CC BY
143
Таким образом, башкирская народная песня - это кладезь духовной культуры, а песенная лексика, в том числе и отмеченная нами бытовая лексика, и лексика, связанная с образом человека, являются основой этой культуры. Далее уже на данную основу «нанизываются» другие обстоятельства, отношения, особенности и т. п., которые, в конечном счете, и являют собой понятие народной песни.
Примечания
1 Кравцов, Н. И. Поэтика русских народных лирических песен. Ч. 1 / Н. И. Кравцов.
- М., 1974. - С. 5.
2 Башкирские народные песни / сост.-ред. Х. Ф. Ахметов, Л. Н. Лебединский, А. И. Харисов. - Уфа, 1954; Башкирское народное творчество : Песни. Кн. 1. - Уфа : Башкир. кн. изд-во, 1974; Кн. 2 - Уфа, 1977 / сост., вступ. ст., комм. С. Галина; Галин, С. А. Годы и песни / С. А. Галин. - Уфа : Башкир. кн. изд-во, 1967; Илимбе-тов, В. Х. Поэтика башкирских песен : дис. ... канд. филол. наук / В. Х. Илимбетов. -Уфа : БГУ, 1998; Киреев, А. Н. Песенная тетрадь. Записи фольклориста / А. Н. Киреев. - Уфа : Башкнигоиздат, 1964; Лебединский, Л. Н. Башкирские народные песни и наигрыши. - М., 1965; Рыбаков, С. Г. Музыка и песни уральских мусульман с очерком их быта. - СПб., 1897; Салтыков, И. В. История и анализ башкирских песен. Научный архив УНЦ РАН, ф. 3, оп. 61, ед.хр. 26 и др.
3 Ахмедьянов, К. Поэтическая образность (на башк. яз.). - Уфа : Башкир. кн. изд-
во, 1994. - С. 154; Илимбетов, В. Х. Поэтика башкирских песен. С. 81.
4 Кравцов, Н. И. Поэтика. С. 89.
5 Габышева, Л. Л. Слово в контексте мифопоэтической картины мира : автореф. дис. ... д-ра. филол. наук / Л. Л. Габышева. - М., 2003. - С. 29.
6 Песни с вариантами и версиями, с указанием информаторов помещены в «Отчете д-ра филол. наук, проф. А. Н. Киреева по фольклорной экспедиции 1962 года в Челябинскую область», см.: Научный архив Уфимского научного центра РАН (ф.3, оп. 21, ед.хр. 8) (95 песен); а также в сборнике Валеев, Д. Ж. Духовное насление аргаяшских башкир. - Уфа : Гилем, 1996 (30 песен); собственные полевые материалы 1999-2000 гг. (3 песни).
7 Бикбулатов, Н. В. Семейный быт башкир Х1Х-ХХ вв. / Н. В. Бикбулатов, Ф. Ф. Фатыхова. - М. : Наука, 1991. - С. 140-141.
Т. А. Сироткина
КАТЕГОРИЯ ЭТНИЧНОСТИ И ЛОКАЛЬНАЯ КАРТИНА МИРА
В статье рассматриваются названия народов (этнонимы), функционирующие в диалектной речи русских жителей Пермского края. Делается вывод о том, что этнонимы являются основным средством вербализации категории этничности в локальной картине мира.
Ключевые слова: этнонимы, категория этничности, локальная картина мира.
Одной из существенных для языкового сознания категорий, на наш взгляд, является категория этничности. Человек осознает сам себя как часть определенного этноса, в то же время идентифицирует других людей по признаку этничности. Под этничностью обычно понимают присущие только данному сообществу людей язык,
менталитет, моральное и духовное наследие, знание об этногенезе и особенностях этнокультурного развития.
В настоящее время в лингвистике огромное внимание уделяется соотношению различных понятий и категорий с феноменом картины мира. Под картиной мира подразумевается целостный облик мира, обладающий свойством системности, формирующийся посредством человеческого опыта на основе исходных мировоззренческих установок.
Одной из ипостасей образа человека в картине мира является человек этнический. Основной способом актуализации данной ипостаси, на наш взгляд, - это этнонимы (названия людей по этнической принадлежности). Наличие этнонима как у всего исторически возникшего сообщества людей, так и у какой-то его части (субэтноса) служит проявлением самоидентификации людей и принадлежности их к конкретной общности.
Когда картина мира отражает какой-либо определенный фрагмент действительности, говорят о локальной картине мира [4. С. 51].
Говорить о локальной картине мира возможно, как представляется, также в том случае, если она отражает языковое сознание носителей определенной локальной культуры. В данной статье таковыми являются русские диалектоносители Пермского края.
Как известно, территориальные диалекты, будучи средством общения населения исторически сложившихся областей со специфическими этнографическими особенностями, являются универсальной формой накопления и трансляции этнокультурного своеобразия языковой картины мира диалектоносителей [2. С. 6].
В сознании диалектоносителей присутствует определенный набор представлений об этничности тех, кто живет с ними по соседству.
Функционирование этнонимов в диалектной речи связано с языковой компетенцией личности. Как отмечает Н. Д. Арутюнова, компетенция в области идентифицирующих имен создается знанием их референции [1. С. 24].
Анализируя пермский этнонимический материал, мы обнаружили, что референция этнического имени может быть:
1) известна говорящему: «Личность такая мариец. Глаза узкие. С женой был»; «Манси раньше наезжали. Унты продавали, туфли теплые»;
2) неизвестна говорящему, в этом случае:
а) говорящий признает свою некомпетентность: «Не видал, не знаю ханты, манси»; «Не видела хантов, мансей»;
б) пытается произвести категоризацию самостоятельно, в этом случае обычно происходит генерализация этнонимического значения: «Вогула живут в юртах, а зы-ряна-то тоже вогула»; «Вотяки они тоже наверно зыряна, наверно, вотяк и те, и другие»; «Сё равно хоть уж он зырян, а мась-то сё рано у их вогульская»; «У них [вогулов. - Т. С.] нации нету, только они сами подразделяются на вогул и зырянов».
Вместе с тем в любом из указанных случаев отмечается «чужесть», «загранич-ность» культуры соседей: «Татара наверно съели его с кобылой вместе. Он по лошадь ушел».
Представитель своего этноса часто описывается через особенности другой культуры, другого склада характера: «Да вот у нас тут в суседях есть парень. Такой чернущий, как китаец»; «Проспишь до утра. А утром глаза как у китайца станут. Распухнет лицо от комаров».
Иногда подобное обозначение становится устойчивым либо для отдельного человека, либо для целого коллектива. Представители целой деревни могут иметь отэт-
нонимное прозвище, в основе которого лежат какие-либо внешние особенности или особенности поведения, речи: «Сыпучане - монгольцы»: «Монголы - в Сыпучах».
В сознании народа часто нет границы между этнонимами и катойконимами, что хорошо репрезентируют диалектные тексты: «Раз уж с Башкирии, так башкирцем и называм. Есть у него, ага, свой язык». Только по второй фразе можно установить, что речь все же идет скорее об этнониме, нежели о катойкониме или прозвище. «Многие есть белорусы. Из Белоруссии. Как их русскими назовешь?»
Не различаются также собственно этнонимы и названия этноконфессиональ-ных групп: «Анфиза кержачка. Нация такая».
Иногда наблюдается окказиональное использование форм этнических наименований: «Соня на стрелке. Отец и мать греки были. Соня гречка была».
Кроме того, сам термин этнос, репрезентирующий категорию этничности в научных текстах, в бытовом дискурсе не представлен. Его заменяют синонимичные термины народ, нация, национальность: «Есь такая нация - башкиры»; «Украинцы -национальность у них такая. Их же называют хохлами. Это у них прозвишшо. Сами себя называют. Не серчают»; «Цыгане-то - своя нация у них». Реже заменой термина этнос является лексема сословие: «Есь люди вогульского сословья».
Кроме общерусских этнонимов, в диалектном дискурсе функционируют народные названия этносов. Так, слово алышка, имеющее в СРНГ помету «пермское», называет татарку; слово апайка (там же, с этой же пометой) - замужнюю татарку, чувашку (от татар апа - старшая сестра).
Возникают народные названия отдельных этнических групп. Так, чердаками местное население называет этническую группу русских на севере Куединского района, сформировавшуюся в начале ХІХ века из переселенцев Чердынского уезда Пермской губернии, шишмой - этническую группу русских, основу которой составляли помещичьи крестьяне, переселенные из Казанской и Нижегородской губерний [8. С. 22].
Различаются внутри русского населения этнические группы коренных уральцев (челдоны) и выходцев из центральной России (кацапы): «Я вот, например, чел-донка, муж - кацап». В ряде случаев носители пермских говоров реагируют на данное именование как обидное: «Сам ты челдонья, понятно? Белорус!»; «Вы нас чел-донцами не называйте, если мы не такие слова говорим».
Особенно интересным явлением, отражающим функционирование этнонаиме-нований в диалектном дискурсе, является их способность к образованию устойчивых сочетаний. Часто в языке мы можем наблюдать акты «ксенономинации», т. е. номинации через чужое. Показательны, на наш взгляд, в этом плане фразеологизмы с этническим компонентом.
Как известно, «в процесс фраземообразования активнее вступают те свободные словосочетания, которые отражают конкретные явления материальной действительности, связанные с жизнью человека» [4. С. 194]. Фразеологизмы в большей степени, чем единицы других языковых уровней, вбирают в себя национальную специфику и ценностную ориентацию их носителей.
Очень продуктивен в пермской фразеологии этноним татары: татара (молотят) в голове - головокружение, головная боль, тяжесть: «Сёдни я ничё не скажу, у меня татара молотят в голове; татарам на хмель - ни на что не годен: «Баушка, праздник нынче, дай выпить маленько, потом помогу тебе чем-нибудь. - Да кому ты нужен! Тебя только татарам на хмель; татарин родился - о моменте мгновенной тишины: «Татарин что ли родился? Почему тогда замолчали? Разговаривайте».
Наряду с этнонимами в состав фразеологизмов входят отэтнонимные прилагательные: коромысло татарское - высокий сутулый человек: «Спать ложуся, дак только и разгибаюсь, а днем как коромысло татарское - не согнуться, не разогнуться».
Это же прилагательное становится основой для образования ортонима: татарская ворона - одна из разновидностей семейства вороньих: «У нас новая птица появилась - татарская ворона. Похожа на галку, хохолок большущой, под крыльями бело; на сороку находит, а поет - как маленький ребенок».
Существует в говорах и фитоним с данным прилагательным: татарские мыльца
- травянистое лекарственное растение: «Эта трава от тоски помогает. Вот ведь если не татарские мыльца, то уж не знаю, чё бы со мной было - ведь сколько я тосковала»; «От тоски пили татарские мыльца, у воды ростут, цветки красные, а листики-те узкие, длинные» [6. С. 226].
Этноним лопь не представлен в Прикамье так ярко, как на Русском Севере. Однако и у нас упоминание об этом северном народе содержит фразеологизм Шиша да Лопа - случайные, незначительные люди; сброд, пустословы: «У нас пекаря Шиша да Лопа, плохо пекут, пьяницы, неохота робить-то».
Показательны в плане сравнения «своих» и «чужих» устойчивые сравнения. В сравнительных конструкциях, по наблюдениям лингвистов, «фиксируется социальный и культурный опыт языковой личности, находящий отражение в общей картине мира» [3. С. 665].
В пермских говорах функционируют сравнения как вогулы, как чучмеки, как чучкари (чучмеками или чучкарями в Прикамье назывался древний народ - чудь): «Живем, как вогулы, ругамся, грешим, переговаривам, вот дождя и нет»; «Раньше чё, книжек не читали, радиво не слышали, как чучмеки жили»; «Дикие, как чучкари жили, не смели ничего, кроме отца сделать, ничего не знали, не училися дак» [6. С. 420].
Функционирование этнонимов в диалектной речи тесно связано с проявлением когнитивной категории дуальности. Дуальность - это такой принцип восприятия и языкового отображения мира, в соответствии с которым действительность интерпретируется как единство антиномий, противоположностей [7. С. 18].
Основные антиномии, представленные в этнонимии, - мы / они, свои / чужие: «Чиганьё-то - своя нация у них».
Яркой репрезентацией данной категории в этнонимии являются «отрицательные этнонаименования» (например, нерусский), которые имеют значение «не такой, как все, плохой, бестолковый, злой»: «У нас на работе палец отпили пилой, стали разбирать-то, уж нерусский - так нерусский, так и есть - разява»; «Дак ведь настукают нерусские люди-то»; «У меня сноха, как медведица в берлоге. Проклятые нерусские татары, да немцы. Чо сыну, по какой леший принес».
Носители говоров осознают, что при использовании этнонаименований небхо-димо осуществлять:
1) выбор формы имени (единственное и множественное число, форма рода): «Ну а один - дак башкир»;
2) выбор одного из нескольких возможных этнонимов: «Украинцы - национальность у них такая. Их же называют хохлами. Это у них прозвишшо. Сами себя называют. Не серчают»;
3) выбор именования в зависимости от ситуации общения (лично или «за глаза»): «Если он настояшшый татар, мы ево так не назовем. А один между другим скажем когда и: татарин ты!»; «Татарином как-то оно неудобно, некультурно татарином в лицо назвать».
Таким образом, можно говорить о том, что существует некий этнический фрагмент локальной языковой картины мира жителей Пермского края, содержащий некий традиционный для данной территории набор этнонаименований. Определяющими признаками данного фрагмента являются антропоцентризм, наличие оппозиций свой/чужой, мы/они, а также стереотипное восприятие явлений «чужого» культурного пространства.
Список литературы
1. Арутюнова, Н. Д. Язык и мир человека / Н. Д. Арутюнова. - М., 1999. - 490 с.
2. Брысина, Е. В. Этнокультурная идиоматика донского казачества / Е. В. Брысина. -Волгоград : Перемена, 2003. - 293 с.
3. Еримбетова, А. М. Компаративный фрагмент семантического микрополя «человек» / А. М. Еримбетова // Новое в когнитивной лингвистике. - Кемерово, 2006. -С. 664-669.
4. Золотых, Л. Г. Когнитивно-дискурсивные истоки фразеологических единиц (на материале народных обычаев и обрядов) / Л. Г. Золотых // Новое в когнитивной лингвистике. - Кемерово, 2006. - С. 194-200.
5. Маслова, В. А. Когнитивная лингвистика / В. А. Маслова. - Минск : ТетраСи-стемс, 2004. - 256 с.
6. Прокошева, К. Н. Фразеологический словарь пермских говоров / К. Н. Прокошева.
- Пермь, 2002. - 432 с.
7. Федяева, Н. Д. Языковой образ среднего человека в аспекте когнитивных категорий дуальности, градуальности, оценки, нормы : дис. ... канд. филол. наук / Н. Д. Федяева. - Омск, 2003. - 171 с.
8. Черных, А. В. Этнические особенности русских башкирского пограничья / А. В. Черных // Пермский край : прошлое и настоящее. - Пермь, 1997. - С. 22-23.
Э. А. Старкова
О ХУДОЖЕСТВЕННОМ ЕДИНСТВЕ СБОРНИКОВ Н. ГОТОРНА «ДЕДУШКИНО КРЕСЛО», «КНИГА ЧУДЕС»
И «ИСТОРИИ ТЭНГЛВУДА»
В статье обосновывается положение о целостности художественного мира Натаниэля Готорна - автора дидактической «малой прозы» для детей. Три сборника рассказов, созданных в разные периоды творчества, рассматриваются как единый дискурс, в котором нашла отражение общность мировоззренческой и эстетической позиции автора, проблематики и повествовательной манеры.
Ключевые слова: Готорн, малая проза, дидактическая детская проза, дискурс.
Малую прозу Натаниэля Готорна, отобранную самим автором в три самостоятельные книги рассказов - сборники «Дедушкино кресло» (The Whole History of Grandfather’s Chair, or True Stories from New England History 1620-1808, 1840-1841), «Книга чудес» (A Wonder-Book for Girls and Boys, 1851) и «Истории Тэнглвуда» (Tanglewood Tales for Girls and Boys, 1853), - можно рассмотреть как системное целое, в котором нашло отражение единство мировоззренческой и эстетической пози-
