторы» // Филол. науки. 2001. № 5. С. 42-49.
7. Головин, Б. Н. Язык и статистика. М. : Просвещение, 1970. 190 с.
8. Иванов, В. В. Лингвистика третьего тысячелетия : Вопросы к будущему /
В. В. Иванов. М. : Языки славян. культуры, 2004. 208 с.
9. Комарова, З. И. Из истории изучения частей речи / З. И. Комарова, С. В. Краев // Ядерные служебные слова в русском подъязыке информатики : квантитативно-квалитативное исследование : монография. Екатеринбург : Урал. лит. агентство, 2008. С. 33-50.
10. Комарова, З. И. Введение / З. И. Комарова, Г. В. Хасаншина // Латинизированный семантический метаязык в русском агрономическом подъязыке : монография. Екатеринбург : Урал. лит. агентство, 2009. С. 9-18.
11. Комарова, З. И. Когнитивные функции цитаты в естественнонаучном тексте : монография / З. И. Комарова, А. А. Шагеева. Екатеринбург : УГТУ - УПИ, 2009. 249 с.
12. Комарова, З. И. Проблемное поле ме-стоименности и местоимений : история и современность / З. И. Комарова, Ю. Ю. Шадрина. В печати.
13. Кронгауз, М. А. Семантика : учеб. для вузов. М. : Рос. гос. гуманит. ун-т, 2001. 399 с.
14. Кубрякова, Е. С. Части речи в ономасиологическом освещении. М. : Наука, 1978. 115 с.
15. Кубрякова, Е. С. Части речи с когнитивной точки зрения. М. : РАН. Ин-т языкознания, 1997. 331 с.
16. Кубрякова, Е. С. Когнитивные аспекты морфологии // Язык : Теория, история, типология. М. : Едиториал УРСС, 2000. С. 22-27.
17. Кубрякова, Е. С. Язык и знание. На пути получения знаний о языке : Части речи с когнитивной точки зрения. Роль языка в познании мира. М. : Языки славян. культуры, 2004. 500 с.
18. Кубрякова, Е. С. В поисках сущности языка // Вопр. когнитив. лингвистики. 2009. № 1. С. 5-13.
19. Левицкий, Ю. А. Основы теории синтаксиса. М. : Едиториал УРСС, 2002. 236 с.
20. Леонтьев, А. А. Фиктивность семантического критерия при определении частей речи // Вопросы теории частей речи на материале языков различных типов. М. : Наука, 1968. С.80-87.
21. Лингвистический энциклопедический словарь. М. : Совет. энцикл., 1990; 2-е изд. М., 2002 (ЛЭС). 685 с.
22. Лузина, Л. Г. О когнитивно-
дискурсивной парадигме лингвистического знания // Парадигмы научного знания в современной лингвистике : сб. науч. пер. М. : ИНИОН РАН, 2006. С. 411-450.
23. Местоимения в современном русском языке / А. М. Чепасова и др. М. : Флинта : Наука, 2007. 176 с.
24. Морковкин, В. В. Объяснительный словарь русского языка : структурные слова : предлоги, союзы, частицы, междометия, вводные слова, местоимения, числительные, связочные глаголы. М. : Астрель : АСТ, 2003. 560 с.
25. Морозова, И. С. Некоторые спорные вопросы в классификации частей речи // Лингвист, чтения - 7. Цикл 3. Пермь : Перм. гос. ун-т, 2007. С. 77-82.
26. Налимов, В. В. Вероятностная модель языка : О соотношении естественного и искусственных языков. Томск ; М. : Водолей Publishers, 2003. 368 с.
27. Пешковский, А. М. Местоименность // Русский синтаксис в научном освящении. М. : Учпедиз, 1956. Гл. VIII. С. 153-164; 4-е изд. М. : Едиториал УРСС, 2002. 511 с.
28. Потебня, А. А. Из записок по русской грамматике. Т. 2. М. : Учпедгиз, 1958. 405 с.
29. Плунгян, В. А. Общая морфология : Введение в проблематику : учеб. пособие. М.
: Едиториал УРСС, 2003. 384 с.
30. Плунгян, В. А. Корпус как инструмент и как идеология : о некоторых уроках совре-
менной корпусной лингвистики // Русский язык в научном освещении. 2008. № 2 (16).
С. 7-20.
31. Попова, З. Д. Рекуррентность концепта / З. Д. Попова, И. А. Стернин // Когнитивная лингвистика. М. : АСТ : Восток-Запад, 2007.
С.148-158.
32. Рузин, И. Г. Возможности и пределы концептуального объяснения языковых фактов // Вопр. языкознания. 1996. № 5. С. 3950.
33. Соссюр, Ф. де. Курс общей лингвистики : пер. с фр. Екатеринбург : Изд-во Урал. гос. ун-та, 1999. 432 с.
34. Титкова, О. И. О перспективах лингвистического исследования рекуррентных единиц лексикона // Филол. науки. 2003. № 2.
С. 79-86.
35. Хроленко, А. Т. Перспективные маршруты лингвистического поиска / А. Т. Хролен-ко, В. Д. Бондалетов // Теория языка : учеб. пособие. М. : Флинта : Наука, 2006. С. 480-494.
36. Шведова, Н. Ю. Система местоимений как исход смыслового строения языка и его смысловых категорий / Н. Ю. Шведова, А. С. Белоусова. М. : Наука, 1995.
37. Шведова, Н. Ю. Местоимение и его смысл. Класс русских местоимений и открываемые ими смысловые пространства. М. : Наука, 1998.
38. Шведова, Н. Ю. Теоретические результаты, полученные в работе над «Русским семантическим словарем» // Вопр. языкознания. 1999. № 1. С. 3-17.
Источники материала
1. Британский национальный корпус: ВКС. URL : http://sara.natcorp.ox.ac.uk.
2. Национальный корпус русского языка. URL : http://ruscorpora.ru.
3. Новый частотный словарь русской лексики. иЯЬ : www.dict.ruslang.ru.
4. Словари русского языка. URL : www. aot.ru.
5. Частотный словарь русского языка / под ред. Л. Н. Засориной. М. : Рус. яз., 1977. 936 с.
6. Шаров А.С. Частотный словарь русского языка. URL : http://www.artint.ru/projects/ frglist.asp.
