CC BY
172
СИНЕРГИЯ ЗНАНИЙ
Вячеслав щербин
ведущий научный сотрудник Центра системного анализа и стратегических исследований НАН Беларуси, кандидат филологических наук
Какую модель экономики знаний выберет для себя Беларусь?
Современное общество в развитых странах мира все чаще называют обществом знаний, а систему хозяйственных отношений, реализуемых в таком обществе, — экономикой знаний.
К настоящему времени исследователями выявлен ряд ее формальных показателей, отличающих ее от традиционной (индустриальной, доиндустриальной) экономики:
• нематериальный (когнитивный, интеллектуальный, человеческий и др.) капитал играет более весомую роль, нежели материальный (физическая инфраструктура и оборудование, материалы, природные ресурсы);
• в процессе формирования экономики знаний определяющую роль играет не бизнес, а государство;
• в кадровом потенциале быстро растет удельный вес представителей интеллектуальных профессий;
• развитию экономики знаний способствуют высокая наукоемкость национального ВВП (более 2%) и наличие развитой научно-технической сферы;
многие производственные корпорации, компании и фирмы содержат в своем штате весьма значительное количество исследователей; в традиционной экономике и экономике знанийиспользуются принципиально разные механизмы ценообразования. Если в первой дискриминационные цены осуждаются и даже законодательно запрещаются, то во второй именно они воспринимаются как благо;
наличие в стране развитой инновационной системы;
в качестве информационной инфраструктуры экономики знаний выступают современные информационно-коммуникационные технологии и Интернет;
знание нередко рассматривается в качестве товара.
В пользу вывода об определенной полноте приведенного выше перечня формальных показателей экономики знаний свидетельствуют работы зарубежных ученых [1—3]. Вместе с тем ради справедливости следует сказать и о том, что отдельные показатели признаются в качестве таковых далеко не всеми специалистами. В частности, наибольшие споры вызывает последний, девятый, — о товарном характере знаний.
Одна группа исследователей (Н.Д. Аб-сава, я.Б. Данилевич, С.А. Коваленко и др.) считает его главной чертой зна-ниевой экономики, другая (А. Горц, А.Д. Некипелов, А.С. Панарин и др.) придерживается прямо противоположной точки зрения, в основу которой положены полное отрицание товарного характера знаний и квалификация последних в качестве общественного блага. Третья группа специалистов (Г.Р. Иваницкий, Г.А. Лахтин, В.Л. Макаров и др.) определяет статус знаний в зависимости от их принадлежности существующим разновидностям знаниевой экономики: в рамках когнитивного капитализма любые
знания имеют статус товара; в структуре социально ориентированной (плановой или рыночной) экономики знаний когнитивный ресурс выступает в роли общественного блага.
Таким образом, от выбора рыночного или общественного статуса когнитивного ресурса во многом зависит сама конфигурация формируемой экономики знаний. С одной стороны, если в рамках данного типа экономики знанию придается характер товара, то она неизбежно трансформируется в когнитивный капитализм. С другой, если знание получает статус общественного блага, то его производство, распределение и использование такого ресурса в экономике указанного типа неизбежно становится заботой всего общества и государства. Поэтому сам выбор рыночного или общественного статуса создаваемого в рамках экономики знания когнитивного ресурса, несомненно, носит цивилизационный характер и относится к вопросам государственной научной политики.
По мнению российского науковеда С.Г. Кара-Мурзы, при оценке перспектив и сравнении альтернатив научной политики надо учитывать, что реальная ценность любого ресурса прямо зависит от тех ограничений, которые накладываются на выбор варианта развития. Для себя — или для глобальной экономики, для жизни — или для прибыли [4]. Поскольку ограничения, накладываемые социально-экономическими возможностями Республики Беларусь на процесс формирования национальной экономики знаний, уже описывались в работах отечественных исследователей [5—9], имеет смысл в рамках данной статьи сосредоточиться на рассмотрении аналогичных ограничений, выявленных зарубежными исследователями в развитии когнитивного капитализма. В частности, необходимо рассмотреть причины трансформации государственной экономики знаний западных стран
в принципиально иную форму — когнитивный капитализм, а также социальные последствия его развития.
На наш взгляд, главным стимулом к формированию когнитивного капитализма в странах Северной Америки и Западной Европы стало снижение конкурентоспособности их промышленности. Обострение конкурентной борьбы на рынках высокотехнологичных изделий и ощутимые потери, которые понесли Америка и Западная Европа в этой борьбе, стали главной причиной перемен в их государственной научно-технической политике в 90-е гг. [10]. Сутью этих перемен стало проведение руководством этих стран откровенно протекционистской политики в отношении государственного научно-технического обеспечения коммерческой деятельности крупнейших частных производственных корпораций США и Западной Европы.
Для законодательного обеспечения такой научно-технической политики, например, в США «за период с 1980 по 1993 г. Конгресс принял восемь законов, которые внесли существенные изменения как в отношения государственных научных организаций с бизнесом, так и во взаимодействия между частными фирмами. Кооперация последних в области исследований и разработок (ИР) на так называемой доконкурентной стадии была признана не противоречащей антитрестовским законам. Компании получили возможность создавать совместные консорциумы и иные объединения для проведения ИР, позволяющих повысить технический уровень отрасли, не рискуя подвергнуться за это судебному преследованию. Далее, государственным исследовательским лабораториям и институтам не просто разрешили, а жестко вменили в обязанность сотрудничать с бизнес-структурами, вести с ними совместные разработки, предоставлять возможность работать на сложном уникальном исследовательском оборудовании и продавать
частным фирмам лицензии с исключительным правом использования. Последнее обстоятельство особенно важно. Лицензии можно было продавать и раньше, но без исключительного права, ибо государственные учреждения существуют на деньги налогоплательщиков и плоды их деятельности должны быть одинаково доступны всем. Это соответствует принципу равных возможностей — одному из главных устоев свободного капитализма. Но доступная любому конкуренту лицензия теряет для производителя рыночного товара свою привлекательность. Пойдя на введение исключительного права, законодатели США нарушили принцип равных возможностей. Точно так же послабление антитрестовских законов нарушает строгое соблюдение еще одного из устоев свободного капиталистического хозяйства — принципа свободы конкуренции» [11].
В результате проведения указанных выше преобразований научному знанию, имевшему ранее статус общественного блага, был придан статус товара и капитала. Причины изменения его статусных характеристик в 1990-х гг. в странах Запада удачно раскрывает французский социолог Андре Горц: «...чтобы можно было продавать знания как товар и использовать как капитал, их нужно приватизировать и держать под замком. Целью частных исследований почти всегда бывает обеспечение данной фирме монополии знаний, дающей ей монопольный доход. Размер ожидаемого дохода при этом куда важнее, чем общественная полезность созданного знания» [12].
Таким образом, на смену институтам «открытой науки», главной целью которых было создание и распространение общественно доступного знания, в исследовательскую практику западных стран пришли совсем иные социально-экономические императивы, касающиеся знаний:
СИНЕрГИЯ зНАНИЙ
• их приватизация, предполагающая укрепление режима глобальной охраны интеллектуальной собственности и уменьшение роли, которую играет в современных экономиках открытая наука;
• продуктизация, то есть превращение знаний в товар для продажи на рынке;
• капитализация, в ходе которой знания становятся исключительной собственностью фирмы, использующей их в качестве нематериального капитала в процессе производства своих товаров;
• коммерциализация, понимаемая как извлечение прибыли из знаний, принадлежащих фирме;
• монополизация, для осуществления которой нередко требуется больше капиталовложений, чем для производства самих знаний.
Доминирование перечисленных выше императивов в экономике западных стран составляет основу современного когнитивного капитализма. Какой же социальный эффект был получен в результате формирования этого нового типа капитализма? Знакомство с работами зарубежных исследователей показывает, что его развитие принесло множество пагубных социальных последствий.
Первым и самым тяжелым из них является ограничение циркуляции в мировом сообществе новейших научных знаний, все большая часть которых становится частной собственностью западных ТНК, компаний и фирм, видящих своей целью максимизацию прибыли от производства, распределения и применения знаний. Для достижения этой цели международные корпорации используют любую возможность для формирования собственной, «корпоративной» науки; стремятся придать созданным на основе новейших научных знаний товарам несравнимый, уникальный характер, позволяющий предлагать их на продажу по завышенной
стоимости. При этом искусственный дефицит в их отношении создается в числе прочих и путем введения многочисленных (юридических, экономических, технических и иных) ограничений на общественный доступ к этим знаниям. Более того, западные ТНК уже не ограничиваются приватизацией новейших научных результатов, полученных в рамках финансируемых ими исследований, но и пытаются при помощи механизма патентования контролировать процесс использования традиционных знаний, принадлежащих всему обществу на протяжении столетий: «...некоторые фирмы уже предпринимают шаги к патентованию традиционных и даже древних общественных знаний» [13]. Подобные попытки вполне справедливо получают в работах отдельных исследователей когнитивного капитализма статус паразитических: «В мире, в котором роль знания велика и где основополагающие и общие знания относительно значительны, фирмы неизбежно носят частично паразитический характер. Различными маневрами они присваивают знания и сообщают присвоению характер законности» [14].
Вторым социальным последствием развития когнитивного капитализма стал значительный перекос в соотношении фундаментальных и прикладных исследований в пользу последних, результаты которых имеют самый непосредственный выход в промышленное производство и практическая реализация которых при удачном стечении обстоятельств может принести значительный доход. Если учесть, что в послевоенное время именно Соединенные Штаты являлись лидером научно-технического прогресса, то вряд ли стоит удивляться массовому копированию многими странами апробированных в США технологических подходов по созданию «Силиконовых долин» и стратегического курса на чрезмерную «прикладнизацию» научных исследований.
К сожалению, не обошли стороной эти новомодные заокеанские веяния и белорусскую науку. По мнению академика НАН Беларуси Е.Ф. Конопли, в республике практически нет фундаментальных программ, которые не были бы ориентированы на конечный результат. Резкая ориентация в настоящее время только на прикладные исследования, как правило, приводит к попыткам все свести и приравнять к техническим наукам. Конечно, такая ориентация позволит получить эффект, но только кратковременный» [15]. Критически оценивает такое положение и академик НАН Украины В.М. Геец: «Процессы формирования общества знаний и знаниеемкой экономики как основы обеспечения успеха проектов модернизации государства, общества и экономики обеспечиваются, в первую очередь, не технократическими проектами, а проектами социального характера» [16]. Наконец, следует развенчать миф о большей результативности финансируемых западными ТНК прикладных исследований по сравнению с государственными фундаментальными: «Даже в США, где корпорации тратят на науку в 2,5 раза больше средств, чем федеральные власти, три четверти патентов обеспечиваются научными результатами, получаемыми благодаря государственному финансированию. Чтобы ни у кого не осталось иллюзий относительно «рыночного» характера научной деятельности в США, отметим, что расходы на науку составляют здесь 2,8% ВВП, или около 250 млрд долл., из которых 27% — это расходы федерального бюджета. Таким образом, государственные лаборатории и университеты, охватывающие лишь 22% научного потенциала, обеспечивают подавляющую часть реализованных на практике результатов» [17].
Третьим социальным последствием развития когнитивного капитализма стала гипертрофированная «технологиза-
ция» научных знаний, которая поставила на службу западной идеологии все ключевые достижения естественных, технических, социальных и гуманитарных наук: «Кризис когнитивного капитализма и его основное направление являются результатом того факта, что никогда, как сейчас, не был так велик риск тэйлориз-ма (в форме некоторого когнитивного неотэйлоризма) в силу технологий, им порождаемых, и никогда он не был так опасен, ибо теперь он затрагивает дух человека. Никогда еще идеологическое воздействие на человека не было так сильно. Никогда еще роль средств массовой информации не вызывала такую тревогу» [18].
Четвертым последствием является то, что новейшие научные знания все чаще направляются не во благо всему мировому сообществу, а исключительно в интересах западных ТНК, частных компаний и фирм. Яркое подтверждение тому — разработка, распространение и использование компьютерной игры «Тетрис»: «Ее придумал программист Вычислительного центра Академии наук Пажитнов, и она принесла ему лично 15 тыс. долл. Вычислительный центр, продав права на распространение игры фирме «Nimtanda», получил 4 млн долл., фирма же — свыше 1 млрд долл.» [19]. Причем это еще не самый показательный вариант использования новейших научных знаний международными ТНК и частными фирмами в своих интересах. Значительно более опасную перспективу описывает А. Па-нарин [20].
Указанными выше социальными последствиями развития когнитивного капитализма его негативное влияние на жизнедеятельность мирового сообщества не исчерпывается. Однако и уже названных факторов, на наш взгляд, достаточно для того, чтобы сделать осознанный цивилизаци-онный выбор при решении вопроса о том, какой вариант современной
знаниевой экономики — когнитивный капитализм или государственную экономику знаний — необходимо строить в Республике Беларусь. Если пойдем по первому пути, то придется на себе испытать все вышеперечисленные социальные последствия, а также пережить потерю своего когнитивного ресурса, который будет скуплен самым богатым в мире заказчиком — заоке-
анским. Если же выберем второй, то у нашей страны появится реальный шанс не только сохранить под своим контролем отечественную науку, но и «оживить» те «невидимые» экономические ресурсы (высокий духовный и интеллектуальный потенциал нашего общества), которые были омертвлены в ходе перестроечных процессов и экономических псевдореформ.
Литература
1. Dahlman C., Anuja U. India and the Knowledge Economy: Leveraging Strengths and Opportunities. Washington, 2005. XXXIII.
2. Korea as a Knowledge Economy: Evolutionary Process and Lessons Learned /Ed. by J. Suh, D.H.C. Chen. Washington, 2007. P. 4.
3. Щенникова Е.С. Знания как объект теоретического анализа // Экономические науки. №3, 2009. С. 93.
4. Кара-Мурза С.Г. Наука для глобальной экономики или для жизни? // Наука России. От настоящего к будущему / Под ред. В.С. Арутюнова, Г.В. Лисичкина, Г.Г. Малинецкого. — М., 2009. С. 49—50.
5. Богдан Н.1. Эканомка ведау i новыя падыходы да гавацыйнай палiтыкi // Весц Нацыянальнай акадэмп навук Беларуа Серыя гумангарных навук. №3, 2001. С. 74—80.
6. Слонимский А.А. Экономика, основанная на знаниях, и национальные инновационные системы // Проблемы прогнозирования и государственного регулирования социально-экономического развития: Материалы V Междунар. науч. конф.: В 5 т. Т. 2. — Мн., 2004. С. 182—184.
7. Щербин В.К. Инновационная экономика и экономика знаний // Наука и инновации. №5, 2006. С. 56—61.
8. Щербин В.К. Из истории формирования инновационной и знаниевой экономик // Наука и инновации. №6, 2006. С. 49—53.
9. Вариченко И.В. Структурные сдвиги в экономике при переходе к экономике знаний // Экономика и управление. №3, 2009. С. 12—17.
10. Авдулов А.Н., Кулькин А.М. Новая парадигма технологического развития: опыт США // Вестник РФФИ. №1, 2003. С. 65.
11. Там же. С. 65—66.
12. Горц А. Знание, стоимость и капитал. К критике экономики знаний // Логос. №4, 2007. С. 7.
13. Польрэ Б. Двусмысленности когнитивного капитализма // Логос. №4, 2007. С. 98.
14. Там же. С. 85.
15. Основа экономического роста: Роль науки в обществе будет возрастать // Рэспублка. 2002. 4 снежня.
16. Геець В.М. Про характер перехщних процеав до економки знань // Економка знань: виклики глобалiзацii та УкраТна. — К., 2004. С. 59.
17. Веревкин Л.П. Инновационная деятельность: исследовательские результаты, производство, рынок // Вестник Российской академии наук. 2003. Т. 73. №2. С. 172.
18. Польрэ Б. Двусмысленности когнитивного капитализма // Логос. №4, 2007. С. 110.
19. Макаров В.Л. Экономика знаний: уроки для России // Вестник Российской академии наук. 2003. Т. 73. №5. С. 450.
20. Панарин А. Агенты глобализма. Глава V. Постмодернистская политика: как побеждают компрадорские режимы // Москва. №8, 2000. С. 137—138.
