CC BY
139
О. А. Матвейчев
Финансовый университет при Правительстве РФ
КАРА БОГОВ: ЭПИДЕМИИ В ДРЕВНЕЙ ГРЕЦИИ
Эпидемии опасных болезней были обычным явлением для архаической Греции. В статье разбираются исторические формы борьбы с эпидемиями, связанные с представлениями об их причинах. Акцент в исследовании делается на «шаманские» (по определению К. Мёйли и Э. Доддса) практики избавления от моровых поветрий, понимаемых как гнев богов. Выявляется «северный» вектор распространения подобных техник и представлений. Демонстрируется историчность подобных идей, ограниченных VII-VI вв. до н.э.: медицинская традиция, представленная Гиппократом, предполагает новые, рациональные представления о причинах эпидемий заразных заболеваний.
Ключевые слова: история философии, история медицины, эпидемии, Древняя Греция, архаика, Гиперборея, Гомер, Эпименид, Фалет, Абарис, Гиппократ, шаманизм, Аполлон.
O. A. Matveychev
Financial University under the Government of the Russian Federation
(Moscow, Russia)
PUNISHMENT OF THE GODS: EPIDEMICS IN ANCIENT GREECE
Epidemics of dangerous diseases were common in ancient Greece. The article examines the historical forms of combating epidemics associated with ideas of their causes. The emphasis in the study is on the "shamanistic" (as defined by Meuli and E. Dodds) practices of getting rid of pestilences, seen as the wrath of the gods. The article reveals a "northern" vector of distribution of similar techniques and ideas. The author demonstrates historicity of these ideas as limited to the 7th-6th centuries BC, while the medical tradition introduced by Hippocrates suggests new, rational ideas about the causes of epidemics of contagious diseases.
Keywords: history of philosophy, history of medicine, epidemics, Ancient Greece, archaic period, Hyperborea, Homer, Epimenides, Thaletas, Abaris, Hippocrates, shamanism, Apollo.
DOI 10.22405/2304-4772-2020-1 -4-32-44
Первый зафиксированный в литературе случай эпидемии описывается в гомеровской «Илиаде», которая начинается со ссоры Ахилла с Агамемноном, произошедшей на десятый год Троянской войны. Во время одного из набегов на предместья Трои царь Микен захватывает в плен дочь Хриса, жреца Аполлона. Сокрушенный горем отец молит царя отдать ему пленницу, получив же отказ, обращается к Аполлону с просьбой наслать мор на греческое войско. Тот так и поступает.
Быстро с Олимпа вершин устремился, пышущий гневом,
Лук за плечами неся и колчан, отовсюду закрытый;
Громко крылатые стрелы, биясь за плечами, звучали
В шествии гневного бога: он шествовал, ночи подобный.
Сев наконец пред судами, пернатую быструю мечет;
Звон поразительный издал серебряный лук стреловержца.
(Il. i 44-49) [5, c. 6].
Страшная болезнь косит ряды ахейцев. Агамемнон, пытаясь примириться со златокудрым богом, повелевает совершить всеобщее омовение в море, а также принести в жертву множество волов и коз. Жертвоприношение, однако, не дает результата, и только призвание Хриса принесенная им жертва утоляют его гнев. В честь Аполлона устраивается трапеза, а затем звучит пеан.
С тех пор, а возможно и раньше, закрепляется связь: эпидемия - это наказание. И гнев богов - это не их прихоть и волюнтаризм, он всегда оказывается следствием гордыни и святотатства.
В 640 г. до н.э. молодой афинский аристократ Килон победил в двойном беге на Олимпийских играх. Уверовав, что он отмечен особой милостью богов, он решил установить тиранию в Афинах [Комм. 1]. Собрав дружину, он захватил Акрополь, однако горожане, возглавляемые архонтом Мегаклом из рода Алкмеонидов, блокировали мятежников в крепости. Килону удалось бежать, оставшиеся же вышли из Акрополя на милость победителей, держась за нитку, привязанную к статуе Афины (за счет чего они надеялись остаться под защитой богини-воительницы). «Но когда они, сходя с акрополя, поравнялись с храмом Почтенных Богинь, нитка сама собой оборвалась. Мегакл и другие архонты бросились хватать заговорщиков под тем предлогом, что богиня отвергает их мольбу. Кто был вне храма, тех побили камнями, а кто искал прибежища у алтарей, тех закололи» (Plut. Sol. XII) [16, c. 109].
Это злодеяние не только запятнало род Алкмеонидов, но и навлекло беду на все Афины. Неудачи преследовали их во всех делах, город терпел военные поражения от неприятелей, моровые болезни выкашивали население. Несчастье, постигшее полис, получило название «Килонова скверна», ее причиной сочли гнев Афины за осквернение ее храма святотатственным убийством людей, искавших убежища у ее алтаря. При этом считалось, что гнев распространялся лишь на территорию провинившегося города - соседей, коль скоро уж они не сердили богов, мор, по представлениям древних, попросту и не мог затронуть. Государственная граница, как считалось, разделяла не только полисы, но и ареалы распространения эпидемий.
Для избавления Афин от морового поветрия пифия повелела очистить город. Афиняне снарядили корабль на Крит за Эпименидом, слывшим чудотворцем и любимцем богов. Еще юношей Эпименид заснул в некой пещере и проспал там 57 лет (D. L. I 109), после чего и стал обладателем великих мудростей и магических сил. По всей Греции распространилась о нем слава как о поэте, провидце и маге-врачевателе; говорили, что его душа могла выходить из тела на какое угодно время и возвращаться в него (Suda s. v. Epimenides = DK 3 A 2), что он много раз умирал и воскресал, никогда не спал и не опорожнялся ни по какой нужде. За это критяне приносили ему жертвы, как богу (D. L. I 112-114).
Согласно Суде, очищение Афин от моровой болезни пришлось на 44-ю олимпиаду, т.е. 604-601 гг. до н.э.; Диоген Лаэртский (D. L. I 110) относит это событие к более позднему времени - 46-й олимпиаде, 596-593 гг. до н.э.
По-гречески скверна - ^íao^a. Это слово, ныне имеющее довольно узкое значение, в древности означало также позор, опороченность, запятнанность, грех. То есть, ^íao^a - это не только материальная, вещественная нечистота, но и духовная, культовая, особенно ненавистная богам. А значит, избавиться от нее можно лишь умиротворив разгневанное божество.
Остановить эпидемию Критянин смог с помощью искупительных жертвоприношений. Лаэрций описывает его работу так: «Собравши овец, черных и белых, он пригнал их к Аресову холму и оттуда распустил куда глаза глядят, а сопровождающим велел: где какая ляжет, там и принести ее в жертву должному богу. Так покончил он с бедствием; а в память о том искуплении и поныне в разных концах Аттики можно видеть безымянные алтари» (D. L. I 110) [7, c. 89]. К слову, именно об этих алтарях с надписью «Неведомому богу» напомнит афинянам апостол Павел (Деян. 17:23).
По другим сведениям, ритуальная пурификация Афин оказалась не столь «вегетарианской», потребовав человеческих жертвоприношений. Афиней передает историю, вычитанную им у Неанфа Кизикского, о неком Кратине Афинском, добровольно пожертвовавшем собой ради спасения города: «Когда Эпименид должен был человеческой кровью (курсив наш - О. М.) очистить Аттику от старинной скверны, этот красивый юноша добровольно вызвался умереть за взрастившее его отечество, а за ним умер и влюбленный в него Аристодем, и скверна была искуплена » (Athen. XIII 78 602с) [2, c. 308].
Опуская «романтические» и прочие подробности, историю об искупительных человеческих жертвах рассказывает и Диоген Лаэртский, называя, правда, другие имена: «Причиною мора он [Эпименид] назвал Килонову скверну и указал избавление от нее; и когда умерли двое юношей, Кратин и Ктесибий, несчастье миновало» (I 110) [7, c. 89].
За его великий подвиг афиняне постановили дать Эпимениду талант серебра (D. L. I 111), однако денег тот не принял, удовлетворившись одной лишь веткой оливы с Акрополя (Plut. Sol. 12; Plut. Praec. ger. reip. 27), и тем приведя в восторг жителей спасенного полиса. Критский провидец получил гордое прозвище «Очиститель» (KaGapT^ç: Porph. Vit. Pyth. 29; Iambl. Vit. Pyth. 136).
Эпименид слыл для своего времени человеком огромной мудрости. Его имя регулярно фигурировало в списке Семи мудрецов (D. L. I 13, 41; Plut. Sol. 12; Clem. Strom. I 59 2), что, с точки зрения современного человека, возможно, выглядит странно. Однако необходимо понимать историчность подобных представлений. Как правильно указывает Э. Роде, у каждой эпохи - свой идеал мудрости, и в VII-VI вв. до н.э. его воплощали как раз экстатические провидцы и чудотворцы [23, c. 299]).
Характерно указание Максима Тирского, что Эпименид ни у кого не учился, т.е. не был продолжателем какой-либо философской традиции, но «учителем его был долгий сон со сновидениями». Благодаря полученной таким образом божественной науке он и «спас терзаемый чумой и междоусобицей
город афинян с помощью искупительных жертвоприношений » (Maxim. Tyr. XXXVIII 3 = DK 3 B 1) [12, c. 77].
Обретение магического знания путем божественной интуиции считается одним из существенных признаков социального типа, возникшего в Греции в VII-VI вв. до н.э. Э. Доддс, вслед за К. Мёйли, связывает его появление с воздействием «шаманской» культуры, открытой для Эллады в результате начала процесса колонизации в указанный период черноморского региона. «Шаманов», к которым Доддс относит, помимо Эпименида, Орфея, Абариса, Аристея Проконнесского, Гермотима из Клазомен и др., отличают, в частности, такие удивительные способности, как экстатические техники, дар целительства, умение находиться одновременно в двух местах (способность к билокации). Кроме того, Эпимениду античная традиция приписывала и такую «шаманскую» особенность, как способность слышать голос с неба (D. L. I 115).
По словам уральского антиковеда А. В. Зайкова, «само имя 'Eni^eviônç связано, возможно, с ритуальной одержимостью и со способностью к трансу, которая должна была культивироваться жрецами данного типа. ... Этимологически это имя, вероятно, стоит в одном ряду с глаголом sni^aiveoöai - "быть одержимым страстью", "быть в восхищении", "неистовствовать" и прилагательным éni^av^ç - "бешеный", "безумный", восходя к общеиндоевропейскому корню men-, имеющему отношение к различным качествам и статусам мыслительной деятельности и умственных способностей» [9, с. 117].
Именно с «шаманскими» способностями связывалась способность магов эпименидовского типа бороться с эпидемиями, природа которых находилась за пределами понимания античного человека. На счету каждого был не один эпизод избавления городов от моровых поветрий. Тому же Эпимениду приписывали, помимо знаменитого случая спасения Афин от Килоновой скверны, также очищение Делоса (Plut. Sept. sapient. conv. 158a). Критский мудрец и музыкант Фалет Гортинский излечил от моровой язвы Спарту ( Paus. I 14 4; [Plut.] De mus. 42).
Великим целителем слыл и уроженец Гипербореи [Комм. 2] Абарис, прибывший, по сведениям афинского грамматика Гарпократиона, послом от гипербореев во время распространившейся по всей земле моровой язвы, чтобы совершить моление Аполлону [11, с. 263]. (Пиндар указывает, что это случилось при лидийском царе Крёзе (Pind. frg. 270 Snell = Лебедев 10b А 1), очерчивая таким образом временные рамки события: в промежутке между 560 и 546 гг. до н.э.) [Комм. 3].
Миссия Абариса оказалась успешной: «Лакедемон после произведенного им в этой земле очищения уже не заражался чумой, тогда как прежде эта болезнь часто поражала его из-за того, что он расположен в неудачном месте: над ним возвышаются Тайгетские горы, и стоит отметить, что это создает духоту. Абарид также очистил Кносс на Крите. Известны и другие свидетельства способности Абарида производить очищения» (Iambl. V. Pythag. XIX 92) [21, с. 67].
Сделал это Абарис, как утверждает Ямвлих, при посредстве стрелы, которую он всегда носил с собой. Предмет этот имел поистине фантастические свойства: «Если он ехал на ней, то он преодолевал непроходимые места - реки, озера, болота, горы и другие подобные места и, как передают, обращаясь к ней, производил очищения, изгонял чуму и отводил ветры от городов, которые обращались к нему за помощью (V. Pythag. XIX 91) [21, c. 67].
Каков именно был принцип действия стрелы Абариса ни Ямвлих, ни кто другой из древних не рассказывают. Рационального объяснения этого явления не существует и с точки зрения современной науки. О том, какие технологии могли существовать в стране, называемой греками Гипербореей, остается лишь фантазировать. Можно дать лишь символическое толкование этого феномена. Стрела - атрибут Аполлона как бога солнечного света и, в другом аспекте, бога-врачевателя. Очевидно, что в аполлоновской стреле воплотились представления о целительных и животворящих свойствах солнечного света. Получив ее в дар от своего патрона (Iambl. V. Pythag. XXVIII 136), жрец Абарис обрел вместе с нею и чудесные способности к врачеванию и обеззараживанию огромных территорий.
Тем не менее, в санитарно-эпидемиологической практике чудотворцев VII-VI вв. до н.э. можно вычленить ряд рациональных моментов, которые и могли обеспечить ей успех.
Во-первых, очищению городов от скверны всегда предшествовало выяснение ее причин, по результатам которого целителем выбирался определенный набор действий, определяемых современниками как чудодейственные, а более поздними исследователями - как ритуальные. О том свидетельствует и Аристотель, передающий слова Эпименида, что, пророчествуя, «он отгадывал не будущее, а события, которые хотя и свершились, но остались темными» (Rhet. 1418a 25-26) [1, c. 160].
Таким образом, «ясновидение Эпименида напрямую было связано с его практикой очищений - он вскрывал тайные причины бед и несчастий, уже постигших население какого-либо города, и особыми искупительными обрядами, воздействуя на трансцендентные силы, освобождал город от скверны» [9, c. 125].
Во-вторых, как правило, сами чудотворцы выступали носителями определенных практик, которые могли бы выступать в определенных случаях как целительные. Среди них, например, стоит выделить практики, связанные с соблюдением той или иной диеты или поста. Надо сказать, что греки живо интересовались правилами питания выходцев из северных регионов.
В «Пире семи мудрецов» Плутарха скифский философ Анахарсис «охотно и подробно» рассказывает дочери Клеобула Евтемиде, «чем у них в Скифии люди питаются и какими очищениями спасаются в болезнях» (Plut. Sept. sapient. conv. 148d-e) [17, c. 244]; та же внимает и учится, постигая «шаманские» тайны.
Признанным знатоком здорового питания и прочих врачебных премудростей был Эпименид, который, как и Гесиод, «заведомо был во
врачевании сведущ, опытен и небеспечен, рассуждая и о составе пищи, и о смешении вина, и о свойствах хорошей воды, и об омовении у женщин, и о времени для соития, и о зачатии младенцев» (Plut. Sept. sapient. conv. 158a-b) [17, c. 255-256].
Судя по многочисленным свидетельствам древних, Эпименид был большим знатоком трав и корений (Plat. Leg. III 677e; Plut. Sept. sapient. conv. 157e etc), и некоторые из них даже получили название по имени критского провидца («эпименидов лук»: Theophr. Hist. plant. VII 12 1). Эпимениду, безусловно, были известны и секреты оздоровительного поста. Свою пищу, как передает Деметрий, он получал от нимф, хранил ее в бычьем копыте и принимал понемногу, так что никто никогда не видел, как он ест (D. L. I 114). По уверению Плутарха, «Эпименид вполне разъяснил, доказав, что природа совершенно малым количеством питательного вещества восстанавливает и поддерживает живое существо, если оно принимает его в размере даже маслины, не нуждаясь более ни в какой пище» (De facie 940c) [18, c. 161].
Видимо, благодаря, в том числе, столь продуманному рациону прожил критянин Эпименид, по разным сведениям, от 154 до 299 лет (D. L. I 111), что немало.
Большим оригиналом в области питания слыл среди греков и гипербореец Абарис. Кое-кто был даже уверен, что Воздухобежец и вовсе никогда не ел (Hdt. IV, 36; Iambl. V. Pythag. XXVIII, 141 etc), т.е., по словам Э. Доддса, «был настолько опытен в технике поста, что мог почти совсем обходиться без человеческой пищи» [8, c. 208]. Значение поста могло заключаться как в сознательном аскетизме, упражнении тела на пути к освобождению духа (т. е. в религиозном смысле), так и в соблюдении строгой диеты для здоровья тела. После Абариса пост стал составной частью мистических практик у пифагорейцев и орфиков. От них эту практику позаимствовали стоики. А уже у них - христианские аскеты.
И, наконец, стоит обратить внимание на общее почти для всех «шаманов»-чудотворцев периода архаики обращение в процессе пурификации зараженных полисов к особым музыкальным и поэтическим формам.
Так, по указаниям византийского историка св. Евстафия Солунского, Эпименид проводил свои очищения с помощью гекзаметров (Eust. I 486). А. В. Зайков обращает внимание на тот факт, что в древности были широко известны стихотворные сборники «Очищения» и «О жертвоприношениях», автором которых считался Эпименид (Strab. X 479; Paus. I 14 4; Euseb. Prep. evang. V 31 3; D. L. I 112; Suda s. v. Epimenides = DK 3 A 2). По мнению уральского ученого, это свидетельствует об использовании Эпименидом в процессе очищения городов от скверны поэтических технологий [9, c. 119], с чем трудно не согласиться.
«Обаяние возвышенной музыки» выступило, по свидетельству Пратина из Флиунта, благотворным орудием в руках Фалета Гортинского, «который приглашен был по повелению дельфийского оракула и своей музыкой исцелил
лакедемонян, избавив Спарту от постигшей ее моровой язвы» ([Plut.] De mus. 42) [15, c. 291].
Надо сказать, что Спарта периода архаики была открыта поэтам и музыкантам из самых разных областей греческого мира. Сюда был призван стихотворец Эпименид, славящийся на всю ойкумену также и лекарским даром [Комм. 4]. А кроме него - Терпандр, Фалет, Тиртей, Нимфей из Кидонии и Алкман. Приведший этот список Элиан поясняет: «Лакедемоняне были чужды искусств и наук, ибо заботились только об упражнениях тела и оружии. Если же возникала нужда в помощи Муз - вспыхивали какие-нибудь болезни, повальное безумие или что-нибудь в этом роде - они по наставлению оракула приглашали иноземцев для исцелений и очищений» (Var. hist. XII 50) [20, c. 56].
Мастером слова, без сомнения, являлся и чудотворец Абарис. Суда перечисляет его произведения: оракулы, которые называют «Скифскими», «Свадьбу реки Гебр», «Очищения», «Теогонию» в прозе и «Прибытие Аполлона к Гиперборейцам» в стихах (Suda s. v. Abaris = Лебедев 10b А 8) [12, c. 97].
В связи с этим стоит особого внимания формулировка Платона, называющего Абариса заклинателем от болезней (Charm. 158b). Воздухобежец лечит заговорами, т.е., словом, и тем предвосхищает практику логотерапии и психоанализа, которая станет реальностью для Европы в XIX-XX вв. Вместе с тем, лечить словом он мог не только с точки зрения содержания и смысла, но и с точки зрения определенных ритмических воздействий. Во все века целители использовали в своей практике молитвы, стихи, мантры, зикры, задавая пациенту определенный ритм позитивных вибраций. Лечение музыкой было развито у греков, особенно, у пифагорейцев, к которым Абарис был отнесен Ямвлихом (Iambi. V. Pythag. XXXVI 267 etc). О самом Пифагоре известно, что «песнями, напевами и лирной игрой он унимал и душевные недуги и телесные; этому он научил и своих друзей, сам же умел слышать даже вселенскую гармонию, улавливая созвучия всех сфер и движущихся по ним светил, чего нам не дано слышать по слабости нашей природы» (Porph. Vit. Pyth. 29) [19, c. 421].
Музыка, в представлении древних, обладала божественной природой. Как мы помним, еще у Гомера отмечается, что осаждавшие Трою греки положили конец постигшей их чуме именно посредством музыки:
Целый ахеяне день ублажали пением бога;
Громкий пеан Аполлону ахейские отроки пели,
Славя его, стреловержца, и он веселился, внимая.
(Il. I 472-474) [5, c. 15].
Музыка в архаический период относится, скорее, к области магии, нежели искусства в его современном понимании. А. Ф. Лосев в «Истории античной эстетики» рассуждает об утилитарном характере античного искусства в целом: греки «никогда не понимали прекрасное в отрыве от жизненной практики. Они, например, использовали музыку и гимнастику в основном в целях практических - для умиротворения страстей, для создания высоких
настроений, подготовки к подвигу и т.д.» [13, с. 323]. Столь же утилитарно и магическое действие музыки, которое, по словам Лосева, также «не есть результат чистого ("незаинтересованного") эстетического чувства» [13, с. 94]. В важном деле избавления городов от скверны музыкальное искусство, по представлениям древних, просто незаменимо. «Его первое и прекраснейшее назначение, - пишет Плутарх, - служить выражением признательности к богам, а второе по порядку и значению - сообщать душе чистую, мелодичную и гармоничную цельность» ([Plut.] De mus. 42) [15, с. 291].
V век до н.э. ознаменовался поворотом в эпидемиологической науке, связанным с деятельностью Гиппократа, представителя многовековой династии врачей, возводивших свой род к Подалирию, младшему сыну Асклепия, потомки которого обосновались на острове Кос. Слава о косских целителях гремела по всей Элладе - о Гипполохе и Хризамисе, Теодоре и Сострате. И, конечно, о прапрадеде Гиппократа мудрейшем Небре, излечившем от страшного мора амфиктионов, штурмовавших Крису, и сделавшем горькими воды, что питали осажденных святотатцев, отчего последние как один почувствовали огонь в кишках и печени и сдались на милость победителей [Комм. 5] (Hp. Ep. 27). Но по-настоящему прославить в веках свой род и имя свое было уготовано лишь потомку Асклепия в семнадцатом колене, нареченному в честь своего деда Гиппократом.
На счету Гиппократа была не одна побежденная эпидемия. Но его методика борьбы с моровыми болезнями была новаторской. Отец медицины отказывался считать их гневом богов и предпочитал искать рациональное объяснение их причин. В поиске способов победить ту или иную эпидемию, Гиппократ изучал объективные обстоятельства: географическое положение полиса, розу ветров, особенности рельефа, наличие водоемов, карту осадков и пр. Именно условия окружающей среды, согласно косскому мыслителю, определяли распространение миазмов - это слово получает у Гиппократа новый смысл, известный и ныне: скверный дух, сопровождающийся зловонным запахом, который и является возбудителем заболевания.
Широкая античная традиция (Варрон, Цельс, Плиний, Аэций, Актуарий) связывает Гиппократа с победой над печально знаменитой Афинской чумой, разразившейся во время Пелопоннесской войны. Быстрому распространению этой эпидемии способствовало сосредоточение большого количества народа за перикловыми стенами, соединяющими Афины с портом Пирей, - люди пытались укрыться от вторгшихся в Аттику спартанцев, использовавших тактику выжженной земли. Скученность населения, недостаток припасов, повсеместная грязь и антисанитария стали факторами быстрого распространения заразы (современные исследователи не сходятся во мнениях, была ли это чума или же тиф). Вспыхнувшая в 430 г. до н.э. эпидемия унесла в общей сложности до четверти населения полиса (около 30 тыс. человек), не пощадив и первых лиц, в числе которых оказался сам Перикл. (Ранее афиняне, верящие в то, что чума стала карой богов за родовое проклятие Алкмеонидов в
связи с Килоновой скверной, досрочно отстранили Перикла от должности стратега).
Тот факт, что детально описавший ход этой эпидемии Фукидид (также перенесший заболевание, но выживший) никак не упоминает Гиппократа, отнюдь не доказывает непричастность Гиппократа к очищению полиса от мора: в период с 430 по 426 г. Афины могли пережить несколько вспышек различных эпидемий [10, ^ 27].
Во всяком случае, существует документ, известный как «Декрет афинян», в котором афинские власти удостаивают Гиппократа за спасение Эллады от чумы, а также за отказ идти на службу к персидскому царю Артаксерксу «золотым венком стоимостью в тысячу золотых монет», афинским гражданством и правом питания в Пританее в течение всей жизни, посвящением в великие мистерии за счет государства «как Геракла, сына Зевса», а также предоставляют за его услуги косским юношам право «воспитываться в Афинах на одних правах с детьми афинян, поскольку их отечество произвело подобного мужа» Ep. 25) [6, ^ 339-340].
Античный мир ожидало еще немало эпидемий, ставивших целые народы на грань уничтожения. В 166 г. в Риме разразится т.н. Антониновская чума, названная так в честь фамильного имени императора Марка Аврелия и унесшая от 3,5 до 5 млн жизней.
Еще более трагичная Юстинианова чума охватит всю тогдашнюю ойкумену и продлится более двух веков (541-750), унося в день до 10000 человек.
Миазматическая теория Гиппократа останется господствующей в европейской медицине на протяжении более двух тысячелетий, в Средние века приобретя зловещий символ в виде чумной маски с огромным носом (в резервуар, находящийся в «носу», чумные доктора помещали ароматические масла или травы, способные забить запахи ядовитых «миазмов», а стало быть, как считалось, обезопасить докторов от заражения).
Теория Гиппократа была отвергнута медицинским сообществом лишь во второй половине XIX в., после открытия микроорганизмов, возбуждающих инфекционные заболевания.
Эпидемии на этом отнюдь не закончилась. Во втором десятилетии XX в. мир захлестнула «испанка». Сегодня мир трепещет перед Covid-19.
Комментарии
1. Килон был вдохновлен примером своего тестя, правителя Мегар Феагена, пришедшего к власти в результате восстания ремесленников и земледельцев против родовой аристократии. Узнав о планах Килона, Феаген помог зятю войском.
2. Гиперборея - легендарная страна, находящаяся, по сведениям древних, на крайнем Севере, «по ту сторону северного ветра». Миф о ней очень древен; как считает венгерский лингвист Янош Харматта, он мог возникнуть
еще во II тыс. до н.э. [22], то есть задолго до эпохи Гомера. Представления о стране гипербореев стали чрезвычайно значимой частью распространившегося по всей Элладе в период архаики культа Аполлона. Историографический и теоретический обзор античных и более поздних представлений о Гиперборее содержится в книге «Гиперборея: приключения идеи» [4].
3. О жизни и удивительных делах Абариса, а также о развитии его образа в античной литературе см. нашу статью «Семь чудес гиперборейца Абариса» [14].
4. А. В. Зайков, посвятивший деятельности Эпименида в Лакедемоне обстоятельную статью, замечает, что утверждать со стопроцентной уверенностью, что спартанский Эпименид и тот, что искупил Килонову скверну, являются одним человеком, не представляется возможным. Тем не менее, «античная традиция прочно связывала жреца, действовавшего в Лакедемоне, именно с Эпименидом Критским, чью религиозно-ритуальную практику и мифологию можно определить как практику первичного шаманизма» [9, с. 128].
5. Дело было во время Первой Священной войны (ок. 590 г. до н.э.)
Литература
1. Аристотель. Риторика // Античные риторики. М.: Изд-во Моск. унта, 1978. С. 15-164.
2. Афиней. Пир мудрецов. В 15 кн. Кн. 9-15. М.: Наука, 2010. 597 с.
3. Беляков А. В., Матвейчев О. А. Троянский конь западной истории. СПб.: Питер, 2014. 224 с.
4. Беляков А. В., Матвейчев О. А. Гиперборея: приключения идеи. М.: Книжный мир, 2019. 416 с.
5. Гомер. Илиада. СПб.: Наука, 2008. 572 с.
6. Декрет афинян // Сочинения. В 3 т. Т. 3 / Гиппократ. М.-Л.: Гос. изд-во мед. лит., 1941. С. 339-340.
7. Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. М.: Мысль, 1986. 571 с.
8. Доддс Э. Р. Греки и иррациональное. СПб.: Алетейя, 2000. 507 с.
9. Зайков А. В. Эпименид в Спарте (Критская экстатическая мантика и становление «спартанского космоса») // Вестник древней истории. 2002. № 4. С. 110-130.
10. Карпов В. П. Гиппократ и Гиппократов сборник // Избранные книги / Гиппократ. М.: Гос. изд-во биол. и мед. лит., 1936. С. 9-81.
11. Латышев В. В. Известия древних писателей о Скифии и Кавказе // Вестник древней истории. 1948. № 1. С. 221-315.
12. Фрагменты ранних греческих философов. Ч. 1 / ред. А. В. Лебедев. М.: Наука, 1989. 576 с.
13. Лосев А. Ф. История античной эстетики. Ранняя классика. М.: АСТ ; Харьков: Фолио, 2000. 624 с.
14. Матвейчев О. А. Семь чудес гиперборейца Абариса // Философская мысль. 2016. № 5. С. 26-34.
15. Плутарх. О музыке // Античная музыкальная эстетика / А. Ф. Лосев. М.: Муз. гос. изд-во, 1960. С. 255-293.
16. Плутарх. Сравнительные жизнеописания. В 3 т. Т. 1. М.: Изд-во Акад. наук СССР, 1961. 504 с.
17. Плутарх. Пир семи мудрецов // Застольные беседы. Л.: Наука, 1990. С. 242-262.
18. Плутарх. О лике, видимом на диске Луны // Философия природы в античности и в средние века. М.: Прогресс-Традиция, 2000. С. 132-183.
19. Порфирий. Жизнь Пифагора // О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов / Диоген Лаэртский. М.: Мысль, 1986. С. 416-426.
20. Элиан. Пестрые рассказы. М. ; Л.: Изд-во Акад. наук СССР, 1963.
186 с.
21. Ямвлих. О Пифагоровой жизни. М.: Алетейа, 2002. 192 с.
22. Harmatta J. Sur l'origine du mythe des hyperboreens // Acta Antiqua Academiae scientiarum Hungaricae. 1955. Т. 3. F. 1-2. Р. 57-64.
23. Rohde E. Psyche: The Cult of Souls and the Belief in Immortality among the Greeks. London: Kegan Paul, Trench, Trubner & Co, 1925. xvi, 626 p.
Refrences
1. Aristotle Ritorika [Rhetoric]. Antichnyye ritoriki [Ancient Rhetoric]. Moscow: Izdatel'stvo Moskovskogo universiteta Publ., 1978. Pp. 15-164. [In Russian]
2. Athenaeus Pir mudretsov. V 15 knigakh. Knigi IX-XV [The Deipnosophistae. In 15 volumes. Volumes 9-15]. Moscow: Nauka Publ., 2010. 597 p. [In Russian]
3. Belyakov A. V., Matveychev O. A. Troyanskiy kon' zapadnoy istorii [Trojan Horse of Western History]. St. Petersburg: Piter Publ., 2014. 224 p. [In Russian]
4. Belyakov A. V., Matveychev O. A. Giperboreya: priklyucheniya idei [Hyperborea: idea's adventures]. Moscow: Knizhnyy mir Publ., 2019. 416 p. [In Russian]
5. Homer Iliada [The Iliad]. St. Petersburg: Nauka Publ., 2008. 572 p. [In Russian]
6. Hippocrates Dekret afinyan [The Decree of the Athenians]. Sochineniya: V 3 tomakh. Tom 3 [Works: In 3 volumes. Volume 3.]. Moscow-Leningrad: Gosudarstvennoye izdatel'stvo meditsinskoy literatury Publ., 1941. Pp. 339-340. [In Russian]
7. Diogenes Laertius O zhizni, ucheniyakh i izrecheniyakh znamenitykh filosofov [Lives, teachings, and sayings of famous philosophers]. Moscow: Mysl Publ., 1986. 571 p. [In Russian]
8. Dodds E. R. Greki i irratsional'noye [The Greeks and the irrational], St. Petersburg: Aletheia Publ., 2000. 507 p. [In Russian]
9. Zaikov A. V. Epimenid v Sparte (Kritskaya ekstaticheskaya mantika i stanovleniye «spartanskogo kosmosa») [EpiMenides in sparta (The Cretan Ecstatic Mantics and the Genesis of the «Spartan Cosmos»)]. Vestnik drevney istorii [Journal of Ancient History]. 2002. Issue 4. Pp. 110-130. [In Russian]
10. Karpov V. P. Gippokrat i Gippokratov sbornik [Hippocrate and Hippocrates collection]. Gippokrat. Izbrannyye knigi [Hippocrates. Selected works]. Moscow: Gosudarstvennoye izdatel'stvo biologicheskoy i meditsinskoy literatury Publ., 1936. Pp. 9-81. [In Russian]
11. Latyshev V. V. Izvestiya drevnikh pisateley o Skifii i Kavkaze [News of ancient writers about Scythia and the Caucasus]. Vestnik drevney istorii [Journal of Ancient History]. 1948. Issue 1. Pp. 221-315. [In Russian]
12. Lebedev A. V. Fragmenty rannikh grecheskikh filosofov. Chast' 1 [The Fragments of the Early Greek Philosophers. Part I]. Ed. by A. V. Lebedev. Moscow: Nauka Publ., 1989. 576 p. [In Russian]
13. Losev A. F. Istoriya antichnoy estetiki. Rannyaya klassika [The history of ancient aesthetics. Early classics]. Moscow: AST Publ.; Kharkiv: Folio Publ., 2000. 624 p. [In Russian]
14. Matveychev O. A. Sem' chudes giperboreytsa Abarisa [The Seven Wonders of the Hyperborean Abaris]. Filosofskaya mysl' [Philosophical Thought]. 2016. Issue 5. Pp.26-34. [In Russian]
15. Plutarkh. O muzyke [Plutarch. On music]. Antichnaya muzykal'naya estetika [Musical Aesthetics in Classical Antiquity]. A. F. Losev. Moscow: Muzykal'noye gosudarstvennoye izdatel'stvo Publ., 1960. Pp. 255-293. [In Russian]
16. Plutarkh. Sravnitel'nyye zhizneopisaniya. V 3 tomakh. Tom. 1 [Comparative Biographies. In 3 volumes. Vol. 1]. Moscow: Izdatel'stvo Akademii nauk SSSR Publ., 1961. 504 p. [In Russian]
17. Plutarkh. Pir semi mudretsov [The Dinner of the Seven Wise Men]. Zastol'nyye besedy [Table-talk]. Leningrad: Nauka Publ., 1990. Pp. 242-262. [In Russian]
18. Plutarkh. O like, vidimom na diske Luny [On the Apparent Face in the Orb of the Moon]. Filosofiya prirody v antichnosti i v sredniye veka [Philosophy of nature in antiquity and in the Middle Ages]. Moscow: Progress-Traditsiya Publ., 2000. Pp. 132-183. [In Russian]
19. Porphyry Zhizn' Pifagora [Life of Pythagoras]. O zhizni, ucheniyakh i izrecheniyakh znamenitykh filosofov [Lives, teachings, and sayings of famous philosophers]. Diogenes Laertius. Moscow: Mysl Publ., 1986. Pp. 416-426. [In Russian]
20. Aelianus Pestryye rasskazy [Various History]. Moscow, Leningrad: Izdatel'stvo Akademii nauk SSSR Publ., 1963. 186 p. [In Russian]
21. Iamblichus O Pifagorovoy zhizni [The Life of Pythagoras]. Moscow: Aletheia Publ., 2002. 192 p. [In Russian]
22. Harmatta J. Sur l'origine du mythe des hyperboreens. Acta Antiqua Academiae scientiarum Hungaricae. 1955. T. III. F. 1-2. Pp. 57-64.
23. Rohde E. Psyche: The Cult of Souls and the Belief in Immortality among the Greeks. London: Kegan Paul, Trench, Trubner & Co, 1925. XVI, 626 p.
Статья поступила в редакцию 28.09.2020 Статья допущена к публикации 14.12.2020
The article was received by the editorial staff28.09.2020 The article is approved for publication 14.12.2020
