Научная статья на тему 'Калмыки, ногайцы и другие народы Волго-Каспийского региона в сочинении Яна Потоцкого «Путешествие в Астрахань»'

Калмыки, ногайцы и другие народы Волго-Каспийского региона в сочинении Яна Потоцкого «Путешествие в Астрахань» Текст научной статьи по специальности «История и археология»

CC BY
471
72
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Журнал
Oriental Studies
Scopus
ВАК
Область наук
Ключевые слова
ИСТОРИЯ / ЭТНОГРАФИЯ / ИСТОРИЯ НАУКИ / ПОЛЬСКАЯ ЭТНОГРАФИЯ / ПУТЕШЕСТВИЯ / КАЛМЫКИ / НОГАЙЦЫ / НАРОДЫ ПОВОЛЖЬЯ / HISTORY / ETHNOGRAPHY / SCIENCE HISTORY / THE POLISH ETHNOGRAPHY / TRAVEL / KALMYKS / NOGAIANS / THE PEOPLE OF THE VOLGA REGION

Аннотация научной статьи по истории и археологии, автор научной работы — Бурыкин Алексей Алексеевич

В статье рассматривается сочинение выдающегося российского и польского политического деятеля, путешественника и ученого Яна Потоцкого «Путешествие в Астрахань», которое представляет собой ценный источник по этнографии калмыков и других народов ВолгоКаспийского региона. Особый интерес вызывает описание быта, обычаев калмыков, их религиозных обрядов и буддийских компонентов в культуре. Данное сочинение является также важным источником для изучения культурных связей калмыков, ногайцев и представителей других народов, живших в Астрахани и Астраханской губернии.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Похожие темы научных работ по истории и археологии , автор научной работы — Бурыкин Алексей Алексеевич

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Kalmyks, Nogays and Other Peoples of Volga-Caspian Region in the Yan Pototskiys Writing «Travelling to Astrakhan»

In the presented article the author describes the composition of the outstanding Russian and Polish politician, traveler and scientist Yan Pototsky «Travel to Astrakhan» which represents a valuable source on the ethnography of Kalmyks and other people of the Volga-Caspian region. The particular interest is caused by the description of life and customs of Kalmyks, their religious practices and Buddhist components in spiritual culture. The given composition is also an important source for studying of a cultural contact of Kalmyks and Nogaians, as well as the representatives of other people, living in Astrakhan and the Astrakhan province.

Текст научной работы на тему «Калмыки, ногайцы и другие народы Волго-Каспийского региона в сочинении Яна Потоцкого «Путешествие в Астрахань»»

УДК 39 (4/9)

ББК 63.5(2)

КАЛМЫКИ, НОГАЙЦЫ И ДРУГИЕ НАРОДЫ ВОЛГО-КАСПИЙСКОГО РЕГИОНА В СОЧИНЕНИИ ЯНА ПОТОЦКОГО «ПУТЕШЕСТВИЕ В АСТРАХАНЬ»

А. А. Бурыкин

Среди описаний путешествий к калмыкам, народам Волго-Каспийского региона и Кавказа особое место занимает сочинение Яна Потоцкого (Ивана Осиповича Потоцкого) (1761-1815) «Путешествие в степи Астрахани и на Кавказ» (Voyage dans les steppes d’Astrakhan et du Caucase). Этот труд, написанный выдающимся ученым, путешественником, дипломатом, имеет необычную судьбу в истории науки и по существу только недавно он оказался оцененным по достоинству учеными-историками и этнографами. Между тем заметки Яна Потоцкого о путешествии в Астрахань являются и надолго останутся ценным источником по этнографии калмыков и ногайцев не только потому, что они опережают по времени специальные сочинения, посвященные калмыкам, которые начинают появляться с 1800-х гг. — одним из первых примеров их является книга Н. И. Страхова. Эти этнографические описания принадлежат одному из образованнейших людей своего времени, выдающемуся путешественнику, труды которого формируют основы русской науки о народах мира и польской этнографической школы.

Ян Потоцкий родился 8 марта 1761 г. в Пикове под Винницей. Отцом его был коронный кравчий граф Юзеф Потоцкий, мать — Тереза Оссолиньская. Вместе со своим младшим братом Северином он провел годы юности в Женеве и Лозанне, где получил блестящее и разностороннее образование. Затем последовали годы обучения в Венской военно-инженерной академии.

В 1783 г. Ян Потоцкий женился на княжне Юлии Любомирской, дочери великого коронного маршала Станислава и племянницы князя Адама Казимежа Чарторыского (1734-1823), генерала земель подольских, писателя, крупного политического деятеля.

С юных лет Ян Потоцкий приобрел страсть к путешествиям. Еще юношей, состоя в рядах армии Священной Римской империи, он побывал в Италии, Сицилии,

на Мальте и в Тунисе. Вскоре после этого путешествия Потоцкий отправляется в Турцию и Египет, а затем некоторое время живет в Голландии и Франции. Об этом путешествии он написал книгу «Путешествие в Турцию и Египет». В 1797-1798 гг. Потоцкий совершает путешествие в Астрахань и на Кавказ. В 1805 г. в чине тайного советника Российской империи Потоцкий направляется на Дальний Восток в составе дипломатической миссии графа Ю. А. Головкина, возглавляя научную экспедицию посольства. Официальной целью миссии являлось извещение маньчжурского императорского дома о вступлении на трон Александра I. Однако эта миссия закончилась неудачей. Еще в Урге (по некоторым сведениям даже в Кяхте), цинские чиновники потребовали от посла исполнить церемонию коленопреклонения перед табличкой с именем императора. Посол отказался исполнить это требование. В результате дипломаты вынуждены были возвратиться в Россию. Официальный рапорт он предоставил тогдашнему министру иностранных дел Российской империи князю Адаму Чарторыскому (1770-1861). В 1806 г. Я. Потоцкий был избран почётным членом Императорской Академии Наук.

Ян Потоцкий известен прежде всего как автор лабиринтоподобного романа в новеллах «Рукопись, найденная в Сарагосе» (1804), который приобрел огромную популярность уже в XX в. и принес автору всемирную славу. История публикации этого романа очень сложна и до сих пор до конца не прояснена. Первые главы «Рукописи» анонимно появляются в Петербурге на русском языке в 1804 г., но печатание второго тома было прервано автором в 1805 г. В 1810 г. в Лейпциге был издан первый том этого романа в переводе на немецкий язык, затем отдельные части появлялись при жизни писателя. На польском языке этот роман был опубликован в Лейпциге в 1847 г. переводчиком Эдмундом Хоецким, у которого

ВВ

имелся полный французский оригинал текста, однако данный текст, лежащий в основе польской версии романа, так и не был обнаружен. Другие литературные произведения Я. Потоцкого (в частности, ему принадлежит сборник пьес) менее известны. Наряду с литературным творчеством Я. Потоцкий занимался историческими и археологическими исследованиями. Современники считали его талантливым историком, лингвистом, географом, этнографом, археологом и естествоиспытателем. Ему принадлежит около 24 больших трудов, а его менее объемные сочинения, как кажется, до настоящего времени не собраны и не изучены в историографии литературы и науки.

2 декабря 1В15 г. Я. Потоцкий вызвал своего капеллана и велел ему благословить серебряный шарик. Затем он удалился в библиотеку, вложил этот шарик в ствол пистолета и выстрелил себе в висок. О причинах этого во многом загадочного самоубийства спорят до сих пор. В качестве одной из причин называются мучившие его головные боли, в качестве другой — утрату надежд на суверенитет Польши после Венского конгресса 1В14 г. [Биография; Петров {Половцов}; Потоцкий, Ян; Ян Потоцкий].

История изданий интересующего нас сочинения Я. Потоцкого о путешествии в Астрахань и на Кавказ запутана едва ли не менее чем история публикации и текстовых источников его знаменитого романа «Рукопись, найденная в Сарагосе». Считается, что первое издание его вышло в 1В29 г. в Париже под редакцией и с комментариями Ю. Клапрота [Voyage de Jean Potocki 1В29]. Однако в библиографии к статье «Калмыки» Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона [Позднеев 1В95: 64] имеется указание на гораздо более раннюю, и, что очень важно, прижизненную публикацию об этом путешествии Потоцкого — «Voyage dans la Russie meridionale et dans les pays du Caucase», J. Potocki [Voyage dans la Russie 179В], самая информация о которой остается без должного внимания.

После публикации французского текста «Путешествия» Я. Потоцкого 1В29 г. на страницах журнала «Северный архив» появляется русский перевод этого сочинения [Потоцкий 1В2В]. Позднее оно перепечатывается в Астрахани [Потоцкий 1В96], чему предшествует небольшая публикация [Путешествие 1В95]. В XX в. «Путешествие в Астрахань» Я. Потоцкого было напечатано

в 1936 г. в антологии известий путешественников о Поволжье [Исторические путешествия 1936], а в 1974 г. — в составе источников о народах Кавказа [Потоцкий 1974]. В 2003 г. новое издание русского текста сочинения Я. Потоцкого было подготовлено Е. Л. Сосниной [Соснина 2003], опубликовавшей и продолжающей публиковать статьи о Я. Потоцком как исследователе этнографии народов юга России и Кавказа и одном из первых русских востоковедов [Соснина 1997; 2010].

По странным причинам имя Яна Потоцкого оказалось малопопулярным среди этнографов и историков-калмыковедов. Возможно, причиной этого явилась не вполне одобрительная оценка его сочинения в книге У. Э. Эрдниева [Эрдниев 1985], которая остается основополагающим трудом в области этнографии калмыков. Тем не менее «Путешествие в Астраханские степи и на Кавказ» Я. Потоцкого в наши дни используется в качестве источника в ряде диссертаций по калмыковедению, появившихся в последние годы [Дорджиева 2010; Васильева 2010], хотя несравненно более активно оно используется в исследованиях по этнографии народов Кавказа [Ша-лалыгин 2005; Конаков 2005] и Поволжья [Шкердина 2004].

Наблюдения Я. Потоцкого в области этнографии калмыков могут показаться несистематичными, однако они имеют первостепенный интерес тем, что принадлежат одному из образованнейших людей своего времени, тонкому знатоку Востока как по собственным путешествиям, так и по ученым трудам его времени.

Так, интересно описание внешности, головных уборов и причесок калмыков, вписывающееся в контекст знаний о Востоке на рубеже XVIII—XIX вв.: «27 <мая 1797 г.>. — Я переехал реку Царицу и очутился в Азии; по крайней мере, большая часть географов полагает эту речку границею между сею частью света и Европою. Калмыки как будто хотели подкрепить это мнение; они раскинули по ту сторону реки свои палатки, из коих выглядывали их азиатские лица. Они совершенно походят на китайцев, нарисованных на китайских бумажках; шапки их точно грибы; с верхушки головы висят у них длинные косички: у мужчин одна сзади; у женщин две и падают на грудь» [Исторические путешествия 1936: 202].

Достаточно значимо для истории кал-мыковедения описание Сарепты глазами Яна Потоцкого: «Отсюда я поспел в три часа в Сарепту, колонию, где мирные моравские братья вводят свою промышленность между дикарями; этот город — самое лучшее место для узнания нравов и истории калмыков. Большая часть братьев знает язык их: некоторые даже пишут на нем, потому что по целым годам следуют за ордами; есть даже такие, которые забавляются списыванием калмыцких книг. В этих книгах нет ни языка, ни букв тибетских; они писаны монгольским наречием, которым говорят калмыки. Буквы их также имеют оттенок монгольских» [Исторические путешествия 1936: 202]. Сказанное здесь трудно объяснимо: либо эти моравские братья не особенно интересовались рукописями и книгами на тибетском языке у калмыков, отдавая предпочтение книгам на «тодо бичиг», либо в какие-то периоды истории книги на тибетском языке были у калмыков весьма малочисленными.

Не может не привлечь внимания описание колонии переселенцев с верховьев Волги, которую довелось увидеть путешественнику: «Скоро прибыли мы к деревне, где весь берег покрыт был людьми, которых одежда была мне совершенно незнакома. Я узнал, что то была колония татар, чуваш, мордвы, недавно туда переселившихся. Работники вышли на берег нанять лодку, чтобы съездить за тою, которую они оставили на дороге. Я воспользовался этим случаем, чтобы посмотреть народы, которые знал только по имени. Большая часть жителей деревни были татары, весьма плохо одетые. Женщины напротив того, были чрезвычайно разряжены, набелены и нарумянены. Холстинная одежда чуваш украшена богатыми цветными бордюрами, изображающими наиболее кресты всех видов. Мордовки, особенно девки, одеваются чрезвычайно странно и фантастически. В ушах носят они большие куски шерсти; в волосы вплетают колокольчики, на шею повязывают большие медные бубенчики. Они чрезвычайно дики; как скоро мы к ним подходили немножко поближе, они тотчас убегали и прятались в домах. К этой странной смеси народов присоединялись еще русские рыбаки и калмыки, которые нанимаются в пастухи» [Исторические путешествия 1936: 203-204].

Наблюдения Я. Потоцкого над бытом калмыков содержат интересные факты со-

циальной дифференциации калмыцкого общества конца XVIII в., находящей свое проявление в предпочтительных формах культуры и быта: «8 <июня 1797 г.>. — Мы прошли мимо острова, на котором поразило нас нечто весьма примечательное; то был прекрасный дом, недавно построенный калмыцким князем; имя его Тюмень; ему первому опротивела жизнь кочевая. Однако ж он все еще и ныне проводит часть лета под палаткою и остался верным ламай-ской религии» [Исторические путешествия 1936: 207].

Далее путешественник продолжает: «13-го августа приехал я казацкой почтой в Замянск, где встретил людей калмыцкого князя Тюменя; они поехали вперед, чтобы уведомить его о моем прибытии. Я поплыл вверх по Волге в лодке, в которой гребли двое казаков, и через несколько часов был уже в орде. Князь встретил меня при входе в палатку, для меня приготовленную. Она была украшена китайской материей и в ней стояла хорошая постель. Мне подали ужин, приготовленный по-европейски; Тюмень и его сын разговаривали со мною весьма свободно по-русски; последний учился в Астрахани и довольно образован.

Слово палатка, которое я употребляю для означения подвижного жилища калмыков, так же не точно как и русское название кибитка, потому что эти хижины сделаны из решеток, покрытых войлоком. Их разбирают и складывают на верблюдов. Можно разобрать решетки, так же как и ивовьи жердинки, называемые фулен1. Калмыки называют эти жилища гир2. Татарские хижины делаются почти также, но только бывают меньше; татары называют их кара-чу» [Исторические путешествия 1936: 211-212]. Здесь наше внимание привлек последний термин, возможно, как-то связанный с названием архаического жилища жолом3 «жо-ломейка» у монголоязычных народов.

Безусловно, ценны описания религиозных обрядов калмыков XVIII в., которые мог наблюдать Я. Потоцкий: «14-го августа меня разбудила китайская музыка; я тотчас

1 Возможно, имеется в виду кит. Іій /й, где Іій — ‘ива’; /й имеет ряд значений, среди которых ‘палаты; дворец; резиденция’ — прим. ред.

2 Калм. гер — кибитка, юрта — прим. ред.

3 Калм. щолм — джолум, название жилища у монгольских народов — прим. ред.

встал и пошел смотреть, как гелонги4 <8ю!> молятся. Их было человек тридцать в гире. Они пели гимны с аккомпаниментом музыкальных инструментов, которые были мне совершенно незнакомы, потому что я видал их часто на китайских обоях. От времени до времени гелонги делали горлом движение, как будто хотят плюнуть. Кроме этого ничто не нарушало однообразности их пения, которое продолжалось с час. Всего более поразило меня то, что у всех гелонгов были толстые здоровые лица, составлявшие совершенную противоположность с лицами калмыков, которые все, не исключая даже и князей, худы и желты.

Потом пошли мы в гости к ламе, который по старости своей уже не присутствует при молитве; может быть, этого не дозволяет ему и достоинство. Все в его гире было на образец китайский и действительно получено оттуда. Лицо его совершенно соответствовало всему окружающему; оно совершенно напоминало мне пагоды, которые прежде украшали наши камины. Его почитают образцом святости и источником мудрости. Я показывал его святейшеству сочинение отца Георги. Жрец читал весьма свободно тибетские слова, в нем находящиеся и удивлялся, что в Европе есть книги, писанные на этом священном языке, и еще более дивился привилегиям, которые великий лама даровал миссионерам. Я представил ему молодого моего воспитанника, как потомка Амурфаны5. Жрец, кажется, сначала сомневался в справедливости сего происхождения; но когда я ему сказал, что Амурфана прижил в Сибири сына, который был отвезен в Польшу, женился там и у него родился этот сын; что, наконец, у меня хранятся все бурханы или идолы, принадлежавшие сему джунгарскому князю, то он начал глубоко размышлять и, наконец, признался, что рассказ мой весьма правдоподобен. Воспоминание о блестящем дворе князя Контайше6, при котором он провел свою молодость, так растрогало этого старика, что я принужден был сократить мое посещение; мне после сказывали, что по уходе моем он горько плакал» [Исторические путешествия 1936: 212]. Наблюдения в

4 От тиб. dge-slong — буддийский монах, принявший все обеты — прим. ред.

5 Речь, скорее всего, идет о хойтском князе Амурсане — прим. ред.

6 Скорее всего, здесь речь идет о хунтайд-жи — прим. ред.

этой сфере продолжаются далее: «Утром 15 числа я срисовал бурханы или истуканы в часовнях, кибитки и все, что принадлежит к ламайскому богослужению. Все было весьма богато; бурханы украшены жемчугом; музыкальные инструменты обделаны серебром и драгоценными каменьями.

Духовенство чрезвычайно многочисленно. В этой орде, состоящей только из тысячи гиров или 3000 душ, духовных всех классов считается 220 человек; но они люди не бесполезные; одни обучают юношество; другие искусны в медицине и особенно в познании простых лечебных средств. Ге-лонги сии не имеют нужды просить милостыни, народ, без их просьбы, приносит им все нужное.

После обеда присутствовал я при духовной церемонии, совершенно отличной от первой. Гелонги одеты были в небольшие, но весьма богатые мантии; на них были передники из китайской материи и драгоценные митры, украшенные фигурами. Костюм их походил на одеяние китайских бонз. При этом не играли ни на каком инструменте; всякий монах держал в левой руке медную гремушку, а в правой орудие, которого я не знаю ни имени, ни употребления; у каждого была сверх того медная чаша и семена, завернутые в холстину. Перед молитвой они держали пред глазами кусок тафты, потом бормотали потихоньку какие-то слова, производя по временам звук, который я заметил накануне. Иногда они складывали руки, точно так, как мы, когда молимся, потом бросали семена на воздух. Один из них встал, зажег на алтаре фимиам, взял сосуд, в котором был пух, налил из него какую-то желтую жидкость в раковину, а оттуда разлил ее в чашки всех монахов; они ее пили, намочили ею лоб, а остальное поднесли богам. Все сия обряды производились, кажется, по установленному порядку; так как они кончились нескоро, то я имел время срисовать монахов и место, где они находились» [Исторические путешествия 1936: 214]. И далее: «23-го числа я возвратился в орду довольно поздно; я видел многочисленные обряды, с которыми гелонги объявили пост, называемый Матрег [мацг, явная опечатка или неверно прочитанное в латинице слово. — А.Б. ]». [Исторические путешествия 1936: 217-218]. К сожалению, путешественник не дал описания этих обрядов.

Эта тема имеет еще одно продолжение: «Сегодня, 24-го числа, во всей орде и

между прочим у княгини Нурджаны производились разные обряды ламайской веры. У нее на коленях была книга, состоящая из отдельных листов, которые она раздавала всем присутствующим, и они пели написанное в оных как священную песнь. В других гирах также пели и вертели курдесы7, род клепала; у ламаитов это занятие стоит молитвы.

Я ходил прощаться с ламою; и говорил с ним о дворе Галдан-Церенга, при котором этот первосвященник в молодости жил. Он мне сказывал, что народонаселение четырех калмыцких поколений полагали в это время в 300.000 гиров или по русскому счислению в 18 600.000 душ. Сверх того, татар, повинующихся Кентайше8, в Малой Бухарин могло быть душ 400.000. Татары сии совершенно походят на астраханских, живут в городах и возделывают сады. Галдан-Це-ренг вызвал многих из них, чтобы развести сады по берегам реки Или. В этой стране есть также гора Богдо-Ула, которой гелонги поклоняются» [Исторические путешествия 1936: 217-218]. Здесь оказались зафиксированными и обрядовая практика, и знания, которым обладали ламы в конце XVIII в.

Не может быть оставлен без внимания факт просвещенности и образованности женщин из представителей высших сословий калмыков: «Когда я возвратился от духовного начальника, князь Тюмень представил меня княгине Нурджане, супруге своей, женщине молодой и весьма хорошенькой в своем роде; тело ее было ослепительной белизны, которую еще более возвышали два совершенно черные локоны. Она читала монгольскую книгу, в коей описывались знаменитые подвиги Чингис-Хана. Воспользовавшись этим случаем, я спросил, не сохранилось ли у них какого воспоминания об уйгурах, народе, которому приписывают изобретение монгольской азбуки. Тюмень отвечал мне, что калмыки ничего не знают об этом народе, но что у них есть пословица: “Я не понимаю этого человека, он, может быть, уйгур”» [Исторические путешествия 1936: 212-213]. Выше нами была отмечена роль калмыцкой княгини в совершении некоторых религиозных церемоний.

В тексте описания путешествия Я. Потоцкого обнаруживаются интересные и зна-

7 Калм. курд — молитвенный барабан. — прим. ред.

8 Данное написание приводится согласно источнику.

чимые частные детали: «Я старался узнать также, не осталось ли каких следов того почтения, которое монголы оказывали прежде к порогу жилищ их и которое было столь велико, что христианские монахи, которые имели несчастье прикоснуться к нему кончиком ноги, были наказаны палочными ударами и им даже угрожали смертью. Тюмень уверял меня, что сие уважение сохранилось и поныне; дотронуться до порога можно, но сесть на нем великий грех. Может быть, от этого происходит название Высокой Порты»; «Многоженство у калмыков дозволено, но примеров оного встречается немного»; «Нам подали водку, приготовленную из кобыльего молока (кумыс) и чай, вареный в масле. Водка некрепка и в ней есть что-то жирное, что мне не понравилось. Чай, который калмыки выписывают из Китая, собственно для себя, совсем не похож на наш. Он состоит в толстых дощечках, твердых почти как кирпич и покрытых тонкой бумагой, исписанной множеством литер. Калмыки варят этот чай с молоком и маслом и делают таким образом из него питье здоровое и крепительное. Все татары приняли это обыкновение» [Исторические путешествия 1936: 213]; «После обеда судили двух человек, которые нарушили законы целомудрия. Преступники были: кундурский татарин, довольно уже пожилой, и калмычка очень молоденькая, но чрезвычайно непригожая. Обольстителю определено было дать несколько ударов канчуком, которые и были даны с величайшей благопристойностью и, смею сказать, к удовольствию и бившего, и битого. Надобно заметить, что преступный татарин принял на себя труд обучить в хуторе дикую лошадь, что расположило калмыков в его пользу. Он, казалось чрезвычайно радовался, что отделался так дешево, ибо боялся, что принужден будет оставить у себя свою красавицу. Завтра мы будем обедать в орде этого любовника, битого и довольного» [Исторические путешествия 1936: 214-215].

Имеется в описании путешествия Я. Потоцкого и картина соколиной охоты: «После обеда пришли два князя из фамилии Дондук-Омбо; один назывался Нукуили-ном, имя другого я забыл. Они по-русски не понимали и имели понятие не выше своего народа. Тогда началась блестящая охота; калмыцкие князья отправились с соколами, кундурские татары также приняли участие в оной, и вся равнина покрылась всадниками.

Цаплей наловили столько, сколько хотели, и всякий возвратился весьма доволен» [Исторические путешествия 1936: 213-214]. И далее: «Возвращаясь к Тюменю, мы поймали еще несколько цаплей. Калмык не делает ни шагу без своего сокола. У каждого есть свой, которого сам кормит и почти целый день им занимается» [Исторические путешествия 1936: 213]. ... даже при наличии фундаментальной монографии о соколиной охоте [Симаков 1998] последнее замечание немаловажно, поскольку оказывается, что соколиная охота отнюдь не была уделом знати.

Чрезвычайно важными и интересными представляются заметки Я. Потоцкого, которые касаются взаимоотношения калмыков и ногайцев в конце XVIII в.: «Мало-помалу собирались фигуры, истинно чрезвычайные, и уселись около нас. То были татары кундурские, кочевавшие в окрестностях; они пришли засвидетельствовать нам свое почтение. Тюмень велел подать им кумысу; впрочем, он, казалось, не очень уважал их; напротив того, эти кундуры оказывали ему величайшее уважение. Мне казалось удивительно, что гордые мусульмане унижаются таким образом пред идолопоклонником. Но они уважали в нем кровь Чингис-Хана, его богатства и твердый характер его, действительно почтенный, которому отдают полную справедливость и русские, и кочевые народы от берегов Яика до Кубани. За обедом, я, из учтивости, оказывал предпочтение лошадиному мясу; даже просил его. Певец, который играл в то же время на ялге, струнном инструменте, забавлял нас за столом музыкой; больше я об нем ничего не могу сказать, потому что инструмент его нисколько не походил на наши» [Исторические путешествия 1936: 213]. Не случайно труд Я. Потоцкого оказался ценным источником по этнографии описываемой им группы ногайцев [Скрыльникова 2008].

У Я. Потоцкого имеется колоритное и содержательное описание ногайской свадьбы: «...завтра могу я следовать за ордою, которая должна перекочевать. Мы будем на свадьбе. Дин-Эслам, богатейший из татар кундурских, выдает дочь замуж; меня уверяют, что великолепие пира, который он дает, превзойдет все, что только можно вообразить.

20-го < августа 1797 г.> я рано поутру отправился в орду, которая была уже на походе. Чрезвычайное множество верблюдов

везло палатки и багаж. Их вели женщины верхами; у некоторых были напереди седла дети. Бедным надобно было немного времени, чтобы скласть на верблюда все им принадлежащее. Никто не шел пешком: все были верхами, даже и старый лама, который ехал впереди своего синода.

Следовав несколько времени за колонною, мы поворотили вправо и въехали на земли кундурских татар, где шествие наше часто прерывалось, потому что надобно было переезжать, образом выше описанным, несколько сотен речек, впадающих в Волгу и мы часто принуждены были их переплывать. Мы ехали мимо множества кун-дурских аулов и, наконец, прибыли к аулу Дин-Эслама, который узнали издали по толпе, его окружавшей. Первые знаки почтения оказали мне девушки, которые качались на одном пригорке. Когда мы приближались, они перестали играть и сжались так плотно, что мы видели одни их шелковые платочки. Князь Тюмень приветствовал их на калмыцком языке и просил их не уходить от нас, потому что мы приехали только для того, чтобы посмотреть на их пляску. Сии вежливые слова и звук инструментов, сделали молодых нимф благосклоннее; они подняли несколько, свои покрывала и показали нам концы своих приплющенных носов; две даже встали и подошли к нам. Музыкант снял с них покрывала; при сем знаке они начали плясать, но так потупили глаза, что они казались совсем закрытыми. Хотя они ничего почти не видали, но не теряли такта и в движениях их было довольно приятности. По окончании пляски, они закрыли лицо руками, чтобы скрыть детское смущение, музыкант возвратил им покрывала и они ушли с чрезвычайной скромностью. Одежда сих молодых девушек была весьма странна по множеству серебряных цепочек, дощечек, наручников, пуговиц, ладонок и других подобных вещиц, которыми они были обременены; на носу у них были кольца, украшенные драгоценными каменьями.

Потом пошли мы к женщинам, которые одевали невесту. Ничего не было забыто для того, чтобы пир был сделан блестящим. Убили четырех лошадей, четырех быков и четырех овец. Старшины принесли хвосты жирных овец, кишки, головы и другие лакомства. Я невольно вспомнил свадьбу Га-маха. Для нас приготовлена была палатка; я разговаривал в ней с Бег-Алием, кундур-ским муллою. Для ногайца, он весьма учен

и что еще реже, желает научиться более. Ему сказывали, что у меня есть турецкая грамматика. Ему очень хотелось ее видеть. Мы много говорили об истории кундурцев: они настоящие ногайцы, но приняли обычай жить в гирах калмыцких, отчего аул их не походит на другие татарские аулы. Зимою они живут в домах близ Красноярска. Од-накож у них еще находится в употреблении гильдерга, род тележки с дышлом, которую они ставят возле палатки и которая служит им сундуком. Обычай сей весьма древен, ибо о нем упоминается в посольствах Мена-дра. Станы их отличаются от станов астраханских татар тем, что каждое семейство занимает в нем большое пространство.

Обед подавали в больших и малых корытах. В одном из самых больших была четверть кобылятины, в других баранина, сарачинское пшено и просо. После обеда все сели на лошадей; началась блестящая скачка, за которой должна была следовать борьба; но по причине нашего отъезда мы не могли дождаться ее» [Исторические путешествия 1936: 215-216].

Заслуживает внимания и следующая зарисовка Я. Потоцкого: «Я отдыхал и записывал дневные происшествия, когда Тюмень пришел показать мне свои кольчуги; каждая из них имела свое имя, как меч Роланда назывался Дурандалем, а сабля Болеслава, короля польского, Щербцом. Самое примечательное вооружение Тюменя называется Китчин-Килинтук (рубашка Китчин-Хана). Она известна у всех татар и даже на Кавказе» [Исторические путешествия 1936: 216]. Таким образом, сохранение торжественных описаний богатырского оружия, которое мы находим в «Джангаре», поддерживалось соответствующим отношением к оружию и доспехам в быту и культуре калмыков еще около 200 лет назад, чему мы имеем прямые свидетельства.

Астраханские страницы описания путешествия Я. Потоцкого содержат ряд интересных зарисовок историко-этнографического характера о народах Кавказа, с представителями которых автор встречался в Астрахани [Исторические путешествия 1936: 215-217], однако эти мотивы выходят за рамки темы данной статьи. Приведем здесь лишь одно наблюдение, сохраняющее актуальность: «...самое большое впечатление произвела на меня веротерпимость, какую, может быть чрезвычайно трудно найти на каком-нибудь другом месте зем-

ного шара. Последователи Али, проклиная в своих караван-сараях приверженцев секты Омара, могут слышать как призывают на молитву крики муедзинов сих последних, колокола греческой церкви, тамтам индейцев, и, может быть, жужжание лам. К этим разным религиям можно еще присовокупить несколько сект староверцев, и все европейские и азиатские христианские общества» [Исторические путешествия 1936: 210]. Наверное, надо было иметь большую смелость написать эти строки, будучи католиком, каковым был автор.

Сочинение Я. Потоцкого «Путешествие в Астраханские степи и на Кавказ», равно как и его книги, повествующие о путешествиях по Турции, Африке, Китаю [Ро1;оск1 1980; Ро1;оск1 1991], изданные недавно вместе с литературными и публицистическими трудами во втором томе пятитомного собрания сочинений [Ро1;осИ 2004-2007], представляет собой ценный историко-этнографический источник и является памятником истории отечественной науки о народах юга России. Оно должно занять подобающее место и в отечественном калмыковедении.

Литература и источники

Биография Ян Потоцкий [Электронный ресурс] // иЯЬ: Ьйр://^№№.пидесе1еЪ8.га/Ъю/8484/ (дата обращения: 27.09.2011).

Васильева Е. А. Историческая топонимия Астраханской области XVI-XX вв.: автореф. дис. ... канд. ист. наук. СПб., 2010. 23 с. Дорджиева Е. В. Традиционная калмыцкая элита в пространстве Российской империи в XVIII - начале ХХ века: автореф. дис. ... д-ра ист. наук. М., 2010. 49 с.

Исторические путешествия. Извлечения из мемуаров и записок иностранных и русских путешественников по Волге в XV-XVШ вв. Сталинград: Краевое книгоиздательство.

1936. С. 198-218. (ЖЬ: Шр://уо8Ш1Мо/ Тех18/гш13/Ро1;оску/1;ех1;.рЬ1т1 (дата обращения: 10.07.2011)).

Конаков М. М. Гостеприимство и куначество в этносоциальной традиции балкарцев и карачаевцев: автореф. дис. ... канд. ист. наук. Нальчик, 2005. 17 с.

Петров {Половцов} А. Потоцкий, граф Иван Осипович [Электронный ресурс] // иЯЬ: ЬйрУМс.асаёетк.гаМс.пзГ/еп^

Ъ^гарЪуЛ 03 607/Потоцкий (дата обращения: 10.07.2011).

Позднеев A.M. Калмыки // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона Т. 27. СПб., 1В95. С. 57-64.

Потоцкий И. Путешествие графа Ивана Потоцкого в Астрахань и окрестные страны в 1797 году // Северный архив, 1В2В. Ч. 31. № 1-2. Раздел V. С. 255-2ВВ.

Потоцкий И.О. Путешествие графа Ивана Потоцкого в Астрахань и окрестные страны в 1797 г. / пер. с франц. // Астраханский сборник. Вып. 1. Астрахань: Изд. ПОИАК, 1В96.

С. 303-32В.

Потоцкий Я. Путешествие в астраханские и кавказские степи // Адыги, балкарцы и карачаевцы в известиях европейских авторов. Нальчик, 1974. C. 226-234.

Потоцкий, Ян [Электронный ресурс] // URL: http://ru.wikipedia.org/wiki/Пoтoцкий_Ян (дата обращения: 15.06.2011).

Путешествие графа Потоцкого в Астрахань // Памятная книжка Астраханской губернии. Астрахань, 1В95. С. 131-156.

Симаков Г. H. Соколиная охота и культ хищных птиц в Средней Азии (ритуальный и практический аспекты). СПб.: Петербургское Востоковедение, 199В. 312 с.

Скрыльникова Ж. X. Современные этнокультурные процессы в среде ногайцев-карагашей Астраханской области: автореф. дис. ... канд. ист. наук. М., 200В. 32 с.

Соснина Е. Л. Кавказоведческие штудии графа Яна Потоцкого с точки зрения развития ориентализма в России и Европе // Научные проблемы гуманитарных исследований. Вып. 4. Пятигорск, 2010. С. 125-129.

Соснина Е. Л. Учёный, заложивший фундамент науки о Кавказе (К 200-летию кавказского путешествия графа Яна Потоцкого) // Новый журнал. № 1. СПб., 1997. С. 1В1-19В.

Соснина Е. Л. Ян Потоцкий и его «Путешествие в Астраханские и Кавказские степи». Пятигорск: Спецпечать, 2003. 177 с.

Шалалыгин Ю. И. Исследование и начало освоения Центрального Предкавказья в XVIII - начале XIX вв.: автореф дис. ... канд. ист. наук. Пятигорск, 2005. 26 с.

Шкердина Н. О. Социокультурные аспекты духовной и материальной жизни народов Среднего Поволжья (По сведениям западноевропейских авторов XVI-XVIII вв.): автореф. дис. ... канд. ист. наук. Саранск, 2004. 17 с.

Эрдниев У. Э. Калмыки: Историко-этнографические очерки. 3-е изд., перераб. и доп. Элиста: Калм. кн. изд-во. 1985. 282 с.

Ян Потоцкий [Электронный ресурс] // URL: http://www.peoples.ru/art/literature/prose/ roman/pototskiy/index 1.html (дата обращения: 10.07.2011).

Potocki, Jean. Au Caucase et en Chine: 1797-1806. Paris: Phoebus, 1991. 264 p.

Potocki, Jean. Voyages en Turquie et en Egypte, en Hollande, au Maroc. Paris: Fayard, 1980. 373 p. Более поздние издания: Potocki, Jean. 1) Voyage dans l’empire de Maroc. Clichy: Ed. du Jasmin, 1999. 185 p.; 2) Voyage en Turquie et en Egypte. Clichy: Ed. du Jasmin, 1999. 94 p.

Potocki. Jean. Ouvres, 5 vols. (La Republique des Lettres 11, 12, 13, 14, 16); Eds. F. Rosset et

D. Triaire. Louvain: Editions Peeters, 20042007. T. I: xiv+363 pp., T. II: iv+298 pp., T. III: iv+458 pp., T. IV: iv+590 pp., T. V: vi+392 pp.

Voyage dans la Russie meridionale et dans les pays du Caucase, J. Potocki. Paris, 1798.

Voyage de Jean Potocki dans les stepps d’Astrakhan et du Caucase. T. I: xvi+361 p. Paris, 1829. Новое издание: Voyage dans les steppes d’Astrakhan et du Caucase. Paris: Fayard, 1980. 250 p.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.