CC BY
19
Литература
Алиева Б. М. Исследования гендерно-обусловленных структурных аспектов в английском и лакском языках // Вестник ЯрГУ им. П. Г. Демидова. Серия: Гуманитарные науки. Ярославль: ЯГУ, 2010. № 2(12). С. 92-97.
Виссон Л. Русские проблемы в английской речи. Слова и фразы в контексте двух культур / пер. с англ. Изд. 4-е, испр. М.: Р. Валент, 2007. 192 с.
Звягинцева В. В. Антропонимические средства адресации в семейном дискурсе [Электронный ресурс] // Теория языка и межкультурная коммуникация: межвузовский сборник научных трудов / под ред. Т. Ю. Сазоновой. Курск: КурскГУ, 2009. № 2(6) (иЯЬ: http://tl-ic.kursksu.ru/pdf/006-08.pdf (дата обращения: 24.08.2011)).
Звягинцева В. В. Оценочно-характеризующие обращения в семейном дискурсе русского и английского языков // Известия Курск. ГТУ. Вып. 3. Курск: Курск ГТУ, 2010. С. 143-148.
Леонович Е. О. Английские термины родства и внутрисемейных отношений как обращение [Электронный ресурс] // Университетские чтения / Пятигор. гос. лингв. ун-т. Пятигорск, 2008. (иЯЬ; http://www.pglu.ru/lib/publications/University_ И^^/2008/У/иЛ_2008_У_00036^ (дата обращения: 17.06.2011)).
Лиджиев А. Б. Калмыцкие деминутивы в контексте современности // Вестник Калмыцкого институ-
та гуманитарных исследований РАН. 2008. № 3. С. 42-44.
Мадиева Г. Б., Супрун В. И. Антропонимы как средство выражения национальной культуры // Известия Волгоградского государственного педагогического университета. Волгоград: ВГПУ, 2010. № 6. С. 96-102.
Манджиева Э. Б. Этнокультурные особенности русских и калмыцких этикетных формул // Гуманитарные исследования. Астрахань: АГУ, 2008. № 4. С. 75-79.
Пюрбеев Г. ^Калмыцкий словарь традиционного быта калмыков. Элиста: Калм. кн. изд-во, 1996. 176 с.
Рассадин В. И., Трофимова С. М. О некоторых редких падежах в калмыцком и ойратском языках // Гуманитарный вектор. Чита: Забайкал. гос. гума-нитарно-педагог. ун-т, 2008. № 4. С. 64-66.
Busse B. Vocative constructions in the languages of Shakespeare. John Beniamins Publishing Company, 2006. 526 p.
Dornyei Z. Research methods in applied linguistics Quantitative, Qualitative and Mixed methodologies. Oxford: Oxford University Press, 2007. 336 p.
Qin X. Choices in terms of address: a sociolinguistic study of Chinese and American // English practices Proceedings of the 20th North American Conference on Chinese Linguistics (NACCL — 20). Columbus Ohio: Ohio State University, 2008. P. 409-421.
УДК 811.11-112 ББК 81.2-3
КАЛМЫЦКИЕ ПАРЕМИИ О РЕЧЕВОМ ПОВЕДЕНИИ В СВЕТЕ СОВРЕМЕННОЙ ЛИНГВОПРАГМАТИКИ
С. К. Куприянова
В последние десятилетия коммуникативное поведение различных этносов стало предметом активного изучения как в теоретическом, так и в сопоставительном планах. Причинами усиления интереса исследователей к этой теме послужили расширение межнационального общения и межнациональных контактов, повлекших за собой необходимость интерпретации коммуникативных различий, а также попытки разрешения проблем национальной идентификации и национальной самобытности. В этой связи представляется актуальным изучение особенностей коммуникативного поведения калмыков, обусловленного необходимостью защиты калмыцкого языка, который находится под угрозой исчезновения.
Не вызывает сомнения и тот факт, что для успешного изучения языка необходимо знание не только языка, но и особенностей коммуникативного поведения народа1, национальных норм и традиций, зафиксированных и отраженных в паремиологиче-ских единицах2 [Прохоров 2007: 41; Тер-
1 Под коммуникативным поведением понимается вербальное и сопровождающее его невербальное поведение личности или группы лиц в процессе общения, регулируемое нормами и традициями общения внутри одного социума [Прохоров 2007: 42].
2 Выбор паремий в качестве материала исследования был определен их исключительно важным положением в культуре народа, поскольку паремии, согласно В. В. Пикаловой, представляют собой своего рода национальные стереотипы, устойчивые национально-культурные специфические представления о
Минасова 2008: 144]. В этой работе мы попытаемся выявить основные особенности калмыцкого коммуникативного поведения, которое нашло свое отражение в калмыцких паремиях в их соотношении с основными принципами речевого поведения, установленными в лингвопрагмати-ке (принцип кооперации Г. Грайса [1985], принцип вежливости Дж. Лича [Geoffrey 1983] и лингвистическая теория вежливости П. Брауни и С. Левинсона [1988]. В качестве материала исследования был использован сборник «Пословицы, поговорки и загадки калмыков России и ойра-тов Китая», составленный и переведенный на русский язык Б. X. Тодаевой [2007] (далее — [Т]).
Согласно Г. Грайсу3, коммуникация должна строиться непрерывно и говорящие для избежания коммуникативных сбоев должны вносить вклад в общение, учитывая цели и направление диалога [Грайс 1985: 222]. Исследователями неоднократно поднимался вопрос о том, носят ли максимы Г. Грайса универсальный характер и в какой мере они соблюдаются говорящими в реальной коммуникативной практике [Leech 1983: 79; Thomas Jenny 1995: 185]. Анализ материала показывает, что в калмыцких паремиях обнаруживаются как точки соприкосновения, так и расхождения с максимами Г. Грайса. Так, для калмыцкой лингвокультуры характерна тенденция к недосказанности: лучше предоставить коммуниканту меньше информации, чем сказать лишнее: Угиг улу келчкэд, татхнь хату, тату келчкэд, куцэхнъ санана. ‘Скажешь лишнее — вернуть трудно, недоскажешь — дополнить (добавить) легко’ [Т: 268]; Улу уг бий орадг, ут хувцн шилв орадг. ‘Лишние слова само-предмете или ситуации, определяющие коммуникативное поведение коммуникантов в той или иной коммуникативной ситуации [Пикалова 2006: 42]. Вместе с тем многие паремии, касающиеся речевого поведения, имеют универсальный общечеловеческий характер. Как показал Ю. В. Рождественский, они отражают основные правила речевого этикета, обеспечивая развитие устной словесности и накопление культурно-значимых текстов [Рождественский 1979: 20].
3 Г. Грайс установил четыре максимы, регулирующие процесс коммуникации: максимы количества (говори настолько информативно, насколько это требуется), качества (не говори того, в чем сомневаешься), отношения (говори к месту) и способа (излагай ясно) [Грайс 1985: 222-223].
му же во вред, длинные полы ногам мешают’ [Т: 263]. Таким образом, наблюдается нарушение максимы количества Г. Грайса в сторону недостаточной информативности высказывания.
Совет «быть немногословным», скорее всего, является своего рода универсалией для правил речевого этикета, отраженных в фольклорных произведениях. Как отмечал Ю. В. Рождественский, пословицы различных народов мира содержат указания на преимущество слушания перед говорением и определенную значимость молчания. За этими рекомендациями стоит представление о силе и потенциальной опасности слова для самого говорящего, который своими неправильными речевыми действиями может нанести ущерб самому себе, а также окружающим [Рождественский 1979: 37].
При этом в калмыцких пословицах четко представлены гендерные стереотипы поведения. Мужчина должен быть хозяином своего слова, иметь свое собственное мнение, быть сдержанным в речах: Занлма нег шуурлнтэ, залу нег угтэ. ‘У птицы кобчика хватка одна, у мужчины слово одно’ [Т: 245]; Угдэн курсн залу сэн. ‘Хорош мужчина, который держит свое слово’ [Т: 244]. Что касается женщины, то считалось, что она должна быть немногословной, молчаливой, слушать своего мужа, вести хозяйство и заботиться о семье. В пословицах осуждается женская болтливость, неумение хранить тайну, что может привести к беде: Куклин ут кузу орадг, угин ут бий орадг. ‘Длинная коса шее мешает, длинная речь себе мешает’ [Т: 528]; Дегд келтэ гергн дер дорк дээсн. ‘Слишком языкастая жена — самый близкий враг’ [Т: 529].
В калмыцких пословицах и поговорках нашла широкое отражение максима качества Г. Грайса. Так, человек, который говорит правду, уважаем всеми: Унн юмн-дан укс гищ йов. ‘Стремись к правде, отстаивай ее’ [Т: 402]; Унн юмн унтэ, буру юмн квгщтэ. ‘Правда дорогая, а ложь затхлая’ [Т: 401]; Унн гидгиг уудэр нарнщ кввснъ бийнъ вркэр орад бээдг. ‘Правду выгоняешь в дверь, а она влетает через дымник юрты’ [Т: 404] (ср.: «Правда в речи и искренность, как отмечает Т. В. Ларина, — это важнейшие коммуникативные ценности для людей, живущих в тесном коллективе» [Ларина 2009: 45]).
Категория максимы качества Г. Грайса выражается в калмыцкой лингвокультуре: Ховин ундсн — цусн, эвин ундсн — тосн. ‘В основе сплетни — кровь, в основе мира — масло’ [Т: 523]; Ховд уннуга, худлд сэнуга. ‘В сплетне нет правды, во лжи нет добра’ [Т: 523]. Можно полагать, что это также «паремиологическая универсалия». Так, по мнению Ю. В. Рождественского, запрещение «наносить ущерб слушающему нежелательным и вредным ему содержанием речи» является с точки зрения фольклорного этикета главным правилом говорящего [Рождественский 1979: 59].
Согласно четвертой максиме Г. Грайса, говорящий должен сформулировать сообщение таким образом, чтобы слушающий понял его; в калмыцких паремиях это правило связано с паремиями «о хорошем человеке»: Сэн кууг угин эклцд меддг. ‘Хорошего человека понимают с первых слов’ [Т: 349]; Сэн кумн нег угтэ, сэн мврн нег малята. ‘Хороший человек с одного слова поймет, добрый конь побежит от одного удара плетью’ [Т: 348]. Другими словами, хороший человек скажет таким образом, что его поймут с первого слова, т. е. кратко и однозначно.
Принцип кооперации Г. Грайса дополняется принципом вежливости Дж. Лича, который сформулировал максимы такта, великодушия, одобрения, скромности, согласия и симпатии в понятиях этических норм поведения, в том числе речевого [Формановская 2002: 59]. Как полагал Дж. Лич, именно соображения вежливости объясняют в большинстве случаев отступления от максим Г. Грайса в речевой практике.
Как уже было замечено, калмыцкий этнос отличается сдержанностью в своей речи и своих суждениях. В полном соответствии с максимами Дж. Лича калмыцкие паремии советуют уменьшать порицание других: Куунэ энду узхлэрн, эврэннъ эндунэн узх кергтэ. ‘Замечая чужие ошибки, следует видеть и свои’ [Т: 561]. Поэтому, возможно, в калмыцких паремиях отражена только первая часть максимы одобрения (уменьшайте порицание других): Ку муурулхасн урд, бийэн сээнэр хэлэ. ‘Прежде чем говорить плохо о человеке, хорошенько присмотрись к себе’ [Т: 9]; Бийэн нурв эргулчкэд, тегэд ку кел. ‘Триж-
ды присмотрись к себе, лить потом осуждай других’ [Т: 544]. В этих паремиях выражается и максима скромности Дж. Лича (ср.: Бийэн битгэ магт, бусдыг битгэ бас. ‘Себя не хвали, а других не принижай’ [Т: 119]; Богдарщ бурхн болдг уга, бийэн буулъщ хан болдг уга. ‘Кичась своим величием, божеством не станеть, восславляя себя, ханом не станеть’ [Т: 122]; Адг кун бийэн магтдг. ‘Только последний человек себя хвалит’ [Т: 514]).
О стремлении калмыков «не выставлять свое „я“, — говорит Г. Ц. Пюрбеев, — «...калмыки нарочито уничижительно отзываются не только о себе, но и о том, что имеет непосредственное отнотение к ним. Поэтому выражение мини му куукн (букв. „моя плохая дочка“) в устах калмыка вовсе не означает, что он дурно отзывается о своем ребенке, наоборот, в этих словах заключена нежная ласка и родительская любовь» [Пюрбеев 1982: 121]. Это стремление калмыков к общности, коллективизму выражено в следующей паремии: Бив гисн нанцарн, бидн гисн оларн. ‘Говорящий «я» — в одиночестве, говорящий «мы» — со всеми’ [Т: 148].
Среди калмыков не принято хвалить или говорить комплименты. Интересно, что нельзя было хвалить коня, жену и себя: Эркн эргу эмэн магтдг, дунд эргу бийэн магтдг, адг эргу мврэн магтдг. ‘Самый больтой дурак хвалит жену, средний — самого себя, последний — своего коня’ [Т: 470].
В калмыцких паремиях также отражена максима согласия (уменьтайте разногласия между собой и другими и стремитесь к максимальному согласию между собой и другими): Эвэс тосн нарна, эвдрлэс усн нарна. ‘При согласии — масло (т. е. благо), при ссоре — вода (т. е. слезы)’ [Т: 291]; Эвэс тосн нарна, эвдрлэс цусн нарна. ‘При согласии — масло (т. е. благо), при ссоре — кровь’ [Т: 291]. Дружелюбное, приветливое отнотение к другим также ценится калмыками, как и умение находить согласие с другими людьми: Олн эмнтлэ ни-негн бээдг кун кезэ чигн байн. ‘Кто живет в дружбе и согласии со всеми людьми, тот всегда богат дутой’ [Т: 80].
С максимой согласия тесно связана максима симпатии (уменьтайте антипатию между собой и другими и стремитесь
к максимальной симпатии между собой и другими). Как пишет Н. И. Формановская, к требованиям последней максимы можно отнести и эмпатию, т. е. способность человека понимать других4.
О важности приветливого отношения калмыков говорят следующие паремии: Кундин деещ — тэмк, куурин деещ — менд. ‘Первое угощение — табак, первое слово — приветствие’ [Т: 410]; Ааш сээхн кумнд эмтн цунлрдг, амт сээхн идзнд кумн болнн дурлдг. ‘У приветливого человека люди собираются, а пищу, приятную на вкус, любит каждый’ [Т: 387].
В материале исследования не обнаружены калмыцких паремий с прямым отражением максим такта и великодушия Дж. Лича, что можно объяснить, на наш взгляд, тем, что эти максимы имеют преимущественное отношение к особенностям словесного выражения импозитивов и ко-миссивов (просьбы, приглашения) и т. п.
Тот факт, что максимы Дж. Лича и Г. Грайса не в полной мере отражены в калмыцких паремиях, возможно, объясняется тем, что, будучи сформулированы для индивидуалистических культур, они не могут быть в полной мере применимы к коллективистским культурам (к которым относится, как нам кажется, калмыцкая культура), поскольку такой тип культуры предопределяет другие коммуникативные особенности, формирует иной стиль коммуникативного поведения [Ларина 2009: 15].
Развивая идеи предшественников, П. Браун и С. Левинсон разработали собственную концепцию универсалий вежливости. По их мнению, в основе коммуникативной деятельности лежат два основных мотива: 1) желание свободно совершать действия и не подвергаться давлению со стороны и 2) желание получить одобрение. Эти два желания определяют две основные стратегии в человеческой коммуникации: негативную и позитивную вежливость [Brown, Levinson 1987: 62].
Стратегии позитивной вежливости используются в качестве социальных ускорителей (social accelerator), используя которые, говорящий указывает на свое желание
сократить дистанцию, разделяющую его со слушающим. Стратегии негативной вежливости направлены на то, чтобы продемонстрировать признание независимости и автономности участников коммуникации и таким образом выразить взаимное уважение [Brown, Levinson 1987: 101].
Важной частью концепции П. Браун и С. Левинсона является исследование речевых актов, угрожающих говорящему или собеседнику потерей уважения к друг другу. В свете этого особый интерес представляют калмыцкие паремии, связанные с речевыми актами, которые, по мнению П. Браун и С. Левинсона, угрожают участникам коммуникации «потерей лица» (face threatening acts). К ним, в частности, относятся паремии о просьбах, советах, шутках, похвальбе. Как будет показано ниже, их трактовка в калмыцких паремиях не полностью совпадает с положениями П. Браун и С. Левинсона.
Согласно теории вежливости П. Браун и С. Левинсона, просьба угрожает негативному лицу адресата, поскольку ограничивает свободу его действий. В калмыцких паремиях просьба трактуется как речевой акт, угрожающий, однако, прежде всего адресанту: Kyymc юм cуpxд тг зовлц, cуpcнa xввн эc вгxлз, xойp дам зовлц. ‘Просить у другого — страдание, но если не дадут после того, как попросил, — страдание вдвойне’ [Т: 461]; Cуpcн му, cуpcиг эc вгт улу му. ‘Просить плохо, но не дать того, что просят, еще хуже’ [Т: 461]. Как видно из пословиц, плохо просить что-либо, но хуже отказать просящему человеку: Залу кумн юм cуpвл, тг му, cуpcинь эc вгвл, бac буpу. ‘Плохо, когда мужчина что-то просит, но если не дать того, что просит, тоже плохо’ [Т: 465]. Очевидно, что отказ выполнить просьбу нарушает правила вежливости и угрожает просящему потерей позитивного лица.
В отличие от просьбы обращение за советом в калмыцкой лингвокультуре вполне одобряется: БYгдзpн зввлвл, буpу уга, булзн уcapунавл, rnpуга. ‘Если все будут советоваться — не произойдет ошибки, если мыть теплой водой — не будет грязи’ [Т: 294]; TYPYлзд эвpзн cуp, эc мeдcзн буcдac cуp. ‘Прежде учись сам, не знаешь — спроси у других’ [Т: 320]. Такой подход характерен для культур коллективистского типа: со-
4 Эмпатическими, согласно Н. И. Форманов-ской, являются этикетные вопросы-осведомления при встрече о жизни, делах, здоровье [Форманов-ская 2002: 97].
ветоваться и просить совета означает признавать себя частью общества, в котором живешь. Характерно, что калмыцкие паремии о речи рекомендуют именно просить совета, а не давать его (учет позитивного лица адресата). Просить совета в калмыцкой лингвокультуре считается признаком проявления уважения к слушающему, так как говорящий указывает этим на важность мнения собеседника.
Отношение калмыков к шутке также отличается от трактовки этого речевого акта П. Брауном и С. Левинсоном: британские авторы рассматривают шутки как стратегию позитивной вежливости, калмыки относились к подшучиванию и иронии крайне неодобрительно: Шог уг шорла эдл. ‘Язвительная шутка подобна уколу штыком’ [Т: 555]; Шог у г хурц шорин чицгэ. ‘Ироничное язвительное слово что остроконечный штык’ [Т: 555]. Соответственно, не одобряется речь с усмешкой или со слезами: Инэщ келсн кун меклхин темдг, уульщ келсн — нундлын темдг. ‘Говорить с усмешкой — признак обмана, а говорить со слезами — признак обиды’ [Т: 376]. Очевидно, что в этих случаях порицается не шутка как таковая, а подшучивание и подтрунивание над собеседником, задевающие его личность; шутка принижает его статус в обществе, а значит, может привести к «потере лица» адресата.
В калмыцком обществе существует строгое соблюдение правил уважения и почитания младшими старших людей. Среди калмыков в знак уважения принято обращаться к людям пожилого и старшего возраста, используя местоимение та (‘вы’).
В беседе инициатива и право задавать вопросы всегда принадлежит старшим: Ахнь келдг, дунь соцсдг. ‘Старший брат говорит, младший слушается’ [Т: 59]; Кун ахта, девл захта. ‘У человека есть старший, у шубы — воротник’ [Т: 59].
Согласно стратегиям позитивной вежливости П. Брауна и С. Левинсона, обращение на ты к незнакомому человеку может указывать на общность интересов, а также появление чувства солидарности [Brown, Levinson 1988: 104, 120], а значит устранение коммуникативных барьеров между коммуникантами. В индивидуалистских культурах такое общение приемлемо, в то
время как в коллективистских обращение к человеку старшего возраста или незнакомому на ты недопустимо.
Соблюдение четких правил поведения (например, правила поведения калмыков при приветствии), доверие традициям и устоям, склонность к внутригрупповому согласию характерны для культур коллективистского типа с высоким уровнем избегания неопределенности, согласно Г. Хоф-стеде [Hofstede 2001: 380]. Напротив, для стран с низким показателем избегания неопределенности присущи проявление личной инициативы, приемлемость риска, спокойное принятие разногласий и иных точек зрения.
Как следствие, в культурах, избегающих неопределенности, наблюдается заметная разница в типе взаимоотношений между «своими» и «чужими». Отношения со «своими» отличаются большей близостью, с «чужими» — большей холодностью и формальностью. Отсюда недоверие «чужим» и сдержанность в общении: Таняд уга мврнэ ардаснъ бичэ вврд, та-няд уга куунд уханан бичэ медул. ‘К неизвестной лошади не подходи близко сзади, незнакомым людям не высказывай своих намерений’ [Т: 225]; Танъдгиннъ мврунна, иткснэндэн уг келнэ. ‘Садятся на коня, которого знают, говорят слова человеку, которому доверяют’ [Т: 263]. Как видно из примеров, в калмыцких паремиях прописаны правила речевого поведения с незнакомыми людьми.
Таким образом, калмыцкая лингвокуль-тура, принадлежащая к коллективистским культурам с высоким уровнем избегания неопределенности, имеет свои особенности коммуникативного поведения, в котором переплетаются черты как позитивной, так и негативной вежливости. При этом калмыцкому коммуникативному поведению в большей степени присущи стратегии сближения и учет позитивного лица адресата, иногда даже в ущерб собственному позитивному лицу, в особенности актуальными в этом контексте являются максимы скромности и одобрения Дж. Лича и максимы количества и качества Г. Грайса.
Источники
Тодаева Б. Х. Пословицы, поговорки и загадки калмыков России и ойратов Китая. Элиста: НПП
«Джангар», 2007. 839 с.
Литература
Грайс Г П. Логика и речевое общение // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 16. М.: Прогресс, 1985. С. 217-237.
Ларина Т. В. Категория вежливости и стиль коммуникации: сопоставление английских и русских лингвокультурных традиций. М.: Яз. славян. культур, 2009. 512 с.
Пикалова В. В. Этнокультурные нормы речевого поведения в паремиологических единицах английской и русской лингвокультур: дис. ... канд. фи-лол. наук. М., 2006. 188 с.
Пюрбеев Г. Ц. Речевой этикет и язык жестов у монголов и калмыков // Национально-культурная специфика речевого общения народов СССР. М.: Наука, 1982. С. 117-123.
Рождественский Ю. В. Введение в общую филоло-
гию. М.: Высшая школа, 1979. 224 с.
Тер-Минасова С. Г. Язык и межкультурная коммуникация. М.: Слово, 2008. 264 с.
Формановская Н. И.Речевое общение: коммуникативно-прагматический подход. М.: Рус. яз., 2002. 216 с.
Hofstede G. Culture’s consequences: comparing values, behaviours, institutions and organizations across nations 2nd edition SAGE Publications, USA, 2001. 597 p.
Leech G. N. Principles of Pragmatics. New York: Longman Group Limited, 1983. 250 p.
Brown P., Levinson S. Politeness. Some universals in language usage. Cambridge: Cambridge University Press, 1988. 345 p.
Thomas J. Meaning in interaction: an introduction to pragmatics. Pearson Education Limited, 1995. 224 р.
УДК 82-145
ББК 83.3 (2Рос=Калм)
ЛЕЙТМОТИВ «МЕТАМОРФОЗЫ»
В ПОЭТИЧЕСКИХ ПРОИЗВЕДЕНИЯХ Р. М. ХАНИНОВОЙ
В. В. Куканова
«Метаморфозы» — так называется один из циклов Р. М. Ханиновой1, состоящий из восьми стихотворений. Они представляют собой переложения известных и совсем не известных мифов и легенд в стихотворную форму, но при этом идейное содержание, а порой и их сюжетные моменты2,подверглись некоторой «метаморфозе» (изменению)3.
В центре настоящего исследования находится структурная организация лейтмотива «метаморфозы» в поэтических произведениях одноименного цикла. Анализ
1 Римма Михайловна Ханинова — известный в Республике Калмыкия поэт, переводчик, продолжатель традиций своего отца Михаила Ванькаевича Хо-нинова (1919-1981).
2 Например, в стихотворении «Цветок солнца». В отличие от овидийской версии современный автор одаривает героиню чувственным мигом общения с героем — познанием счастья.
3 Так поступает истинный художник, по мнению
Ши-Тао, буддийского монаха, крупнейшего художника и теоретика искусства конца XVII — начала XVIII в., ср.: «Древность — это орудие познания [ши означает подлинное знание сущности вещей, мудрое проникновение в суть явлений (коммент. Е. В. Завадской — Е. З.)]. Преобразования заключаются в том, чтобы познать это орудие.» [Завадская 1978: 65]. Иными словами, подлинный художник не останавливается на простом копировании, а привносит нечто новое, преобразует опыт древних.
данной темы осложняется принадлежностью материала к художественному стилю, который имеет свои лексико-грамматические, ритморифмические, композиционные, семантические и другие особенности. Благодаря этой специфике поэтический текст служит благодатным материалом для исследования законов смыслообразования. Изучение организации поэтического текста имеет большое значение: последовательная конкретизация идейно-эстетической сути произведения от его структурного своеобразия и тематического содержания ведет к выявлению глубинного художественного смысла.
Материалом исследования послужили тексты стихотворений Р. М. Ханино-вой из цикла «Метаморфозы», написанного в 2002-2003 гг.: «Шелковое покрывало», «Сторож у дороги», «Чайный куст», «Сердце оливы», «Цветок солнца» и «Дни Алкиона»4 [Ханинова 2005]. Выбор как стихотворений, так и автора совершенно не случаен, поскольку Р. М. Ханинова — фи-
4 За рамками анализа этой статьи находятся стихотворения «Лотос» и «Прут омелы», которые основаны на легендах, но в которых не происходит изменения героев. В основу анализа стихотворения «Цветок солнца» положена статья К. А. Джушхиновой и В. В. Кукановой [Куканова, Джушхинова 2004].
