Карл Фридрих Фаш — основатель Берлинской певческой академии Текст научной статьи по специальности «Право»

Science. Society. State

Electronic scientific journal

НАУКА л

ОБЩЕСТВО:

ГОСУДАРСТВО

V W

Электронный научный журнал

• v У

wm »

esj.pnzgu.ru

Щщг

ТЕОРЕТИКО-ИСТОРИЧЕСКИЕ ПРАВОВЫЕ НАУКИ

Научная статья УДК 340 EDN: AUQLMB

doi: 10.21685/2307-9525-2024-12-3-1

ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНАЯ ПРАВОВАЯ НОРМА: ДОКТРИНА, ПРАКТИКА, ЮРИДИЧЕСКАЯ ТЕХНИКА

Арсен Восканович Маргарян

Пензенский государственный университет, Пенза, Россия ars71231@mail.ru

Аннотация. Актуальность и цели. Каждое государство стремится к созданию качественной, эффективной системы правового регулирования. Добиться этого в условиях динамично развивающихся общественных отношений традиционными средствами весьма сложно. В этой связи для апробации конкретных подходов к воздействию на общественные отношения, испытания нестандартных приемов органы публичной власти активно прибегают к экспериментированию, базисом которого выступает экспериментальная правовая норма. Основная цель исследования -определить понятие, доктринальные концепции восприятия указанной разновидности специальной правовой нормы, выявить проблемы технико-юридического закрепления и практической реализации, предложив пути их решения. Материалы и методы. В рамках исследования применялся формально-юридический метод, благодаря которому предложено авторское определение понятия «экспериментальная правовая норма», очерчены ее признаки. Источниковая, нормативная и эмпирическая база включает в себя российские и зарубежные доктринальные и нормативные правовые материалы (монографическую литературу, нормативные правов ые акты, акты правоприменения и толкования права), а также статистические данные об использовании экспериментальных средств правового воздействия. Результаты. Подчеркивается значимость использования экспериментальной правовой нормы для повышения качества законодательства, эффективности регулирования общественных отношений. Аргументируется потребность учета всех технико-юридических средств и технологий для правильной постановки цели экспериментирования в целом и введения, практической реализации экспериментальной нормы в частности. Выводы. Доказывается, что экспериментальная правовая норма может выступать компромиссной моделью правового регулирования, основывающейся на научно-методологическом подходе и апробации выбранного подхода на ограниченной местности, в условиях определенных временных границ и по усеченному кругу субъектов. Для достижения поставленных целей правового экспериментирования субъекту нормотворчества следует обращаться к имеющемуся технико-юридическому арсеналу: от общих (структурирование нормы права и всего нормативного правового акта) до специальных (использование нормативных оговорок, бланкетных конструкций и пр.) средств.

Ключевые слова: экспериментальная норма права, правовое экспериментирование, юридическая техника, правовое регулирование

Для цитирования: Маргарян А. В. Экспериментальная правовая норма: доктрина, практика, юридическая техника // Электронный научный журнал «Наука. Общество. Государство». 2024. Т. 12, № 3. С. 3-11. doi: 10.21685/2307-9525-2024-12-3-1 EDN: AUQLMB

THEORETICAL AND HISTORICAL LEGAL SCIENCES

Original article

EXPERIMENTAL LEGAL NORM: DOCTRINE, PRACTICE, LEGAL WRITING

Arsen V. Margaryan

Penza State University, Penza, Russia ars71231@mail.ru

Abstract. Background. Each state strives to create a high-quality, effective system of legal regulation. It is very difficult to achieve this by traditional means in the context of dynamically developing social relations. In this regard, in order to evaluate and validate specific approaches to influencing public relations and testing non-standard techniques, public authorities actively resort to experiments, the basis of which is an experimental legal norm. The main aim of the study is to define the concept, doctrinal concepts of perception of this type of special legal norm, to identify problems of technical and legal consolidation and practical implementation, to suggest ways to solve them. Materials and methods. Through using the formal legal method in the study, the author defines and proposes the concept of "experimental legal norm" and outlines its features. The source, normative and empirical base of the article includes Russian and foreign doctrinal and normative legal materials (monographs, normative legal acts, law enforcement acts and interpretation of law), as well as statistical data on using experimental means of legal influence. Results. The importance of using an experimental legal norm to improve the quality of legislation and the effectiveness of regulating public relations is emphasized. The necessity of using all the technical and legal tools to correctly set the goal of experiments in general and to introduce and implement the experimental norm in particular is reasoned. Conclusions. The author proves that an experimental legal norm can act as a compromise model of legal regulation based on a scientific and methodological approach and testing of the chosen approach in a limited area, within the defined time limits and across the specified list of subjects. To achieve the set goals of legal experiments, rulemaking should apply the available technical and legal arsenal: from general (structuring the rule of law and the entire normative legal act) to special (using normative clauses, blank structures, etc.) means.

Keywords: experimental rule of law, legal experiments, legal writing, legal regulation For citation: Margaryan A.V. Experimental legal norm: doctrine, practice, legal writing. Elektronnyy nauchnyy zhurnal "Nauka. Obshchestvo. Gosudarstvo" = Electronic scientific journal "Science. Society. State". 2024;12(3):3-11. (In Russ.). doi: 10.21685/2307-9525-2024-12-3-1

Помимо устоявшихся, классических подходов к правовому регулированию и технико-юридическому изложению нормативного материала в последние годы нередко используются и пробные средства воздействия на общественные отношения. Правовое регулирование, построенное на локальном, ограниченном испытании конкретных форм и технологий управления отношениями в обществе, принято называть экспериментальным. При этом базисом правового экспериментирования выступает экспериментальная норма права1.

Данная разновидность нормативного установления представляет собой обусловленное усложнением общественных отношений и специализацией законодательства нормативное правовое предписание, принимаемое на определенный период времени, в рамках очерченного пространства и применительно к ограниченному кругу участников общественных отношений,

© Margaryan A.V., 2024. This work is licensed under a Creative Commons Attribution 4.0 License.

1 В рамках настоящего исследования словосочетания «экспериментальная правовая норма» и «экспериментальная норма права» рассматриваются как синонимичные.

в целях установления научно и практически обоснованного варианта наиболее эффективной модели правового регулирования [1, с. 72].

По своей юридической природе экспериментальная правовая норма в большей степени имеет консенсуальный характер. Выступая временным нормативным правовым предписанием, применяемым на определенной территории и по усеченному кругу лиц, она способна найти компромисс в ситуации отсутствия возможности кардинального и повсеместного изменения подходов к правовому регулированию. В частности, при отсутствии основы для изменения норм федерального законодательства инструментом согласования различных интересов может являться региональный правообразовательный процесс. Именно поэтому как одно из средств повышения качества законодательства органы публичной власти сегодня рассматривают более активное принятие экспериментальных правовых норм регионального уровня (распространяющих свою юридическую силу в рамках отдельных субъектов Российской Федерации).

Накопление местного правотворческого опыта зачастую весьма положительно сказывается на использовании в дальнейшем апробированных средств и способов правового воздействия. Например, в 2022 г. на территории г. Москвы был реализован эксперимент, предполагающий изъятие из запрета на розничную продажу алкогольной продукции в летних (сезонных) кафе1. По мнению экспертов в данной области, его можно считать удачным, поскольку это, с одной стороны, не привело к излишнему вовлечению населения государства в потребление спиртного, а с другой - позволило снизить административные барьеры для стимулирования предпринимательской деятельности, поддержать курортную систему страны2. В результате положительный опыт региона решили распространить и на всю территорию Российской Федерации, предложив принятие соответствующего федерального закона (на момент подготовки публикации одобренного Государственной Думой РФ во втором чтении)3. Подобная методика не нова, поскольку в советское время активно применялась. По словам В. И. Ленина, положительной является та технология, при которой сначала осуществляются «предварительные многочисленные примерки, а потом отрезается и закрепляется то, что окончательно примерено» [2, с. 378].

Сказанное находит отражение и в решениях Конституционного Суда РФ. Высшая интерпретационная инстанция указывает на допустимость правового экспериментирования, при этом условием легализации экспериментальной правовой нормы местного (регионального) нормотворчества является отсутствие федерального регулирования4. Результатом экспериментальной правовой нормы должно стать накопление правотворческого опыта и формирование на его основе опыта передового, готового к повсеместному распространению и внедрению на иных объектах, требующих воздействия со стороны государства.

При этом использование региональными органами законодательной власти экспериментальных правовых норм нами позиционируется не только в качестве компромисса и нахождения консенсуса при отсутствии легальной возможности закрепить их на федеральном уровне. На этот вопрос, как думается, необходимо смотреть шире, с позиции гармонизации

1 О мерах по реализации Постановления Правительства Российской Федерации от 12 марта 2022 г. № 353 «Об особенностях разрешительной деятельности в Российской Федерации в 2022 году» : постановление Правительства Москвы от 19 апреля 2022 г. № 610-ПП // Официальный сайт Мэра Москвы. URL: https://www.mos.ru/dtu/ documents/view/268595220/?utm_source=search&utm_term=serp. (дата обращения: 14.02.2023).

2 Замахина Т. Госдума разрешила продавать спиртное в летних кафе // Российская газета. 2023. № 249(9194). 1 ноября. URL: https://rg.ru/2023/11/01/gosduma-razreshila-prodavat-spirtnoe-v-letnih-kafe.html (дата обращения: 14.02.2023).

3 О внесении изменений в статьи 16 и 20 Федерального закона «О государственном регулировании производства и оборота этилового спирта, алкогольной и спиртосодержащей продукции и об ограничении потребления (распития) алкогольной продукции» (в части осуществления розничной продажи алкогольной продукции при оказании услуг общественного питания на территории летних (сезонных) кафе) : проект федерального закона № 391734-8 // Система обеспечения законодательной деятельности : сайт. URL: https://sozd.duma.gov.ru/bill/391734-8?ysclid=logs 81bo1w847612582 (дата обращения: 02.11.2023).

4 По делу о проверке конституционности ряда положений Устава (Основного закона) Алтайского края : постановление Конституционного Суда РФ от 18 января 1996 г. № 2-П // Собрание законодательства Российской Федерации (СЗ РФ). 1996. № 4. Ст. 409.

федерального и регионального уровней власти, а также нахождения баланса юридической процедуры разграничения полномочий законодательной и исполнительной ветвей.

Однако для снижения рискогенности правового экспериментирования в целом и придания легитимного характера конкретной экспериментальной правовой норме, безусловно, необходима соответствующая технико-юридическая основа. Тезисно, насколько это возможно в рамках научной публикации, остановимся на базовых требованиях к технико-юридическому компоненту правового экспериментирования в целом и закрепления экспериментальной правовой нормы в частности.

Первым и, безусловно, отправным структурным компонентом нормативного правового акта и значимым приемом технико-юридического изложения экспериментальной мысли законодателя служит наименование [3, с. 98]. Для экспериментальной правовой нормы данный аспект является базовым, системообразующим и связан с требованием ухода от излишней абстрактности. Отдельные ученые в целом связывают присутствие в юридической действительности правового экспериментирования с недостаточной конкретностью существующих нормативных установлений [4, с. 71], поэтому данный аспект не следует усугублять.

Так, одним из распространенных приемов позиционирования экспериментальной правовой нормы в законодательстве являются лексические конструкции «тестирование», «тестовое испытание» и аналогичные. Например, Федеральным законом от 31 июля 2020 г. № 248-ФЗ под экспериментом понимается «контрольное (надзорное) действие, заключающееся в использовании тест-предметов»1. С одной стороны, такая юридико-лингвистическая синонимия оправдана, поскольку в первоначальном своем значении данный термин интерпретируется как «испытание, исследование» (от англ. test)2, однако с другой - наблюдается жонглирование терминологией, искусственное завуалирование истинного смысла выбранного законодателем подхода к правовому регулированию.

В рамках рассматриваемого ракурса в положительном ключе можно отметить ряд нормативных правовых актов регионального уровня. В частности, одним из приказов Департамента здравоохранения г. Москвы тестирование позиционируется как средство воплощения в общественные отношения экспериментального правового предписания. Последнее, определяя правила проведения пробного использования инновационных технологий в области компьютерного зрения, допускает в качестве инструмента реализации экспериментальной нормы права создание тестового программно-аппаратного комплекса3.

Требования определенности, ясности и непротиворечивости относятся не только к наименованию экспериментальной правовой нормы, но и к ее сущностному изложению, например, относительно субъектного состава. Так, федеральные законы, регламентирующие идентичную правовую плоскость (цифровые инновации и использование технологий искусственного интеллекта), по-разному определяют статус участников данных правоотношений. Статья 2 Федерального закона от 31 июля 2020 г. № 258-ФЗ закрепляет термин и понятие «субъект экспериментального правового режима»4, а аналогичная статья Федерального закона от 24 апреля 2020 г. № 123-ФЗ легализует дефиницию «участник экспериментального правового режима»5. Ни текстуально, ни содержательно данные определения не совпадают,

1 О государственном контроле (надзоре) и муниципальном контроле в Российской Федерации : федер. закон от 31 июля 2020 г. № 248-ФЗ // Правовой сервер КонсультантПлюс. URL: https://www.consultant.ru/document/ cons_doc_LAW_358750/ (дата обращения: 08.05.2024).

2 Большой толковый словарь русского языка / сост. и гл. ред. С. А. Кузнецов. СПб. : Норинт, 2000. С. 1321.

3 Об утверждении Порядка и условий проведения эксперимента по использованию инновационных технологий в области компьютерного зрения для анализа медицинских изображений и дальнейшего применения в системе здравоохранения города Москвы : приказ Департамента здравоохранения г. Москвы от 19 февраля 2020 г. № 142 // Правовой сервер КонсультантПлюс. URL: https://www.consultant.ru/cons/cgi/online.cgi?from=201984-0&req=doc&rnd= m51zyw&base=MLAW&n=204548#D06ZlHUsscHj HfAC 1 (дата обращения: 08.05.2024).

4 Об экспериментальных правовых режимах в сфере цифровых инноваций в Российской Федерации : федер. закон от 31 июля 2020 г. № 258-ФЗ // Правовой сервер КонсультантПлюс. URL: https://www.consultant.ru/ document/cons_doc_LAW_358738/ (дата обращения: 08.05.2024).

5 О проведении эксперимента по установлению специального регулирования в целях создания необходимых условий для разработки и внедрения технологий искусственного интеллекта в субъекте Российской Федерации -

что детерминирует различие в правах, юридических обязанностях, ограничениях и правовых преимуществах заинтересованных лиц.

Не менее важным условием эффективности экспериментальной правовой нормы, опирающимся на технико-юридические требования, является отражение всех необходимых формально-юридических компонентов нормы права: гипотезы, диспозиции и санкции.

В гипотезе следует четко устанавливать условия реализации (указывать конкретные объекты экспериментирования, определять временные границы, обозначать особенности изменяющейся обстановки и пр.). Кроме того, следует прописывать механизмы сочетания общедозволительного и запретительного правового воздействия, баланс стимулов и ограничений, запретов и преимуществ1.

Диспозиция должна не только конкретно и максимально детализированно определять права и обязанности субъектов, вовлеченных в процесс экспериментирования, но и закреплять юридические гарантии участников пробного испытания2, а также правовые преимущества [5, с. 47-50].

Санкция экспериментальной правовой нормы, несмотря на поисковый характер предписания, должна отвечать требованиям законности, справедливости, разумности, целесообразности, гуманизма [6]. В рамках рассматриваемого в качестве примера экспериментального правового предписания, устанавливающего налог на профессиональный доход, стоит обратить внимание на излишне жесткие меры ответственности, предусматривающие запрет привлечения труда наемных работников (ч. 7 ст. 2 Федерального закона от 27 ноября 2018 г. № 422-ФЗ) [7, 8].

Для достижения обозначенных требований субъекту нормотворчества следует ориентироваться не только на базовые, классические компоненты технико-юридического изложения нормы права, но и на специальные.

Например, важным технико-юридическим приемом конкретизации экспериментального правового регулирования выступает нормативная оговорка [9]. Разнообразие подобных специальных технико-юридических элементов законодательства показывает неоднородность структуры общества, наличие в социальных связях нестандартных казусов, нетипичных ситуаций, отклонений от шаблонных процессов. Именно для их объективации в экспериментальном правовом регулировании используются нормативные оговорки: «в случае», «за исключением», «при наличии» и многие другие [10, 11]. К примеру, участие в эксперименте по организации электронного взаимодействия между страховыми организациями с использованием инфраструктуры, обеспечивающей информационно-технологическое взаимодействие информационных систем, допускается только «в случае наличия такой возможности», которую удостоверяет профильное министерство3. Представленный пример демонстрирует целевой

городе федерального значения Москве и внесении изменений в статьи 6 и 10 Федерального закона «О персональных данных» : федер. закон от 24 апреля 2020 г. № 123-ФЗ // СЗ РФ. 2020. № 17. Ст. 2701.

1 О проведении эксперимента по установлению специального налогового режима «Налог на профессиональный доход» : федер. закон от 27 ноября 2018 г. № 422-ФЗ // Правовой сервер КонсультантПлюс. URL: https://www.consultant.ru/document/cons_doc_LAW_311977/ (дата обращения: 08.05.2024).

2 О проведении эксперимента по разработке, апробации и внедрению новой образовательной технологии конструирования образовательных программ среднего профессионального образования в рамках федерального проекта «Профессионалитет» (вместе с «Положением о проведении эксперимента по разработке, апробации и внедрению новой образовательной технологии конструирования образовательных программ среднего профессионального образования в рамках федерального проекта "Профессионалитет"») : постановление Правительства РФ от 16 марта 2022 г. № 387 // СЗ РФ. 2022. № 12. Ст. 1871.

3 О проведении эксперимента по организации с использованием инфраструктуры, обеспечивающей информационно-технологическое взаимодействие информационных систем, используемых для предоставления государственных и муниципальных услуг и исполнения государственных и муниципальных функций в электронной форме, электронного взаимодействия между страховыми организациями, операторами финансовых платформ и страхователями при ознакомлении с предложениями о заключении договоров добровольного медицинского страхования и при заключении договоров добровольного медицинского страхования (вместе с «Положением о проведении эксперимента по организации с использованием инфраструктуры, обеспечивающей информационно-технологическое взаимодействие информационных систем, используемых для предоставления государственных и муниципальных услуг и исполнения государственных и муниципальных функций в электронной форме, электронного взаимодействия между страховыми организациями, операторами финансовых платформ и страхователями при ознакомлении

функционал нормативных оговорок, а именно - конкретизацию основного экспериментального положения, дополнение его требуемыми условиями, обстоятельствами.

Не менее значимым компонентом содержательного изложения экспериментального правового предписания является адекватное, выверенное использование бланкетных установлений [12-14]. Так, «иконой» бланкетного способа закрепления экспериментальной правовой нормы вполне можно считать подход, продемонстрированный Министерством промышленности и торговли РФ в приказе от 14 января 2010 г. № 8.

Начнем с того, что данный ведомственный нормативный правовой акт развивает и уточняет экспериментальные положения, изложенные в Постановлении Правительства Российской Федерации от 31 декабря 2009 г. № 1194 «О проведении эксперимента по стимулированию приобретения новых автотранспортных средств взамен вышедших из эксплуатации и сдаваемых на утилизацию, а также по созданию в Российской Федерации системы сбора и утилизации вышедших из эксплуатации автотранспортных средств»1, т.е. является бланкетным актом по существу. Кроме того, почти каждое положение данного правового акта также является бланкетным, отсылая правоприменителя к иным нормативным правовым актам как аналогичного уровня нормотворчества, так и обладающим большей юридической силой. Например, если п. 1.1 гласит, что «Министерство промышленности и торговли Российской Федерации ... предоставляет субсидии в порядке, предусмотренном Правилами предоставления за счет средств федерального бюджета субсидий на возмещение потерь в доходах торговых организаций при продаже новых автотранспортных средств российского производства со скидкой» (ориентируя на необходимость изучения указанных правил, изложенных в другом постановлении Правительства РФ), то следующий п. 1.2 определяет, что «торговая организация участвует в эксперименте при соответствии критериям, установленным Постановле-нием»2. При таком подходе создается не только многоярусность экспериментальных предписаний, предполагающая учет соотносимости юридической силы нормативных актов по горизонтали и по вертикали, но и их крайне громоздкая конструкция. Это в свою очередь затрудняет интерпретацию и применение пробных установлений, что ведет к правоприменительным ошибкам и упущениям.

Преодолению изложенных дефектов и недостатков качества технико-юридического аспекта экспериментального законодательства в определенной степени поспособствовало бы профессиональное использование потенциала экспериментальной нормы права [15-18]. Возможно, следует предусмотреть в качестве обязательного элемента пояснительной записки к проекту федерального закона [19] обоснование эффективности предлагаемых норм, в том числе опирающихся на проведенное экспериментирование. На сегодняшний день, как известно, пояснительная записка отражает лишь предмет законодательного регулирования, содержит краткую характеристику концепции предлагаемого проекта нормативного правового акта. Возможно, стоит расширить мотивированное обоснование, являющееся обязательным компонентом пояснительной записки, в котором не только раскрыть необходимость принятия законопроекта, но и подкрепить данные аргументы обзорной справкой о результатах экспериментирования. Данный аспект, в чем мы безусловно убеждены, будет иметь большое значение при возможном рассмотрении нормативного правового акта в Конституционном Суде РФ на предмет соответствия Основному закону государства, послужит не только информационной, но и научной основой для принятия решения судьями [20].

с предложениями о заключении договоров добровольного медицинского страхования и при заключении договоров добровольного медицинского страхования») : постановление Правительства РФ от 9 июня 2022 г. № 1055 // Правовой сервер КонсультантПлюс. URL: https://www.consultant.ru/document/cons_doc_LAW_419013/ (дата обращения: 08.05.2024).

1 О проведении эксперимента по стимулированию приобретения новых автотранспортных средств взамен вышедших из эксплуатации и сдаваемых на утилизацию, а также по созданию в Российской Федерации системы сбора и утилизации вышедших из эксплуатации автотранспортных средств : постановление Правительства РФ от 31 декабря 2009 г. № 1194 // СЗ РФ. 2010. № 3. Ст. 319 ; 2012. № 19. Ст. 2425.

2 Об утверждении Порядка проведения эксперимента по стимулированию приобретения новых автотранспортных средств взамен вышедших из эксплуатации и сдаваемых на утилизацию : приказ Минпромторга РФ от 14 января 2010 г. № 8 // Правовой сервер КонсультантПлюс. URL: https://www.consultant.ru/document/ cons_doc_LAW_96903/a78fa367b49223d7da91d454a4e4f5a00b580c0d/ (дата обращения: 08.05.2024).

Резюмируем сказанное:

- во-первых, экспериментальная правовая норма - важный элемент механизма повышения эффективности регуляции общественных отношений, однако требующий должного технико-юридического подхода. Это касается как правильного и логически непротиворечивого построения структуры предписания, так и вкрапления в его суть специальных приемов и средств (нормативных оговорок, бланкетных правовых установлений и др.);

- во-вторых, немаловажное значение в вопросах технико-юридического опосредования экспериментального предписания имеет наименование нормативного правового акта, предшествующее изложению сути пробного установления. Наименование, как элемент содержания базовых начал экспериментального правового установления, кроме всего прочего, является значимым с позиции идеологического компонента, воспитательного воздействия, право-культурного и политического аспектов, ориентирует адресата на соответствующие целевые и функциональные установки; отдельного внимания требует достижение и последующее соблюдение определенности, ясности и непротиворечивости наименования экспериментальной правовой нормы и ее сущностного изложения;

- в-третьих, фундаментальную роль в вопросе технико-юридического оформления экспериментального правового предписания играет отражение всех необходимых формально-юридических компонентов нормы права: гипотезы, диспозиции и санкции.

Список литературы

1. Маргарян А. В. Экспериментальная правовая норма как средство регулирования общественных отношений // Евразийский юридический журнал. 2023. № 2 (177). С. 70-72. doi: 10.46320/2073-4506-2023-2-177-70-72 EDN: QGPNRL

2. Ленин В. И. Полное собрание сочинений : в 55 т. Т. 36 : Март - июль 1918. М. : Госполитиздат, 1962. 741 с.

3. Власенко Н. А. Проблемы правовой неопределенности : курс лекций. М. : Ин-т законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации : ИНФРА-М, 2023. 176 с.

4. Дмитрик Н. А. Экспериментальные правовые режимы: теоретико-правовой аспект // Закон. 2020. № 6. С. 64-72. EDN: VGOBVL

5. Репьев А. Г. Правовой эксперимент и правотворческий опыт как специальные модели правового регулирования: техника, практика, пределы // Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России. 2023. № 1 (97). С. 44-52. doi: 10.35750/2071-8284-2023-1-44-52 EDN: EDIGWU

6. Куница Е. В. К вопросу о перспективах применения экспериментального метода в криминологических исследованиях // Проблемы укрепления законности и правопорядка: наука, практика, тенденции. 2015. № 8. С. 44-50. EDN: VQEPZN

7. Шилан М. Н. Анализ экспериментального налогового режима «Налог на профессиональный доход» и его влияния на экономику России // Право и общество в условиях глобализации: перспективы развития : сб. науч. тр. по материалам Междунар. науч.-практ. конф. (г. Саратов, 12 декабря 2020 г.) / под ред. В. В. Бехер, Н. Н. Лайченковой. Вып. 9. Саратов : Саратовский источник, 2021. С. 305310. EDN: RIFRTA

8. Савинов К. А., Лаврентьев А. Р. Налог на профессиональный доход: первые итоги двухлетнего эксперимента // Финансовое право. 2021. № 6. С. 26-30. doi: 10.18572/1813-1220-2021-6-26-30 EDN: XCWSJI

9. Репьев А. Г. Нормы-оговорки как средства изъятия и дополнения в правовом регулировании // Труды Академии управления МВД России. 2023. № 1 (65). С. 8-15. doi: 10.24412/2072-9391-2023-1658-15 EDN: HQPOAB

10. Суменков С. Ю. Законодательная оговорка как доминантный способ закрепления исключений из правил // Вестник Саратовской государственной юридической академии. 2017. № 6 (119). С. 30-36. EDN: YMEDNH

11. Суменков С. Ю. Оговорка «за исключением»: специфика смысловой нагрузки // Проблемы права. 2011. № 1 (27). С. 133-136. EDN: OJNTEZ

12. Репьев А. Г. Латентный вариант конструкции бланкетной правовой нормы // Труды Академии управления МВД России. 2022. № 1. С. 17-24. doi: 10.24412/2072-9391-2022-161-17-24 EDN: JFHRXP

13. Кипарисов Ф. Г. Понятие бланкетных норм права // Юридическая наука и практика: Вестник Нижегородской академии МВД России. 2021. № 2 (54). С. 166-169. doi: 10.36511/2078-5356-20212-166-169 EDN: XXSREO

14. Марышева Н. И. Обратная отсылка в международном частном праве: российское законодательство // Журнал российского права. 2018. № 11 (263). С. 55-62. doi: 10.12737/art_2018_11_5 EDN: YSTVRB

15. Дегтярев М. В. Эксперимент в континууме нормотворчества в государственном управлении // Административное право и процесс. 2021. № 9. С. 27-30. doi: 10.18572/2071-1166-2021-9-27-30 EDN: SZPXYN

16. Репьев А. Г., Сенякин И. Н. Экспертное значение экспериментальной нормы российского права // Юридическая техника. 2022. № 16. С. 36-42. EDN: XWATOF

17. Экспериментальные правовые режимы (regulatory sandboxes): зарубежная практика и опыт становления в современной России : монография / М. Л. Давыдова [и др.] ; под ред. М. Л. Давыдовой, В. О. Макарова. М. : РУСАЙНС, 2023. 186 с.

18. Flick U., Wolff S., Keupp H. Handbuch qualitative Sozialforschung: Grundlagen, Konzepte, Methoden und Anwendungen / hrsg. von Uwe Flick. 2. Aufl. Weinheim : Beltz, Psychologie-Veri.-Union, 1995.518p.

19. Виноградов Т. П. Подготовка сопроводительных документов к законопроекту: проблемы и способы решения // Конституционное и муниципальное право. 2017. № 5. С. 22-26. EDN: YPIETT

20. Зорькин В. Д. Конституционный контроль как фактор совершенствования российского законодательства // Журнал российского права. 2023. № 5. С. 86-102. doi: 10.12737/jrp.2023.054 EDN: MIZNPG

References

1. Margaryan A.V. Experimental legal norm as a means of regulating social relations. Evraziyskiy yuridicheskiy zhurnal = Eurasian Law Journal. 2023;(2):70-72. (In Russ.). doi: 10.46320/2073-4506-20232-177-70-72

2. Lenin V.I. Polnoe sobranie sochineniy: v 55 t. T. 36: Mart - iyul 1918 = Collected Works: in 55 volumes. Vol. 36: March-July 1918. Moscow: Gospolitizdat, 1962:741. (In Russ.)

3. Vlasenko N.A. Problemy pravovoy neopredelennosti: kurs lektsiy = Problems of legal uncertainty: Course of lectures. Moscow: In-t zakono-datelstva i sravnitelnogo pravovedeniya pri Pravitelstve Ros-siyskoy Federatsii: INFRA-M, 2023:176. (In Russ.)

4. Dmitrik N.A. Experimental legal regimes: Theoretical and legal aspect. Zakon = Law. 2020;(6):64-72. (In Russ.)

5. Repiev A.G. Legal experiment and law-making practice as special models of legal regulation: Technique, practice, limits. Vestnik Sankt-Peterburgskogo universiteta MVD Rossii = Bulletin of St. Petersburg University of the Ministry of Internal Affairs of the Russian Federation. 2023;(1):44-52. (In Russ.). doi: 10.35750/2071-8284-2023-1-44-52

6. Kunitsa E.V. On the prospects for applying the experimental method in criminological research. Problemy ukrepleniya zakonnosti i pravoporyadka: nauka, praktika, tendentsii = Problems of Strengthening the Rule of Law and Order: Science, Practice, Trends. 2015;(8):44-50. (In Russ.)

7. Shilan M.N. Analysis of the experimental tax regime "Tax on professional income" and its impact on the Russian economy. Pravo i obshchestvo v usloviyakh globalizatsii: perspektivy razvitiya: sb. nauch. tr. po materialam Mezhdunar. nauch.-prakt. konf. (g. Saratov, 12 dekabrya 2020 g.). Vyp. 9 = Law and Society in the Context of Globalization: Development Prospects: Collection of Papers based on the Proceedings of the International Scientific and Practical Conference (Saratov, December 12, 2020). Issue 9. Saratov: Sara-tovskiy istochnik, 2021:305-310. (In Russ.)

8. Savinov K.A., Lavrentiev A.R. Tax on professional income: First results of a two-year experiment. Finansovoe parvo = Financial Law. 2021;(6):26-30. (In Russ.). doi: 10.18572/1813-1220-2021-6-26-30

9. Repiev A.G. Reservation norms as means of withdrawal and addition in legal regulation. Trudy Akademii upravleniya MVD Rossii = Works of the Academy of Management of the Ministry of Internal Affairs of the Russian Federation. 2023;(1):8-15. (In Russ.). doi: 10.24412/2072-9391-2023-165-8-15

10. Sumenkov S.Yu. Legislative reservation as a dominant way of securing exceptions to the rules. Vestnik Saratovskoy gosudarstvennoy yuridicheskoy akademii = Bulletin of Saratov State Law Academy. 2017;(6):30-36. (In Russ.)

11. Sumenkov S.Yu. Clause "except": Specifics of the semantic load. Problemy prava = Problems of Law. 2011;(1):133-136. (In Russ.)

12. Rep'ev A.G. Latent version of the construction of a blanket legal norm. Trudy Akademii upravleni-ya MVD Rossii = Works of the Academy of Management of the Ministry of Internal Affairs of the Russian Federation. 2022;(1):17-24. (In Russ.). doi: 10.24412/2072-9391-2022-161-17-24

13. Kiparisov F.G. Concept of blanket legal norms. Yuridicheskaya nauka ipraktika: VestnikNizhego-rodskoy akademii MVD Rossii = Legal Science and Practice: Bulletin of Nizhny Novgorod Academy of the Ministry of Internal Affairs of the Russian Federation. 2021;(2):166-169. (In Russ.). doi: 10.36511/20785356-2021-2-166-169

14. Marysheva N.I. Reverse reference in international private law: Russian legislation. Zhurnal ros-siyskogoprava = Journal of Russian Law. 2018;(11):55-62. (In Russ.). doi: 10.12737/art_2018_11_5

15. Degtyarev M.V. Experiment in the continuum of rule-making in public administration. Administra-tivnoe pravo i protsess = Administrative Law and Process. 2021;(9):27-30. (In Russ.). doi: 10.18572/20711166-2021-9-27-30

16. Repiev A.G., Senyakin I.N. Expert significance of the experimental norm of Russian law. Yuridicheskaya tekhnika = Legal Writing. 2022;(16):36-42. (In Russ.)

17. Davydova M.L. et al. Eksperimentalnye pravovye rezhimy (regulatory sandboxes): zarubezhnaya praktika i opyt stanovleniya v sovremennoy Rossii: monografiya = Experimental legal regimes (regulatory sandboxes): Foreign practice and formation practice in modern Russia: Monograph. Moscow: RUSAYNS, 2023:186. (In Russ.)

18. Flick U., Wolff S., Keupp H. Handbuch qualitative Sozialforschung: Grundlagen, Konzepte, Methoden und Anwendungen. Hrsg. von Uwe Flick. 2. Aufl. Weinheim: Beltz, Psychologie-Veri.-Union, 1995:518.

19. Vinogradov T.P. Preparation of accompanying documents for a bill: Problems and solutions. Kon-stitutsionnoe i munitsipalnoe parvo = Constitutional and Municipal Law. 2017;(5):22-26. (In Russ.)

20. Zorkin V.D. Constitutional review as a factor in improving Russian legislation. Zhurnal ros-siyskogoprava = Journal of Russian Law. 2023;(5):86-102. (In Russ.). doi: 10.12737/jrp.2023.054

Информация об авторе / Information about the author

А. В. Маргарян - аспирант, Пензенский государственный университет, 440026, г. Пенза, ул. Красная, 40.

A.V. Margaryan - Postgraduate student, Penza State University, 40 Krasnaya street, Penza, 440026.

Автор заявляет об отсутствии конфликта интересов / The author declares no conflict of interests

Поступила в редакцию / Received 22.05.2024

Поступила после рецензирования и доработки / Revised 20.06.2024 Принята к публикации / Accepted 30.07.2024

ПУБЛИЧНО-ПРАВОВЫЕ (ГОСУДАРСТВЕННО-ПРАВОВЫЕ) НАУКИ

Научная статья УДК 342.951 EDN: DIVIFE

doi: 10.21685/2307-9525-2024-12-3-2

ПУБЛИЧНО-ПРАВОВОЕ РЕГУЛИРОВАНИЕ МЕХАНИЗМА ИНДЕКСАЦИИ ЗАРАБОТНОЙ ПЛАТЫ: ПРОБЛЕМЫ И ВОЗМОЖНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ СОВЕРШЕНСТВОВАНИЯ

Эльвира Степановна Бондарева

Байкальский государственный университет, Иркутск, Россия

Федеральный исследовательский центр «Иркутский институт химии имени А. Е. Фаворского Сибирского отделения Российской академии наук», Иркутск, Россия bondareva-es@mail.ru

Аннотация. Актуальность и цели. Рассматривается проблематика осуществления индексации заработной платы на основании действующих требований трудового законодательства, установленных в ст. 134 Трудового кодекса Российской Федерации. Дается оценка важности механизма индексации заработной платы для увеличения реальных денежных доходов населения от основной занятости, что в свою очередь будет влиять на повышение уровня жизни населения в целом по Российской Федерации и в отдельных ее регионах. Делается вывод о необходимости совершенствования правовых норм об индексации заработной платы с учетом интересов работников, финансово-экономических возможностей работодателей, других экономических и социальных факторов. Целью исследования является анализ существующих правовых проблем индексации заработной платы и формулирование направлений совершенствования ее публично-правового регулирования. Материалы и методы. Для достижения поставленной цели изучены научные труды о проблемах правового регулирования индексации заработной платы и проанализирована судебная практика рассмотрения соответствующих споров. Методологическую основу исследования составила совокупность общенаучных и частнонаучных методов исследования явлений и процессов, включая такие методы, как материалистический, историко-правовой, системно-правовой, сравнительно-правовой и др. Результаты. В ходе исследования проанализированы проблемы правоприменения положений трудового законодательства об индексации заработной платы в рамках действующего правового регулирования, обозначены содержательные характеристики понятия индексации заработной платы, касающиеся ее правового и экономического элемента. Выводы. Проведенное исследование показало, что действующее публично-правовое регулирование индексации заработной платы требует концептуальных изменений. Имеется необходимость предусмотреть легальное определение индексации заработной платы. Следует установить минимальные дифференцированные критерии индексации заработной платы с учетом финансово-экономических возможностей работодателей с одной стороны и экономических интересов работников с другой. В механизме индексации заработной платы должны найти отражение многообразные экономические и социальные факторы, связанные с отраслевыми и региональными особенностями политики заработной платы, а также должен быть использован потенциал системы социального партнерства отраслевого и регионального уровней. Ключевые слова: заработная плата, индексация, денежные доходы, уровень жизни, усмотрение работодателя

Финансирование: работа выполнена в рамках темы государственного задания № 121021800157-8. Для цитирования: Бондарева Э. С. Публично-правовое регулирование механизма индексации заработной платы: проблемы и возможные направления совершенствования // Электронный научный журнал «Наука. Общество. Государство». 2024. Т. 12, № 3. С. 12-24. doi: 10.21685/23079525-2024-12-3-2 EDN: DIVIFE

PUBLIC LEGAL (STATE LEGAL) SCIENCES

Original article

PUBLIC LEGAL REGULATION OF WAGE INDEXATION MECHANISM: CHALLENGES AND OPPORTUNITIES FOR IMPROVEMENT

Elvira S. Bondareva

Baikal State University, Irkutsk, Russia

A.E. Favorsky Irkutsk Institute of Chemistry of the Siberian Branch of the Russian Academy

of Sciences, Irkutsk, Russia

bondareva-es@mail.ru

Abstract. Background. The article focuses on implementing wage indexation on the basis of the current requirements of labor legislation established in Article 134 of the Labor Code of the Russian Federation. The significance of wage indexation mechanisms is assessed for increasing the real money incomes of the population from primary employment (employment income), which in turn will contribute to improving the living standards of the population in the Russian Federation as a whole and in its constituent entities. The article concludes that it is necessary to improve the legal norms on wage indexation taking into account the interests of employees, financial and economic capabilities of employers, and other economic and social factors. The aim of the study is to analyze the existing legal challenges of wage indexation and to formulate the directions for improving public legal regulation of wage indexation. Materials and methods. The aim is achieved through reviewing research literature on legal regulation of wage indexation and examining judicial practice of considering relevant disputes. The methodological basis of the study is a set of general and specific scientific methods of studying phenomena and processes, such as materialistic, historical legal, systemic legal, comparative legal and other methods. Results. The article analyzes the challenges of law enforcement of labor legislation provisions on wage indexation under the current legal regulation. The substantial characteristics of the concept of wage indexation are outlined with regard to the legal and economic components of wage indexation. Conclusions. The study shows that the current public legal regulation of wage indexation requires fundamental changes. There is an urgent need to provide a legal definition of wage indexation. Minimum differentiated criteria for wage indexation should be established, taking into account the financial and economic capabilities of employers on the one hand and the economic interests of employees on the other. The mechanism of wage indexation should reflect a variety of economic and social factors related to industrial and regional features of wage policy, as well as the potential of the social partnership system at the industrial and regional levels should be exploited.

Keywords: wages, wage indexation, money income, living standards, employer's discretion Financing: the work was completed within the framework of the state assignment № 121021800157-8. For citation: Bondareva E.S. Public legal regulation of wage indexation mechanism: Challenges and opportunities for improvement. Elektronnyy nauchnyy zhurnal "Nauka. Obshchestvo. Gosudarstvo" = Electronic scientific journal "Science. Society. State". 2024;12(3):12-24. (In Russ.). doi: 10.21685/23079525-2024-12-3-2

Трудовым кодексом Российской Федерации предусмотрены основные государственные гарантии в сфере оплаты труда, перечень которых содержится в ст. 130 Кодекса. В качестве основной государственной гарантии по оплате труда, наряду с другими гарантиями, определены и меры, обеспечивающие повышение уровня реального содержания заработной платы, правовой смысл которых в свою очередь раскрывается в ст. 134 Трудового кодекса.

Анализ правовой нормы, содержащейся в названной статье, позволяет сделать вывод о том, что требование о проведении процедуры индексации заработной платы не является императивным требованием законодателя, поскольку могут быть и другие способы реализации установленной ст. 130 Трудового кодекса основной государственной гарантии о повышении уровня реального содержания заработной платы [1, с. 31]. Однако других правовых норм о мерах, обеспечивающих повышение уровня реального содержания заработной платы, трудовое законодательство в настоящее время не содержит. Статьей 134 Кодекса называется только индексация. В то же самое время судебной практикой определены и другие меры (кроме индексации), которые могут обеспечить повышение уровня реального содержания заработной платы. Так, в Определении Судебной коллегии по гражданским делам Верховного Суда Российской Федерации от 24 апреля 2017 г. № 18-КГ17-101 указывается, что обязанность повышать реальное содержание заработной платы работников может быть исполнена работодателем и путем ее периодического увеличения безотносительно к порядку индексации, в частности повышением должностных окладов, выплатой премий и т.п. В то же самое время следует отметить, что данная правовая позиция Верховного Суда является не бесспорной и требует серьезных уточнений и оговорок, что уже указывалось в юридической литературе [1, с. 30-33; 2, с. 67-73]. Например, премии могут быть разовыми, а это означает, что в последующем периоде после их выплаты они не смогут выполнить задачу повышения уровня реального содержания заработной платы. При осуществлении повышения окладов работников также могут быть вопросы, не позволяющие признать указанную меру в качестве обеспечивающей реализацию государственной гарантии по повышению уровня реального содержания заработной платы. Так, повышение окладов может быть связано с расширением объема работ, оно может быть проведено не для всех работников организации. Наконец, исходя из буквального предписания ст. 134 Трудового кодекса, способ индексации заработной платы должен быть предусмотрен в коллективном договоре, соглашении, локальном нормативном акте в качестве меры, обеспечивающей повышение реального содержания заработной платы (для работодателей, не получающих прямого финансирования из бюджетной системы страны). Для государственных органов, органов местного самоуправления, государственных и муниципальных учреждений трудовым законодательством предусмотрен иной порядок осуществления процедуры индексации заработной платы, они проводят индексацию в порядке, который установлен трудовым законодательством и иными нормативными правовыми актами, содержащими нормы трудового права. Таким образом, свобода усмотрения государственных органов, органов местного самоуправления, государственных и муниципальных учреждений в вопросе проведения индексации заработной платы строго ограничена предписаниями законодательства, что нельзя отметить в отношении других работодателей, не финансируемых из бюджетов разных уровней.

На практике зачастую возникает вопрос и об обязательности (необязательности) выполнения требований ст. 134 Трудового кодекса всеми работодателями без исключения. При ответе на этот вопрос следует помнить, что положения ст. 134 должны применяться в системном единстве с предписаниями, содержащимися в ст. 130 Кодекса, предусматривающей основные государственные гарантии по оплате труда. Учитывая данное обстоятельство, вопрос об обязательности выполнения требований ст. 134 Трудового кодекса всеми работодателями становится очевидным, поскольку речь идет об основной государственной гарантии по оплате труда. Конституционным Судом Российской Федерации сформулирована правовая позиция, в соответствии с которой индексация заработной платы направлена на обеспечение повышения уровня реального содержания заработной платы, ее покупательной способности и по своей правовой природе представляет собой государственную гарантию

1 Определение Судебной коллегии по гражданским делам Верховного Суда РФ от 24 апреля 2017 г. № 18-КГ17-10 // Легалакт - законы, кодексы и нормативно-правовые акты Российской Федерации : юридическая информационная система. URL: https://legalacts.ru/sud/opredelenie-verkhovnogo-suda-rf-ot-24042017-n-18-kg17-10/ (дата обращения: 15.02.2024).

по оплате труда работников. В силу предписаний ст. 2, 130, 134 Трудового кодекса России индексация заработной платы должна осуществляться для всех лиц, работающих по трудовому договору. Иными словами, все категории работодателей, независимо от факта получения (не получения) бюджетного финансирования, обязаны осуществлять индексацию заработной платы и, соответственно, не имеют права уклоняться от выполнения как данной, так и других установленных законодательством государственных гарантий по оплате труда наемных работников, состоящих в трудовых отношениях с работодателями1. Таким образом, Конституционный Суд России, опираясь на действующее трудовое законодательство, четко сформулировал правовое содержание индексации заработной платы как меры, обеспечивающей повышение уровня ее реального содержания. Иными словами, речь в данном случае идет о повышении покупательной способности заработной платы.

К сожалению, вопрос о мерах, обеспечивающих повышение уровня реального содержания заработной платы, не нашел подробного регулирования в трудовом законодательстве, несмотря на то, что законодатель относит их к основным государственным гарантиям в области оплаты труда. В юридической литературе справедливо высказывается серьезная критика законодательно установленной гарантии по обеспечению повышения уровня реального содержания заработной платы. В частности, делается вывод о декларативности указанного положения, о неэффективности правовой нормы, о необходимости установления легального понятия «индексация», о целесообразности законодательного определения механизма индексации, об установлении минимальных стандартов индексации для работодателей, не получающих финансирования из бюджетной системы страны, а также называются другие проблемы и недостатки правового регулирования данной правовой гарантии [3, с. 74-80; 4, с. 144-152; 5, с. 22-24].

Оптимальный механизм индексации заработной платы необходим не только для работников и работодателей, но и для государства, поскольку это напрямую связано с реализацией им социальной функции. Особенно вопрос об индексации заработной платы важен при поддержании соответствующего уровня жизни населения того или иного региона и страны в целом. Индексация заработной платы выступает в качестве одного из важных механизмов преодоления бедности работающего населения страны. В случае отсутствия индексации или неудовлетворительного ее проведения процесс обесценения заработной платы с учетом наличия инфляционных процессов в экономике страны будет продолжаться бесконтрольно и беспрепятственно, а уровень жизни работающего человека продолжит последовательно падать. Не случайно ученые-экономисты делают выводы и рекомендации о целесообразности проведения мер, направленных на повышение реальных денежных доходов населения от основной занятости (заработной платы, от индивидуального предпринимательства, самозанятости) до размеров, позволяющих доводить реальные душевые доходы домохозяйств до границ, соответствующих средним стандартам уровня жизни или превышающих их (не ниже 3,1 прожиточного минимума) [6, с. 87].

В настоящее время законодатель не установил четкие параметры размера индексации, периодичность ее проведения и сроки осуществления. В Письме Министерства труда и социальной защиты Российской Федерации2 отмечается, что индексация - это увеличение заработной платы работников на уровень инфляции, при этом работодатель вправе дополнительно увеличить размер заработной платы отдельным категориям работников. И с этой позицией хотелось бы согласиться. Однако возникает вопрос о финансово-экономических возможностях работодателей, а они очень разные. В связи с этим позиция Министерства

1 Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы общества с ограниченной ответственностью «Кока-Кола ЭйчБиСи Евразия» на нарушение конституционных прав и свобод статьей 134 Трудового кодекса Российской Федерации : определение Конституционного Суда Российской Федерации от 17 июня 2010 г. № 913-О-О // Правовой сервер Консультант-Плюс. URL: https://www.consultant.ru/cons/cgi/online.cgi?req=doc&base=ARB&n=156096#URaPmHUHc5C9N5N5 (дата обращения: 15.02.2024).

2 Об индексации зарплаты : письмо Министерства труда и социальной защиты РФ от 24 декабря 2018 г. № 14-1/ООГ-10305 // ГАРАНТ.РУ (Garant.ru) : информационно-правовой портал. URL: https://www.garant.ru/products/ ipo/prime/doc/72059376/ (дата обращения: 18.01.2024).

труда и социальной защиты Российской Федерации не поддержана Конституционным Судом России1, который, в частности, отметил, что работодатели, не относящиеся к бюджетной сфере, вправе самостоятельно устанавливать размеры индексации. Позиция Конституционного Суда заключается в том, что размер, порядок и условия предоставления индексации определяются при заключении коллективного договора или трудового договора либо устанавливаются в локальном нормативном акте, принятом с учетом мнения выборного органа первичной профсоюзной организации. В Обзоре судебной практики Верховного Суда Российской Федерации2 также разъясняется, что при разрешении споров работников с организациями-работодателями, не получающими бюджетного финансирования, по поводу индексации заработной платы подлежат применению положения локальных нормативных актов, устанавливающих системы оплаты труда, порядок индексации заработной платы работников в таких организациях. Иными словами, в правоприменительной, в том числе судебной, практике выработан осторожный подход, в соответствии с которым причиной проведения процедуры индексации является рост потребительских цен на товары и услуги, но размер ее напрямую не связывается с индексом роста цен. Он определяется законодательством для государственных органов, органов местного самоуправления, государственных и муниципальных учреждений и актами социального партнерства, локальными нормативными правовыми актами, принимаемыми работодателями, которые не получают прямого финансирования из бюджетной системы страны.

С пониманием относясь к состоявшимся выводам Конституционного Суда Российской Федерации и Верховного Суда Российской Федерации, следует все же констатировать, что усмотрение работодателя в вопросе о размере индексации и в вопросе о необходимости ее проведения в тот или иной период не может быть абсолютным и ничем не ограниченным. В юридической литературе справедливо обращается внимание на правовой вакуум, сложившийся вокруг процедуры индексации заработной платы. В частности, обоснованно высказано мнение о том, что имеющийся правовой пробел в части регулирования процедуры индексации может стать и уже становится благоприятной почвой для произвола работодателей. Своеобразные злоупотребления работодателей проявляются в том, что в локальных нормативных правовых актах закрепляются гипертрофированные варианты решения указанных вопросов, не ориентированные на работников. Локальные нормативные правовые акты, например, могут напрямую обусловливать индексацию заработной платы наличием достаточных денежных средств [7, с. 35-37]. Руководствуясь категорией «достаточности денежных средств», работодатель всегда или почти всегда сможет обосновать невозможность индексации заработной платы либо провести данную процедуру формально, не решая при этом задачу реальной защиты покупательной способности заработной платы.

Существующая практика реализации положений трудового законодательства об индексации заработной платы подводит к выводу о том, что без законодательно установленных критериев индексации, сроков и периодов ее осуществления данная основная государственная гарантия по оплате труда может превратиться в фикцию. Поэтому на современном этапе развития трудового законодательства имеется настоятельная необходимость законодательно предусмотреть некий механизм индексации заработной платы, который учитывал бы и экономические интересы работников, и финансово-экономические возможности работодателей,

1 Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Елисеева Владимира Васильевича на нарушение его конституционных прав статьей 134 Трудового кодекса Российской Федерации : определение Конституционного Суда Российской Федерации от 17 июля 2014 г. № 1707-0 // Правовой сервер КонсультантПлюс. URL: https://www.consultant.ru/cons/cgi/online.cgi?req=doc&base=ARB&n=407147#aXxTmHU4MuuaPNG12 (дата обращения: 22.02.2024); Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданки Воробьевой Нелли Сергеевны на нарушение ее конституционных прав статьей 134 Трудового кодекса Российской Федерации : определение Конституционного Суда Российской Федерации от 29 мая 2019 г. № 1269-0 // Правовой сервер КонсультантПлюс. URL: https://www.consultant.ru/cons/cgi/online.cgi?req=doc&base=ARB&n=586626#jXGUmHUSCLwKjbzz (дата обращения: 22.02.2024).

2 Обзор судебной практики Верховного Суда Российской Федерации № 4 (2017) (утвержден Президиумом Верховного Суда Российской Федерации 15 ноября 2017 г.) // Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 2018. № 11.

а также другие экономические и социальные факторы, которые заслуживают внимания при определении механизма индексации заработной платы. Вполне можно предположить, что целесообразно учитывать и региональный аспект, который имеет особенности в связи с существующей региональной дифференциацией уровня жизни, уровня оплаты труда, уровня цен. Инфляционные процессы (их интенсивность) в разных регионах различаются, поскольку на них влияют такие обстоятельства, как дискомфортность территории проживания, транспортная доступность, развитость инфраструктуры и другие обстоятельства. Таким образом, при определении механизма индексации следует помнить, что индекс потребительских цен на товары и услуги в разных регионах России может существенно отличаться. Поэтому следует принимать во внимание индекс потребительских цен того региона, где проживают и осуществляют трудовую деятельность работники [8, с. 338].

Говоря о механизме индексации, необходимо прежде всего определиться с легальным понятием «индексация заработной платы», которого нет в трудовом законодательстве. Установление легального определения данного понятия может снять многие вопросы, возникающие на практике при реализации ст. 130 и 134 Трудового кодекса Российской Федерации. Поэтому следует поддержать ранее высказанные мнения об установлении в законодательстве этого понятия [4, с. 144-152; 9, с. 268-270; 10, с. 181-184]. При этом, как справедливо отмечается, наличие общего понятия «индексация» и механизма ее реализации -это не только теоретическая, но и практическая потребность. Данная правовая категория используется не только в трудовом праве, но и в праве социального обеспечения и других отраслях права, а также в экономике, бухгалтерском учете, аудите, когда возникает необходимость индексировать суммы. По своей сущности термин «индексация» имеет публично-правовую природу, поэтому высказано мнение о целесообразности закрепления данного понятия на законодательном уровне в рамках одной из публичных отраслей права [11, с. 69]. Данное предложение не вызывает возражений, однако, по нашему мнению, даже при наличии легального общего понятия «индексация» в трудовом праве следует предусмотреть понятие «индексация заработной платы».

Задумываясь о возможном правовом определении индексации заработной платы, следует помнить и о том, что легальное понятие индексации должно отразить не только правовое, но и экономическое содержание, которое присуще данному институту. Индексацию заработной платы справедливо называют междисциплинарным экономико-правовым институтом, который оказывает прямое влияние на развитие социально-экономических отношений в обществе, способствует осуществлению важнейшего принципа обеспечения права каждого работника на своевременную и в полном размере выплату справедливой заработной платы, обеспечивающей достойное человека существование [1, с. 32]. Экономико-правовое содержание индексации заработной платы анализируется в научной экономической литературе. Ученые-экономисты исходят из того, что повышение реального уровня жизни населения выступает важнейшим приоритетом социально-экономического развития страны, а труд находится в ряду основных факторов производства, являясь основным источником дохода для большинства граждан. В связи с этим деятельность государства, направленная на обеспечение роста уровня реальной заработной платы, имеет большое значение. Кроме того, анализируя экономико-правовое содержание индексации заработной платы, ученые-экономисты обращают внимание на то обстоятельство, что она связана с обеспечением повышения реального содержания заработной платы как первостепенной обязанности работодателя [12, с. 48-50]. Изложенная позиция экономистов позволяет сделать два важных вывода. Во-первых, представляется, что публично-правовое регулирование индексации заработной платы должно быть оптимальным и достаточным для достижения цели обеспечения повышения реального содержания заработной платы. Во-вторых, некое формальное осуществление индексации заработной платы, не влекущее повышение реального содержания заработной платы, с экономической точки зрения не может считаться выполнением работодателем указанной обязанности. Учитывая экономический взгляд на процедуру индексации заработной платы, следует придерживаться мнения о том, что

законодатель, осуществляя ее публично-правовое регулирование, обязан вложить в содержание данной правовой нормы и некую экономическую составляющую, способную обозначить минимально допустимую границу, при достижении которой обязанности работодателя по проведению индексации заработной платы будут считаться исполненными. Иными словами, законодатель должен обозначить элементарные критерии индексации, которые будут обязательными для работодателей независимо от их организационно-правовой формы и источников получения финансирования. Однако при формулировании общих критериев индексации следует помнить и об объективно разных финансово-экономических возможностях работодателей. Законодателю, скорее всего, предстоит учесть их неодинаковый экономический и финансовый потенциал, именно это может быть положено в основу формирования требований к индексации заработной платы работников, осуществляющих трудовую деятельность у разных категорий работодателей. Это обстоятельство подводит к мысли, что следует предусмотреть некую дифференциацию работодателей по категориям, что в свою очередь повлияет на объем их обязанностей по проведению индексации. Таким образом, для того, чтобы определить экономическое содержание индексации заработной платы, сформулировать элементарные или минимальные критерии индексации для работодателей, которые не получают бюджетного финансирования, следует применить междисциплинарный (экономико-правовой) подход к изучению финансово-экономических возможностей разных категорий работодателей, после чего определить и элементарные экономико-правовые требования к процедуре индексации. Наряду с финансово-экономическими возможностями работодателей при определении требований (критериев) индексации следует учитывать и экономический интерес работников (обусловленный, кстати, правом на надлежащие условия труда и справедливую заработную плату) в своевременной индексации заработной платы, реально повышающей покупательную способность этой самой заработной платы.

Поскольку в трудовом законодательстве отсутствует механизм индексации заработной платы, на практике в качестве способа индексации зачастую применяется мера по повышению окладов (тарифных ставок) работников в связи с увеличением минимального размера оплаты труда (МРОТ). Повышение МРОТ осуществляется в соответствии с правилами, содержащимися в Федеральном законе от 19 июня 2000 г. № 82-ФЗ «О минимальном размере оплаты труда» 1. Как отражено в ст. 1 названного закона, минимальный размер оплаты труда на очередной год устанавливается федеральным законом в текущем году с учетом величины медианной заработной платы, рассчитанной федеральным органом исполнительной власти, осуществляющим функции по формированию официальной статистической информации о социальных, экономических, демографических, экологических и других общественных процессах в Российской Федерации, за предыдущий год, т.е. МРОТ повышается ежегодно. В юридической литературе повышение МРОТ обозначают как его индексацию [13, с. 104-112], однако этот процесс вряд ли возможно назвать индексацией. В соответствии с правилами, отраженными в Федеральном законе «О минимальном размере оплаты труда», МРОТ ежегодно устанавливается с учетом величины медианной заработной платы. Работодатели в отдельных случаях проводят индексацию всех должностных окладов с учетом состоявшегося повышения МРОТ. Представляется, что этот способ индексации заработной платы имеет свои отрицательные последствия. В данном случае, по нашему мнению, не достигается цель опережающего повышения минимума оплаты труда, а следовательно, снижения необоснованных различий и явных перекосов в оплате труда, не достигается цель по продвижению к установлению баланса в системе оплаты труда. Представляется, что при регулировании общественных отношений по оплате труда важен механизм сглаживания чрезмерной, необоснованной, необъективной дифференциации в этой сфере, достижения баланса в оплате труда. Поэтому трудовое законодательство обоснованно содержит в своем арсенале и

1 О минимальном размере оплаты труда : федер. закон от 19 июня 2000 г. № 82-ФЗ // Собрание законодательства Российской Федерации. 2000. № 26. Ст. 2729.

инструмент повышения МРОТ, и инструмент индексации заработной платы. Они относятся к основным гарантиям по оплате труда, установление которых в трудовом законодательстве связано с переходом России к рыночной экономике. В этот период у коммерческих организаций, а впоследствии и у бюджетных учреждений появилось право самостоятельно определять оплату труда работников. Именно это обстоятельство и вызвало необходимость установления государственных гарантий в сфере оплаты труда [14, с. 153]. Эти два инструмента -ежегодное повышение МРОТ и индексация заработной платы - должны использоваться на практике параллельно, однако при проведении индексации заработной платы следует индексировать и оклады (тарифные ставки), равные МРОТ, несмотря на то, что размер минимума оплаты был повышен в текущем году. Если индексация будет проводиться взвешенно и обдуманно, с опережением темпов повышения размеров заработной платы, находящихся на нижних строчках соответствующих показателей, то она (индексация), помимо решения вопроса о повышении реального содержания заработной платы, сможет выполнять и соответствующую роль в процессе достижения желаемого обоснованного баланса в оплате труда наемных работников.

В то же время следует констатировать, что правоприменительная практика, связанная с индексацией заработной платы, подтверждает необходимость концептуальных изменений законодательного регулирования данного механизма. Исследователи отмечают, что чрезмерное договорное регулирование трудовых отношений в вопросах оплаты труда, в том числе индексации заработной платы, не способствует сбалансированности интересов сторон трудового договора. В связи с этим делается вывод, что государство должно сместить вектор в сторону императивного регулирования вопросов индексации заработной платы [15, с. 111]. В юридической литературе обоснованно отмечается, что ст. 134 Трудового кодекса является декларативной и не способна в своем нынешнем виде обеспечить максимальную реализацию интересов сторон трудового договора при соблюдении справедливого баланса [10, с. 184].

Конкретные предложения по более подробному законодательному регулированию индексации заработной платы имеются в научных публикациях, многие из них заслуживают внимания, серьезного обсуждения и, по возможности, внедрения. Прежде всего, предлагается закрепить в ст. 22 Трудового кодекса Российской Федерации обязанность работодателя по индексации заработной платы, а также обосновывается необходимость установления минимальных стандартов индексации с предоставлением при этом работодателю права повышать уровень индексации [4, с. 144-152; 16, с. 403]. Высказываются предложения о разработке единого механизма индексации заработной платы, который бы распространялся на все сферы экономической жизни и имел одинаковые минимальные основы как для организаций, финансируемых из бюджета различного уровня, так и для коммерческого сектора [17, с. 113]. Одновременно анализируется идея дифференцированного подхода к индексации и делается вывод о возможности различной индексации не только со стороны работодателей с разным уровнем экономического благополучия, но и по отношению к отдельным категориям работников. Правда, делается оговорка, что подобные различия могут быть расценены как дискриминация, поэтому следует установить законодательное разрешение на этот способ индексации [4, с. 144-152].

Т. Н. Мелешенко обосновывает мнение о том, что следует установить порог инфляции, при котором в обязательном порядке будет производиться индексация. По его мнению, данный порог должен быть не более 3 %. Индексировать заработную плату следует полностью, если она соответствует размеру трех минимумов оплаты труда, и в размере 50 %, если она составляет до пяти МРОТ. В законодательстве должен быть установлен период осуществления индексации - не реже одного раза в год. Индексацию следует проводить в соответствии с ростом потребительских цен на основе данных Федеральной службы государственной статистики. По мнению автора изложенных предложений, подобные изменения в Трудовом кодексе Российской Федерации позволят создать четкую законодательную основу для сохранения покупательной способности заработной платы, что

благотворно скажется на преодолении бедности работающего населения, а также позитивно отразится на сглаживании неоправданных разрывов в уровне материального благосостояния между категориями наемных работников [18, с. 209-210].

Учитывая имеющиеся проблемы при реализации положений ст. 134 Трудового кодекса Российской Федерации, следует констатировать, что законодателю предстоит решить непростую задачу, поскольку при совершенствовании публично-правового регулирования индексации заработной платы, а по сути создании ее механизма, предстоит выбрать имеющие значение факторы, услышать предложения ученых-экономистов, ученых-юристов. Проблему индексации заработной платы не следует оставлять далее только на усмотрение работодателей, не финансируемых из бюджетной системы страны, нельзя надеяться, что при коллективно-договорном регулировании будет найден оптимальный механизм индексации заработной платы, по двум важным причинам: во-первых, потому, что далеко не все работодатели и не всегда демонстрируют добросовестное отношение к наемным работникам; во-вторых, потому, что уровень жизни населения, в том числе и работающего населения, на протяжении уже целого ряда лет неуклонно падает. Так, ученые-экономисты делают выводы о том, что в период 2014-2022 гг. покупательная способность среднедушевых доходов изменялась в диапазоне с 3,41 (2014 г.) до 3,05 (2022 г.) прожиточного минимума. Причиной этого стали недостаточные темпы роста всех основных видов денежных доходов у большинства населения по сравнению с ростом потребительских цен. Средняя покупательная способность основных социально-демографических групп населения, соответствующая размерам их доходов (заработная плата и пенсия), не давала возможности им обеспечивать устойчивое материальное положение, а средняя покупательная способность населения (душевые денежные доходы) в 2022 г. не позволяла среднестатистическому домохозяйству соответствовать средним стандартам душевых денежных доходов (3 ,1 прожиточного минимума) [6, с. 84-85].

И хотя в 2023 г. статистическая картина по бедности изменилась в лучшую сторону, это не дает повода для успокоения. По оценкам профессора Финансового университета при Правительстве Российской Федерации Александра Сафонова, рекордно малая цифра бедных в 2023 г. (по данным Росстата в 2023 г. за чертой бедности находились 13,5 млн человек или 9,3 % населения, что на 0,8 млн человек ниже результата 2022 г.) обусловлена несколькими факторами: введением единого пособия (его начали выплачивать малообеспеченным семьям и беременным женщинам с 2023 г.); ростом заработных плат на фоне дефицита кадров; ростом минимального размера оплаты труда на уровень выше, чем уровень прожиточного минимума в 2023-2024 гг.; проведением специальной военной операции - снижение уровня бедности за счет оплаты труда работникам оборонно-промышленного комплекса, а также за счет денежных довольствий военным, компенсационных выплат семьям погибших и раненых1. Очевидно, что влияние специальной военной операции на снижение уровня бедности имеет временный характер, а предоставление пособий нуждающимся (независимо от количества видов и размеров) не может кардинально повлиять на уровень жизни населения. Поэтому органам государственной власти предстоит и в дальнейшем обращать внимание на политику заработной платы и доходов населения. Из доступных источников известно, что среднемесячная номинальная заработная плата существенно различается по видам деятельности и по субъектам Российской Федерации. Так, в 2022 г. среднемесячная номинальная заработная плата по стране составляла 65 338 руб. Этот показатель по федеральным округам имеет разбег от 37 361 руб. в Северо-Кавказском федеральном округе до 83 126 руб. в Центральном федеральном округе. Внутри федеральных округов также наблюдаем существенную дифференциацию среднемесячной номинальной заработной платы. Например в Сибирском федеральном округе этот показатель составляет 57 203 руб.

1 Уровень бедности в России обновил исторический минимум // Sibnet.ru : сайт. URL: https://info.sibnet.ru/ article/657575/ (дата обращения: 13.03.2024).

и его диапазон начинается от 39 270 руб. в Алтайском крае и достигает 64 635 руб. в Иркутской области и 71 728 руб. в Красноярском крае1.

Таким образом, при формировании механизма индексации заработной платы следует учитывать многие факторы, среди них:

- экономическое содержание индексации заработной платы, т. е. установление некой минимально допустимой границы, при достижении которой обязанности работодателя по проведению индексации заработной платы будут считаться исполненными;

- экономический интерес работников, обусловленный правом на надлежащие условия труда, в том числе и справедливую заработную плату, и, соответственно, достижение цели поддержания покупательной способности заработной платы;

- финансово-экономическая возможность работодателей, что должно обязывать законодателя учитывать неодинаковый экономический и финансовый потенциал работодателей и, возможно, предусмотреть некую дифференциацию их по категориям, это в свою очередь позволит установить дифференцированные минимальные критерии индексации. Следует помнить, что в условиях тяжелого финансового положения работодателя обременение его чрезвычайными финансовыми тратами будет губительно для обеих сторон трудового договора, так как в случае банкротства работодателя работник потеряет рабочее место, а следовательно, и доход от трудовой деятельности [10, с. 184];

- существующая гипердифференциация в оплате труда наемных работников разных категорий, что также обязывает законодателя предусмотреть некий гибкий механизм индексации, позволяющий сгладить чрезвычайный, необоснованный перекос в оплате труда;

- отраслевые и региональные особенности в политике заработной платы. Возможно рассмотреть вопрос о расширении обязательных случаев использования потенциала системы социального партнерства. Например, обязательное регулирование вопроса об индексации заработной платы на уровне отраслевых и региональных трехсторонних соглашений позволит учесть отраслевые и региональные особенности в формировании заработной платы, а также увеличить минимальные законодательно установленные гарантии при проведении индексации заработной платы. Использование государственного и договорного регулирования труда является объективно необходимым и социально оправданным, однако важно достичь правильного соотношения между публичным и частным характером регулирования трудовых отношений в сфере оплаты труда [19, с. 12-19].

Полагаем, что все решения в сфере труда, в том числе в сфере политики заработной платы, должны приниматься с целью изменения в лучшую сторону ситуации с так называемыми работающими бедными, с одной стороны, и бережного отношения к экономическому и финансовому потенциалу работодателей разных категорий, с другой стороны. Необходимо руководствоваться лозунгами «Работающих бедных в социальном государстве быть не должно» и «Решения в сфере труда должны служить достижению оптимального согласования интересов сторон трудовых отношений и государства». Объективная необходимость законодательного установления механизма индексации заработной платы обусловливается, конечно, и низким уровнем МРОТ в России, несмотря на позитивную тенденцию его увеличения в последние годы, а также весьма невысокой заработной платой большинства наемных работников при наличии постоянных инфляционных процессов в экономике страны. В научной юридической литературе справедливо отмечается, что в непростое время глобальных экономических кризисов вопросы о темпах роста (падения) доходов граждан выступают на первый план, образуя ядро социальной политики государства. В связи с тем, что основная масса трудоспособного населения реализует способность к труду в трудовых отношениях, т.е. нанимается на работу к работодателю, невозможно переоценить значение гарантированного государством порядка индексации заработной платы с учетом изменяющихся экономических показателей [20, с. 146-147]. Поэтому важно осознать, что социально-экономическая

1 Средняя заработная плата в России по годам и субъектам РФ // InfoTables.ru : сайт. URL: https://infotables.ru/ statistika/31-rossijskaya-federatsiya/1190-zarplata-v-rossii-po-godam (дата обращения 13.03.2024).

ситуация в стране, а также существующие проблемы реализации положений об индексации заработной платы объективно являются причиной для скорейшего совершенствования публично-правового регулирования данного механизма.

Список литературы

1. Думнова К. В., Калугина А. В., Прожерина К. В. Индексация заработной платы: право или обязанность? // Трудовое право в России и за рубежом. 2023. № 1. С. 30-33. doi: 10.18572/2221-32952023-1-30-33 EDN: HSBZHY

2. Минкина Н. И. Индексация заработной платы: проблемы толкования законодательства и практика применения // Современное право. 2019. № 1. С. 67-73. doi: 10.25799/NI.2019.98..1..014 EDN: YUVQEP4

3. Дивеева Н. И., Лаврикова М. Ю. Индексация заработной платы: некоторые правовые проблемы реализации ст. 134 ТК РФ // Актуальные проблемы российского права. 2019. № 11. С. 74-80. doi: 10.17803/1994-1471.2019.108.11.074-080 EDN: TRBZTO

4. Головина С. Ю. Индексация заработной платы как государственная гарантия по оплате труда работников // Российский юридический журнал. 2019. № 5. С. 144-152. EDN: HDPYID

5. Козина Е. В. К вопросу об индексации заработной платы // Российская юстиция. 2018. № 8. С. 22-24. EDN: UVOAXG

6. Бобков В. Н. Мониторинг доходов и уровня жизни населения России 2022 год. М. : Институт экономики Российской академии наук, 2023. 167 c. EDN: EADDAU

7. Козина Е. В. Методология индексации заработной платы // Трудовое право в России и за рубежом. 2011. № 1. С. 35-37. EDN: NTACFP

8. Воробьева О. А., Полякова Ю. А., Лапшина О. С. Проблемы реализации индексации заработной платы // Балтийский гуманитарный журнал. 2020. № 2. С. 337-342. doi: 10.26140/bgz3-2020-0902-0084 EDN: QSJSYC

9. Акимова Д. А., Прасолова И. А. Право работника на индексацию заработной платы: актуальные вопросы реализации // Труды молодых ученых Алтайского государственного университета. 2022. № 19. С. 268-270. EDN: GXZHXT

10. Крамской А. С., Ясеновская Е. А. О законодательном регулировании индексации заработной платы // Альманах молодых исследователей. 2022. № 13. С. 181-184. EDN: RCAFEQ

11. Матякубова А. А. Индексация заработной платы: межотраслевая отсылка к терминам и конструкциям // Вестник Ярославского государственного университета им. П. Г. Демидова. Серия: Гуманитарные науки. 2018. № 2 (44). С. 68-71. EDN: USMXKS

12. Мохов И. А., Мохова С. С. Экономико-правовое содержание индексации заработной платы // Социально-экономическое развитие России: проблемы, тенденции, перспективы : сб. науч. ст. 19-й междунар. науч.-практ. конф. (г. Курск, 25 июня 2020 г.). Т. 4. Курск : Финансовый университет при Правительстве Российской Федерации, Курский филиал, 2020. С. 48-50. EDN: ADYYOB

13. Смирнов С. Б. Отдельные аспекты индексации минимального размера оплаты труда в Российской Федерации // Вестник Екатерининского института. 2021. № 3. С. 104-112. EDN: VRALMQ

14. Сковпень В. А., Старокожева В. П. Установление минимального размера оплаты труда в России и его истоки // Вестник Московского университета. Серия 6, Экономика. 2022. № 6. EDN: TEWATY

15. Ломакина Л. А. Баланс интересов в трудовых отношениях // Журнал российского права. 2021. № 6. С. 104-116. doi: 10.12737/jrl.2021.077 EDN: DBNMXO

16. Батманова Л. А. О проблемах правового регулирования индексации заработной платы // Актуальные вопросы публичного права : материалы XIX Всерос. науч. конф. студентов и молодых ученых (г. Екатеринбург, 12-13 ноября 2020 г.). Т. 19. Екатеринбург : Уральский государственный юридический университет, 2020. С. 398-404. EDN: HVPGOG

17. Коршунова Т. Ю., Каменская С. В. Отражение конституционно-правовых принципов регулирования оплаты труда в решениях Конституционного Суда Российской Федерации // Журнал Российского права. 2021. № 4. С. 103-118. doi: 10.12737/jrl.2021.049 EDN: DFOIBD

18. Мелешенко Н. Т. О законодательном регулировании индексации заработной платы // Вестник Тверского государственного университета. Серия: Право. 2019. № 1 (57). С. 198-211. EDN: ZBAMPJ

19. Абузярова Н. А. Конституционные основы заработной платы и социального страхования в России // Журнал российского права. 2016. № 7. С. 12-19. doi: 10.12737/20142 EDN: WFAXOF

20. Дивеева Н. И., Кузьменко А. В., Лаврикова М. Ю. Индексация заработной платы: механизмы реализации работодателями ст. 134 ТК РФ // Ежегодник трудового права. 2021. № 11. С. 146-156. EDN: WSEFNH

References

1. Dumnova K.V., Kalugina A.V., Prozherina K.V. Wages indexation: Is it a right or an obligation? Trudovoe pravo v Rossii i za rubezhom = Labor Law in Russia and Abroad. 2023;(1):30-33. (In Russ.). doi: 10.18572/2221-3295-2023-1-30-33

2. Minkina N.I. Wages indexation: Challenges of interpretation of legislation and practice of application. Sovremennoeparvo = Modern Law. 2019;(1):67-73. (In Russ.). doi: 10.25799/NI.2019.98..1..014

3. Diveeva N.I., Lavrikova M.Yu. Wages indexation: some legal challenges of implementing Art. 134 of the Labor Code of the Russian Federation. Aktualnye problemy rossiyskogo prava = Current Challenges of the Russian Law. 2019;(11):74-80. (In Russ.). doi: 10.17803/1994-1471.2019.108.11.074-080

4. Golovina S.Yu. Wages indexation as a state guarantee for workers' compensation. Rossiyskiy yuridicheskiy zhurnal = Russian Law Journal. 2019;(5): 144-152. (In Russ.)

5. Kozina E.V. On wage indexation. Rossiyskaya yustitsiya = Russian Justice. 2018;(8):22-24. (In Russ.)

6. Bobkov V.N. Monitoring dokhodov i urovnya zhizni naseleniya Rossii 2022 god = Monitoring of income and living standard of the population of Russia in 2022. Moscow: Institut ekonomiki Rossiyskoy akademii nauk, 2023:167. (In Russ.)

7. Kozina E.V. Methodology of wage indexation. Trudovoe pravo v Rossii i za rubezhom = Labor Law in Russia and Abroad. 2011;(1):35-37. (In Russ.)

8. Vorobieva O.A., Polyakova Yu.A., Lapshina O.S. Challenges of implementing wage indexation. Baltiyskiy gumanitarnyy zhurnal = Baltic Humanities Journal. 2020;(2):37-342. (In Russ.). doi: 10.26140/bgz3-2020-0902-0084

9. Akimova D.A., Prasolova I.A. Employee's right to wage indexation: Current issues of implementation. Trudy molodykh uchenykh Altayskogo gosudarstvennogo universiteta = Works of Young Scientists of Altai State University. 2022;(19):268-270. (In Russ.)

10. Kramskoy A.S., Yasenovskaya E.A. On legislative regulation of wage indexation. Almanakh molodykh issledovateley = Almanac of Young Researchers. 2022;(13): 181-184. (In Russ.)

11. Matyakubova A.A. Wage indexation: inter-industrial reference to terms and constructions. Vestnik Yaroslavskogo gosudarstvennogo universiteta im. P.G. Demidova. Seriya: Gumanitarnye nauki = Bulletin of the Yaroslavl State University named after P. G. Demidov. Series: Humanities. 2018;(2):68-71. (In Russ.)

12. Mokhov I.A., Mokhova S.S. Economic and legal content of wage indexation. Sotsialno-ekonomicheskoe razvitie Rossii: problemy, tendentsii, perspektivy: sb. nauch. st. 19-y mezhdunar. nauch.-prakt. konf. (g. Kursk, 25 iyunya 2020 g.). T. 4. = Socio and Economic Development of Russia: Challenges, Trends, Prospects: Collection of Scientific Articles. 19th International Scientific and Practical Conference (Kursk, June 25, 2020). Vol. 4. Kursk: Finansovyy universitet pri Pravitelstve Rossiyskoy Federatsii, Kurskiy filial, 2020:48-50. (In Russ.)

13. Smirnov S.B. Certain aspects of indexation of the minimum wage in the Russian Federation. Vestnik Ekaterininskogo instituta = Bulletin of Catherine Institute. 2021;(3): 104-112. (In Russ.)

14. Skovpen V.A., Starokozheva V.P. Establishment of the minimum wage in Russia and its origin. Vestnik Moskovskogo universiteta. Seriya 6, Ekonomika = Bulletin of Moscow University. Series 6, Economy. 2022;(6). (In Russ.)

15. Lomakina L.A. Balance of Interests in Labor Relations. Zhurnal rossiyskogo prava = Journal of Russian Law. 2021;(6):104-116. (In Russ.). doi: 10.12737/jrl.2021.077

16. Batmanova L.A. On the challenges of legal regulation of wage indexation. Aktualnye voprosypub-lichnogo prava: materialy XIX Vseros. nauch. konf. studentov i molodykh uchenykh (g. Ekaterinburg, 12-13 noyabrya 2020 g.). T. 19 = Current Issues of Public Law: Proceedings of the 19th All-Russian Scientific Conference of Students and Young Scientists (Ekaterinburg, November 12-13, 2020). Vol. 19. Ekaterinburg: Uralskiy gosudarstvennyy yuridicheskiy universitet, 2020:398-404. (In Russ.)

17. Korshunova T.Yu., Kamenskaya S.V. Reflection of constitutional and legal principles of wage regulation in decisions of the Constitutional Court of the Russian Federation. Zhurnal Rossiyskogo prava = Journal of Russian Law. 2021;(4):103-118. (In Russ.). doi: 10.12737/jrl.2021.049

18. Meleshenko N.T. On the legislative regulation of wage indexation. Vestnik Tverskogo gosudar-stvennogo universiteta. Seriya: Pravo = Bulletin of Tver State University. Series: Law. 2019;(1): 198—211. (In Russ.)

19. Abuzyarova N.A. Constitutional foundations of wages and social insurance in Russia. Zhurnal ros-siyskogoprava = Journal of Russian Law. 2016;(7): 12—19. (In Russ.). doi: 10.12737/20142

20. Diveeva N.I., Kuzmenko A.V., Lavrikova M.Yu. Wage indexation: mechanisms for implementation by employers of Art. 134 of the Labor Code of the Russian Federation. Ezhegodnik trudovogo prava = Yearbook of Labor Law. 2021;(11): 146-156. (In Russ.)

Информация об авторе / Information about the author

Э. С. Бондарева - кандидат юридических наук, доцент кафедры предпринимательского и финансового права, Байкальский государственный университет, 664011, г. Иркутск, ул. Ленина, 11; старший научный сотрудник, Федеральный исследовательский центр «Иркутский институт химии имени А. Е. Фаворского Сибирского отделения Российской академии наук», 664033, г. Иркутск, ул. Фаворского, 1.

E.S. Bondareva - Candidate of Law, Associate Professor of the Department of Business and Financial Law, Baikal State University, 11 Lenina street, Irkutsk, 664011; senior researcher, A.E. Favorsky Irkutsk Institute of Chemistry of the Siberian Branch of the Russian Academy of Sciences, 1 Favorskogo street, Irkutsk, 664033.

Автор заявляет об отсутствии конфликта интересов / The author declares no conflict of interests

Поступила в редакцию / Received 14.03.2024

Поступила после рецензирования и доработки / Revised 02.05.2024 Принята к публикации / Accepted 30.07.2024

ПУБЛИЧНО-ПРАВОВЫЕ (ГОСУДАРСТВЕННО-ПРАВОВЫЕ) НАУКИ

Научная статья УДК 34.096 EDN: GTYJAZ

doi: 10.21685/2307-9525-2024-12-3-3

ПРАВОВЫЕ ОСНОВЫ ЦИФРОВОГО УДОСТОВЕРЕНИЯ ГРАЖДАНИНА

Зухра Ильдаровна Гадыльшина1, Тимур Геннадиевич Какохо2

1 Казанский (Приволжский) федеральный университет, Казань, Россия 2Татарстанское региональное отделение Общероссийской общественной организации «Ассоциация юристов России», Казань, Россия

1Zyhra.Gadylshina@ksu.ru 2timur892@gmail .com

Аннотация. Актуальность и цели. Цифровые технологии, проникая во все сферы общественной и личной жизни, приводят к трансформации многих правовых институтов. Вход в кибер-пространство предопределен использованием специальных аутентификаторов (логин, ник, ава-тар, цифровой код и др.), при этом цифровой аутентификатор может не совпадать с данными личности, зафиксированными в документе, удостоверяющем личность гражданина. Наличие системных пробелов в правовом регулировании цифровых удостоверений обусловливает актуальность научных исследований. Основная цель - анализ правового режима цифрового удостоверения гражданина. Цель предопределила решение следующих задач: систематизировать элементы цифровизации, предусмотренные национальным проектом «Цифровая экономика»; выделить правовые особенности цифровой идентификации личности; рассмотреть основные проблемы, возникающие в силу различия цифровой идентификации и регистрации акта гражданского состояния. Материалы и методы. Эмпирическую базу исследования составили программные документы, определяющие стратегию цифрового развития Российской Федерации. Особое внимание уделено Указу Президента РФ от 7 мая 2024 г. № 309 «О национальных целях развития Российской Федерации на период до 2030 года и на перспективу до 2036 года». Результаты. Указывается, что ключевыми элементами концепции предоставления государственных и муниципальных услуг в новых условиях выступают цифровой профиль и минимизация физических документов (внедрение единственного удостоверения личности гражданина в электронной форме). Выводы. Необходимо проводить различия между электронной подписью документов и электронным документом, удостоверяющим личность. Если первый элемент имеет свое юридическое закрепление, то в отношении второго представлено официальное заявление Минцифры России о заморозке проекта в связи с санкционным давлением.

Ключевые слова: цифровизация, цифровая аутентификация, цифровое удостоверение, личность, регистрация, электронная цифровая подпись

Для цитирования: Гадыльшина З. И., Какохо Т. Г. Правовые основы цифрового удостоверения гражданина // Электронный научный журнал «Наука. Общество. Государство». 2024. Т. 12, № 3. С. 25-34. doi: 10.21685/2307-9525-2024-12-3-3 EDN: GTYJAZ

© Гадыльшина З. И., Какохо Т. Г., 2024. Контент доступен по лицензии Creative Commons Attribution 4.0 License.

PUBLIC LEGAL (STATE LEGAL) SCIENCES

Original article

LEGAL BASIS FOR A DIGITAL CITIZEN ID

Zukhra I. Gadylshina1, Timur G. Kakokho2

'Kazan (Volga Region) Federal University, Kazan, Russia 2Tatarstan Regional Branch of the All-Russian Public Organization "Association of Lawyers of Russia", Kazan, Russia 1Zyhra.Gadylshina@ksu.ru 2timur892@gmail .com

Abstract. Background. Digital technologies penetrating into all spheres of public and personal life lead to the transformation of many legal institutions. Login to cyberspace is predetermined by using special authenticators (login, nickname, avatar, digital code, etc.). In this case, the digital authenticator may not coincide with the personal data recorded in the identity document of the citizen. The presence of systemic gaps in legal regulation of digital IDs determines the relevance of research. The main goal is to analyze the legal regime of a digital citizen ID. The goal implies solving the following tasks: systematizing the elements of digitalization provided for by the national project "Digital Economy"; highlighting the legal features of digital personal identification; considering the main problems arising due to the difference between digital identification and civil registration. Materials and methods. The empirical basis of research is made up by policy documents that define the digital development strategy of the Russian Federation. Particular attention is paid to Decree of the President of the Russian Federation dated May 7, 2024 No. 309 "On the national development goals of the Russian Federation through 2030 and for the future until 2036". Results. The article indicates that the key elements of the concept of providing state and municipal services in the new context are the digital profile and the minimization of physical documents (introduction of a single citizen ID in digital form). Conclusions. Distinction should be made between an electronic signature of documents and an electronic identity document. If the first element has its legal basis, then in relation to the second element, the Ministry of Digital Development of the Russian Federation issued an official statement on freezing the project due to the sanctions pressure.

Keywords: digitalization, digital authentication, digital ID, identity, registration, electronic digital signature

For citation: Gadylshina Z.I., Kakokho T.G. Legal basis for a digital citizen ID. Elektronnyy nauch-nyy zhurnal "Nauka. Obshchestvo. Gosudarstvo" = Electronic scientific journal "Science. Society. State". 2024;12(3):25-34. (In Russ.). doi: 10.21685/2307-9525-2024-12-3-3

Цифровизация стала трендом мирового развития. Цифровые технологии, проникая во все сферы общественной жизни, не могли не затронуть и вопросы организации и деятельности органов государственной власти. Распространение инноваций и их внедрение в реальную практику достигло таких результатов, что меняются принципы коммуникаций. Одновременно происходит постоянный поиск путей повышения эффективности государства, а реагирование на меняющуюся действительность приводит к обновлению многих концепций, теорий публичного управления (в самом широком смысле этого слова) [1, c. 119].

Вопросы цифровизации неоднократно рассматривались в различных программных документах. Цифровая экономика определялась как национальный проект, в состав которого входили различные программы, ориентированные на развитие таких направлений, как цифровое

© Gadylshina Z.I., Kakokho T.G., 2024. This work is licensed under a Creative Commons Attribution 4.0 License.

государственное управление, искусственный интеллект, кадры для цифровой экономики и др. [2]. Приоритетное отношение к вопросам цифровизации нашло отражение и в Указе Президента РФ от 7 мая 2024 г. № 309 «О национальных целях развития Российской Федерации на период до 2030 года и на перспективу до 2036 года». Более того, содержательная сторона расширена за счет включения таких элементов, как цифровая безопасность, цифровая зрелость, сетевой суверенитет и др.

Конец ХХ в. ознаменовался завершением формирования идеи сервисного государства, которая активно внедряется в Российской Федерации с началом административной реформы (ее старт был дан Указами Президента РФ в 2003 г.). Органы публичной власти были нацелены на решение общих для всех граждан проблем и предоставление услуг, что можно рассматривать как кардинальный перелом для Российской Федерации в вопросах взаимодействия государства, общества, личности. Одновременно это стало проявлением значимого посыла, заложенного в Основах конституционного строя (ст. 2 Конституции РФ), что именно человек, его права и свободы являются высшей ценностью.

Продолжением реформы стало принятие Федерального закона от 27 июля 2010 г. № 210-ФЗ «Об организации предоставления государственных и муниципальных услуг». Этому предшествовало закрепление в Указе Президента РФ от 9 марта 2004 г. № 314 «О системе и структуре федеральных органов исполнительной власти» специальной функции по оказанию государственных услуг [3, c. 10]. Последующая настройка всего механизма (создание многофункциональных центров, компьютеризация органов власти, продвижение административных регламентов и многое другое) выстраивалась вокруг базового посыла: государство - сервис по предоставлению публичных услуг [4, c. 104]. Необходимо также отметить, что в настоящее время концепт сервисного государства утратил некоторые идеологические аспекты, которые ранее приписывались ему. Это было связано с тем, что сервисный подход ассоциировался с теорией либертарианства. Сейчас основной акцент направлен на оказание публичных услуг и создание комфортных отношений государства и личности [5, c. 113].

Цифровая революция внесла свои коррективы и в этот процесс. Ни одно государство не может оставаться в стороне, поскольку прогресс и инновации диктуют свои условия. Эта тенденция отмечается практически во всех странах мира. Российская Федерация не является исключением. Попыткой преломления такой ситуации стала концепция «сервисное государство 2.0», направленная на изменение основ государственного устройства (без изменений политической основы), которое и так происходит в силу объективных причин.

«Государство 2.0» реализуется на принципах, которые коррелируют с концептом сервисного государства, а именно: партисипативность, переход от статического понимания электронного правительства к активным технологиям, проактивность государственных информационных ресурсов, открытость, обусловленность цифровой трансформацией, прямая связь с развитием цифровой экономики, зависимость от технологического уклада. Это обусловливает необходимость принятия различных федеральных законов. Так, уже высказывалась идея о разработке и принятии Федерального закона «Об электронном правительстве». Сам термин «электронное правительство» активно используется в различных российских нормативных актах. В то же время внесение соответствующего проекта до сих пор откладывается, и его принятие в ближайшем будущем не планируется [6, c. 7].

Концепт «сервисное государство 2.0» нельзя рассматривать в отрыве от новых управленческих подходов в организации публичной власти. Юридическая наука стремительно развивается, представляя различные учения, которые имеют прямое пересечение с «сервисным государством 2.0». Приведем только базовые (многие из них получили свое международное подтверждение, в том числе в программных документах ООН):

- упомянутые выше «электронное правительство» и «государство 2.0»;

- открытое правительство;

- умный город;

- Э-демократия;

- Государство как платформа и Государство - архитектор выбора;

- хорошее управление [7, 8].

Даже этот перечень указывает на то, что государство активно ищет свое место в меняющемся под влиянием цифровых технологий мире. Ситуация обостряется тем, что конкуренция между организациями частного права стала сопровождаться конкуренцией государств (так называемая конкуренция юрисдикций), когда основные технологические гиганты могут выбирать национальный режим, который в большей мере соответствует их основному роду деятельности. Данный фактор оказывает значительное воздействие на все аспекты организации власти, заставляя государства меняться, чтобы предложить «лучшую» юрисдикцию корпорациям, которые способны обеспечить экономическое благосостояние, его рост и развитие. В то же время именно в этом сегменте активизировались различные угрозы, имеющие весьма специфический характер, благодаря чему они получили название - гибридные угрозы. Их суть заключается в том, что при общей положительной направленности они способны наносить косвенный ущерб, который может в значительной степени превалировать над позитивными результатами [9, с. 19]. Борьба юрисдикций может представлять собой пример гибридной войны: вовлечение в свое национальное правовое поле транснациональных корпораций (например, гигантов интернет-индустрии) может привести к экономическому упадку других стран, становящихся лишь потребителями цифровых услуг (иными словами, пассивными участниками всех преобразований) [10].

«Сервисное государство 2.0» получает свое развитие по шести ключевым направлениям:

- суперсервисы;

- цифровой профиль;

- единый фронт;

- единый транспорт;

- единая модель данных;

- единая платформа услуг и сервисов.

Однако все эти направления нельзя рассматривать как независимые, вне анализа общих условий, без формирования которых невозможно будет достигнуть позитивного результата. В частности, любая цифровая трансформация в организации публичной власти не может считаться завершенной вне внедрения электронных документов гражданина, позволяющих ему в упрощенной форме пройти идентификацию в онлайн-режиме как для взаимодействия с органами власти и управления, так и для получения различных услуг (что снижает уровень онлайн-преступлений и ускоряет становление цифровой экономики). Многие страны апробировали различные модели электронного документа - ID Card (как правило, это пластиковый документ с встроенным чипом, где хранятся электронные ключи, с помощью которых владелец может подписывать цифровые документы на основе криптографии с открытым ключом). Законом устанавливается эквивалентность криптографической и собственноручной подписей. В ряде стран переход на электронные удостоверения личности сопровождается отказом от традиционных документов.

Есть и упрощенные формы Mobil-ID (предоставляются операторами мобильной связи) и Web eID (предоставляются провайдерами интернет-связи).

Электронная идентификация является условием входа в онлайн-пространство. Предъявление «бумажного» документа невозможно в силу технологических особенностей. Это означает, что цифровой аутентификатор может совпадать с теми данными, которые заявлены в официальных документах, но может и отличаться. К тому же такие аутентификаторы, как ник, логин, цифровой код, по своим техническим параметрам не тождественны документу, удостоверяющему личность. Сложности возникают еще и в силу того, что право на имя выступает гражданским личным неимущественным правом, предусмотренным ч. 1 ст. 19 Гражданского кодекса РФ: «Гражданин приобретает и осуществляет права и обязанности под своим именем, включающим фамилию и собственно имя, а также отчество, если иное не вытекает из закона или национального обычая»1. Право на имя закрепляется ст. 58 Семейного

1 Гражданский кодекс Российской Федерации (часть первая) от 30 ноября 1994 г. № 51-ФЗ (ред. от 11 марта 2024 г.) // Правовой сервер КонсультантПлюс. URL: https://www.consultant.ru/document/cons_doc_LAW_5142/ df6b898b8d62608dbdb357f3108f49a90b9e3a69 (дата обращения: 01.06.2024).

кодекса РФ. Оно не распространяется на цифровые аутентификаторы, хотя благодаря им происходит индивидуализация личности в кибермире.

В индивидуализации личности участвует также государство, которое регистрирует соответствующие акты гражданского состояния. Рождение ребенка (появление нового субъекта правоотношений) фиксируется в правовом поле в соответствии с Федеральным законом от 15 ноября 1997 г. № 143-ФЗ «Об актах гражданского состояния». Регистрация актов гражданского состояния - монополия государства, присвоение цифровых аутентификаторов носит децентрализованный характер, практически не контролируется государством.

Трансформация идентификации личности стала нарастать в силу стремительного развития цифровых технологий. Первичный этап связан с появлением электронных документов -ID Card. Различные модели проходят свою апробацию в странах Европейского союза. В частности, в Эстонии - это ID-kaart, представляющий собой пластиковый документ с встроенным чипом. Помимо юридического закрепления эквивалентности цифровой и собственноручной подписей устанавливаются жесткие гарантии кибербезопасности, обеспечивающие защиту ID-kaart от постороннего вмешательства1. Оригинальность документа заключается еще и в том, что он может наполняться различными персональными данными, что может значительно расширить его функциональные возможности. Помимо ID-kaart в Эстонии предусматривается использование Mobiil-ID, оформление которого происходит операторами мобильной связи, что дает возможность скреплять документы цифровой подписью с помощью специального мобильного приложения. Это позволяет участвовать в гражданском обороте через смартфон, возможности ID-kaart ограничены входом через стационарный компьютер.

Необходимо учитывать, что на территории Евросоюза происходит унификация электронных документов, признаваемых на территории Сообщества. Это связано также с созданием защитных механизмов от подделки и мошенничества. Был принят Регламент (ЕС) Европейского Парламента и Совета от 20 июня 2019 г. № 2019/1157 «Об усилении защиты удостоверений личности граждан Союза и документов о проживании, выдаваемых гражданам Союза и членам их семей, осуществляющим право на свободное передвижение»2. Регламент предполагает поэтапный полный отказ от всех видов классических удостоверений личности. Переход на электронные документы планируется завершить к концу 2026 г.

Одновременно с официальными электронными документами в ряде стран присутствует практика выдачи аналогичных документов коммерческими организациями (банковские, страховые организации, операторы телекоммуникационных услуг и др.), которые в силу их распространения признаются государством для осуществления взаимодействия с органами публичной власти. В качестве примера приводится опыт Швеции, где действует такой электронный документ, как BanklD, первоначально внедренный консорциумом негосударственных банков для улучшения обмена информацией при оказании банковских услуг3. Поскольку BankID применяется практически всеми гражданами Швеции, он стал основным инструментом взаимодействия с органами публичной власти. Опыт был воспринят, сейчас в Швеции используется еще и Telia electronic ID, предоставляемый телефонной компанией Telia. Причем этот цифровой идентификатор можно получить и через Налоговую службу4.

BankID - успешный эксперимент, к которому присматриваются во многих странах мира, поскольку он позволяет создать параллельную систему цифровой идентификации. Государство получает готовый цифровой продукт, который оно уже использует не как его оператор,

1 Isikut toendavate dokumentide seadus // Riigi Teataja : website. URL: https://www.riigiteataja.ee/akt/742623 (дата обращения: 01.06.2024).

2 Regulation (EU) 2019/1157 of the European Parliament and of the Council of 20 June 2019 on strengthening the security of identity cards of Union citizens and of residence documents issued to Union citizens and their family members exercising their right of free movement // EUR-Lex : website. URL: https://eur-lex.europa.eu/eli/reg/2019/1157/oj (дата обращения: 01.06.2024).

3 BankID and Swedish e-ID // BankID : website. URL: https://www.bankid.com/en/juridik-och-regelverk (дата обращения: 01.06.2024).

4 Logga in med mobilt BankID pa Mitt Telia // Telia : website. URL: https://www.telia.se/privat/support/info/logga-in-med-bankid-och-eleg-pa-mitt-telia (дата обращения: 01.06.2024).

а как его потребитель. В этом случае государство, хотя и обладает возможностями регулятора, в рамках операционной системы становится зависимым от операторов связи, консорциума банковских организаций, владельцев сетей, иных субъектов, которые являются основными модераторами цифрового идентификатора [11]. Есть и еще одна зависимость - от технологических корпораций, которые создают криптографические решения цифровой идентификации. При введении юридических правил в любом случае будет устанавливаться возможность их технологического разрешения, которое реализуется (если посмотреть на глобальный рынок) весьма незначительным числом корпораций. Государство не может действовать самостоятельно (как это происходило при введении стандартных удостоверений личности) [12].

Банковские организации пытаются играть активную роль в данном процессе. Исходя из этого, происходит расширение комплекса услуг, которые может предоставлять банк. Если ранее считалось, что его основная функция - осуществление кредитно-денежных операций, то сейчас используется концепт «банк как универмаг». В этом векторе активно действует российский Сбербанк. Его давно уже обвиняют в продвижении «непрофильных активов», но именно такой подход позволяет охватить наибольшее число потребителей, тем самым вовлекая их в свое (контролируемое) цифровое пространство. Вполне логичны такие продукты Сбербанка России, как СберМаркет - доставка продуктов на дом; маркетплейс СберМега-маркет; Сбер Еаптека - доставка лекарственных препаратов; 2ГИС - картография и др. Кроме того, тенденция имеет свои последствия: с 2017 г. именно на базе отделений Сбербанка в некоторых населенных пунктах открыты специализированные представительства «Сбер-МФЦ».

Внедрение электронных паспортов предлагалось еще в 2008 г. Тогда реформа активно поддерживалась Центральным банком России. Предполагалось, что цифровое удостоверение будет совмещено с пластиковой банковской картой. Согласование происходило как на межведомственном уровне, так и на различных совещаниях в субъектах Российской Федерации. В средствах массовой информации озвучивалось объявление Министерства внутренних дел РФ о запуске эксперимента, но конкретная дата так и не была определена. 16 июня 2022 г., во время проведения Петербургского международного экономического форума, Министерство цифрового развития, связи и массовых коммуникаций РФ официально сделало заявление о заморозке проекта выдачи гражданам России электронных паспортов на неопределенный срок1. Данная позиция объяснялась санкционным давлением, выразившимся в ограничении допуска к определенным цифровым технологиям.

Электронный документ, удостоверяющий личность, следует отличать от электронной подписи, правовой режим которой в Российской Федерации регулируется Федеральным законом от 6 апреля 2011 г. № 63-Ф3 «Об электронной подписи». Электронная подпись (ЭЦП) позволяет определять лицо, подписывающее официальную информацию. Она активно используется в коммерческом обороте, а также при предоставлении государственных и муниципальных услуг, в процессе взаимодействия с органами публичной власти. Например, ЭЦП активно применяется при электронных торгах [13, 14], при сдаче налоговых документов [15], в нотариальном производстве [16]. Однако электронная подпись присоединена к электронному документу, является его составной частью [17]. Сейчас развитие цифровых технологий позволяет строить отношения вне документооборота, но при этом возникает проблема аутентификации стороны. Это связано не только с защитой граждан от различных преступных посягательств (где кибермошенничество - лишь один из негативных сценариев), но и с получением доступа к возможным онлайн-сервисам. В таких отношениях электронный документ с ЭЦП не требуется. Более того, подключение к сервисам невозможно технически, если его обусловить вовлечением в процесс аутентификации ЭЦП. Это обстоятельство актуализирует востребованность электронных документов. К тому же появляются виды таких

1 Минцифры подтвердило заморозку проекта цифровых паспортов // РИА : сайт. URL: https://ria.ru/ 20220617/pasport-1795960800.html (дата обращения: 01.06.2024).

документов, в частности адаптированные к мобильным устройствам и различным гаджетам. Электронный документ является условием появления полноценного цифрового профиля.

Выдачу (в любой точке мира) цифровых удостоверений личности осуществляет компания «Bitnation»1, предоставляющая широкий спектр услуг блокчейн. Идеология компании строится на внедрении крайнего либерализма в систему межличностного взаимодействия, в которой государству (как форме социального общежития) отведена минимальная роль. Цифровые удостоверения личности не имеют юридической связи с каким-либо государством. Создатель и идейный вдохновитель «Bitnation» Сюзанна Тарковски Темпельхоф считает, что цифровизация изменит все общественные устои. Государство в классическом понимании прекратит свое существование, а общественные отношения будут регулироваться различными автономными образованиями (по принципу сетевого управления).

Следует отметить, что выдача цифровых удостоверений получила распространение во время миграционного кризиса в Европе в 2015 г. Значительная часть мигрантов прибывала без каких-либо документов (зачастую их уничтожение являлось условием переправки в Европу), что усложняло не только процесс их идентификации, но и элементарные вопросы оказания первичной помощи. Появление же цифрового идентификатора, генерирующего QR-код, который мог размещаться в мобильном телефоне, позволяло получить дебетовую карту Visa. К тому же в блокчейн можно было распространить информацию о членах своей семьи, что упрощало их поиск на просторах Европейского континента. Поскольку на дебетовую карту средства переводились в криптовалюте, полученную помощь можно было тратить как в обычной системе платежей, так и с использованием блокчейн-технологии2. В то же время вовлечение в процесс принятия управленческих решений таких технологий, созданных негосударственной организацией и при этом прямо пропагандирующих отказ от централизованной власти, может иметь далеко идущие негативные последствия для органов государства. Конечная цель «Bitnation» (согласно программным заявлениям) состоит в том, чтобы необязательные виртуальные сети заменили традиционную модель национального государства, демонтировав границы, создав новый мир3. Первые цифровые нации в виртуальном мире уже созданы4.

Таким образом, ключевыми элементами концепции предоставления государственных и муниципальных услуг в новых условиях выступают цифровой профиль и минимизация физических документов (внедрение единственного удостоверения личности гражданина в электронной форме). Страны с развитой цифровой экономикой апробировали различные модели электронного документа - ID Card. Анализ зарубежного опыта показал, что законом устанавливается эквивалентность криптографической и собственноручной подписей. Электронный документ имеет срок действия (как правило, пять лет). Закрепляется полный отказ от иных документов, удостоверяющих личность. Предусматриваются также Mobil-ID (предоставляются операторами мобильной связи) и система цифровой идентификации - Web eID (закрепляется возможность подключения в сеть со стационарного персонального компьютера). Все указанные документы могут использоваться при подключении к определенным он-лайн-сервисам, требующим подтверждения личности, а также для получения услуг от органов государства и иного взаимодействия с органами власти.

Необходимо проводить различия между электронной подписью документов и электронным документом, удостоверяющим личность. Если первый элемент имеет свое юридическое закрепление, то в отношении второго представлено официальное заявление Минциф-ры России о заморозке проекта в связи с санкционным давлением. Это заметным образом

1 Bitnation // Bitnation : website. URL: https://tse.bitnation.co/ (дата обращения: 01.06.2024).

2 Allison I. Decentralised government project Bitnation offers refugees blockchain IDs and bitcoin debit cards // International Business Times : website. URL: https://www.ibtimes.co.uk/decentralised-government-project-bitnation-offers-refugees-blockchain-ids-bitcoin-debit-cards-1526547 (дата обращения: 01.06.2024).

3 BITNATION-Constitution // Bit-Nation : website. URL: https://github.com/Bit-Nation/BITNATION-Constitution (дата обращения: 01.06.2024).

4 Souli S. I Became a Citizen of Bitnation, a Blockchain-Powered Virtual Nation. Now What? // VICE : website. URL: https://www.vice.com/en/article/xyg5x7/bitnation-or-bust (дата обращения: 01.06.2024).

будет способствовать отставанию российской экономики (и многих иных аспектов общественной жизни) от общего вектора мирового развития.

Применение технологии блокчейн в качестве эксперимента в период европейского миграционного кризиса в 2015 г. показало возможность оперативного использования распределенных реестров для идентификации значительного числа граждан при массовой утрате документов, удостоверяющих личность [18, 19]. Объединение личной информации, актов регистрации гражданского состояния и доступа к банковским услугам упростило оказание государственной помощи в условиях развития экстраординарной ситуации. Таким образом, подобный опыт использования технологии блокчейн может быть воспринят российской правовой системой [20], тем более что именно эта инновация стала активно применяться при формировании различных государственных реестров. Особый функционал блокчейн позволяет эффективно устанавливать системы кибербезопасности, а значит, предотвращает возможные утечки персональных данных, несанкционированные вмешательства, мошеннические действия.

Список литературы

1. Кабытов П. П., Стародубова О. Е. Влияние цифровизации на реализацию полномочий органов исполнительной власти // Журнал российского права. 2020. № 11. С. 113-126. doi: 10.12737/jrl.2020.136 EDN: HJECYR

2. Экономическое право : учебник / Н. С. Бондарь, Р. В. Амелин, Д. И. Артемова, Д. С. Велие-ва [и др.] ; под науч. ред. Н. С. Бондаря. М. : Проспект, 2021. 352 с. doi: 10.31085/97853923367912021-352 EDN: IYMONQ

3. Киселева Н. В. Социальные услуги и государственные (муниципальные) услуги в социальной сфере: законодательное определение и соотношение // Государственная власть и местное самоуправление. 2023. № 2. С. 8-12. doi: 10.18572/1813-1247-2023-2-8-12 EDN: HNHJGM

4. Терещенко Л. К. Государственные и муниципальные услуги: проблемы правоприменения // Журнал российского права. 2018. № 10 (262). С. 101-110. EDN: VKJAUO

5. Терещенко Л. К. Реестровая модель оказания государственных и муниципальных услуг // Журнал российского права. 2021. Т. 25, № 7. С. 110-120. doi: 10.12737/jrl.2021.090 EDN: WZHDXY

6. Романовская О. В. Публично-правовые аспекты теории сервисного государства // Гражданин и право. 2018. № 10. С. 3-14. EDN: YOCRJJ

7. Kumari T. R. Human Rights and Good Governance // International Research Journal of Management Science & Technology. 2017. Vol. 8, № 1. Р. 301-308. doi: 10.32804/IRJMST

8. Кравец И. А. «Господство права» и «благое управление» как конституционные ценности в публичной сфере и государственном управлении // Журнал российского права. 2019. № 12. С. 38-58. doi: 10.12737/jrl.2019.12.4 EDN: ZCNMKW

9. Права человека и безопасность в современном мире: гибридные угрозы и новые вызовы / Аверьянова Н. Н., Велиева Д. С., Капитонова Е. А. [и др.]. М. : Проспект, 2021. 152 с. EDN: QPDDNB

10. Права человека и гибридные войны : монография / А. В. Басова, Д. С. Велиева, Е.А. Капитонова [и др.]. М. : Проспект, 2023. 184 с. EDN: OYPXAR

11. Husz O. Bank Identity: Banks, ID Cards, and the Emergence of a Financial Identification Society in Sweden // Enterprise & Society. 2018. Vol. 19, № 2. P. 1-39. doi: 10.1017/ eso.2017.43

12. Lyon D. Surveillance society: Monitoring everyday life. Buckingham [England] ; Philadelphia : Open University Press, 2002. 189 р.

13. Федорова Ю. А., Вдовиченко П. В. Совершение сделки с помощью электронных и иных технических средств // Цивилист. 2022. № 2 (38). С. 32-36. EDN: FJISOT

14. Хидиров Г. Реформа электронной подписи и ее значение для участников контрактной системы // Прогосзаказ.рф. 2021. № 12. С. 32-43.

15. Анисина К. Т. Некоторые аспекты функционирования электронного документооборота в налоговых правоотношениях // Финансовое право. 2022. № 7. С. 17-22. doi: 10.18572/1813-1220-20227-17-22 EDN: BMMMTT

16. Стародумова С. Ю. Нотариальное удостоверение односторонних сделок в онлайн-режиме // Нотариус. 2022. № 5. С. 42-45. doi: 10.18572/1813-1204-2022-5-42-45 EDN: BVELRM

17. Лихачева Е. Ю. Электронная подпись: опыт использования // Вестник Университета прокуратуры Российской Федерации. 2022. № 3 (89). С. 81-87. EDN: UCMJIV

18. Фролова Е. Е., Купчина Е. В. Цифровые инструменты защиты прав на интеллектуальную собственность: на примере блокчейна и искусственного интеллекта // Вестник Пермского университета. Юридические науки. 2023. № 61. С. 479-498. doi: 10.17072/1995-4190-2023-61-479-498 EDN: FWYEIP

19. Родикова В. А. Блокчейн «в законе»: перспективы легального использования технологии в процессе сбора, хранения и обработки персональных данных граждан РФ // Право и экономика. 2023. № 5 (423). С. 39-48. EDN: RBCVAH

20. Родикова В. А. Блокчейн-технологии и персональные данные граждан: перспективы правового регулирования // Российская юстиция. 2023. № 5. С. 72-80. doi: 10.52433/01316761_2023_05_72 EDN: LWDYHY

References

1. Kabytov P.P., Starodubova O.E. Impact of digitalization on implementing powers of executive authorities. Zhurnal rossiyskogo prava = Journal of Russian Law. 2020;(11): 113-126. (In Russ.). doi: 10.12737/jrl.2020.136

2. Bondar N.S., Amelin R.V., Artemova D.I., Velieva D.S. et al. Ekonomicheskoe pravo: uchebnik = Economic law: Textbook. Moscow: Prospekt, 2021:352. (In Russ.)doi: 10.31085/9785392336791-2021-352

3. Kiseleva N.V. Social services and state (municipal) services in social sphere: Legislative definition and correlation. Gosudarstvennaya vlast i mestnoe samoupravlenie = State Power and Local Self-Government. 2023;(2):8-12. (In Russ.). doi: 10.18572/1813-1247-2023-2-8-12

4. Tereshchenko L.K. State and Municipal Services: Problems of Law Enforcement. Zhurnal rossiyskogo prava = Journal of Russian Law. 2018;(10): 101-110. (In Russ.)

5. Tereshchenko L.K. Registry model for the provision of state and municipal services. Zhurnal rossiyskogo prava = Journal of Russian Law. 2021;25(7):110-120. (In Russ.). doi: 10.12737/jrl.2021.090

6. Romanovskaya O.V. Public law aspects of the service state theory. Grazhdanin i parvo = Citizen and Law. 2018;(10):3-14. (In Russ.)

7. Kumari T.R. Human Rights and Good Governance. International Research Journal of Management Science & Technology. 2017;8(1):301-308. doi: 10.32804/IRJMST

8. Kravets I.A. "The Rule of Law" and "Good Governance" as constitutional values in the public sphere and public administration. Zhurnal rossiyskogo prava = Journal of Russian Law. 2019;(12):38-58. (In Russ.). doi: 10.12737/jrl.2019.12.4

9. Aver'yanova N.N., Velieva D.S., Kapitonova E.A. et al. Prava cheloveka i bezopasnost v sov-remennom mire: gibridnye ugrozy i novye vyzovy = Human rights and security in the modern world: Hybrid threats and new challenges. Moscow: Prospekt, 2021:152. (In Russ.)

10. Basova A.V., Velieva D.S., Kapitonova E.A. et al. Prava cheloveka i gibridnye voyny: mono-grafiya = Human rights and hybrid wars: Monograph. Moscow: Prospekt, 2023:184. (In Russ.)

11. Husz O. Bank Identity: Banks, ID Cards, and the Emergence of a Financial Identification Society in Sweden. Enterprise & Society. 2018;19(2):1-39. doi: 10.1017/ eso.2017.43

12. Lyon D. Surveillance society: Monitoring everyday life. Buckingham [England]; Philadelphia: Open University Press, 2002:189.

13. Fedorova Yu.A., Vdovichenko P.V. Conclusion of a transaction using electronic and other technical means. Tsivilist = Civilist. 2022;(2):32-36. (In Russ.)

14. Khidirov G. Reform of electronic signature and its importance for contract system participants. Progoszakaz.rf. 2021;(12):32-43. (In Russ.)

15. Anisina K.T. Some aspects of functioning of electronic document management in tax legal relations. Finansovoe parvo = Financial Law. 2022;(7):17-22. (In Russ.). doi: 10.18572/1813-1220-2022-7-17-22

16. Starodumova S.Yu. Notarial certification of unilateral transactions online. Notarius = Notary. 2022;(5):42-45. (In Russ.). doi: 10.18572/1813-1204-2022-5-42-45

17. Likhacheva E.Yu. Electronic signature: Practice of using. Vestnik Universiteta prokuratury Ros-siyskoy Federatsii = Bulletin of the University of the Prosecutor's Office of the Russian Federation. 2022;(3):81-87. (In Russ.)

18. Frolova E.E., Kupchina E.V. Digital tools for protecting intellectual property rights: Using block-chain and artificial intelligence as an example. VestnikPermskogo universiteta. Yuridicheskie nauki = Bulletin of Perm University. Legal Sciences. 2023;(61):479-498. (In Russ.). doi: 10.17072/1995-4190-2023-61479-498

19. Rodikova V.A. "Code-bound" blockchain: Prospects for legal use of technology in the process of collecting, storing and processing personal data of citizens of the Russian Federation. Pravo i ekonomika = Law and Economy. 2023;(5):39—48. (In Russ.)

20. Rodikova V.A. Blockchain technologies and personal data of citizens: Prospects for legal regulation. Rossiyskayayustitsiya = Russian Justice. 2023;(5):72-80. (In Russ.). doi: 10.52433/01316761_2023_05_72

Информация об авторах / Information about the authors

З. И. Гадыльшина - кандидат юридических наук, доцент, доцент кафедры конституционного и административного права, Казанский (Приволжский) федеральный университет, 420008, г. Казань, ул. Кремлевская, 18.

Т. Г. Какохо - Председатель Исполнительного комитета, Татарстанское региональное отделение Общероссийской общественной организации «Ассоциация юристов России», 420021, г. Казань, ул. Каюма Насыри, 28.

Z.I. Gadylshina - Candidate of Law, Associate Professor, Associate Professor of the Department of Constitutional and Administrative Law, Kazan (Volga Region) Federal University, 18 Kremlyovskaya street, Kazan, 420008.

T.G. Kakokho - Chairman of the Executive Committee, Tatarstan Regional Branch of the All-Russian Public Organization "Association of Lawyers of Russia", 28 Kayuma Nasyri street, Kazan, 420021.

Авторы заявляют об отсутствии конфликта интересов / The authors declare no conflict of interests

Поступила в редакцию / Received 05.06.2024

Поступила после рецензирования и доработки / Revised 01.07.2024 Принята к публикации / Accepted 30.07.2024

ПУБЛИЧНО-ПРАВОВЫЕ (ГОСУДАРСТВЕННО-ПРАВОВЫЕ) НАУКИ

Научная статья УДК 342.3 EDN: WHDVUN

doi: 10.21685/2307-9525-2024-12-3-4

ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И ЕЕ ВЛИЯНИЕ НА ПУБЛИЧНО-ПРАВОВОЕ ПОНЯТИЕ И ГЕНЕЗИС ГОСУДАРСТВЕННОГО СУВЕРЕНИТЕТА

Анастасия Дмитриевна Гнедь

Пензенский государственный университет, Пенза, Россия a191199@gmail.com

Аннотация. Актуальность и цели. В последние годы в связи с резким ростом международной напряженности и наличием военных конфликтов на фоне третьей волны глобализации наблюдается тенденция к укреплению государственного суверенитета. В этой связи появление данной публикации, целью которой является исследование влияния глобализации на генезис и публично-правовое понятие государственного суверенитета, представляется весьма актуальным. Материалы и методы. Материалами послужили научные работы отечественных и зарубежных авторов по теме исследования, законодательные акты различных государств, международные договоры и соглашения. В процессе работы использовались сочетание диалектического, системного, исторического анализа с последующим синтезом, а также историко-правовой анализ. Результаты. В процессе глобализации отмечено три волны: 1) 1870-1914; 2) 1950-1980; 3) началась после ликвидации биполярного мира (1991) и длится по настоящее время. Первая волна глобализации практически не повлияла на государственный суверенитет. Вторая положила начало его трансформации, а третья привела к размыванию понятия государственного суверенитета вплоть до заключения международных соглашений, разрешающих «гуманитарную интервенцию». В последнее время отмечается тенденция к укреплению государственного суверенитета и возвращение его определения к классическим канонам. Выводы. В настоящее время на фоне резкого возрастания международной напряженности и военных конфликтов наиболее экономически развитые страны мира стремятся к укреплению собственного государственного суверенитета; появился новый и чрезвычайно важный в условиях конфронтации аспект государственного суверенитета - цифровой суверенитет; отмечается тенденция к возвращению публично-правового понятия государственного суверенитета к классическим канонам.

Ключевые слова: глобализация, государственный суверенитет, публично-правовое понятие, трансформация, генезис

Для цитирования: Гнедь А. Д. Глобализация и ее влияние на публично-правовое понятие и генезис государственного суверенитета // Электронный научный журнал «Наука. Общество. Государство». 2024. Т. 12, № 3. С. 35-43. doi: 10.21685/2307-9525-2024-12-3-4 EDN: WHDVUN

PUBLIC LEGAL (STATE LEGAL) SCIENCES

Original article

GLOBALIZATION AND ITS IMPACT ON THE PUBLIC LEGAL CONCEPT AND GENESIS OF STATE SOVEREIGNTY

Anastasia D. Gned

Penza State University, Penza, Russia a191199@gmail.com

Abstract. Background. In recent years, due to the upsurge in international tensions and the presence of military conflicts against the background of the third wave of globalization, state sovereignty tends to strengthen. In this regard, the article, which aims at studying the impact of globalization on the genesis and public legal concept of state sovereignty, seems very relevant. Materials and methods. The materials for this article are scientific works of Russian and foreign authors on the topic under study, legislative acts of various countries, international treaties and agreements. In the process of study the author combines the dialectical, systemic, historical analysis with subsequent synthesis, as well as historical and legal analysis. Results. In the process of globalization there are three waves: 1) 1870-1914; 2) 1950-1980; 3) began after the end of the bipolar world (1991) and lasts to the present day. The first wave of globalization virtually did not affect state sovereignty. The second wave initiated its transformation, and the third one led to the dilution of the concept of state sovereignty up to the conclusion of international agreements authorizing "humanitarian intervention". Nowadays, due to the increasing international tensions and military conflicts, despite the ongoing globalization, there is a tendency to strengthening state sovereignty and returning its public legal concept to the classical canons. Conclusions. At present, against the backdrop of the upsurge in international tensions and military conflicts, the most economically developed countries in the world are striving to reinforce their state sovereignty. A new and extremely important aspect of state sovereignty in the context of confrontation has emerged, namely digital sovereignty. The trend towards returning the public-law concept of state sovereignty to classical canons is detected.

Keywords: globalization, state sovereignty, public legal concept, transformation, genesis

For citation: Gned A.D. Globalization and its impact on the public legal concept and genesis of state sovereignty. Elektronnyy nauchnyy zhurnal "Nauka. Obshchestvo. Gosudarstvo" = Electronic scientific journal "Science. Society. State". 2024;12(3):35-43. (In Russ.). doi: 10.21685/2307-9525-2024-12-3-4

В последнее десятилетие прогрессирование процессов глобализации и информатизации привело к изменению и трансформации государственного суверенитета и его публично-правового определения от классического, представляющего его абсолютным, до теорий, определяющих государственный суверенитет как изжившее себя понятие, ненужное в современном мире [1].

В то же время в результате глобализации, информатизации и цифровизации появился новый, весьма важный в современной международной обстановке аспект государственного суверенитета - цифровой суверенитет [2], которому посвящено проводимое нами научное исследование. В его рамках представляется необходимым и весьма актуальным изучение процесса глобализации и его влияния на государственный суверенитет [3], что и является целью данной публикации. Для достижения данной цели поставлены следующие задачи:

1) изучить понятие и исторические аспекты возникновения и развития процесса глобализации;

2) представить краткий исторический экскурс развития публично-правового понятия государственного суверенитета;

3) проанализировать влияние глобализации на генезис и публично-правовое понятие государственного суверенитета.

Материалами для данной статьи послужили научные работы отечественных и зарубежных авторов по теме исследования, законодательные акты различных государств, международные договоры и соглашения. В процессе работы использовались как общенаучные методы - сочетание диалектического, системного, исторического, структурного, функционального анализа с последующим синтезом, так и юридические - формально-юридический, историко-правовой, сравнительно-правовой анализ.

Международный валютный фонд дал свое определение глобализации: это растущая экономическая взаимозависимость стран всего мира в результате возрастающего объема и разнообразия международных сделок с товарами, услугами и мировых потоков капитала, а также благодаря все более быстрой и широкой диффузии технологий. В принципе глобализация экономики - это постепенное превращение хозяйства различных стран мира в общий рынок капитала, услуг, знаний, товаров, рабочей силы, отличающийся чрезвычайно сложным комплексом общения и взаимодействий между государствами, предприятиями, физическими лицами, институтами, требующий упрощения трансграничных перемещений [4]. В определенной степени этот процесс существовал и несколько тысячелетий назад, но лишь в зачаточном состоянии. Постепенно развиваясь, на рубеже XIX-XX вв. глобализация стала заметной, экспортная квота в ведущих странах мира в 1913 г. достигла 13 % против 5 % в 1850 г. В частности, в России иностранная доля акционерного капитала составляла более одной трети. В это время ученые-экономисты стали писать об интернационализации и образовании мирового хозяйства [5]. В процессе глобализации отмечено три волны. Первая волна началась в 1870 г. и длилась до 1914 г. Причиной ее считают прогресс в области транспорта (развитие автомобильного сообщения, железной дороги, а также снижение торговых пошлин). За это время доля экспортных доходов возросла в 2 раза и достигла 8 %. Была отмечена массовая миграция - более 10 % мирового населения сменили место жительства в поисках более высокооплачиваемой работы. Из стран Европы в Северную Америку переехали около 60 млн человек. Из Китая и Индии, стран с наиболее высокой плотностью населения, люди переезжали в Бирму, Таиланд и Вьетнам. Окончание Первой мировой войны совпало с приостановлением мирового экономического роста. В послевоенное время появились тенденции, противоположные глобализации. Началась эра протекционизма, появились тарифы и высокие таможенные пошлины, доходы от экспорта снизились до уровня 1870 г.

Вторая волна глобализации началась через несколько лет после окончания Второй мировой войны и продолжалась примерно с 1950 до 1980 г. Вторая волна была связана с либерализацией торговли между странами Европы, Северной Америки и Японией. В то же время многие развивающиеся страны оказались вне этого торгового бума и интеграционной волны. Интересно высказанное одним из руководителей Всемирного банка Д. Долларом сравнение глобализации со скорым поездом, который останавливается лишь на крупных станциях со специально оборудованными платформами. Под такими платформами имелись в виду определенные требования к уровню страны. Это достаточная инфраструктура - дорожная и железнодорожная сеть, порты, таможенные терминалы; для обеспечения прав потенциальных стран-инвесторов и экспортеров необходимо верховенство закона, наличие в стране представительств международных организаций, Всемирного банка, а также иных неправительственных организаций. Отсутствие в стране стабильного правительства, высокий уровень коррумпированности и преступности делают ее участие в процессе глобальной интеграции невозможным. После ликвидации биполярного мира человечество вступило в эру третьей волны глобализации, которая намного интенсивнее предыдущих двух. Многие экономисты считают, что общемировая глобализация экономики - единственный путь к решению

возникших к концу ХХ в. в связи с резким увеличением численности населения и бурным техническим прогрессом общемировых проблем - экологической, демографической, энергетической, продовольственной, а также проблем бедности и нищеты в большинстве стран мира [6].

Процесс глобализации с самого своего начала сопровождается серьезными трудностями и противоречиями. В первую очередь, это противоречия между экономически развитыми странами (так называемый золотой миллиард), получающими от глобализации наибольший экономический эффект, и между развивающимися странами. Так, если в первой группе стран в период всех трех волн глобализации (с 1820 г. по настоящее время) средний объем валового национального продукта (ВНП) на душу населения вырос более чем в 21 раз, то в остальных странах мира лишь в 5,5 раз. В настоящее время около 15 % населения Земли контролируют более 70 % мирового уровня потребления. Также существует определенное противоречие: между некоторыми странами (группами стран) и такими международными институтами, как Международный валютный фонд (МВФ) и Всемирная торговая организация (ВТО). Эти международные организации, безусловно, играют положительную роль, однако связанная с их деятельностью либерализация внешнеэкономических связей, организация массового и беспрепятственного трансграничного перемещения рабочей силы, товаров, услуг и капиталов требуют соответствующих решений правительств большинства стран мира [7]. Весьма острыми бывают противоречия между транснациональными корпорациями, транснациональными банками, международными финансовыми центрами с одной стороны и отдельными странами с другой.

Таким образом, переходя к интересующей нас проблематике государственного суверенитета, отметим принижение роли государства и национально-государственных интересов вследствие глобализации. По мнению «экономистов-гиперглобалистов», современная карта мира представлена не государствами, а транснациональными корпорациями, транснациональными банками и международными финансовыми центрами.

Предпримем краткий исторический экскурс для уточнения современного понятия «государственный суверенитет» [8]. Если первое в мире государство возникло более 5,5 тыс. лет назад, то само понятие «государство» - лишь в начале XVI в. с легкой руки Никколо Макиавелли [9]. Понятие «суверенитет» именно в сочетании «государственный суверенитет» было употреблено в 1576 г. Жаном Боденом в его трактате «Шесть книг о государстве» [10]. Жан Боден практически отождествлял понятие «государственный суверенитет» с субъектом высшей государственной власти - монархом. Вслед за этим Г. Гроций впервые констатировал, что суверенитет - это не сама государственная власть, а лишь ее свойства, и отделил термин «государственный суверенитет» от конкретного носителя [11]. Несколько позднее этой проблематикой занимались Т. Гоббс и Б. Спиноза, считавшие государственный суверенитет абсолютной государственной властью, перенесенной по воле народа на единого правителя [12, 13]. По мнению И. Ф. Борна, а также Боссюэ, государственный суверенитет - высшая, абсолютная и священная власть, производная от Бога [14]. В XVIII в. Г. В. Лейбниц разработал теорию «ограниченного суверенитета», допуская его распределение в децентрализованных государствах. Шарль Луи де Монтескье в 1748 г. предложил горизонтальное деление суверенитета на законодательный, исполнительный и судебный [15], а Жан Жак Руссо определял его как «абсолютную, независимую, неотчуждаемую и неделимую власть народа, определенную общей волей» [16]. Иммануил Кант рассматривал государство как личность, выведенную в качестве априорного требования разума [17]. Г. Ф. Гегель также считал государство живым существом, которому свойственны индивидуальность, самосознание, воля и независимость от иных государств, что и есть суверенитет [18]. В конце XVIII - начале XIX в. понятие «государственный суверенитет» как абсолютная власть особенных изменений не претерпело и лишь в XX в. данное публично-правовое понятие в значительной мере трансформировалось [19]. Этому способствовали как внешние причины - упомянутая выше глобализация и резкое возрастание числа международных корпораций, организаций и союзов, так и внутренние - демократизация, развитие институтов гражданского общества, увеличение числа государств с федеративным и конфедеративным устройством.

При изучении влияния глобализации на генезис и правовое понятие государственного суверенитета отметим, что ее первая волна на него практически не повлияла. Вторая волна создала предпосылки и привела к началу трансформации как самого государственного суверенитета, так и его публично-правового понятия. Наибольшее влияние на государственный суверенитет оказала и оказывает третья волна глобализации: отмечается размывание классической сути государственного суверенитета и значительное изменение его публично-правовых определений.

Приведенные выше примеры отражают различные аспекты государственного суверенитета. Интерес к данной проблематике, в частности, о влиянии глобализации на государственный суверенитет резко усилился после окончания холодной войны и ликвидации биполярного мира. Отмечено значительное усиление процессов глобализации и интеграции, формирования нового мирового порядка.

Серьезные проблемы для государственного суверенитета были также обусловлены возникновением большого количества новых государств после «краха» биполярной системы, большим числом внутренних конфликтов, связанных с нарушением прав человека и неразрешимых без внешнего вмешательства («гуманитарная интервенция»). Не ослабевало давление нарастающей глобализации, интеграции, господства транснациональных корпораций и банков. Таким образом, в начале XXI в. под влиянием третьей волны глобализации сформировалось понимание государственного суверенитета не как абсолютного, а условного и даже в некоторых ситуациях отчуждаемого принципа. В 2005 г. подобные взгляды были закреплены на международном уровне. В Итоговом документе Всемирного саммита ООН в 2005 г., который поддержали и подписали главы 150 государств, была отмечена и зафиксирована ответственность всех стран за соблюдение прав человека на своей территории и необходимость оказания международной помощи (гуманитарная интервенция) для выполнения данных обязательств. В то же время подобные действия могли быть выполнены лишь в соответствии с Уставом ООН и только через решение Совета Безопасности ООН.

Приведем несколько современных определений государственного суверенитета:

1. Государственный суверенитет - это качество государства, составляющее суть его существования, и одновременно основополагающий принцип современной международно-правовой системы, закрепленной в Уставе ООН и большинстве других международно-правовых актов.

2. Государственный суверенитет - это политическое и юридическое полновластие господствующих кругов внутри страны и способность государства независимо от других государств формировать и проводить в жизнь свою внутреннюю и внешнюю политику.

3. По мнению профессора Гарвардского университета С. Хоффмана, и в наши дни «суверенитет остается принципом обеспечения порядка, барьером против имперских и агрессивных замыслов, но вступает в противоречие с либеральными ценностями, демократией, правом на самоопределение и правами человека (которые зачастую не могут проникнуть в государство, ссылающееся на право на невмешательство), а это порождает определенный хаос в международных отношениях» [20].

4. Согласно мнению профессора Чикагского университета А. Вендта, «государственный суверенитет - это институт, нормы которого принимаются государствами как должные и естественные и который существует только в силу определенных интерсубъективных договоренностей и ожиданий. Если же государство отказывается действовать согласно этим нормам, то их суверенитет перестает существовать» [21].

Кульминацией измененных взглядов на государственный суверенитет стало принятие Международной комиссией по интервенции и государственному суверенитету (International Commission on Intervention and State Sovereignty (ICISS)) решения о том, что государство ответственно за бездействие в случае нарушения прав человека на его территории. При нежелании или неспособности устранить указанные нарушения включается «принцип международной ответственности за защиту». Практически это означало оправдание гуманитарной интервенции (см. процитированное определение государственного суверенитета А. Вендта).

Указанные взгляды на понятие государственного суверенитета и влияние на него глобализации способствуют пониманию особенностей интервенционистского курса, а также политики нарушений государственного суверенитета иных стран, которым следует США в настоящий момент.

Представители английских ученых-юристов и политологов считают, что суверенитет является институтом-маркером, изменения которого позволяют верифицировать степень изменения всей системы международных отношений. По мнению Р. Джексона, на основе государственного суверенитета в ближайшее время будет функционировать вся система международных отношений, а суть понятия «государственный суверенитет» - политическая независимость - не изменится. На самом деле отказ стран Евросоюза от части своего суверенитета не свидетельствует о десуверенизации всего мира. Целый ряд государств - Российская Федерация, Китай, США, Япония, - наоборот, всячески укрепляют свой суверенитет. Что касается Евросоюза, по мнению S. Krasuer, это пример не утери суверенитета, а взаимовыгодного сосуществования суверенных государств и наднационального образования. Таким образом, в настоящее время государственный суверенитет - это целый ряд необходимых для страны характеристик, которые в ряде случаев можно объединить или разделить.

На процесс трансформации понятия государственного суверенитета активно влияют цифровые технологии, которые по общим принципам своего функционирования действуют вне каких-либо границ и максимально способствуют глобализации экономического пространства. Размывание территориального верховенства власти, которое происходит в результате перевода основных коммуникаций в киберпространство, привело к появлению понятия цифрового суверенитета. Данная концепция отстаивается различными зарубежными учеными [22], а также поддерживается в российской научной доктрине [23, 24]. В то же время она перекликается с вопросами кибербезопасности, поскольку защищенность критической инфраструктуры имеет большое значение в современном цифровом мире. Указанные аспекты нуждаются в дальнейшем изучении.

В результате проведенного исследования можно сделать ряд выводов.

При историческом анализе в процессе глобализации отмечено три волны: 1) 18701914 гг., 2) 1905-1980 гг., 3) со времени ликвидации биполярного мира (1991) по настоящее время.

Первая волна глобализации практически не повлияла на государственный суверенитет, вторая привела к началу его трансформации, а третья - к размыванию понятия государственного суверенитета и к его ослаблению, вплоть до появления международных соглашений, легитимизирующих «гуманитарную интервенцию».

В настоящее время на фоне резкого возрастания международной напряженности и военных конфликтов наиболее экономически развитые страны мира стремятся к укреплению собственного государственного суверенитета; появился новый и чрезвычайно важный в условиях конфронтации аспект государственного суверенитета - цифровой суверенитет; отмечается тенденция к возвращению публично-правового понятия государственного суверенитета к классическим канонам.

Таким образом, невзирая на продолжающиеся процессы глобализации, информатизации и цифровизации, государственный суверенитет, который в течение столетий обеспечивал стабильность в международных отношениях, и сегодня остается краеугольным камнем международного права.

Список литературы

1. Осветимская И. И. Государственный суверенитет: содержание и преобразование в условиях глобализации // Известия высших учебных заведений. Правоведение. 2017. №. 2 (331). С. 150-167. EDN: ZHASJP

2. Цифровой суверенитет современного государства: содержание и структурные компоненты (по материалам экспертного исследования) / В. А. Никонов, А. С. Воронов, В. А. Сажина, С. В. Володенков,

М. В. Рыбакова // Вестник Томского государственного университета. Философия. Социология. Политология. 2021. № 60. С. 206-216. doi: 10.17223/1998863X/60/18 EDN: PCWPLD

3. Шестопал С. С., Турянская Е. С. Классические и постклассические интерпретации государственного суверенитета: традиции vs современный политико-правовой дискурс // Балтийский гуманитарный журнал. 2019. Т. 8, № 3 (28). С. 231-235. doi: 10.26140/bgz3-2019-0803-0058 EDN: GUPCIK

4. Марченко М. Н. Об основных тенденциях развития права в условиях глобализации // Государство и право. 2009. № 6. С. 5-11. EDN: KMLQRX

5. Rosenboim O. State, power and global order // International Relations. 2019. Vol. 33, № 2. P. 229-245. doi: 10.1177/0047117819840803

6. Philpott D. Westphalia, authority, and international society // Political Studies. 1999. Vol. 47, № 3. P. 566-589. doi: 10.1111/1467-9248.00217

7. Security Studies / ed. by Christopher W. Hughes, Yew Meng Lai. London : Routledge, 2011. 472 p. doi: 10.4324/9780203422144

8. Бредихин А. Л., Переверзев Е. А. Возникновение и развитие идеи государственного суверенитета // Вестник Белгородского юридического института МВД России имени И. Д. Путилина. 2009. №. 1 (13). С. 85-87. EDN: PJXXIL

9. Макиавелли Н. Государь / пер. с итал. Г. Д. Муравьевой ; авт. вступ. ст., примеч. Р. И. Хлодовский, примеч. М. Л. Андреева. М. : Рипол Классик, 2016. 462 с.

10. Боден Ж. Шесть книг о республике. Кн. 6. Гл. 6. О цензуре / пер. с фр., примеч. и вступ. ст. Г. И. Баязитовой, Н. Н. Лыковой, Д. С. Митюревой // Философия. Журнал Высшей школы экономики. 2022. Т. 6, № 1. С. 339-368. doi: 10.17323/2587-8719-2022-1-339-368 EDN: RZYCMA

11. Grotius H. Hugonis Grotii De Jure Belli Ac Pacis Libri Tres. Vol. 3. Lausannae : Sumptibus Bousquet, 1752. 689 p.

12. Гоббс Т. Левиафан / пер. с англ. А. Гутермана. М. : Рипол Классик, 2017. 606 с.

13. Спиноза Б. Политический трактат / пер. С. Роговин. М. : Юрайт, 2018. 278 с.

14. Bossuet J. B. Discours sur l'histoire universelle. Paris : Renouard, 1921. 428 p. doi: 10.15122/ISBN.978-2-8124-2803-6

15. Монтескье Ш. Л. О духе законов. М. : Азбука, 2023. 832 с.

16. Руссо Ж.-Ж. Об общественном договоре: трактаты. М. : Канон-пресс-Ц : Кучково поле, 1998. 414 с.

17. Кант И. Основоположения метафизики нравов. М. : Директ-Медиа, 2002. 164 с.

18. Гегель Г. В. Ф. Философия права. М. : Мысль, 1990. 524 с.

19. Марченко М. Н. Государственный суверенитет: проблемы определения понятия и содержания // Известия высших учебных заведений. Правоведение. 2003. № 1 (246). С. 186-197. EDN: TKSGND

20. Hoffmann S. An American social science: international relations (1977) // International Theory: Critical Investigations. London : Palgrave Macmillan UK, 1995. P. 212-241. doi: 10.1007/978-1-349-23773-9_9

21. Wendt A. Quantum Mind and Social Science: Unifying Physical and Social Ontology. Cambridge University Press, 2015. 354 p. doi: 10.1017/CBO9781316005163

22. Gordon G. Digital sovereignty, digital infrastructures, and quantum horizons // AI & Society. 2024. Vol. 39, № 1. Р. 125-137. doi: 10.1007/s00146-023-01729-7 EDN: PFFFXG

23. Экономическое право : учебник / Н. С. Бондарь, Р. В. Амелин, Д. И. Артемова, Д. С. Велиева [и др.] ; под науч. ред. Н. С. Бондаря. М. : Проспект, 2021. 352 с. doi: 10.31085/9785392336791-2021352 EDN: IYMONQ

24. Романовский Г. Б., Романовская О. В. О цифровом суверенитете // Конституционное и муниципальное право. 2022. № 9. С. 25-31. doi: 10.18572/1812-3767-2022-9-25-31 EDN: DHRHRH

References

1. Osvetimskaya I.I. State sovereignty: Content and transformation in the context of globalization. Izvestiya vysshikh uchebnykh zavedeniy. Pravovedenie = Proceedings of Higher Education Institution. Law. 2017;(2): 150-167. (In Russ.)

2. Nikonov V.A., Voronov A.S., Sazhina V.A., Volodenkov S.V., Rybakova M.V. Digital sovereignty of a modern state: Content and structural components (case study of expert research). Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta. Filosofiya. Sotsiologiya. Politologiya = Bulletin of Tomsk State University. Philosophy. Sociology. Political Science. 2021;(60):206-216. (In Russ.). doi: 10.17223/1998863X/60/18

3. Shestopal S.S., Turyanskaya E.S. Classical and postclassical interpretations of state sovereignty: traditions vs. modern political and legal discourse. Baltiyskiy gumanitarnyy zhurnal = Baltic Journal of the Humanities. 2019;8(3):231-235. (In Russ.). doi: 10.26140/bgz3-2019-0803-0058

4. Marchenko M.N. On the main trends in the development of law in the context of globalization. Gosudarstvo i parvo = State and Law. 2009;(6):5-11. (In Russ.)

5. Rosenboim O. State, power and global order. International Relations. 2019;33(2):229-245. doi: 10.1177/0047117819840803

6. Philpott D. Westphalia, authority, and international society. Political Studies. 1999;47(3):566-589. doi: 10.1111/1467-9248.00217

7. Christopher W. Hughes, Yew Meng Lai (ed.) Security Studies. London: Routledge, 2011:472. doi: 10.4324/9780203422144

8. Bredikhin A.L., Pereverzev E.A. Emergence and development of the idea of state sovereignty. Vestnik Belgorodskogo yuridicheskogo instituta MVD Rossii imeni I.D. Putilina = Bulletin of I. D. Putilin Belgorod Law Institute of the Ministry of Internal Affairs of the Russian Federation. 2009;(1):85-87. (In Russ.)

9. Machiavelli N. Gosudar. Per. s ital. G.D. Muravevoy; avt. vstup. st., primech. R.I. Khlodovskiy, primech. M.L. Andreeva = The Sovereign. Translation from Italian by G.D. Muravyova; introduction, notes by R.I. Khlodovsky, notes by M.L. Andreev. Moscow: Ripol Klassik, 2016:462. (In Russ.)

10. Boden Zh. Six books on the Republic. Book 6. Chapter 6. On censorship. Translation from French, introduction and notes by G. I. Bayazitova, N. N. Lykova, D. S. Mityureva. Filosofiya. Zhurnal Vysshey shkoly ekonomiki = Philosophy. Journal of the Higher School of Economics. 2022;6(1):339-368. (In Russ.). doi: 10.17323/2587-8719-2022-1-339-368

11. Grotius H. Hugonis Grotii De Jure Belli Ac Pacis Libri Tres. Vol. 3. Lausannae: Sumptibus Bousquet, 1752:689.

12. HobbesT. Leviafan. Per. s angl. A. Gutermana = Leviathan. Translation from English by A. Gu-terman. Moscow: Ripol Klassik, 2017:606. (In Russ.)

13. Spinoza B. Politicheskiy traktat. Per. S. Rogovin = Political treatise. Translation by S. Rogovin. Moscow: Yurayt, 2018:278. (In Russ.)

14. Bossuet J.B. Discours sur l'histoire universelle. Paris: Renouard, 1921:428. doi: 10.15122/ISBN.978-2-8124-2803-6

15. Montesquieu Ch.L. O dukhe zakonov = On the spirit of laws. Moscow: Azbuka, 2023:832. (In Russ.)

16. Rousseau J.-J. Ob obshchestvennom dogovore: traktaty = The social contract: Works. Moscow: Kanon-press-Ts: Kuchkovo pole, 1998:414. (In Russ.)

17. Kant I. Osnovopolozheniya metafiziki nravov = Fundamentals of the metaphysics of morals. Moscow: Direkt-Media, 2002:164. (In Russ.)

18. Hegel G.W.F. Filosofiyaprava = Philosophy of law. Moscow: Mysl, 1990:524. (In Russ.)

19. Marchenko M.N. State sovereignty: Problems of defining the concept and content. Izvestiya vysshikh uchebnykh zavedeniy. Pravovedenie = Proceedings of Higher Education Institution. Law. 2003;(1):186-197. (In Russ.)

20. Hoffmann S. An American social science: international relations (1977). International Theory: Critical Investigations. London: Palgrave Macmillan UK, 1995:212-241. doi: 10.1007/978-1-349-23773-9_9

21. Wendt A. Quantum Mind and Social Science: Unifying Physical and Social Ontology. Cambridge University Press, 2015:354. doi: 10.1017/CB09781316005163

22. Gordon G. Digital sovereignty, digital infrastructures, and quantum horizons. AI & Society. 2024;39(1): 125-137. doi: 10.1007/s00146-023-01729-7

23. Bondar N.S., Amelin R.V., Artemova D.I., Velieva D.S. et al. Ekonomicheskoe pravo: uchebnik = Economic law: Textbook. Moscow: Prospekt, 2021:352. (In Russ.). doi: 10.31085/9785392336791-2021-352

24. Romanovskiy G.B., Romanovskaya O.V. On digital sovereignty. Konstitutsionnoe i munitsipal-noe parvo = Constitutional and Municipal Law. 2022;(9):25-31. (In Russ.). doi: 10.18572/1812-37672022-9-25-31

Информация об авторе / Information about the author

А. Д. Гнедь - соискатель, Пензенский государственный университет, 440026, г. Пенза, ул. Красная, 40.

A.D. Gned - Applicant, Penza State University, 40 Krasnaya street, Penza, 440026.

Автор заявляет об отсутствии конфликта интересов / The author declares no conflict of interests

Поступила в редакцию / Received 23.05.2024

Поступила после рецензирования и доработки / Revised 20.06.2024 Принята к публикации / Accepted 30.07.2024

ПУБЛИЧНО-ПРАВОВЫЕ (ГОСУДАРСТВЕННО-ПРАВОВЫЕ) НАУКИ

Научная статья УДК 340.1 EDN:

doi: 10.21685/2307-9525-2024-12-3-5

К ВОПРОСУ О ПОНЯТИИ ПРАВООТНОШЕНИЙ, ОСВОБОЖДАЮЩИХ ОТ ЮРИДИЧЕСКОЙ ОТВЕТСТВЕННОСТИ

Дмитрий Сергеевич Кузьмин

Тольяттинский государственный университет, Тольятти, Россия mr.kuzmin323@mail.ru

Аннотация. Актуальность и цели. Актуальность исследования проблематики правоотношений юридической ответственности предопределена как теоретическими, так и правореализацион-ными факторами. Во-первых, анализ научных работ показывает, что в основном внимание уделялось охранительным правоотношениям и такой их разновидности, как правоотношения юридической ответственности. В результате этого в науке сложился дисбаланс в исследуемых явлениях, что отрицательно сказывается и на юридической практике, эффективность которой во многом зависит от результатов юридической науки. Во-вторых, в практической деятельности, в том числе и законодательной, часто не разграничиваются такие явления, как освобождение от ответственности и исключение юридической ответственности, что не может положительным образом влиять на состояние законности и правопорядка. Целью настоящего исследования выступает выявление специфических признаков правоотношений, освобождающих от юридической ответственности. Материалы и методы. В ходе исследования применялись такие методы, как диалектический и формально-юридический, приемы анализа и синтеза, дедукции и индукции, а также отчасти алгоритмы, свойственные исследованиям парных юридических категорий. Результаты. Сопоставлены определения понятий «правоотношение», «правоотношение юридической ответственности» и «правоотношение, освобождающее от юридической ответственности», выявлены существенные признаки правоотношений, освобождающих от юридической ответственности, необходимые для формулирования определения этого понятия. Высказывается мнение о том, что реализация правоотношений юридической ответственности возможна и без участия государства, в добровольном порядке, а также о разграничении понятий «освобождение от юридической ответственности» и «освобождение от наказания». Выводы. Определена дуалистическая природа ряда правоотношений, освобождающих от юридической ответственности. Сформулировано авторское определение исследуемого понятия.

Ключевые слова: правоотношение, юридическая ответственность, освобождение от юридической ответственности, виды правоотношений, содержание правоотношений, субъекты правоотношений

Для цитирования: Кузьмин Д. С. К вопросу о понятии правоотношений, освобождающих от юридической ответственности // Электронный научный журнал «Наука. Общество. Государство». 2024. Т. 12, № 3. С. 44-52. doi: 10.21685/2307-9525-2024-12-3-5 EDN:

PUBLIC LEGAL (STATE LEGAL) SCIENCES

Original article

ON THE CONCEPT OF LEGAL RELATIONS RELEASING FROM LEGAL LIABILITY

Dmitry S. Kuzmin

Tolyatti State University, Tolyatti, Russia mr.kuzmin323@mail.ru

Abstract. Background. The relevance of examining the legal relations of legal liability is predetermined by both theoretical and legal factors. Firstly, the analysis shows that scientific papers mainly focus on protective legal relations and such a variety as legal relations of legal liability. As a result, there is an imbalance in the phenomena studied in science, which cannot have a positive effect on legal practice, the effectiveness of which largely depends on the results of legal science. Secondly, legal practice, including legislative activity, does not often distinguish such phenomena as release from liability and exemption of legal liability, which cannot positively affect the state of law and order. The aim of this study is to identify specific features of legal relations that release from legal liability. Materials and methods. In the study, such methods as dialectical and formal legal methods, methods of analysis and synthesis, deduction and induction, as well as algorithms peculiar to research of paired legal categories are used. Results. The definitions of the concepts of "legal relations", "legal relations of legal liability" and "legal relations releasing from legal liability" are compared, the essential features of legal relations releasing from legal liability necessary to formulate the definition of this concept are revealed. The study suggests that legal relations of legal liability can be implemented without the participation of the state on a voluntary basis and that the concepts of "release from legal liability" and "release from punishment" should be differentiated. Conclusions. The dualistic nature of several legal relations that release from legal liability is determined. The author formulates the definition of the concept under study.

Keywords: legal relations, legal liability, release from legal liability, types of legal relations, content of legal relations, subjects of legal relations

For citation: Kuzmin D.S. On the concept of legal relations releasing from legal liability. Elektronnyy nauchnyy zhurnal "Nauka. Obshchestvo. Gosudarstvo" = Electronic scientific journal "Science. Society. State". 2024;12(3):44-52. (In Russ.). doi: 10.21685/2307-9525-2024-12-3-5

Введение

Понятие «правоотношение» является одним из центральных в теории права, что неслучайно, так как правоотношения выступают олицетворением права в жизни (в действии), именно в них объективируются правовые нормы, находя свое воплощение в деятельности субъектов. При этом правоотношения рассматривают с различных «углов зрения», в частности как некую модель взаимодействия субъектов, закрепленную в правовых нормах; в виде реального общественного отношения, урегулированного нормами права; в качестве самостоятельного элемента правового регулирования. Все аспекты исследования правоотношений позволяют глубже вникнуть в сущность данного явления и имеют право на существование, взаимодополняя друг друга, в результате чего о нем и складывается полное представление.

По нашему мнению, для самостоятельного формулирования определения понятия «правоотношения, освобождающие от юридической ответственности» следует выстроить

логическую цепочку в зависимости от уменьшения объема понятия и отражения в каждом из уменьшаемых понятий специфических признаков: правоотношение - правоотношение юридической ответственности - правоотношение, освобождающее от юридической ответственности, так как, не уяснив общих вопросов, сложно перейти к выявлению более частных признаков.

Основная часть исследования

Как указывается в юридической литературе, «правовые отношения есть отношения между людьми и их организациями, урегулированные нормами права и состоящие во взаимной связи субъективных прав и юридических обязанностей участников правоотношения» [1, с. 621]. Получило признание мнение Р. О. Халфиной о том, что «правоотношение - это общественное отношение, урегулированное нормой права» [2, с. 51]. Схожей позиции придерживаются такие ученые, как О. С. Иоффе, М. Д. Шаргородский [3, с. 186], С. С. Алексеев [4, с. 82], Н. И. Матузов [5, с. 372]. Даются и более развернутые определения понятия «правоотношение». Так, В. С. Нерсесянц полагал, что правовое отношение - «это требуемая реализуемой нормой права форма взаимоотношений субъектов права в процессе приобретения и использования ими конкретно-определенного субъективного права либо создания или исполнения конкретно-определенной юридической обязанности» [6, с. 508]. По мнению А. Ф. Черданцева, «правоотношения - это возникающее в соответствии с требованиями норм права общественное отношение, участники которого имеют субъективные права и юридические обязанности, гарантируемые государством» [7, с. 288]. Л. И. Спиридонов определял правоотношение как «индивидуализированное общественное отношение, взаимное поведение участников которого юридически закреплено и обеспечивается возможностью государственного принуждения» [8, с. 91, 92].

В ходе дискуссии сформировалось несколько концепций определения понятия правоотношения. Согласно первой позиции правоотношение понимается как субъективные права и юридические обязанности, представляющие модели возможного и должного поведения субъектов права. Правоотношение здесь рассматривается как некая модель взаимодействия субъектов, закрепленная в норме права. На основании второго подхода правоотношение -это фактическое общественное отношение, урегулированное нормой права. Такое понимание правоотношения отражает его динамику. Представители третьей научной точки зрения рассматривают правоотношение как некое единство модели поведения и реального общественного отношения [9, с. 493]. При этом в объективной реальности не всегда правоотношение может соответствовать той идеальной модели, которая закреплена в правовой норме. Каждый из подходов отражает определенную грань и специфику понятия правоотношения. Наибольшее распространение в научной и учебной литературе получила позиция о правоотношении как фактическом отношении, урегулированном нормами права. Такое понимание правоотношения более всего ясно и для практикующих юристов, так как одна из целей юридической науки как раз и состоит в разработке различных рекомендаций и юридических конструкций, применимых в практической деятельности.

Как уже указывалось, правоотношения юридической ответственности выступают разновидностью правовых отношений. Юридическая ответственность может существовать и реали-зовываться только в рамках правовых отношений. По мнению Б. Т. Базылева, «отношения юридической ответственности - это реакция государства на нарушение правовых норм, выражающая объективно необходимые общественные связи и отношения. Конкретное правоотношение ответственности есть форма реализации соответствующей правовой нормы ответственности» [10, с. 72]. Р. Л. Хачатуров и Д. А. Липинский определяют правоотношения юридической ответственности как «материальное властеотношение, возникающее в момент совершения правонарушения» [9, с. 507]. А. В. Кирсанова считает, что «...правоотношение юридической ответственности - это властеотношение по реализации мер юридической ответственности, субъектами которой являются органы и должностные лица государства и лица, нарушившие или не исполнившие предусмотренные законом обязанности» [11, с. 49]. По мнению

И. А. Кузьмина, правоотношения юридической ответственности - это форма существования юридической ответственности, особенность их содержания «...заключается в первостепенном характере обязанности правонарушителя претерпеть наказание, ради которой данные правоотношения и существуют» [12, с. 38, 42].

Некоторые ученые отождествляют саму юридическую ответственность с правоотношением, полагая, что она «всегда выступает в форме общественного отношения, которое устанавливается между государством в лице уполномоченных на то органов (суд, прокуратура, полиция и др.) и правонарушителем или правонарушителями. Государство при этом является управомоченной стороной, а правонарушитель - обязанной» [13, с. 709]. С точки зрения

A. П. Чиркова, «правовое отношение ответственности - это отношение между лицом, совершившим правонарушение, и государством по поводу мер ответственности и, следовательно, принудительного правомерного (ответственного) поведения» [14, с. 39]. В одной из своих работ А. Г. Чернявский указывает: «Освобождение от юридической ответственности необходимо изучать с позиции правоотношения, так как юридическую ответственность невозможно представить в виде одностороннего явления: ответственность перед самим собой невозможна» [15, с. 221]. М. Д. Шиндяпина рассматривает правоотношение ответственности как «вла-стеотношение, которое складывается между государством и правонарушителем» [16, с. 8]. И. Н. Сенякин отмечает, что «юридическая ответственность представляет собой возникшее из правонарушения правовое отношение между государством в лице его специальных органов и правонарушителем, на которого возлагается обязанность претерпевать соответствующие лишения и неблагоприятные последствия за совершенное правонарушение.» [17, с. 28].

B. Ф. Попондопуло предлагает определять правоотношения ответственности как форму реализации последствия применения мер ответственности [18, с. 59].

Анализ мнений ученых позволяет объединить их в несколько групп. В частности, М. Н. Марченко, И. А. Кузьмин, А. Г. Чернявский и И. Н. Сенякин отождествляют понятия «юридическая ответственность» и «правоотношения юридической ответственности». Другие ученые различают эти понятия и определяют их как разновидность охранительных правоотношений, уделяя особое внимание форме реализации последних. При этом традиционно философская категория «форма» понимается как способ существования и выражения «содер-жания»1. Безусловно, «форма» и «содержание» находятся в объективной взаимосвязи. Однако все-таки это не одно и то же, потому что категория «форма» является в каком-то смысле «подчиненной» категорией, формируемой категорией «содержание». Поэтому отождествлять правоотношение юридической ответственности с понятием «форма» представляется не совсем верным. Следовательно, можно согласиться с тем, что «.правоотношение ответственности предстает как единство формы и содержания» [9, с. 497].

При исследовании правовой природы правоотношений, освобождающих от юридической ответственности, нельзя обойти вниманием дискуссию о том, являются ли они охранительными. Е. Я. Мотовиловкер определял охранительные правоотношения как возникшие «из предусмотренных законом конфликтных ситуаций, препятствующих осуществлению регулятивного правоотношения» [19, с. 54]. Для понимания сути охранительного правоотношения необходимо учитывать, что «.защита интересов, а также реализация мер юридической ответственности и других мер принуждения происходят в рамках новых, не существовавших до нарушения права правоотношений» [20, с. 7], а «назначение охранительного правоотношения в том, чтобы устранить препятствия на пути реализации регулятивного правоотношения и либо дать ему дальнейший ход, либо подвести итог неудавшемуся правоотношению» [19, с. 54].

Некоторые авторы прямо указывают, что правоотношения юридической ответственности являются охранительными. Например, по мнению Р. Л. Хачатурова и Д. А. Липинского, правоотношения юридической ответственности - это «разновидность охранительных и регулятивных отношений» [9, с. 519]. Под регулятивным правоотношением ответственности они

понимают «.общественное отношение, отражающее общую или конкретную взаимосвязанность субъектов юридической ответственности правами и обязанностями, вытекающими из норм, предусматривающих юридическую ответственность и реализующихся в ответственном правомерном поведении субъектов или деятельности организаций и государства» [9, с. 520]. Охранительное правоотношение юридической ответственности - «это возникающее в момент совершения правонарушения материальное властеотношение, содержанием которого являются право и обязанность государства в лице уполномоченных органов осудить правонарушителя и принудить его к претерпеванию неблагоприятных правоограничений» [9, с. 520]. А. В. Кирсанова также считает, что правоотношения юридической ответственности являются охранительными, и к ним она относит только правоотношения негативной юридической ответственности, как и предыдущие авторы [11, с. 49].

Как известно, правоотношение имеет определенный состав, включающий в себя субъекты, объект и фактическое с юридическим содержанием [3, с. 201]. Именно с помощью сравнения этих элементов, как с помощью шаблона, можно отграничить одно правоотношение от другого. Отличие хотя бы одного из элементов сравниваемых правоотношений будет указывать на то, что это разные виды правоотношений. Поэтому необходимо сравнить составы правоотношений юридической ответственности и правоохранительного правоотношения.

Н. Г. Александров считает, что «нарушение правовой нормы ведет к возникновению между правонарушителем и компетентным органом государства особого (правоохранительного) правоотношения, имеющего целью применение к нарушителю определенной санкции в случае подтверждения неправомерности совершенного действия» [21, с. 91, 92].

Из приведенной цитаты можно сделать вывод, что субъектами охранительного правоотношения являются государство и правонарушитель, а содержанием этого правоотношения выступают право и обязанность государства подвергнуть правонарушителя воздействию неблагоприятных последствий, предусмотренных санкцией нарушенной нормы, и обязанность правонарушителя претерпеть их.

Спорную точку зрения в одной из своих работ высказал Р. Л. Хачатуров. По его мнению, «охранительные правоотношения характеризуются, как правило, трехсторонней связью, за небольшим исключением правоотношений, где государство одновременно выступает как потерпевшая сторона и как орган, осуществляющий принуждение» [22, с. 61]. С этим вряд ли можно согласиться, так как потерпевшая сторона выступает субъектом процессуальных правоотношений, а отношения юридической ответственности являются материально-правовыми. Исключения могут составлять отношения гражданско-правовой ответственности, но их сложно признать универсальными, распространив на все разновидности правоотношений ответственности.

По нашему мнению, понимание юридической ответственности только как «властеот-ношения» между государством и правонарушителем обедняет содержание юридической ответственности, подразумевая под ней административную или уголовную ответственность. Между тем реализация мер юридической ответственности возможна и без участия государства. Например, при добровольном осуществлении способов по обеспечению исполнения обязательств, таких как неустойка, залог, удержание вещи, задаток, обеспечительный платеж, которые имеют характер ответственности за нарушение прав кредитора, хотя и являются мерами, направленными на исполнение обязательства.

Изложенное выше позволяет нам сделать выводы о том, что правоотношения, освобождающие от негативной юридической ответственности, являются охранительными.

В виде идеальной модели они закреплены в нормах, регламентирующих юридическую ответственность, и возникают при наличии предусмотренных законом оснований в момент совершения правонарушения. Сторонами этого правоотношения являются правонарушитель и уполномоченные государственные органы. Стороны этого правоотношения не равноправны, так одна из сторон обладает властными полномочиями, а другая является подчиненной. Правовое регулирование таких правоотношений основано на императивном методе.

Мы назвали наиболее существенные признаки правоотношений юридической ответственности, не акцентировав внимания на характеристиках, присущих всем видам правоотношений.

Следует также обратить внимание на то, что понятия «освобождение от юридической ответственности» и «освобождение от наказания» не являются тождественными. Определение понятия «освобождение от юридической ответственности» подразумевает освобождение правонарушителя от неблагоприятных последствий, которые он должен претерпеть в результате совершенного правонарушения, что нельзя отождествлять с процессом и последствиями освобождения от наказания. Если наказание уже начало осуществляться, но в дальнейшем субъект был освобожден от него, то будет вполне логичным говорить об освобождении его от юридической ответственности, так как к этому моменту часть правоограничений он уже претерпел. Поэтому можно сделать вывод, что по своей сущности освобождение от наказания является частичным освобождением от юридической ответственности. В связи с освобождением от наказания также возникают правоотношения, которые являются родственными правоотношениям, освобождающим от юридической ответственности, с общей характеристикой - производностью от правоотношений юридической ответственности и направленностью на их прекращение.

Необходимость разграничения правоотношений, освобождающих от юридической ответственности, и правоотношений, в рамках которых происходит освобождение от наказания, обусловлено и тем, что они возникают на основе правовых норм, принадлежащих к родственным, но различным субинститутам.

В научной литературе утвердилось мнение о том, что правоотношения юридической ответственности - это охранительные правоотношения. Вполне логичным будет утверждение и о том, что правоотношения, освобождающие от юридической ответственности, выступая ее субинститутом, также являются охранительными. Но в связи с этим возникает и ряд проблем с определением метода правового регулирования правоотношений, освобождающих от юридической ответственности.

С одной стороны, правонарушитель находится под угрозой применения к нему мер государственного принуждения. Это является одним из проявлений императивного метода правового регулирования правоотношений. С другой стороны, в большинстве случаев для освобождения от юридической ответственности правонарушитель должен совершить какие-либо позитивные действия, направленные на восстановление общественных отношений, заглаживание причиненного вреда, приведение объекта прав в прежнее состояние, существовавшее до момента совершения правонарушения. Такие действия могут являться основаниями освобождения от юридической ответственности, и в правовой науке рассматриваются как особый вид поощрения, выражающийся в отмене предусмотренных законом правоограниче-ний и освобождении от выполнения дополнительных обязанностей. Это приводит к выводу, что в правовом регулировании правоотношений, освобождающих от юридической ответственности, применяется и поощрительный метод правового регулирования.

Следует обратить внимание и на предусмотренную законом возможность освобождения от юридической ответственности, не связанную с необходимостью совершения правонарушителем каких-либо позитивных действий, а основанную только на воле законодательного органа государственной власти Российской Федерации. Примером такой правовой возможности является освобождение от юридической ответственности на основании акта амнистии (ст. 84 УК РФ), являющейся следствием действия принципа гуманизма.

Представленные рассуждения приводят к выводу, что правоотношения, освобождающие от юридической ответственности, условно можно разделить на две группы: связанные с поощрением субъекта и не обусловленные им. Первая группа правоотношений основана на двух методах правового регулирования: поощрительном и императивном, и их можно назвать поощрительно-охранительными. Вторая же группа правоотношений построена только на охранительном методе правового регулирования, а также они предопределены действием принципа гуманизма.

В рассматриваемых правоотношениях одной стороной выступает правонарушитель, а другой - уполномоченные государственные органы. Но если в первой разновидности правоотношений у уполномоченного субъекта имеется право и (или) обязанность применить к правонарушителю меры государственного принуждения, то во втором виде указанных правоотношений юридической ответственности содержание субъективного права или обязанности совершенно иное.

Кроме того, возникает необходимость сформулировать принципиальные отличия правоотношений, освобождающих от юридической ответственности, от правоотношений, ее исключающих. Такие обстоятельства, как необходимая оборона, крайняя необходимость, невиновное причинение вреда, являются основаниями исключения юридической ответственности. Поэтому при их наличии правоотношения юридической ответственности не возникают вовсе. Следовательно, при указанных обстоятельствах, в принципе, не могут возникнуть и правоотношения, освобождающие от юридической ответственности, так как отсутствует их правовая основа, которой являются отношения юридической ответственности.

Заключение

Правоотношение, освобождающее от юридической ответственности, - это производное материально-правовое властеотношение, возникающее между государством в лице уполномоченных органов и правонарушителем, на основе императивного и (или) поощрительного метода правового регулирования, содержанием которых выступают позитивные действия правонарушителя, влекущие возможность освобождения его от ответственности, а также действия уполномоченной стороны, направленные на исключение дополнительных обязанностей правонарушителя.

Любое определение не в состоянии охватить все признаки исследуемого явления, иначе оно будет чрезмерно загруженным, поэтому считаем необходимым указать их отдельно.

Итак, специфическими признаками правоотношений, освобождающих от юридической ответственности, являются: производный от отношений юридической ответственности характер; применение как императивного, так и поощрительного методов правового регулирования; неравноправие сторон правоотношений, вытекающее из отношений «правонарушитель - уполномоченные государством органы»; фактическое содержание действия правонарушителя, которое направлено на освобождение от ответственности, и деятельность государственных органов по исключению дополнительных обязанностей правонарушителя; отсутствие тождественности с отношениями, исключающими юридическую ответственность.

Список литературы

1. Марченко Н. М. Источники права. М. : Проспект, 2017. 759 с.

2. Халфина Р. О. Общее учение о правоотношении. М. : Юрид. лит., 1974. 351 с.

3. Иоффе О. С., Шаргородский М. Д. Вопросы теории права. М. : Госюриздат, 1961. 381 с.

4. Алексеев С. С. Общая теория права : курс : в 2 т. Т. 2. М. : Юрид. лит., 1982. 359 с.

5. Матузов Н. И. Актуальные проблемы теории права. Саратов : Изд-во Сарат. гос. акад. права, 2003. 510 с. EDN: QVPMMX

6. Нерсесянц В. С. Общая теория права и государства : учебник. М. : Норма : ИНФРА-М, 2024.

560 с.

7. Черданцев А. Ф. Теория государства и права. М. : Юристъ, 2003. 393 с. EDN: QVSGNZ

8. Спиридонов Л. И. Теория права и государства. СПб. : С.-Петерб. ун-т МВД России, 2001.

207 с.

9. Хачатуров Р. Л., Липинский Д. А. Общая теория юридической ответственности. СПб. : Юридический центр - Пресс, 2007. 934 с.

10. Базылев Б. Т. Юридическая ответственность (теоретические вопросы). Красноярск : Краснояр. гос. ун-т, 1985. 120 с. EDN: STQCWH

11. Кирсанова А. В. Правоотношение юридической ответственности / под общ. ред. Р. Л. Хачатурова. Самара : Изд-во СаГА, 2009. 174 с.

12. Кузьмин И. А. Юридическая ответственность и ее реализация : учеб. пособие. Иркутск : Иркут. гос. ун-т, 2013. 219 с. EDN: RVMXAB

13. Марченко М. Н. Проблемы теории государства и права. М. : Проспект, 2006. 660 с. EDN: QWNYVN

14. Чирков А. П. Ответственность в системе права : учеб. пособие. Калининград : КГУ, 1996. 73 с.

15. Чернявский А. Г. Понятие механизма реализации освобождения от юридической ответственности // Образование и право. 2017. № 10. С. 218-223. EDN: ZWOGWZ

16. Шиндяпина М. Д. Стадии юридической ответственности : дис. ... канд. юрид. наук : 12.00.01. М., 1996. 210 с. EDN: NLIATX

17. Ковалев В. А. К вопросу о правонарушении как основании юридической ответственности // Актуальные проблемы российского права. 2010. № 3 (16). С. 27-36. EDN: NWHALV

18. Попондопуло В. Ф. Динамика обязательственного правоотношения и гражданско-правовая ответственность. Владивосток : Изд-во Дальневост. ун-та, 1985. 112 с.

19. Мотовиловкер Е. Я. Теория регулятивного и охранительного права. Воронеж : Изд-во Воронеж. ун-та, 1990. 134 с.

20. Бутнев В. В. Несколько замечаний к дискуссии о теории охранительных правоотношений // Вопросы теории охранительных правоотношений : сб. тр. конф. (г. Ярославль, 1 января 1991 г.). Ярославль : Ярославский государственный университет им. П. Г. Демидова, 1991. С. 7-14.

21. Александров Н. Г. Законность и правоотношения в социалистическом обществе. М. : Госюриздат, 1955. 176 с.

22. Правоотношения в современной правовой реальности: традиционные подходы и новые концепции : монография / под ред. Р. Л. Хачатурова. М. : Юрлитинформ, 2019. 464 с. EDN: YWROQP

References

1. Marchenko N.M. Istochnikiprava = Sources of law. Moscow: Prospekt, 2017:759. (In Russ.)

2. Khalfina R.O. Obshchee uchenie o pravootnoshenii = General doctrine of legal relations. Moscow: Yurid. lit., 1974:351. (In Russ.)

3. Ioffe O.S., Shargorodskiy M.D. Voprosy teorii prava = Questions of the theory of law. Moscow: Gosyurizdat, 1961:381. (In Russ.)

4. Alekseev S.S. Obshchaya teoriya prava: kurs: v 2 t. T. 2 = General theory of law: Course: in 2 volumes. Vol. 2. Moscow: Yurid. lit., 1982:359. (In Russ.)

5. Matuzov N.I. Aktualnye problemy teorii prava = Topical issues of the theory of law. Saratov: Izd-vo Sarat. gos. akad. prava, 2003:510. (In Russ.)

6. Nersesyants V.S. Obshchaya teoriya prava i gosudarstva: uchebnik = General theory of law and state: Textbook. Moscow: Norma: INFRA-M, 2024:560. (In Russ.)

7. Cherdantsev A.F. Teoriya gosudarstva i prava = Theory of state and law. Moscow: Yurist", 2003:393. (In Russ.)

8. Spiridonov L.I. Teoriya prava i gosudarstva = Theory of law and state. Saint Petersburg: S.-Peterb. un-t MVD Rossii, 2001:207. (In Russ.)

9. Khachaturov R.L., Lipinskiy D.A. Obshchaya teoriya yuridicheskoy otvetstvennosti = General theory of legal liability. Saint Petersburg: Yuridicheskiy tsentr - Press, 2007:934. (In Russ.)

10. Bazylev B.T. Yuridicheskaya otvetstvennost (teoreticheskie voprosy) = Legal liability (theoretical issues). Krasnoyarsk: Krasnoyar. gos. un-t, 1985:120. (In Russ.)

11. Kirsanova A.V. Pravootnoshenie yuridicheskoy otvetstvennosti = Legal relations of legal liability. Samara: Izd-vo SaGA, 2009:174. (In Russ.)

12. Kuzmin I.A. Yuridicheskaya otvetstvennost i ee realizatsiya: ucheb. posobie = Legal liability and its implementation: Textbook. Irkutsk: Irkut. gos. un-t, 2013:219. (In Russ.)

13. Marchenko M.N. Problemy teorii gosudarstva i prava = Problems of the theory of state and law. Moscow: Prospekt, 2006:660. (In Russ.)

14. Chirkov A.P. Otvetstvennost v sisteme prava: ucheb. posobie = Liability in the legal system: Textbook. Kaliningrad: KGU, 1996:73. (In Russ.)

15. Chernyavskiy A.G. Concept of the mechanism for implementing release from legal liability. Obra-zovanie i parvo = Education and Law. 2017;(10):218-223. (In Russ.)

16. Shindyapina M.D. Stages of legal liability. PhD dissertation. Moscow, 1996:210. (In Russ.)

17. Kovalev V.A. On an offence as a basis for legal liability. Aktualnye problemy rossiyskogo prava = Topical Issues of Russian Law. 2010;(3):27-36. (In Russ.)

18. Popondopulo V.F. Dinamika obyazatelstvennogo pravootnosheniya i grazhdansko-pravovaya otvetstvennost = Dynamics of obligatory legal relations and civil liability. Vladivostok: Izd-vo Dalnevost. un-ta, 1985:112. (In Russ.)

19. Motovilovker E.Ya. Teoriya regulyativnogo i okhranitelnogo prava = Theory of regulatory and protective law. Voronezh: Izd-vo Voronezh. un-ta, 1990:134. (In Russ.)

20. Butnev V.V. Several remarks on the discussion of the theory of protective legal relations. Voprosy teorii okhranitelnykh pravootnosheniy: sb. tr. konf. (g. Yaroslavl, 1 yanvarya 1991 g.) = Questions of the Theory of Protective Legal Relationships: Conference Proceedings (Yaroslavl, January 1, 1991). Yaroslavl: Yaroslavskiy gosudarstvennyy universitet im. P.G. Demidova, 1991:7-14. (In Russ.)

21. Aleksandrov N.G. Zakonnost i pravootnosheniya v sotsialisticheskom obshchestve = Legality and legal relations in a socialist society. Moscow: Gosyurizdat, 1955:176. (In Russ.)

22. Khachaturov R.L. (ed.). Pravootnosheniya v sovremennoy pravovoy realnosti: traditsionnye pod-khody i novye kontseptsii: monografiya = Legal relations in modern legal reality: Traditional approaches and new concepts: Monograph. Moscow: Yurlitinform, 2019:464. (In Russ.)

Информация об авторе / Information about the author

Д. С. Кузьмин - аспирант, преподаватель кафедры гражданского права и процесса, Тольяттинский государственный университет, 445057, Тольятти, ул. Белорусская, 14.

D.S. Kuzmin - Postgraduate student, Lecturer of the Department of Civil Law and Process, Tolyatti State University, 14 Belorusskaya street, Tolyatti, 445057.

Автор заявляет об отсутствии конфликта интересов / The author declares no conflict of interests

Поступила в редакцию / Received 02.05.2024

Поступила после рецензирования и доработки / Revised 10.06.2024 Принята к публикации / Accepted 30.07.2024

ПУБЛИЧНО-ПРАВОВЫЕ (ГОСУДАРСТВЕННО-ПРАВОВЫЕ) НАУКИ

Научная статья УДК 342.41 EDN: ECLJET

doi: 10.21685/2307-9525-2024-12-3-6

ОБЕСПЕЧЕНИЕ РЕЛИГИОЗНОЙ БЕЗОПАСНОСТИ В УСЛОВИЯХ ИДЕОЛОГИЧЕСКОГО ПЛЮРАЛИЗМА И СВЕТСКОГО ГОСУДАРСТВА

Анна Федоровна Мещерякова

Пензенский государственный университет, Пенза, Россия fuga9@yandex.ru

Аннотация. Актуальность и цели. В юридической науке вопросы обеспечения религиозной безопасности рассматриваются в основном в контексте национальной безопасности и противодействия распространению экстремистской деятельности. Исходя из условий развития геополитической ситуации в мире, вопросы обеспечения религиозной безопасности приобретают новый ракурс. В рамках исследования предпринята попытка осветить их с позиций формирования светского государства и идеологического плюрализма. Целью исследования является комплексный анализ названных угроз и способов противодействия им в условиях отказа от установления государственной идеологии и тотального контроля над религией. Материалы и методы. Исследование опирается на анализ положений Конституции РФ и правовые акты, регламентирующие вопросы обеспечения безопасности в сфере религии, материалы судебной практики, доктринальные источники. Также использован формально-юридический метод, позволивший раскрыть сущность религиозной безопасности как юридической категории, описать угрозы, возникающие в данной сфере, и систематизировать полученные результаты исследования. Результаты. Охарактеризованы основные угрозы религиозной безопасности. Проанализированы некоторые аспекты государственно-конфессионального взаимодействия, осуществляемого в целях противодействия им. В качестве альтернативы западной и узкорелигиозной системам ценностей рассмотрена общенациональная идеология. Проанализированы конституционные поправки, касающиеся сохранения традиционных духовно-нравственных основ общества. Выводы. В условиях светского государства и идеологического плюрализма обеспечение религиозной безопасности становится приоритетной задачей, решению которой способствует укрепление духовно-нравственных устоев общества и формирование общенациональной идеи как основы уважительного отношения к традиционным религиозным ценностям. Противодействие угрозам безопасности в религиозной сфере предполагает ограничение свободы совести, а также сотрудничество государства с религиозными объединениями, но оно требует строгого соблюдения принципов отделения религиозных объединений от государства и их равенства перед законом. Вопросы государственно-конфессионального взаимодействия в этой сфере на законодательном уровне урегулированы весьма расплывчато, что требует совершенствования нормативной базы.

Ключевые слова: религиозная безопасность, светское государство, идеологическое многообразие, конфессии, религиозный экстремизм, деструктивные религиозные организации, традиционные духовно-нравственные ценности, общенациональная идеология

Для цитирования: Мещерякова А. Ф. Обеспечение религиозной безопасности в условиях идеологического плюрализма и светского государства // Электронный научный журнал «Наука. Общество. Государство». 2024. Т. 12, № 3. С. 53-62. doi: 10.21685/2307-9525-2024-123-6 EDN: ECLJET

PUBLIC LEGAL (STATE LEGAL) SCIENCES

Original article

ENSURING RELIGIOUS SECURITY IN THE CONTEXT OF IDEOLOGICAL PLURALISM AND SECULAR STATE

Anna F. Meshcheryakova

Penza State University, Penza, Russia fuga9@yandex.ru

Abstract. Background. In legal science, the issues of ensuring religious security are considered mainly in the context of national security and countering the spread of extremist activity. Based on the development of the geopolitical situation in the world, ensuring religious security acquires a new perspective. The article attempts to highlight these issues from the standpoint of forming secular state and providing ideological pluralism. The aim of the study is to comprehensively analyze these threats and ways to counter them in the context of the rejection to establish state ideology and total control over religion. Materials and methods. The study is based on an analysis of the provisions of the Constitution of the Russian Federation and legal acts governing the security issues in the field of religion, materials of judicial practice, doctrinal sources. A formal legal method is also used, which enables revealing the essence of religious security as a legal category, describing the threats arising in this field, and systematizing the results of the study. Results. The main threats to religious security are characterized. Some aspects of state-religion interaction implemented in order to counteract these threats are analyzed. The national ideology is considered as an alternative to Western and narrowly religious value systems. The constitutional amendments concerning the preservation of the traditional spiritual and moral foundations of society are examined. Conclusions. In the context of secular state and ideological pluralism, ensuring religious security becomes a priority task, the solution of which is facilitated by strengthening the spiritual and moral foundations of society and forming a national idea as the basis for respect for traditional religious values. Countering threats to security in the religious field involves limitation of freedom of conscience, as well as cooperation between the state and religious associations, but it requires strict observance of the principles of separation of religious associations from the state and their equality under the law. State-religion interaction in this field has vague regulation at the legislative level, which requires improving the regulatory framework.

Keywords: religious security, secular state, ideological diversity, confessions, religious extremism, destructive religious organizations, traditional spiritual and moral values, national ideology

For citation: Meshcheryakova A.F. Ensuring religious security in the context of ideological pluralism and secular state. Elektronnyy nauchnyy zhurnal "Nauka. Obshchestvo. Gosudarstvo" = Electronic scientific journal "Science. Society. State". 2024;12(3):53-62. (In Russ.). doi: 10.21685/2307-95252024-12-3-6

С философской точки зрения религия представляет собой одну из форм идеологии, которая активно воздействует на сознание людей и на развитие общественных отношений. Она может в равной мере выступать и в качестве инструмента для консолидации общества, и как средство для его дестабилизации. По этой причине современное государство, которое взяло на себя обязательство сохранять нейтралитет по отношению к идеологическим системам и проявлениям религиозности и не вмешиваться в дела религиозных объединений, должно задумываться о том, каким образом исключить или хотя бы минимизировать негативное

влияние религиозного фактора на жизнедеятельность своих граждан, общественное и государственное развитие.

В соответствии со ст. 13 Конституции РФ в нашей стране признается идеологическое многообразие, никакая система идей и взглядов не может быть установлена в качестве государственной или обязательной. В развитие этого положения ст. 14 Конституции РФ устанавливает религиозный плюрализм и относит Российскую Федерацию к государствам светского типа, выстраивающим свою политику по отношению к религиозным объединениям на началах их отделения от публичной власти [1, а 225]. При этом каждому гарантируется свобода вероисповедания, включая право исповедовать религию как индивидуально, так и совместно с другими лицами, а также не исповедовать никакой религии вообще (ст. 28 Конституции РФ).

Воплощение в жизнь и последовательное развитие принципов светскости и идеологического плюрализма связано с серьезными трудностями, поскольку Российскому государству приходится отвечать на вызовы и угрозы безопасности, возникающие в религиозной сфере. В их числе следует назвать:

- религиозный экстремизм и совершение преступлений по религиозным мотивам;

- деятельность религиозных объединений, которая имеет деструктивный характер;

- проявление клерикальных тенденций в государственно-конфессиональных отношениях;

- разрушение привычных, традиционных укладов, ценностей и норм, вызванное процессом глобализации, и т.д.

Отметим, что представить полный перечень угроз религиозной безопасности не представляется возможным ввиду неоднозначности самой религии как социального феномена, а также усложнения общественных связей и отношений в данной сфере в последнее время. Например, в юридической литературе к названным явлениям добавляется также прозелитизм, т.е. стремление обратить в свою веру [2, а 270]. Такое явление представляет опасность, когда реализуется в агрессивной форме, противоправными действиями.

Большинство этих угроз стали известны нашему обществу в связи с распадом СССР, т.е. только с начала 90-х гг. прошлого века [3, а 24]. После открытия «железного занавеса» в страну, которая длительное время стремилась искоренить религию и находилась в информационной изоляции от мирового сообщества, устремилось огромное число проповедников, миссионеров, религиозных деятелей, далеко не всегда преследующих мирные цели. Религия стала использоваться для оказания влияния на геополитические отношения, получила распространение экстремистская и террористическая деятельность. Весьма убедительным доказательством этого служит пример, когда в преддверии Светлого Христова Воскресения -Пасхи, главного христианского праздника, была совершена попытка ввоза на территорию России большого количества икон, начиненных взрывчатыми веществами1. Тем самым, используя высокий уровень доверия населения к православной конфессии, злоумышленники хотели осуществить преступный замысел, в результате которого могло бы пострадать огромное количество людей.

Религиозный экстремизм является наиболее распространенной угрозой религиозной безопасности. В Стратегии национальной безопасности2 в качестве ее угроз непосредственно назван рост радикальных и экстремистских настроений [4, а 10].

С научной точки зрения религиозный экстремизм есть радикальная форма пропаганды религиозных идей, которая предполагает наличие нетерпимости к сторонникам иных конфессий. Такая пропаганда чаще всего сопровождается противоправными действиями, призывами к совершению таких действий как по отношению к сторонникам иных конфессий, так и по отношению к обществу и государству в целом. Одним из признаков, который характеризует

1 Иерей заявил, что пытавшиеся ввезти в Россию взрывчатку в иконах воюют против Бога // Информационное агентство ТАСС : сайт. URL: https://tass.ru/obschestvo/20421267?ysclid=lutj7tze2a42900314 (дата обращения: 08.04.2024).

2 О Стратегии национальной безопасности Российской Федерации : указ Президента РФ от 2 июля 2021 г. № 400 // Собрание законодательства Российской Федерации (СЗ РФ). 2021. № 27 (ч. II). Ст. 5351.

данное явление, выступает наличие религиозной идеологии, проявление крайней нетерпимости к иным религиям, к светскому обществу и государству [5, с. 388].

Религиозный экстремизм несет прямую угрозу конституционному строю и безопасности любой страны, подрывает идеи свободы совести, равноправия людей независимо от их идеологической и религиозной принадлежности.

В условиях светского государства, провозглашающего юридическое равенство религий перед законом, стали появляться новые верования и учения, пропагандирующие единственно правильный образ жизни для человека и конкурирующие между собой. Деятельность целого ряда из них представляет социальную опасность, поскольку сопряжена с применением насилия, с причинением вреда жизни, здоровью граждан и с нарушением их прав.

Например, одно из таких деструктивных сообществ, созданное бывшим врачом-психиатром, просуществовало в Оренбургской области более 17 лет1. С помощью гипноза, методики холотропного дыхания, тренингов, иных психологических практик последователей движения «Фонд самосовершенствования личности» заставляли отказываться от семьи, разрывать социальные связи и полностью изолироваться от общества с целью получения имущественной выгоды.

Распространению псевдорелигиозных учений, часто используемых в корыстных целях, способствует религиозная неграмотность населения. Современный человек, находящийся в поиске жизненных установок и проявляющий интерес к религиозным формам мировоззрения, зачастую не осознает степень опасности, которой он может быть подвергнут, так как о потенциальном вреде неправильно построенной религиозной жизни его никто не информирует. И здесь, конечно, огромная работа должна проводиться со стороны институтов гражданского общества, в частности традиционных религиозных объединений и образовательных организаций [6, с. 29].

Государство, в свою очередь, «вправе предусматривать определенные преграды, с тем, чтобы не допускать легализации сект»2. Иными словами, принцип равенства религиозных объединений перед законом в светском государстве может быть ограничен в той мере, в какой это необходимо для обеспечения безопасности личности, общества и государства.

Это особенно актуально, если учесть, что в условиях нестабильной геополитической обстановки недружественные страны оказывают информационно-психологическое воздействие с целью насаждения несвойственных населению России ценностей, противоречащих социальным и моральным установкам, традициям, убеждениям и верованиям наших народов.

В последние десятилетия общемировой тенденцией стала выступать глобализация всех сфер общественной жизни. Между тем при обеспечении религиозной безопасности в качестве объекта защиты выступает религиозная идентичность общества, стабильное существование и самобытное развитие конфессиональных традиций российского народа. В условиях глобализации подобная идентичность может оказаться под угрозой [7, с. 26].

Как справедливо подчеркивает А. А. Фомин, у элит западных стран сформировано устойчивое убеждение в превосходстве западной цивилизации над остальным миром, поэтому глобализация сопровождается разрушением привычных, традиционных укладов, ценностей и норм, культурной агрессией, юридической фильтрацией тех нравственных и религиозных ориентиров, которые не укладываются в универсалистские схемы и концепции прав человека [8, с. 114].

Ситуация особенно усугубилась в последние несколько лет в связи с обострением внешнеполитической обстановки. Предупредить нарастание возникшей угрозы во многом была призвана конституционная реформа 2020 г., лейтмотивом которой стала идея сохранения идентичности российского общества и защиты традиционных ценностей [9, с. 82]. Дальнейшее

1 Ямшанов Б. Секта сегодня - часто просто проект, позволяющий лидеру заработать. На каких струнах играют люди, называющие себя духовными проводниками // Российская газета. 2023. № 54 (8999). 15 марта.

2 По делу о проверке конституционности абзацев третьего и четвертого ч. 3 ст. 27 Федерального закона от 26 сентября 1997 г. «О свободе совести и о религиозных объединениях» : постановление Конституционного Суда РФ от 23 ноября 1999 г. № 16-П // СЗ РФ. 1999. № 51. Ст. 6363.

развитие концепция реформы получила в документе стратегического планирования «Основы государственной политики по сохранению и укреплению традиционных российских духовно-нравственных ценностей»1, в котором отмечено деструктивное идеологическое воздействие на граждан России и традиционным конфессиям отведена ведущая роль в устранении данной угрозы.

Отдельно следует сказать о процессе клерикализации, который связан с отступлением от светских начал государственности, заложенных в Конституции РФ. Как правило, клерика-лизация выражается в том, что наиболее авторитетная конфессия оказывает поддержку отдельным государственным институтам и государству в целом в решении идеологических и политических вопросов, а оно в свою очередь предоставляет ей различные привилегии. Для России, страны многоконфессиональной, развитие клерикальных тенденций может представлять угрозу ее внешней и внутренней безопасности, поскольку создает дисбаланс в конфессиональных отношениях, препятствует их нормальному развитию [10, а 86].

Отметим, что действующее законодательство устанавливает достаточно жесткие заслоны для участия религиозных объединений и их лидеров в политической жизни и управленческой деятельности. Так, п. 5 ст. 4 Федерального закона «О свободе совести и о религиозных объединениях»2 не допускает осуществление религиозными объединениями властных функций, их участие в выборах в органы публичной власти и в деятельности политических структур. Федеральный закон «О политических партиях»3 ограничивает создание и деятельность политической партии по признакам религиозной принадлежности (ст. 9), а также запрещает ее финансирование за счет пожертвований от религиозных организаций (ст. 30).

Благодаря детальной правовой регламентации данного вопроса, обширной клерикали-зации в настоящее время не происходит, однако все же определенные предпосылки для ее развития имеются. Они видятся в подчас чрезмерном сближении государства и традиционных религиозных объединений.

В своем историческом развитии Российское государство всегда имело идеологический фундамент, помогающий ему гармонизировать общественные отношения, а также разрабатывать и претворять в жизнь стратегически важные решения, в том числе политического характера. В советский период такой была коммунистическая идеология, в царской России государство и Русская православная церковь поддерживали так называемые «симфонические» отношения и сосуществовали в согласии друг с другом. Не случайно в юридической литературе можно встретить мнение, что сегодня в условиях идеологического плюрализма и отсутствия общеобязательной идеологии государство находится в поиске той идеи, которая смогла бы стать для него точкой опоры, и все чаще в качестве альтернативы таковой выбирает религию. В подтверждение этому констатируется тот факт, что при проведении конституционной реформы 2020 г. были приняты поправки, касающиеся укрепления идеологической функции государства [11, а 255].

В частности, теперь ст. 67.1 Конституции РФ говорит о необходимости сохранения исторической правды и памяти предков, передавших нам идеалы и веру в Бога. Введенное в Конституцию РФ положение направлено на необходимость учета той социально-культурной роли, которую сыграла религия в развитии и становлении российской государственности.

Интересно, что Конституционный Суд РФ, анализируя вносимые в Конституцию РФ поправки, указал на то, что упоминание веры в Бога, переданной народу нашего государства предками, никак не означает отказ от светского характера Российского государства и от свободы совести4. Такая формулировка не обязывает граждан принадлежать к какой-либо

1 Об утверждении Основ государственной политики по сохранению и укреплению традиционных российских духовно-нравственных ценностей : указ Президента РФ от 9 ноября 2022 г. № 809 // СЗ РФ. 2022. № 46. Ст. 7977.

2 О свободе совести и о религиозных объединениях : федер. закон от 26 сентября 1997 г. № 125-ФЗ // СЗ РФ. 1999. № 39. Ст. 4465.

3 О политических партиях : федер. закон от 11 июля 2001 г. № 95-ФЗ // СЗ РФ. 2001. № 29. Ст. 2950.

4 О соответствии положениям глав 1, 2 и 9 Конституции РФ не вступивших в силу положений Закона РФ о поправке к Конституции РФ «О совершенствовании регулирования отдельных вопросов организации и функционирования публичной власти», а также о соответствии Конституции РФ порядка вступления в силу статьи 1 данного Закона в

конфессии либо иметь определенные религиозные убеждения. Граждане не ставятся в какое-либо привилегированное положение в зависимости от веры или ее конкретной направленности, а также их права не ущемляются с учетом вида вероисповедания.

Внесение идеологических поправок в Конституцию РФ дало толчок к повышению внимания к духовно-нравственным ценностям, к их формированию в традициях народов нашей страны, к развитию духовно-культурных основ жизнедеятельности общества.

Тем не менее, высоко оценивая историческую, социальную и культурную роль традиционных конфессий в развитии нашей страны, не следует забывать, что светский характер государства базируется на таких ключевых аспектах, как отделение церкви от государства (отсутствие привилегированной религиозной организации, невмешательство любой конфессии и государства в дела друг друга и т.д.) и равенство религиозных объединений перед законом. Наличие же некоторых «перегибов», «исключений из правил» может вызывать определенное недовольство со стороны общественности, дискредитировать как власть, так и религиозное объединение, в отношении которого они допускаются.

В этой связи можно отметить некоторые проблемы, связанные с чрезмерным сближением Русской православной церкви (являющейся самой массовой религиозной организацией в России) с государством. Так, Федеральный закон «О государственной охране»1 в числе объектов государственной охраны называет Президента Российской Федерации и некоторых других лиц, замещающих государственные должности в течение срока их полномочий. Несмотря на то, что глава РПЦ не относится к лицам, замещающим государственные должности, Федеральная служба охраны (ФСО) на протяжении многих лет осуществляет государственную охрану Патриарха Московского и всея Руси. По поводу правомерности предоставления государственной охраны главе религиозной организации ФСО ссылается на то, что она осуществляет иные функции, если они предусмотрены федеральными законами, актами Президента и Правительства России2. Следовательно, Президент РФ своими актами может поручать ФСО охрану иных лиц, не перечисленных в Федеральном законе «О государственной охране». Иными словами, глава одной из религиозных организаций, которая в соответствии с Конституцией РФ отделена от государства, пользуется услугами ФСО, существующей за счет средств федерального бюджета.

Полагаем, что следует отказаться от подобной нормотворческой практики, которая ставит под сомнение конституционный принцип светского государства, вызывает вопросы как у верующей части общества, так и у атеистов3.

Кроме того, в последние годы были совершены удачные покушения на идеологических флагманов нашей страны - А. Г. Дугина, Е. Н. (Захара) Прилепина и др.4 С этих позиций просто необходимо обеспечивать государственную охрану лиц, играющих активную роль в государственной и общественной жизни, в случае наличия оперативных данных об угрозе их личной безопасности.

В стремлении сблизиться с наиболее авторитетными, традиционными, культурообразу-ющими конфессиями, в частности с православием, в желании возродить «симфонию» власти и церкви государство допускает перегибы и в иных областях, например в вопросе возвращения церковного имущества, изъятого в годы советской власти. Такие случаи вызывают общественный резонанс, провоцируют негативную реакцию населения, снижают уровень доверия и к власти, и к религиозному объединению, которому оказывается покровительство. В свое время неоднозначную оценку со стороны общественности получило решение о передаче

связи с запросом Президента РФ : заключение Конституционного Суда РФ от 16 марта 2020 г. № 1-З // СЗ РФ. 2020. № 12. Ст. 1855.

1 О государственной охране : федер. закон от 27 мая 1996 г. № 57-ФЗ // СЗ РФ. 1996. № 22. Ст. 2594.

2 Вопросы Федеральной службы охраны Российской Федерации : указ Президента Российской Федерации от 7 августа 2004 г. № 1013 // СЗ РФ. 2004. № 32. Ст. 3314.

3 Минкин А. Осень Патриарха // Московский комсомолец. 2021. 6 мая. №28532.

4 Болдырева О. «Тяжелая поступь рока». В России призывают к жестокой реакции на организованные Украиной теракты // Национальная служба новостей : сайт. URL: https://nsn.fm/policy/tyazhelaya-postup-roka-v-rossii-prizyvaut-k-zhestkoi-reaktsii-na-orgamzovannye-ukrainoi-terakty (дата обращения: 21.06.2024).

в пользование Русской православной церкви Исаакиевского собора в г. Санкт-Петербурге1, Дворца культуры им. Дзержинского в г. Пензе2.

Противодействие названным угрозам религиозной безопасности и предупреждение их, как нам представляется, должно быть построено на дальнейшем укреплении идеологических основ и светских начал государства. Достижению этой цели способствует формирование общенациональной идеологии. Также на законодательном уровне необходимо конкретизировать вопросы взаимодействия государства и религиозных объединений.

Вопрос выработки и становления общенациональной идеологии как никогда актуален для России в настоящее время, поскольку она, являясь духовной опорой, играет объединительную роль в процессе борьбы с внешним врагом, проявляющим агрессию и посягающим на ее территориальную целостность. Но становление и развитие такой идеологии под силу только институтам гражданского общества, в число которых среди прочих входят и религиозные организации и объединения.

По выражению А. М. Цалиева, общенациональная идеология способствует объединению людей, в котором поколение за поколением обеспечивается преемственность достижений в развитии государства. Общенациональная идеология предполагает созидание, направленное на получение определенных результатов развития государственности [12, а 40].

Приведенное определение звучит в общем смысле, но наряду с ним выделяются следующие подходы к пониманию национальной идеологии.

Так, одни исследователи полагают, что национальная идеология является инструментом обеспечения единства и территориальной целостности государства [13, а 34], другие - что она служит для повышения эффективности законотворческого процесса [14, а 25]. Еще одно мнение заключается в том, что национальная идеология призвана противодействовать социально обусловленным негативным явлениям, а также преодолевать их последствия [15, а 51].

Все перечисленные подходы, несмотря на некоторую однобокость, выражают суть общенациональной идеологии. На наш взгляд, это совокупность государственных ценностей, идей и мировоззрений, признаваемых в качестве ведущих ориентиров развития государства. К таковым следует отнести толерантность (уважение, либеральность) по отношению к различным религиям, не представляющим социальную опасность, поддержание межконфессионального мира и согласия, гармонизацию российского общества, противодействие экстремизму.

Полагаем, что на основе общенациональной идеологии должна быть выработана четкая концепция взаимодействия государства и общества с религиозными организациями, определены цели, принципы и формы такого взаимодействия.

Одной из составляющих светского государства является отделение религиозных объединений от власти, однако оно не исключает партнерства государственных и общественных институтов с конфессиями [15, а 23]. Более того, в Стратегии национальной безопасности (подп. 5 п. 47) подчеркивается необходимость развития взаимодействия институтов гражданского общества (каковым является и церковь) и публичной власти с целью обеспечения безопасности.

Сегодня многие традиционные конфессии разработали свои доктринальные документы, где четко излагаются основы их сотрудничества с государством, а также разграничен круг вопросов, которые могут решаться совместно и которые не допускают вмешательства друг друга. Например, в Основах социальной концепции Русской православной церкви3

1 Коньков С. Музей или храм: почему из-за передачи Исаакиевского собора РПЦ возникло столько споров // Информационное агентство ТАСС : сайт. URL: https://tass.ru/obschestvo/3932398?ysclid=lvakabba1g332781452 (дата обращения: 22.04.2024).

2 Пенза: Комсомольцы организовали протест против передачи РПЦ здания ДК им. Дзержинского // Ленинский коммунистический союз молодёжи Российской Федерации : сайт. URL: https://komsomolrf.ru/novosti/penza-komsomolcy-organizovali-protest-protiv-peredachi-rpc-zdaniya-dk-im-dzerzhinskogo.html?ysclid=lvakf2e8dw700321869 (дата обращения: 22.04.2024).

3 Основы социальной концепции Русской Православной Церкви. Основы учения Русской Православной Церкви о достоинстве, свободе и правах человека. М. : Изд-во Московской Патриархии Русской Православной Церкви, 2018. 176 c.

этому посвящен целый раздел (раздел 3 «Церковь и государство»). Полагаем, что основы государственно-конфессионального взаимодействия в действующем законодательстве должны быть более конкретизированы. Не следует ограничиваться лишь общими фразами о том, что сотрудничество государства с общественными (в том числе религиозными) объединениями является принципом обеспечения безопасности, как это сделано в ст. 2 Федерального закона «О противодействии экстремистской деятельности»1. Учитывая степень общественной опасности и масштабы распространения религиозного экстремизма, целесообразно внести в указанный законодательный акт отдельную статью, посвященную формам такого взаимодействия.

Например, в ст. 87 Федерального закона «Об образовании»2 определено, каким образом государственные образовательные учреждения взаимодействуют между собой в процессе преподавания основ духовно-нравственной культуры народов Российской Федерации, в частности посредством осуществления экспертизы образовательных программ. Появление данной нормы было продиктовано, на наш взгляд, двумя обстоятельствами. Во-первых, необходимостью оградить подрастающее поколение от пагубного воздействия деструктивных религиозных организаций, вовлечения в экстремистскую деятельность, поскольку наличие определенных знаний о многообразии конфессионального пространства, роли той или иной религии в жизни общества помогает формированию правильного выбора и отношения к вере. Во-вторых, законодательное закрепление возможности преподавания знаний о религии как элементе культуры в светских учебных заведениях позволило положить конец дискуссиям о клерикализации системы образования, которые на тот момент приобрели достаточно острый характер и могли привести к дестабилизации общества. Полагаем, что подобным образом государство и в будущем должно последовательно расширять сотрудничество с традиционными религиозными организациями при строгом соблюдении конституционного принципа светскости.

Таким образом, при наличии ряда угроз, причем достаточно серьезных, источником которых служит религиозный фактор, справедливо говорить о религиозной безопасности как самостоятельном виде национальной безопасности. Религиозная безопасность - это состояние защищенности жизненно важных интересов личности, общества и государства в религиозной сфере. В условиях светского государства и идеологического многообразия ее обеспечение становится приоритетной стратегической задачей, для решения которой должны быть задействованы все инструменты гражданского общества и создана четкая законодательная база, регламентирующая данные общественные отношения.

Список литературы

1. Новиков А. Д. «Основы конституционного строя» как правовая категория (к вопросу о трансформации российской конституционной модели) // Актуальные проблемы права, экономики и управления : сб. материалов студ. науч. конф., посвящ. памяти заслуженного деятеля науки Российской Федерации, ученого-правоведа, доктора юридических наук, профессора М. Н. Марченко (г. Москва, 24 марта 2022 г.). Саратов : Саратовский источник, 2022. С. 224-228. EDN: SEOQYO

2. Величко А. М., Тарасевич И. А. Религиозная безопасность и социализм в контексте развития российского конституционализма // Современный ученый. 2023. № 2. С. 269-276. EDN: LVVNID

3. Симонова М. А. Русская Православная церковь и советское государство в 1960-2000-х гг.: нормативно-правовые основы взаимодействия // Глобальный научный потенциал. 2014. № 7 (40). С. 21-26. EDN: SWETXD

4. Dugenets A. S. Review of the thesis of Borisov Sergey Vyacheslavovich "Procuracy supervision over implementation of laws on countering extremist activity" // The Topical Issues of Public Law. 2013. № 10 (22). P. 9-11. EDN: RRVHOD

5. Каллагов Т. Э., Догузова О. Р. Религиозная безопасность как часть национальной безопасности Российской Федерации // Инновационные технологии производства и переработки сельскохо-

1 О противодействии экстремистской деятельности : федер. закон от 25 июля 2002 № 114-ФЗ // СЗ РФ. 2002. № 30. Ст. 3031.

2 Об образовании : федер. закон от 29 декабря 2012 № 273-ФЗ // СЗ РФ. 2012. № 53 (ч. I). Ст. 7598.

Electronic scientific journal "Science. Society. State". 2024;12(3). http://esj.pnzgu.ru

зяйственной продукции : материалы Всерос. науч.-практ. конф. в честь 90-летия факультета технологического менеджмента (г. Владикавказ, 14-16 ноября 2019 г.). Т. 2. Владикавказ : Горский государственный аграрный университет, 2019. С. 388-390. EDN: RWEDAT

6. Мещерякова А. Ф. Дискуссионные вопросы употребления термина «секта» в юриспруденции // Современное право. 2013. № 6. С. 29-32. EDN: QBPYHB

7. Тарасевич И. А. Классификация угроз религиозной безопасности России: конституционно -правовой анализ // Пробелы в российском законодательстве. 2013. № 6. С. 23-29. EDN: RTDFVT

8. Фомин А. А. Правовые основы национальной безопасности Российской Федерации : учеб. пособие. СПб. : Изд-во С.-Петерб. гос. эконом. ун-та, 2018. 173 с.

9. Руденко В. В. Российская конституционная реформа 2020 года: трансформация системы ценностей // Ленинградский юридический журнал. 2020. № 4 (62). С. 71-83. doi: 10.35231/18136230_2020_4_71 EDN: MQEEVG

10. Мещерякова А. Ф. Россия: путь к светскости или клерикализации общества и государства? // Lex Russica (Русский закон). 2021. Т. 74, № 10 (179). С. 85-99. doi: 10.17803/17295920.2021.179.10.085-099 EDN: KYVWDZ

11. Осавелюк А. М. Светское государство и изменения 2020 года в Конституции России // Енисейские политико-правовые чтения : сб. науч. ст. по материалам XIII Всерос. науч.-практ. конф. (г. Красноярск, 25-26 сентября 2020 г.). Вып. V. Красноярск : Сибирский федеральный университет, 2020. С. 253-259. EDN: HGMXRY

12. Цалиев А. М. О необходимости государственной идеологии в Российской Федерации // Российская юстиция. 2019. № 5. С. 40-43. EDN: CLSMTK

13. Белякова А. М. О проблеме формирования государственной (общенациональной) идеологии в современной России // Пробелы в российском законодательстве. 2015. № 6. С. 34-36. EDN: VKQXLN

14. Ватулин А. И. О методологии создания общенациональной идеологии // Вестник политической психологии. 2018. № 1 (10). С. 25-26. EDN: GSVVHT

15. Зарубина Е. В. Проблема формирования общенациональной идеологии в современной России // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. 2016. № 11. С. 51-53. EDN: WNDYZR

References

1. Novikov A.D. "Fundamentals of the constitutional system" as a legal category (case study of transforming the Russian constitutional model). Aktualnye problemy prava, ekonomiki i upravleniya: sb. materi-alov stud. nauch. konf., posvyashch. pamyati zasluzhennogo deyatelya nauki Rossiyskoy Federatsii, ucheno-go-pravoveda, doktora yuridicheskikh nauk, professora M.N. Marchenko (g. Moskva, 24 marta 2022 g.) = Actual Problems of Law, Economy and Management: Proceedings of the Student Scientific Conference Dedicated to the Memory of the Honored Scientist of the Russian Federation, Legal Scholar, Doctor of Law, Pro-fessorM.N. Marchenko (Moscow, March 24, 2022). Saratov: Saratovskiy istochnik, 2022:224-228. (In Russ.)

2. Velichko A.M., Tarasevich I.A. Religious security and socialism in the context of the development of Russian constitutionalism. Sovremennyy uchenyy = Modern Scientist. 2023;(2):269-276. (In Russ.)

3. Simonova M.A. Russian Orthodox Church and the soviet state in the 1960s-2000s: Normative and legal foundations of interaction. Globalnyy nauchnyy potentsial = Global Scientific Potential. 2014;(7):21-26. (In Russ.)

4. Dugenets A.S. Review of the thesis of Borisov Sergey Vyacheslavovich "Procuracy supervi-sion over implementation of laws on countering extremist activity". The Topical Issues of Public Law. 2013;(10):9-11.

5. Kallagov T.E., Doguzova O.R. Religious security as part of national security of the Russian Federation. Innovatsionnye tekhnologii proizvodstva i pererabotki sel'skokhozyaystvennoy produktsii: materialy Vseros. nauch.-prakt. konf. v chest 90-letiya fakulteta tekhnologicheskogo menedzhmenta (g. Vladikavkaz, 14-16 noyabrya 2019 g.). T. 2 = Innovative Technologies for Production and Processing of Agricultural Products: Proceedings of the All-Russian ScientificPractical Conference Dedicated to the 90th Anniversary of the Faculty of Technological Management (Vladikavkaz, November 14-16, 2019). Vol. 2. Vladikavkaz: Gorskiy gosudarstvennyy agrarnyy universitet, 2019:388-390. (In Russ.)

6. Meshcheryakova A.F. Controversial issues of using the term "sect" in jurisprudence. Sovremennoe parvo = Modern Law. 2013;(6):29-32. (In Russ.)

7. Tarasevich I.A. Classification of threats to religious security of Russia: constitutional and legal analysis. Probely v rossiyskom zakonodatelstve = Deficiencies in Russian Legislation. 2013;(6):23-29. (In Russ.)

8. Fomin A.A. Pravovye osnovy natsionalnoy bezopasnosti Rossiyskoy Federatsii: ucheb. posobie = Legal Foundations of National Security of the Russian Federation: Textbook. Saint Petersburg: Izd-vo S.-Peterb. gos. ekonom. un-ta, 2018:173. (In Russ.)

9. Rudenko V.V. Russian constitutional reform of 2020: transformation of the value system. Lenin-gradskiy yuridicheskiy zhurnal = Leningrad Law Journal. 2020;(4):71-83. (In Russ.). doi: 10.35231/18136230_2020_4_71

10. Meshcheryakova A.F. Russia: Path to secularism or clericalization of society and state? Lex Russi-ca (Russkiy zakon) = Lex Russica (Russian Law). 2021;74(10):85-99. (In Russ.). doi: 10.17803/17295920.2021.179.10.085-099

11. Osavelyuk A.M. Secular state and 2020 changes to the Russian Constitution. Eniseyskie politiko-pravovye chteniya: sb. nauch. st. po materialam XIII Vseros. nauch.-prakt. konf. (g. Krasnoyarsk, 25-26 sentyabrya 2020 g.). Vyp. V. = Yenisei Political and Legal Readings: Proceedings of the 13th All-Russian Scientific and Practical Conference (Krasnoyarsk, September 25-26, 2020). Issue V. Krasnoyarsk: Sibirskiy federalnyy universitet, 2020:253-259. (In Russ.)

12. Tsaliev A.M. On the need for a state ideology in the Russian Federation. Rossiyskaya yustitsiya = Russian Justice. 2019;(5):40-43. (In Russ.)

13. Belyakova A.M. On the problem of forming a state (national) ideology in modern Russia. Probely v rossiyskom zakonodatelstve = Deficiencies in Russian Legislation. 2015;(6):34-36. (In Russ.)

14. Vatulin A.I. On the methodology of creating a national ideology. Vestnik politicheskoy psikhologii = Bulletin of Political Psychology. 2018;(1):25-26. (In Russ.)

15. Zarubina E.V. Problem of forming a national ideology in modern Russia. Istoricheskie, filosofskie, politicheskie i yuridicheskie nauki, kulturologiya i iskusstvovedenie. Voprosy teorii i praktiki = Historical, Philosophical, Political and Legal Sciences, Cultural Studies and Art Criticism. Theory and Practice Issues. 2016;(11):51-53. (In Russ.)

Информация об авторе / Information about the author

А. Ф. Мещерякова - кандидат юридических наук, доцент, доцент кафедры правосудия, Пензенский государственный университет, 440026, г. Пенза, ул. Красная, 40.

A.F. Meshcheryakova - Сandidate of Law, Associate Professor, Associate Professor of the Department of Justice, Penza State University, 40 Krasnaya street, Penza, 440026.

Автор заявляет об отсутствии конфликта интересов / The author declares no conflict of interests

Поступила в редакцию / Received 24.04.2024

Поступила после рецензирования и доработки / Revised 21.06.2024 Принята к публикации / Accepted 30.07.2024

ПУБЛИЧНО-ПРАВОВЫЕ (ГОСУДАРСТВЕННО-ПРАВОВЫЕ) НАУКИ

Научная статья УДК 342.951 EDN: КМККЕ

doi: 10.21685/2307-9525-2024-12-3-7

ПУБЛИЧНО-ПРАВОВЫЕ ОСНОВЫ ЦИФРОВОЙ ЭКОНОМИКИ

Ольга Валентиновна Романовская

Пензенский государственный университет, Пенза, Россия pgu-gpd@yandex.ru

Аннотация. Актуальность и цели. Цифровая трансформация коммуникаций, затрагивая все стороны общественной жизни, порождает различные явления, в числе которых обновленная модель экономики, получившая название - цифровая экономика. Преобразования, происходящие в последнее время, требуют эффективного правового обеспечения. В то же время особенности функционирования интернета обусловливают поиск новых подходов и методов государственного регулирования. Основная цель - определить понятие цифровой экономики, ее ключевые элементы, требующие юридического оформления. В числе ключевых задач - выделение особенностей общественных отношений, возникающих в киберпространстве по поводу экономического обмена. Материалы и методы. Эмпирическую базу исследования составили различные мониторинговые исследования о состоянии цифровой экономики, аналитические отчеты, стратегии развития цифровой экономики. Использовался сравнительно-правовой метод исследования, позволивший проанализировать опыт регулирования цифровой экономики в Индии и Китайской Народной Республике. Результаты. Представлено развитие понятия цифровой экономики, в процессе которого менялись подходы к юридическому регулированию отношений в онлайн-пространстве. Выделены особенности платформенной экономики, а также регулятивные возможности гигантов интернет-индустрии, во многом подменяющие функции национальных правовых систем. Ответной реакцией государств на проводимую политику транснациональных корпораций стало появление концепции цифрового суверенитета. Выводы. Цифровая экономика оказывает воздействие на все сферы общественной жизни, выйдя далеко за пределы интересов народного хозяйства. Масштабная проектируемая трансформация повлекла за собой появление целого ряда новых концепций: государство как платформа, цифровой суверенитет, экономика совместного потребления, архитектура управления, сервисное государство, цифровое государство, платформенный бизнес, электронное правительство. Ключевые слова: цифровизация, цифровая экономика, искусственный интеллект, цифровой суверенитет, электронная коммерция, данные, правовое регулирование

Для цитирования: Романовская О. В. Публично-правовые основы цифровой экономики // Электронный научный журнал «Наука. Общество. Государство». 2024. Т. 12, № 3. С. 63-73. doi: 10.21685/2307-9525-2024-12-3-7 EDN: КМККБ

PUBLIC LEGAL (STATE LEGAL) SCIENCES

Original article

PUBLIC LEGAL FOUNDATIONS OF THE DIGITAL ECONOMY

Olga V. Romanovskaya

Penza State University, Penza, Russia pgu-gpd@yandex.ru

Abstract. Background. The digital transformation of communications, affecting all aspects of public life, gives rise to various phenomena, including an updated economic model, which is known as the digital economy. The transformations taking place recently require effective legal support. At the same time, the features of functioning of the Internet determine the search for new approaches and methods of state regulation. The main aim is to define the concept of the digital economy, its key elements that require legal registration and formalization. The key task is to highlight the features of social relations that arise in cyberspace regarding economic exchange. Materials and methods. The empirical basis of the study consists of various monitoring studies on the state of the digital economy, analytical reports, and strategies for the development of the digital economy. A comparative legal method of regulation is used, which enables analyzing the practices of regulating the digital economy in the Republic of India and the People's Republic of China. Results. The article presents the development of the concept of the digital economy, during which the approaches to legal regulation of relations in the online space have changed. The features of the platform economy are highlighted along with the regulatory capabilities of the Internet industry giants, which largely replace the functions of national legal systems. The response of the states to the policies pursued by transnational corporations was the emergence of the concept of digital sovereignty. Conclusions. The digital economy has an impact on all spheres of public life, going far beyond the interests of the national economy. The large-scale projected transformation has entailed the emergence of a number of new concepts: state as a platform; digital sovereignty; sharing economy; control architecture; service state; digital state; platform business; e-government.

Keywords: digitalization, digital economy, artificial intelligence, digital sovereignty, e-commerce, data, legal regulation

For citation: Romanovskaya O.V. Public legal foundations of the digital economy. Elektronnyy nauchnyy zhurnal "Nauka. Obshchestvo. Gosudarstvo" = Electronic scientific journal "Science. Society. State". 2024;12(3):63-73. (In Russ.). doi: 10.21685/2307-9525-2024-12-3-7

Развитие цифровых технологий и перевод значительной сферы коммуникаций в цифровое пространство обусловили появление понятия цифровой экономики. Ее официальное правовое закрепление произошло в соответствии с Указом Президента Российской Федерации от 7 мая 2018 г. № 204 «О национальных целях и стратегических задачах развития Российской Федерации на период до 2024 года», которым был обозначен национальный проект (программа) «Цифровая экономика». Поручение Президента РФ было реализовано: Президиумом Совета при Президенте РФ по стратегическому развитию и национальным проектам (протокол от 4 июня 2019 г. № 7) утвержден Паспорт национального проекта «Национальная программа "Цифровая экономика Российской Федерации"». Основным ответственным органом государственной власти обозначено Министерство цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации. Актуальность данного Проекта была подтверждена Указом Президента Российской Федерации от 21 июля 2020 г. № 474 «О национальных целях развития Российской Федерации на период до 2030 года».

© Meshcheryakova A.F., 2024. This work is licensed under a Creative Commons Attribution 4.0 License.

Проект получил свое закрепление также в Указе Президента РФ от 7 мая 2024 г. № 309 «О национальных целях развития Российской Федерации на период до 2030 года и на перспективу до 2036 года». Здесь следует уточнить, что процесс цифровизации присутствует практически во всех целях развития Российской Федерации. Это еще раз подчеркивает всеобщий охват цифровых технологий, когда выделение цифровой экономики как самостоятельного элемента становится все более проблематичным. Исходя из этого, в Указе Президента РФ от 7 мая 2024 г. присутствуют такие направления, как сетевой суверенитет и цифровая безопасность, формирование рынка данных и «цифровая зрелость», искусственный интеллект и транспортная мобильность.

Обращение к паспорту национального проекта показывает, что его структура включает шесть элементов:

- нормативное регулирование цифровой среды;

- информационная инфраструктура;

- кадры для цифровой экономики;

- информационная безопасность;

- цифровые технологии;

- цифровое государственное управление.

По каждому элементу проделан большой объем работы. Так, Федеральным законом от 31 июля 2020 г. № 259-ФЗ «О цифровых финансовых активах, цифровой валюте и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации» определен правовой режим цифровых прав. Принятый Федеральный закон от 31 июля 2020 г. № 58-ФЗ «Об экспериментальных правовых режимах в сфере цифровых инноваций в Российской Федерации» позволил внедрить многие инновации, которые показали свою состоятельность и могут уже отойти от статуса пилотного проекта, введенного на ограниченной территории. В настоящее время принят ряд стратегий, устанавливающих вектор развития как самих технологий, так и их правового обеспечения. В качестве примера приведем Национальную стратегию развития искусственного интеллекта на период до 2030 г., утвержденную Указом Президента РФ от 10 октября 2019 г. № 490. Принятие стратегий привело к расширению элементов национального проекта. Так, появились дополнительные направления: искусственный интеллект; развитие кадрового потенциала ИТ-отрасли; обеспечение доступа в интернет за счет развития спутниковой связи1.

Реальные достижения в области реализации целей национального проекта представлены в Белой книге цифровой экономики за 2022 г., подготовленной проектным офисом «Цифровая экономика» при поддержке Минцифры России2. Показательно, что документ раскрывает не только вопросы экономики и ее трансформации, но и смежные сферы - цифровое государственное управление, информационное общество, цифровая грамотность, развитие отечественного программного обеспечения, квантовые технологии, Интернет вещей и многое другое. Это указывает на то, что цифровая экономика не может рассматриваться «вещью в себе», она может получить настоящее развитие только тогда, когда в одном направлении будет развиваться все государство и общество [1].

В 2022 г. специалистами Высшей школы экономики также была подготовлена Белая книга - «Развитие отдельных высокотехнологичных направлений»3. У структуры есть общие черты с документом, подготовленным Минцифры России, но содержательно она носит по отдельным вопросам расширенный характер за счет использования материалов и выводов, подготовленных на базе данных, полученных от негосударственных организаций.

1 Цифровая экономика РФ // Министерство цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации : сайт. URL: https://digital.gov.ru/ru/activity/directions/858/ (дата обращения: 06.05.2024).

2 Белая книга цифровой экономики. 2022 // Цифровая экономика : сайт. URL: https://d-economy.ru/analitic/ belaja-kniga-cifrovoj-jekonomiki-2022/ (дата обращения: 06.05.2024).

3 Развитие отдельных высокотехнологичных направлений. Белая книга. М. : НИУ ВШЭ, 2022. 188 с. URL: https://www.economy.gov.ru/material/file/ba6a7585c4b23c85931aaee99682ad30/belaya_kniga_2022.pdf?ysclid=ly4e4i3 mno379710382 (дата обращения: 06.05.2024).

Создан специальный сайт «цифроваяэкономика.рф»1, на котором можно увидеть соответствующие достижения: объем сегмента электронной коммерции достиг в 2023 г. 15,4 трлн руб.; численность сотрудников в ИТ-отрасли - 832 тыс. человек; объем рынка Интернета вещей составил 34,4 млрд руб. Электронный ресурс, посвященный реализации национальных проектов, в разделе «Цифровая экономика» определяет его цель: «Ускоренное внедрение цифровых технологий в экономике и социальной сфере создаст условия для высокотехнологичного бизнеса, повысит конкурентоспособность страны на глобальном рынке, укрепит национальную безопасность и повысит качество жизни людей»2.

В рамках правового обеспечения развития цифровой экономики предполагается создание гибкой системы регулирования, что пока во многом определяется как экспериментальный режим. Например, эксплуатация беспилотных авиационных систем разрешена в Самарской области (Постановление Правительства РФ от 9 ноября 2023 г. № 1874), Ненецком автономном округе (Постановление Правительства РФ от 2 февраля 2024 г. № 100), в городе Иннаполисе, Республика Татарстан (Постановление Правительства РФ от 17 февраля 2024 г. № 185). Однако цифровизация нацеливает органы публичной власти на сокращение срока внедрения тех или иных инноваций. По-видимому, необходимо по ряду аспектов переходить на постоянный гибким режим регулирования с предоставлением такого права тому или иному органу публичной власти.

Первое упоминание о цифровой экономике произошло в работе Дона Тэпскотта в 1996 г. [2]. Автор занимается исследованием информационно-коммуникационных технологий (ИКТ) и их влияния на общественные процессы. Появление компьютеров изначально оценивалось Д. Тэпскоттом довольно критично. Первая книга «Автоматизация офиса» как раз уже предвещала некоторые грядущие изменения организации бизнеса в силу его реинжиниринга. Поэтому попытка смоделировать цифровую экономику строилась на его определенном мнении вокруг возрастающей роли инноваций. Несмотря на то, что в 1996 г. еще не существовали мессенджеры, социальные сети, сетевые модели управления (не говоря уже о блокчейн, облачных вычислениях и метавселенной), Д. Тэпскотт определил тенденции формирующейся цифровой экономики: понижение конфиденциальности, радикальное влияние на традиционную корпоративную культуру, формирование новыми медиа мировоззрения (в первую очередь у молодежи). Именно информационно-коммуникационные технологии делают экономику глобальной, а цифровизация приводит к революционным изменениям. Д. Тэпскотт продолжает свои исследования, публикуя новые научные произведения в сети Интернет на своей личной странице (используя новые возможности цифровой экономики)3. В настоящее время термин «цифровая экономика» прочно вошел в научный оборот во всем мире.

Цифровую экономику следует отличать от интернет-экономики, хотя на первоначальном этапе развития использовался именно этот узкий термин, предполагавший проведение коммерческих операций с помощью интернета. Сделаем ремарку: интернет не утратил своего глобального влияния на цифровую экономику, это ее исходная точка и условие существования. Более того, введенные ограничения из-за распространения коронавирусной инфекции привели к тому, что цифровизация стала драйвером развития будущего. В 2022 г. глобальный трафик интернет-протокола (1Р) - внутреннего и международного - превысил весь интернет-трафик, который наблюдался в мире до 2016 г.

В специализированной литературе используется также термин «электронная коммерция», обозначающий только торговую деятельность в онлайн-среде (это только один элемент цифровой экономики). В общем смысле под цифровой экономикой понимается экономическая деятельность, возникающая в результате объединения людей, предприятий, устройств,

1 Белая книга цифровой экономики: онлайн-версия 2023 // Цифровая экономика : сайт. URL: Ы^://цифроваяэкономика.рф/ (дата обращения: 06.05.2024).

2 Цифровая экономика // Национальные проекты : сайт. URL: https://национальныепроекты.рф/projects/ tsifrovaya-ekonomika/ (дата обращения: 06.05.2024).

3 Tapscott Don. ТЬе digital economy // Don Tapscott : website. URL: https://dontapscott.com/ (дата обращения: 06.05.2024).

данных и операций с помощью цифровых технологий, охватывающая онлайн-соединения и транзакции, которые происходят в различных секторах и технологиях, таких как интернет, мобильные технологии, большие данные, а также иные ИКТ1.

В научной литературе встречаются различные определения цифровой экономики. Приведем некоторые из них. Так, одним из распространенных выступает следующее: «Цифровая экономика - это совокупность экономической и коммерческой деятельности, в которой используются цифровые технологии и электронные коммуникации. Этот тип экономики обычно включает в себя такие виды деятельности, как электронная коммерция, цифровой маркетинг, цифровые финансовые услуги, производство цифрового контента, программное обеспечение, компьютерные игры, облачные сервисы и многое другое» [3].

Представители китайской науки проводят связь экономического развития и распространения информационных технологий с указанием на ключевые из них - сети, искусственный интеллект, цифровые данные [4]. При этом отмечаются значимые изменения в структуре распределения стоимости всей глобальной цепочки производства материальных благ [5]. Так, наибольшую прибыль могут получать «невидимые производственные звенья», которые используют информационные технологии, не занимаясь при этом самим производством. Наиболее показательный пример: по состоянию на январь 2024 г. рыночная капитализация Uber составляет 118,49 млрд долл. США2. По состоянию на январь 2024 г. рыночная капитализация ПАО «Газпром» составляет 43,64 млрд долл. США3. В первом случае компания выступает платформой для организации перевозок, при этом не имея на балансе ни одного автомобиля, распределяя лишь полученные данные. Во втором речь идет о добывающей компании, которая обладает значительным материальным ресурсом.

Подобное видение обусловливает и соответствующую правовую политику. В КНР в последнее десятилетие активно принимаются законы, направленные на защиту данных (причем не только персональных), среди которых:

- Закон КНР от 7 ноября 2016 г. «О кибербезопасности»;

- Закон КНР от 10 июня 2021 г. «О безопасности данных»;

- Закон КНР от 20 августа 2021 г. «О защите личной информации».

Цифровизация добавляет еще один значимый фактор - «альтернативная интеграция», под которой понимается построение таких производственных связей, которые при классической производственной цепи (еще несколько десятков лет назад) рассматривались как ухудшающие состояние компании, приводящие к снижению прибыли. Иными словами то, что раньше оценивалось как негативный фактор, в условиях цифровой экономики становится конкурентным преимуществом. В данном случае речь идет о децентрализации производства и раздроблении на мелких производителей, что диктуется расширением возможностей аддитивных технологий. Уже сейчас происходит понимание, что 3 D-печать не требует создания индустриальных гигантов, концентрации рабочих ресурсов [6], ускоряет внедрение инноваций, поскольку нет необходимости в кардинальной перестройке заводской линии, а нужна лишь настройка серийного производства в условиях небольшой лаборатории [7], индивидуализирует участие конкретного человека в производственной цепочке, повышая при этом его личный материальный статус, к тому же удешевляя конечный продукт [8].

Понимание столь масштабных преобразований заставляет государства выстраивать правовые стратегии развития аддитивных технологий. В Индии в 2021 г. Министерством электроники и информационных технологий утверждена Национальная стратегия аддитивного

1 Yasar K., Pratt Mary K. What is the digital economy? // TechTarget : website. URL: https://www.techtarget.com/ searchcio/definition/digital-economy#:~:text=The%20digital%20economy%20refers%20to,and%20operations% 20through%20digital%20technology (дата обращения: 07.05.2024).

2 Market capitalization of Uber (UBER) // Companies Marketcap : website. URL: https://companiesmarketcap.com/ uber/marketcap/ (дата обращения: 07.05.2024).

3 Market capitalization of Gazprom (GAZP.ME) // Companies Marketcap : website. URL: https://companiesmarketcap.com/gazprom/marketcap/ (дата обращения: 07.05.2024).

производства1. В Китайской Народной Республике - это Межведомственный План поддержки развития индустрии аддитивного производства2, а в Объединенных Арабских Эмиратах -План перехода к индустрии 4.03, в рамках которого особое место уделено 3Б-печати. В Российской Федерации Распоряжением Правительства РФ от 14 июля 2021 г. № 1913-р утверждена Стратегия развития аддитивных технологий в Российской Федерации на период до 2030 г. Однако практически во всех странах правовое регулирование 3 D-печати ограничено принятием различных стратегий, иных программных документов. Между тем уже сейчас наиболее остро проявляются вопросы защиты патентных прав. При максимальной децентрализации и отсутствии масштабных вложений в производство отследить создание «пиратских» копий становится весьма сложно. В различных странах уже появились судебные иски об отстаивании прав интеллектуальной собственности, рассмотрение которых усложняется наличием большого числа правовых пробелов [9].

Представители Индии также предлагают собственное видение цифровой экономики -это экономическая деятельность, возникающая в результате объединения людей, предприятий, устройств, данных и операций с помощью цифровых технологий. Она включает в себя онлайн-транзакции в различных секторах и технологиях, таких как интернет, мобильные технологии, большие данные, а также информационно-коммуникационные технологии [10]. Тем самым обозначены основные возникающие угрозы - кибербезопасность, интернет-платформы, сетевое взаимодействие. В научной литературе вырабатывается понятие гибридной угрозы, в концепции которой обозначен негативный обратный эффект от позитивных изменений [11, 12]. В этой части цифровизация несет в себе все выделенные признаки. С одной стороны, она расширяет возможности экономического обмена, способствуя росту благосостояния как государств, так и граждан в отдельности. С другой - в силу влияния на все стороны личной и общественной жизни происходит трансформация взаимодействия внутри социума, в рамках которой меняются все привычные роли: государства, некоммерческого сектора, политических институтов, отдельного индивидуума. Обратим внимание - усиливающаяся зависимость от цифровых систем создает дополнительный уровень риска: системный технологический сбой может иметь каскадные последствия для всех секторов экономики [13]. Данный аспект изучается при обеспечении кибербезопасности: террористические угрозы, нацеленные на объекты критической инфраструктуры, могут иметь катастрофические последствия [14]; последствия возможных кибервойн могут превышать ущерб от войн в их традиционном смысле [15].

Ключевой особенностью цифровой экономики выступает повышение роли интернет-платформ, выступающих посредниками внутри информационного обмена [16]. Выработана специальная модель - платформенный бизнес, которая получила дальнейшее развитие, распространив свое влияние на политические процессы. В Докладе ЮНКТАД (Конференция ООН по торговле и развитию) за 2021 г. о цифровой экономике «Международные потоки данных и развитие: кому служат потоки данных» определена важнейшая роль крупнейших платформ Apple, Google, Microsoft и др.: «Эти компании имеют конкурентное преимущество в области данных, обусловленное их платформенным компонентом, но они перестали быть просто цифровыми платформами. Они превратились в глобальные цифровые корпорации с планетарным охватом, огромной финансовой, рыночной и технологической мощью и контролем над большими массивами данных о своих пользователях»4.

1 National Strategy on Additive manufacturing (AM) // Ministry of Electronics & Information Technology, Government of India : website. URL: https://www.meity.gov.in/content/national-strategy-additive-manufacturing (дата обращения: 08.05.2024).

2 ^ПЩ-^^ЖтШШГФ^® // Ф^ЛКЙЙНФЛЛКЙЙПЯИЙ : website. URL: http://www.gov.cn/ xinwen/2017-12/14/content_5246754.htm (дата обращения: 08.05.2024).

3 Mansoor Z. UAE's Ministry of Industry and Advanced Technology, Siemens partner to underpin digital transformation // Gulf Business : website. URL: https://gulfbusiness.com/uaes-ministry-of-industry-and-advanced-technology-siemens-partner-to-underpin-digital-transformation/ (дата обращения: 08.05.2024).

4 Доклад ЮНКТАД о цифровой экономике «Международные потоки данных и развитие: кому служат потоки данных». 2021 // ООН : сайт. URL: https://unctad.org/system/files/official-document/der2021_overview_ru.pdf (дата обращения: 08.05.2024).

Платформенная экономика стала глобальной экосистемой, основными признаками которой выступают:

- ее база - цифровые технологии;

- основная задача - управление данными;

- ключевое свойство - открытость, благодаря которой происходит постоянное увеличение пользователей;

- принцип - сетевое управление;

- следствие - глобальные изменения в распределении трудовых ресурсов.

В КНР платформенная экономика определена как одно из основных направлений будущего развития электронной коммерции и технологических исследований [17].

Следствием обновленных подходов в общественном управлении стала концепция -государство как платформа [18]. В этом аспекте орган публичной власти - владелец данных, благодаря чему осуществляется коммуникационное взаимодействие. В Российской Федерации в соответствии с Указом Президента РФ от 31 марта 2023 г. № 231 создана единая цифровая платформа Российской Федерации «ГосТех», основное предназначение которой соединить информационные потоки, формируемые органами как публичной власти, так и подконтрольных им субъектов. Положение о единой цифровой платформе «ГосТех» утверждено Постановлением Правительства РФ от 16 декабря 2022 г. № 2338. Иными словами, «ГосТех» - технологическая универсальная оболочка, нацеленная на реализацию функций органов публичной власти, но на основе принципов цифрового взаимодействия. В этой части исследователи из КНР подчеркивают, что цифровая экономика, затрагивая индустрию и технологии, становится все более зависимой от цифрового государственного управления: архаичное государство не сможет обеспечить быстрое внедрение инноваций. Краткосрочный эффект может в дальнейшем купироваться устаревшими подходами, сохраняющимися в аппарате публичного администрирования [19].

Одновременно научная мысль выработала категорию - экономика совместного потребления, при которой экономическое взаимодействие упрощается благодаря сетевым технологиям [20]. Поиск покупателя и потребителя (а также взаимодействие самих потребителей, нацеленных на снижение собственных затрат для получения доступа к каким-то экономическим благам) упрощает платформа - агрегатор данных.

Ключевые тенденции развития цифровой экономики:

- искусственный интеллект и машинное обучение;

- трансформация традиционных промышленных секторов (ранее было показано влияние аддитивных технологий на индустрию стран мира);

- цифровая связь - имеет решающее значение для успеха цифровой экономики (технологии 5G и космический интернет);

- метавселенная (в прогнозах создание параллельной вселенной со своими экономической и финансовой системами, собственными правилами взаимодействия);

- трансформация здравоохранения (персонализированная медицина);

- обновленная кибербезопасность, которая будет обеспечиваться искусственным ин-теллектом1.

Анализ особенностей развития цифровой экономики и его последствий позволяет сформулировать следующие выводы.

Цифровая экономика оказывает воздействие на все сферы общественной жизни, выходя далеко за пределы интересов народного хозяйства. Кроме того, цифровая экономика является структурным элементом глобальной трансформации общественного устройства. Это означает, что перемены исключительно в экономической сфере невозможны без соответствующих преобразований в политике, государственном управлении, персональном взаимодействии. Именно поэтому основные программы, разрабатывающие амбициозные планы развития, носят

1 Yasar K., Pratt Mary K. What is the digital economy? // TechTarget : website. URL: https://www.techtarget.com/ searchcio/definition/digital-economy#:~:text=The%20digital%20economy%20refers%20to,and%20operations% 20through%20digital%20technology (дата обращения: 08.05.2024).

межотраслевой характер. В Российской Федерации также наблюдается системный подход, когда национальный проект «Цифровая экономика» включает в себя и реформы государственной службы, и повышение цифровой грамотности населения, и модификацию социальных институтов, напрямую не задействованных в коммерческом обороте. Исходя из этого, цифровизация предполагает не перманентные и ограниченные одной сферой перемены, а глобальную перестройку, что и вызывает различные опасения, многие из которых имеют субъективные причины.

Масштабная проектируемая трансформация повлекла за собой появление соответствующих концепций. Приведем только некоторые из них: государство как платформа; цифровой суверенитет; экономика совместного потребления; архитектура управления; сервисное государство; цифровое государство; платформенный бизнес; электронное правительство. Данный перечень далеко не полный. Каждый из аспектов нуждается в своем правовом обеспечении, но в этом процессе право заметно опаздывает. Налицо иная тенденция: первичность технологических правил, изменения которых с помощью законодательства происходят с большим затруднением. Более того, цифровизация, затрагивая любой аспект общественного взаимодействия, меняет базовые принципы государства как политической системы, юридической формы социальной жизни. Можно наблюдать подстройку государства под меняющуюся действительность. Провозглашение цифрового суверенитета стало следствием снижения роли государственных границ, очерчивающих территориальное верховенство публичной власти. Следствием стали законы, направленные на ограничение влияния транснациональных корпораций - гигантов интернет-индустрии. Это попытка государства вовлечь «новых игроков» в собственное правовое поле. В Российской Федерации принят Федеральный закон от 1 июля 2021 г. № 236-Ф3 «О деятельности иностранных лиц в информационно-телекоммуникационной сети "Интернет" на территории Российской Федерации», в Германии - Закон 2017 г. об улучшении правоприменения в социальных сетях (Netzwerkdurchsetzungsgesetz, Gesetz zur Verbesserung der Rechtsdurchsetzung in sozialen Netzwerke1).

Цифровая экономика обусловила появление новых элементов, правовой режим которых трудно определить с помощью традиционных юридических правил. Например, онлайн-пространство предполагает собственную систему аутентификации. В офлайн - это идентификация с помощью официальных документов (паспорт, удостоверение личности, свидетельство о рождении и др.), выдачу которых, как правило, монопольно осуществляет государство. Переход в кибермир происходит с помощью различных ключей - ник, логин, пароль, идентификатор, аватар. Цифровая идентичность может иметь серьезные расхождения с образом той личности, которая проживает в физическом мире. При этом в мире нет определенности по степени совпадения двух систем [21, 22]. Более того, один из прогнозов исходит из того, что онлайн- и офлайн-пространства станут параллельными системами (чему способствует расширение возможностей метавселенной2). В любом случае один из шагов в сторону формирования безопасного кибермира - получение субъектом ID Card - электронного документа. В этой части одним из успешных проектов считается внедрение Сингапуром общенациональной системы идентификации личности (SingPass3). В то же время в некоторых странах электронная идентификация личности осуществляется консорциумами коммерческих организаций. В качестве примера можно привести шведский BankID4. Можно назвать также технологию блокчейн, благодаря которой безопасность транзакций может обеспечиваться вне таких привычных институтов, как банковские организации, нотариусы,

1 Gesetz zur Verbesserung der Rechtsdurchsetzung in sozialen Netzwerken (Netzwerkdurchsetzungsgesetz - NetzDG) // Bundesministerium der Justiz : website. URL: https://www.gesetze-im-internet.de/netzdg/BJNR335210017.html (дата обращения: 08.05.2024).

2 Crutchfield К. The Metaverse And The Practice Of Law // Above the Law : website. URL: https://abovethelaw.com/2022/01/the-metaverse-and-the-practice-of-law/ (дата обращения: 08.05.2024).

3 SingPass // A Singapore Government Agency : website. URL: https://www.singpass.gov.sg/main (дата обращения: 08.05.2024).

4 BankID and Swedish e-ID // BankID : website. URL: https://www.bankid.com/en/juridik-och-regelverk (дата обращения: 08.05.2024).

государственные реестры прав на недвижимое имущество. В этом же направлении происходит развитие криптовалюты, которая по своей сути подрывает денежную монополию государства, создавая виртуальные платежные системы, отвергающие суверенные полномочия традиционных институтов публичной власти.

Правовое регулирование в условиях развития цифровой экономики испытывает определенные трудности. Длительное время отношения складывались либо под влиянием технических правил существования кибермира, либо в условиях политики, проводимой основными гигантами индустрии, которые, в свою очередь, исходили из своего транснационального статуса. Сейчас формируется в ряде стран собственная правовая база, пытающаяся восстановить верховенство национальных правил в рамках виртуального пространства. Данная тенденция усиливается (чему способствует концепция цифрового суверенитета), но пока не имеет каких-то значимых достижений, поскольку одним из условий развития цифровой экономики выступает открытость, трансграничность, постоянный обмен.

Список литературы

1. Экономическое право : учебник / Н. С. Бондарь, Р. В. Амелин, Д. И. Артемова, Д. С. Велие-ва [и др.] ; под науч. ред. Н. С. Бондаря. М. : Проспект, 2021. 352 с. doi: 10.31085/97853923367912021-352 EDN: IYMONQ

2. Tapscott D. The digital economy: promise and peril in the age of networked intelligence. McGraw-Hill, 1996.342 р.

3. Xia Lei, Baghaie S., Mohammad Sajadi S. The digital economy: Challenges and opportunities in the new era of technology and electronic communications // Ain Shams Engineering Journal. 2024. Vol. 15, № 2. Art. 102411. doi: 10.1016/j.asej.2023.102411

4. Li K., Kim D. J., Lang K. R., Kauffman R. J., Naldi M. How should we understand the digital economy in Asia? Critical assessment and research agenda // Electronic Commerce Research and Applications. Journal. 2020. Vol. 44. P. 101004. doi: 10.1016/j.elerap.2020.101004

5. Li X., Wu Q. The impact of digital economy on high-quality economic development: Research based on the consumption expansion // PLoS One. 2023. Vol. 18, № 12. P. e0292925. doi: 10.1371/j ournal .pone.0292925

6. Ben-Ner A., Siemsen E. Decentralization and localization of production: the organizational and economic consequences of additive manufacturing (3D Printing) // California Management Review. 2017. Vol. 59, № 2. Р. 5-23. doi: 10.1177/0008125617695284

7. Mies D., Marsden W., Warde S. Overview of Additive Manufacturing Informatics: «A Digital Thread» // Integrating Materials and Manufacturing Innovation. 2016. Vol. 5. Р. 114-142. doi: 10.1186/s40192-016-0050-7

8. Chen L., He Y., Yang Y., Niu S., Ren H. The research status and development trend of additive manufacturing technology // International Journal of Advanced Manufacturing Technology. 2017. Vol. 89. Р. 3651-3660. doi: 10.1007/s00170-016-9335-4

9. Rimmer M. Metal 3D printing: Patent law, trade secrets, and additive manufacturing // Frontiers in Research Metrics and Analytics. 2022. Vol. 7. P. 958761. doi: 10.3389/frma.2022.958761

10. Javaid M., Haleem А., Singh R. P., Sinha A. K. Digital economy to improve the culture of industry 4.0: A study on features, implementation and challenges // Green Technologies and Sustainability. 2024. Vol. 2, № 2. Art. 100083. doi: 10.1016/j.grets.2024.100083

11. Права человека и безопасность в современном мире: гибридные угрозы и новые вызовы / Н. Н. Аверьянова, Д. С. Велиева, Е. А. Капитонова [и др.]. М., 2021. 152 с. EDN: TDYXEG

12. Липень С. В. Сетевая парадигма и современное государство в юридических исследованиях начала XXI в. // Актуальные проблемы российского права. 2020. Т. 15, № 10 (119). С. 11-19. doi: 10.17803/1994-1471.2020.119.10.011-019 EDN: GROCAE

13. Al-Zoubi W. K. Economic Development in the Digital Economy: A Bibliometric Review // Economies. 2024. Vol. 12, № 3. P. 53. doi: 10.3390/economies12030053

14. Кулешова Г. П., Капитонова Е. А., Романовский Г. Б. Правовые основы противодействия кибертерроризму в России и за рубежом с позиции общественно-политического измерения // Всероссийский криминологический журнал. 2020. Т. 14, № 1. С. 156-165. doi: 10.17150/2500-4255.2020.14(1).156-165 EDN: GMWAWG

15. Права человека и гибридные войны : монография / А. В. Басова, Д. С. Велиева, Е. А. Капитонова [и др.]. М. : Проспект, 2023. 184 с. EDN: OYPXAR

16. Goldfarb A., Tucker C. Digital Economics // Journal of Economic Literature. 2019. Vol. 57, № 1. Р. 3-43. doi: 10.1257/jel.20171452

17. Design and implementation of cloud platform for intelligent logistics in the trend of intellectualiza-tion / M. Yang, M. Mahmood, Z. Zhou, S. Shafaq, L. Zahid // China Communications. 2017. Vol. 14, № 10. Р. 180-191. doi: 10.1109/CC.2017.8107642

18. Бурова А. Ю. Цифровые экосистемы: необходимость и содержание законодательного регулирования // Журнал российского права. 2024. Т. 28, № 1. С. 143-155. doi: 10.61205/jrp.2024.1.7 EDN: JCVSUN

19. Li Q., Zhao S. The impact of digital economy development on industrial restructuring: Evidence from China // Sustainability. 2023. Vol. 15, № 14. P. 10847. doi: 10.3390/su151410847

20. Arcidiacono D., Gandini A., Pais I. Sharing what? The «sharing economy» in the sociological debate // The Sociological Review. 2018. Vol. 66, № 2. Р. 275-288. doi: 10.1177/0038026118758529

21. Garon J. M. Legal Implications of a Ubiquitous Metaverse and a Web3 Future // Marquette Law Review. 2022. Vol. 106, № 1. Art. 5. Р. 163-242. doi: 10.2139/ssrn.4002551

22. Cheong B. C. Avatars in the metaverse: potential legal issues and remedies // International Cyber-security Law Review. 2022. Vol. 3. Р. 467-494. doi: 10.1365/s43439-022-00056-9

References

1. Bondar N.S., Amelin R.V., Artemova D.I., Velieva D.S. et al. Ekonomicheskoe pravo: uchebnik = Economic law: textbook. Moscow: Prospekt, 2021:352. (In Russ.). doi: 10.31085/9785392336791-2021-352

2. Tapscott D. The digital economy: promise and peril in the age of networked intelligence. McGraw-Hill, 1996:342.

3. Xia Lei, Baghaie S., Mohammad Sajadi S. The digital economy: Challenges and opportunities in the new era of technology and electronic communications. Ain Shams Engineering Journal. 2024;15(2): 102411. doi: 10.1016/j.asej.2023.102411

4. Li K., Kim D. J., Lang K.R., Kauffman R.J., Naldi M. How should we understand the digital economy in Asia? Critical assessment and research agenda. Electronic Commerce Research and Applications. Journal. 2020;44:101004. doi: 10.1016/j.elerap.2020.101004

5. Li X., Wu Q. The impact of digital economy on high-quality economic development: Re-search based on the consumption expansion. PLoS One. 2023;18(12):e0292925. doi: 10.1371/journal.pone.0292925

6. Ben-Ner A., Siemsen E. Decentralization and localization of production: the organizational and economic consequences of additive manufacturing (3D Printing). California Management Review. 2017;59(2):5-23. doi: 10.1177/0008125617695284

7. Mies D., Marsden W., Warde S. Overview of Additive Manufacturing Informatics: «A Digital Thread». Integrating Materials and Manufacturing Innovation. 2016;5:114-142. doi: 10.1186/s40192-016-0050-7

8. Chen L., He Y., Yang Y., Niu S., Ren H. The research status and development trend of additive manufacturing technology. International Journal of Advanced Manufacturing Technology. 2017;89:3651-3660. doi: 10.1007/s00170-016-9335-4

9. Rimmer M. Metal 3D printing: Patent law, trade secrets, and additive manufacturing. Frontiers in Research Metrics and Analytics. 2022;7:958761. doi: 10.3389/frma.2022.958761

10. Javaid M., Haleem A., Singh R.P., Sinha A.K. Digital economy to improve the culture of industry 4.0: A study on features, implementation and challenges. Green Technologies and Sustainability. 2024;2(2): 100083. doi: 10.1016/j.grets.2024.100083

11. Averyanova N.N., Velieva D.S., Kapitonova E.A. et al. Prava cheloveka i bezopasnost v sov-remennom mire: gibridnye ugrozy i novye vyzovy = Human rights and security in the modern world: Hybrid threats and new challenges. Moscow, 2021:152. (In Russ.)

12. Lipen S.V. Network paradigm and modern state in legal research at the beginning of the 21st century. Aktualnye problemy rossiyskogo prava = Topical Issues of Russian Law. 2020;15(10): 11-19. (In Russ.). doi: 10.17803/1994-1471.2020.119.10.011-019

13. Al-Zoubi W.K. Economic Development in the Digital Economy: A Bibliometric Review. Economies. 2024;12(3):53. doi: 10.3390/economies12030053

14. Kuleshova G.P., Kapitonova E.A., Romanovskiy G.B. Legal basis for countering cyberterrorism in Russia and abroad from the standpoint of the social political dimension. Vserossiyskiy kriminologicheskiy

zhurnal = All-Russian Criminological Journal. 2020; 14(1): 156-165. (In Russ.). doi: 10.17150/2500-4255.2020.14(1).156-165

15. Basova A.V., Velieva D.S., Kapitonova E.A. et al. Prava cheloveka i gibridnye voyny: mono-grafiya = Human rights and hybrid wars: Monograph. Moscow: Prospekt, 2023:184. (In Russ.)

16. Goldfarb A., Tucker C. Digital Economics. Journal of Economic Literature. 2019;57(1):3-43. doi: 10.1257/jel.20171452

17. Yang M., Mahmood M., Zhou Z., Shafaq S., Zahid L. Design and implementation of cloud platform for intelligent logistics in the trend of intellectualization. China Communications. 2017;14(10): 180-191. doi: 10.1109/CC.2017.8107642

18. Burova A.Yu. Digital ecosystems: Need and content of legislative regulation. Zhurnal rossiyskogo prava = Journal of Russian Law. 2024;28(1):143-155. (In Russ.). doi: 10.61205/jrp.2024.1.7

19. Li Q., Zhao S. The impact of digital economy development on industrial restructuring: Evidence from China. Sustainability. 2023;15(14):10847. doi: 10.3390/su151410847

20. Arcidiacono D., Gandini A., Pais I. Sharing what? The «sharing economy» in the sociological debate. The Sociological Review. 2018;66(2):275-288. doi: 10.1177/0038026118758529

21. Garon J.M. Legal Implications of a Ubiquitous Metaverse and a Web3 Future. Marquette Law Review. 2022;106(1): 163-242. doi: 10.2139/ssrn.4002551

22. Cheong B.C. Avatars in the metaverse: potential legal issues and remedies. International Cyberse-curity Law Review. 2022;3:467-494. doi: 10.1365/s43439-022-00056-9

Информация об авторе / Information about the author

О. В. Романовская - доктор юридических наук, профессор, заведующий кафедрой государственно -правовых дисциплин, Пензенский государственный университет, 440026, г. Пенза, ул. Красная, 40.

O V. Romanovskaya - Doctor of Law, Professor, Head of the Department of Legal Disciplines, Penza State University, 40 Krasnaya street, Penza, 440026.

Автор заявляет об отсутствии конфликта интересов / The author declares no conflict of interests

Поступила в редакцию / Received 21.05.2024

Поступила после рецензирования и доработки / Revised 17.06.2024 Принята к публикации / Accepted 30.07.2024

ПУБЛИЧНО-ПРАВОВЫЕ (ГОСУДАРСТВЕННО-ПРАВОВЫЕ) НАУКИ

Научная статья УДК 343.326 EDN: RWZNIJ

doi: 10.21685/2307-9525-2024-12-3-8

АДМИНИСТРАТИВНЫЕ МЕРЫ В СФЕРЕ ПРОТИВОДЕЙСТВИЯ ТЕРРОРИЗМУ В РОССИИ И ЗА РУБЕЖОМ

Владислав Георгиевич Романовский

Пензенский государственный университет, Пенза, Россия up406@mail.ru

Аннотация. Актуальность и цели. Терроризм представляет собой глобальную угрозу, которая требует экстраординарных методов противодействия. С учетом того, что главная задача государства в этой сфере состоит в предотвращении террористических атак, все более востребованными становятся различные административные меры, нацеленные на профилактику преступных действий. Основная цель - изучение зарубежного опыта введения административных мер в сфере противодействия терроризму, профилактика проявлений терроризма. Материалы и методы. Эмпирическую базу исследования составили различные зарубежные акты, среди которых следует особо выделить Закон Сингапура от 27 июля 1960 г. № 18 о внутренней безопасности; Закон Франции от 30 октября 2017 г. № 2017-1510 «Укрепление национальной безопасности и борьба с терроризмом»; Акт Соединенного Королевства 2011 г. о мерах по предупреждению и расследованию терроризма и др. Основной метод исследования - сравнительно-правовой, который позволяет перенести зарубежный опыт в российскую правотворческую практику. Результаты. Главный вывод заключается в определении эффективности законодательных актов, устанавливающих меры административного воздействия к лицам, в отношении которых есть достаточные основания для подозрений в причастности к террористической деятельности. Основная задача таких мер - профилактика терроризма, выявление лиц, подозреваемых в причастности к террористической деятельности, и их социальная реабилитация. Выводы. Обоснован вывод о необходимости закрепления реестров профилактического учета лиц, подозреваемых в причастности к террористической деятельности, введение мер административного контроля, предусматривающих некоторые ограничения основных прав и свобод человека и гражданина.

Ключевые слова: терроризм, административное воздействие, контроль, ограничения прав человека, административный учет, противодействие

Для цитирования: Романовский В. Г. Административные меры в сфере противодействия терроризму в России и за рубежом // Электронный научный журнал «Наука. Общество. Государство». 2024. Т. 12, № 3. С. 74-84. doi: 10.21685/2307-9525-2024-12-3-8 EDN: RWZNIJ

PUBLIC LEGAL (STATE LEGAL) SCIENCES

Original article

ADMINISTRATIVE MEASURES IN THE FIELD OF COUNTERING TERRORISM

IN RUSSIA AND ABROAD

Vladislav G. Romanovsky

Penza State University, Penza, Russia up406@mail.ru

Abstract. Background. Terrorism is a global threat that requires extraordinary countermeasures. Taking into account the fact that the main task of the state in this field is to prevent terrorist attacks, various administrative measures aimed at preventing criminal acts are increasingly in demand. The main aim is to study foreign practices of introducing administrative measures in the field of countering terrorism and preventing manifestations of terrorism. Materials and methods. The empirical basis of the study is made up of various foreign acts, among which the Internal Security Act of Singapore dated July 27, 1960 No. 18, Law of the French Republic dated October 30, 2017 No. 2017-1510 "Strengthening national security and combating terrorism" and Terrorism Prevention and Investigation Measures Act 2011 of the United Kingdom Act should be highlighted. The main research method is comparative legal, which allows transferring the foreign practices into Russian law-making practice. Results. The main conclusion is to determine the effectiveness of legislative acts that establish administrative measures against persons in respect of whom there are sufficient grounds for suspicion of involvement in terrorist activity. The main objective of such measures is terrorism prevention, identification of persons suspected of involvement in terrorist activity and their social rehabilitation. Conclusions. The article substantiates the need to establish registers of preventive records of persons suspected of involvement in terrorist activity and to introduce administrative control measures that provide for certain restrictions on the fundamental human and civil rights and freedoms.

Keywords: terrorism, administrative influence, control, restrictions on human rights, administrative accounting, counteraction

For citation: Romanovsky V.G. Administrative measures in the field of countering terrorism in Russia and abroad. Elektronnyy nauchnyy zhurnal "Nauka. Obshchestvo. Gosudarstvo" = Electronic scientific journal "Science. Society. State". 2024;12(3):74-84. (In Russ.). doi: 10.21685/2307-9525-2024-12-3-8

Терроризм в XXI в. не перестал быть историческим явлением, его опасность, наоборот, резко возросла: специалисты ввели в оборот понятие «катастрофический терроризм», при котором действия даже одного преступника могут создавать риски общегосударственного масштаба. Это означает, что первичное значение приобретают предупредительные меры, нацеленные на недопущение совершения противоправных действий. В этом аспекте необходимо совершенствование административных мер, цель которых профилактика терроризма (и смежных явлений, способствующих его распространению). До сих пор в юридической науке присутствует тезис: основная мера борьбы с терроризмом - установление мер уголовной ответственности. Не принижая его в целом, следует отметить, что профилактические меры все больше носят административный характер. При этом профилактика рассматривается не только как соответствующая правовая пропаганда, распространение знаний об угрозах, создание нравственной общественной среды, но и как активная деятельность правоохранительных органов: выявление лиц, склонных к деструктивному поведению, их учет и точечная работа по их социализации; проведение разведывательных оперативных мероприятий;

нейтрализация угроз на стадии их формирования [1]. В этих аспектах уголовно-правовые методы борьбы применяются уже на завершающих стадиях противодействия, если есть в них необходимость.

В декабре 2023 г. директор ФСБ России на итоговом заседании Национального антитеррористического комитета и Федерального оперативного штаба рассказал о проделанной работе именно по предотвращению терактов (146), пресечению организованных преступных групп, занимавшихся незаконным оборотом оружия (180), блокированию счетов лиц, причастных к финансированию терроризма (более 4 тыс.)1.

Зарубежные исследования показывают, что наибольшие трудности в предотвращении актов террористического характера возникают в силу смены принципов организации преступных сообществ [2]. Если ранее террористические структуры строились по принципу строгой иерархии с функциональным разделением участников и четким формированием управленческих единиц, то сейчас в основе сетевое управление, использующее максимальную децентрализацию [3]. Это повлияло на методы борьбы: ранее основная задача правоохранительных органов заключалась в нейтрализации руководства террористической организации, что влекло за собой ее дезориентацию, а затем и распад. Сейчас даже ликвидация лидера (или всей верхушки) не приводит к уничтожению всей существующей структуры. Более того, практика показывает, что как в древнегреческой мифологии у Лернейской гидры при отрубании одной головы на ее месте вырастало три новых, так и в средствах массовой информации вслед за отчетом об устранении главы какой-то террористической группы в перспективе начинают публиковаться сведения о возросшей активности новых подразделений с обновленными наименованиями. В специализированной литературе подчеркивают, что современные преступные сообщества - это слабосвязанные структуры, но приведшие к созданию высокоадаптивных и устойчивых команд, действия которых изменчивы, непредсказуемы и часто смертоносны [4]. При этом они становятся сложными «социотехническими системами», к которым также могут применяться методы алгоритмизации для прогнозирования возможных атак [5]. Наибольшие опасения вызывает и то, что подобные методы взаимодействия перенимают и наркопреступники, и «оружейные бароны», и этнические банды [6]. Это указывает на то, что необходимо исследовать не только политические причины терроризма, но и психологические особенности самих террористов [7, 8]. Определение профиля позволит вести эффективную профилактическую работу [9].

Изменились и подходы к вербовке сторонников. Традиционным считался метод личного вовлечения в преступную деятельность, когда потенциальный сторонник обрабатывался прямым контактом. Ему предоставлялась соответствующая литература, в конце 90-х гг. практиковалась передача кассет с аудио- и видеозаписями. Сейчас цифровые технологии поменяли принципы коммуникационного взаимодействия. В зарубежной криминологической литературе появился специальный термин «одинокий волк» - террорист, как правило, потомок иммигрантов (второе, а чаще - третье поколение), не создающий формальные связи с какой-то известной террористической организацией [10]. Идеологическую обработку проходит самостоятельно через социальные сети, мессенджеры, телеграм-каналы, различные чаты, интернет-сайты. Для этого не требуется личное общение, используются система хеш-тегирования, публикация рекламных роликов, информационных сообщений, перенаправляющих на радикальные ресурсы, знакомство с которыми и создает соответствующее мировоззрение [11]. Результатом уже выступает создание эхо-камеры - информационного пространства, в рамках которого обмен данными происходит только между сторонниками какого-то учения. При этом формируется однобокое восприятие действительности. Все альтернативные точки зрения не допускаются, отсеиваются, чтобы не порождать даже тени сомнения во внушаемой доктрине. Подобное явление обусловило криминализацию самостоятельных

1 Директор ФСБ России провел итоговое заседание Национального антитеррористического комитета и Федерального оперативного штаба // Национальный антитеррористический комитет : сайт. URL: http://nac.gov.ru/nak-prinimaet-resheniya/direktor-fsb-rossii-provyol-itogovoe-zasedanie.html (дата обращения: 06.05.2024).

действий (без посредника) по знакомству с деструктивными материалами1. Отсутствие внешних связей с известными террористическими организациями усложняет поиск таких «одиноких волков». Обнаружение их крайне затруднительно, поскольку создание закрытых каналов, сложно отслеживаемых спецслужбами, возможно даже не очень опытными пользователями. Например, допросы Умара Фарука Абдулмуталлаба, предпринявшего нападение на борту самолета в 2009 г., показали, что основой формирования его мировоззрения стал контент со сценами насилия в интернете. Спустя некоторое время он ограничил свои социальные связи, общаясь только с единомышленниками, поиск которых осуществлял также на просторах виртуального мира [12].

В процессе формирования психологии «одинокого волка» значимое место занимает саморадикализация. Специалисты отмечают, что она не происходит одномоментно, хотя некоторые события и могут стать катализатором. Одним из популярных объяснений «пути к преступлению» выступает концепция «лестница к террору», которую представил профессор психологии Ф. М. Могаддам. Его основная метафора строится на том, что вся эта дорога -это лестница, где на первой ступени находится наибольшее число граждан, чем выше подъем, тем меньше их остается. В этой части основа первого этажа - социальное недовольство и ощущение социальной несправедливости, что рассматривается как «топливо» для вступления на путь терроризма. Второй этаж - формирование агрессии на образ врага, третий - моральное одобрение террористических методов, и уже финал - вербовка для участия в террористических атаках [13]. Автор тем самым подчеркивает, что антитеррористическая политика заостряет свое внимание на самих террористах (а это верхний самый малочисленный этаж). В профилактике необходимо сместить акценты на нижние ступени.

Обратим внимание, что саморадикализация существует даже в таких странах, которые ассоциируются с местами достаточно сильного социального контроля за населением. Например, в Сингапуре, известном своим жестким законодательством в отношении различных преступных действий, признают, что это - растущая проблема для всей государственной системы, особенно в плане выявления «одиноких волков». В 2017 г. 22-летняя молодая женщина после просмотра контента, созданного террористической организацией, захотела поехать в Сирию для участия в боевых действиях. В декабре 2020 г. был задержан 16-летний юноша, планировавший нападение в двух мечетях Сингапура; на него повлияло видео о терактах в Новой Зеландии в 2019 г. В 2021 г. 20-летний молодой человек собирался осуществить нападения в синагогах, его мотивировали антисемитские ролики2.

Приведенные властями Сингапура примеры иллюстрируют, что терроризм может носить различный характер, нацелен на разные социальные группы. Обращает внимание, что все перечисленные граждане были задержаны в соответствии с Законом Сингапура от 27 июля 1960 г. № 18 о внутренней безопасности3. Его полное наименование - Закон, обеспечивающий внутреннюю безопасность Сингапура, превентивное задержание, предотвращение подрывной деятельности, подавление организованного насилия против людей и имущества в определенных районах Сингапура, а также по вопросам, связанным с этим. Одним из главных положений Закона выступает возможность превентивного заключения лица, подозреваемого в угрозе внутренней безопасности Сингапура, на срок, не превышающий 30 дней. По истечении этого срока возможно издание приказа о задержании, при котором срок может быть продлен до двух лет. Если правонарушение, в котором подозревается гражданин, не является тяжким, то может быть издан ограничительный приказ. Лицо освобождается из -под ареста, но на него налагаются некоторые ограничения прав и свобод, в частности, наиболее распространенным выступает запрет на выезд за границу. Все указанные приказы издаются

1 Fight against Terrorism // Ministero degli Affari Esteri e della Cooperazione Internazionale : website. URL: https://www.esteri.it/en/politica-estera-e-cooperazione-allo-sviluppo/temi_globali/lotta_terrorismo/ (дата обращения: 07.05.2024).

2 The Threat of Self-radicalisation // SG101 : website. URL: https://www.sg101.gov.sg/defence-and-security/case-studies/the-threat-of-self-radicalisation/ (дата обращения: 07.05.2024).

3 Internal Security Act // National Library Board : website. URL: https://www.nlb.gov.sg/main/article-detail?cmsuuid=b2a0a2ac-0223-4169-ae42-131c4091e6bc (дата обращения: 07.05.2024).

в административном порядке. Приказ о задержании на срок более 30 суток принимается министром внутренних дел, но он должен быть санкционирован Президентом страны. Все приказы, принятые в соответствии с данным Законом, не могут быть обжалованы в судебном порядке. В то же время создан Консультативный совет ISA, состоящий из судьи Верховного суда Сингапура и двух представителей, назначенных Президентом по согласованию с Председателем Верховного суда. Совет, рассматривая дело, представляет свои рекомендации Президенту на утверждение. Подобная модель подвергается критике. Основные аргументы сводятся к возможности преследования политических оппонентов [14]. Несмотря на это, Закон сохраняет свое действие, применяется практически только в отношении лиц, подозреваемых в террористической деятельности.

В Российской Федерации ключевым правовым актом в сфере противодействия терроризму выступает одноименный Федеральный закон от 6 марта 2006 г. № 35-ФЗ1. В его преамбуле определены цели регулирования, в числе которых «создание правовых и организационных основ профилактики терроризма». Кроме того, ст. 3 Федерального закона прямо предусматривает предупреждение терроризма как элемента общей системы противодействия. Есть указание на профилактику терроризма как вид государственной деятельности, в рамках которой должно происходить «выявление и последующее устранение причин и условий, способствующих совершению террористических актов». В то же время обращение к тексту Закона показывает отсутствие конкретных профилактических мер, которые могут использоваться правоохранительными органами. В 2016 г. Закон «О противодействии терроризму» был дополнен нормами, наделяющими полномочиями органы публичной власти по принятию государственных программ, посвященных профилактике терроризма. Органы местного самоуправления не в полной мере понимают суть предоставленных полномочий. На данный вывод нацеливает знакомство с содержанием действующих программ. Во многих из них происходит смешение всех деструктивных явлений, с которыми необходимо выстраивать различные меры противодействия. Примером может служить Постановление Администрации Усть-Камчатского муниципального района Камчатского края от 28 августа 2018 г. № 297, утвердившее муниципальную программу «Профилактика правонарушений, терроризма, экстремизма, наркомании и алкоголизма в Усть-Камчатском сельском поселении». Само название указывает, что терроризм «растворяется» в наркомании и алкоголизме. Признавая необходимость противодействия таким зависимостям, следует отметить, что терроризм находится в совершенно иной плоскости борьбы. Такое объединение снижает, в первую очередь, актуальность профилактики именно терроризма. Кроме того, скорее всего за все это будет отвечать один муниципальный служащий, в понимании которого профилактика алкоголизма является более наглядной по общим результатам, чем далекий терроризм (учитывая удаленность района от центра России). Цели Программы подтверждают смесь разнопорядковых явлений. В них и общее снижение уровня преступлений, и повышение спокойствия граждан, и безопасность дорожного движения. Это видение отражено и в индикаторах Программы.

Определение административных мер по противодействию террористическим угрозам можно осуществить благодаря обращению к зарубежному опыту. Ранее уже приводился пример Сингапура. Анализ антитеррористического законодательства ряда стран (особенно в той части, в которой оно доказало свою эффективность) может быть учтен российскими парламентариями при совершенствовании отечественной правовой базы.

Упрощение применения пресекательных мер в отношении лиц, подозреваемых в террористической деятельности, стало ответной реакцией на масштабные атаки. Принимаемые законы обозначились как экстраординарные, что не приводило к их отмене по истечении некоторого времени. Обратим внимание на законодательство Франции. В 2015 г. нападения террористов, повлекшие значительное число жертв среди мирного населения,

1 О противодействии терроризму : федер. закон от 6 марта 2006 г. № 35-ФЗ // Правовой сервер Консультант-Плюс. URL: https://www.consultant.ru/document/cons_doc_LAW_58840/?ysclid=lya1wqowsr799935888 (дата обращения: 08.05.2024).

привели к принятию Закона от 22 марта 2016 г. № 2016-339 «О противодействии и борьбе с невоспитанностью, против преступлений в сфере общественной безопасности и общественного транспорта»1, Закона от 3 июня 2016 г. № 2016-731 «Об усилении борьбы с организованной преступностью, терроризмом и их финансированием, а также о повышении эффективности и гарантий уголовного судопроизводства»2. Ключевой мерой, которая подверглась общественной критике, стала возможность установления полицейского надзора в отношении лиц, которые посещали территорию, контролируемую террористической организацией, а потом вернулись во Францию. Эта мера рассматривалась как противостояние джихад-туризму. Она применялась министром внутренних дел (уведомлялся только прокурор), но допускалось обжалование в судебном порядке. Срок ограничений - 1 месяц, предполагающий установление определенного места жительства, обязанность отмечаться в органах полиции, нахождение дома в течение определенного времени. Дополнительная мера ограничений могла устанавливаться на срок три месяца и касалась уведомления о месте жительства и запрете на социальные связи с лицами, которые могут создавать угрозу общественному порядку. Таким лицам запрещается покидать территорию Франции. В каждом случае решение должно носить мотивированный характер.

В отношении тех лиц, которые намереваются покинуть Францию для участия в террористической деятельности или посещения территории, контролируемой террористической организацией, могут устанавливаться запреты на выезд из Франции сроком на шесть месяцев с возможным продлением до двух лет. Решение принимается министром иностранных дел.

Подобный опыт был оценен положительно, что нашло подтверждение в расширении ограничительных мер, введенных Законом от 30 октября 2017 г. № 2017-1510 «Укрепление национальной безопасности и борьба с терроризмом» (сокращенное название закона -SILT)3. В Кодексе внутренней безопасности появилась новая глава - VIII «Индивидуальные меры административного контроля и надзора». Административные меры могут применяться к гражданам, которые могут представлять серьезную угрозу безопасности, правам граждан и общественному порядку. Кодекс расшифровывает условия, при которых гражданин может рассматриваться как угроза безопасности:

- фиксация контактов лица с иными гражданами или организациями, которые так или иначе содействуют террористическим актам (подстрекают или участвуют в них);

- поддержка террористической деятельности, в том числе путем демонстрации символики, подстрекательства к терактам, их пропаганде либо путем распространения соответствующих идеологических материалов.

Единственная цель установления мер административного контроля - предотвращение террористических атак. Иными словами, Кодекс внутренней безопасности в этой части нацелен только на профилактику терроризма, что значительным образом сужает защиту общественной безопасности и общественного порядка. Такое ограничительное толкование обоснованно, поскольку в ином случае может привести к злоупотреблениям со стороны правоохранительных органов.

Административный контроль устанавливается министром внутренних дел с информированием прокуратуры и может включать в себя значительный перечень ограничительных мер, касающихся выбора места жительства, отчета в органах полиции, запрета на появление в определенных местах, установления электронного контроля (с согласия лица). Срок

1 LOI n° 2016-339 du 22 mars 2016 relative à la prévention et à la lutte contre les incivilités, contre les atteintes à la sécurité publique et contre les actes terroristes dans les transports collectifs de voyageurs (1) // Legifrance : Le service public de l'accès au droit. URL: https://www.legifrance.gouv.fr/loda/id/JORFTEXT000032282279 (дата обращения: 08.05.2024).

2 LOI n° 2016-731 du 3 juin 2016 renforçant la lutte contre le crime organisé, le terrorisme et leur financement, et améliorant l'efficacité et les garanties de la procédure pénale (1) // Legifrance : Le service public de l'accès au droit. URL: https://www.legifrance.gouv.fr/loda/id/J0RFTEXT000032627231 (дата обращения: 08.05.2024).

3 LOI n° 2017-1510 du 30 octobre 2017 renforçant la sécurité intérieure et la lutte contre le terrorisme (1) // Legifrance : Le service public de l'accès au droit. URL: https://www.legifrance.gouv.fr/loda/id/J0RFTEXT000035932811 (дата обращения: 08.05.2024).

контроля - три месяца с возможностью продления, но не более года. Допускается досмотр помещений, принадлежащих лицам, находящимся под контролем (причем такой досмотр возможен в отсутствие собственника помещения, но при двух понятых). Закон вводит парламентский контроль: правительство представляет ежегодный отчет о вводимых мерах.

Введение административного контроля допускается и в Великобритании, при этом законодательство, устанавливающее такие меры, было принято раньше, чем во Франции. Первоначально в 2005 г. Акт о предупреждении терроризма1 предусмотрел утверждение «контрольных приказов», в которых допускались фиксация места жительства, невозможность его покинуть в определенные часы, отчет в полицейских органах. Акт о мерах по предупреждению и расследованию терроризма2 (принят в 2011 г.) расширил возможность ограничений прав человека для тех, кто подозревается в террористической деятельности. При этом действия, которые служат основанием для введения контрольных мер, трактуются достаточно широко:

- поведение, которое способствует совершению, подготовке или подстрекательству к совершению терактов или иных действий, их обусловливающих;

- поощрение организации, подготовки и подстрекательства терактов;

- поддержка или содействие лицам, которые, как известно или по мнению заинтересованного лица, были вовлечены в террористическую деятельность [15].

Акт 2011 г. не только затрагивает выбор места жительства, но и вводит меры контроля личного, социального и финансового характера. Таким образом происходит охват всех сторон жизни гражданина. Подвергаются контролю личные контакты (с пофамильным запретом на общение), участие в общественных мероприятиях, перемещение (обязательное уведомление о покупке проездных билетов), финансовые потоки (жесткие ограничения по осуществлению денежных переводов и получению любых финансовых услуг, вплоть до установления специализированного счета, через который могут проводиться операции). Аннулируется паспорт для выезда за границу. Весьма широкий контроль вводится в отношении применения электронных устройств, вплоть до использования только таких телефонов и компьютеров, которые имеют фиксированные линии связи. В качестве обеспечительной меры выступает возможность инспекционных проверок с изъятием коммуникационных устройств. На гражданина может быть возложена обязанность постоянного ношения электронного устройства, с помощью которого может быть установлена его связь с офицером полиции.

Все указанные меры не определяются как меры уголовно-процессуального принуждения, они носят административно-правовой характер. Их цель - предотвращение расширения террористической организации за счет вовлечения в свою деятельность новых сторонников. Но в данном случае гражданин не является прямым участником преступной организации, иначе он был бы привлечен к уголовной ответственности. Здесь, наоборот, уголовное преследование не начинается. Для постановки на контроль достаточно «разумных подозрений» в участии (прямом или косвенном) в террористической организации [16]. Подобная практика была критически оценена многими исследователями, где основные аргументы сводились к недопустимости включения в антитеррористическое законодательство понятий, которые могут получать двойное толкование [17-19]. Конкретные ограничения прописаны в «контрольном приказе», который выносится судом. В случае не терпящих отлагательства обстоятельств приказ издается в административном порядке, но с последующим судебным санкционированием. Основанием для судебного решения могут выступать секретные данные, о содержании которых лицо, в отношении которого издается «контрольный приказ», не уведомляется. Акт 2011 г., как и во Франции, устанавливает парламентский контроль: правительство каждые три месяца представляет соответствующий доклад об исполнении Акта.

1 Prevention of Terrorism Act, 2005 // legislation.gov.uk : website. URL: http://www.legislation.gov.uk/ukpga/2005/ 2/pdfs/ukpga_20050002_en.pdf (дата обращения: 15.05.2024).

2 Terrorism Prevention and Investigation Measures Act, 2011 // legislation.gov.uk : website. URL: http://www.legislation.gov.uk/ukpga/2011/23/pdfs/ukpga_20110023_en.pdf (дата обращения: 15.05.2024).

Приведенные меры в официальных документах определяются как экстраординарные, нацеленные на предотвращение терактов в стране, охрану общественной безопасности. Уровень террористической угрозы обусловливает особые подходы к их купированию. В Отчете специального докладчика Д. Андерсона (в 20131 и 20142 гг.) обозначена смена стратегии и тактики террористических организаций по подготовке и совершению преступлений. Максимальная децентрализация повышает роль преступника-одиночки, который может действовать по заданию различных организаций, не представляя даже, какая из них выдает ему конкретные поручения. Обращает внимание, что Д. Андерсон подчеркивает: эффективность Закона заключается в его простом наличии, даже если нормы на самом деле не принимаются; он является большим сдерживающим фактором.

В 2015 г. был принят Закон о борьбе с терроризмом и безопасности3, который не только сохранил действие административных мер, но и ограничил пределы судебной проверки, при которой основанием отмены может быть только выявление «явной ошибочности» представления органов полиции.

Закон от 29 ноября 2016 г. о полномочиях на проведение расследования4 касался в основном расширения возможностей правоохранительных органов по ведению электронного наблюдения. Был расширен список оперативно-разыскных мероприятий, в него вошли: хранение всех коммуникационных данных и истории интернета; хакерство от имени государства; перехват электронных данных; сбор персональных данных. Закон 2019 г. о борьбе с терроризмом и безопасности границ5 расширил экстерриториальное действие уголовного законодательства и предусмотрел уголовную ответственность для лиц, находившихся на территории, оказавшейся под контролем террористической организации. В 2021 г. Закон о борьбе с терроризмом и назначении наказаний6 в основном ужесточал систему уголовных наказаний, применяемых к лицам, совершившим преступления террористической направленности. Правотворческая политика показывает, что все антитеррористические правовые акты, принятые в Соединенном Королевстве, в течение последних 24 лет были направлены на предотвращение исламизма, радикального течения в мусульманстве. Это оставило вне поля зрения правый терроризм, который стал приобретать все большее значение, что отразилось и на уголовной статистике [20].

Попытка введения административного учета лиц, подозреваемых в причастности к террористической деятельности, осуществлялась и в России, но она носила отрицательный характер по ряду причин. Во-первых, она была реализована в рамках одного субъекта Российской Федерации - Республики Дагестан. Это однозначно поднимало вопрос о соблюдении принципа равенства прав граждан Российской Федерации. К тому же получалось, что данная проблема актуальна только для одной территории, а такой тезис выглядит весьма несправедливым. Во-вторых, правовое оформление попытки осуществлялось с помощью нормативного акта Министерства внутренних дел Республики Дагестан (Приказ МВД по Республике Дагестан от 3 апреля 2015 г. № 737 «Об утверждении порядка постановки на профилактический учет, внесению корректировок и снятию с учета АБД "Дагестан"»). К тому же впоследствии было

1 Anderson D. Terrorism Prevention and Investigation Measures in 2012. Independent Reviewer of Terrorism Legislation. March 2013. Presented to Parliament pursuant to section 20 of the Terrorism Prevention and Investigation Measures Act 2011 // Independent Reviewer of Terrorism Legislation : website. URL: https://terrorismlegislationreviewer.independent. gov.uk/wp-content/uploads/2013/04/first-report-tpims.pdf (дата обращения: 15.05.2024).

2 Anderson D. Terrorism Prevention and Investigation Measures in 2013. Independent Reviewer of Terrorism Legislation. March 2014. Presented to Parliament pursuant to section 20 of the Terrorism Prevention and Investigation Measures Act 2011 // Independent Reviewer of Terrorism Legislation : website. URL: http://www.statewatch.org/news/2015/mar/uk-indep-rev-tpim-report.pdf (дата обращения: 15.05.2024).

3 Counter-Terrorism and Security Act, 2015 // Statewatch : website. URL: http://www.statewatch.org/news/2015/ feb/uk-cts-act-2015.pdf (дата обращения: 15.05.2024).

4 Investigatory Powers Act, 2016 // legislation.gov.uk : website. URL: http://www.legislation.gov.uk/ukpga/2016/ 25/contents/enacted (дата обращения: 15.05.2024).

5 Counter-Terrorism and Border Security Act 2019 // legislation.gov.uk : website. URL: https://www.legislation.gov.uk/ ukpga/2019/3/contents (дата обращения: 15.05.2024).

6 Counter-Terrorism and Sentencing Act 2021 // legislation.gov.uk : website. URL: https://www.legislation.gov.uk/ ukpga/2021/11/contents (дата обращения: 15.05.2024).

обнаружено, что документ так и не был официально опубликован. Данные факты были выявлены только после судебного разбирательства по жалобам тех граждан, которые были включены в специальный реестр1. В-третьих, установленный административный учет влек за собой существенные ограничения конституционных прав, что противоречит Конституции Российской Федерации, определяющей базовый принцип, - такие ограничения возможны только на основании федерального закона. В-четвертых, даже указанный выше Приказ № 737 не содержал четких критериев, на основании которых гражданин подвергался постановке на профилактический учет. В ходе судебных заседаний были выявлены злоупотребления со стороны сотрудников правоохранительных органов.

В то же время подобный опыт профилактического учета граждан (хотя он и получил первоначальную негативную оценку в судебных органах) не отрицает необходимость его введения. Наоборот, все выявленные факты недобросовестного использования отдельных служебных полномочий должны стать условием для принятия федерального правового акта, препятствующего выявленным злоупотреблениям, с учетом как российского, так и зарубежного опыта. Практика показала, что постановка на профилактический учет должна способствовать не просто фиксации тех лиц, которые могут стать в дальнейшем преступниками, а их социальной адаптации и установлению позитивных моральных предписаний. Главная задача учета - предотвращение преступлений террористического характера, что и должно закрепиться в принятом федеральном законе.

Список литературы

1. Права человека и безопасность в современном мире: гибридные угрозы и новые вызовы : монография / Н. Н. Аверьянова, Д. С. Велиева, Е. А. Капитонова [и др.]. М. : Проспект, 2021. 152 с. EDN: QPDDNB

2. Spyropoulos A. Z., Ioannidis E., Antoniou I. Interoperability and Targeted Attacks on Terrorist Organizations Using Intelligent Tools from Network Science // Information. 2023. Vol. 14, № 10. P. 580. doi: 10.3390/info14100580

3. Fu J., Fan Y., Wang Y., Wang S. Network Analysis of Terrorist Activities // Journal of Systems Science and Complexity. 2014. Vol. 27. P. 1079-1094. doi: 10.1007/s11424-014-3034-8

4. Spitzmuller M., Park G. Terrorist teams as loosely coupled systems // American Psychologist. 2018. Vol. 73, № 4. P. 491-503. doi: 10.1037/amp0000257

5. An integrated deep-learning and multi-level framework for understanding the behavior of terrorist groups / D. Jiang, J. Wu, F. Ding [et al.] // Heliyon. 2023. Vol. 9, № 8. Art. e18895. doi: 10.1016/j .heliyon.2023.e18895

6. LaFree G., Schwarzenbach A. Micro- and macro-level risk factors for extremism and terrorism: toward a criminology of extremist violence // Monatsschrift fur Kriminologie und Strafrechtsreform. 2021. Vol. 104, № 3. P. 184-202. doi: 10.1515/mks-2021-0127

7. Are Radicalization and Terrorism Associated with Psychiatric Disorders? A Systematic Review / M. Trimbur, A. Amad, M. Horn, P. Thomas, T. Fovet // Journal of Psychiatric Research. 2021. Vol. 141. P. 214-222. doi: 10.1016/j.jpsychires.2021.07.002

8. The alliance relationship analysis of international terrorist organizations with link prediction / L. Fang, H. Fang, Y. Tian, T. Yang, J. Zhao // Physica A: Statistical Mechanics and its Applications. 2017. Vol. 482. P. 573-584. doi: 10.1016/j.physa.2017.04.068

9. Bruneau E. Understanding the Terrorist Mind // Cerebrum. 2016. Nov 1. Art. cer-13-16. URL: https: //www .ncbi.nlm .nih.gov/pmc/articles/PMC5198759/pdf/cer- 13-16.pdf

10. Beydoun Khaled A. Lone Wolf Terrorism: Types, Stripes, and Double Standards // Northwestern University Law Review. 2018. Vol. 112, № 5. P. 1213-1244. URL: https://scholarlycommons. law.northwestern.edu/nulr/vol 112/iss5/6/

11. Права человека и гибридные войны / А. В. Басова, Д. С. Велиева, Е. А. Капитонова [и др.]. М. : Проспект, 2023. 184 с. EDN: OYPXAR

1 Апелляционное определение Верховного Суда Республики Дагестан по делу 33а-4836/2016 // Актофакт : сетевое издание. URL: https://actofact.ru/case-050S0000-33a-31-2016-33a-4836-2015-2015-10-22-0-1/?ysclid=lya37yqpv9714412490 (дата обращения: 16.05.2024).

12. Aggarwal N. K. Analyzing predisposing, precipitating, and perpetuating factors of militancy through declassified interrogation summaries: A case study // Transcultural Psychiatry. 2021. Vol. 58, № 5. P. 683-696. doi: 10.1177/1363461520919317

13. Moghaddam F. M. The staircase to terrorism: a psychological exploration // American Psychologist. 2005. Vol. 60, № 2. Р. 161-169. doi: 10.1037/0003-066X.60.2.161

14. Cheong D. Selling Security: The War on Terrorism and the Internal Security Act of Singapore // The Copenhagen Journal of Asian Studies. 2006. Vol. 23, № 1. P. 28-56. doi: 10.22439/cjas.v23i1.691

15. Романовский Г. Б., Романовская О. В. Права человека и борьба с терроризмом: зарубежный опыт. М. : Проспект, 2021. 192 с. doi: 10.31085/9785392310678-2021-192 EDN: BBALUJ

16. Walker C., Cawley O. The Juridification of the UK's Counter Terrorism Prevent Policy // Studies in Conflict & Terrorism. 2022. Vol. 45, № 11. P. 1004-1029. doi: 10.1080/1057610X.2020.1727098

17. Taylor J. D. «Suspect Categories», Alienation and Counterterrorism: Critically Assessing PREVENT in the UK // Terrorism and Political Violence. 2018. Vol. 32, № 4. P. 851-873. doi: 10.1080/09546553.2017.1415889

18. Sabir R. Blurred Lines and False Dichotomies: Integrating Counterinsurgency into the UK's Domestic «War on Terror» // Critical Social Policy. 2017. Vol. 37, № 2. P. 202-224. doi: 10.1177/0261018316683471

19. Walker F. R. The UK's PREVENT Counter-Terrorism Strategy appears to promote rather than prevent violence // Journal of Critical Realism. 2019. Vol. 18, № 5. P. 487-512. doi: 10.1080/14767430.2019.1646095

20. Jupp J. From Spiral to Stasis? United Kingdom Counter-Terrorism Legislation and Extreme Right-Wing Terrorism // Studies in Conflict & Terrorism. 2022. September. P. 1-21. doi: 10.1080/1057610X.2022.2122271

References

1. Aver'yanova N.N., Velieva D.S., Kapitonova E.A. et al. Prava cheloveka i bezopasnost' v sov-remennom mire: gibridnye ugrozy i novye vyzovy: monografiya = Human rights and security in the modern world: Hybrid threats and new challenges: Monograph. Moscow: Prospekt, 2021:152. (In Russ.)

2. Spyropoulos A.Z., Ioannidis E., Antoniou I. Interoperability and Targeted Attacks on Terrorist Organizations Using Intelligent Tools from Network Science. Information. 2023;14(10):580. doi: 10.3390/info14100580

3. Fu J., Fan Y., Wang Y., Wang S. Network Analysis of Terrorist Activities. Journal of Systems Science and Complexity. 2014;27:1079-1094. doi: 10.1007/s11424-014-3034-8

4. Spitzmuller M., Park G. Terrorist teams as loosely coupled systems. American Psychologist. 2018;73(4):491-503. doi: 10.1037/amp0000257

5. Jiang D., Wu J., Ding F. et al. An integrated deep-learning and multi-level framework for understanding the behavior of terrorist groups. Heliyon. 2023;9(8):e18895. doi: 10.1016/j.heliyon.2023.e18895

6. LaFree G., Schwarzenbach A. Micro- and macro-level risk factors for extremism and terrorism: toward a criminology of extremist violence. Monatsschrift für Kriminologie und Strafrechtsreform. 2021;104(3):184-202. doi: 10.1515/mks-2021-0127

7. Trimbur M., Amad A., Horn M., Thomas P., Fovet T. Are Radicalization and Terrorism Associated with Psychiatric Disorders? A Systematic Review. Journal of Psychiatric Research. 2021;141:214-222. doi: 10.1016/j.jpsychires.2021.07.002

8. Fang L., Fang H., Tian Y., Yang T., Zhao J. The alliance relationship analysis of international terrorist organizations with link prediction. Physica A: Statistical Mechanics and its Applications. 2017;482:573-584. doi: 10.1016/j.physa.2017.04.068

9. Bruneau E. Understanding the Terrorist Mind. Cerebrum. 2016;Nov 1:cer-13-16. Available at: https: //www .ncbi.nlm .nih.gov/pmc/articles/PMC5198759/pdf/cer- 13-16.pdf

10. Beydoun Khaled A. Lone Wolf Terrorism: Types, Stripes, and Double Standards. North-western University Law Review. 2018;112(5): 1213-1244. Available at: https://scholarlycommons.law.northwestern. edu/nulr/vol112/iss5/6/

11. Basova A.V., Velieva D.S., Kapitonova E.A. et al. Prava cheloveka i gibridnye voyny = Human rights and hybrid wars. Moscow: Prospekt, 2023:184. (In Russ.)

12. Aggarwal N.K. Analyzing predisposing, precipitating, and perpetuating factors of militancy through declassified interrogation summaries: A case study. Transcultural Psychiatry. 2021;58(5):683-696. doi: 10.1177/1363461520919317

13. Moghaddam F.M. The staircase to terrorism: a psychological exploration. American Psychologist. 2005;60(2): 161-169. doi: 10.1037/0003-066X.60.2.161

14. Cheong D. Selling Security: The War on Terrorism and the Internal Security Act of Singapore. The Copenhagen Journal of Asian Studies. 2006;23(1):28-56. doi: 10.22439/cjas.v23i1.691

15. Romanovskiy G.B., Romanovskaya O.V. Prava cheloveka i borba s terrorizmom: zarubezhnyy opyt = Human rights and fight against terrorism: Foreign practices. Moscow: Prospekt, 2021:192. (In Russ.). doi: 10.31085/9785392310678-2021-192

16. Walker C., Cawley O. The Juridification of the UK's Counter Terrorism Prevent Policy. Studies in Conflict & Terrorism. 2022;45(11):1004-1029. doi: 10.1080/1057610X.2020.1727098

17. Taylor J.D. «Suspect Categories», Alienation and Counterterrorism: Critically Assessing PREVENT in the UK. Terrorism and Political Violence. 2018;32(4):851-873. doi: 10.1080/09546553.2017.1415889

18. Sabir R. Blurred Lines and False Dichotomies: Integrating Counterinsurgency into the UK's Domestic «War on Terror». Critical Social Policy. 2017;37(2):202-224. doi: 10.1177/0261018316683471

19. Walker F.R. The UK's PREVENT Counter-Terrorism Strategy appears to promote rather than prevent violence. Journal of Critical Realism. 2019;18(5):487-512. doi: 10.1080/14767430.2019.1646095

20. Jupp J. From Spiral to Stasis? United Kingdom Counter-Terrorism Legislation and Extreme Right-Wing Terrorism. Studies in Conflict & Terrorism. 2022;September: 1-21. doi: 10.1080/1057610X.2022.2122271

Информация об авторе / Information about the author

В. Г. Романовский - кандидат юридических наук, доцент кафедры уголовного права, Пензенский государственный университет, 440026, г. Пенза, ул. Красная, 40.

V. G. Romanovsky - Candidate of Law, Associate Professor of the Department of Criminal Law, Penza State University, 40 Krasnaya street, Penza, 440026.

Автор заявляет об отсутствии конфликта интересов / The author declares no conflict of interests

Поступила в редакцию / Received 22.05.2024

Поступила после рецензирования и доработки / Revised 20.06.2024 Принята к публикации / Accepted 30.07.2024

ПУБЛИЧНО-ПРАВОВЫЕ (ГОСУДАРСТВЕННО-ПРАВОВЫЕ) НАУКИ

Научная статья УДК 342.41 EDN: SGNKRQ

doi: 10.21685/2307-9525-2024-12-3-9

СОВРЕМЕННЫЕ УСЛОВИЯ РЕАЛИЗАЦИИ КОНСТИТУЦИОННЫХ ОБЯЗАННОСТЕЙ ГОСУДАРСТВА

Дарья Вадимовна Рузаева

Пензенский государственный университет, Пенза, Россия rdv97@mail.ru

Аннотация. Актуальность и цели. Мировая экономика в настоящее время проходит через процесс становления нового типа промышленного производства, отличающегося большей степенью автоматизации и цифровизации, затрагивающего своими последствиями общественную жизнь, а также механизм государственной деятельности. Со стороны государства в лице органов законодательного блока в данной ситуации требуется своевременная правовая реакция, чтобы сохранить темпы равномерного развития и не допустить правовые пробелы относительно отдельных общественных отношений. При этом следует учитывать, как происходящие глобальные процессы могут сказаться на интересах граждан страны, поскольку основная задача государства - именно защита прав и свобод человека и гражданина. В связи с этим исследование процесса реализации и исполнения конституционных обязанностей государства, как наиболее основополагающих, приобретает высокую степень актуальности. Материалы и методы. Для достижения поставленной цели изучены научные материалы, посвященные «промышленной революции XXI века», с использованием междисциплинарного метода были проанализированы политико-экономические тенденции, а также проводимая в настоящее время административная реформа 2020-х гг. Методологическую основу исследования также составили такие методы, как материалистический, историко-правовой, системно-правовой, сравнительно-правовой и др. Результаты. Были обоснованы причины исследования современного процесса реализации конституционных обязанностей государства, а также выделены направления, на которые следует обратить особое внимание, была предложена формулировка для определения «модель исполнения конституционных обязанностей государства», рассмотрены две его разновидности. Выводы. Проведенное исследование показало необходимость более глубокого изучения деятельности государства в настоящее время с учетом быстрых темпов мирового развития. Для обеспечения общественного порядка и безопасности, защиты интересов своих граждан от законодателя требуется своевременная правовая реакция для урегулирования новых общественных отношений. Несмотря на то, что тенденция совместной деятельности частно-государственных субъектов в сфере реализации государственных полномочий и обязательств является общемировой практикой, для России данный инструмент исторически является новым, поэтому за ним нужно тщательно наблюдать.

Ключевые слова: цифровизация, государство, обязанности государства, конституционные обязанности государства, исполнительная власть, модель исполнения конституционных обязанностей государства

Для цитирования: Рузаева Д. В. Современные условия реализации конституционных обязанностей государства // Электронный научный журнал «Наука. Общество. Государство». 2024. Т. 12, № 3. С. 85-92. doi: 10.21685/2307-9525-2024-12-3-9 EDN: SGNKRQ

PUBLIC LEGAL (STATE LEGAL) SCIENCES

Original article

MODERN CONDITIONS FOR IMPLEMENTING THE CONSTITUTIONAL DUTIES OF THE STATE

Daria V. Ruzaeva

Penza State University, Penza, Russia rdv97@mail.ru

Abstract. Background. The world economy is currently going through the process of establishing a new type of industrial production, characterized by a greater degree of automation and digitalization, affecting the public life, as well as the mechanism of government activity. In this context, the state represented by the legislative bodies should give a timely legal response in order to maintain the pace of equitable development and to prevent legal gaps regarding specific social relations. At that, the state should consider how ongoing global processes can affect the interests of the citizens, since the key task of the state is to protect human and civil rights and freedoms. In this connection, the study of implementing and fulfilling the constitutional duties of the state, as the most fundamental ones, becomes highly relevant. Materials and methods. To achieve this goal, scientific materials devoted to the "industrial revolution of the 21st century" are studied; political and economic trends and currently ongoing administrative reform of the 2020s are analyzed through using the interdisciplinary methods. The methodological basis of the study also includes such methods as materialistic, historical legal, systemic legal, comparative legal, etc. Results. As part of the study, the reasons for examining the modern process of implementing the constitutional duties of the state are substantiated, and areas to which special attention should be paid are highlighted. A definition of "model for fulfilling the constitutional responsibilities of the state" is formulated and two of its varieties are identified and considered. Conclusions. The article shows the need for a more in-depth study into the current activity of the state with regard to the rapid pace of global development. To ensure public order and security, to protect the interests of its citizens, law-making is required to provide a timely legal response to regulate new social relations. Despite the fact that the trend for joint activity of public-private entities in implementing state powers and duties is a global practice, in the Russian Federation this instrument is historically new, so it should be closely monitored.

Keywords: digitalization, state, duties of the state, constitutional duties of the state, executive power, model for fulfilling the constitutional duties of the state

For citation: Ruzaeva D.V. Modern conditions for implementing the constitutional duties of the state.

Elektronnyy nauchnyy zhurnal "Nauka. Obshchestvo. Gosudarstvo" = Electronic scientific journal "Science. Society. State". 2024;12(3):85-92. (In Russ.). doi: 10.21685/2307-9525-2024-12-3-9

В настоящее время наблюдается активный трансформационный процесс мировой экономики, который с уверенностью можно назвать «промышленной революцией XXI века», своими нововведениями затрагивающей общественную жизнь, а также структуры государственного управления. А. А. Кобяков указывает1 на возникновение абсолютно нового типа промышленного производства, построенного на использовании цифровых технологий, технологий big data, персональной аналитики, автоматизации всех этапов создания продукта от нулевого этапа до момента получения готового товара, на распространении технологии

© Ruzaeva D.V., 2024. This work is licensed under a Creative Commons Attribution 4.0 License.

1Вызовы XXI века: как меняет мир четвертая промышленная революция // Фонд «Петербургский международный экономический форум»: сайт. URL: https://forumspb.com/news/news/vyzovy-xxi-veka-kak-menyaet-mir-chetvertaya-promyshlennaya-revolyutsiya/ (дата обращения: 25.04.2024).

дополненной реальности, искусственного интеллекта, интернета вещей, снижении роли посредников в экономике, возникновении конкуренции с цифровыми платформами и т.д.

При этом процесс трансформации экономики, последующую за ним адаптацию государственного аппарата нельзя однозначно оценивать положительно или отрицательно, поскольку все изменения закономерны и неизбежны, происходят вне поля нашего желания и становятся новым этапом развития мирового сообщества с учетом достижений научно-технического прогресса. Дополнительно хотелось бы отметить, что распространение технологии искусственного интеллекта привело к началу многочисленных научных дискуссий о возможности его применения не только на бытовом уровне, но и в сфере деятельности государства, в качестве альтернативы или замены государственных служащих на отдельных направлениях. С одной стороны, искусственный интеллект лишь имитирует деятельность человека, опираясь на шаблонные операции, с другой стороны, он значительно превосходит его, если вести речь об обработке, хранении и систематизации данных [1].

Правовая традиция определяет Конституцию как инструмент нормативно-правового закрепления и установления политико-правовой формы государства на определенном временном этапе, правовое положение человека внутри него. В ее тексте также содержится определение отдельных направлений деятельности государства и основные границы. Технико-промышленная трансформация, цифровизация создают необходимость проведения ответной правовой трансформации уже со стороны законодателя, поскольку механизм государственных органов должен развиваться в том же темпе, что и остальные сферы общества, с целью своевременного урегулирования новых общественных отношений, а также обеспечения состояния порядка и безопасности. Именно поэтому современная правовая наука активно использует междисциплинарный подход [2], опираясь в своих исследованиях в том числе на политико-экономические тенденции, поскольку появляется возможность изменить способы ресурсного обеспечения принимаемого правового акта с целью достижения ожидаемого результата. Системному анализу подвергаются факторы, влияющие на формирование уклада жизни в обществе, становление правовой культуры и правосознания, на изменение в статусе частных субъектов и их взаимоотношения с органами публичной власти, модификацию политических и экономических ситуаций, стиля управления и т.д. Правовая сфера, по мнению А. И. Абрамовой, в настоящее время выступает в роли стабилизатора, объединяющего различные сферы общественной жизни [3].

С учетом происходящих изменений изучение механизма реализации государством своих обязанностей перед гражданами не теряет своей актуальности. Меняется природа институтов публичной власти, меняется сама сущность государства, каждое государство осуществляет поиск новых моделей управления [4], обеспечивающих максимально результативное управление при затрате достаточного количества ресурсов. Поэтому перед гражданами и государством возникает задача наблюдения и оценки деятельности государственных органов и должностных лиц, отслеживания их приверженности первоначальным целям и задачам, установленным в тексте Конституции.

Современная наука конституционного права развивается с учетом новых переменных. По мнению Б. А. Страшуна, данная тенденция приводит к расширению границ современного конституционного регулирования, включая в него институты гражданского общества, принципы внутренней и внешней политики государства, не ограничиваясь только перечнем прав и свобод граждан, а также базисными положениями о деятельности органов государственной власти [5]. Несмотря на то, что внесение изменений в текст Конституции - процесс усложненный, конституционное развитие в России идет активными темпами. Так, одним из значимых событий стало внесение в 2020 г. поправок, определивших новые векторы государственного развития.

Для полноценного исследования правового статуса человека необходим в настоящее время встречный анализ деятельности государства, поскольку с правовой точки зрения качество жизни человека сильно зависит от нее. Особенность правового государства в том, что только оно обозначает для себя рамки должного поведения [6]. У граждан есть лишь

небольшой список способов законным образом донести свою позицию до органов государственной власти и государственных должностных лиц в случае причинения вреда их законным правам и интересам либо же с целью дачи обратной связи по текущим правовым процедурам. Поэтому отдельное внимание с учетом быстрого общественного развития должно уделяться именно юридической теории о конституционных обязанностях государства и механизмах их реализации, чтобы в случае несоответствия его деятельности конституционным целям, недостаточного выполнения им своих обязательств перед гражданами существовали совершенные механизмы восстановления, компенсации и возвращения изначального направления работы либо его изменения, в том числе с активным использованием органов судебной власти и органов, задействованных в исполнении судебных решений.

При этом особенности восприятия предмета конституционного права разными правовыми системами позволяют назвать данный подход характерным преимущественно для российской правовой системы, в которой больший акцент, по мнению С. А. Белова1, делается на правовых принципах положения личности и его обеспечения публичной властью, чем на устройстве государства. И. Ю. Богдановская отмечает, что в странах англо-американской правовой системы государству как субъекту правовых отношений уделяется меньше внимания, а благодаря прецедентному праву отсутствует необходимость обновления или принятия новой конституции, поскольку изменяются ее толкование и практика применения отдельных норм [7]. А. Н. Диценко, исследуя юридические обязанности государства в целом, делает вывод о том, что данный термин требует большего исследования [8]. При этом обязанность государства по признанию, соблюдению и защите прав и свобод человека и гражданина выступает не результатом провозглашения его правовым, а именно необходимым условием для достижения цели становления его таковым.

Под обязанностями государства традиционно понимаются его социальные обязательства перед своими гражданами. И. И. Ларинбаева указывает, что триада, установленная в ст. 2 Конституции 1993 г., олицетворяет собой основные функции государства и только государство несет ответственность за их соблюдение [9]. Законодательно установленные обязанности государства трансформируются в его функции, условно их можно соотнести с деятельностью отдельных ветвей государственной власти. Признание прав человека есть деятельность законодательной ветви власти, осуществляемая в порядке принятия законов и иных нормативных актов, а также в форме легитимации уже существующих стандартов и иных международных норм. Соблюдение прав человека соотносится с деятельностью исполнительной ветви власти любого уровня, направленной на строгое и неукоснительное выполнение требований правовых норм. И, наконец, защита прав человека реализуется в рамках судебной ветви власти. Консолидируя научную теорию, можно сделать вывод о том, что конституционные обязанности государства представляют собой «меру должного поведения государства, устанавливаемую нормами Конституции и федерального законодательства, осуществляемую через деятельность, выраженную в активных действиях или позитивном бездействии государственных органов власти и государственных должностных лиц, направленную на соблюдение и защиту прав и свобод человека, создание условий для их реализации» [10].

По сравнению с предыдущими историческими этапами в настоящее время государство воспринимается в частных правовых отношениях как субъект, равный остальным участникам. Существенно расширился диапазон его функций и одновременно ответственности, прежде всего социальной. Н. А. Косолапов отмечает, что нагрузка на институт государства возросла не только во внутренней сфере, но и во внешней, при этом «эпоха господства» [11] государства в международной сфере давно позади, поскольку влияние набирают негосударственные структуры в лице международных организаций и транснациональных корпораций. О возросшем влиянии международного коммерческого сектора свидетельствуют следующие

1 Курс лекций по конституционному праву, прочитанных Беловым С. А. // Архив открытого доступа Санкт-Петербургского государственного университета : сайт. URL: http://hdl.handle.net/11701/18010 (дата обращения: 25.04.2024).

факторы: транснациональные корпорации определяют динамику мирового рынка, способны за счет инвестиционных вложений влиять на деятельность стран с низкими темпами развития экономики, влияют на темпы развития международной миграции и, наконец, сосредоточивают в своих руках наиболее наукоемкие производства, тем самым способствуя промышленной революции [12]. Об их возросшем влиянии также свидетельствует распространение применения лоббизма как инструмента возможного влияния транснациональных корпораций на политику государства для создания наиболее выгодных для себя экономических условий [13].

Необходимы выстраивание крепких и доверительных отношений между государством и его гражданами, а также постоянный контроль за эффективностью деятельности субъектов реализации конституционных обязанностей государства [14], что представляет собой весьма сложную задачу, поскольку государственный механизм сам по себе одна из самых обширных управленческих систем. С другой стороны, за счет цифровой трансформации происходит усиление взаимодействия и взаимопонимания между государством и обществом [15].

Для изучения механизмов реализации государственного управления требуется не только само понятие обязанностей государства, но и процесс их осуществления. Поэтому необходимо в науку конституционного права ввести понятие «модель исполнения конституционных обязанностей государства», которая могла бы вместить в себя схематичное отображение деятельности государства в данном направлении. В. С. Плетников, изучая применение термина «модель» в юриспруденции [16], отмечает, что данное понятие направлено на создание достаточного интеллектуально-волевого описания моделируемого объекта, процесса или явления государственно-правовой жизни, сформировавшегося под влиянием совокупности объективных и субъективных факторов общественного развития. Таким образом, понятие «модель исполнения конституционных обязанностей государства» включает в себя интеллектуальную схему, отображающую внутригосударственные процессы, направленные на реализацию конституционных положений в сфере выполнения обязательств государства перед его гражданами. Также необходимо отметить, что данная формулировка не является окончательной и при необходимости будет корректироваться.

При этом модель исполнения конституционных обязанностей государства должна включать в себя следующие аспекты:

1) характеристики и правовое положение Конституции как источника закрепления политико-правовой формы государства на определенном историческом этапе;

2) подход к положению государства и его граждан, перечень конституционных обязанностей государства;

3) перечень субъектов, участвующих в реализации конституционных обязанностей государства;

4) инструменты, с помощью которых на данные субъекты переходит исполнение государственных обязательств.

Также, изучая современный статус государства и его исторический образ, можно выделить как минимум две разновидности модели исполнения конституционных обязанностей государства:

1) самостоятельную;

2) гибридную или частно-государственную. В данном случае гибридная модель характерна для новой формы государства, складывающейся под воздействием описываемых ранее трансформационных процессов. Поскольку государство как правовой субъект характеризуется неперсонифицированностью, в результате чего его полномочия реализуют государственные органы и должностные лица, олицетворяя перед гражданами само государство.

Выделение двух разновидностей модели исполнения конституционных обязанностей государства обусловлено, прежде всего, тенденцией государственного управления к вовлечению в свою деятельность все большего числа сторонних субъектов с помощью управленческих решений, а также механизмов делегирования своих полномочий (государственные корпорации и организации, органы местного самоуправления, частные организации, экспертные организации [17] и т.д.), что приводит к расширению негосударственной части

государственного аппарата. Субъекты делегирования осуществляют управленческие функции в публичных интересах «в соответствии с предписаниями законодательства, политическим курсом правительства и под контролем государственных органов» [18].

В отличие от самостоятельной модели исполнения конституционных обязанностей, действовавшей на раннем историческом этапе и предполагавшей деятельность исключительно государственных субъектов, концентрацию власти преимущественно за блоком органов исполнительной власти [19], гибридная модель предполагает активное использование института делегирования исполнения государственных обязательств частным субъектам. Наименование «гибридная» олицетворяет комбинированный характер субъектов реализации по признаку их отношения к государству, а также с учетом процессов цифровизации новой формы государства, сочетающей привычные системы обработки документов и информации с электронными системами, что также является характерным на данном этапе [20].

Подводя итоги проведенного исследования, можно сделать вывод о том, что государственный механизм на данном этапе находится в стадии постоянного развития, двигаясь вслед за промышленной трансформацией. Учитывая постоянное усложнение общественных отношений, особое внимание следует уделять именно реализации конституционных обязанностей государства, поскольку в макроэкономических масштабах государственной деятельности интересы граждан могут быть смещены на второй план. С другой стороны, проводимая государством трансформация, может послужить «сближающим» с гражданами фактором, что упростит порядок получения социальных услуг населением, а также снизит напряженность. Самое главное - проведение грамотного разграничения компетенций между субъектами, а также организация финансовых потоков внутри государства.

Дополнительно был предложен термин «модель исполнения конституционных обязанностей государства» в целях исследования активной деятельности государства по данному направлению, поскольку понятие «конституционные обязанности государства» в настоящее время сформировало теоретический базис.

Список литературы

1. Маслов В. И., Лукьянов И. В. Четвертая промышленная революция: истоки и последствия // Вестник Московского университета. Серия 27, Глобалистика и геополитика. 2017. № 2. С. 38-48. EDN: YTOBWT

2. Затонский В. А. Междисциплинарный подход - методологическая основа определения эффективности права и правоприменения // Государственно -правовые исследования. 2020. № 3. С. 392-397. EDN: VPYYKL

3. Абрамова А. И. Междисциплинарный подход к изучению вопросов правоприменительной практики // Журнал российского права. 2015. № 10 (226). С. 30-39. doi: 10.12737/13260 EDN: UWPKEN

4. Романовская О. В. Конституционные принципы делегирования властных полномочий // Известия высших учебных заведений. Поволжский регион. Общественные науки. 2018. № 1 (45). С. 5-14. doi: 10.21685/2072-3016-2018-1-1 EDN: LZRDHV

5. Страшун Б. А. Тенденции развития современных конституций // Lex Russica (Русский закон). 2017. № 1 (122). С. 164-171. doi: 10.17803/1729-5920.2017.122.1.164-171 EDN: YJGGMH

6. Диценко А. Н. Сущность юридической обязанности государства и ее взаимосвязь с функциями государства // Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России. 2010. № 4 (48). С. 5-12. EDN: NBLSLZ

7. Богдановская И. Ю. Классификация конституций стран «Общего права» // Право. Журнал Высшей школы экономики. 2012. № 1. С. 80-90. EDN: PVACGZ

8. Диценко А. Н. Юридические обязанности государства как социально-юридический феномен // Вестник Калининградского юридического института МВД России. 2011. № 2 (24). С. 108-111. EDN: NXBQFL

9. Ларинбаева И. И. Юридические обязанности правового государства // Международный академический вестник. 2015. № 3 (9). С. 65-67. EDN: UAWKRP

10. Рузаева Д. В. Понятие конституционных обязанностей государства и субъекты их реализации // Электронный научный журнал «Наука. Общество. Государство». 2023. Т. 11, № 3. С. 91-99. doi: 10.21685/2307-9525-2023-11-3-9 EDN: QADMFC

11. Косолапов Н. А. Государство как корпорация и корпорация как государство: продукт глобализации или новая феноменология? // Сравнительная политика. 2011. Т. 2, № 2 (4). С. 19-38. EDN: QILDKV

12. Косевич А. В., Кожина В. О. Воздействие транснациональных корпораций на принимающие страны и их роль в мировой экономике // Вестник Международного института экономики и права. 2015. № 4 (21). С. 81-84. EDN: VNUFVT

13. Бекмурадов К. А. Лоббизм как основной фактор воздействия на процесс развития парламентских согласительных процедур // Актуальные проблемы российского права. 2019. № 8 (105). С. 75-85. doi: 10.17803/1994-1471.2019.105.8.075-085 EDN: EQNPQL

14. Тишков В. А. Что такое современное государство? // Современное государство: политико-правовые и экономические исследования : сб. ст. М. : Институт научной информации по общественным наукам РАН, 2010. С. 8-13. EDN: MSXCQX

15. Пархомчук А. А. Сервисное государство как функциональная модель современного государства // Крымский академический вестник. 2021. № 20. С. 195-203. EDN: KPIIQP

16. Плетников В. С. Понятие и виды моделей в современной отечественной юриспруденции: теоретико-правовое исследование // Научный ежегодник Института философии и права Уральского отделения Российской академии наук. 2016. Т. 16, № 2. С. 121-135. EDN: WEBHQT

17. Иванова О. С., Плаксин С. М. Практика использования экспертиз и исследований в процессе исполнения государственных функций // Вопросы государственного и муниципального управления. 2009. № 1. С. 5-32. EDN: JYADJJ

18. Зеленцов А. Б., Ястребов О. А. Концепция публичной администрации в современном административном праве (сравнительно-правовое исследование) // Вестник Санкт-Петербургского университета. Право. 2019. Т. 10, № 4. С. 626-654. doi: 10.21638/spbu14.2019.402 EDN: XFYDAT

19. Соловьев С. А., Воронина Е. В. «Сервисное государство» в контексте повышения эффективности государственного управления // Теория и практика управления государственными функциями и услугами. Тарифное регулирование : сб. науч. тр. по итогам II Нац. науч.-практ. конф. / под ред. И. В. Федосеева (г. Санкт-Петербург, 7 ноября 2019 г.). СПб. : Санкт-Петербургский государственный экономический университет, 2019. С. 173-178. EDN: ZCENFS

20. Кравцова Е. А. Возникновение и развитие органов государственной власти в дореволюционной России // Вестник Белгородского юридического института МВД России имени И. Д. Путилина. 2015. № 2 (26). С. 46-51. EDN: ULXLLN

References

1. Maslov V.I., Lukyanov I.V. The Fourth Industrial Revolution: Origins and consequences. Vestnik Moskovskogo universiteta. Seriya 27, Globalistika i geopolitika = Bulletin of Moscow University. Series 27, Globalistics and Geopolitics. 2017;(2):38-48.

2. Zatonskiy V.A. Interdisciplinary approach - a methodological basis for determining the effectiveness of law and law enforcement. Gosudarstvenno-pravovye issledovaniya = State and Legal Studies. 2020;(3):392-397.

3. Abramova A.I. Interdisciplinary approach to the study of law enforcement practice. Zhurnal ros-siyskogoprava = Journal of Russian Law. 2015;(10):30-39. doi: 10.12737/13260 EDN: UWPKEN

4. Romanovskaya O.V. Constitutional principles of delegation of powers. Izvestiya vysshikh uchebnykh zavedeniy. Povolzhskiy region. Obshchestvennye nauki = Proceedings of Higher Education Institutions. Volga Region. Social Sciences. 2018;(1):5-14. doi: 10.21685/2072-3016-2018-1-1

5. Strashun B.A. Trends in the development of modern constitutions. Lex Russica (Russkiy zakon) = Lex Russica (Russian Law). 2017;(1):164-171. doi: 10.17803/1729-5920.2017.122.1.164-171

6. Ditsenko A.N. Essence of the legal duty of the state and its interrelation with the functions of the state. Vestnik Sankt-Peterburgskogo universiteta MVD Rossii = Bulletin of St. Petersburg University of the Ministry of Internal Affairs of the Russian Federation. 2010;(4):5-12.

7. Bogdanovskaya I.Yu. Classification of constitutions of the "common law" countries. Pravo. Zhurnal Vysshey shkoly ekonomiki = Law. Journal of the Higher School of Economics. 2012;(1):80-90.

8. Ditsenko A.N. Legal obligations of the state as a socio-legal phenomenon. Vestnik Kaliningrad-skogo yuridicheskogo instituta MVD Rossii = Bulletin of Kaliningrad Law Institute of the Ministry of Internal Affairs of the Russian Federation. 2011;(2): 108-111.

9. Larinbaeva I.I. Legal duties of the rule-of-law state. Mezhdunarodnyy akademicheskiy vestnik = International Academic Bulletin. 2015;(3):65-67.

10. Ruzaeva D.V. Concept of constitutional duties of the state and subjects of their implementation.

Elektronnyy nauchnyy zhurnal «Nauka. Obshchestvo. Gosudarstvo» = Electronic scientific journal "Science. Society. State". 2023;11(3):91-99. doi: 10.21685/2307-9525-2023-11-3-9

11. Kosolapov N.A. State as a corporation and corporation as a state: A product of globalization or a new phenomenology? Sravnitelnayapolitika = Comparative Politics. 2011;2(2): 19-38.

12. Kosevich A.V., Kozhina V.O. Impact of transnational corporations on host countries and their role in the global economy. Vestnik Mezhdunarodnogo instituta ekonomiki i prava = Bulletin of International Institute of Economics and Law. 2015;(4):81-84.

13. Bekmuradov K.A. Lobbying as the main factor influencing the development of parliamentary conciliation procedures. Aktualnye problemy rossiyskogo prava = Topical Issues of Russian Law. 2019;(8):75-85. doi: 10.17803/1994-1471.2019.105.8.075-085

14. Tishkov V.A. What is a modern state? Sovremennoe gosudarstvo: politiko-pravovye i ekonomich-eskie issledovaniya: sb. st. = Modern State: Political, Legal and Economic Studies: Collection of Articles. Moscow: Institut nauchnoy informatsii po obshchestvennym naukam RAN, 2010:8-13.

15. Parkhomchuk A.A. Service state as a functional model of a modern state. Krymskiy akad-emicheskiy vestnik = Crimean Academic Bulletin. 2021;(20): 195-203.

16. Pletnikov V.S. Concept and types of models in modern Russian law: Theoretical and legal research. Nauchnyy ezhegodnik Instituta filosofii i prava Uralskogo otdeleniya Rossiyskoy akademii nauk = Scientific Yearbook ofInstitute of Philosophy and Law of the Ural Branch of the Russian Academy of Sciences. 2016;16(2): 121-135.

17. Ivanova O.S., Plaksin S.M. Practice of using expertise and research in the process of executing state functions. Voprosy gosudarstvennogo i munitsipalnogo upravleniya = Issues of Public and Municipal Administration. 2009;(1):5-32.

18. Zelentsov A.B., Yastrebov O.A. Concept of public administration in modern administrative law (comparative legal study). Vestnik Sankt-Peterburgskogo universiteta. Pravo = Bulletin of St. Petersburg University. Law. 2019;10(4):626-654. doi: 10.21638/spbu14.2019.402

19. Soloviev S.A., Voronina E.V. "Service state" in the context of improving the efficiency of public administration. Teoriya i praktika upravleniya gosudarstvennymi funktsiyami i uslugami. Tarifnoe reguliro-vanie: sb. nauch. tr. po itogam IINats. nauch.-prakt. konf. (g. Sankt-Peterburg, 7 noyabrya 2019 g.) = Theory and Practice of Management of Public Functions and Services. Tariff Regulation: Proceedings of the 2nd National Scientific and Practical Conference. Edited by I.V. Fedoseyev (St. Petersburg, November 7, 2019). Saint Petersburg: Sankt-Peterburgskiy gosudarstvennyy ekonomicheskiy universitet, 2019:173-178.

20. Kravtsova E.A. Emergence and development of government bodies in pre-revolutionary Russia. Vestnik Belgorodskogo yuridicheskogo instituta MVD Rossii imeni I.D. Putilina = Bulletin of I.D. Putilin Belgorod Law Institute of the Ministry of Internal Affairs of the Russian Federation. 2015;(2):46-51.

Информация об авторе / Information about the author

Д. В. Рузаева - аспирант, Пензенский государственный университет, 440026, г. Пенза, ул. Красная, 40.

D. V. Ruzaeva - Postgraduate student, Penza State University, 40 Krasnaya street, Penza, 440026.

Автор заявляет об отсутствии конфликта интересов / The author declares no conflict of interests

Поступила в редакцию / Received 27.04.2024

Поступила после рецензирования и доработки / Revised 23.06.2024 Принята к публикации / Accepted 30.07.2024

СОЦИАЛЬНАЯ СТРУКТУРА, СОЦИАЛЬНЫЕ ИНСТИТУТЫ И ПРОЦЕССЫ

Научная статья УДК 316 EDN: HBFOZP

doi: 10.21685/2307-9525-2024-12-3-10

СОЦИАЛЬНОЕ ЯВЛЕНИЕ ДИСКРИМИНАЦИИ В СФЕРЕ ТРУДА В УСЛОВИЯХ ЦИФРОВИЗАЦИИ ОБЩЕСТВЕННОЙ ЖИЗНИ

Людмила Ивановна Найденова1, Елена Сергеевна Тарханова2

1 2Пензенский государственный университет, Пенза, Россия

1 linaj denova@yandex.ru

2helena_82@pnzgu.ru

Аннотация. Актуальность и цели. В современных социально-экономических условиях информатизации и цифровизации российского общества проблема дискриминации, которая изначально была обусловлена переходом к рыночным отношениям, принимает новые формы и приводит к новым последствиям. Данная проблема требует изучения для выработки актуальных рекомендаций по преодолению дискриминации и ее последствий. Цель - исследование проявлений дискриминации в сфере трудовых отношений в современных условиях. Особое внимание уделяется анализу цифровой дискриминации, выявляются новые возможные виды социальной стратификации на основе цифрового неравенства в социологическом аспекте. Материалы и методы. Поставленная цель была достигнута с помощью комплекса методов: применен системный подход для обзора и анализа различных аспектов исследуемой проблемы в отечественной и зарубежной литературе; проанализированы результаты социологических опросов по изучаемой теме. Также использовались методы сравнения и обобщения статистических показателей для выявления наиболее существенных черт и различных аспектов исследуемой проблемы в условиях информатизации и цифровизации общества. Результаты. Проведен обзор статистических данных и различных исследований дискриминации в сфере труда. Систематизированы виды дискриминации в сфере труда. Охарактеризованы тенденции в проявлении социально-профессиональных и гендерных различий, связанных с информатизацией и цифровизацией общества. В отдельную группу выделены исследования воздействия цифровых технологий на трудовую сферу, что обусловливает появление нового вида дискриминации - цифровой. Выделены признаки цифрового неравенства по доступу к информации и работе с ней. Определен вектор дальнейших исследований данной проблематики. Выводы. Социальное явление дискриминации по полу, возрасту, образованию представлено как проявление социального неравенства в трудовых отношениях. Отмечено, что в условиях информатизации общества и цифрови-зации отраслей экономики и многих сторон общественной жизни появилось уже признанное цифровое неравенство, которое создает основу для нового социально-экономического и правового неравенства с проявлениями дискриминации. Оно приводит к появлению признаков социально-информационной стратификации, дополняющей социальную стратификацию, что определяет новые направления для дальнейших исследований.

Ключевые слова: дискриминация, информатизация общества, социальная дискриминация, социальная стратификация, социально-трудовая сфера, цифровизация, цифровая дискриминация, цифровое неравенство

Для цитирования: Найденова Л. И., Тарханова Е. С. Социальное явление дискриминации в сфере труда в условиях цифровизации общественной жизни // Электронный научный журнал «Наука. Общество. Государство». 2024. Т. 12, № 3. С. 93-105. doi: 10.21685/2307-9525-2024-123-10 EDN: HBFOZP

© Найденова Л. И., Тарханова Е. С., 2024. Контент доступен по лицензии Creative Commons Attribution 4.0 License.

SOCIAL STRUCTURE, SOCIAL INSTITUTIONS AND PROCESSES

Original article

SOCIAL PHENOMENON OF DISCRIMINATION IN THE FIELD OF LABOR IN THE CONTEXT OF DIGITALIZATION OF PUBLIC LIFE

Lyudmila I. Naydenova1, Elena S. Tarkhanova2

1 2Penza State University, Penza, Russia 1 linaj denova@yandex.ru 2helena_82@pnzgu.ru

Abstract. Background. Under the modern social and economic conditions, the problem of discrimination initially caused by the transition to market relations takes on new forms and leads to new consequences in the context of informatization and digitalization of Russian society. This problem requires examination to develop relevant recommendations for overcoming discrimination and its consequences. The aim is to study the manifestations of discrimination in the field of labor relations in modern conditions. Particular attention is paid to the analysis of digital discrimination; new possible types of social stratification based on digital inequality in the sociological aspect are identified. Materials and methods. To achieve this aim, a systematic approach is used to review and analyze various aspects of the problem under study in the Russian and foreign literature; the results of sociological surveys in the relevant field analyzed. The methods of comparison and generalization of statistical indicators are also used to identify the most significant features and various aspects of the problem under study in the conditions of informatization and digitalization of society. Results. Statistical data and various studies of discrimination in the field of labor are reviewed. The types of discrimination in the field under study are systematized. The trends in the manifestation of social professional and gender differences associated with informatization and digitalization of society are characterized. A separate part is devoted to studies of the impact of digital technologies on the labor field, which leads to the emergence of a new type - digital discrimination. The signs of digital inequality in access to information and work with it are highlighted. The vector for further studies in this field is determined. Conclusions. The social phenomenon of discrimination by gender, age, and education is presented as a manifestation of social inequality in labor relations. It is noted that in the context of informatization of society and digitalization of economic sectors and many aspects of public life, an already recognized digital inequality has appeared, which creates the basis for a new one - social, economic and legal inequality with manifestations of discrimination. It leads to the emergence of signs of social informational stratification, complementing social stratification, which determines new directions for further studies.

Keywords: discrimination, informatization of society, social discrimination, social stratification, social and labor field, digitalization, digital discrimination, digital inequality

For citation: Naydenova L.I., Tarkhanova E.S. Social phenomenon of discrimination in the field of labor in the context of digitalization of public life. Elektronnyy nauchnyy zhurnal "Nauka. Ob-shchestvo. Gosudarstvo" = Electronic scientific journal "Science. Society. State". 2024;12(3):93-105. (In Russ.). doi: 10.21685/2307-9525-2024-12-3-10

Введение

Проблема дискриминации принимает новые формы в современных социально-экономических условиях. Изменились причины, структура и формы дискриминации на рынке труда. Данное социальное явление в период цифровизации рассматривается в аспекте цифрового неравенства, неизбежного в условиях информатизации общества. Его изучение важно не только для выработки рекомендаций по регулированию и нейтрализации данной

проблемы. Необходимо определить, не связана ли дискриминация в сфере трудовых отношений с новыми видами и формами социального неравенства, в частности с цифровым, которое может проявляться на разных уровнях, в том числе и на уровне взаимоотношений личности и общества, общества и социальной группы. Цифровое неравенство приводит к изменениям в признаках социальных статусов и усиливает социальное неравенство. Появляются новые виды и формы занятости: фрилансерство и надомная занятость с выполнением квалифицированной работы с использованием компьютерной техники, требующей знания специальных цифровых технологий. Поэтому можно поставить такой вопрос: чем отличается социальная дискриминация в сфере трудовых отношений от новых форм социального неравенства, возникающих при цифровизации экономики и появлении цифрового неравенства? Исследование этого вопроса поможет найти средства регулирования новых форм социального неравенства, чтобы сохранить социальную стабильность в обществе и выработать эффективные механизмы решения дискриминационных проблем.

Материалы и методы

Законодательно дискриминация запрещена на всех уровнях в России и за рубежом, что является одним из главных принципов регулирования трудовых отношений.

Международные трудовые стандарты определяют дискриминацию в сфере труда как различие, недопущение или предпочтение, приводящие к уничтожению или нарушению равенства возможностей личности или обращения в области труда и занятий1.

В рекомендациях Международной организации труда запрещается печатать объявления о вакансиях, где указаны требования к потенциальным работникам с учетом пола, возраста, расы, цвета кожи, религии, политических убеждений, национального, социального или этнического происхождения, семейного положения или статуса, сексуальных склонностей, членства в какой-либо организации2.

Трудовой кодекс (ст. 3)3 и Федеральный закон «О занятости населения в Российской Федерации»4 запрещают любую дискриминацию в сфере труда. В том числе под запретом находятся объявления о вакансиях с дискриминационными условиями - прямое или косвенное ограничение прав либо, наоборот, предоставление преимуществ в зависимости от любых обстоятельств, не связанных с деловыми качествами работника5.

Следует отметить, что в Трудовом кодексе РФ нет четкого определения дискриминации: указано только то, что не является ею.

Запрет дискриминации включает в себя обеспечение равных возможностей для работников, что в ряде ситуаций подразумевает либо предоставление дополнительных гарантий отдельным категориям работников, либо изъятия, касающиеся их [1, с. 1041]. В юридическом смысле это вызывает дискуссии и различные толкования, но в социологическом смысле надо отметить то, что имеет отношение непосредственно к предметам социологических исследований - это установление различий, исключений, предпочтений, которые определены требованиями, характерными для данного вида труда.

Дискриминация - это сложное социально-экономическое явление, влекущее за собой негативные тенденции в сфере экономики, труда и занятости. Она является важной проблемой

1 Конвенция о дискриминации в области труда и занятий [Конвенция 111] (Принята 25 июня 1958 г. на сорок второй сессии Генеральной Конференции Международной организации труда) // Организация Объединенных Наций : сайт. URL: https://www.un.org/ru/documents/decl_conv/conventions/labour.shtml (дата обращения: 20.03.2024).

2 Неестественный отбор // Новые Известия : сайт. URL: https://newizv.ru/news/2006-02-17/neestestvennyy-otbor-239975 (дата обращения: 20.03.2024).

3 Трудовой кодекс Российской Федерации от 30 декабря 2001 г. № 197-ФЗ // Правовой сервер Консультант-Плюс. URL: https://www.consultant.ru/document/cons_doc_LAW_34683/? ysclid=lu7iqlwclf557378582 (дата обращения: 22.03.2024).

4 О занятости населения в Российской Федерации : федер. закон от 12 декабря 2023 г. № 565-ФЗ // Правовой сервер КонсультантПлюс. URL: https://www.consultant.ru/document/cons_doc_LAW_464093/?ysclid=lyiivkd3rc728429904 (дата обращения: 22.03.2024).

5 Дискриминация: какие требования и предпочтения нельзя писать в вакансиях // HeadHunter (hh.ru) : информационный ресурс. URL: https://penza.hh.ru/article/24607 (дата обращения: 22.03.2024).

рыночной экономики и социального развития общества. Ее актуальность не снижается, что подтверждается различными результатами исследований.

Результаты

По данным ИТАР-ТАСС, российского государственного информационного агентства, почти 40 % респондентов сталкивались с дискриминацией в сфере труда1.

Наиболее актуальными видами дискриминации в сфере труда являются дискриминация, вызванная возрастом работников, религиозными убеждениями, и гендерная дискриминация. Например, по данным одного из исследований, 65 % участников опроса встречались с дискриминацией по причине возраста, а 40 % респондентов сталкивались с дискриминацией по тендерному признаку, причем женщины - чаще (44 %) [2, с. 111].

Результаты опроса, проведенного в августе-сентябре 2022 г. сервисом Зарплата.ру, показали, что большинство опрошенных россиян (64 %) считают, что на российском рынке труда существует дискриминация. Более трети участников опроса (37 %) отметили, что при приеме на работу, в процессе работы или при увольнении сталкивались или были свидетелем дискриминации по возрасту. Также опрошенные встречались с дискриминацией по полу - 19 %, национальности - 12 %, внешности - 11 %, ограничениям по здоровью - 9 %, семейному положению - 6 %, социальному положению - 5 %, сексуальной ориентации - 1 %2.

Центр социально-трудовых прав3 также исследовал проявления дискриминации в сфере труда. На первом месте оказалось неравенство по признаку возраста, с этим встречались 19,5 % опрошенных, из них 55 % респондентов в возрасте до 30 лет и 29 % - в возрасте более 50 лет. На втором месте по частоте появления оказалась дискриминация по гендерному признаку, которая касается не только ущемления прав женщин, а рассматривается шире - как дискриминация по половому признаку. С данным видом дискриминации встречались хотя бы однажды более 10 % опрошенных. Особенно отчетливо она ощущается в разнице оплаты труда мужчин и женщин - до 40 % в одних и тех же условиях труда4.

По результатам всероссийского опроса, 29 % респондентов считают, что у мужчин больше прав работать по выбранной профессии, чем у женщин, и при прочих равных условиях работодатель отдаст предпочтение работнику или кандидату мужского пола5.

Тесно с гендерной дискриминацией связана дискриминация по семейному положению, с которой, как оказалось, в последнее время сталкиваются кандидаты при трудоустройстве. У 46 % респондентов возникали проблемы при приеме на работу из-за наличия детей, у 22 % -из-за отсутствия супруга или супруги, у 16 % - из-за отсутствия детей, у 12 % - из-за планируемой беременности и у 4 % - из-за замужества или женитьбы6. Это также ограничивает и ущемляет права многих соискателей.

Действительно, существующие проблемы неодинаковых возможностей мужчин и женщин в вопросах трудоустройства, особенно в условиях происходящих социально-экономических и политических изменений, способствовали усилению процесса проявления гендерной дифференциации и дискриминации женщин на рынке труда.

Возникающие проблемы в значительной степени ограничили возможности социального и профессионального роста женщин, их возможности самореализации, а также привели

1 Исследование: почти 40 % россиян сталкивались с дискриминацией при трудоустройстве // Информационное агентство ТАСС : сайт. URL: https://tass.ru/obschestvo/12530347 (дата обращения: 24.03.2024).

2 Большинство опрошенных россиян сталкивались с дискриминацией по возрасту и полу на работе // Информационное агентство ТАСС : сайт. URL: https://tass.ru/obschestvo/15674579 (дата обращения: 24.03.2024).

3 Центр социально-трудовых прав (ЦСТП). Всё о трудовых правах // Центр социально-трудовых прав : офиц. сайт. URL: http://trudprava.ru/ (дата обращения: 24.03.2024).

4 Рекомендации по защите от дискриминации // Центр социально-трудовых прав : офиц. сайт. URL: http://trudprava.ru/expert/analytics/discriminanalyt/item/1935-1935 (дата обращения: 24.03.2024).

5 Гендерное равенство в России: миф или реальность? // Всероссийский центр изучения общественного мнения (ВЦИОМ) : сайт. URL: https://wciom.ru/analytical-reviews/analiticheskii-obzor/gendernoe-ravenstvo-v-rossii-mif-ili-realnost-(дата обращения: 24.03.2024).

6 Исследование: почти 40 % россиян сталкивались с дискриминацией при трудоустройстве // Информационное агентство ТАСС : сайт. URL: https://tass.ru/obschestvo/12530347 (дата обращения: 24.03.2024).

к увеличению риска для женщин, связанного с потерей работы. Кроме того, в современном обществе отмечено наличие и воспроизводство гендерных стереотипов, которые в значительной степени влияют на формирование общественного мнения и отношения к женскому труду как среди руководителей организаций, так и среди самих женщин. Сложившаяся ситуация способствует дальнейшему закреплению процесса гендерной дифференциации в экономической сфере, а также усилению финансовой зависимости женщин от мужчин [3, с. 36]. В этой связи женщины становятся менее конкурентоспособными на рынке труда, даже имея высокую профессиональную квалификацию, а это, в свою очередь, может обусловливать новые проблемы и вести к преобладанию женщин в общей массе безработных.

Дискриминации, как правило, подвергаются слабозащищенные слои населения - определенные группы женщин (одинокие и многодетные матери, воспитывающие детей дошкольного возраста и детей-инвалидов). Данные категории женщин являются наиболее уязвимыми в социально-трудовой сфере и попадают в так называемую группу риска. Как правило, у перечисленных категорий женщин возникают проблемы с трудоустройством в силу определенных причин, дискриминационных действий со стороны работодателей и социальных стереотипов в обществе [4].

Дискриминации также подвержены молодежь, граждане предпенсионного и пенсионного возраста, лица, имеющие ограничения по состоянию здоровья. Также следует отметить, что в современных российских условиях возрастают проявления дискриминации на основе предубеждения, наблюдается рост распространенности дискриминации по этническим и религиозным признакам.

Отечественными учеными изучаются различные направления дискриминации в сфере труда. Прежде всего, выделяются исследования различных видов дискриминации в сфере социально-трудовых отношений, профессиональной подготовки и получения образования (А. В. Самойлова, Э. В. Твердохлебова [5], В. А. Монгуш, А. В. Серова [6]); исследования типов дискриминации по тендерному признаку (О. В. Бондаренко [7], В. Ефимова [8], Л. А. Кравченко [9], Д. Д. Мусалова, С. А. Великова [10], Е. Добрикова1, М. В. Невежина [11], О. В. Гав-рилова [12]).

Виды дискриминации многообразны и обусловлены ее причинами, частотой и формами проявления. На основе различных исследований можно выделить шесть основных видов дискриминации по сферам и результатам действия, которые проявляются в разной степени в социально-трудовой сфере (рис. 1).

Дискриминация в профессиональной карьере и в продвижении по службе

Дискриминация при найме на работу (или при увольнении с работы)

Дискриминация в заработной плате (в оплате труда)

Дискриминация при получении образования или профессиональной подготовки

Дискриминация

в доступе к определенным

профессиям или должностям (профессиональная сегрегация)

Рис. 1. Основные виды дискриминации в социально-трудовой сфере2 Следует отметить, что некоторые исследователи (Рональд Дж. Эренберг, Роберт С. Смит

1 Добрикова Е. Дискриминация в сфере труда, или Власть стереотипов // ГАРАНТ.РУ (Garant.ru) : информационно-правовой портал. URL: https://www.garant.ru/article/1127456/?ysclid=lnj0cn9yo3644117449 (дата обращения: 24.03.2024).

2 Составлено автором на основе анализа литературы.

[13]) выделяют два основных вида дискриминации: по заработной плате и профессиональную сегрегацию.

В отдельную группу выделяются исследования воздействия цифровых технологий на трудовую сферу, что приводит к появлению нового вида дискриминации - цифровой. Она обусловлена возникновением цифрового неравенства, которое, в свою очередь, возникает из-за низкого уровня цифровой грамотности граждан, из-за физических ограничений и возможностей, отсутствия необходимой инфраструктуры и т.д.

Отдельные аспекты цифровой дискриминации: влияние цифровых технологий на трудовую деятельность изучала И. А. Филиппова [14], цифровое неравенство - И. А. Черешнева [15], цифровое неравенство как основу социально-экономической и правовой дискриминации -Я. В. Коженко, Т. П. Агафонова [16], механизм формирования неравенства на рынке труда в цифровую эпоху - Е. С. Садовая [17], уровни цифрового разрыва в связи с развитием и активным применением информационно-коммуникативных технологий - Д. Е. Добринская и Т. С. Мартыненко [18], трехуровневую модель цифрового неравенства - А. А. Гладкова, В. З. Гарифуллин, М. Рагнедда [19].

Очень важным является такое направление исследований, как социальные риски, определяемые на основе сопоставления цифрового неравенства и цифровой дискриминации (Л. В. Земнухова, С. В. Коршунова, О. С. Шепелева1). Интересными являются исследования цифрового неравенства при цифровизации образовательного процесса (Н. Б. Костина, А. А. Чижов [20], М. Д. Напсо [21]). Ряд авторов уже задумываются о направлениях преодоления цифрового неравенства в контексте развития человеческого капитала (И. А. Троян, Л. А. Кравченко, Е. Г. Гиндес [22]).

Исследования цифрового неравенства, неравные цифровые возможности (так называемый цифровой разрыв), обусловленные разным доступом к цифровым коммуникациям и цифровым знаниям, а также умениями пользоваться ими в процессе трудоустройства и трудовой деятельности, требуют по-новому взглянуть на предмет дискриминации и поставить такой вопрос: что порождает цифровое неравенство; действительно неизвестную до сих пор цифровую дискриминацию или новый, пока не изученный вид социальной стратификации?

Под цифровым неравенством понимается цифровой разрыв, поскольку в исследованиях превалировал анализ проблем физической доступности информационно-коммуникационной инфраструктуры ввиду того, что в то время сеть Интернет не использовалась массово из-за высокой стоимости и неразвитости технологий [20].

Цифровая дискриминация из-за неравного доступа к технологиям проявляется, как правило, по отношению к уже социально неблагополучным и слабозащищенным слоям населения, что радикально усиливает риски социальной сегрегации. Исследования показывают, что лица, страдающие от цифровой эксклюзии2, не распределяются равномерно по всем социальным стратам, а сконцентрированы в группах, которые и без того относятся к уязвимым и неблагополучным, -пожилых людей, людей с физическими ограничениями и серьезными заболеваниями, малоимущих, мигрантов, представителей этнических и языковых меньшинств [23].

В научной литературе встречаются труды, в которых прямо связаны социальное неравенство и новые формы дискриминации в условиях информатизации общества [22]. Социальные неравенства представлены как ситуации, где одни социальные группы имеют больше хороших условий для жизнедеятельности по сравнению с другими по причине различий по расам, классам, полу, возрасту, способностям. В виртуальной реальности (VR) эти неравенства приобретают новый смысл и содержание, поскольку их критериями становятся

1 Земнухова Л. В., Коршунова С. В., Шепелева О. С. Цифровое неравенство и цифровая дискриминация // Центр подготовки руководителей и команд цифровой трансформации РАНХиГС : сайт. URL: https://cdto.ranepa.ru/reports/ ethics/2021/2-2-cifrovoe-neravenstvo-i-cifrovaya-diskriminaciya (дата обращения: 24.03.2024).

2 Цифровоая эксклюзия - социально неблагоприятное положение (с точки зрения образования, квалификации, трудоустройства и т.д.) вследствие отсутствия / нехватки доступа, цифровых навыков, мотивации, ощутимых результатов от использования ИКТ, специфики социального статуса.

дизайн, контент или поведение пользователей в "УК-среде. При этом пользователи "УК. имеют разные уровни доступа или безопасности в зависимости от своего отношения к разным социальным статусам1. Характерные для общества социальные неравенства (расовая и этническая дискриминация; гендерные стереотипы как основания неравенства; экономические различия; ограниченные возможности людей по состоянию здоровья) дополняются неравной доступностью цифровых технологий и неравными навыками пользования этими технологиями. От названных факторов зависят и уровни применения цифровых технологий в разных социальных группах.

В связи с возрастающей значимостью цифрового неравенства была исследована динамика требований к развитию цифровых навыков для разных профессиональных групп на российском рынке труда за 2003-2018 гг. А. Л. Лукьянова в своей статье приводит результаты исследования, проведенного РМЭЗ НИУ ВШЭ и 0*КЕТ за 2003-2018 гг., в котором обнаружены тенденция увеличения потребности в цифровых навыках по мере цифровизации традиционных профессий; положительная зависимость роста заработной платы от навыков работы на компьютере и с цифровыми технологиями [24].

В связи с этим на рынке труда возрастает спрос на работников с навыками работы с компьютерными и информационными технологиями, что в свою очередь повышает спрос на получение соответствующего образования, которое помогает осваивать цифровые технологии и повышает уровень конкурентоспособности таких специалистов в социально-трудовой сфере.

Основой цифрового неравенства, по мнению ряда исследователей [20-25], является доступ к информации. На рисунке 2 представлена классификация цифрового неравенства по данному признаку.

Рис. 2. Признаки цифрового неравенства и их характеристика2

Данные признаки проявляются по-разному у отдельных социальных групп в обществе, но при этом могут отмечаться одновременно, усиливая цифровое неравенство. В процентном соотношении цифровая неграмотность (образовательные признаки) встречается чаще всего, особенно у отмеченных социальных групп (более 40 %), далее идут пользовательские (около 30 %), психологические (20 %) и физические (10 %) признаки.

Также в одном из российских исследований 2000-2022 гг. были изучены и подтверждены гендерные аспекты цифрового неравенства: выявлены различия навыков и целей использования цифровых возможностей и интернета среди мужчин и женщин.

1 Социальные неравенства в виртуальной реальности: новые формы дискриминации и их преодоление // SecurityLab.ru : информационный портал. URL: https://www.securitylab.ru/analytics/543033.php?ysclid=lp6mk8b4yq 72621638 (дата обращения: 24.03.2024).

2 Составлено автором на основе анализа литературы.

Воронина Н. С. систематизировала полученные результаты исследования: у мужчин больше распространены навыки к техническому сопровождению работы компьютеров, а у женщин - навыки, требуемые для информационных взаимодействий в социальных и других информационных сетях [26].

А. В. Носкова, Д. В. Голоухова и Е. И. Кузьмина [27] в своем исследовании (2020 г.) выявили образовательные и социальные возможности преодоления неравенства очного (аудиторного) и дистанционного обучения (с применением цифровых технологий). Методом эмпирического кейса авторы опросили 400 студентов социально-гуманитарных специальностей в разных российских вузах и провели сравнительную характеристику результатов. Большинство опрошенных уверены в перспективах уменьшения социальных различий между вузами (77 %) при цифровом обучении, причем средствами для этого являются стандартизация рабочих образовательных программ и приведение педагогических методов к единой форме [27, с. 29]. 47 % респондентов отметили, что индивидуальность их вузов снижается по причине введения дистанционного образования. 44 % опрошенных указали на возрастание доступности высококачественного высшего образования для различных социальных групп в условиях онлайн-обучения, а 56 % респондентов отметили сохранение различий в качестве образования для элитарного и массового образования и в будущем [27, с. 39-40]. В результате исследования были выявлены противоречивые последствия цифровизации высшего образования - возросшая доступность высококачественного высшего образования при возрастании неодинаковых шансов, например при трудоустройстве для многих выпускников вузов, что является новой основой социального неравенства.

Таким образом, законодательно дискриминация запрещена на всех уровнях во многих государствах, что является одним из главных принципов регулирования трудовых отношений. Можно отметить, что собственно дискриминация в сфере трудовых отношений - это проявление социально-экономического неравенства и отношение общества к представителям различных социальных слоев и групп.

Дискриминация касается в первую очередь слабозащищенных слоев населения. Основанием для социальной уязвимости являются пол, возраст, ограничения по состоянию здоровья, миграция, принадлежность к этническим меньшинствам.

По результатам проведенного в статье исследования можно сделать вывод, что проблема дискриминации в российском обществе принимает новые формы в условиях цифровиза-ции общественной жизни и определяет новые направления для дальнейших исследований.

Дискриминация характеризуется возникновением и развитием на рынке труда неравных возможностей в получении и сохранении рабочего места для потенциальных и действующих работников по самым разным основаниям (причинам): начиная с половозрастных характеристик, включая профессионально-квалификационные, и заканчивая информационно-коммуникационными и цифровыми компетенциями (знаниями) и умением пользоваться ими в процессе трудоустройства и трудовой деятельности.

При этом в современных условиях высокой конкуренции возрастает спрос на профессиональные группы работников с определенными качественными характеристиками.

На государственном уровне поставлена цель обеспечить необходимые условия, благоприятные для внедрения прорывных технологий в российскую экономику, создания новых рабочих мест и подготовки квалифицированных кадров, владеющих необходимыми компетенциями [28].

Заключение

Современная цифровизация всех отраслей экономики охватывает не только технико-технологические процессы. Информация сама становится производительной силой общества, поэтому можно предположить, что меняется содержание и смысл классообразующих признаков. Известно, что в классической социологии признаки социального статуса включают: отношение к средствам производства (к частной собственности), место и роль в общественной организации труда и в системе общественных отношений, которые определяют доходы

индивидов и уровень жизни представителей различных слоев, а также уровни полученного профессионального образования, которые позволяют выполнять социальные действия в соответствии с занимаемыми социально-профессиональными статусами.

Следует отметить, что бизнес-процессы также подвергаются цифровизации, под влиянием которой происходит превращение трудовых отношений из социальных в компьютерные алгоритмы, а «наемный работник» становится «пользователем мобильных приложений» [17], что меняет характер социально-трудовых отношений, усиливает цифровое неравенство и ведет к разным социальным последствиям.

В условиях информатизации общества значительно меняются общественные отношения. Формы общественной организации труда становятся такими, которые были бы невозможны еще полвека тому назад. Дистанционное обучение, работа по принципу удаленности от места расположения работодателя, востребуемая надомная работа с применением компьютерных и цифровых технологий - все это задает новые социальные признаки, которые уже начинают определять социальные статусы и обозначать новые появляющиеся социальные слои и группы. И возникает состояние цифрового неравенства, которое вносит свои коррективы в систему социальной стратификации настолько, что можно уже говорить о начале появления социально-информационной стратификации [29]. Сущность дискриминации в сфере труда в условиях цифровизации экономики выступает как один из ее возможных рисков.

Дискриминация названных социальных групп населения в разных сферах, в том числе в трудовой деятельности, проявляется как следствие цифровизации государственных и коммерческих сервисов, если заранее не были проведены мероприятия для поддержки представителей этих групп. К таким мероприятиям или средствам относятся разработки сайтов со специальным дизайном для пользователей с ОВЗ, предоставление аналоговых форм при обращении к услугам (обращения по телефону или письменно в контактный центр по поводу госуслуг), обращение к помощи посредников для граждан, которые не владеют компьютерной техникой и навыками работы с цифровыми технологиями.

Цифровое неравенство в XXI в. создает основу для нового социально-экономического и правового неравенства с проявлениями дискриминации. Это требует многостороннего изучения и разработки новых нормативных и правовых документов для регулирования социальных взаимодействий, невозможных без внедренных компьютерных и цифровых технологий.

В настоящее время выделяются два аспекта регулирования отношений между работником и работодателем в условиях цифровизации общественной жизни: специфика трудовых отношений в условиях внедрения инновационных технологий и дистанционный труд как новая форма нетипичной занятости, связанной с использованием современных электронных коммуникативных технологий [28, 30].

Отмечается значение развития навыков работы с информационными и цифровыми технологиями, важность дистанционного обучения и работы, удаленной от работодателя, с применением компьютерных и цифровых технологий для появления признаков, которые будут характерными для новых социальных статусов, в том числе и на уровне взаимоотношений личности и общества, общества и социальной группы, и повлекут за собой новые виды и формы занятости, новые социальные статусы и социальные институты.

Цифровизация и появление цифрового неравенства представляют собой взаимосвязанные процессы при развивающейся информатизации общественной жизни. Поэтому они имеют не только технологический и экономический смысл, но и в значительной мере социологическое содержание. Имеется в виду, что в обозначенных условиях формируются новый вид дискриминации - цифровой, новые страты (социально-информационные), уровни социальной стратификации и социальные институты, что уже является объектом отдельных исследований.

Мы согласны с тем, что социальное неравенство в цифровой среде можно преодолеть с помощью методов, направленных на создание более инклюзивной виртуальной среды (VR). Например, это могут быть разработка инклюзивных VR-платформ и приложений, активное привлечение общественности и участие различных сообществ (уверенных пользо-

вателей VR) в решении проблем преодоления социального неравенства в цифровой среде, проведение мастер-классов и обучающих тренингов по цифровой грамотности для определенных групп населения.

Поэтому требуются новые, возможно, лонгитюдные социологические исследования, сопоставляющие социально-профессиональную дискриминацию и социально-цифровое неравенство в современных условиях. Необходимо исследование механизмов формирования неравенства на рынке труда и особенностей функционирования социально -трудовой сферы в новой экономической реальности. Начало изучению данного социального явления положено. Его результаты позволят разработать управленческие решения, направленные на повышение стабильности общества в условиях появления новых социальных слоев и изменения многих социальных процессов и снижающие проявления дискриминационных процессов.

Список литературы

1. Лютов Н. Л. Определение дискриминации в сфере труда: международные трудовые стандарты и российский подход // Вестник Санкт-Петербургского университета. Право. 2022. Т. 13, № 4. С. 1041-1057. doi: 10.21638/spbu14.2022.413 EDN: SFSOSU

2. Москаленко С. П., Присекин А. В., Рогозная Д. Е. Проблема дискриминации в современных условиях трудоустройства // Закон и право. 2022. № 7. С. 110-116. doi: 10.24412/2073-3313-2022-7-110116 EDN: PSUUOW

3. Ирсетская Е. А. Проблемы гендерной дифференциации на рынке труда РФ // Наука. Культура. Общество. 2022. Т. 28, № S2. С. 36-45. doi: 10.19181/nko.2022.28.2S.3 EDN: NNQLXT

4. Кошарная Г. Б., Тарханова Е. С., Данилова Е. А. Особенности женской безработицы в современном российском обществе // Власть. 2019. Т. 27, № 4. С. 187-195. doi: 10.31171/vlast.v27i4.6628 EDN: ETRTEH

5. Твердохлебова Э. В., Самойлова А. В. Проблемы дискриминации в сфере труда // Столыпинский вестник. 2020. № 3. С. 7. EDN: VTYJMA

6. Монгуш В. А. Дискриминация в сфере труда: проблемы теории и практики // Уральский журнал правовых исследований. 2020. № 1 (8). С. 154-175. doi: 10.34076/2658-512X-2020-1-154-175 EDN: CBJHJY

7. Бондаренко О. В. Гендерная дискриминация в сфере труда и занятости как угроза психологической безопасности личности // Амурский научный вестник. 2007. № 2. С. 45-53. EDN: PCWVCR

8. Ефимова В. Гендерная дискриминация на российском рынке труда: формы проявления, факторы, результаты // Вестник Института экономики Российской академии наук. 2013. № 5. С. 67-76. EDN: RUCOGP

9. Кравченко Л. А. Гендерная дискриминация в сфере занятости // Известия РГПУ им. А. И. Герцена. 2008. № 69. С. 139-142. EDN: JZBICT

10. Мусалова Д. Д., Великова С. А. Исследование типов дискриминации женщин в сфере труда в современной России // Психология учебной и профессиональной деятельности : материалы Всерос. науч.-практ. конф. (г. Владимир, 27-28 марта 2018 г.). Новосибирск : Академиздат, 2018. С. 69-72. EDN: XUBURV

11. Невежина М. В. Запрет дискриминации в сфере трудовых отношений // Журнал российского права. 2017. № 4 (244). С. 83-90. doi: 10.12737/article_58e39ece856fb2.16965220 EDN: YJVQHH

12. Гаврилова О. В. Дискриминация при приеме на работу // Молодой ученый. 2012. № 4. С. 277-278. EDN: OXPFLL

13. Смолина Ю. В. Дискриминация в сфере труда: некоторые проблемы и пути их решения // Евразийская адвокатура. 2018. № 4 (35). С. 54-58. EDN: YLZQOL

14. Филиппова И. А. Влияние цифровых технологий на труд: ориентиры для трудового права : монография. Н. Новгород : Нижегородский госуниверситет им. Н. И. Лобачевского, 2021. 106 с. EDN: ORAKRN

15. Черешнева И. А. Цифровое неравенство: возможные пути преодоления // Образование и право. 2022. № 9. С. 139-144. doi: 10.24412/2076-1503-2022-9-139-144 EDN: JNMSQY

16. Коженко Я. В., Агафонова Т. П. Цифровое неравенство как основа социально-экономической и правовой дискриминации в XXI веке // Право и государство: теория и практика. 2020. № 8 (188). С. 72-73. EDN: DCNOPM

17. Садовая Е. С. Механизм формирования неравенства на рынке труда в цифровую эпоху // Социально-трудовые исследования. 2021. № 3 (44). С. 32-44. doi: 10.34022/2658-3712-2021-44-3-32-44 EDN: TKIGWM

18. Добринская Д. Е., Мартыненко Т. С. Перспективы российского информационного общества: уровни цифрового разрыва // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: Социология. 2019. Т. 19, № 1. С. 108-120. doi: 10.22363/2313-2272-2019-19-1-108-120 EDN: VUHAGN

19. Гладкова А. А., Гарифуллин В. З., Рагнедда М. Модель трех уровней цифрового неравенства: современные возможности и ограничения (на примере исследования Республики Татарстан) // Вестник Московского университета. Серия 10, Журналистика. 2019. № 4. С. 41-72. doi: 10.30547/vestnik.joum.4.2019.4172 EDN: GZLUXO

20. Костина Н. Б., Чижов А. А. Цифровое неравенство при цифровизации образовательного процесса: социологический аспект // Вестник Сургутского государственного педагогического университета. 2023. № 1 (82). С. 48-59. doi: 10.26105/SSPU.2023.82.1.005 EDN: XQPGSN

21. Напсо М. Д. Цифровое неравенство и сфера образования // Человеческий капитал. 2024. № 2 (182). С. 150-155. doi: 10.25629/HC.2024.02.14 EDN: DMGWBK

22. Троян И. А., Кравченко Л. А., Гиндес Е. Г. Цифровое неравенство и направления его преодоления в контексте развития человеческого капитала // Народонаселение. 2023. Т. 26, № 2. С. 114-126. doi: 10.19181/population.2023.26.2.10 EDN: XNKKPA

23. Плотичкина Н. В. Цифровая инклюзия: теоретическая рефлексия и публичная политика // Вестник Томского государственного университета. Философия. Социология. Политология. 2020. № 58. С. 216-226. doi: 10.17223/1998863X/58/20 EDN: VRKTQD

24. Лукьянова А. Л. Цифровизация и гендерный разрыв в оплате труда // Экономическая политика. 2021. Т. 16, № 2. С. 88-117. doi: 10.18288/1994-5124-2021-2-88-117 EDN: TCSVMK

25. Van Dijk J. A. G. M. The Network Society, Social Aspects of New Media. London ; Thousand Oaks ; NewDelhi : Sage Publications, 1999. 304 р. doi: 10.7146/mediekultur.v29i54.7943

26. Воронина Н. С. Гендерный аспект цифрового неравенства в России: результаты эмпирического анализа // Мир России. Социология. Этнология. 2023. Т. 32, № 3. С. 52-74. doi: 10.17323/1811-038X-2023-32-3-52-74 EDN: CGOUIH

27. Носкова А. В., Голоухова Д. В., Кузьмина Е. И. Неравенства в образовании и перспективы цифрового обучения в оценках студентов // Вестник Томского государственного университета. Философия. Социология. Политология. 2021. № 62. С. 28-39. doi: 10.17223/1998863X/62/3 EDN: QBYYDD

28. Рыбаков М. С. Правовое регулирование труда в условиях цифровой реальности: основные тенденции развития законодательства // Молодой ученый. 2023. № 1 (448). С. 188-194. EDN: FATYPL

29. Трофимов Е. А., Трофимова Т. И. К вопросу о дискриминации на российском рынке труда // Известия Байкальского государственного университета. 2018. Т. 28, № 3. С. 419-425. doi: 10.17150/2500-2759.2018.28(3).419-425 EDN: ZDYJKH

30. Козина М. И., Варакина Л. А. Проблемы неравенства в сфере труда // Либерально-демократические ценности. 2021. Т. 5, № 4. С. 39-44. EDN: BRQWBF

References

1. Lyutov N.L. Definition of discrimination in the field of labor: International labor standards and Russian approach. Vestnik Sankt-Peterburgskogo universiteta. Pravo = Bulletin of St. Petersburg University. Law. 2022;13(4): 1041-1057. (In Russ.). doi: 10.21638/spbu14.2022.413

2. Moskalenko S.P., Prisekin A.V., Rogoznaya D.E. Problem of discrimination in modern conditions of employment. Zakon i pravo = Law and Legislation. 2022;(7): 110-116. (In Russ.). doi: 10.24412/20733313-2022-7-110-116

3. Irsetskaya E.A. Problems of gender differentiation in the labor market of the Russian Federation. Nauka. Kultura. Obshchestvo = Science. Culture. Society. 2022;28(S2):36-45. (In Russ.). doi: 10.19181/nko.2022.28.2S.3

4. Kosharnaya G.B., Tarkhanova E.S., Danilova E.A. Features of female unemployment in modern Russian society. Vlast = Power. 2019;27(4):187-195. (In Russ.). doi: 10.31171/vlast.v27i4.6628

5. Tverdokhlebova E.V., Samoylova A.V. Problems of discrimination in the field of labor. Stolypin-skiy vestnik = Stolypinsky Bulletin. 2020;(3):7. (In Russ.)

6. Mongush V.A. Discrimination in the field of labor: Problems of theory and practice. Uralskiy zhurnal pravovykh issledovaniy = Ural Journal of Legal Research. 2020;(1): 154-175. (In Russ.). doi: 10.34076/2658-512X-2020-1-154-175

7. Bondarenko O.V. Gender discrimination in the field of labor and employment as a threat to the psychological security of an individual. Amurskiy nauchnyy vestnik = Amur Scientific Bulletin. 2007;(2):45-53. (In Russ.)

8. Efimova V. Gender discrimination in the Russian labor market: Forms of manifestation, factors, results. Vestnik Instituta ekonomiki Rossiyskoy akademii nauk = Bulletin of the Institute of Economics of the Russian Academy of Sciences. 2013;(5):67-76. (In Russ.)

9. Kravchenko L.A. Gender discrimination in employment. Izvestiya RGPU im. A.I. Gertsena = Bulletin of Herzen State Pedagogical University. 2008;(69): 139-142. (In Russ.)

10. Musalova D.D., Velikova S.A. Study of types of discrimination against women in the labor sphere in modern Russia. Psikhologiya uchebnoy i professionalnoy deyatelnosti: materialy Vseros. nauch. -prakt. konf. (g. Vladimir, 27-28 marta 2018 g.) = Psychology of Educational and Professional Activity: Materials of the All-Russian Scientific and Practical Conference (Vladimir, March 27-28, 2018). Novosibirsk: Akademizdat, 2018:69-72. (In Russ.)

11. Nevezhina M.V. Prohibition of discrimination in labor relations. Zhurnal rossiyskogo prava = Journal of Russian Law. 2017;(4):83-90. (In Russ.). doi: 10.12737/article_58e39ece856fb2.16965220

12. Gavrilova O.V. Discrimination in hiring. Molodoy uchenyy = Young Scientist. 2012;(4):277-278. (In Russ.)

13. Smolina Yu.V. Discrimination in labor: Some problems and ways to solve them. Evraziyskaya ad-vokatura = Eurasian Advocacy. 2018;(4):54-58. (In Russ.)

14. Filippova I.A. Vliyanie tsifrovykh tekhnologiy na trud: orientiry dlya trudovogo prava: monografi-ya = Impact of digital technologies on labor: Guidelines for labor law: Monograph. Nizhniy Novgorod: Nizhegorodskiy gosuniversitet im. N.I. Lobachevskogo, 2021:106. (In Russ.)

15. Chereshneva I.A. Digital inequality: Possible ways to overcome it. Obrazovanie i parvo = Education and Law. 2022;(9):139-144. (In Russ.). doi: 10.24412/2076-1503-2022-9-139-144

16. Kozhenko Ya.V., Agafonova T.P. Digital inequality as the basis of social, economic and legal discrimination in the 21st century. Pravo i gosudarstvo: teoriya i praktika = Law and State: Theory and Practice. 2020;(8):72-73. (In Russ.)

17. Sadovaya E.S. Mechanism of inequality formation in the labor market in the digital age. Sotsialno-trudovye issledovaniya = Social and Labor Studies. 2021;(3):32-44. (In Russ.). doi: 10.34022/2658-37122021-44-3-32-44

18. Dobrinskaya D.E., Martynenko T.S. Prospects of the Russian information society: Levels of digital divide. Vestnik Rossiyskogo universiteta druzhby narodov. Seriya: Sotsiologiya = Bulletin of Peoples' Friendship University of Russia. Series: Sociology. 2019;19(1): 108-120. (In Russ.). doi: 10.22363/23132272-2019-19-1-108-120

19. Gladkova A.A., Garifullin V.Z., Ragnedda M. Model of three levels of digital inequality: Modern possibilities and limitations (case study of the Republic of Tatarstan). Vestnik Moskovskogo universiteta. Seriya 10, Zhurnalistika = Bulletin of Moscow University. Series 10, Journalism. 2019;(4):41-72. (In Russ.). doi: 10.30547/vestnik.journ.4.2019.4172

20. Kostina N.B., Chizhov A.A. Digital inequality in the digitalization of educational process: Sociological aspect. Vestnik Surgutskogo gosudarstvennogo pedagogicheskogo universiteta = Bulletin of Surgut State Pedagogical University. 2023;(1):48-59. (In Russ.). doi: 10.26105/SSPU.2023.82.1.005

21. Napso M.D. Digital inequality and sphere of education. Chelovecheskiy kapital = Human Capital. 2024;(2): 150-155. (In Russ.). doi: 10.25629/HC.2024.02.14

22. Troyan I.A., Kravchenko L.A., Gindes E.G. Digital inequality and directions of its overcoming in the context of human capital development. Narodonaselenie = Population. 2023;26(2):114-126. (In Russ.). doi: 10.19181/population.2023.26.2.10

23. Plotichkina N.V. Digital inclusion: Theoretical reflection and public policy. Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta. Filosofiya. Sotsiologiya. Politologiya = Bulletin of Tomsk State University. Philosophy. Sociology. Political Science. 2020;(58):216-226. (In Russ.). doi: 10.17223/1998863X/58/20

24. Lukyanova A.L. Digitalization and gender pay gap. Ekonomicheskaya politika = Economic Policy. 2021;16(2):88-117. (In Russ.). doi: 10.18288/1994-5124-2021-2-88-117

25. Van Dijk J.A.G.M. The Network Society, Social Aspects of New Media. London; Thou-sand Oaks; NewDelhi: Sage Publications, 1999:304. doi: 10.7146/mediekultur.v29i54.7943

26. Voronina N.S. Gender aspect of digital inequality in Russia: Results of empirical analysis. Mir Rossii. Sotsiologiya. Etnologiya = World of Russia. Sociology. Ethnology. 2023;32(3):52-74. (In Russ.). doi: 10.17323/1811-038X-2023-32-3-52-74

27. Noskova A.V., Goloukhova D.V., Kuz'mina E.I. Inequalities in education and prospects of digital learning in students' assessments. Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta. Filosofya. Sotsiologi-ya. Politologiya = Bulletin of Tomsk State University. Philosophy. Sociology. Political Science. 2021;(62):28—39. (In Russ.). doi: 10.17223/1998863X/62/3

28. Rybakov M.S. Legal regulation of labor in digital reality: Main trends in the development of legislation. Molodoy uchenyy = Young Scientist. 2023;(1): 188-194. (In Russ.)

29. Trofimov E.A., Trofimova T.I. On discrimination in the Russian labor market. Izvestiya Baykalskogo gosudarstvennogo universiteta = Bulletin of Baikal State University. 2018;28(3):419-425. (In Russ.). doi: 10.17150/2500-2759.2018.28(3).419-425

30. Kozina M.I., Varakina L.A. Problems of inequality in the field of labor. Liberalno-demokraticheskie tsennosti = Liberal Democratic Values. 2021;5(4):39-44. (In Russ.)

Информация об авторах / Information about the authors

Л. И. Найденова - доктор социологических наук, профессор, профессор кафедры менеджмента и государственного управления, Пензенский государственный университет, 440026, г. Пенза, ул. Красная, 40. Е. С. Тарханова - кандидат социологических наук, доцент, доцент кафедры менеджмента и государственного управления, Пензенский государственный университет, 440026, г. Пенза, ул. Красная, 40.

L.I. Naydenova - Doctor of Sociological Sciences, Professor, Professor of the Department of Management and Public Administration, Penza State University, 40 Krasnaya street, Penza, 440026. E.S. Tarkhanova - Candidate of Sociological Sciences, Associate Professor, Associate Professor of the Department of Management and Public Administration, Penza State University, 40 Krasnaya street, Penza, 440026.

Авторы заявляют об отсутствии конфликта интересов / The authors declare no conflict of interests

Поступила в редакцию / Received 02.05.2024

Поступила после рецензирования и доработки / Revised 07.06.2024 Принята к публикации / Accepted 30.07.2024

СОЦИАЛЬНАЯ СТРУКТУРА, СОЦИАЛЬНЫЕ ИНСТИТУТЫ И ПРОЦЕССЫ

Научная статья УДК 316 EDN: IKWQLU

doi: 10.21685/2307-9525-2024-12-3-11

ГОСУДАРСТВЕННАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ РОССИЙСКОЙ СТУДЕНЧЕСКОЙ МОЛОДЕЖИ (СОЦИОЛОГИЧЕСКИЙ АСПЕКТ)

Наталья Владимировна Розенберг1, Маргарита Константиновна Карпова2

1 2Пензенский государственный университет, Пенза, Россия

1elya@sura.ru

2karpovamk@mail.ru

Аннотация. Актуальность и цели. Актуальность исследования обусловлена важностью изучения взаимодействия государства и структур гражданского общества в меняющемся публичном пространстве. В условиях глобального информационного воздействия на общество актуальной темой является и отношение к образам и символам страны в молодежной среде, а также рассмотрение их в контексте формирования государственной идентичности в современном обществе. Исследование посвящено формированию целостного представления о государственной идентичности студенческой молодежи, выявлению связей при построении социальной модели ценностных и идентификационных аспектов восприятия страны при прогнозировании и принятии эффективных решений для обеспечения устойчивого развития и процветания России. Материалы и методы. Изучение государственной идентичности основано на материалах исследований, проведенных среди студенческой молодежи Пензенского государственного университета, а также использовании социологического инструментария и традиционных научных методов системного и структурно-функционального анализа данных социологических исследований, представленных такими общероссийскими центрами, как Фонд «Общественное мнение» и Всероссийский центр изучения общественного мнения. Результаты. Практическая значимость исследования может определяться востребованностью полученных результатов в деятельности органов региональной государственной власти. Выводы. Символы государственности являются важным фактором становления государственно-гражданской идентичности и консолидации молодежного социума. Прикладное значение данного исследования заключается в том, что полученные результаты могут служить основой для реализации государственной молодежной политики в сфере формирования гражданской идентичности.

Ключевые слова: идентичность, государственная идентичность, молодежь, государственные символы, государство, родина, патриотизм, страна, ценности

Для цитирования: Розенберг Н. В., Карпова М. К. Государственная идентичность российской студенческой молодежи (социологический аспект) // Электронный научный журнал «Наука. Общество. Государство». 2024. Т. 12, № 3. С. 106-117. doi: 10.21685/2307-9525-2024-12-3-11 EDN: IKWQLU

© Розенберг Н. В.., Карпова М. К., 2024. Контент доступен по лицензии Creative Commons Attribution 4.0 License.

SOCIAL STRUCTURE, SOCIAL INSTITUTIONS AND PROCESSES

Original article

STATE IDENTITY OF THE RUSSIAN STUDENT YOUTH (SOCIOLOGICAL ASPECT)

Natalya V. Rozenberg1, Margarita K. Karpova2

1 2Penza State University, Penza, Russia

1elya@sura.ru

2karpovamk@mail.ru

Abstract. Background. The relevance of the study is associated with the importance of exploring the interaction of the state and civil society structures in a changing public space. Under the global information impact on society, another relevant topic is the attitude to the state images and state symbols among young people, as well as their consideration in the context of forming state identity in modern society. The study is devoted to creating a holistic view of the state identity of student youth, revealing connections in building a social model of the value and identifying aspects of the perception of the country in forecasting and making effective decisions to ensure sustainable development and prosperity of the Russian Federation. Materials and methods. The study of state identity is based on surveys among the students of Penza State University, as well as sociological tools and traditional scientific methods of systematic and structural-functional analysis of sociological research data presented by the All-Russian Public Opinion Research Center and the Public Opinion Foundation. Results. The practical significance of the study is determined by the relevance of the obtained results in the activity of regional public authorities. Conclusions. The state symbols are an important factor in establishing state civic identity and consolidating youth society. The study may serve as a basis for implementing state youth policy in order to form civic identity.

Keywords: identity, state identity, youth, state symbols, state, homeland, patriotism, country, values For citation: Rozenberg N.V., Karpova M.K. State identity of the Russian student youth (sociological aspect). Elektronnyy nauchnyy zhurnal "Nauka. Obshchestvo. Gosudarstvo" = Electronic scientific journal "Science. Society. State". 2024;12(3):106-117. (In Russ.). doi: 10.21685/2307-9525-2024-12-3-11

Введение

Исследование государственной идентичности российской студенческой молодежи вызывает сегодня большой интерес среди отечественных и зарубежных представителей различных областей научного знания.

Этот интерес восходит к работам таких социологов, как М. Вебер, Э. Дюркгейм, Г. Зим-мель [1-3], где сущность взаимоотношений между обществом и индивидом рассматривается в ракурсе объективных и всеобщих закономерностей развития общества. Идентичность индивида задается системой социально-экономических связей, культурными нормами и преобладающими ценностями в обществе.

В рамках символического интеракционизма проблемы идентичности рассматривались Дж. Г. Мидом, Ч. Х. Кули [4-6], с точки зрения психоанализа к формированию индивидуальной, личностной идентичности подходили З. Фрейд, Э. Фромм, К. Хорни, К.-Г. Юнг [7-10], здесь затрагивались и проблемы идентичности молодых людей.

© Rozenberg N.V., Karpova M.K., 2024. This work is licensed under a Creative Commons Attribution 4.0 License.

В теориях П. Бурдье, Э. Гидденса человек представлен как активный субъект собственной жизнедеятельности и является предметом рассмотрения проблем социальной идентичности [11-13].

Концептуализация идентичностей, а также их структура и динамика представлены В. А. Ядовым [14, 15], разработка методологии и методики изучения идентичностей рассматривается его коллегами.

Специальные исследования, посвященные соотношению государственно-гражданской и этнической идентичностей, осуществлены Л. М. Дробижевой, С. В. Рыжовой, Г. У. Солда-товой, А. Г. Здравомысловым, М. Ф. Чернышом [16-20].

Государственно-гражданская идентичность, в том числе политическая, является предметным полем анализа у А. М. Багрий, М. К. Горшкова [21, 22].

Образы и символы государственной идентичности в представлении современной российской молодежи представлены в исследованиях В. В. Титова, И. В. Самаркиной, Э. Ш. Ха-метова, И. А. Исаковой, С. Г. Ивченкова, В. П. Воробьева [23-28] и др. В работах исследователей присутствует анализ отдельных сторон государственной идентичности российской студенческой молодежи, принимаются во внимание лишь отдельные положения.

Каждый индивид занимает место в обществе и является частью различных групп и сообществ. Участвуя в различных аспектах жизни страны, человек получает понимание ее прошлого, настоящего и будущего. Современное общество нуждается в образовании и воспитании квалифицированных, творческих и активных специалистов - граждан своего государства. Однако важно отметить, что подготовка таких специалистов без формирования ценностей и государственно-гражданской идентичности не будет полноценной.

Как отмечают Л. Н. Мещанова и О. Ю. Козинская [29], стимулирование у молодого индивида чувства уважения к своей родине и ее историческим подвигам - это основа гражданской идентичности. Способы выражения или формы этого могут быть разнообразными, но должны быть современными, интересными и вызывающими эмоциональную реакцию у студентов, т.е. важное значение придается эмоциональному воздействию, так как эмоции играют ключевую роль в образовании и создании мотивации для развития моральных качеств личности, включая гражданскую идентичность.

И. С. Семененко пишет о том, что «государственная политика идентичности представляет собой определенную целостную, непротиворечивую совокупность чаще всего закрепленных в юридических документах самого высокого уровня политических проектов, практик и инструментов формирования и закрепления определенной, заданной системы политических взглядов, идеологических и политических ценностных ориентиров значительной части населения (в идеале - большинства граждан), направленных на создание строго регламентированных образов "мы - граждане" и "моё государство". Характер политического режима накладывает на государственную политику определенные ограничения, чаще всего в определении спектра допустимых инструментов» [30, с. 70-87]. Но в целом, как отмечает автор, «ее стратегии и цели схожи и направлены на формирование национальной и гражданской идентичности, символически объединяя граждан, в создании достаточно схожего восприятия наиболее значимых образов "своего" государства и т.д. В некоторых случаях государственная политика идентичности может быть ориентирована на поддержание или оспаривание определенных политизированных форм социальной идентичности граждан "своей" страны и видов политической идентичности. Но проводимая любым государством политика идентичности не ограничивается формированием только "своего" образа; она поощряет солидарность и нацелена на формирование и макрополитической идентичности, создавая определенные представления о "нас", которые основаны на сознательно заданной интерпретации истории и культуры населения страны, обеспечивая интеграцию стоящих " за" государством сообществ. Российские исследователи отмечают безусловную связь государственной политики идентичности с символической политикой, в частности, политикой исторической памяти» [31, с. 65-76]. В связи с данной темой, как указывает А. З. Нурилова, «ученые также активно обсуждают вопрос возможности / необходимости конструирования гражданской

идентичности, обращая внимание на прагматические соображения политической элиты по поводу необходимости минимизации роста рисков, связанных с усилением влияния индивидуализма в массовом сознании, что чревато кризисом политических и гражданских институтов и государства в целом» [32].

А. Г. Санина и другие исследователи в своих работах обращают внимание на то, что «во взаимодействии с государством индивид выступает не столько как управляемый, подданный, но и как избиратель, потребитель и - главное - создатель, формирующий собственное социальное пространство, в которое государство включается лишь как один из объектов идентификации. Важность государственной идентичности в ее национальном и гражданском измерениях определяется социальной потребностью в упорядочивании мира, в котором люди живут и действуют. Государственная идентичность в этом контексте рассматривается как связь индивида и государства, основанная на когнитивной и эмоциональной привязанности, символических структурах, нормативных представлениях, а также на прозрачной структурированности отношений прав и обязанностей между "ролями власти" и "ролями граждан"» [33]. Как отмечает А. Г. Санина, эта связь находит воплощение в понимании индивидом своего места в рамках территориальных и символических границ государства, в восприятии его как своего, в формировании социальной ответственности и гражданской активности [34].

Материалы и методы

Эмпирическую базу составили: социологическое исследование государственной идентичности студенческой молодежи «Государственные символы» (анкетный опрос студентов Пензенского государственного университета, п = 468), проводившееся в марте-апреле 2024 г.; данные общероссийских репрезентативных опросов Фонда «Общественное мнение» (ФОМ) (http://www.fom.ru/), Всероссийского центра изучения общественного мнения (ВЦИОМ) (http://www.wciom.ru/).

Результаты

Согласно результатам исследования, проведенного ВЦИОМ в марте 2023 г. (п = 1600 человек), - народ, единство, патриотизм, сила - главные предметы гордости россиян за свою страну1. Как показал опрос, более половины россиян отметили, что за последний год они стали больше гордиться своей страной (62 %). Гордиться стали меньше 23 % респондентов.

Поводы для гордости своей страной многообразны - начиная с ее достижений и богатств, заканчивая ее историей. Главным предметом гордости россиян является российский народ, люди (14 %). По 8 % отметили высокий уровень социальной солидарности в России («единство», «патриотизм», «сплоченность»), волевые качества наших сограждан («сильная», «непобедимая Россия», «не сдаемся»), историю страны и ее позицию на международной арене. Президентом Владимиром Путиным и гражданской принадлежностью («я здесь родился», «моя Родина», «моя страна») гордятся еще 7 %. Ничего не вызывает гордости в России только у 6 % опрошенных, затруднился с ответом каждый восьмой (12 %). В нашей стране произошли социальные изменения, что способствует сплочению, консолидации российского общества, улучшению социального самочувствия, росту поддержки главы государства (табл. 1).

В данном исследовании каждый второй опрошенный смог также назвать события последних 10-15 лет в жизни страны, которые вызывают у него чувство гордости (53 %). Значимыми событиями современной истории России остаются защита Донбасса, признание ЛНР и ДНР и воссоединение Крыма с Россией, строительство Крымского моста (по 17 %). В ответах фигурировали также спортивные события, в частности выступления российских спортсменов (11 %), Олимпиада в Сочи (8 %), Чемпионат мира по футболу - 2018 (6 %). Каждый десятый ответил, что таких событий не было (10 %), затруднились с ответом 37 %.

1 Гордость России // Всероссийский центр изучения общественного мнения (ВЦИОМ) : сайт. URL: https://wciom.ru/analytical-reviews/analiticheskii-obzor/gordost-rossii?ysclid=lxuc1bvo3m324222784 (дата обращения: 10.06.2024).

Таблица 1

Распределение ответов на вопрос: «Скажите, а что именно вызывает у Вас чувство гордости за Россию?» (открытый вопрос, не более трех ответов, % от всех опрошенных, представлены ответы, набравшие 6 % и более) (п = 1600)

Варианты ответа Все опрошенные

Народ / люди / население 14

Единство / патриотизм / сплоченность 8

Сильная / непобедимая / всегда побеждаем / не сдаемся 8

История страны / предки 8

Статус на мировой арене / внешняя политика / независимость 8

Президент / Путин / правительство / власть / политика страны 7

Я здесь родился / моя Родина / я русский / я здесь живу / моя страна 7

Армия / вооружение 6

Ничего не вызывает гордости 6

Затруднились ответить 12

В рамках проведенного авторского исследования в марте-апреле 2024 г. проанализировано отношение студенческой молодежи к государственным символам Российской Федерации как основе своей государственной идентичности. Были заданы вопросы, касающиеся гордости за свою страну. Как показал опрос, предметом гордости за свою страну являются наше прошлое, наша история (78,6 %), великие люди моей страны (60 %), наша земля, территория, на которой мы живем (57,3 %), родная природа (56,2 %), литература и искусство (49,1 %), место, где я родился и вырос (46,6 %), язык моего народа (41 %), вера, наши песни, праздники, обычаи (39,3 %), государственные символы - флаг, герб, гимн (38,5 %) и т.д. (рис. 1).

Наше прошлое, наша история Наша земля, территория, на которой мы живем Место, где я родился и вырос Родная природа Великие люди моей страны Государство, в котором я живу Литература, искусство Душевные качества моего народа Язык моего народа Победы спортсменов нашей страны Наши песни, праздники, обычаи Вера, религия моего народа Флаг, герб, гимн Наше трудолюбие Затрудняюсь ответить

78,6%

38,5%

Рис. 1. Распределение ответов на вопрос: «Что для Вас из нижеперечисленного является предметом гордости за свою страну? (Выберите не более пяти вариантов ответа)» (%, п = 468)

Чувство гордости за свою страну и привязанность к своим корням играют ключевую роль в формировании молодого поколения. Важно развивать данное чувство через образование,

патриотическое воспитание и укрепление семейных ценностей и при этом помнить, что гордость за свою страну абсолютно не противоречит уважению других национальностей и стран.

Согласно результатам исследования «Патриоты и патриотизм», проведенного ФОМ1 в мае 2024 г. (п = 1500 человек) патриотизм и патриоты, половина участников опроса полагают, что за последние годы патриотов в стране стало больше, 10 % - что меньше, четверть опрошенных считают, что в этом отношении ничего не изменилось. Согласно данному исследованию, 53 % россиян думают, что люди становятся патриотами главным образом под влиянием патриотического воспитания, 37 % - что по другим причинам. 32 % опрошенных думают, что каждый гражданин страны должен быть патриотом. 64 % убеждены: быть или не быть патриотом - личное дело каждого, более половины россиян отметили, что за последний год они стали больше гордиться своей страной (62 %). Меньше гордиться Россией за последний год стали 23 %.

Отвечая на вопрос: «Скорее может или скорее не может быть патриотом человек, который не испытывает чувство гордости за свою страну?», большинство опрошенных указали, что скорее не может (81 %) (рис. 2).

Рис. 2. Распределение ответов на вопрос: «Скорее может или скорее не может быть патриотом человек, который не испытывает чувство гордости за свою страну?» (%, п = 1500)

В основе теоретической модели государственной идентичности лежат следующие ее характеристики: 1) знания о государстве в его исторической и современной перспективе; 2) эмоциональное отношение к государству/стране/родине; 3) те или иные «идеальные» представления о нормах и ценностях, которые разделяют все люди как граждане государства и которые имеют для самого государства и для граждан понятную значимость; 4) действия, в которых проявляются те или иные установки, связанные с восприятием своего места в государстве [35, с. 35]. Восприятие государственной символики, чувства и взгляды молодых граждан относительно основных символов государства зависят от того, разделяют ли они государственные и политические ценности своей страны, от их личных убеждений и социально-культурного контекста [36]. Знания о государственных символах составляют оценку сформированности гражданской идентичности индивида.

По результатам опроса «Патриоты и патриотизм», проведенного ФОМ в мае 2024 г. (п = 1500 человек), больше половины участников опроса полагают, что скорее не может быть патриотом человек, который не знает истории своей страны (65 %) и не знает текста гимна (рис. 3 и 4).

1 Патриоты и патриотизм // Фонд общественного мнения / ФОМ : сайт. URL: https://fom.ru/TSennosti/ 15029?ysclid=lxui0cdic7812048151 (дата обращения: 10.06.2024).

100

80

ВО

40

— Скорее может — Скорее не может — Затрудняюсь ответить

70 68 67 66 67 69 .____65 65 65

20 21 _, 31 28 28 _ 26___■ 30 29 29

3

декабря 2006

16

декабря 2012

апреля 2014

22 июля 2018

9 июня 2019

авр/ста 2020

29 мая 2022

28 мая 2023

26 мая 2024

Рис. 3. Распределение ответов на вопрос: «Скорее может или скорее не может быть патриотом человек, который не знает историю своей страны?» (%, п = 1500) *Для 2017 г. было проведено два замера. Указаны усредненные значения за год

3 1 6 13 201 7s 22 9 июня 2 29 мая 28 мая 26 мая

декабря декабря апреля июля 2019 августа 2022 2023 2024

2006 2012 2014 2018 2020

Рис. 4. Распределение ответов на вопрос: «Скорее может или скорее не может быть патриотом человек, который не знает текста гимна своей страны?» (%, n = 1500) *Для 2017 г. было проведено два замера. Указаны усредненные значения за год

В истории человечества символы всегда играли большую роль в развитии общества и формировании государственной идентичности личности. Они имеют глубокий смысл, связанный с историей, традициями и ценностями страны, и являются отличительными знаками государства, которые закреплены в его Конституции.

Результаты многочисленных исследований показывают, что образ России граждане страны воспринимают очень позитивно, в частности, таковы результаты мониторингового опроса ВЦИОМ о государственной символике, приуроченного ко Дню государственного флага России1. Образ страны во многом зависит от государственной символики и того, как ее воспринимают граждане внутри страны и за ее пределами, отмечают авторы исследования. Чувства и взгляды граждан относительно государственного флага, герба и гимна могут различаться в зависимости от их личных убеждений, культурного и исторического контекста, социальной и политической обстановки.

Результаты авторского опроса среди студенческой молодежи показали, что большинство опрошенных согласны с утверждением, что каждый гражданин должен знать государственные символы своей страны (93,2 %), и знают, как расположены цвета в российском флаге (97 %).

На вопрос: «Где Вы в родном городе/поселке видите флаг, герб и слышите гимн страны, которой являетесь гражданином?» - большинство опрошенных указали «на общественных мероприятиях» и «в учебных заведениях» (74,4 и 69,7 % соответственно), а также в государственных учреждениях и на улицах (63,7 и 60,5 % соответственно). И лишь 3,4 % респондентов затруднились ответить (рис. 5).

На улицах (рекламные щиты, плакаты) На общественных мероприятиях По радио По телевидению В государственных учреждениях В учебных заведениях В газетах В магазинах

На одежде (значки, наклейки и т.д.)

Затрудняюсь ответить

Рис. 5. Распределение ответов на вопрос: «Где Вы в родном городе/поселке видите флаг, герб и слышите гимн страны, которой являетесь гражданином?

(Отметьте все, что Вам подходит)» (%, п = 468)

Заключение

Современные условия, сложившиеся в политическом поле нашей страны, ее изменяющееся положение в мировом пространстве требуют активного гражданского участия молодых людей. Формирование гражданской идентичности молодежи является сегодня первоочередной задачей, которой много лет не уделялось должного внимания. Развитие гражданской идентичности всегда было значимой проблемой в переходные исторические периоды любой страны, оно способно обеспечить интеграцию, единство и целостность самосознания личности как гражданина общества на основе присвоения системы общечеловеческих нравственных ценностей и смыслов. Большую роль в этом процессе играет восприятие государственных символов, поскольку они являются связующим звеном прошлого, настоящего

1 Государственные символы // Всероссийский центр изучения общественного мнения (ВЦИОМ) : сайт. URL: https://wciom.ru/analytical-reviews/analiticheskii-obzor/simvoly-rossii (дата обращения: 10.06.2024).

и будущего. Патриотический дискурс сегодня в России имеет очень большое значение, и можно предположить, что в ближайшем будущем он будет демонстрировать экспоненциальный рост, а актуальность государственной идентификации усилится. Поэтому необходима эффективная, а не декларативная реализация государственной молодежной политики в любой сфере, в том числе и в сфере формирования гражданской идентичности.

Список литературы

1. Вебер М. Хозяйство и общество: очерки понимающей социологии : в 4 т. Т. 1: Социология / пер. с нем. В. А. Брун-Цеховой [и др.] ; под ред. Л. Г. Ионина. М. : Высшая школа экономики, 2016. 448 с. EDN: XZYVED

2. Дюркгейм Э. Социология. Ее предмет, метод, предназначение / пер. с фр., сост., послесл. и примеч. А. Б. Гофмана. М. : Юрайт, 2020. 307 с. EDN: AUZUJW

3. Зиммель Г. Социальная дифференциация. Социологические и психологические исследования / авториз. пер. с нем. Н. Н. Вокач и И. А. Ильина ; под ред. и с предисл. Б. А. Кистяковского. М. : М. и С. Сабашниковы, 1909. X, 323 с.

4. Американская социологическая мысль / под ред. В. И. Добренькова. М. : Междунар. ун-т бизнеса и управления, 1996. 560 с.

5. Mead G. H. Mind, self and society frorn the standpoint of a social behaviorist. Chicago : University of Chicago Press, 1934. 401 p.

6. Кули Ч. Х. Человеческая природа и порядок : монография. М. : Идея, 2000. 309 с. EDN: VXHFVR

7. Фрейд З. Психология масс и анализ человеческого «Я» : монография. М. : Академический проект, 2014. 119 с. EDN: YSKGKV

8. Фромм Э. Анатомия человеческой деструктивности : монография. М. : Республика, 1994. 447 с. EDN: SYYMVF

9. Хорни К. Невротическая личность нашего времени. Самоанализ / под ред. Н. И. Самодиной. М. : Прогресс, 1993. 480 с. EDN: SZFXIZ

10. Юнг К.-Г. Архетип и символ. М. : Ренессанс, 1991. 297 с.

11. Бурдье П. Социальное пространство и генезис «классов» // Вопросы социологии. 1992. № 1. С. 17-36. EDN: PACKXD

12. Бурдье П. Социология политики. М. : Socio-Logos : Циркон, 1993. 336 с. EDN: QYBTPF

13. Гидденс Э., Бердсолл К. Социология. М. : URSS, 2005. 629 с. EDN: QODXYJ

14. Ядов В. А. Социальная идентификация в кризисном обществе // Социологический журнал. 1994. № 1. С. 35-52. EDN: TYSQON

15. Ядов В. А. Социальные и социально-психологические механизмы формирования социальной идентичности личности // Мир России. Социология. Этнология. 1995. № 3-4. С. 158-181. EDN: TSKDIW

16. Дробижева Л. М. Государственная и гражданская идентичность: выбор и подвижность // Гражданские, этнические и религиозные идентичности в современной России : сб. ст. М. : Институт социологии Российской академии наук, 2006. С. 10-29. EDN: SIJPTF

17. Рыжова С. В. Русское самосознание и православная идентичность: между миролюбием и экстремизмом // Россия реформирующаяся. 2004. № 4. С. 318-344. EDN: PBTJOB

18. Солдатова Г. У. Психология межэтнической напряженности : монография. М. : Смысл, 1998. 389 с. EDN: SGFRWV

19. Здравомыслов А. Г. Национальное самосознание россиян // Мониторинг общественного мнения : Экономические и социальные перемены. 2002. № 2 (58). С. 48-54. EDN: HTMNWV

20. Черныш М. Ф. Этнические и общегражданские идентичности в сознании россиян // Гражданские, этнические и религиозные идентичности в современной России : сб. ст. М. : Институт социологии Российской академии наук, 2006. С. 103-113. EDN: SIJPXL

21. Багрий А. М. Политико-психологические механизмы влияния исторической политики на национально-государственную идентичность россиян // Система ценностей современного общества : сб. тр. конф. (Новосибирск, 29 июля 2015 г.). Новосибирск : Центр развития научного сотрудничества, 2015. С. 132-135.

22. Горшков М. К. Российская идентичность в контексте западноевропейской культуры // Власть. 2013. № 1. С. 9-14. EDN: PULODV

23. Титов В. В. Национально-государственная идентичность как пространство политических смыслов и образов // Известия Тульского государственного университета. Гуманитарные науки. 2017. № 1. С. 42-54. EDN: YIXSIN

24. Самаркина И. В. Образ страны в контексте национально-государственной идентичности: сущность, виды и функции // Wschodnioeuropejskie Czasopismo Naukowe. 2016. Т. 8, № 6. С. 42-44. EDN: XRFAUT

25. Хаметов Э. Ш. Символы спортивных побед как фактор формирования национально-государственной идентичности. Территориальные особенности // Социально-гуманитарные знания. 2020. № 1. С. 279-283. EDN: KRDOIP

26. Исакова И. А., Сорокин А. С. Использование исторических образов как технология формирования самосознания российской молодежи // Нижегородское образование. 2019. № 4. С. 112-121. EDN: YVWECS

27. Ивченков С. Г., Воробьев В. П., Еремина Е. В. Соотношение мифологических, идеологических и образно-символических механизмов конструирования государственной идентичности // Известия Саратовского университета. Новая серия. Серия: Социология. Политология. 2021. Т. 21, № 4. С. 372-376. doi: 10.18500/1818-9601-2021-21-4-372-376 EDN: GKMBKM

28. Формирование социальной идентичности молодежи региона: потенциал эстетической информации / В. П. Воробьев, С. Г. Ивченков, Е. В. Еремина, В. Н. Ретинская, И. А. Мурзина // Регио-нология. 2022. Т. 30, № 2. С. 470-491. doi: 10.15507/2413-1407.119.030.202202.470-491 EDN: RNSZUT

29. Мещанова Л. Н., Козинская О. Ю. Формирование гражданской идентичности студентов // Современные наукоемкие технологии. 2021. № 4. С. 189-193. doi: 10.17513/snt.38638 EDN: MPBZTM

30. Семененко И. С. Национализм, сепаратизм, демократия... Метаморфозы национальной идентичности в «старой» Европе // Полис. Политические исследования. 2018. № 5. С. 70-87. doi: 10.17976/jpps/2018.05.07 EDN: YAEHYT

31. Семененко И. С. Прошлое на переднем крае политики идентичности // Мировая экономика и международные отношения. 2018. Т. 62, № 11. С. 65-76. doi: 10.20542/0131-2227-2018-62-11-6 EDN: YPXMNN

32. Нурилова А. З. Государственно-гражданская идентичность и патриотические установки в общественном сознании дагестанской молодежи // Гуманитарные, социально-экономические и общественные науки. 2022. № 1. С. 52-56. doi: 10.23672/p0349-1148-2819-z EDN: RNMHWH

33. Санина А. Г., Закарян А. Г., Обидовский О. В. Государственная идентичность выпускников экономических и гуманитарных вузов Санкт-Петербурга // Вопросы образования. 2012. № 3. С. 219-221.

34. Санина А. Г., Козлова А. А., Триголос О. В. Влияние Олимпийских игр в Сочи на формирование государственной идентичности молодых россиян: результаты эмпирического исследования // Мониторинг общественного мнения: экономические и социальные перемены. 2014. № 3 (121). С. 130-145. doi: 10.17323/1814-9545-2012-3-217-240 EDN: PEKJGP

35. Санина А. Г., Павлов А. В. Государственная идентичность: содержание понятия и постановка проблемы // Управленческое консультирование. 2015. № 9 (81). С. 30-40. EDN: VDACYT

36. Розенберг Н. В., Карпова М. К. Символы государственной идентичности в представлениях российской студенческой молодежи // Электронный научный журнал «Наука. Общество. Государство». 2024. Т. 12, № 2. С. 120-130. doi: 10.21685/2307-9525-2024-12-2-12 EDN: JYECAP

References

1. Veber M. Khozyaystvo i obshchestvo: ocherki ponimayushchey sotsiologii: v 4 t. T. 1: Sotsio-logiya. Per. s nem. V.A. Brun-Tsekhovoy [i dr.]; pod red. L.G. Ionina = Economy and society: Essays on understanding sociology: in 4 volumes. Volume 1: Sociology. Translated from German by V.A. Brun-Tsekhova [et al.]; edited by L.G. Ionin. Moscow: Vysshaya shkola ekonomiki, 2016:448. (In Russ.)

2. Dyurkgeym E. Sotsiologiya. Ee predmet, metod, prednaznachenie. Per. s fr., sost., poslesl. i primech. A.B. Gofmana = Sociology. Its focus, method, purpose. Translated from French, compiled, after-worded and noted by A.B. Goffman. Moscow: Yurayt, 2020:307. (In Russ.)

3. Simmel G. Sotsialnaya differentsiatsiya. Sotsiologicheskie i psikhologicheskie issledovaniya. Avtoriz. per. s nem. N.N. Vokach i I.A. Iliina; pod red. i s predisl. B.A. Kistyakovskogo = Social differentiation. sociological and psychological research. Translated from German by N.N. Vokach and I.A. Ilyin; edited and pre-worded by B.A. Kistyakovsky. Moscow: M. i S. Sabashnikovy, 1909;X:323. (In Russ.)

4. Dobrenkov V.I. (ed.). Amerikanskaya sotsiologicheskaya mysl = American sociological idea. Moscow: Mezhdunar. un-t biznesa i upravleniya, 1996:560. (In Russ.)

5. Mead G.H. Mind, self and society from the standpoint of a social behaviorist. Chicago: University of Chicago Press, 1934:401.

6. Kuli Ch.Kh. Chelovecheskaya priroda i poryadok: monografiya = Human nature and order: Monograph. Moscow: Ideya, 2000:309. (In Russ.)

7. Freud Z. Psikhologiya mass i analiz chelovecheskogo «Ya»: monografiya = Group psychology and the analysis of the ego: Monograph. Moscow: Akademicheskiy proekt, 2014:119. (In Russ.)

8. Fromm E. Anatomiya chelovecheskoy destruktivnosti: monografiya = Anatomy of human destruc-tiveness: Monograph. Moscow: Respublika, 1994:447. (In Russ.)

9. Horney K. Nevroticheskaya lichnost nashego vremeni. Samoanaliz = Neurotic personality of our time. Self-analysis. Moscow: Progress, 1993:480. (In Russ.)

10. Jung K.-G. Arkhetip i simvol = Archetype and symbol. Moscow: Renessans, 1991:297. (In Russ.)

11. Bourdieu P. Social space and the genesis of "classes". Voprosy sotsiologii = Questions of Sociology. 1992;(1): 17-36. (In Russ.)

12. Bourdieu P. Sotsiologiya politiki = Sociology of politics. Moscow: Socio-Logos: Tsirkon, 1993:336. (In Russ.)

13. Giddens E., Birdsall K. Sotsiologiya = Sociology. Moscow: URSS, 2005:629. (In Russ.)

14. Yadov V.A. Social identification in a crisis society. Sotsiologicheskiy zhurnal = Sociological Journal. 1994;(1):35-52. (In Russ.)

15. Yadov V.A. Social and socio-psychological mechanisms for the formation of a person's social identity. Mir Rossii. Sotsiologiya. Etnologiya = World of Russia. Sociology. Ethnology. 1995;(3-4): 158-181. (In Russ.)

16. Drobizheva L.M. State and civil identity: Choice and mobility. Grazhdanskie, etnicheskie i religi-oznye identichnosti v sovremennoy Rossii: sb. st. = Civil, Ethnic and Religious Identities in Modern Russia: Collection of Articles. Moscow: Institut sotsiologii Rossiyskoy akademii nauk, 2006:10-29. (In Russ.)

17. Ryzhova S.V. Russian self-awareness and Orthodox identity: At the verge of peacefulness and extremism. Rossiya reformiruyushchayasya = Russia under Reform. 2004;(4):318-344. (In Russ.)

18. Soldatova G.U. Psikhologiya mezhetnicheskoy napryazhennosti: monografiya = Psychology of interethnic tension: Monograph. Moscow: Smysl, 1998:389. (In Russ.)

19. Zdravomyslov A.G. National self-awareness of the Russians. Monitoring obshchestvennogo mne-niya: Ekonomicheskie i sotsialnye peremeny = Monitoring of Public Opinion: Economic and Social Changes. 2002;(2):48-54. (In Russ.)

20. Chernysh M.F. Ethnic and general civil identities in consciousness of the Russians. Grazhdanskie, etnicheskie i religioznye identichnosti v sovremennoy Rossii: sb. st. = Civil, Ethnic and Religious Identities in Modern Russia: Collection of Articles. Moscow: Institut sotsiologii Rossiyskoy akademii nauk, 2006:103-113. (In Russ.)

21. Bagriy A.M. Political and psychological mechanisms of the influence of historical policy on national and state identity of the Russians. Sistema tsennostey sovremennogo obshchestva sb. tr. konf. (Novosibirsk, 29 iyulya 2015 g.) = System of Values of Modern Society: Conference Proceedings (Novosibirsk, July 29, 2015). Novosibirsk: Tsentr razvitiya nauchnogo sotrudnichestva, 2015:132-135. (In Russ.)

22. Gorshkov M.K. Russian identity in the context of Western European culture. Vlast = Power. 2013;(1):9-14. (In Russ.)

23. Titov V.V. National state identity as a space of political concepts and images. Izvestiya Tulskogo gosudarstvennogo universiteta. Gumanitarnye nauki = Bulletin of Tula State University. Humanities. 2017;(1):42-54. (In Russ.)

24. Samarkina I.V. Image of the country in the context of national state identity: Essence, types and functions. Wschodnioeuropejskie Czasopismo Naukowe. 2016;8(6):42-44.

25. Khametov E.Sh. Symbols of sports victories as a factor in the formation of national state identity. Territorial features. Sotsialno-gumanitarnye znaniya = Social and Humanities Knowledge. 2020;(1):279-283. (In Russ.)

26. Isakova I.A., Sorokin A.S. Using historical images as a technology for forming self-awareness of Russian youth. Nizhegorodskoe obrazovanie = Nizhny Novgorod Education. 2019;(4): 112-121. (In Russ.)

27. Ivchenkov S.G., Vorob'ev V.P., Eremina E.V. Correlation between mythological, ideological and figurative-symbolic mechanisms for constructing state identity. Izvestiya Saratovskogo universiteta. Novaya seriya. Seriya: Sotsiologiya. Politologiya = Bulletin of Saratov University. New Series. Series: Social Sciences. Political Science. 2021;21(4):372-376. (In Russ.) doi: 10.18500/1818-9601-2021-21-4-372-376

28. Vorob'ev V.P., Ivchenkov S.G., Eremina E.V., Retinskaya V.N., Murzina I.A. Formation of social identity of regional youth: Potential of aesthetic information. Regionologiya = Region Studies. 2022;30(2):470-491. (In Russ.). doi: 10.15507/2413-1407.119.030.202202.470-491

29. Meshchanova L.N., Kozinskaya O.Yu. Formation of students' civic identity. Sovremennye nau-koemkie tekhnologii = Modern High Technologies. 2021;(4): 189—193. (In Russ.). doi: 10.17513/snt.38638

30. Semenenko I.S. Nationalism, separatism, democracy... Metamorphoses of national identity in the "old" Europe. Polis. Politicheskie issledovaniya = Polis. Political Studies. 2018;(5):70-87. (In Russ.). doi: 10.17976/jpps/2018.05.07

31. Semenenko I.S. The Past at the forefront of identity politics. Mirovaya ekonomika i mezhdunarod-nye otnosheniya = World Economy and International Relations. 2018;62(11):65—76. (In Russ.). doi: 10.20542/0131 -2227-2018-62-11 -6

32. Nurilova A.Z. State-civil identity and patriotic attitudes in public consciousness of Dagestani youth. Gumanitarnye, sotsialno-ekonomicheskie i obshchestvennye nauki = Humanities, Social Economic Sciences and Social Sciences. 2022;(1):52-56. (In Russ.). doi: 10.23672/p0349-1148-2819-z

33. Sanina A.G., Zakaryan A.G., Obidovskiy O.V. State identity of graduates of St. Petersburg economic and humanities universities. Voprosy obrazovaniya = Education Issues. 2012;(3):219-221. (In Russ.)

34. Sanina A.G., Kozlova A.A., Trigolos O.V. Impact of the Sochi Olympic Games on forming state identity of the young Russians: Results of an empirical study. Monitoring obshchestvennogo mneniya: ekonomicheskie i sotsialnye peremeny = Monitoring Public Opinion: Economic and Social Changes. 2014;(3): 130-145. (In Russ.). doi: 10.17323/1814-9545-2012-3-217-240

35. Sanina A.G., Pavlov A.V. State identity: Content of the concept and statement of the problem. Upravlencheskoe konsultirovanie = Management Consulting. 2015;(9):30-40. (In Russ.)

36. Rozenberg N.V., Karpova M.K. Symbols of state identity in perceptions of Russian student youth. Elektronnyy nauchnyy zhurnal «Nauka. Obshchestvo. Gosudarstvo» = Electronic Scientific Journal "Science. Society. State". 2024;12(2):120-130. (In Russ.). doi: 10.21685/2307-9525-2024-12-2-12

Информация об авторах / Information about the authors

Н. В. Розенберг - доктор философских наук, профессор, заведующий кафедрой философии и социальных коммуникаций, Пензенский государственный университет, 440026, г. Пенза, ул. Красная, 40. М. К. Карпова - кандидат социологических наук, доцент, доцент кафедры философии и социальных коммуникаций, Пензенский государственный университет, 440026, г. Пенза, ул. Красная, 40.

N.V. Rozenberg - Doctor of Philosophical Sciences, Professor, Head of the Department of Philosophy and Social Communications, Penza State University, 40 Krasnaya street, Penza, 440026.

M.K. Karpova - Candidate of Sociological Sciences, Associate Professor, Associate Professor of the Department of Philosophy and Social Communication, Penza State University, 40 Krasnaya street, Penza, 440026.

Авторы заявляют об отсутствии конфликта интересов / The authors declare no conflict of interests

Поступила в редакцию / Received 15.06.2024

Поступила после рецензирования и доработки / Revised 07.07.2024 Принята к публикации / Accepted 30.07.2024

ИСТОРИЯ ФИЛОСОФИИ

Научная статья УДК 1(091) EDN: TWJEBL

doi: 10.21685/2307-9525-2024-12-3-12

РУССКИЙ КОСМИЗМ И ПОСТРЕВОЛЮЦИОННАЯ РОССИЯ В ОПТИКЕ ЛИТЕРАТУРЫ И ФИЛОСОФИИ СЕРЕБРЯНОГО ВЕКА: И. А. БУНИН

Наталья Геннадьевна Коваленко

Санкт-Петербургский государственный аграрный университет, Санкт-Петербург, Пушкин, Россия nataly6707@mail.ru

Аннотация. Актуальность и цели. Историко-философский подход к анализу теоретического и художественно-эстетического наследия первого российского лауреата Нобелевской премии по литературе писателя Ивана Алексеевича Бунина интересен для современного читателя не только своей философской составляющей, но и литературоведческой, позволяющей понять его прозу как классическую в деле сохранения наследия отечественной лирической литературы. Бунин -философ-космист, и человечество для него есть часть мира природы, сила, по своей природе сопоставимая с силой геологической (академик Вернадский). Поэтому философские идеи Бунина, выраженные в художественно-литературной форме, составляют исследовательскую цель настоящей работы, посвященной русскому космизму в оптике литературы Серебряного века. Материалы и методы. Реализация поставленной цели была достигнута на базе исследования литературного творчества Бунина, в частности его прозы начала ХХ столетия, как одного из деятелей культуры Серебряного века. Особенность творчества русского писателя этой эпохи состояла в том, что Бунин - принципиальный сторонник литературного индивидуализма, не сводимого к идеологии основных направлений того времени: символизма, акмеизма, футуризма. Интерес творцов Серебряного века к религиозной составляющей жизни человека и общества не обошел и его стороной, но вылился при этом в увлечение философией пантеизма и акцентуацией христианско-православного аспекта в миропонимании и мировосприятии русского писателя. Результаты. Помимо историко-философского материала исследовано и такое направление творчества Бунина, как осмысление им трагических реалий второй и третьей русских революций 1917 г. Как социальный мыслитель Бунин характеризует это время эпитетом «дни окаянные». Выводы. Изучение заявленной темы позволило сделать следующие выводы: творчество и философская позиция писателя прошли длительную эволюцию: от идеализации русского народа до идеи «власти толпы» в революционной России; от миропонимания в русле русского космизма к религиозной философии пантеистического толка и идее мировой гармонии; творческая судьба Ивана Бунина показательна в плане абсолютизации индивидуальности творца-писателя, и в этом мы видим значительное сходство с позицией поэтессы Серебряного века Марины Цветаевой.

Ключевые слова: культура Серебряного века, философское наследие Бунина, русский космизм, бунинская лирическая проза

Для цитирования: Коваленко Н. Г. Русский космизм и постреволюционная Россия в оптике литературы и философии Серебряного века: И. А. Бунин // Электронный научный журнал «Наука. Общество. Государство». 2024. Т. 12, № 3. С. 118-132. doi: 10.21685/2307-9525-2024-123-12 EDN: TWJEBL

HISTORY OF PHILOSOPHY

Original article

RUSSIAN COSMISM AND POST-REVOLUTIONARY RUSSIA THROUGH THE LENS OF SILVER AGE LITERATURE AND PHILOSOPHY:

I.A. BUNIN

Natalya G. Kovalenko

St. Petersburg State Agrarian University, Saint Petersburg, Pushkin, Russia nataly6707@ mail.ru

Abstract. Background. The historical philosophical approach to analyzing the theoretical and artistic-aesthetic heritage of the first Russian Nobel Prize winner in literature, writer Ivan Alekseevich Bunin, is interesting for the modern reader not only for its philosophical component, but also for its literary factuality, which allows understanding his prose as classic for the preservation of the heritage of Russian lyrics. I.A. Bunin is a cosmist philosopher and for him mankind is a part of the natural world, a force of its nature comparable to the geological force (academician V.I. Vernadsky). Therefore, I.A. Bunin's philosophical ideas, expressed in the artistic and literary form, constitute the research aim of this paper, devoted to Russian cosmism through the lens of Silver Age literature. Materials and methods. The set aim is achieved through studying I.A. Bunin's literary work, in particular his prose of the early 20th century as one of the cultural figures of the Silver Age. The peculiarity of the work of the Russian writer of this period is that I.A. Bunin is a principal supporter of literary individualism, irreducible to the ideology of the main trends of the time: symbolism, acmeism, futurism. The interest of the Silver Age creators in the religious component of human life and society did not bypass him, but it resulted in a section of fascination with the philosophy of pantheism and the accentuation of the Christian Orthodox aspect in the world perception and worldview of the Russian writer. Results. In addition to historical and philosophical material, the article explores such a direction of I.A. Bunin's literature as his comprehension of the tragic realities of the Second and Third Russian Revolutions of 1917. As a social thinker, I.A. Bunin characterises this time with the epithet 'the days of darkness' . Conclusions. The study of the stated topic enables drawing the following conclusions: the creativity and philosophical position of the writer underwent a long evolution: from the idealisation of the Russian people to the idea of the 'power of the crowd' in revolutionary Russia; from a worldview in the vein of Russian cosmism to the religious philosophy of pantheism and the idea of world harmony; the creative destiny of I.A. Bunin is indicative in terms of the absolutisation of the individuality of the creator-writer and in this we see a significant similarity with the position of the Silver Age poetess Marina Tsvetaeva.

Keywords: Silver Age culture, I.A. Bunin's philosophical heritage, Russian cosmism, I.A. Bunin's lyrical prose

For citation: Kovalenko N.G. Russian cosmism and post-revolutionary Russia through the lens of Silver Age literature and philosophy: I.A. Bunin. Elektronnyy nauchnyy zhurnal "Nauka. Obshchestvo. Gosudarstvo" = Electronic scientific journal "Science. Society. State". 2024;12(3): 118—132. (In Russ.). doi: 10.21685/2307-9525-2024-12-3-12

Интерес к творчеству Ивана Алексеевича Бунина как выдающегося творца культуры Серебряного века, ставшего первым в плеяде русских лауреатов Нобелевской премии по литературе, в истории отечественной философии и литературоведения значителен. Современные авторы пишут о Бунине по преимуществу как о классике, сохранявшем традиции русской лирической прозы, в произведениях которого говорится о гармонии между жизнью отдельного человека (индивида) с одной стороны и обществом и миром природы с другой. По мнению Бунина, человечество неотделимо от природного мира и является единым целым

с ним. Он, как и Лев Толстой, положивший начало эпохе Серебряного века, не сомневался в том, что природа наделена способностью к обновлению, поддержанию и возобновлению жизни, и именно это мнение он транслировал в собственных литературных произведениях. Культурфилософы современности утверждают, что идеи Бунина, касающиеся моральных, этических и философских основ жизни как целостности, отражены в его раннем творчестве, в частности в его рассказе «Сосны», опубликованном в 1901 г. В произведениях Бунина говорится о жизни и смерти, их связи, человеческом предназначении, невероятной и неуничтожимой красоте окружающего природного мира. Осмысление этих идей у Бунина происходит в разрезе пантеизма с бытийной точки зрения, подразумевающей обычное конечное земное и бесконечное космическое существование. В основе философии космизма Бунина лежат две первоосновные и взаимосвязанные идеи - объективно существующая самоценность человеческой жизни и осознаваемый писателем субъективный подход к восприятию людьми тайн бытия [1, с. 190]. В конечном счете Бунин приходит к мысли о неисчерпаемости Человека, его родстве и связи с великим Космосом.

Бунин в историко-философском ключе интересен для исследователей своими идеями универсализма и космизма, что позволяет рассматривать его творчество в рамках русского космизма как продолжателя философии «общего дела» Н. Федорова. Взаимодействие в его трудах различных философско-антропологических и социально-философских идей и традиций свидетельствует об органике историко-философских знаний писателя. А религиозные трактовки сюжетов русской и мировой литературы являются вкладом в неохристианство как общую философско-религиозную идеологию деятелей Серебряного века [2, с. 213; 3-6].

О значимости религии в деле формирования духовного капитала индивида и социума, например, шла речь на Международной научной конференции в Белгородском государственном институте искусств и культуры в 2020 г. «Русская, советская и постсоветская литература и философия: "точки разрывов" и "узлы сборки"», приуроченной к 150-летнему юбилею со дня рождения И. A. Бунина. Авторы одного из докладов пишут, что сверхъестественное описывает часть окружающего мира и реалий, которые скрыты от человеческого восприятия и людских органов чувств и, следовательно, в его существовании невозможно удостовериться или доказать его истинность на практике. Здесь речь идет о божественной, духовной сфере, бессмертности души и тому подобных вещах, как и священных связях и скрытых от людских глаз, потайных свойствах различных материальных объектов, произошедших событий и наблюдаемых феноменов. Вот откуда берутся религиозные верования. Писатель в этом аспекте хочет понять, как в сознании людей формируется представление о чем-то, находящемся за пределами нашего понимания, в разрезе человеческой духовности и накопленной за жизнь мудрости [7, с. 85]. Религия, делается поэтому вывод, есть феномен суверенитета как сознания личностного, так и сознания массового, общественного. Именно в силу этого она была так привлекательна для деятелей Серебряного века.

Наконец, отношение Бунина к «окаянным дням» российской истории позволяет говорить о социальных основаниях его философии, своеобразной историософии писателя как свидетеля трагедии Гражданской войны в России [8, с. 5; 9, с. 121]. В исследовательских работах акцент, как правило, делается на синкретизме мировоззренческих установок русского писателя, его философско-антропологических устремлениях и в связи с этим на его отношении к Русской православной церкви, русскому православию и традиционным мировым религиям.

Христианско-православный аспект в миропонимании и мировосприятии писателя, ярко и четко проявившийся в его произведениях, в мельчайших деталях исследован в монографии M. M. Дунаева под названием «Православие и русская литература» [10] (при составлении этого труда использовался лекционный материал, оставшийся после прочтения студентам Московской духовной академии). Данный труд является достаточно основательным и по-своему новаторским. Его автор провел систематизацию религиозного и православного понимания в восприятии русской литературой XVII - конца ХХ в. В данной исследовательской работе представлен анализ прозы Бунина в плане ее соответствия

православному богословию. Примером подобного подхода к литературному творчеству персоналий может служить предисловие к описанию жизни и деятельности преподобного Силу-ана Афонского, где говорится, что в течение 19 столетий, которые насчитывает история христианства, существовало множество его истовых приверженцев, однако относительно человеческого рода эта армия людей - настоящих христиан, которые свидетельствовали о любви Христа, являлась редкостью. Причиной этого было то, что бороться за любовь крайне трудно и болезненно, это реальный подвиг. При этом свидетельствовать о любви и проповедовать ее хотя и страшно, но в то же время и возвышенно [11, с. 7].

Религиозные воззрения Бунина выявляются также и через сопоставление с различными системами мистических представлений, и в первую очередь религиями Востока. Дунаев, говоря о цитатах, сделанных писателем и почерпнутых им из религиозной литературы, упоминает, что Бунин строго подчинял свое религиозное творчество и прозаику конкретной, стоящей перед ним цели. Также он говорит о том, что Бунин с достаточным своеобразием цитирует и использует Библию. Первоочередную роль для писателя играет не сам упоминаемый сакральный текст и строки Библии, а именно стоящая перед ним как автором уникальная художественная цель [10, с. 529]. Бунин - видный деятель культуры Серебряного века и подобная трактовка православного учения была решающим вектором литературных пристрастий рубежа веков. Это характерно для всех представителей Серебряного века, трактующих православие с позиций неохристианства по Бердяеву. Можно утверждать это и в связи с литературно-богословским и публицистическим творчеством великого Толстого. Но для Бунина подобная ориентация была свойственна лишь в доэмигрантский период. Трагизм русской революции 1917 г. заставил его, однако, вернуться к начальным традициям русского православия, учению Русской православной церкви.

Идея синкретизма, т.е. оригинальной взаимосвязи многих составляющих духовной культуры, пожалуй, является центральной в рамках «неорелигиозного» мировоззрения и миропонимания, свойственного ярчайшим представителям эпохи Серебряного века. Сам процесс ее формирования является продуктом другого процесса, при котором соприкасаются и объединяются друг с другом различные религии и идеи, порожденные как античными древними культурами, так и современной эпохой. Синкретичный характер общекультурной сферы прекрасно описан В. Д. Агафоновой, отмечавшей, что в России эпоха Серебряного века была временем своего рода религиозного и философского возрождения, при этом творческим людям того времени свойственна философичность, тогда как философам - «художественность» и артистизм. Все они питали страсть к пафосному мировосприятию материального, физического бытия, сопряженному с метафизикой. Идея синтеза также была важна в этом новом «неорелигиозном» мировоззрении и являлась, по сути, его стержнем. Она возникла в процессе объединения, слияния всех этих различных религий, дошедших к нам с древних времен или порожденных современной эпохой [12, с. 26].

Помимо положений основных мировых религий: христианства, ислама, буддизма -писателей и поэтов Серебряного века интересовали и многочисленные ответвления от них. В своем творчестве они осмысливают, например, сектантские верования. Особо привлекало их староверие в рамках русского православия. Был значителен интерес и к феномену мистицизма в целом. К. Г. Исупов отмечает, что Розанов рассуждает о мистицизме отношений между мужчиной и женщиной, тогда как H. Арсеньева привлекает мистицизм идеи Встречи (это стабильно повторяющаяся тематика и сюжетная линия в письмах авторов-символистов, адресованных друг другу). Дмитрий Мережковский и E. Иванов увлечены идеей петербургского мистицизма, тогда как H. Бердяев много писал о денежном мистицизме. В то же время A. Блок, активно переписывавшийся с A. Белым, комментировал числовой мистицизм [13, с. 102]. В культуре Серебряного века показательным был и интерес «старшего» символиста З. Гиппиус к мистической стороне староверия, которое полагалось в качестве русского народного движения на основе русского православия.

Новое религиозное движение в контексте идей символистов о «новом религиозном сознании» характеризовалось развитием, наполненным религиозно-философскими противоре-

чиями. В частности, поиски и стремление к Богу в то время часто сочетались с концептуальными идеями общефилософского, антропологического и социального характера. Также художественные концепции данного исторического периода нередко сосуществовали с искусственно построенными конструктами, отличавшимися схематичностью, структурированностью и умозрительностью, как и метафизической рефлексией в общефилософском смысле. У Бунина, например, философская насыщенность текстов по преимуществу касалась сознания человека. Иногда происходило смещение нравственно -этических и религиозных граней в пользу художественного. Моральное значение переставало быть приоритетным, а это зачастую приводило к главенству эстетического характера. Потребности художественной культуры тогда зачастую превалировали над этическими ценностями. В. Брюсов пишет:

Неколебимой истине Не верю я давно, И все моря, все пристани Люблю, люблю равно.

Хочу, чтоб всюду плавала Свободная ладья, И Господа и Дьявола Хочу прославить я [14, с. 354].

Ю. А. Фоминенко пишет в этой связи о взаимосвязи художественно-эстетического и религиозно-мистического в культуре Серебряного века. Он подчеркивает, что русский символизм характеризуется многогранностью вкупе с противоречивостью, если рассматривать его как уникальное явление, свойственное данной эпохе. Ученые, исследовавшие тот период развития отечественной культуры, считали работы его известных деятелей своего рода «мистериями». Среди символистов распространенной являлась позиция, в соответствии с которой постижение тайны провозглашалось ключевой целью искусства как такового. Тем не менее сама трактовка мистерии на рубеже Х1Х-ХХ вв. характеризовалась неоднозначностью и противоречивостью, у людей были разные представления о том, что это такое. В энциклопедиях определение термина «мистерия» формулируется следующим образом: это своеобразная древняя религиозная церемония, дошедшая к нам со времен античности, а также театральная игра, доставшаяся от Средневековья. Но в отечественном символизме данный термин трактуется по-своему, поскольку его ярчайшие представители восприняли эту идею со свойственной им спецификой, интерпретировали ее и придали ей собственный смысл [15, с. 41]. По Фоминенко, эти особенности состояли в следующем: во-первых, попытка превратить искусство в новую форму религии или в «новое религиозное сознание»; во-вторых, идея всеобщей дематериализации, т.е. воссоединения Человека и Бога; в-третьих, парадигма создания нового социально-религиозного мира как Третье Пришествие Иисуса Христа.

Из всей многообразной массы религиозных и философских течений, существовавших на стыке Х1Х-ХХ вв., немаловажное место занимает пантеизм. Данный концепт представляет собой идею о том, что живая природа является центром существования бытия, что все в мире вдохновлено Богом и наделено душой. Пантеистические воззрения оказали огромное влияние на творческий путь писателя и укоренились в его мировосприятии. Они стали тем толчком, что привел Бунина к философии русского космизма [16-18]. Идея космизма становится одной из важнейших составляющих его художественного мира. Для него формула «Человек - Природа - Космос - Любовь» - это основа существования непостижимого Все-бытия. Космизм, будучи религиозным и философским течением, предполагает особый взгляд на окружающий мир, который отличается целостностью. Он ставит жизнь в центр всего сущего, т.е. Вселенной или Космоса, который с этой точки зрения рассматривается как находящийся в гармонии с человечеством и отличается соразмерностью ему. В эпоху Серебряного века космизм превратился в новую художественно-эстетическую силу и пространство для

творчества и культурного самовыражения в литературно-философском осмыслении. Понимание человечества как новой геологической силы космического пространства роднит Бунина и лидера естественно-научного космизма Вернадского [19, 20]. Все это было запечатлено в литературном творчестве Бунина [21].

Вне традиций общепризнанных литературных школ Серебряного века Бунин создавал свою собственную художественную систему. Можно утверждать, что он в прозе и Марина Цветаева в поэзии стали теми художественными субъектами, которые творили наперекор общим тенденциям в литературе Серебряного века. Они творцы-одиночки, личности-индивидуумы вне групп и литературных направлений. Именно последнее сыграло свою роль в судьбе Бунина - нобелевского лауреата. Художественное восприятие писателя сформировалось под влиянием религиозных и философских идей и изысканий, свойственных той эпохе, в которой он жил. Для нее было характерно сочетание традиционализма, православия и религиозных исканий в контексте неохристианства, а также мистического мировосприятия, свойственного восточно-философским и восточно-религиозным системам. Кроме того, она базировалась на прочной основе, созданной философами-антропологами. Именно этот синкретизм делает творчество Бунина таким уникальным.

Как-то он дал интервью «Голосу Москвы», в котором честно и искренне рассказал о том, что у него сформировалась определенная философия путешествий. Важно отметить, что ее формирование было непосредственно сопряжено с посещением ряда восточных государств. Каждая совершенная зарубежная поездка помогала ему глубже понять, кем он был как творческая личность, т. е. самоопределиться на писательском поприще. Кроме того, путешествие по странам Востока сильно повлияло на его мировоззрение. Но, несмотря на произошедшие в нем метаморфозы, нужно помнить о том, что Бунин появился на свет на русской земле, воспитывался и рос в христианской семье, исповедовавшей православие. Поэтому он с детства верил в Господа и Троицу. В этом отношении уместно упомянуть его произведение «Жизнь Арсеньева», которое можно считать автобиографией. Там он рассказывает о собственном детском восприятии Господа и Небесной жизни и связывает их с состоянием физического умирания. Именно идея физического умирания казалась писателю неразрывно связанной с Господом Всемогущим, с которым у него также ассоциировалась обрядовая атрибутика - лампада и темные иконки в оправе с серебром или позолотой, расположенные в материнских покоях.

С Господом у Бунина-писателя ассоциировалась и идея бессмертности, ведь и сам Он был вечным, всесильным и бессмертным, находящимся над нами, на небесах, в их бесконечной синеве. Кроме того, идея о том, что у всех людей существует вечная, неумирающая душа, которая продолжает жить после умирания физического тела, с малых лет была частью писательской жизни [22, с. 24]. Итак, мы видим, что взгляды писателя, его мировоззрение и мировосприятие, творческий характер формировались на протяжении длительного времени. Данный процесс протекал под влиянием различных философий и верований, но ключевым, базовым его элементом стало христианское мировоззрение. Именно на этот фундамент в дальнейшем накладывались другие философские идеи и положения общемировых религий.

По мнению писателя, оценить, насколько ценными являются конкретные феномены, связанные с религией, можно на основе таких критериев, как их связь с историей и эстетичность. С его точки зрения, все, что характеризуется эстетичностью и красотой, одновременно наделено возвышенностью и духовностью, и это отчетливо видно в произведении «Тень птицы» - лирическом эссе, посвященном длительной поездке, предпринятой писателем в восточные страны. Он сформировал своеобразный собирательный образ древней религии с помощью цитирования священных древневосточных текстов. Это цитирование прослеживается на протяжении всего литературного сюжета и делает его более значимым. В список упоминаемых древних религиозных текстов вошли древнееврейский Талмуд, мусульманский Коран и христианские Евангелия. Все они характеризуются не только авторитетностью, но и в равной степени поучительностью для читающего. Эти книги имеют огромное значение, скрывают в себе какую-то непознаваемую тайну, наполнены мистицизмом и духовными

откровениями. Данные древние писания воплощают в себе идею вечности, что и сделало их такими привлекательными для писателя [23].

Автор восхваляет стамбульский пейзаж и прекрасный вид, открывающийся на расположенный там собор Святой Софии как реликвию, оставшуюся от христианской эпохи, существовавшей до прихода и распространения мусульманской религии. С тех пор собор превратился в исламское сакральное здание. Об этом путешествии Бунин писал, что все попадавшиеся ему на пути путешественники корили турецкий народ за «оголение» собора, в результате которого он утратил изначальный декоративный вид, включающий статуи святых, картины и выложенную древнюю мозаику. Однако сельская местность Турции и простота Софийского собора ассоциировались у Бунина с истоками исламской религии, зарождение которой происходило в пустынном пейзаже. Именно первобытность и нарочитая упрощенность поразили писателя, как и то, что любой человек, желающий помолиться, мог зайти в собор, превращенный в мечеть, босиком. Она функционировала без перерывов, и туда пускали всех желающих. Мусульмане молились с уверенностью в сердце, верой во Всевышнего, смотря в небеса и раскрыв руки. Делали они это в освещенном безмолвием храме [24, с. 29].

С доктринальной точки зрения исламская религия допускает наличие мозаичных декораций, однако запрещает размещение статуй, икон и фресок, изображающих святых. Это, пожалуй, можно назвать ключевой отличительной чертой указанной религии. В художественном видении писателя действительно важным и специфичным только для него было сочетание в написанных им работах сентиментальности, эмоциональности и религиозности с пантеизмом, ощущением одухотворенности бесконечно красивой живой природы, ассоциирующейся у него с вечностью и бесконечностью самой Вселенной. В своем стихотворном произведении под названием «Айя-София» автор писал следующее:

Светильники горели, непонятный Звучал язык, - великий шейх читал Святой Коран, и купол необъятный В угрюмом мраке пропадал.

А утром храм был светел. Все молчало В смиренной и священной тишине, И солнце ярко купол озаряло В непостижимой вышине.

И голуби в нем, рея, ворковали И с вышины, из каждого окна, Простор небес и воздух сладко звали К тебе, Любовь, к тебе, Весна! [25, с. 173]

Формула по Бунину «Человек - Природа - Космос - Любовь всечеловеческая» есть математическая данная Всебытия. Поэтому на писательское мировоззрение значительно повлиял повышенный интерес, проявляемый им к идее пантеизма и соответствующему мировосприятию, которое оказалось вполне совместимым с типичным для русского менталитета космизмом. В то же время созданные им литературные образы, связанные с представителями разных религий, тоже характеризуются наличием специфического оттенка пантеистической направленности. В частности, Господь, представленный в Ветхом Завете, кажется ему воплощением природных явлений и живого мира. Он замечает присутствие Господа во всем окружающем его овеществленном материальном мире. Представляя Господа как создателя мира, сотворившего его, все сущее и человечество, Бунин осуществляет соединение буддизма, проповедующего отказ от страданий, с пантеизмом. В писательском мировоззрении тут

проявляется стремление не просто к достижению полного покоя, так называемой нирваны, а к тому, чтобы быть частью целого, Космоса как такового.

Г. Ю. Карпенко, анализируя творчество писателя, говорит о свойственном его мировоззрению пантеизме. В частности, персонажи бунинских произведений, исповедовавшие буддизм, умирая, не просто уходят в небытие, а, напротив, возвращаются в общее вместилище душ во Вселенной либо тянутся к нему, соприкасаясь с ним [26, с. 14]. При этом религиозные убеждения писателя уходили корнями не только в ветхозаветные еврейские тексты, но и в традиционный для юго-востока буддизм. Поэтому исповедуемый им пантеизм и философское мировоззрение характеризуются неоднозначностью, даже противоречивостью. Это немного сбивает наблюдателя с толку. Для самого Бунина идея Господа как творца Мира была несколько двусмысленной. В произведениях писателя Господь похож на совершенно обезличенную силу, просто сливающуюся с природой (как это характерно для буддистов), а иногда Он представлен как нечто типично иудео-христианское - трансцендентное и лич-ностно поставленное над природой.

Следует подчеркнуть, что пантеистическая философия и соответствующие мировоззренческие установки в раннем и позднем периоде творчества писателя имеют существенные отличия по смысловому наполнению и тональности. В раннем творчестве писателя его философские установки обладали характерной окраской и гармоничностью, при этом пантеистическая атмосфера была наполнена космизмом и соответствующей мировоззренческой спецификой. В произведениях, написанных Буниным до вынужденной эмиграции, все время прослеживается идея взаимодействия индивида с Космосом и всеми его проявлениями в окружающем мире. Однако по достижении писателем зрелости пантеистические воззрения постепенно приобретают оттенок трагизма. В начале XX в. стали очевидными непримиримые различия социального характера: личность и общество, власть и народ, экономика и мораль. Все это было связано с ощущением трагизма социального рубежа XIX-ХХ вв. Русские революции, Первая мировая война вошли в его творчество темой человеческого одиночества, покинутости личности перед лицом социального бытия. Пантеистическая окрашенность его литературы становится трагической и опустошенной.

Мировоззренчески значимы те чувства, как мы отмечали, которые связывали Бунина с русским православием. Этому посвящена, в сущности, автобиография писателя, художественно представленная в романе «Жизнь Арсеньева» [22]. Опишем детское переживание того персонажа, с которым писатель ассоциирует себя. Он задается вопросом, в какое время и при каких обстоятельствах он пришел к христианской вере и к идее Бога в принципе, а также начал ощущать его всем своим естеством. Персонажу бунинского произведения кажется, что это произошло одновременно с осознанием им реальности смерти и непосредственно было связано с принятием факта смертности человека и всего живого [22, с. 24]. Впечатления, переживаемые писателем с раннего детства, побудили его привить персонажу способность ощущать с особой трепетностью древность и таинственность, а также красоту церковной жизни и молитвенных обрядов. Особое художественное и по-своему трепетное отношение к христианским соборам, религиозное чувство проявлялись у Бунина на протяжении всей его жизни. В частности, эта особенность нашла яркое выражение в его дневниковых записях, посвященных большевистскому перевороту и озаглавленных как «Окаянные дни». Вынужденно обретя эмигрантский статус, Бунин получил новые жизненные впечатления от христианства в изгнании. Затем произошло их своеобразное «наложение» на образ утраченной Родины, вызывая в писателе чувство ностальгии в отношении православной церковной жизни и обрядов. Вот почему он до конца жизни не расставался с небольшой старинной иконкой в раме из чистого серебра.

Мировоззрение, проявившееся у персонажа Алексея Арсеньева, по своей сути довольно похоже на пантеизм. Этот персонаж как бы «проникает в землю» и четко осознает собственную ничтожность в сравнении с величием и бесконечностью созданной Богом Вселенной. При этом он является полноправной ее частью. В подражание помощнику пастуха он делал припасы из соленой корочки ржаного хлеба, зеленого лука с маленьким соцветием семян

в виде метелки на концах, а также свежей редиски и редьки. Но зачем он все это ел? Ведь дело было не в испытываемом им голоде, а в подсознательном стремлении посредством трапезы вобрать в себя частичку Вселенной в ее материально-чувственном выражении [22, с. 17]. В этом бунинском персонаже, изображенном юношей, четко проявляется стремление к «мирским» удовольствиям в «материальном» мире. Но оно неотрывно от «небесного», «одушевленного» причастия к божественному, сверхприродного и по характеру своему космического, всебытийного. Отсюда характерное восприятие героем Великого Поста как преодоления земных утех, но вместе с тем и Пасхи как торжества новой жизни после 49-дневного аскетического подвига. Бунин пишет, что затем приходил черед Великого Поста, длившегося сравнительно большой шестинедельный срок, в течение которого постившемуся из религиозных соображений приходилось отказывать себе во всех мирских удовольствиях [22, с. 24].

Личность писателя в некотором роде лишена догматичности, при этом по-настоящему наполнена интуитивностью и чувственностью. Его мир антиномий зиждется на нереалистичности и невозможности «стопроцентных истин». Это касается не только православной религии, но распространяется и на иудейскую, мусульманскую и буддистскую веру. Во всех существующих мировых верованиях Бунин стремится отыскать нечто объединяющее их и пронизывающее любую религию. Его концепция Господа имеет серьезные отличия от догматичного в христианстве представления о Господе-творце и Господе-личности. С данной точки зрения его мировоззрение в некоторой степени похоже на буддизм с его идеей безличностного Бога и даже на язычество. Отметим, что антиномичный характер вопросов религиозного содержания был в целом свойственен всем деятелям культуры Серебряного века.

В своих рассуждениях, касающихся того, чем Господь Бунина с присущей ему и обусловленной язычеством сущностью отличается от типичного для христианства триединого Бога, одновременно выступающего в роли Отца, Сына и Святого Духа, Ф. A. Степун отмечал следующий момент: мистический Господь Бунина характеризуется немотой, и именно в этом заключается главное различие между ним и Богом-Словом, существующим в рамках догматизма христианства. «Бессмысленный» для писателя мир и существование в нем так и остаются таковыми. Однако при этом, с точки зрения писателя, происходит обретение Вселенной максимальной глубины. Именно ее Бунин способен глубоко прочувствовать и ужаснуться всем своим существом, одновременно восхищаясь ее бесконечной красотой [27, с. 97]. Можно сделать вывод о том, что религиозно-философские суждения и художественное отражение сверхъестественного у Бунина не вполне религиоведчески обоснованы, но они ярко выражены именно в литературном оформлении. Как пишет Ю. Мальцев, это, в сущности, всего лишь «одежды», которые писатель как бы примеривает к религии [28, с. 213].

Связь язычества и христианства для Бунина особо значима на примере «народного православия», или, правильнее, двоеверия. После принятия Русью православной веры и ее распространения по русской земле ее развитие проходило в русле ортодоксии, почерпнутой из религиозных книг, и одновременно в «простонародном» русле, совмещенном с остатками язычества и древних верований. «Народное» христианство не представляло собой некое отдельное религиозное ответвление, напротив, оно скорее являлось своеобразной комбинацией, уникальной смесью утраченных представлений и принятой новой веры. Именно поэтому оно долго не утрачивало языческие черты и пережитки. Писатель был по-настоящему глубоко привязан к родной для него русской культуре и горячо любил ее. Это искреннее глубокое чувство распространялось даже на «темную старину» и побуждало писателя откликнуться в своем творчестве, отразив реальную жизнь простонародья со всей ее спецификой. Присущий его мировоззрению пантеизм был схож с испытываемой простым народом тоской по Матери - сырой Земле. Однако в его разуме произошло преобразование данного чувства в космизм и характерное для него Всебытие. Связь простых людей с природой, ее феноменами и живой стихией вполне соответствовала убежденности Бунина в том, что человечество и окружающий мир родственны друг другу, а потому могут гармонично сосуществовать. Бытовавшая в народе вера, слегка окрашенная в оттенки язычества, была важна для него, потому что выражала своеобразный дух родной страны и приобщала его к философской стороне

жизни, позволяя соприкоснуться с ней. Например, это отразилось в его коротком произведении «Аглая», основным персонажем которого является молодая девушка Анна-Аглая, родившаяся в деревне и ставшая монахиней [29, с. 285].

В другом произведении писателя под названием «Жертва» - история, в фундаменте которой частично лежит сказка про «Илью Пророка и Миколая Угодника», - рассказывается о беседе простого крестьянина с могущественным «громовержцем» Ильей. В произведении раскрывается тематика судьбы и рока и есть сюжетная линия о непреодолимых природных силах, олицетворяемых Ильей. Господу в произведении приносится своеобразная «жертва», в роли которой выступает малолетняя дочка основного персонажа. Далее по сюжету происходит слияние в сознании данного персонажа реальных событий с метафорически описанным «громовержцем», находящимся в небе над облаками. Персонаж видит гигантскую фигуру Ильи, скрытого в небесной синеве и похожего на икону с изображением святого -с белой бородой и в огненном плаще. Он похож на Саваофа - ветхозаветного бога воинства [30, с. 218].

В древнерусском фольклоре существует связь между пророком Ильей с одной стороны и природными явлениями - грозой, громом и молнией - с другой. Такое сочетание традиционно христианских и типичных для язычества верований создает уникальный образ свойственного народу двоеверия. Разряд ударившей молнии забирает жизнь девочки в этой истории. А ее основным персонажем это рассматривается как гнев могущественного Ильи, который имеет власть судить и наказывать. В то же время произведение «Лирник Родион» демонстрирует другой аспект этой идеи и сюжета. В нем незрячий народный менестрель олицетворяет собой красоту и наполненность человеческого внутреннего мира. Этот персонаж характеризуется простотой и легкостью характера, открытостью людям и внешнему миру. Он беззаботен и мягкосердечен, но также глубоко религиозен и скромен, строгий, серьезный и нежный одновременно. В числе спетых им песен были не только псалмы, но и тексты, посвященные любви, размышлениям, вере и Богоматери. Та быстрота и непринужденность, с которой менестрель перебирает песенные темы, поистине завораживает. Родиона можно отнести к наиболее запоминающимся образам в творчестве Бунина, описывающего жизнь народа - простых людей и крестьянства. Он очень чуткий, обладает непревзойденным вкусом и чувством меры, и эта поистине редкая натура вызывает очарование у читателя [30, с. 280].

В произведении «Косцы», написанном, когда автор уже был вынужден эмигрировать за границу, проявляется его ностальгия по родине. Она отражается в воссоздании образа крестьянства, простонародья. Здесь хорошо показаны мировоззрение писателя, его культурфи-лософские взгляды. У героя вызывает особое восхищение песня, которую поют косцы, поскольку она одновременно и радостная, и совершенно безнадежная. В тексте данной песни представлены и сплетаются воедино различные культурные образы. В их число вошли аспекты крестьянской веры землепашцев, занимающихся земледелием, и легенды из прошлого, старинные былины. Исполнитель песни - простой крестьянин. Он не только хорошо разбирается в молитвах, заговорах и приворотах, но и обладает чудодейственной способностью убегать из тюрьмы, обратившись в птицу - сокола. Для этого ему достаточно удара о землю. Также он способен укрываться от врагов и назойливых соседей в густом лесу, в темных болотах, и даже Бог милостив и всепрощающ в отношении него [29, с. 192]. Но былая Русь миновала, настали новые «окаянные дни» безвременья. А это вызывает у Бунина-аристократа особенную, проникновенную грусть и ностальгию.

Россия постреволюционная - особая тема в творчестве русского писателя. Это касалось и восприятия протекания революции как «окаянных дней», и отношения к новой советской России. В книге «Окаянные дни» автор вопрошает, неужели никому не известен тот факт, что любая революция представляет собой всего лишь ужасное и огромное кровопролитие ради захвата власти. И даже когда простонародью на какой-то весьма ограниченный срок достается право первенства, возможность поиграть в лидеров, устраивать пирушки и дебоширить в роли новых господ-временщиков, заканчивается этот разгул только хаосом и разрушениями. В результате плодами революции неизбежно пользуются негодяи, которые умом

и хитростью захватывают власть, делая остальных нищими и заставляя их голодать. Поэтому после революции простонародье оказывается в еще худшем положении [31, с. 155]. Книга представляет собой дневниковые записи, которые Бунин вел в Москве и Одессе с 1918 по 1920 г. В полном виде в эмиграции они были опубликованы в 1936 г. В Советском Союзе это произведение подверглось запрету со стороны органов цензуры, поэтому оно не выходило до провозглашения перестройки. Действительно, лозунги Октября 1917 г. «Землю крестьянам» и «Фабрики рабочим» всколыхнули русский народ, но уже в следующем году земля была национализирована, а заводы и фабрики огосударствлены.

«Окаянные дни» следует считать не просто художественным, но скорее философско-публицистическим произведением. В нем с разных сторон отражается трагизм эпохи третьей русской революции и спровоцированной ею опустошительной и разрушительной для страны Гражданской войны. Поскольку писатель стал непосредственным очевидцем происходивших событий, он сумел ярко изобразить собственные чувства и мысли, как и идеи, господствовавшие тогда в стране. Это делает книгу интересной с точки зрения историографии событий. Кроме того, рассматриваемое произведение позволяет более полно и глубоко понять творческий путь автора в целом, поскольку в нем отражен случившийся с ним глубинный жизненный перелом. Как человек, Бунин отнесся к революционным событиям как к чему-то катастрофичному для всей нации. Он был глубоко и искренно потрясен случившимися переменами, поэтому транслировал такие эмоции, как мрачность и подавленность. Именно это делает данную книгу по-настоящему важной и ценной.

Можно провести определенную аналогию с восприятием революции с точки зрения идеологии евразийцев, которые характеризовали ее как русскую трагедию, но вместе с тем полагали необходимым признать, но не легитимизировать власть большевиков. Об этом писал Н. С. Трубецкой, когда характеризовал так называемый «истинный национализм» в отличие от национализма «ложного»: великодержавного национализма, воинствующего шовинизма и культурного консерватизма. Трубецкой пишет об истинном национализме так, что применительно к Евразии (в дальнейшем - территория CCCP) его необходимо сочетать и дополнять за счет общеевразийского национализма [32, с. 203]. Признание исторического факта - существования СССР, советской России - положительная сторона евразийской социальной и политической философии. Сохранение России как единого государства, с точки зрения евразийцев, в какой-то мере оправдывало трагизм Гражданской войны. А сохранение русской национальной культуры рассматривалось ими как фактор самопознания народа, как способность русских к инокультурному восприятию [33, с. 433; 34, с. 13].

Совершенно отлично восприятие новой России в творчестве Бунина. Он очень негативно относился к большевистскому октябрьскому перевороту, произошедшему в 1917 г. И это его негативное восприятие, внутреннее отторжение автоматически проецировалось на возникший на обломках Российской империи CCCP. Именно поэтому «Окаянные дни» нельзя считать просто сборником дневниковых записей. Это скорее историософское произведение, которое представляет собой реконструкцию и переосмысление запомнившихся ему событий и пережитых в прошлом эмоций, с последующей их творческой переработкой. Он рассматривал октябрьскую революцию как перелом в непрерывном, поступательном ходе истории, отклонение от естественного хода событий. Ему казалось, что он был единственным, кто еще был способен ощутить и прочувствовать «ушедшую эпоху» предков. Именно поэтому основной идеей «Окаянных дней» было сравнение и столкновение увядания старого мира, в природе присущего осени, и трагизма наступившей «бесформенной» современности.

У Бунина существовали опасения относительно того, что в CCCP исчезнет все красивое, женственное и молодежное. Революционные события он считал не просто следствием проигрыша демократического правительства и установления тиранического режима. Это была также окончательная потеря прошлого общественного порядка и гармонии обывательской жизни, триумф бесформенного хаоса. Бунин пишет, что любой русский бунт, включая современный, инспирированный большевиками, ничем не отличается от прежних попыток мятежников, и только является подтверждением того, что русский народ в первую очередь

жаждет быть исключительным [31, с. 224]. Кроме того, в этом произведении очень сильно ощущается, насколько автору грустно от необходимости уезжать из страны, покидать родной дом. Осматривая опустевший порт в Одессе, Бунин вспоминает, как когда-то отплывал из него, чтобы отметить медовый месяц в Палестине. Далее он говорит о том, что потомки эмигрантов уже через одно-два поколения не только не узнают, но и не смогут вообразить жизнь в навсегда утраченной России, ушедшей в небытие [31, с. 60].

Говоря о крахе той общественной жизни, которая существовала в России до революции, писатель размышляет о неизбежном крушении гармоничного существования во всем мире и следующей за этим эпохе безвременья. Утешается он единственно причастностью к православию и церковной жизни. С учетом этого нельзя считать случайностью тот факт, что произведение заканчивается упоминанием о частом посещении им и его семьей храма, об испытываемой ими восторженности от хорового пения, проповедей священника, богатого церковного убранства, всего этого великолепия, порождающего умиротворение. Это позволяет уменьшить долю выпавших им страданий. Писателя удивляет тот факт, что в прежние времена его знакомые посещали храм лишь в случае похорон, а церковная обстановка и заупокойные молитвы их угнетали или вызывали скуку [31, с. 239].

Автор чувствовал себя ответственным, наряду с большинством российских интеллигентов и интеллектуалов, за тот национальный и культурный развал, что произошел в стране из-за большевистского переворота. Он винил себя и окружающих в том, что всех их нимало не интересовали религиозные вопросы, и считал, что именно по этой причине народ оказался чужд духовности и последовал за большевиками. По мнению писателя, особенным символизмом был наполнен тот факт, что представители интеллигенции в дореволюционную эпоху брезговали регулярным посещением храма и бывали там лишь в случае приглашения на похороны. Таким образом, из-за этой всеобщей бездуховности и отсутствия религиозности была похоронена целая страна, а с нею - и огромный культурный слой, накопленный за долгие столетия. По мнению Бунина, если бы не случилась национальная катастрофа, многие представители интеллигенции были бы в числе самых несчастных, ведь тогда у них бы не было ни повода, ни возможности для постоянных заседаний, протестов, разглагольствований и писем [31, с. 86]. Писатель считал, что в стране стали чересчур много протестовать против социальной несправедливости, причем именно представители пишущего сословия. При этом к ним нередко присоединялось простонародье, которое тоже любило протестовать просто так, бесцельно. Таков был взгляд интеллигента-писателя, но отнюдь не социального мыслителя, теоретика-философа.

В качестве выводов отметим, что, во-первых, художественное творчество и социальная позиция Бунина как русского писателя прошли длительную эволюцию. Некоторая идеализация русского народа, крестьянства в частности, сменилась в годы революции и постреволюционный период мыслью о том, что «улица и толпа» в России стали играть слишком уж большую историческую роль. Во-вторых, в мировоззренческом плане творчество Бунина многообразно, оно включает синтез идей русского космизма, пантеизма и увлечение парадигмой мировой гармонии. В-третьих, Бунин как деятель культуры Серебряного века отдал дань концепции символистов о «новом религиозном сознании», но позднее возвратился к традиционному русскому православию, одухотворенности богослужения в Русской православной церкви. В-четвертых, судьба Бунина в какой-то мере показывает специфику творчества писателя-одиночки, стоящего вне признанных литературных направлений культуры Серебряного века. Отметим сходство в плане личностных позиций Марины Цветаевой и Ивана Бунина.

Список литературы

1. Благасова Г. М. Человек и природа в рассказах И. А. Бунина и Ю. П. Казакова // Знание. Понимание. Умение. 2007. № 3. С. 189-194. EDN: PIVXJX

2. Сливицкая О. В. Космическое мироощущение И. А. Бунина // Труды Объединенного научного центра проблем космического мышления. 2009. Т. 2. С. 213-239. EDN: OOWDMT

3. Климова Г. П. Творчество И. А. Бунина и М. М. Пришвина в контексте христианской культуры : дис. ... д-ра филол. наук : 10.01.02. М., 1993. 412 с.

4. Бернюкевич Т. В. Буддийские идеи в культуре России конца XIX - первой половины ХХ века : дис. ... д-ра филос. наук : 09.00.13, 09.00.14. СПб., 2010. 394 с. EDN: QFKJYF

5. Пращерук Н. В. Проза И. А. Бунина. Философия, поэтика, диалоги : монография. СПб. : Алетейя, 2022. 432 с. EDN: GRKHLK

6. Финько М. В. Религиозно-философская концепция русской культуры (на материале работ И. А. Ильина) : дис. ... д-ра филос. наук : 09.00.13. Ростов н/Д., 2004. 303 с. EDN: NNIBDL

7. Бейлин М. В., Гончаров Г. Н. Вселенская мудрость и христианская суть бытия в творческих поисках И. А. Бунина // Наука. Искусство. Культура. 2021. № 1 (29). С. 82-92. EDN: NYLGOF

8. Анисимов К. В. Социально-исторические воззрения И. А. Бунина (на примере рассказа «Ночной разговор») // Мир науки, культуры, образования. 2012. № 6 (37). С. 5-8. EDN: PLUTYZ

9. Ряднова Е. О. Актуальность философской проблематики рассказов И. А. Бунина в XXI веке // Наука. Искусство. Культура. 2021. № 2 (30). С. 121-127. EDN: WMZZEA

10. Дунаев М. М. Православие и русская литература : в 6 ч. Ч. 5. М. : Христианская литература, 2003. 780 с.

11. Преподобный Силуан Афонский. Предисловие. Святая Гора Афон : Русский Свято-Пантелеймонов монастырь, 2004. 552 с.

12. Агафонова В. Д. Черты религиозно-философского ренессанса рубежа XIX-XX веков в художественном сознании И. А. Бунина // Культура. Духовность. Общество. 2015. № 18. С. 26-30. EDN: TVYCEJ

13. Исупов К. Г. Философия и литература «серебряного века» (сближения и перекрестки) // Русская литература рубежа веков (1890-е - начало 1920-х годов) : в 2 кн. Кн. 1. М. : ИМЛИ РАН : Наследие, 2000. С. 69-130.

14. Брюсов В. Я. Собрание сочинений : в 7 т. Т. 1 : Стихотворения. Поэмы. 1892-1909 / под общ. ред. П. Г. Антокольского [и др.]. М. : Художественная литература, 1973. 670 с.

15. Фоминенко Ю. А. Особенности понимания мистерии в философской мысли русских символистов // Вестник Ленинградского государственного университета им. А. С. Пушкина. 2022. № 1. С. 41-54. doi: 10.35231/18186653_2022_1_41 EDN: OPLSUJ

16. Федоров Н. Ф. Философия общего дела : монография. М. : Эксмо, 2008. 750 с. EDN: PEWVJU

17. Циолковский К. Э. Научная этика: (Написана в начале 1930 г.)... Калуга : Гос. тип., 1930. 66 с.

18. Циолковский К. Э. Щит научной веры : сб. ст. М. : Луч, 2007. 718 с. EDN: QJSNZX

19. Вернадский В. И. Биосфера и ноосфера. М. : Айрис-Пресс, 2012. 573 с. EDN: QKUJQX

20. Вернадский В. И. Научная мысль как планетное явление. М. : Наука, 1991. 270 с.

21. Сливицкая О. В. «Повышенное чувство жизни» : Мир Ивана Бунина. М. : Российский государственный гуманитарный университет, 2004. 271 с. EDN: QRDCGZ

22. Бунин И. А. Полное собрание сочинений : в 13 т. Т. 5: Жизнь Арсеньева (1927-1929); Божье древо (1927-1931). М. : Воскресенье, 2006. 440 с.

23. Бунин И. А. Собрание сочинений : в 4 т. Т. 2: Темные аллеи. Рассказы последних лет. Переводы. М. : Правда, 1988. 590 с.

24. Бунин И. А. Собрание сочинений : в 8 т. Т 4: Произведения, 1907-1924. М. : Московский рабочий,1995. 525 с.

25. Бунин И. А. Собрание сочинений : в 8 т. Т. 1 : Стихотворения, 1888-1952. М. : Московский рабочий, 1993. 539 с.

26. Карпенко Г. Ю. К вопросу о становлении «ветхозаветного» типа мышления в творчестве И. А. Бунина // Библия и возрождение духовной культуры русского и других славянских народов : сб. ст. СПб. : [б. и.], 1995. C. 64-76.

27. Степун Ф. А. Встречи. М. : Аграф, 1998. 256 с.

28. Мальцев Ю. Иван Бунин, 1870-1953. М. : Посев, 1994. 432 с.

29. Бунин И. А. Полное собрание сочинений : в 13 т. Т. 4 : Воды многие (1914-1926). Грамматика любви (1914-1926). Смоленск : Смоленский полиграфкомбинат, 2006. 490 с.

30. Бунин И. А. Полное собрание сочинений : в 13 т. Т. 3 : Повести, рассказы (1911-1914). Тень птицы (1907-1911). Смоленск : Смоленский полиграфкомбинат, 2005. 513 с.

31. Бунин И. А. Окаянные дни. М. : РИПОЛ классик, 2012. 240 с. EDN: XQBIHJ

32. Трубецкой Н. С. Наследие Чингисхана. М. : АГРАФ, 1999. 554 с.

33. Зыкин А. В. Евразийство в контексте духовной культуры России // Известия Санкт-Петербургского государственного аграрного университета. 2015. № 39. С. 433-438. EDN: UXWNDD

34. Арефьев М. А. Евразийство в контексте отечественной культурфилософской мысли как альтернатива идеологии глобализации // Человек. Общество. Наука. 2021. Т. 2, № 2. С. 13-22. doi: 10.53015/2686-8172_2021_2_2_13 EDN: RMVZIJ

References

1. Blagasova G.M. Human and nature in the stories of I.A. Bunin and Yu.P. Kazakov. Znanie. Poni-manie. Umenie = Knowledge. Understanding. Skill. 2007;(3):189-194. (In Russ.)

2. Slivitskaya O.V. Cosmic worldview of I.A. Bunin. Trudy Obedinennogo nauchnogo tsentra problem kosmicheskogo myshleniya = Proceedings of United Scientific Center for Problems of Cosmic Thinking. 2009;2:213-239. (In Russ.)

3. Klimova G.P. Works of I.A. Bunin and M.M. Prishvin in the context of Christian culture. DSc dissertation. Moscow, 1993. 412 s. (In Russ.)

4. Bernyukevich T.V. Buddhist ideas in the culture of Russia in the late 19th - first half of the 20th century. DSc dissertation. Saint Petersburg, 2010:394. (In Russ.)

5. Prashcheruk N.V. Proza I.A. Bunina. Filosofiya, poetika, dialogi: monografiya = Prose of I.A. Bunin. Philosophy, poetics, dialogues: Monograph. Saint Petersburg: Aleteyya, 2022:432. (In Russ.)

6. Finko M.V. Religious and philosophical concept of Russian culture (based on the works of I.A. Ilyin). DSc dissertation. Rostov-on-Don, 2004:303. (In Russ.)

7. Beylin M.V., Goncharov G.N. Universal wisdom and the Christian essence of being in the creative quest of I.A. Bunin. Nauka. Iskusstvo. Kultura = Science. Art. Culture. 2021;(1):82-92. (In Russ.)

8. Anisimov K.V. Social and historical views of I.A. Bunin (based on the story "Night Conversation"). Mir nauki, kultury, obrazovaniya = World of Science, Culture, Education. 2012;(6):5-8. (In Russ.)

9. Ryadnova E.O. Relevance of the philosophical problems of I.A. Bunin's stories in the 21st century. Nauka. Iskusstvo. Kultura = Science. Art. Culture. 2021;(2): 121-127. (In Russ.)

10. Dunaev M.M. Pravoslavie i russkaya literatura: v 6 ch. Ch. 5. = Orthodoxy and Russian literature: in 6parts. Part 5. Moscow: Khristianskaya literatura, 2003:780. (In Russ.)

11. Venerable Silouan the Athonite. Predislovie = Preface. Svyataya Gora Afon: Russkiy Svyato-Panteleymonov monastyr, 2004:552. (In Russ.)

12. Agafonova V.D. Features of the religious and philosophical renaissance at the turn of the 19th and 20th centuries in the artistic consciousness of I.A. Bunin. Kultura. Dukhovnost. Obshchestvo = Culture. Spirituality. Society. 2015;(18):26-30. (In Russ.)

13. Isupov K.G. Philosophy and literature of the "Silver Age" (rapprochements and crossroads). Russkaya literatura rubezha vekov (1890-e - nachalo 1920-kh godov): v 2 kn. Kn. 1 = Russian literature at the Turn of the Century (1890s - Early 1920s): In 2 Books. Book 1. Moscow: IMLI RAN: Nasledie, 2000: 69-130. (In Russ.)

14. Bryusov V.Ya. Sobranie sochineniy: v 7 t. T. 1: Stikhotvoreniya. Poemy. 1892-1909 = Collected Works: in 7 volumes. Volume 1: Verses. Poems. 1892-1909. Moscow: Khudozhestvennaya literatura, 1973:670. (In Russ.)

15. Fominenko Yu.A. Features of understanding the mystery in the philosophical thought of Russian symbolists. Vestnik Leningradskogo gosudarstvennogo universiteta im. A.S. Pushkina = Bulletin of A.S. Pushkin Leningrad State University. 2022;(1):41-54. (In Russ.). doi: 10.35231/18186653_2022_1_41

16. Fedorov N.F. Filosofiya obshchego dela: monografiya = Philosophy of the common cause: Monograph. Moscow: Eksmo, 2008:750. (In Russ.)

17. Tsiolkovskiy K.E. Nauchnaya etika: (Napisana v nachale 1930 g.)... = Scientific ethics: (written in the early 1930s). Kaluga: Gos. tip., 1930:66. (In Russ.)

18. Tsiolkovskiy K.E. Shchit nauchnoy very: sb. st. = Shield of scientific faith: Collection of articles. Moscow: Luch, 2007:718. (In Russ.)

19. Vernadskiy V.I. Biosfera i noosfera = Biosphere and noosphere. Moscow: Ayris-Press, 2012:573. (In Russ.)

20. Vernadskiy V.I. Nauchnaya mysl kak planetnoe yavlenie = Scientific thought as a planetary phenomenon. Moscow: Nauka, 1991:270. (In Russ.)

21. Slivitskaya O.V. «Povyshennoe chuvstvo zhizni»: Mir Ivana Bunina = "Heightened sense of life": World of Ivan Bunin. Moscow: Rossiyskiy gosudarstvennyy gumanitarnyy universitet, 2004:271. (In Russ.)

22. Bunin I.A. Polnoe sobranie sochineniy: v 13 t. T. 5: Zhizn Arsenieva (1927-1929); Bozhe drevo (1927-1931) = Complete Works: in 13 volumes. Volume 5: Life of Arsenyev (1927-1929); God's Tree (1927-1931). Moscow: Voskresenie, 2006:440. (In Russ.)

23. Bunin I.A. Sobranie sochineniy: v 4 t. T. 2: Temnye allei. Rasskazy poslednikh let. Perevody = Collected Works: in 4 volumes. Volume 2: Dark Alleys. Stories of Recent Years. Translations. Moscow: Pravda, 1988:590. (In Russ.)

24. Bunin I.A. Sobranie sochineniy: v 8 t. T 4: Proizvedeniya, 1907-1924 = Collected Works: in 8 volumes. Volume 4: Works, 1907-1924. Moscow: Moskovskiy rabochiy,1995:525. (In Russ.)

25. Bunin I.A. Sobranie sochineniy: v 8 t. T. 1: Stikhotvoreniya, 1888-1952 = Collected Works: in 8 volumes. Volume 1: Poems, 1888-1952. Moscow: Moskovskiy rabochiy, 1993:539. (In Russ.)

26. Karpenko G.Yu. On the formation of the "old testament" type of thinking in the works of I.A. Bunin. Bibliya i vozrozhdenie dukhovnoy kultury russkogo i drugikh slavyanskikh narodov: sb. st. = The Bible and the Revival of the Spiritual Culture of the Russian and Other Slavic Peoples: Collection of Articles. Saint Petersburg: [b. i.], 1995:64-76. (In Russ.)

27. Stepun F.A. Vstrechi = Meetings. Moscow: Agraf, 1998:256. (In Russ.)

28. Mal'tsev Yu. Ivan Bunin, 1870-1953 = Ivan Bunin, 1870-1953. Moscow: Posev, 1994:432. (In Russ.)

29. Bunin I.A. Polnoe sobranie sochineniy: v 13 t. T. 4: Vody mnogie (1914-1926). Grammatika lyubvi (1914-1926) = Complete Works: in 13 volumes. Volume 4: Many Waters (1914-1926). Grammar of Love (1914-1926). Smolensk: Smolenskiy poligrafkombinat, 2006:490. (In Russ.)

30. Bunin I.A. Polnoe sobranie sochineniy: v 13 t. T. 3: Povesti, rasskazy (1911-1914). Ten ptitsy (1907-1911) = Complete Works: in 13 volumes. Volume 3: Novels, Short Stories (1911-1914). The Shadow of a Bird (1907-1911). Smolensk: Smolenskiy poligrafkombinat, 2005:513. (In Russ.)

31. Bunin I.A. Okayannye dni = Cursed Days. Moscow: RIPOL klassik, 2012:240. (In Russ.)

32. Trubetskoy N.S. Nasledie Chingiskhana = Legacy of Genghis Khan. Moscow: AGRAF, 1999:554. (In Russ.)

33. Zykin A.V. Eurasianism in the context of Russia's spiritual culture. Izvestiya Sankt-Peterburgskogo gosudarstvennogo agrarnogo universiteta = Bulletin of St. Petersburg State Agrarian University. 2015;(39):433-438. (In Russ.)

34. Arefiev M.A. Eurasianism in the context of Russian cultural and philosophical thought as an alternative to the ideology of globalization. Chelovek. Obshchestvo. Nauka = Human. Society. Science. 2021;2(2): 13-22. doi: 10.53015/2686-8172_2021_2_2_13

Информация об авторе / Information about the author

Н. Г. Коваленко - кандидат философских наук, доцент, доцент кафедры иностранных языков и культуры речи, Санкт-Петербургский государственный аграрный университет, 196601, г. Санкт-Петербург, Пушкин, Петербургское шоссе, 2.

N. G. Kovalenko - Candidate of Philosophical Sciences, Associate Professor, Associate Professor of the Department of Foreign Languages and Culture of Speech, St. Petersburg State Agrarian University, 2 Petersburg Highway street, St. Petersburg, Pushkin, 196601.

Автор заявляет об отсутствии конфликта интересов / The author declares no conflict of interests

Поступила в редакцию / Received 08.05.2024

Поступила после рецензирования и доработки / Revised 21.06.2024 Принята к публикации / Accepted 30.07.2024

СОЦИАЛЬНАЯ И ПОЛИТИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ

Научная статья УДК 1(091) EDN: VLFTKZ

doi: 10.21685/2307-9525-2024-12-3-13

ФОРМИРОВАНИЕ НАЦИОНАЛЬНОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ В УСЛОВИЯХ ДЕГЛОБАЛИЗАЦИИ

Вера Николаевна Бабина

Пензенский государственный университет, Пенза, Россия vera.babina@mail .ru

Аннотация. Актуальность и цели. Актуальная проблема современной науки и философии -формирование национальной идентичности с учетом трансформации системы ценностей в условиях деглобализации. Предпринята попытка выявить факторы, определяющие будущее положение России в пространстве возникающего многополярного мира. Материалы и методы. В качестве теоретической и методологической базы предпринятого исследования выступили работы зарубежных и отечественных авторов, посвященные проблемам глобализации и дегло-бализации, информационного общества, медиатизации и сетевизации, национальной идентичности, ценностных ориентаций и жизненных стратегий. Применение системного, а также структурно-функционального подхода позволило рассмотреть проблему формирования национальной идентичности с учетом ценностных трансформаций комплексно, учитывая взаимосвязь и взаимозависимость факторов, влияющих на изменение структуры ценностей россиян, в том числе молодежи. Кроме того, использование междисциплинарного подхода обусловило включение, наряду с философскими категориями и понятиями, терминов экономики, политологии, культурологии и др. Результаты. Установлено, что деглобализация выступает сегодня ме-гатрендом и свидетельствует об изменениях в мировом развитии. Несмотря на различия подходов к оценке деглобализации, очевидно, что процессы дезинтеграции затронули сегодня практически все сферы жизни. В мировом сообществе происходит фундаментальный сдвиг в сторону децентрализованной экономической модели, позволяющей всем странам ориентироваться на собственные интересы и ценности. В социальном пространстве зародилось настроение глубокого сомнения относительно безупречности перспектив глобализации. Определены угрозы и риски, которые ведут к ухудшению положения страны в мировом пространстве, имеющиеся недостатки, препятствующие консолидации различных групп населения России, внешние факторы, определяющие возможные преимущества, собственные достоинства, использование которых создаст благоприятные условия формирования национальной идентичности. Выводы. Анализ историко-философских, научно-теоретических и методологических источников позволяет говорить об оздоровлении социально-экономического и политического климата в России. В общественном сознании сложились благоприятные предпосылки формирования национальной идентичности как условия национальной безопасности. Дальнейшее продвижение Россией своих национальных интересов на международной арене и осознание собственной национальной идентичности является демонстрацией современного тренда деглобализации и потому, несмотря на страхи и опасения изоляционистского толка, все это будет способствовать укреплению национальной и социетальной безопасности, а также успешному развитию страны, что совпадает с ожиданиями практически всех слоев населения.

Ключевые слова: глобализация, глобализм, деглобализация, национальная идентичность, ценности

Для цитирования: Бабина В. Н. Формирование национальной идентичности в условиях деглобализации // Электронный научный журнал «Наука. Общество. Государство». 2024. Т. 12, № 3. С. 133-141. doi: 10.21685/2307-9525-2024-12-3-13 EDN: VLFTKZ

SOCIAL AND POLITICAL PHILOSOPHY

Original article

FORMATION OF NATIONAL IDENTITY IN THE CONTEXT OF DEGLOBALIZATION

Vera N. Babina

Penza State University, Penza, Russia vera.babina@mail .ru

Abstract. Background. The current problem of modern science and philosophy is the formation of national identity, considering the transformation of the value system in the context of deglobalization. An attempt has been made to identify the factors determining the future position of Russia in the emerging multipolar world. Materials and methods. The theoretical and methodological basis of the study is the work of foreign and Russian authors devoted to the issues of globalization and deglobali-zation; information society; mediatization and networking; national identity; value orientations and life strategies. The use of the systematic, as well as a structural and functional approach enables comprehensively examining the problem of the formation of national identity with regard to the value transformations, taking into account the interconnection and interdependence of factors influencing the change in the structure of values of the Russians, including young people. In addition, the interdisciplinary approach allows including, along with philosophical concepts and categories, concepts of economics, political science, cultural studies, etc. Results. The author finds that deglobalization is a megatrend today that testifies to the changes in global development. Despite the differences in approaches to assessing the process of deglobalization, it is obvious that nowadays the processes of disintegration have affected almost all spheres of life. There is a fundamental shift in the global community towards a decentralized economic model that allows all countries to focus on their own interests and values. A mood of deep doubt has arisen in the social space regarding the flawlessness of the prospects for globalization. The threats and risks that lead to a deterioration of the position of the country in the global space are identified; the existing disadvantages that prevent the consolidation of various groups of the Russian population are outlined. The external factors that determine possible advantages and strengths, which may create favorable conditions for the formation of national identity, are determined. Conclusions. The analysis of historical, philosophical, scientific, theoretical and methodological sources shows the improvement of the social, economic and political climate in Russia. Favorable prerequisites for the formation of national identity as a condition of national security have developed in the public consciousness. Further promotion of Russian national interests in the international arena and awareness of national identity is a demonstration of the modern trend of deglobalization and therefore, despite fears and concerns of an isolationist nature, all this will contribute to strengthening national and societal security, as well as the successful development of the country, which coincides with the expectations of almost all segments of the population. Keywords: globalization, globalism, deglobalization, national identity, values

For citation: Babina V.N. Formation of national identity in the context of deglobalization. Elektronnyy nauchnyy zhurnal "Nauka. Obshchestvo. Gosudarstvo" = Electronic scientific journal "Science. Society. State". 2024;12(3): 133-141. (In Russ.). doi: 10.21685/2307-9525-2024-12-3-13

Проблема единства глобальных ценностей как основы целостности современного мира все чаще появляется в социально-гуманитарных и философских исследованиях. Возникновение интереса к данной теме объясняется нестабильным состоянием мировой системы, нарастанием международных, межнациональных и межрегиональных конфликтов, процессами дезинтеграции, протекающими в различных сферах общества, развитием информационного общества и связанными с ним структурными трансформациями.

Осмысление актуального состояния миропорядка приводит большинство ученых, политиков, экономистов к выводу о прохождении новой точки бифуркации, в которой намечаются контуры будущей цивилизации. Ее отличительной особенностью становятся перенос акцента в область национальных интересов и целей, забота о национальном суверенитете, определение национальной идентичности через обращение к традиционным для той или иной нации ценностям. Подобные трансформации рассматриваются как возможность создания многополярного мира, в котором «не будет уже "блоково-идеологической" (целостности - авт.), как это было в прошлом веке» [1, с. 24].

В условиях переформатирования мира одной из самых значимых проблем для национальных государств, в том числе для России, является осознание и формирование национальной идентичности, а также трансформация ценностей в обществе в целом и ценностных ориентиров у молодежи. На каком фундаменте будет построено новое здание российской цивилизации, определяется именно сейчас. Необходимо не только выделить приоритеты национальной политики в аксиологической сфере, но и наметить пути и средства формирования ценностных оснований построения жизненных стратегий россиян. И если в Концепции внешней политики РФ 2016 г. подчеркивался цивилизационный характер глобальной конкуренции, которая приобретает «форму соперничества ценностных ориентиров»1, то в Концепции 2023 г. речь идет об «укреплении традиционных российских духовно-нравственных ценностей, сохранении культурного и исторического наследия многонационального народа Российской Федерации»2. К числу основополагающих принципов, в соответствии с которыми должна строиться система международных отношений, относятся «многообразие культур, цивилизаций и моделей организации общества, отказ всех государств от навязывания другим странам своих моделей развития, идеологических и ценностных установок, опора на единый для всех мировых традиционных религий и светских этических систем духовно-нравственный ориентир»3. Таким образом, положение и роль России в мировой системе в ближайшие десятилетия будет определяться теми цивилизационными трансформациями, которые соответствуют ее «геополитическому положению и национальным интересам страны» [2, с. 5].

Выбор вектора цивилизационного развития обусловлен целым рядом факторов, к числу которых относятся усилившиеся процессы деглобализации, «столкновение цивилизаций» (С. Хантингтон), стремление сохранить доминирующее положение в мире странами Западной Европы и Северной Америки и т.д. Анализ влияния этих факторов на цивилизационные трансформации позволит найти возможности решения важнейшей задачи - встраивания традиционных российских духовно-нравственных ценностей в современную аксиологическую систему.

В качестве теоретической и методологической базы предпринятого исследования выступили работы зарубежных и отечественных авторов, посвященные проблемам глобализации и деглобализации, информационного общества, медиатизации и сетевизации, национальной идентичности, ценностных ориентаций и жизненных стратегий. Применение системного, а также структурно-функционального подходов позволило рассмотреть проблему формирования национальной идентичности с учетом ценностных трансформаций комплексно, принимая во внимание взаимосвязь и взаимозависимость факторов, влияющих на изменение структуры ценностей россиян, в том числе молодежи. Кроме того, использование междисциплинарного подхода обусловило включение, наряду с философскими категориями и понятиями, терминов экономики, политологии, культурологии и др.

1 Об утверждении Концепции внешней политики Российской Федерации : указ Президента РФ от 30 ноября 2016 г. № 640 // ГАРАНТ.РУ (Garant.ru) : информационно-правовой портал. URL: https://www.garant.ru/products/ipo/ prime/doc/71452062/ (дата обращения: 20.03.2024).

2 Об утверждении Концепции внешней политики Российской Федерации : указ Президента РФ от 31 марта 2023 г. № 229 // Правовой сервер КонсультантПлюс. URL: https://www.consultant.ru/document/cons_doc_LAW_443540/ ?ysclid=lyisch23nr694477473 (дата обращения: 20.03.2024).

3 Там же.

С конца 80-х гг. прошлого века в проблемном поле социально-гуманитарного знания доминировал дискурс глобализации, в рамках которого были созданы доктрины, успешно использовавшиеся для продвижения ценностей глобализации. Предположительно впервые термин «глобализация» употребил в 1987 г. Т. Левитт в статье «Harvard Business Rewiew», характеризуя процессы слияния рынков транснациональных корпораций [3]. Идеологи глобализации были весьма оптимистичны в оценке ее перспектив и обосновывали тезис ее «счастливой неизбежности» [4-6]. Однако даже в то время, когда глобализация находилась в стадии восходящего развития, звучали голоса «скептиков» и «трансформистов» о негативных и неоднозначных последствиях глобализации для различных стран и регионов. По мнению этих ученых, мир разделился на глобализаторов и глобализируемых, и если первые активно продвигали идею равенства, пусть и не всегда осуществимого в настоящем, но неизбежного в будущем, то вторые постепенно теряли не только «право голоса» на международной арене, но даже способность понимания собственных национальных интересов. Будущие выгоды от глобализации распределялись между глобализаторами и глобализируемыми неравномерно и несправедливо как в количественном, так и в качественном отношении.

Тем не менее массив фактов подтверждал возникновение нового цивилизационного феномена, основанного на широком международном сотрудничестве в различных областях, либерализации торговых отношений, взаимопроникновении региональных экономик, международном разделении труда, трансграничности, транснационализме, возникновении общемирового киберпространства и т.д. По определению Т. Палмера, «глобализация - это естественные и искусственные процессы ослабления или уничтожения государственных барьеров, стоящих на путях различных типов обменов» [7, p. 13].

В конце XX в. и в самом начале XXI в. считалось, что глобализация представляет собой естественный и закономерный процесс эволюционного развития истории, который приведет к построению прочного фундамента для высокоэффективной формы существования мира. Взаимовыгодное сотрудничество стран обеспечит их постепенное сближение, а в перспективе обусловит возникновение относительно единого социума. Реальные последствия научно-технической революции выражались в международной экономической, политической, военной, научной интеграции, которая постепенно приобретала системный характер. В социальных науках изучались отдельные аспекты глобализации, создавая постепенно целостный проект мирового развития и способствуя формированию новой идеологии. На основе предложенных категорий и идей («конец эпохи территорий» Бертрана Бади, «глобальные города» Саскии Сассен, «сетевое общество» Мануэля Кастельса, «островная экономика» Пьера Вель-ца, «ничейные пространства» Марка Оже и др.) формировалась и новая научная концепция.

Со временем естественно-исторический процесс глобализации стал приобретать черты управляемой в интересах определенных агентов тенденции под названием «глобализм». Глобализм подчиняет геополитическим факторам все прочие движущие силы общественного развития. Следует также иметь в виду, что идеология глобализма формируется под влиянием не только экономических трансформаций, но и социальных, духовных и политических изменений. Речь об общемировых процессах, связанных с демографической революцией, формированием общества потребления и продвижением ценностей гедонизма, а также складыванием системы неоколониализма. В результате глобальный мир оказался не только связанным торговыми, производственными, финансовыми отношениями, но и объединенным общим устремлением к удовлетворению искусственно сформированных потребностей, ценностям престижного сверхпотребления [8]. С помощью СМИ новые нормы и ценности распространялись по всему миру, благодаря чему сформировался новый идеал благополучной, сытой, беззаботной жизни, в которой прежние ценности как буржуазного, так и социалистического общества (умеренность, бережливость, профессионализм, трудолюбие, взаимопомощь, уважение, скромность и т.д.) подвергались уничижительной критике и даже осмеянию. Приверженность этим ценностям характеризовала человека, отставшего от современного темпа жизни, как человека-неудачника. Глобализация культуры обострила проблему ограниченности и исчерпаемости ресурсов для роскошного существования глобального человечества.

Со временем глобализация наряду с положительным эффектом стала проявлять и контртенденции, к числу которых можно отнести международный терроризм, трансграничный криминал (торговля оружием, наркотиками), сепаратизм, антиглобализм и др.

После мирового финансового кризиса 2008 г. негативные проявления глобализации стали еще более очевидными, и в научном сообществе начинает формироваться дискурс дег-лобализации. Фундаментальное исследование этого вопроса впервые было проведено У. Бел-лоу, который в своей книге «Деглобализация - идеи для новой мировой экономики» раскрывает внутренние противоречия новейшего этапа капиталистической глобализации, обвиняет развитые страны в жестком подчинении развивающихся экономик интересам транснациональных корпораций и банков, а также проводит критический анализ наднациональных институтов (МВФ, ВТО, Всемирного банка и т.д.). Автор призывал мировое сообщество к фундаментальному сдвигу в сторону децентрализованной экономической модели, позволяющей всем странам ориентироваться на собственные интересы и ценности [9, р. 6]. В последующие годы интерес к деглобализации повысился, чему в немалой степени способствовало усиление конфронтации между государствами, пандемия коронавируса, протекционистская политика ряда стран, начало торговых войн. В социальном пространстве зародилось настроение глубокого сомнения относительно безупречности перспектив глобализации1 . В научном сообществе высказывались весьма радикальные взгляды относительно «конца глобализации» [10].

Среди ученых до сих пор нет единого мнения относительно феномена деглобализации. Расхождение мнений связано с признанием ее временным отступлением, или полноценной тенденцией, или даже мегатрендом. По мнению некоторых исследователей, деглобализацию не следует рассматривать как самостоятельное явление. «Современное развитие человеческой цивилизации включает два неразрывно связанных друг с другом процесса - глобализацию и деглобализацию... Деглобализация - это восстановление образа жизни национальных сообществ, противодействие попыткам свести все к единым образцам и шаблонам, будь то коммунистический, американский или иной образ и стиль жизни» [11]. Таким образом, дег-лобализацию следует понимать, как попытку преодолеть недостатки глобализации. С другой стороны, ряд экспертов считают деглобализацию инверсией глобализации, процессом неизбежным, объективно возникшим на фоне ее негативных проявлений. Докризисная модель глобализации оказалась в тупике и исчерпала себя. Довлеющее влияние национальных интересов делает неработоспособными механизмы наднационального регулирования и координации: G8 представляет собой дискуссионный клуб, в большей степени служащий удовлетворению интересов его членов, чем мирового сообщества. При этом организация «не обладает даже минимальной инфраструктурой (постоянным секретариатом и т.д.) хотя бы для мониторинга (не говоря уже о контроле) за реализацией того, что записывается в итоговых документах саммитов. Никаких международно-правовых инструментов их реализации нет вовсе» [12, с. 167]. Есть также мнение, что глобализация представляет собой процесс не линейный, а волнообразный [13, р. 6], а потому процессы, наблюдаемые после 2008 г. (сокращение торговли, торговые войны, санкционное давление), - это лишь временное отступление, которое сменится новой волной глобализации. К концу 2010-х гг. появляется термин «деоксиден-тализация глобализации», под которой понимается утрата европейским образцом позиции универсального общечеловеческого способа организации мирового развития. Именно этим, по мнению французского геополитика Мишеля Фуше, объясняется возникновение болезненного чувства упадка в западном обществе, которое осознает утрату тотального контроля и мирового господства.

1 Молдин У. Эпохе глобализации может прийти конец. Экономисты обеспокоены ростом протекционизма и ухудшением ситуации в международных торговле и инвестициях // Ведомости. 2016. 7 октября. URL: https://www.vedomosti.ru/economics/articles/2016/10/07/660095-globalizatsii-konets (дата обращения: 22.03.2024); Юнг А., Цанд Б., Глюзинг Й. Конец эпохи глобализации // Профиль : сайт. URL: https://profile.ru/economy/konets-epokhi-globalizatsii-10735/?ysclid=lyisobwvfu227570643 (дата обращения: 22.03.2024); Королева А. Глобализацию поставили на паузу // Эксперт : сайт. URL: http://expert.ru/2017/01/19/globalizatsiya/ (дата обращения: 25.04.2022); Joseph S. Nye, Jr. Which Globalization Will Survive? // Project Syndicate : website. URL: https://www.project-syndicate.org/ commentary/which-globalization-will-survive? barrier=accesspaylog (дата обращения: 25.04.2024).

Существующие разногласия лишь актуализировали проблему перспектив развития общества. Какова вероятность временного или окончательного сворачивания глобализации? Возможно ли дальнейшее развитие человечества в форме суверенных наций и государств? Продолжится ли интеграция научной, культурной, бизнес-сферы, туризма и т.д.?

Среди важнейших черт современной деглобализации исследователи выделяют усиление суверенизации при сохранении глубокой взаимозависимости стран и регионов [14], а также деидеологизацию, сопровождающуюся нарастанием прагматизма, но прагматизма безыдейного. Дело в том, что, хотя массовое потребление и современные медиа во многом способствуют унификации и стандартизации образцов жизненного поведения, они не в состоянии породить ни новых общезначимых ценностей, ни общую идентичность. А это значит, что глобализация не может создать мировое общество, которое бы заменило национальные государства и национальную идентичность.

Для России, как и для других стран, вопрос определения собственного будущего - это тот самый цивилизационный выбор, который означает и формулировку политической и экономической стратегии государства, и готовность к пересмотру предложенных глобализацией традиций и ценностей. Классическими альтернативами для России выступают: ориентация на западноевропейский образец, сближение с восточной цивилизацией стран Азиатско-Тихоокеанского региона или возвращение к собственному уникальному пути развития, объединяющему западные и восточные черты, создающему тот самый «русский мир», который опирается на ценности многонациональной отечественной культуры. «В настоящее время можно говорить о том, что концепция выбора России в пользу построения уникальной цивилизации фактически имеет поддержку на государственном уровне» [2, с. 35]. Следование по этому пути осложняется целым рядом обстоятельств: во-первых, заметной фрагментацией сознания граждан, проживающих в различных регионах России, во-вторых, значительным влиянием ценностей западной цивилизации (демократия, рыночная экономика и т.п.), в-третьих, геополитическим положением России. Но, несмотря на сложности, «именно Россия, имеющая уникальный опыт синтеза своей православно-славянской и тюрко-мусульманской идентичности, сможет предложить новую этикоцентристскую "повестку дня" для будущего развития мира» [15]. Эта ключевая идея звучит и в Стратегии национальной безопасности РФ: «Традиционные российские духовно-нравственные ценности являются важными компонентами культурно-цивилизационного кода и национальной идентичности РФ»1. Такой цивили-зационно-аксиологический подход на государственном уровне существенным образом структурирует национальную идентичность России [16-19]. В ее основании лежат не только историческая память, язык и культурные особенности, но и ценностные ориентиры, нравственные идеалы, помогающие выстраивать индивидуальные жизненные стратегии, осознанно соотнося их с жизнью страны, являющейся частью мирового исторического процесса.

Для того чтобы государственная национальная политика не была только декларативным документом, а привела бы к формированию национальной идентичности в новых условиях, необходимо оценить угрозы и риски, которые ведут к ухудшению положения страны в мировом пространстве, имеющиеся недостатки, препятствующие консолидации различных групп населения России, внешние факторы, определяющие возможные преимущества, собственные достоинства, использование которых создаст благоприятные условия формирования национальной идентичности.

К числу значимых внутренних рисков и угроз можно отнести сокращение населения РФ (по оценкам экспертов, к 2036 г. численность населения сократится на 3,7 млн человек)2, отставание по ожидаемой продолжительности жизни, низкую рождаемость в связи с уменьшением количества лиц репродуктивного возраста, старение населения, являющееся мировым

1 О внесении изменений в Стратегию государственной национальной политики Российской Федерации на период до 2025 года, утвержденную Указом Президента Российской Федерации от 19 декабря 2012 г. № 1666 : указ Президента Российской Федерации от 6 декабря 2018 г. № 703 // ГАРАНТ.РУ (Garant.ru) : информационно-правовой портал. URL: https://www.garant.ru/products/ipo/prime/doc/72020010/ (дата обращения: 26.04.2024).

2 Предположительная численность населения // ЕМИСС (государственная статистика) : сайт. URL: https://www.fedstat.ru/indicator/36727 (дата обращения: 26.04.2024).

мегатрендом, диспропорцию в распределении населения по территории страны из -за неоднородности экономического пространства, социальное неравенство (монетарное неравенство, деградацию социальной инфраструктуры, неравный доступ к культуре, медицине, образованию и пр.), которое начиная с 90-х гг. является постоянным фактором повышения уровня тревожности в обществе; взаимодействие с мигрантами и сохранение этнической структуры населения, рост национализма в ответ на экспансию представителей различных этносов и культур, снижение значимости ценности труда и созидательного потенциала населения, массовую духовно-нравственную деградацию, насаждение примитивизма и пошлости средствами массовой коммуникации, пропаганду и возбуждение животного начала в человеке и обесценивание достижений традиционной культуры.

К внешним факторам, ухудшающим положение страны в мировом пространстве, следует отнести мировой экономический кризис, санкции со стороны недружественных стран, политическую нестабильность и рост числа региональных вооруженных конфликтов, подталкивающих к развертыванию новой гонки вооружений, экологические проблемы и «зеленую повестку», активно продвигаемую рядом западных государств, все еще сложную эпидемиологическую обстановку, создающую напряженность в ожидании неблагоприятной ситуации в ближайшей перспективе, противостояние России и Запада в области культуры, спорта, деградацию международных отношений.

Благоприятными внешними и внутренними факторами можно считать постепенное складывание в общественном сознании консолидированного образа будущего России, в котором преобладают ожидания оптимистического характера и уверенность в завтрашнем дне [20], государственную политику в области импортозамещения и создания экономического суверенитета страны, социально ориентированный бюджет государства и расширение мер поддержки социально незащищенных слоев населения, развитие путей сообщения (строительство дорог, развитие инфраструктуры, обновление транспорта), успешный опыт организации и проведения масштабных культурных и спортивных мероприятий, демонстрирующий открытость и готовность к межкультурному диалогу, развитие внутреннего туризма (создание и продвижение новых туристических маршрутов, развитие тревэл-блогерства, поддержку и развитие исторических, этнокультурных и природных заповедников), возрождение патриотического воспитания молодежи, волонтерское движение, объединяющее представителей разных поколений.

Таким образом, учитывая факторы рискогенности и преимущества, можно говорить об оздоровлении социально-экономического и политического климата в стране. В общественном сознании сложились благоприятные предпосылки формирования национальной идентичности как условия национальной безопасности. Этому в немалой мере будут способствовать исправления существующих недостатков в социально-политических отношениях, исключение радикальных сценариев изменений политической сферы. Дальнейшее продвижение Россией своих национальных интересов на международной арене и осознание собственной национальной идентичности является демонстрацией современного тренда дегло-бализации, и потому, несмотря на страхи и опасения изоляционистского толка, все это будет способствовать укреплению национальной и социетальной безопасности, а также успешному развитию страны, что совпадает с ожиданиями практически всех слоев населения.

Список литературы

1. Спиридонова В. И. Глобализация в XXI в.: инволюция или новые перспективы? // Век глобализации. 2018. № 3 (27). С. 15-25. doi: 10.30884/vglob/2018.03.02 EDN: XZFGSL

2. Мальченков С. А. Социально-философский анализ цивилизационных трансформаций современной России : автореф. дис. ... д-ра филос. наук : 5.7.7. Саранск, 2022. 46 с.

3. Биндюков Н. Г. Глобализация и Россия: парадигма, социально-политический аспект, стратегия левых сил. М. : ИТРК, 2004. 367 с. EDN: QOCTGR

4. Гидденс Э. Ускользающий мир: как глобализация меняет нашу жизнь / пер. с англ. М. Л. Ко-робочкина. М. : Весь Мир, 2004. 116 с.

5. Глобализация: контуры XXI века : реферат. сб. ст. / отв. ред. Ю. И. Игрицкий, П. В. Малиновский. М. : Институт научной информации по общественным наукам РАН, 2001. 190 с. EDN: SEJGAH

6. Глобальные трансформации: политика, экономика, культура : монография / Д. Хелд [и др.] ; пер. с англ. В. В. Сапова, В. Л. Рубанова, М. В. Соколовой. М. : Праксис, 2004. 576 с. EDN: QODEJD

7. Palmer T. G. Globalization and Culture: Homogeneity, Diversity, Identity, Liberty. Potsdam : The Liberal Institute of the Friedrich Naumann Foundation, 2004. 30 p. URL: https://edoc.vifapol.de/opus/ volltexte/2011/2414/pdf/OP2.pdf

8. Маркузе Г. Одномерный человек : монография. М. : АСТ, 2003. 331 с. EDN: QOCEHB

9. Bello W. Deglobalization - Ideas for a New World Economy. London : Zed Books, 2004. 162 p.

10. Кондратьев В. Б. Конец глобализации, или К новому капитализму // Перспективы. Электронный журнал. 2017. № 2 (10). С. 5-22. EDN: YZJWTP

11. Осипов Г. В. Возрождение социологии в России: как это было на самом деле. СПб. : СПбГУП, 2010. 32 с.

12. Паньков В. С. 2020 год - глобализация или деглобализация? // Международная жизнь. 2010. № 5. C. 163-176. EDN: TVZAQN

13. Auzan A. A. The Economy under the Pandemic and Afterwards // Population and Economics. 2020. Vol. 4, № 2. P. 4-12. doi: 10.3897/popecon.4.e53403 EDN: DJRSSX

14. Шмидт С. Ф. Деглобализация и ресуверенизация: двойной мегатренд 2010-х // Известия Иркутского государственного университета. Серия: Политология. Религиоведение. 2018. Т. 26. С. 5-20. doi: 10.26516/2073-3380.2018.36.5 EDN: YRQMBF

15. Панарин А. С. Правда железного занавеса. М. : Алгоритм, 2006. 336 с. EDN: QOFLVH

16. Алиева О. Г. Проблема национальной идентичности в глобализирующемся мире // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: Философия. 2016. № 2. С. 135-141. EDN: VVMYYR

17. Титов В. В. К вопросу о конструировании национально-гражданской идентичности российской молодежи // Вестник Томского государственного университета. Философия. Социология. Политология. 2020. № 57. С. 257-264. doi: 10.17223/1998863X/57/24 EDN: MKMEMA

18. Думнова Э. М. Проблема формирования идентичности сквозь призму постмодернистской парадигмы // Вестник Томского государственного университета. Философия. Социология. Политология. 2018. № 41. С. 41-48. doi: 10.17223/1998863X/41/5 EDN: UPUTTY

19. Гришин Н. В. Государственная политика идентичности: новая ставка в политической борьбе? // Вестник Томского государственного университета. Философия. Социология. Политология. 2020. № 55. С. 231-239. doi: 10.17223/1998863X/55/23 EDN: PUDINI

20. Образ будущего в призме социологических измерений : монография / М. Б. Буланова, Н. М. Великая, О. В. Гребняк [и др.] ; отв. ред. Н. М. Великая. М. : Мир Науки, 2023. 321 с. EDN: EMSTCE

References

1. Spiridonova V.I. Globalization in the 21st century: Involution or new prospects? Vek globali-zatsii = Century of Globalization. 2018;(3):15-25. (In Russ.). doi: 10.30884/vglob/2018.03.02

2. Malchenkov S.A. Social and philosophical analysis of civilizational transformations in modern Russia. DSc abstract. Saransk, 2022:46. (In Russ.)

3. Bindyukov N.G. Globalizatsiya i Rossiya: paradigma, sotsialno-politicheskiy aspekt, strategiya levykh sil = Globalization and Russia: Paradigm, social political aspect, strategy of the left. Moscow: ITRK, 2004:367. (In Russ.)

4. Giddens E. Uskolzayushchiy mir: kak globalizatsiya menyaet nashu zhizn. Per. s angl. M.L. Korobochkina = Elusive world: How globalization is changing our lives. Translated from English by M.L. Korobochkina. Moscow: Ves Mir, 2004:116. (In Russ.)

5. Igritskiy Yu.I., Malinovskiy P.V. (resp. ed.). Globalizatsiya: kontury XXI veka: referat. sb. st. = Contours of the 21st century: Abstract. Collection of articles. Moscow: Institut nauchnoy informatsii po ob-shchestvennym naukam RAN, 2001:190.

6. Held D. et al. Globalnye transformatsii: politika, ekonomika, kultura: monografiya. Per. s angl. V.V. Sapova, V.L. Rubanova, M.V. Sokolovoy = Global transformations: Politics, economics, culture: Monograph. Translated from English by V.V. Sapova, V.L. Rubanova, M.V. Sokolova. Moscow: Praksis, 2004:576.

7. Palmer T.G. Globalization and Culture: Homogeneity, Diversity, Identity, Liberty. Potsdam: The Liberal Institute of the Friedrich Naumann Foundation, 2004:30. Available at: https://edoc.vifapol.de/opus/ volltexte/2011/2414/pdf/OP2.pdf

8. Marcuse G. Odnomernyy chelovek: monografiya = One-dimensional man: Monograph. Moscow: AST, 2003:331. (In Russ.)

9. Bello W. Deglobalization - Ideas for a New World Economy. London: Zed Books, 2004:162.

10. Kondratiev V.B. End of globalization, or towards new capitalism. Perspektivy. Elektronnyy zhur-nal = Prospects. Electronic Journal. 2017;(2):5-22. (In Russ.)

11. Osipov G.V. Vozrozhdenie sotsiologii v Rossii: kak eto bylo na samom dele = Revival of sociology in Russia: How it really was. Saint Petersburg: SPbGUP, 2010:32. (In Russ.)

12. Pankov V.S. 2020 - globalization or deglobalization? Mezhdunarodnaya zhizn = International Affairs. 2010;(5): 163-176. (In Russ.)

13. Auzan A.A. The Economy under the Pandemic and Afterwards. Population and Economics. 2020;4(2):4-12. doi: 10.3897/popecon.4.e53403 EDN: DJRSSX

14. Shmidt S.F. Deglobalization and resovereignization: Double megatrend of the 2010s. Izvestiya Ir-kutskogo gosudarstvennogo universiteta. Seriya: Politologiya. Religiovedenie = Bulletin of Irkutsk State University. Series: Political Science. Religious Studies. 2018;26:5-20. (In Russ.). doi: 10.26516/20733380.2018.36.5

15. Panarin A.S. Pravda zheleznogo zanavesa = Truth of the Iron Curtain. Moscow: Algoritm, 2006:336.

16. Alieva O.G. Problem of national identity in a globalizing world. Vestnik Rossiyskogo universiteta druzhby narodov. Seriya: Filosofiya = Bulletin of Peoples ' Friendship University of Russia. Series: Philosophy. 2016;(2): 135-141.

17. Titov V.V. On constructing the national-civil identity of Russian youth. Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta. Filosofiya. Sotsiologiya. Politologiya = Bulletin of Tomsk State University. Philosophy. Sociology. Political Science. 2020;(57):257-264. doi: 10.17223/1998863X/57/24

18. Dumnova E.M. Problem of identity formation through the prism of the postmodern paradigm. Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta. Filosofiya. Sotsiologiya. Politologiya = Bulletin of Tomsk State University. Philosophy. Sociology. Political Science. 2018;(41):41-48. doi: 10.17223/1998863X/41/5

19. Grishin N.V. State identity policy: New stakes in the political struggle? Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta. Filosofiya. Sotsiologiya. Politologiya = Bulletin of Tomsk State University. Philosophy. Sociology. Political Science. 2020;(55):231-239. doi: 10.17223/1998863X/55/23

20. Bulanova M.B., Velikaya N.M., Grebnyak O.V. et al. Obraz budushchego v prizme sotsiolog-icheskikh izmereniy: monografiya = Image of the Future in the prism of sociological measurements: Monograph. Moscow: Mir Nauki, 2023:321.

Информация об авторе / Information about the author

В. Н. Бабина - кандидат философских наук, доцент, доцент кафедры философии и социальных коммуникаций, Пензенский государственный университет, 440026, г. Пенза, ул. Красная, 40.

V.N. Babina - Candidate of Philosophical Sciences, Associate Professor, Associate Professor of the Department of Philosophy and Social Communication, Penza State University, 40 Krasnaya street, Penza, 440026.

Автор заявляет об отсутствии конфликта интересов / The author declares no conflict of interests

Поступила в редакцию / Received 18.05.2024

Поступила после рецензирования и доработки / Revised 20.06.2024 Принята к публикации / Accepted 30.07.2024

СОЦИАЛЬНАЯ И ПОЛИТИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ

Научная статья УДК 101:1 : 316.614 EDN: WFKHKN

doi: 10.21685/2307-9525-2024-12-3-14

ИНФОРМАЦИОННО-КОММУНИКАЦИОННАЯ СРЕДА КАК ПРОСТРАНСТВО ДИАЛОГА

Герман Михайлович Кириллов

Пензенский государственный университет, Пенза, Россия gekir10@mail.ru

Аннотация. Актуальность и цели. Предметом рассмотрения является современная информационно-коммуникационная среда как пространство диалога. В центре внимания - влияние искусственного интеллекта на коммуникацию. Цель исследования - выяснить, способен ли искусственный интеллект быть полноправным партнером человека в коммуникации или он будет оказывать негативное влияние на его коммуникативные возможности, а также сохранится ли диалог как элемент классической культуры в условиях тотальной медиатизации и преобладания массовой коммуникации. Материалы и методы. Методологическая позиция автора исследования заключается в рассмотрении взаимодействия человека как биосоциального существа и носителя сознания с одной стороны и искусственного интеллекта с другой в феноменологической перспективе. Осуществлен анализ научной литературы, а также сетевых источников информации, касающихся различных аспектов влияния искусственного интеллекта как на отдельного индивида, так и на современное общество в целом. Результаты. Искусственный интеллект уже стал важнейшим помощником человека и может заменить его на тяжелой рутинной работе, но он не в состоянии стать полноправным участником диалога. Между тем диалог критически важен для формирования у человека таких фундаментальных свойств сознания, как самосознание и рефлексия. Тем не менее искусственный интеллект способен изменить естественную среду общения человека, что может иметь неоднозначные последствия. Выводы. Современный уровень развития искусственного интеллекта вносит существенные изменения в аспекты общения, в частности в его состав. Трансформации такого порядка требуют создания теоретической основы коммуникации «человек - искусственный интеллект - человек». Искусственный интеллект способен активно воздействовать на сознание людей. Под угрозой может оказаться целостность сознания. В этой связи первостепенную важность приобретает сохранение естественной среды межчеловеческого, межличностного общения, вне которой диалог не может существовать. Особую актуальность приобретают идеи новой онтологии М. Мерло-Понти о неразрывной связи человеческой духовности и телесности. В перспективе видения новой онтологии приобретает особое значение экология языка.

Ключевые слова: «тело без органов», «органы без тела», искусственный интеллект, диалог, медиатизация, коммуникация, дуализм

Для цитирования: Кириллов Г. М. Информационно-коммуникационная среда как пространство диалога // Электронный научный журнал «Наука. Общество. Государство». 2024. Т. 12, № 3. С. 142-154. doi: 10.21685/2307-9525-2024-12-3-14 EDN: WFKHKN

SOCIAL AND POLITICAL PHILOSOPHY

Original article

INFORMATION AND COMMUNICATION ENVIRONMENT AS A SPACE FOR DIALOGUE

German M. Kirillov

Penza State University, Penza, Russia gekir10@mail.ru

Abstract. Background. The scope of the study is the modern information and communication environment as a space of dialogue. The author focuses on the influence of artificial intelligence on communication. The aim is to find out whether artificial intelligence is capable of being a full-fledged partner of a person in communication or whether it will have a negative impact on his/her communication capabilities, as well as whether dialogue is preserved as an element of classical culture in the context of total mediatization and predominance of mass communication. Materials and methods. The methodological position of the author is to consider the interaction of a human as a biosocial being and a carrier of consciousness on the one hand and artificial intelligence on the other - in a phenomenolog-ical perspective. Scientific literature and online information sources concerning various aspects of the influence of artificial intelligence on both an individual and modern society as a whole are analyzed. Results. Artificial intelligence has already become an important human assistant and can replace it in hard routine work, but it is not capable of becoming a full participant in the dialogue. Meanwhile, dialogue is critically important for the formation of such fundamental properties of consciousness as self-awareness and reflection in an individual. Nevertheless, artificial intelligence is able to change the natural environment of human communication, which can have ambiguous consequences. Conclusions. The current level of development of artificial intelligence makes significant changes in the aspects of communication, in particular, in its composition. Transformations of this order require the creation of a theoretical basis for human-artificial intelligence-human communication. Artificial intelligence is able to actively influence people's consciousness. The integrity of consciousness may be at risk. In this regard, it is of paramount importance to preserve the natural environment of human interpersonal communication outside of which dialogue cannot exist. The ideas of M. Merleau-Ponty in the new ontology about the inseparable connection of human spirituality and corporeality become particularly relevant. In the perspective of the new ontology, the ecology of language assumes particular significance.

Keywords: "body without organs", "organs without body", artificial intelligence, dialogue, mediatiza-tion, communication, dualism

For citation: Kirillov G.M. Information and communication environment as a space for dialogue. El-

ektronnyy nauchnyy zhurnal "Nauka. Obshchestvo. Gosudarstvo" = Electronic scientific journal "Science. Society. State". 2024;12(3):142-154. (In Russ.). doi: 10.21685/2307-9525-2024-12-3-14

Преобразование среды общения, связанное с цифровой трансформацией, разворачивающейся сегодня, означает невиданную ранее диверсификацию коммуникации. Наблюдается все более широкое включение в этот процесс практически всех жителей нашей планеты, межмашинное взаимодействие и сопутствующее вовлечение в это поле искусственного интеллекта (ИИ) и нейросетей. В процессе взаимодействия всех со всеми стираются границы и иерархия, но наряду с этим такое преобразование означает еще один шаг от культуры к цивилизации, от общения к концентрированной коммуникации, в которую оказывается вовлечен практически каждый житель нашей планеты. Диалог - естественное и ставшее привычным звено общения человека с человеком, но далеко не сразу он обрел те культурные

формы, в которые обличен в настоящее время, и существует риск, что это ценное приобретение может быть нами утрачено. «Первичное открытие мира», по мысли М. Мерло-Понти, осуществляется с участием человеческого тела, которое способно выступать как субъект [1]. Сейчас под угрозой оказывается не только духовность человека, о чем уже написано немало, но и его телесность.

Люди всегда испытывали потребность во взаимодействии друг с другом, нуждались в понимании, восприятии друг друга. Общение между людьми первоначально имело дорече-вую форму, когда наши предки общались при помощи жестов, мимики, взглядов, прикосновений, затем обмен информацией обрел словесную оболочку. В наше время по мере развития информационных технологий общение вновь получает невербальную, послеречевую форму, поскольку вербальное общение все в большей степени уходит на второй план. Связано это с господством средств коммуникации и общением при помощи социальных сетей с использованием разнообразных мессенджеров. Тело постепенно уступает место машине, процесс этот наблюдается со времен Декарта. Ведь все, что способно работать и производить, можно, по мнению Делёза, считать машиной. Язык, на котором говорит человек, его тело - все это не что иное, как машины. В данной трактовке сам человек оказывается «машиной желания», поскольку он не является субъектом своих влечений, скорее влечения завладевают им. Для характеристики сегодняшней ситуации общения исследователи используют метафоры, которые активно употребляются в философском дискурсе. В философии постмодернизма широкое распространение приобрела метафора «тело без органов», введенная в оборот «философским дуэтом» Ж. Делёз - Ф. Гватари. Тело без органов, существующее виртуально, по ту сторону телесной реальности, трансцендентальное по отношению к нему (к телу-объекту, телу-машине), противопоставляется философами телесной реальности. Впервые метафора «тело без органов» используется писателем и поэтом Антоненом Арто. Стремясь реформировать театр, Арто создал особый язык, «стоящий на полпути от жеста к мысли», противопоставляя «слышимому языку звуков» «зримый язык объектов, движений, поз, жестов». По мнению Арто, психотический субъект осуществляет попытку творчества, чтобы умерить чрезмерное наслаждение и даже «скроить себе тело, органы которого сохраняли бы молчание». Это телесность, вырвавшаяся на свободу, преодолевшая оковы диктата организма с его анатомической организацией и самодовлеющим разумом. По мысли Гватари, если бы тело обрело голос, то это был бы «вой», язык без артикуляции. Вне всякого сомнения, Делёз и Гватари уловили основную тенденцию в развитии коммуникации, которая в наше время все больше приобретает виртуальный характер. В этом случае Делёз не пользуется обыденной метафорой организма, где все органы образуют единое целое, все части служат общему благу. Орган, в представлении Делёза, как и Лакана, - это нечто такое, что действует само по себе [2, с. 7-8]. Его влечет к чему-то, и это создает проблемы. Согласно Арто, между машинами, исполненными желания, и телом без органов разгорается явный конфликт. Делёз предлагает для решения этой проблемы концепт «тела без органов» - тела самого по себе1.

В настоящее время можно с не меньшим основанием говорить и об обратной метафоре: об «органах без тела», так как органы порой занимают лидирующую позицию в современном обществе и человек от них, от их решения зависим. Диалектика целого и частей проявляется на новом уровне: речь идет об общении между собой «органов без тела» («государственных органов», «федеральных органов», «компетентных органов», «печатных органов», нейросе-тей и различных средств коммуникации). Зачастую все эти «органы» не имеют никакого отношения к реальному человеку. Метонимия «органы» проявляет себя со времен «Органона» Аристотеля, где человеческий разум выступает, прежде всего, как инструмент познания наряду с другими инструментами. Возможен ли диалог на равных с такими частями целого? Думается, что общение с «органами» невозможно, так как подлинный диалог предполагает обмен личностными смыслами. В случае подлинного диалога должна иметь место также

1 Artaud A. Le Pèse-Nerfs. 1925 // La Petite Melancolie : website. URL: https://lapetitemelancolie.net/ 2012/05/20/antonin-artaud-le-pese-nerfs-1925/ (дата обращения: 27.04.2024).

умоперемена, изменение позиций его участников, которая в данном случае невозможна. Тем не менее оказывается, что органы без тела способны обрести самостоятельную жизнь.

В настоящее время в современной науке и технике появляется «тело, разбитое на части», обыденным становится композит из сменных органов (кардиостимуляторы, протезы, трансплантаты кожи, сердца, печени и др. ). Эта тенденция достигает кульминации в сегодняшней биогенетике: урок геномного проекта заключается в том, что истинный центр живого тела - это не его Душа, а его генетический алгоритм. XX в. стал началом цивилизации протезов, где люди общаются между собой посредством приборов, подсоединенных к органам чувств. По словам М. Эпштейна, по мере встраивания человека в грандиозно распростертое информационное тело человечества неизбежно будут возрастать протезно-электронные составляющие индивидуального тела, так как ему будет не хватать глаз, ушей, рук для восприятия и передачи всей информации, необходимой для исполнения человеческих функций1. Симптоматично, что органы без тела успешно могут жить на страницах литературных произведений самостоятельной жизнью. Например, улыбка Чеширского Кота продолжает существовать, когда ее обладатель уже растворился в воздухе, или голова профессора Доуэлля (обратное превращение происходит с майнридовским Всадником без головы), у Беляева голова заменяет самого профессора и выступает в качестве главного героя произведения; Нос, щеголяющий в дорогом мундире, обретший свою жизнь, являющийся изначально частью коллежского асессора Ковалева.

Аналогичному превращению подвержено в современном мире и сознание. Шотландский психолог Р. Лэйнг характеризует сознание современного человека как «расколотое». «Расколотое сознание» чревато подменой целого его частями [3, с. 171]. Если тело лишается органов, не приходится удивляться, что органы приобретают субъектность и начинают влиять на общественное сознание. В «расколотом сознании» современного человека происходит не только подмена целого частями, но и частей целым. Между тем, по словам Плотина, «бытие человеком есть "симфония всех [его частей] друг другу"» [4. с. 249]. Марвин Ли Мински, разработавший модель естественного интеллекта, объясняет такие понятия, как «память», «сознание», «воля», в исследовании «Сообщество Разума», которое по праву можно считать философским произведением. По мнению Мински, «наш разум - это кукловод; он ощущает, желает и выбирает для нас то, что мы ощущаем, желаем и выбираем.» Далее автор задается вопросом: «.если разум способен выполнять все перечисленное, для чего нужно "я"?» [5, с. 40].

Современный словенский философ Славой Жижек предпринимает попытку «встречи» обеих метафор на страницах своего труда: «тела без органов и органов без тела». При этом он придерживается точки зрения, что диалог, как и взаимопонимание между философами в наше время, - крайне редкое явление, скорее, в окружающей действительности преобладает схватка между двумя несовместимыми полями. Пытаясь в иронической форме продемонстрировать справедливость своего утверждения, философ пишет об отношении к диалогу Делеза: «Жиль Делез был хорошо известен своим отвращением к дискуссиям. Он писал, что, когда настоящий философ сидит в кафе и слушает кого-то, попробуйте сказать ему: "Давайте немного обсудим этот вопрос!" Он вскочит со стула и убежит настолько быстро, насколько это возможно.»2.

Думается, оба варианта метафоры - это диагноз одной и той же болезни, которую можно назвать дуализмом, раздвоенностью сознания, характерной для мировоззрения европейцев. Дуализм впервые проявился у Аристотеля, в частности, в его концепте метанойи. Ю. О. Устюгова полагает, что понятие «метанойя» следует рассматривать в рамках концепции «едино-двойственного ума» [6, с. 35-43]. Эта своеобразная концепция изложена в трактате Аристотеля «О душе»: «И действительно, существует, с одной стороны, такой ум,

1 Эпштейн М. Н. Постмодернизм в России // Литмир : электронная библиотека. URL: https://litmir.club/ br/?b=662811&p=7&ysclid=lyj124c452735010206 (дата обращения: 27.04.2024).

2 Жижек С. Органы без тел. О Делёзе и последствиях. New York and London : Routledge, 2004. 217 с. URL: https://fastly.syg.ma/@leshizo/slavoi-zhizhiek-orghany-biez-tiel-na-dieliozie-i-posliedstviia-vviedieniie-skhvatka-nie-dialogh ( дата обращения: 27.04.2024).

который становится всем, с другой - ум, все производящий, как некое свойство, подобное свету». Здесь изначально заложен непредставимый образ отделенности и присутствия ума в бытии. С одной стороны, «только существуя отдельно, он есть то, что он есть, и только это бессмертно и вечно». Но, с другой стороны, «между тем не всякий ум таков: ум, направленный на существо предмета как суть его бытия, истинен [всегда]; ум же, касающийся чего-то [другого], не [всегда]...» (О душе. Ч. II) [7]. Слова - это знаки, указатели, по которым идет мысль. В дальнейшем в новоевропейской философии эта тенденция не только сохраняется, но и обретает свое оформление, свидетельством чего является дуализм Декарта, у которого мыслящая субстанция - душа (res cogitans) - обретает независимость по отношению к телу, иной субстанции (res extensa) человека, окончательно утратившего субстанциональное единство. Наконец, в немецкой классической философии происходит гипостазирование Разума, апогей рационализма, утверждение примата абсолютной идеи и абсолютного духа. Фейербах достаточно точно определяет такую ситуацию как диалог Разума с самим собой.

На самом деле общение человека с самим собой занимает значительное место в коммуникационном пространстве индивида. По словам Ю. Лотмана, «подразумевается перенесение напряженного диалога внутрь одной личности» [8, с. 13]. Процесс постоянного внутреннего разговора с собой помогает принимать те или иные решения, совершать обдуманные действия, представляя собой диалог, при котором человек познает самого себя. Характерный пример внутреннего диалога различных ипостасей человеческого бытия являет нам древнерусская литература. В период Средневековья в Византии, а затем в Древней Руси существовал своеобразный жанр внутреннего диалога - диалог между Душой и Плотью, Душой и Умом, наконец, героя со своим двойником Горем-Злосчастьем, неотступно, как тень, следующим за ним. Это диалог, отражающий тогдашние представления человека о самом себе1. Во второй половине XI столетия была переведена на славянский язык «Диоптра» (т.е. «Зеркало»). Ее автор - Филипп Пустынник, византийский монах, писатель, поэт, богослов. В этом произведении на равных ведут друг с другом диалог Душа и Плоть. Неожиданным образом Плоть оказывается здесь госпожой, учителем, а Душа - ученицей, слугой. Плоть говорит Душе о своем превосходстве, утверждая, что ей принадлежит ум. Тем не менее Душа также обладает ценными добродетелями: справедливостью, мужеством и целомудрием. Однако стоит Плоти сделать головной мозг «хромым», как Душа тут же утрачивает эти добродетели. Плоть приходит к выводу, что часть вины за изменения в мире лежит на Душе, поэтому она внутренне страдает, хотя внешне изменяется не только Душа, но и Плоть. Откровения автора наглядно демонстрируют, что внутренний разлад был всегда присущ человеку. Превосходство Плоти над Душой идет несколько вразрез с религиозными представлениями того времени, согласно которым душа и тело происходят единовременно, из одного начала. Но это не абсолютный принцип, а лишь утверждение, что ни душа сама по себе, ни тело само по себе не предваряют друг друга в происхождении и не существуют друг без друга. «Диоптра» по-своему передает взаимодействие Души и Плоти. Автор хочет показать, что Плоти принадлежат самые ценные органы организма: сердце и мозг. Душа же может существовать только в теле, поэтому Плоть имеет свои преимущества перед Душой.

В дальнейшем еще один византийский автор, впоследствии волею судьбы наш соотечественник, Максим Грек2 вновь обратился к теме, начатой Пустынником. Его диалог носит название «Беседы Души с Умом». В произведении Грека Душа, беседуя с Умом, упрекает его в том, что он порой изменяет своей мудрости и становится одержимым «темной страстью», или завистью, или гневом, или печалью. Тогда слова Ума становятся холодными и бесстрастными. Душа хочет знать, почему так случается. Ум отвечает Душе, что она желает чего-то «неудобовразумительного и непостижимого», и признается, что предпочел бы беседе молчание, если бы не совестился божественного проповедника, требующего ответа в любой

1 Анонимное древнерусское стихотворное произведение XVII в., сохранившееся в единственном списке XVIII в. и имеющее литературное происхождение.

2 Максим Грек (в миру Михаил Триволис).

ситуации. По мнению Ума, премудрости мешает «страшный недуг» - самолюбие, которое утвердилось в душах, Ум полагает, что лишь Творец прост и не причастен никакому лукавству.

Завершая диалог, Ум призывает Душу служить Богу: «.служи со всяким благора-зумьем, как Богу и Создателю, как Отцу и Господу, с весельем всегда вопия Ему вместе с песнопевцем: "Господь просвещение мое и Спаситель мой и защититель живота моего, кого убоюся" (Пс. 26, 1)? Кого устрашусь, имея Христа своим хранителем?» Именно поэтому он надеется на справедливость: «в день не убоюся, аз же уповаю на тя» (Пс. 55, 4). Человек, имея сложную психосоматическую организацию, постоянно обращен к внутреннему диалогу, в котором ищет правду внутри себя. «Работай же без боязни всякий день, исключая тех дней, в которые божественным отеческим установленьем это совершенно запрещено». В «Диоптре» мы также наблюдаем своего рода дуализм. Душа стремится познать себя и мир, для этого она обращается к Плоти с вопросами, в которых очевидны жажда знания, стремление к истине. Но взывает она к Плоти, которая не отличается столь высоким устремлением, как Душа. При этом Душа, обращаясь к Плоти, говорит: «Коль не узнаю от тебя, то от кого узнаю?..» [9].

Содержание «Повести о Горе-Злосчастии» также носит философский характер. Горе, взявшее на себя роль наставника, дает советы молодцу, не почитающему старых традиций. Само Горе олицетворяет судьбу человека, много повидавшего и много испытавшего. В то же время это тень главного героя. Через этот образ раскрываются его раздвоенность, его сомнения, смятение души [10]. Подобные образы характерны как для русской, так и для западноевропейской литературы. У Андерсена есть сказка «Тень», в которой речь идет о трагической судьбе честного человека, который доверился своему отражению. Наконец, Тень - один из ключевых архетипов аналитической психологии Карла Юнга. По словам Юнга, «Тень -это моральная проблема, которая бросает вызов "я" целиком.» При этом никто не может ощутить присутствие Тени без нравственных усилий. Ее существование помогает признать существование «темных сторон человека» [11, с. 52-57]. У Есенина мы также обнаруживаем своеобразный поединок героя со своей Тенью, принявшей облик Черного человека [12]. Герой так разгневан, что швыряет в гостя трость, которая летит «прямо к морде его.». В самом деле, лирический герой Есенина даже пытается убить Черного человека, но затем наступает пробуждение и протрезвление героя. Перед ним всего лишь зеркало, запечатлевшее самого поэта.

Следует заметить, что в чем-то ситуация сегодня напоминает ситуацию с «Черным человеком». Несмотря на то, что наши современники меньше склонны к рефлексии, многие из них не против завести некого ИИ друга, выбрать одну из шести нейросетей, так как многим не хватает общения. Естественному человеческому разуму противопоставлен искусственный интеллект, получивший стремительное распространение в последнее десятилетие и вызывающий повышенный интерес. Увлечение им все больше приобретает характер своеобразного культа, который сродни культу разума, существовавшему в период эпохи Просвещения в революционной Франции. Все чаще звучат разговоры о том, что искусственный интеллект может заменить деятельность представителей тех или иных профессий, например врачей, педагогов, юристов и др. Журналисты Первого канала толкуют ситуацию следующим образом: «Вас заменит не искусственный интеллект, вас заменят люди, умеющие общаться с искусственным интеллектом». Если раньше представлялось, что ИИ поможет человеку избавиться от тяжелого физического труда, от рутинной работы, то сегодня не вызывает сомнений использование его в интеллектуальной и даже творческой деятельности. На практике уже существуют факты приобщения ИИ к литературной работе и живописи. Уже сегодня нейросеть Audio2Face от компании NVIDIA умеет считывать мимику человека. Общение с ИИ занимает значительную часть нашего быта. Мы привыкли пользоваться информацией, которую выдают нам голосовые помощники, активно применяем навигаторы для поиска нужного адреса, живем в умном доме. Часто в публикациях об ИИ появляются упоминания об «ответственном ИИ». Нет ли здесь скрытой попытки переложить ответственность человека на машину? Между тем следует признать, что ИИ - всего лишь метафора, перенесение

сознания человека, вернее одной из его функций, на машину. Вряд ли обоснованно ставить ИИ на одну доску с человеческим сознанием. Не первое десятилетие в нашей стране существуют институты головного мозга в Москве и в Петербурге, однако точного определения того, чем является человеческое сознание, по словам В. М. Бехтерева, первого директора института головного мозга, нет [13]. Искусственный интеллект не просто орган, а часть органа, который превращается в обоюдоострый инструмент, способный подобно лазеру разрушать и соединять. Первым мыслителем, дерзнувшим постичь природу человеческого сознания, оказался Р. Декарт. Однако его мощный аналитический ум математика столкнулся на этом пути с рядом трудностей, не разрешенных до сих пор. Становится очевидным, что самопознание человека оказывается проблематичным, поскольку познающий выступает также в роли познаваемого. Насколько возможно при этом постижение человеком себя как некой целостности, поскольку в поле такого познания должна быть включена совокупность всех его пред-данностей и всех взаимодействующих с ним самостей (в русле современных представлений о «диалогической самости»)? Осмысляемое Декартом эго понимается им узкорассудочно, оно будто бы ускользает от попытки «заключить его в скобки» (эпохé), удержать его в поле зрения познающего. Происходит расщепление изначальной целостности человеческого бытия на «чистое» тело и «чистую» душу. Декартово cogito не есть еще сознание. Все это Э. Гуссерль в дальнейшем назовет «неверной самоидентификацией». Неверно также самоотождествление Декартом сознания с одним лишь знанием. Сам Гуссерль и его последователи склонны видеть в качестве фундаментального свойства сознания его интенциональность, т.е. направленность на тот или иной объект, но здесь происходит еще одно разделение на эмпирическое ego и трансцендентальное ego. Важным выводом современной философии является отождествление сознания с самосознанием, а также признание факта, что рефлексия возможна только в процессе овладения языком и в процессе вовлечения в межличностную коммуникацию. Гуссерль отмечает: «Конечно же, ему [Декарту] было недоступно то соображение, что ego, открытое в эпохе как сущее для самого себя, еще вовсе не есть "одно" Я, вне которого могут находиться другие или многие Я. От него осталось скрыто, что такие различения, как Я и Ты, внутреннее и внешнее, впервые "конституируются" в абсолютном ego» [14, с. 117-118]. Наиболее важной характеристикой сознания, по признанию большинства исследователей, также является его единство, целостность, которая сейчас находится под угрозой.

Техническая революция, начавшаяся в середине XX в. и получившая свое оформление к 70-м гг., повлияла на коммуникацию и усилила эту тенденцию. В конце ХХ - начале XXI в. обыденностью стали примеры взаимодействия человека с компьютером, с голосовыми помощниками, нейросетями, которые являются элементами технически преобразованного Абсолютного Разума немецких классических философов. Широкое распространение получил «диалог» с искусственным интеллектом - «диалог», при котором нашим собеседником становится виртуальный чат-бот: Алиса, Федор, Маруся, Женя и др. Медийная сфера стремительно идет вперед, уходит за пределы привычной реальности. Прорыв ChatGPT1 заставил конкурентов задуматься об ответе. Вероятно, никто не был в большем ужасе, чем Google, поскольку компания опасалась, что искусственный интеллект может сделать ее прибыльный поисковый бизнес устаревшим, отжившим свой век. В феврале, через несколько месяцев после того, как ChatGPT стал общедоступным, Google создала собственного чат-бота с ИИ -Bard2. Технологическая гонка происходит между компаниями, программирующими будущее. Соперничество идет в таких важнейших секторах, как программное обеспечение, СМИ, квантовые вычисления и искусственный интеллект. Самому же человеку в новом информационном поле отводится все более скромное место. Итак, коммуникационная среда изменилась. Проблема использования нейросетей, чат-ботов в разных сферах жизни стала очень актуальной. В последнее время несколько вузов заговорили о возможности применения нейросетей в образовательной среде. Руководство ряда вузов одобряет их использование при

1 ChatGPT - чат-бот с генеративным искусственным интеллектом, разработанный компанией OpenAI, способный работать в диалоговом режиме, поддерживающий запросы на естественных языках.

2 Новая Наука / New-Science.ru : сайт. URL: https://new-science.ru/ (дата обращения: 27.04. 2024).

подготовке дипломных работ, подборе материала для написания научных статей, рефератов, эссе. Следует отметить, что отношение преподавателей к этому факту неоднозначно: от резко негативного до положительного. Одни поощряют новые приемы и методы в написании научных работ, другие настаивают на отчислении студентов, прибегающих к помощи интеллектуальных помощников. Тем не менее в настоящее время открываются различные курсы по овладению ИИ, причем некоторые платформы имеют государственную поддержку. Многочисленные сторонники стремительного распространения ИИ и внедрения его во все сферы жизнедеятельности утверждают, что в ближайшее время овладение ИИ будет так же необходимо при устройстве на работу, как знание интернета. Образование, полученное 15-20 лет назад, по их мнению, устаревает, поэтому знание ИИ, указанное в резюме, будет одним из важных критериев при трудоустройстве. И все же, не умаляя роль ИИ в современном мире и признавая это явление несомненным технологическим прорывом начала XXI в., следует отметить, что вместе с приходом в нашу жизнь нейропомощников из нее стали уходить такие явления, как, например, взаимодействие одного человека с другим, под угрозой оказалось творческое начало, а способность к воображению становится порой помехой на пути продвижения прогресса. Использование инновационных приемов в разных сферах жизни часто влечет за собой множественные угрозы: бывает, что виртуальные посредники не отличают правду от лжи, распространяют фейковую информацию, «галлюцинируют», характеризуют ту или иную ситуацию с неожиданной точки зрения, результаты «работы» нейросетей не всегда предсказуемы, могут возникать проблемы с приватностью и безопасностью данных, интеллектуальный помощник может проявить дискриминацию и несправедливость в принятии тех или иных решений.

Конечно, востребованность искусственного интеллекта неоспорима. Человеку в современном мире важно уметь быстро воспринимать и обрабатывать большие объемы информации, овладевать современными методами работы, новыми технологиями, которые уверенно входят в нашу жизнь. Можно сказать, что нынешнее поколение переживает пятую информационную революцию. Все это, казалось бы, стало привычным и необходимым. Искусственный интеллект проникает во все сферы жизни и вытесняет человека из тех областей, где способен действовать эффективнее него.

Американский ученый Марвин Ли Мински считает, что «искусственный интеллект -это процесс, в рамках которого машины выполняют те задачи, которые потребовали бы интеллектуальных усилий от человека»1. Искусственный интеллект в настоящее время известен как «узкий» или слабый, так как он чаще всего предназначен для выполнения определенной задачи (распознавание лиц, вождение автомобиля). Но целью большинства исследователей является создание «сильного» общего ИИ (AGI Artifical General Intelligence). Между тем узкий ИИ может быть чаще востребован людьми в решении конкретных задач, например, в игре в шахматы, создании текста, написании стихов, переводе на иностранный язык и т.д. Так или иначе, полагают исследователи, AGI превзойдет людей практически во всех когнитивных задачах. Французский философ Рене Декарт также задавался подобным вопросом. Он утверждал, что невозможно создать искусственный интеллект настолько же многофункциональный, насколько многофункционален человеческий мозг: «.немыслимо, чтобы в машине было столько различных расположений, чтобы она могла действовать во всех случаях жизни так, как нас заставляет действовать наш разум» [15, с. 283]. Очевидно и критическое отношение к феномену ИИ других исследователей. Томас Метцингер, автор книги «Туннель эго», задает вопрос: «Имеем ли мы право создавать искусственный интеллект? Ведь он, созданный по подобию человека, будет испытывать разные состояния сознания. И невозможно гарантировать, что среди них не будет этически неприемлемых, например, состояний вожделения, гнева или желания убивать. Ведь каждый человек хоть раз в жизни испытывал подобные состояния» [16, с. 37]. С одной стороны, пользование ИИ не требует особой подготовки

1 85 лучших цитат и высказываний Марвина Мински // List-Quotes.com : веб-сайт. URL: list-quotes.com>ru/ кавычки/марвин-мински-139177 (дата обращения: 27.04. 2024).

и позволяет охватывать внушительные объемы информации, с другой - так называемый slop («помои», слово не так давно появившееся в молодежной среде) оказывает негативное воздействие на пользователей, которые затрачивают много времени на фильтрацию мусора, чтобы найти нужную информацию.

Безусловно, представляет интерес и точка зрения самих разработчиков передовых ИИ-технологий. Гендиректор OpenAI Сэм Альтман утверждает, что в ближайшие пять лет появится некий «общий ИИ». Он сможет выполнять абсолютно всю когнитивную работу за человека, усвоив ВСЮ информацию о нем, ему в итоге будет под силу решить острые социальные проблемы, в том числе актуальные проблемы бедности и неравенства. AGI Artificial General Intelligence (таково название этого феномена) будет экспоненциально самообучаться, совершенствоваться, справляться с широким спектром задач. Можно предполагать, что общие задачи будет решать некая единая сеть, напоминающая интернет (наподобие G.O.D. у Лема). Компания OpenAI признала существование проекта под названием Q*. Некоторые сотрудники из OpenAI считают, что Q* может стать подлинным прорывом в поиске общего искусственного интеллекта. При этом OpenAI описывает AGI как автономные системы, превосходящие людей в большинстве сложных экономически ценных задач1. В одном из своих интервью Сэм Альтман назвал наиболее значимые разработки в области ИИ, заявив, что новая модель может представлять собой некий «виртуальный мозг», обнаруживает невероятные «мыслительные способности». Представляется, что на ее фоне GPT-4 будет выглядеть «несколько неубедительно», так как новая нейросеть обладает большей мощностью, функциональностью и «разумом». Альтман уверен, что GPT-5 станет значительным шагом на пути к появлению сильного ИИ (AGI), превосходящего человеческий разум в большом количестве интеллектуальных задач. Альтман вместе с тем резонно замечает, что такой ИИ, разрешая целый ряд проблем, стоящих перед человечеством, способен создать для него новые.

Сам статус искусственного интеллекта нуждается в уточнении. Можно сказать, что искусственный интеллект представляет собой искусственную систему, способную обучаться новой информации, принимать оптимальные решения и выполнять действия, свойственные человеку. Главная задача искусственного интеллекта - понять, как устроен человеческий разум, и смоделировать его. Все чаще стали говорить о диалоге с ИИ. «Диалог» с искусственным интеллектом - методика, основанная на способности аналитических систем имитировать человеческое поведение. Искусственный интеллект может адаптироваться к среде, собирать и обрабатывать поступающие данные, на их основе делать выводы, необходимые для выполнения поставленных задач, однако полноценный диалог с ним вряд ли возможен.

В одном из произведений Станислава Лема «Формула Лимфатера» [17, с. 27], написанном в прошлом столетии, ученый-кибернетик уничтожает созданную им программу, которая превзошла его по мощности интеллекта. В то время этот инцидент выглядел малоправдоподобно, сегодня же такой поворот событий не исключается. Например, Европарламентом был принят закон об искусственном интеллекте, который призван обеспечить безопасность и соблюдение основных прав граждан, одновременно стимулируя инновации. Новые правила запрещают определенные приложения искусственного интеллекта, «которые угрожают правам граждан»2.

Нам тоже пора задуматься о безопасности искусственного интеллекта. Как замечает Т. В. Черниговская, «искусственный интеллект - как ножик, которым можно и сыр порезать, и соседа». Далее нейролингвист замечает, что искусственный интеллект обретает интуицию, поэтому этические нормы и законы могут неожиданным образом рухнуть.

1 OpenAI создали «искусственный интеллект, который может угрожать человечеству». Об этом стало известно за день до увольнения Сэма Альтмана // iXBT.com : сайт. URL: https://www.ixbt.com/news/2023/11/23/v-openai-sozdali-iskusstvennyj-inteHekt-kotoryj-mozhet-ugrozhat-chelovechestvu-ob-jeto-stalo-izvestno-za-den-do.html (дата обращения: 27.04.2024).

2 Одобрен первый в мире закон, ограничивающий использование ИИ // Рамблер : сайт. URL: https://news.rambler.ru/tech/52433964-odobren-pervyy-v-mire-zakon-ogranichivayuschiy-ispolzovanie-ii/ (дата обращения: 27.04.2024).

Вопрос о том, как не потерять человека в человеке, остается самым актуальным в эпоху стремительного развития научно-технического прогресса. Нам нужно остановиться и подумать: как жить на этой планете, какие правила изобрести, чтобы не сойти с ума. Этот мир психическому здоровью не способствует. Используя новейшие технические средства, мы не должны всецело полагаться на машины. Формула «техника для человека, а не человек для техники» предполагает наше активное участие в процессе информатизации и цифровизации. Поэтому необходим диалог о будущем цифровой цивилизации, но не между машиной и человеком, а между людьми. Исследователи считают, что математика - это передовой рубеж развития генеративного ИИ. В настоящее время он хорошо умеет писать и переводить, статистически предсказывая следующее слово, и ответы на один и тот же вопрос могут сильно различаться. Но освоение способности заниматься математикой подразумевает, что ИИ будет обладать большими способностями к рассуждению, напоминающими человеческий интеллект. Это можно применить, например, к новым научным исследованиям, как считают исследователи ИИ. В отличие от калькулятора, который может выполнять ограниченное количество операций, AGI способен обобщать, учиться и понимать.

Среда и характер коммуникационного пространства изменились, цифровая трансформация, взаимодействие с искусственным интеллектом будут означать качественный поворот в характере коммуникации, формирование среды коммуницирующих всех со всеми. Все это в конечном итоге может означать цифровую пустоту, схлопывание коммуникации, когда подлинное общение, в том числе диалог, будет невозможно.

Сегодня становится очевидным, что никакое новое знание не может появиться, если нет диалога. По мнению Т. В. Черниговской, диалог может состояться, если столкнутся две противоположные культуры, если они «подерутся». Должно быть два и даже двадцать два собеседника с разными мнениями. Если они согласны друг с другом, то никакого диалога не будет. Диалог - это порождение новых смыслов. Поэтому в диалоге должен быть провокатор. Если вам никто не возражает, это пустота, вакуум, это бесполезное дело1.

Пора задаться вопросом, может ли существовать информационно-коммуникационная среда как пространство диалога в условиях господства СМИ, генерируемых и редактируемых искусственным интеллектом. В структуру традиционного процесса коммуникации входят как минимум два субъекта, которые осуществляют диалог и взаимное информирование для того, чтобы осуществлять определенную совместную деятельность. Известно, что даже два реально существующих субъекта не всегда могут обрести взаимопонимание. Способны ли они найти взаимопонимание, если им на помощь придет искусственный интеллект? Вероятно, умелое использование интернет-технологий, социальных сетей, виртуального пространства будет в определенной степени способствовать взаимопониманию. К тому же виртуальная реальность снимает социальный статус участников, обеспечивает их равноправие. Наряду с этим возникают и новые проблемы. Искусственный интеллект способен манипулировать сознанием людей. Может произойти трансформация не только искусственного интеллекта, но и сознания, человеку угрожает утрата ответственности за другого, а значит и за себя самого. Трансформации такого порядка требуют создания теоретической основы коммуникации «человек - искусственный интеллект - человек». Роман А. Зиновьева «Глобальный человейник» повествует о будущем человечества. Вызывают интерес во многом пророческие размышления писателя о том, что ждет человечество в информационную эпоху. Технологический прогресс принесет не только благо, убежден автор, но и радикальное изменение жизненных установок. Поскольку многие логические операции будут выполнять интеллектуальные помощники - роботы, человек будет постепенно деградировать, тупеть, его нравственные ориентиры будут размываться и уходить на задний план. Коммуникация будет носить формальный характер, что во многом наблюдается уже в наше время. Вот характерные

1 Черниговская Т. В. Лекция «Мозг и творчество» : электронная аудиокнига, 2017 // Лекторий «Прямая Речь» : сайт. URL: https://www.pryamaya.ru/tatyana_chernigovskaya_mozg_i_tvorchestvo_lending_new (дата обращения: 20.04.2024).

детали грядущей эпохи, которыми делится один из персонажей: «Я живу в посттелесном обществе, которое получилось на самом деле, причем - в самом его пекле... Я рос в окружении всякого рода интеллектуальных устройств. Учился я в компьютеризованной школе под присмотром роботов-педагогов.» К этому можно добавить, что единым официальным языком в посттелесном обществе стал особый искусственный язык - интер [18, с. 123].

Из этого следует, что нам необходимо разграничить естественную и искусственную коммуникационную среду обитания и критически проанализировать произошедшие за последнее время изменения. Этой цели могли бы способствовать принципы экологии языка Э. Хаугена. Обращаясь к его работам, можно отметить, что лингвист определял экологию языка как исследование взаимодействий между любым данным языком и его средой1. Первая часть экологии нацелена на то, что язык должен связывать его пользователей друг с другом и с природой, т.е. с социальной и естественной средой. Другая часть экологии Хаугена является социологической: в ней речь идет о взаимодействии индивида с обществом, в котором он функционирует. Лингвист отмечает, что индивид воспринимается обществом как средство коммуникации. Становится очевидным, что экология языка определяется, прежде всего, людьми, которые его изучают, используют и передают другим. В трудах XIX в. было принято говорить о «жизни языков», поскольку биологическая модель легко давалась поколению, имеющему недавно открытую эволюцию. Языки были уподоблены живым организмам. Как и они, языки рождались и умирали. У них была своя продолжительность жизни, они росли и менялись, как люди и животные. Эйнар Хауген пишет также о болезнях языка, которые можно было бы вылечить соответствующими «лекарствами», прописанными хорошими грамматистами. Новые виды языка, по мнению лингвиста, обнаруживали тенденцию в своем развитии, которое часто происходило в результате конкуренции, обеспечивающей выживание наиболее приспособленных языков. Поэтому Хауген настаивает на сохранении многообразия языков. Сопоставление языка с биологическими существами можно считать метафорой, выявившей определенные аналогии между языками и биологическими организмами. Однако на смену биологической метафоре пришли другие метафоры в ответ на сильный инструментальный аспект нашей индустриальной цивилизации. Язык стали называть «инструментом» или «инструментом общения», сравнивая его с молотком, тачкой или компьютером, служащими средством достижения человеческой цели, которую может быть трудно или невозможно достичь2. Таким образом, язык лишили души.

Позиция Мерло-Понти близка к точке зрения Хаугена: по мнению философа, язык является всем. Мерло-Понти тоже использует для объяснения природы языка метафору, эта метафора - зеркало. Философ убежден, что язык имеет двойную референциальность: с одной стороны, язык - это видимый мир, относящийся к себе через другую плоть, с другой стороны, язык - это гештальт знаков, их оформление в его структуре. Являясь «другой» плотью, язык обладает зеркальностью, присущей плоти. Тело принадлежит плоти. Мышление, а значит и общение, имеет телесную основу, оно одновременно телесно и образно. Сознание не может обойтись без тела и оказывается завернутым, благодаря ему, в отражающую плоть мира. Бытие человека характеризует принципиальная неполнота, которая восполняется за счет языка. В этом состоит вопрошающая природа человека. Таким образом, бытие человека -неразрывная ось «сознание - тело - плоть». Связь между ними осуществляется посредством языка. Потеря любого из звеньев чревата невосполнимой утратой для человечности. Человек обречен на диалог с себе подобными, чтобы через язык оказаться связанным с плотью мира, т.е. воплотиться в человеческом образе. По словам Мерло-Понти, философское вопрошание «не разлагает наше отношение с миром на реальные элементы. а распознает в нем сочленения, пробуждает в нем упорядоченные отношения преобладания» [19, с. 148-149]. Иными

1 Определение среды может привести мысли, прежде всего, к референциальному миру, которому язык предоставляет независимую связь.

2 Хауген Э. Проблемы двуязычного описания // Classes.ru : сайт. URL: https://dasses.ru/grammar/153.new-in-linguistics-6/source/worddocuments/_26.htm?ysclid=lx9b3ksrbd375143613 (дата обращения: 20.04.2024).

словами, по самому своему предназначению философия призвана восстановить в человеке утраченное единство.

Человек на протяжении всей истории осуществлял последовательно диалог с божественным Абсолютом, с чистым Разумом, с Искусственным Интеллектом, с самим собой, но, пока он остается человеком, ему не избежать самого трудного диалога с себе подобным Иным. Возможен и иной сценарий, трансгуманистический, но это будет совсем другая история, где не нужен будет ни диалог, ни человек. Следует помнить, что бурное развитие искусственного интеллекта может стать причиной возникновения новых проблем, способных повлиять на экономические, правовые и этические основы нашего общества, налицо попытки создания все более совершенного искусственного разума. В связи с этим необходимо заранее предвидеть те проблемы, которые могут возникнуть с появлением искусственного интеллекта, способного превзойти интеллект человека, и задуматься над путями их решения.

Тревожным фактором является то, что в современном коммуникационном пространстве тело исчезает вообще. Тело всегда локализовано в определенном месте и пространстве. Человек же в современном мире присутствует всюду и нигде, оказываясь «без чувства места». Если диалог в таком случае возможен, то это развоплощенный диалог, где все взаимодействуют со всеми, но лишь опосредованно и частично. Диогенова человека не найдешь в современном мире при помощи одного лишь фонаря: нужны более современные гаджеты. Никто, конечно, не призывает к луддитскому уничтожению машин, мы ратуем за сохранение естественной среды общения, в которой только и возможно воспроизведение человека как социокультурного субъекта.

Список литературы

1. Мерло-Понти М. Феноменология восприятия / пер. с фр. под ред. И. С. Вдовиной, С. Л. Фокина. СПб. : Ювента : Наука, 1999. 608 с. EDN: QWJLFB

2. Делёз Ж., Гваттари Ф. Тысяча плато. Капитализм и шизофрения. Екатеринбург : У-Фактория, 2010. 872 с. EDN: QWYARF

3. Лэйнг Р. Д. Расколотое «Я»: экзистенциальное исследование «нормальности» и безумия. Феноменология переживания и Райская птичка. М. : ИОИ, 2017. 345 с.

4. Плотин. Шестая Эннеида. Трактаты VI-IX / пер. с древнегреч. и послесл. Т. Г. Сидаша. СПб. : Олег Абышко, 2005. 416 с. EDN: QWJTLH

5. Minsky M. L. The Society of Mind. New York : Simon&Schuster, 1986. 339 p.

6. Устюгова Ю. О. Трансформация понятия «метанойя» в религиозной традиции // Идеи и идеалы. 2003. Т. 15, № 1-1. С. 35-43. doi: 10.17212/2075-0862-2023-15.1.1-35-43 EDN: VABHKA

7. Аристотель. О душе. М. : Neoclassic, 2022. 416 с.

8. Лотман Ю. М. Культура и взрыв. М. : Прогресс : Гнозис, 1992. 270 с.

9. Диоптра, или Духовное зерцало. Сборник душеполезных поучений и благоговейных размышлений. М. : Сибирская Благозвонница, 2018. 576 с.

10. Библиотека литературы Древней Руси : в 20 т. Т. 15 : XVII век / под ред. Д. С. Лихачева [и др.]. СПб. : Наука, 2006. 530 с.

11. Тун Б. Функция архетипа тени в литературе («Истинный и фальшивый Царь обезьян» в «Путешествии на запад» У Чэн-эня, «Тень» Х. К. Андерсена и «Нос» Н. В. Гоголя) // Вестник Воронежского государственного университета. Серия: Филология. Журналистика. 2022. № 3. С. 52-57. EDN: IKRYNC

12. Есенин С. Чёрный человек. М. : Эксмо, 2024. 384 с.

13. Бехтерев В. М. Мозг и разум: физиология мышления. М. : АСТ, 2023. 256 с.

14. Гуссерль Э. Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология: введение в феноменологическую философию : монография / пер. с нем. Д. В. Скляднева. СПб. : Фонд Университет, 2004. 399 с. EDN: QWFTXJ

15. Декарт Р. Рассуждение о методе. М. : Политическая литература, 1950. 634 с.

16. Метцингер Т. Наука о мозге и миф о своем Я. Тоннель эго. М. : Литмир, 1987. 67 с.

17. Лем С. Непобедимый. М. : АСТ : Neoclassic, 2024. 224 с.

18. Зиновьев А. А. Глобальный человейник : избранные произведения. М. : Канон, 2023. 368 с.

19. Мерло-Понти М. Видимое и невидимое. Минск : Логвинов, 2006. 400 с.

References

1. Merleau-PontyM. Fenomenologiya vospriyatiya. Per. s fr. pod red. I.S. Vdovinoy, S.L. Fokina = Phenomenology ofperception. Translated from French and edited by I.S. Vdovina, S.L. Fokin. Saint Petersburg: Yuventa: Nauka, 1999:608. (In Russ.)

2. Deleuze Zh., Guattari F. Tysyacha plato. Kapitalizm i shizofreniya = Thousand plateaus. Capitalism and schizophrenia. Ekaterinburg: U-Faktoriya, 2010:872. (In Russ.)

3. Laing R.D. Raskolotoe «Ya»: ekzistentsialnoe issledovanie «normalnosti» i bezumiya. Fenomenologiya perezhivaniya i Rayskayaptichka = Split self: Existential study of "normality" and madness. Phenomenology of experience and bird ofparadise. Moscow: IOI, 2017:345. (In Russ.)

4. Plotinus. Shestaya Enneida. Traktaty VI-IX. Per. s drevnegrech. i poslesl. T.G. Sidasha = The Sixth Enneads. Works VI-IX. Translated from Ancient Greek and after-worded by T.G. Sidash. Saint Petersburg: Oleg Abyshko, 2005:416. (In Russ.)

5. Minsky M.L. The Society of Mind. New York: Simon&Schuster, 1986:339.

6. Ustyugova Yu.O. Transformation of the concept of "metanoia" in religious tradition. Idei i idealy = Ideas and Ideals. 2003;15(1-1):35-43. (In Russ.). doi: 10.17212/2075-0862-2023-15.1.1-35-43

7. Aristotle. O dushe = On the soul. Moscow: Neoclassic, 2022:416. (In Russ.)

8. Lotman Yu.M. Kultura i vzryv = Culture and explosion. Moscow: Progress: Gnozis, 1992:270. (In Russ.)

9. Dioptra, ili Dukhovnoe zertsalo. Sbornik dushepoleznykh poucheniy i blagogoveynykh razmysh-leniy = Dioptra, or spiritual mirror. Collection of soul-saving teachings and reverent reflections. Moscow: Sibirskaya Blagozvonnitsa, 2018:576. (In Russ.)

10. Likhachev D.S. (eds.) Biblioteka literatury Drevney Rusi: v 20 t. T. 15: XVII vek = Library of literature of Ancient Rus: in 20 volumes. Vol. 15: XVII century. Saint Petersburg: Nauka, 2006:530. (In Russ.)

11. Tung B. Function of the shadow archetype in literature ("The True and False Monkey King" in Wu Cheng-en's "Journey to the West," H.K. Andersen's "Shadow," and N.V. Gogol's "Nose"). Vestnik Voro-nezhskogo gosudarstvennogo universiteta. Seriya: Filologiya. Zhurnalistika = Bulletin of Voronezh State University. Series: Philology. Journalism. 2022;(3):52-57. (In Russ.)

12. Esenin S. Chernyy chelovek = The Black Man. Moscow: Eksmo, 2024:384. (In Russ.)

13. Bekhterev V.M. Mozg i razum: fiziologiya myshleniya = Brain and mind: Physiology of thinking. Moscow: AST, 2023:256. (In Russ.)

14. Husserl E. Krizis evropeyskikh nauk i transtsendental'naya fenomenologiya: vvedenie v fenomeno-logicheskuyu filosofiyu: monografiya. Per. s nem. D.V. Sklyadneva = Crisis of European sciences and transcendental phenomenology: Introduction to phenomenological philosophy: Monograph. Translated from German by D.V. Sklyadneva. Saint Petersburg: Fond Universitet, 2004:399. (In Russ.)

15. Descartes R. Rassuzhdenie o metode = Discourse on the method. Moscow: Politicheskaya literatura, 1950:634. (In Russ.)

16. Metzinger T. Nauka o mozge i mif o svoem Ya. Tonnel ego = Brain science and myth of the self. The ego tunnel. Moscow: Litmir, 1987:67. (In Russ.)

17. Lem S. Nepobedimyy = Invincible. Moscow: AST: Neoclassic, 2024:224. (In Russ.)

18. Zinoviev A.A. Globalnyy cheloveynik: izbrannye proizvedeniya = Global anthill: Selected works. Moscow: Kanon, 2023:368. (In Russ.)

19. Merleau-PontyM. Vidimoe i nevidimoe = Visible and invisible. Minsk: Logvinov, 2006:400. (In Russ.)

Информация об авторе / Information about the author

Г. М. Кириллов - доктор философских наук, доцент, доцент кафедры философии и социальных коммуникаций, Пензенский государственный университет, 440026, г. Пенза, ул. Красная, 40.

G.M. Kirillov - Doctor of Philosophical Sciences, Associate Professor, Associate Professor of the Department of Philosophy and Social Communications, Penza State University, 40 Krasnaya street, Penza, 440026.

Автор заявляет об отсутствии конфликта интересов / The author declares no conflict of interests

Поступила в редакцию / Received 30.05.2024

Поступила после рецензирования и доработки / Revised 22.06.2024 Принята к публикации / Accepted 30.07.2024