CC BY
12
Санкт-Петербургская православная духовная академия
Архив журнала «Христианское чтение»
И.Я. Чаленко К вопросу
об отношении этики античных философов к христианской:
разъяснения на «Критические замечания, сделанные на магистерском коллоквиуме И.Я. Чаленка вторым официальным оппонентом профессором
С.М. Зариным»
Опубликовано:
Христианское чтение. 1913. № 12. С. 1471-1486.
© Сканированій и создание электронного варианта: Санкт-Петербургская православная духовная академия (www.spbda.ru), 2009. Материал распространяется на основе некоммерческой лицензии Creative Commons 3.0 с указанием авторства без возможности изменений.
СПбПДА
Санкт-Петербург
2009
*»*>■.'.А**«,..™.,.jfcJMIb...-. „ІММЬ.-..AJU»..Лы«ы»......... ... жлм... *■-*■-*■ -»■»■»- .
И>......wr1* »»» ЩЩЩ ЩЩІ^’ ЩЩЩ щщщ щщщ — "'»»у—»»у " щщщ щщ
■*■■*"*■ жжж --- «“ **А --- ----------------------------------------------------------------------------
гчг—щгщщг— угг.............ѵж*.......тг»......«»■ -wr —m--------------------угу---*уі'У'--'-'“угіг-*
Къ вопросу объ отношеніи этики античныхъ философовъ къ христіанской.
Разъясненія на „Критическія замѣчанія, сдѣланныя на магистерскомъ коллоквіумѣ И. Я. Чаленко вторымъ оффиціальнымъ оппонентомъ, профессоромъ С. М. Заринымъ“.
ВЪ „Христіанскомъ Чтеніи“ за іюль-августъ м.м. 1913 года помѣщена статья профессора С. М. Зарина: „Критиче-скія замѣчанія, сдѣланныя на магистерскомъ колло-'t квіумѣ И. Я. Чаленко вторымъ оффиціальнымъ оипо-у нентомъ профессоромъ С. М. Заринымъ“. Авторъ этой статьи професс. С.. М. Заринъ имѣетъ въ виду мое сочиненіе: „Независимость христіанскаго ученія о нравственности отъ этики античныхъ философовъ“ I—II ч.ч. Полтава 1912 г. Въ виду того, что тѣ отвѣтныя возраженія, какія мною были высказаны на самомъ коллоквіумѣ, естественно, не могли быть отмѣчены авторомъ помѣщенной въ „Христіанскомч^ Чтеніи“ статьи, а въ особенности въ виду того, что нѣкоторые изъ вопросовъ, затронутыхъ моимъ почтеннымъ критикомъ, имѣютъ въ той или иной степени общій, принципіальный характеръ,—я и считаю умѣстнымъ въ настоящей замѣткѣ въ общихъ чертахъ письменно изложить сущность тѣхъ отвѣтныхъ разъясненій, какія мною были сдѣланы на коллоквіз^мѣ.
По поводу первой части моего цочинѳнія, ставящей своею задачею дать историческій обзоръ литературы предмета, точнѣе—дать болѣе или менѣе систематизированный нодгото-
98
вительный матеріалъ для историко-критическаго обзора литературы предмета въ точномъ смыслѣ этого слова.—профессоръ С. М. Заринъ дѣлаетъ мнѣ возраженіе въ томъ смыслѣ, что эта задача н# осуществлена мною должнымъ образомъ даже въ той упрощенной формѣ, въ какой я эту задачу формулировалъ, поскольку я ограничиваюсь лишь простымъ подведеніемъ воззрѣній на интересующій меня вопросъ тѣхъ или иныхъ ученыхъ подъ нѣсколько рубрикъ, излагая послѣдовательно воззрѣнія каждаго изъ нихъ. По мнѣнію профессора С. М. Зарина, „было бы... болѣе цѣлесообразно въ каждомъ изъ указанныхъ типовъ воззрѣнія выдѣлить и охарактеризовать—какъ общую имъ всѣмъ основу, такъ и различные частные, наиболѣе типичные оттѣнки аргументаціи и особѳннности въ раскрытіи и обоснованіи общихъ имъ всѣмъ тезисовъ. Такая постановка... дала бы дѣйствительно цѣнные результаты, въ сжатой формѣ сообщила бы ясное представленіе о каждомъ типѣ воззрѣній въ его существенныхъ положеніяхъ и главнѣйшихъ обоснованіяхъ, причемъ достаточно видны были бы его сильныя и слабыя стороны“. Со всѣми этими замѣчаніями моего почтеннаго критика, по существу дѣла, я не могу не согласиться и въ отвѣтъ на сдѣланное мнѣ въ данномъ случаѣ возраженіе могу отвѣтить лишь то, что если бы первая часть моего сочиненія должнымъ образомъ удовлетворяла тѣмъ требованіямъ, какія къ ней предъявилъ мой критикъ, то она представляла бы изъ себя уже не „болѣе или менѣе систематизированный подготовительный матеріалъ для историко-критическаго обзора литературы даннаго предмета въ точномъ смыслѣ этого слова“, а законченную научную обработку этого матеріала и потому имѣла бы самостоятельное научное значеніе. Но такого рода сложной задачи по отношенію къ первой, вступительной части моего сочиненія я, вѣдь, себѣ и не ставилъ. Вопросъ, т. о., сводится къ тому, насколько научно обязательной была для меня та, именно, постановка вопроса, на какую указываетъ мой почтенный критикъ, и нужно ли было, вообще, предлагать читателю первую часть моего сочиненія въ томъ несовершенномъ видѣ, въ какомъ она вышла въ свѣтъ. Въ этомъ отношеніи я стоялъ на такой точкѣ зрѣнія: полагая научный центръ тяжести моего сочиненія во второй его части, я, поскольку дѣло касается первой части, руководствовался скромнымъ мотивомъ —
лучше дать что нибудь, чѣмъ ничего... Мы сплошь и рядомъ видимъ, что авторы несомнѣнно цѣнныхъ научныхъ тру-довъ, въ качествѣ предисловія или послѣсловія къ своимъ сочиненіямъ, часто ограничиваютя однимъ простымъ перечнемъ литературы интересующаго ихъ предмета, очевидно полагая, что и этотъ упрощенный до крайнихъ предѣловъ обзоръ литературы предмета можетъ имѣть для нѣкоторыхъ читателей извѣстный интересъ. Я же въ первой части моего сочиненія не ограничиваюсь простымъ перечнемъ литературы предмета, а излагаю также воззрѣнія различныхъ ученыхъ, въ той или иной степени касавшихся интересующаго меня вопроса, и нѣсколько систематизирую эти воззрѣнія. Мнѣ казалось, что это все-таки нѣчто большее, чѣмъ простой перечень литературы предмета...
Болѣе подробно професс. С. М. Заринъ останавливается въ своихъ критическихъ замѣчаніяхъ на II часть моего сочиненія и, прежде всего, отмѣчаетъ отсутствіе должнаго соотвѣтствія между второю (систематическою) и первою частью моего изслѣдованія, поскольку тѣ представители отрицательной критики, воззрѣнія которыхъ у меня изложены въ I ч., по словамъ професс. С. М. Зарина „предполагаютъ и указываютъ въ греческой философіи лишь элементы и отдѣльные моменты, послужившіе—наряду съ другими факторами и подъ ихъ воздѣйствіемъ—такъ сказать, матеріаломъ, изъ коего образовалось христіанское ученіе о нравственности, тогда какъ въ изслѣдованіи И. Я. Чалѳнко сравнивается каждая изъ взятыхъ авторомъ для разсмотрѣнія философскихъ системъ въ ея цѣломъ съ христіанскимъ ученіемъ о нравственности внѣ связи съ другими предполагаемыми факторами“. По мнѣнію професс. С. М. Зарина, я не обратилъ вниманія на то обстоятельство, что сторонники генетической зависимости христіанства отъ предшествующаго ему хода религіозно нравственнаго развитія человѣчества стремятся „расширить объемъ привлекаемыхъ ими матеріаловъ почти до безконечности. Въ частности, привлекаются въ цѣляхъ сближенія съ христіанствомъ—не только іудейство, но и восточныя религіи, особенно, т. н., Передней Азіи, мистѳри-ческіе культы и т. д.и, а иногда „считаютъ нужнымъ подчеркивать плодотворное воздѣйствіе на первохристіанскую этику собственно уже не философской, а именно народной античной этики“.
98*
Но вѣдь, и мой почтенный критикъ соглашается съ тѣмъ, что „выдѣленіе одного изъ нѣсколькихъ факторовъ—съ цѣлью детальнаго научнаго изслѣдованія его природы п вліяній— вполнѣ законно“. Правда, вслѣдъ за этимъ, и профес. С. М. Заринъ дѣлаетъ оговорку въ томъ смыслѣ, что „когда дѣлаются общіе выводы, то слѣдуетъ непремѣнно имѣть въ виду и другіе факторы“; но дѣло въ томъ, что въ своемъ сочиненіи такого, именно, рода общихъ научныхъ выводовъ я вовсе не дѣлаю, такъ какъ и не ставилъ ихъ задачей своего изслѣдованія. Научныя рамки моего сочиненія вполнѣ опредѣленны и не такъ ужъ широки: задачей своего изслѣдованія я поставилъ—доказать независимость христіанскаго ученія о нравственности именно отъ этики, античныхъ философовъ—не больше этого, я въ своихъ научныхъ выводахъ я старался сознательно не выходить изъ этихъ рамокъ, хотя возможно, что въ самомъ тонѣ моей аргументаціи мѣстами, ненамѣренно съ моей стороны, проглядываетъ мое внутреннее убѣжденіе въ томъ, что христіанское ученіе о нравствѳн* ности генетически, по существу, не зависимо не только отъ этики античныхъ философовъ, но и вообще отъ предшествующаго ему естественно-историческаго хода религіозно-нравственнаго развитія человѣчества. Я не имѣлъ ни времени, ни возможности представить детальное научное обоснованіе этого моего убѣжденія, но также не считалъ себя вправѣ, на ряду съ античной философской этикой, лишь „слегка“ и, такъ сказать, „попутно“, коснуться другихъ историческихъ факторовъ, на какіе часто любятъ ссылаться представители отрицательной критики, такъ какъ полагалъ, что это все равно не дало бы мнѣ права сдѣлать общій научный выводъ о генетической независимости христіанской морали отъ предшествующаго христіанству естественно - историческаго хода религіозно-нравственнаго развитія человѣчества. Если бы я это сдѣлалъ, то всякій, прочитавшій мое сочиненіе (и, я увѣренъ, мой почтенный критикъ—первый), съ полнымъ правомъ послалъ бы мнѣ упрекъ въ голословности и научной необоснованности такихъ моихъ, „общихъ выводовъ“... Что же касается того замѣчанія профес. С. М. Зарина, что въ то время, какъ сторонники сближенія христіанства съ античной философіей отмѣчаютъ въ этой послѣдней лишь отдѣльные элементы, которые только на ряду съ другими факторами, послужили яко бы матеріаломъ для образованія хри-
стіанства, тогда какъ я сравниваю каждую изъ взятыхъ мною философскихъ системъ въ ѳя цѣломъ,—то въ данномъ случаѣ я могу сказать то, что я вовсе не считалъ для себя научно обязательнымъ изслѣдовать затронутый мною вопросъ въ тѣхъ, именно, сравнительно узкихъ рамкахъ, въ какихъ его угодно ставить сторонникамъ сближенія христіанства съ античной философіей. Научныя рамки моего изслѣдованія съ этой стороны во всякомъ случаѣ не уже тѣхъ, какія предлагаются представителями отрицательной критики, и, если бы мнѣ удалось доказать, что та или иная античная моральная философская система, въ ея цѣломъ, по существу противоположна христіанскому ученію о нравственности,—то этимъ самымъ мною данъ былъ бы вполнѣ опредѣленный отрицательный отвѣтъ и на вопросъ о значеніи тѣхъ отдѣльныхъ элементовъ въ античной философіи, которые яко бы послужили матеріаломъ для образованія христіанства. Частныя и второстепенныя точки сближенія христіанской морали съ античной философской моралью, естественно, должны утратить свое рѣшающее значеніе послѣ того, какъ доказана ихъ генетическая несоизмѣримость въ самыхъ ихъ основахъ. Но удалось ли мнѣ въ своемъ изслѣдованіи научно доказать эту генетическую несоизмѣримость, по существу, христіанской морали съ античной философской этикой? И съ этой стороны профѳс. С. М. Заринъ дѣлаетъ мнѣ нѣсколько важныхъ возраженій, притомъ, болѣе или менѣе принципіальнаго характера.
Професс. С. М. Заринъ, прежде всего, подвергаетъ критикѣ основную мысль всей II ч. моего сочиненія,—мысль о томъ, что между морально-психологическимъ типомъ античнаго философа—моралиста, какъ послѣдовательно развитымъ разсудочно-интеллектуальнымъ типомъ, и морально-психологическимъ типомъ истиннаго христіанина, какъ типомъ сердечно-волевымъ,—существуетъ діаметральная противоположность, исключающая возможность естественно-исторической эволюціи отъ одного къ другому. Професс. С. М. Заринъ отмѣчаетъ, что я, высказавъ на основаніи будто-бы чисто апріорныхъ данныхъ мысль о полярной психологической противоположности двухъ морально-психологическихъ типовъ (разсудочно-интѳлѳктуальнаго и сердечно-волевого) и подчеркнувъ то положеніе, что первый изъ этихъ типовъ является искаженіемъ нормальнаго морально-психологичѳ-
скаго типа,—въ то же время не далъ въ1 своемъ сочиненіи вполнѣ яснаго и категорическаго отвѣта на тотъ вопросъ, „могъ ли сердечно-волевой типъ—въ теоріи и жизни—хотя бы въ зачаточномъ состояніи—проявляться и раскрываться до и внѣ христіанства, собственными силами самого невозрожденнаго человѣка,—или здѣсь ему не оказалось не только простора, но и никакого мѣста“. Професс. С. М. Заринъ, правда, соглашается, что, поскольку дѣло касается античныхъ философовъ, у меня данъ вполнѣ опредѣленный и притомъ отрицательный отвѣтъ на этотъ вопросъ; „но какъ,—спрашиваетъ С. М. Заринъ, обстояло дѣло въ другихъ сферахъ до-христіанскаго человѣчества“?. На этотъ-то вопросъ, по мнѣнію моего почтеннаго критика, у меня нѣтъ яснаго и опредѣленнаго отвѣта.—Нѣтъ и не могло и не должно быть такого отвѣта,—замѣчу я, поскольку это не входило въ прямую научную задачу моего изслѣдованія, имѣющаго дѣло лишь съ вопросомъ объ отношеніи христіанскаго ученія о нравственности, именно, къ античной философской этикѣ, а не вообще къ нравственнымъ воззрѣніямъ до-христіанскаго человѣчества. Правда, у меня, дѣйствительно, опредѣленно формулирована общая мысль о діаметральной психологической несоизмѣримости разсудочно-интеллектуальнаго и сердечно-волевого типовъ и—позволю себѣ замѣнить—не только а priori формулирована, какъ это утверждаетъ мой почтенный критпкъ, но, по мѣрѣ возможности, и обоснована, поскольку мною указано достаточное количество присущихъ тому и другому типу характерныхъ психологическихъ чертъ, рисующихъ ихъ взаимоотношеніе, именно, со стороны ихъ внутренней противоположности по существу. Но мое научное убѣжденіе въ психологической діаметральной противоположности этихъ двухъ морально-психологическихъ типовъ мнѣ еще не давало права а priori дѣлать столь широкій научный выводъ, какой хотѣлъ бы найти въ моемъ сочиненіи мой критикъ, т. е. опредѣленное заключеніе о томъ, могъ ли сердечно-волевой типъ, хотя бы то въ зачаточномъ видѣ, проявляться и раскрываться въ до-христіанскомъ человѣчествѣ: вѣдь если между этими морально-психологическими типами, съ моей точки зрѣнія, и „нѣтъ непосредственнаго психологическаго перехода, вслѣдствіе чего измѣненіе одного изъ нихъ въ другой, противоположный ему, предполагаетъ не простую эволюцію, а коренной переворотъ во всей ду-
шевной структурѣ даннаго лида или общества“,—то это обстоятельство само по себѣ а priori еще не исключаетъ возможности историческаго превращенія одного изъ этихъ типовъ въ другой, если не въ формѣ эволюціи, то, по крайней мѣрѣ, въ формѣ „коренного переворота во всей душевной структурѣ даннаго лица или общества“. Вопросъ этотъ, поскольку дѣло касается до христіанскаго человѣчества, съ моей точки зрѣнія, научно можетъ быть рѣшенъ только а posteriori—путемъ не только психологическаго, но также историческаго изслѣдованія. Мое сочиненіе и представляетъ изъ себя посильный опытъ такого апостеріорно историческаго рѣшенія этого вопроса, притомъ въ сравнительно узкихъ рамкахъ—въ приложеніи къ представителямъ античной философіи. Что же касается того, „какъ обстояло дѣло въ другихъ областяхъ до-христіанскаго человѣчества“, то, за исключеніемъ одной случайной замѣтки, которую цитируетъ мой почтенный критикъ, этого вопроса я—повторяю—не касался вовсе, хотя я лично и убѣжденъ, что естественно-историческій ходъ развитія другихъ до-христіанскихъ народовъ, въ общемъ, представляетъ изъ себя ту же картину, что и исторія греко-римскаго міра. Въ своемъ сочиненіи я не касался даже самаго вопроса о томъ, какой изъ двухъ отмѣченныхъ мною морально-психологическихъ типовъ нашелъ свое выраженіе въ религіозно-философскихъ системахъ и міросозерцаніи другихъ до-христіанства народовъ, помимо грековъ и римлянъ.
Професс. С. М. Заринъ далѣе подвергаетъ критикѣ самыя основной тезисъ II ч. моего сочиненія, т. е. мою мысль о діаметральной противоположности двухъ отмѣченныхъ мною морально-психологическихъ типовъ — разсудочно-интеллектуальнаго и сердечно-волевого, въ частности, поскольку дѣло касается внутренняго взаимоотношенія морально-психологическаго типа античнаго философа-моралиста, съ одной стороны, и морально-психологическаго тица истиннаго христіанина, съ другой. Этотъ мой тезисъ, по мнѣнію професс. С. М. Зарина, „нуждается въ серьезныхъ оговоркахъ и существенныхъ ограниченіяхъ, а въ приданной ему И. Я. Ча-ленко (т. е. мною) слишкомъ категорической формулировкѣ, даже не совсѣмъ правиленъ“.
Полярной противоположности между указываемыми мною двумя морально-психологическими типами, при которой не-
возможенъ непосредственный переходъ изъ одного въ другой, но мнѣнію професс. С. М. Зарина, нельзя допустить прежде всего, „съ точки зрѣнія понятія о душѣ и ея способностяхъ, какъ оно установлено въ современной психологіи“, поскольку эта послѣдняя на отдѣльныя душевныя способности смотритъ лишь какъ на различныя проявленія одной и той же силы. Но вѣдь и я въ своемъ сочиненіи нигдѣ ни единымъ словомъ не отстаиваю того устарѣлаго взгляда на отдѣльныя душевныя способности, въ силу котораго эти послѣднія разсматриваются, какъ самостоятельныя душевныя силы или даже части души, а своимъ подчеркиваніемъ того положенія, что разсудочно-интеллектуальный и сердечно-волевой морально-психологическіе типы различаются между собой лишь рѣшительнымъ преобладаніемъ дѣятельности тѣхъ или иныхъ душевныхъ способностей по сравненію съ другими,—я, хотя косвеннымъ образомъ, но тѣмъ не менѣе вполнѣ опредѣленно становлюсь на сторону монистическаго представленія о душевныхъ способностяхъ человѣка. Діаметральную противоположность между разсудочно-интеллектуальнымъ и сердечно-волевымъ морально-психологическими типами я, такимъ образомъ, усматриваю не въ томъ, что въ первомъ изъ нихъ вовсе нѣтъ на лицо сердечно-волевыхъ элементовъ или что во второмъ изъ нихъ нѣтъ на лицо элементовъ разсудочно-интеллектуальныхъ, а въ томъ, что преобладаніе разсудочно-интеллектуальныхъ элементовъ въ душевной жизни перваго изъ упомянутыхъ мною типовъ и элементовъ сердечно-волевыхъ во второмъ изъ нихъ оказывается настолько опредѣленнымъ и рѣшительнымъ, что непосредственный психологическій переходъ одного изъ этихъ типовъ въ другой означаетъ уже не простую психическую эволюцію, а коренной переворотъ въ душевной жизни человѣка, подобно тому, какъ, напр., нѣтъ непосредственнаго психологическаго перехода (въ формѣ эволюціи), отъ сангвиническаго темперамента къ’холерическому, отъ холерическаго къ флегматическому и т. п., а если бы этотъ переходъ какъ-нибудь и совершался, то онъ означалъ бы не эволюцію того или иного темперамента, а именно радикальный переворотъ во всей душевной структурѣ даннаго лица. При этомъ, я не только не отрицаю, но даже прямо подчеркиваю то обстоятельство, что въ своемъ послѣдовательномъ развитіи разсудочно-интеллектуальный и сердечно-волевой типы встрѣчаются сравнительно рѣдко.
Правда, этими своими замѣчаніями я, повидимому, ослабляю значеніе и силу той діаметральной противоположности между разсудочно-интеллектуальнымъ и сердечно-волевымъ типами, о какой у меня шла рѣчь выше: разъ я говорю лишь о преобладаніи въ разсудочно-интеллектуальномъ типѣ интеллектуальныхъ элементовъ надъ сердечно-волевыми, то тѣмъ самымъ, повидимому, я уже не вправѣ говорить о діаметральной противоположности этого типа типу сердечно-волевому, а вмѣстѣ съ тѣмъ не вправѣ а priori отрицать возможности историческаго перехода одного изъ нихъ въ другой, — въ частности, не вправѣ отрицать возможности эволюціи разсудочно-интеллектуальнаго типа античнаго философа-моралиста въ сторону сердечно-волевого типа христіанина. И профѳсс. С. М. Заринъ, поскольку дѣло касается отстаиваемаго мною характера взаимоотношеній между морально-психологическимъ типомъ античнаго философа-моралиста, съ одной стороны, и морально-психологическимъ типомъ христіанина, съ другой, — подчеркиваетъ то самопротиворѣчіе, въ какое я въ данномъ случаѣ, повидимому, впадаю.
Въ объясненіе, я въ данномъ случаѣ считаю нужнымъ отмѣтить, во-первыхъ, то обстоятельство, что, поскольку дѣло касается возможности или невозможности эволюціи разсудочно-интеллектуальнаго типа античнаго философа-моралиста въ сторону сердечно-волевого типа христіанина,—я въ своемъ сочиненіи отъ начала и до конца стою не на апріорной, а на строго апостеріорной точкѣ зрѣнія, вездѣ ссылаясь на фактическія, документальныя данныя, заимствованныя мною пзъ произведеній разсматриваемыхъ мною античныхъ философовъ, такъ какъ, съ моей точки зрѣнія, психологическая несоизмѣримость разсудочно-интеллектуальнаго и сердечно-волевого типовъ сама по себѣ, а priori еще не исключаетъ возможности естественно-историческаго перехода одного изъ нихъ въ другой, если не въ формѣ эволюціи, то, по крайней мѣрѣ, такъ сказать, въ формѣ душевной революціи. Этотъ вопросъ, въ отношеніи къ тѣмъ или инымъ частнымъ историческимъ явленіямъ и фактамъ, можетъ быть рѣшенъ только а posteriori. Во-вторыхъ, поскольку вопросъ касается, именно, античныхъ философовъ-моралистовъ, то ссылка моего почтеннаго критика на признаваемую мною у этихъ послѣднихъ наличность достаточнаго количества сердечно-волевыхъ элементовъ, присущихъ и морально-психологическому типу хри-
стіанина, сама по себѣ, какъ мнѣ кажется, нисколько не ослабляетъ значенія и силы той отстаиваемой мною діаметральной противоположности между морально-психологическимъ типомъ античнаго философа-моралиста и морально-психологическимъ типомъ христіанина, при которой не возможна генетическая зависимость второго отъ перваго. Дѣло въ томъ, что историческое взаимоотношеніе обоихъ этихъ типовъ я на протяженіи всей II ч. моего сочиненія разсматриваю подъ эволюціонно-динамическимъ угломъ зрѣнія, а не статическимъ, подъ какимъ, какъ мнѣ кажется, смотритт? на дѣло мой почтенный критикъ. Съ моей эволюціонно-динамической точки зрѣнія, діаметральная противоположность между обоими разсматриваемыми мною морально-психологическими типами и неизмѣримое превосходство морально-психологическаго типа христіанина надъ типомъ античнаго философа-моралиста заключается не въ томъ, что истинному послѣдователю Христову присуща полнота сердечно-волевыхъ элементовъ, въ то время какъ античные философы были вовсе лишены этихъ чертъ,—а въ томъ, что въ душевномъ укладѣ античныхъ философовъ-моралистовъ, какъ это доказывается всей исторіей развитія античной философской этики, обнаруживается вполнѣ опредѣленная и рѣшительная тенденція къ постепенному неуклонному ослабленію сердечно-волевыхъ элементовъ и постепенное односторонее развитіе элементовъ разсудочно-интеллектуальныхъ, тогда какъ въ развитіи морально-психологическаго типа христіанина замѣчается какъ разъ обратная тенденція. Діаметральная противоположность между этими обоими типами, такимъ образомъ, заключается въ рѣшительной противоположности ихъ стремленій и тѣхъ направленій, по какимъ идетъ ихъ историческое развитіе. Тотъ или иной изъ античныхъ философовъ въ извѣстный данный моментъ можетъ обладать тѣми или иными сердечно-волевыми элементами, пожалуй, не въ меньшей степени, какъ и любой изъ рядовыхъ христіанъ, и, если ихъ взаимоотношеніе мы будемъ оцѣнивать со статической точки зрѣнія, то въ нѣкоторыхъ случаяхъ должны будемъ признать наличность между ними большой этической близости; но мнѣ кажется, что, при опредѣленіи сравнительной моральной цѣнности тѣхъ или иныхъ лицъ или морально-психологическихъ типовъ, эволюціонно-динамическая точка зрѣнія имѣетъ, если не большія научныя права на свое признаніе, то, по крайней мѣрѣ,
не меньшія, какъ п точка зрѣнія статическая, въ особенности, если мы будемъ имѣть въ виду извѣстное ученіе Господа Іисуса Христа о безконечномъ идеалѣ нравственнаго совершенства человѣка: въ дѣлѣ нашего нравственнаго совершенства, никакъ не совмѣстимаго съ духовной неподвижностію и застоемъ, мнѣ кажется, важна не столько та ступень, какую въ тотъ или иной моментъ занимаетъ человѣкъ на лѣстницѣ своего нравственнаго прогресса, сколько то направленіе, по какому онъ движется вверхъ или внизъ. И если данное лицо или морально-психологическій типъ обнаруживаетъ опредѣленную и неуклонную тенденцію спускаться внизъ по лѣстницѣ нравственнаго прогресса, какъ это мы усматриваемъ въ исторіи развитія морально-психологическаго типа античнаго философа-моралиста,—то, пусть онъ въ данный моментъ занимаетъ и сравнительно высокія ступени, но мы все-таки признаемъ его нравственно стоящимъ ниже того человѣка, который, хотя на лѣстницѣ своего, нравственнаго совершенства пока еще стоитъ не особенно высоко, зато обнаруживаетъ опредѣленное и неуклонное стремленіе подыматься все выше и выше, поскольку первый стремится внизъ, а второй вверхъ—къ идеалу нравственнаго совершенства. Естественно, что съ той эволюціонно-динамической точки зрѣнія, на какой въ своемъ изслѣдованіи я стою, наличность въ новозавѣтныхъ писаніяхъ и въ святоотеческой литературѣ отдѣльныхъ религіозно-нравственныхъ терминовъ и понятій, повидимому родственныхъ съ тѣми, какія имѣются и въ античной философіи, нисколько не можетъ говорить противъ основного тезиса моего сочиненія — о діаметральной несоизмѣримости и генетической независимости морально-психологическаго типа христіанина отъ морально-психологическаго типа античнаго философа-моралиста,—поскольку оба эти типа я сопоставляю между собой съ точки зрѣнія ихъ общаго душевнаго уклада, точнѣе, общаго направленія въ развитіи ихъ религіозно-нравственныхъ стремленій, а не съ точки зрѣнія частныхъ моментовъ ихъ міросозерцанія и душевнаго уклада. Внѣшняя и частичная близость и даже совпаденіе между собою извѣстныхъ религіозно-нравственныхъ понятій и терминовъ античной моральной философіи, съ одной стороны, и новозавѣтныхъ и святоотеческихъ писаній, съ другой, — окажется, по существу, не только внѣшней, но, въ большинствѣ случаевъ, и чисто-призрачной, если мы эти термины и понятія ста-
немъ разсматривать, такъ сказать, въ контекстѣ общаго уклада душевной жизни античнаго философа, съ одной стороны, и истиннаго Христова послѣдователя, съ другой. Въ данномъ случаѣ мы безусловно должны считаться съ тѣмъ несомнѣннымъ психологическимъ фактомъ, что не только характеръ цѣлаго душевваго организма извѣстнаго лица обусловливается природою и характеромъ его составныхъ психиче-схихъ элементовъ, но и наоборотъ—характеръ этихъ послѣднихъ прежде всего (хотя бы въ силу психическихъ законовъ апперцепціи и ассоціаціи) въ громадной степени обусловливается природою и характеромъ общей душевной организаціи даннаго индивидуума.
Проф. С. М. Заринъ полагаетъ, что генетическая нѳсоиз-мѣримость сопоставляемыхъ мною морально-психологическихъ типовъ удобнѣе всего могла бы быть выяснена, если бы за основу классификаціи этихъ типовъ я положилъ не формальное различіе ихъ по тѣмъ способностямъ, какія являются особенно характерными для того и другого типа, а „реальныя начала“,—любовь съ одной стороны, какъ характерную черту истиннаго христіанина, и эгоизмъ, съ другой, присущій типу античнаго философа-моралиста. Но мнѣ ка-жаѳтся, что „реальныя начала“—любовь и эгоизмъ,— и съ психической и съ этической точки зрѣнія, являются понятіями далеко не первичными въ общей системѣ психологическихъ и этическихъ понятій и, по сравненію съ формально-психическими особенностями въ душевномъ укладѣ человѣка, значительно болѣе сложными и менѣе общими, а потому для своего объясненія они нуждаются въ томъ, чтобы ихъ генетически вывести изъ другихъ болѣе основныхъ и первичныхъ элементовъ душевной жизни. Въ своемъ изслѣдованіи я и пытался реальныя начала—любовь и эгоизмъ—генетически вывести изъ болѣе первичныхъ и основныхъ формально-психологическихъ понятій—душевнаго здоровья, силы, мощи, съ-одной стороны, и душевнаго разслабленія и болѣзни, съ другой, причемъ существо душевнаго здоровья человѣка я, именно, и полагаю—справедливо или нѣтъ, это другой вопросъ—въ преобладаніи въ его душевномъ укладѣ сердечно-волевыхъ элементовъ надъ элементами односторонне-интеллектуальными. Въ этомъ случаѣ я считался также и съ библейской точкой зрѣнія на данный предметъ, поскольку и по библейскому ученію, эгоизмъ является лишь однимъ
изъ частныхъ видовъ того общаго извращенія душевной природы человѣка, какое явилось результатомъ его грѣхопаденія, причемъ сущность этого послѣдняго, по библейскому повѣствованію о грѣхопаденіи человѣка, и заключается, именно, въ гордынѣ человѣческаго разума, въ его стремленіи—поставить теоретическое знаніе природы добра и зла выше сердечной вѣры слову Божію и готовности подчинять свою волю волѣ Божіей. На этой, именно, общей психологической основѣ, по библейскому ученію, развились всѣ другіе частные виды извращенія душевной природы человѣка, въ томъ числѣ и эгоизмъ.
Проф. С. М. Заринъ въ своихъ критическихъ замѣчаніяхъ также дѣлаетъ нѣкоторыя возраженія касательно постановки того положенія моего изслѣдованія, что типы античнаго фи-лософа-моралиста и христіанина различаются между собою кореннымъ, принципіальнымъ образомъ, и не вполнѣ соглашается также и съ тѣмъ моимъ тезисомъ, что историческое развитіе перваго изъ этихъ типовъ шло не въ направленіи сближенія съ типомъ христіанина, а въ направленіи обратномъ, что вся исторія развитія античной моральной философіи въ цѣломъ представляетъ изъ себя постепенно развивающееся разложеніе моральныхъ основъ античнаго міра и постепенное вырожденіе морально-психологическаго типа античнаго философа-моралиста. Мой почтенный критикъ полагаетъ, что „это положеніе во всей его категоричности и не доказано въ (моемъ) сочиненіи да и вообще не доказуемо“, и въ подтвержденіе этого своего заключенія проф. С. М. Заринъ ссылается, между прочимъ, на тѣ мѣста изъ моего же сочиненія, гдѣ и я признаю у античныхъ философовъ наличность супранатуралистическихъ и альтруистическихъ тенденцій и стремленій, глубокой потребности и исканія высочайшаго блага и истины. Все это, по мнѣнію моего почтеннаго критика, представляло изъ себя благопріятную почву къ принятію античнымъ міромъ христіанства. На ряду съ съ тѣми болѣзненными симптомами въ психикѣ античныхъ философовъ-моралистовъ, я, по мнѣнію проф. С. М. Зарина, долженъ былъ „отмѣтить у нихъ наличность также и сознанія своего ненормальнаго, болѣзненнаго состоянія“. „Но такое сознаніе, по словамъ моего почтеннаго критика, знаменовало уже прогрессъ, а не регрессъ, такъ какъ служило необходимымъ предварительнымъ условіемъ и этико-психоло-
гичѳскою почвою для возникновенія и раскрытія покаянной вѣры въ Божественнаго Спасителя... Древній міръ ожидалъ Спасителя и Дѣлителя немощей душевныхъ и тѣлесныхъ и нашелъ такого въ Господѣ Іисусѣ Христѣ“. Со всѣми этими соображеніями и замѣчаніями проф. С. М. Зарина въ данномъ случаѣ я не могу не согласиться по той простой причинѣ, что эти же положенія, въ нѣсколько конечно, иной словесной формѣ, я и самъ неоднократно высказываю въ моемъ сочиненіи. Но я въ то же время полагаю, что частичный прогрессъ, въ одной какой-нибудь области душевной жизни человѣка (въ данномъ случаѣ въ области развитія у античныхъ философовъ сознанія своего ненормальнаго, болѣзненнаго состоянія) еще не доказываетъ того, что въ данномъ случаѣ мы имѣемъ дѣло не съ регрессомъ или застоемъ, а именно съ общимъ прогрессомъ въ душевной жизни человѣка во всей сложности и цѣлости его душевнаго органилма. То же самое, въ частности, по моему мнѣнію, приложимо и къ античнымъ философамъ: въ области развитія сознанія своего болѣзненнаго нравственнаго состоянія, а также потребности и исканій иныхъ нравственныхъ идеаловъ, по сравненію съ тѣми, какими до сихъ поръ жило античное человѣчество,—античная философія, и съ моей точки зрѣнія, обнаруживаетъ въ своемъ историческомъ развитіи несомнѣнный прогрессъ; но это обстоятельство, какъ это я пытался доказать въ своемъ сочиненіи, не могло помѣшать общему регрессу и разложенію душевнаго уклада морально-психологическаго типа античнаго философа-моралиста: оно лишь сопутствовало этому разложенію и т. о. самымъ фактомъ своего существованія и развитія косвенно какъ-бы подтверждало наличность и этого послѣдняго. Не отрицаю я въ своемъ сочиненіи и того, что развитіе у античныхъ философовъ нравственной неудовлетворительности представляло изъ себя въ извѣстномъ отношеніи благопріятную психологическую почву и благопріятное условіе для распространенія среди античнаго міра христіанства и христіанской морали; но я категорически отрицаю то, чтобы и самое сѣмя христіанской морали, природою котораго, главнымъ образомъ, обусловливаются и всѣ дальнѣйшія формы ея развитія,—было историческимъ продуктомъ развитія основныхъ положеній античной философіи. А при выясненіи вопроса о генетической зависимости или независимости христіанской морали отъ античной философіи,—сущѳ-
ство дѣла, по моему мнѣнію, слѣдуетъ усматривать, прежде всего и главнымъ образомъ, именно въ природѣ сѣмени, изъ котораго возникла и развилась христіанская мораль, а не въ той почвѣ, на какой произрасло это сѣмя, и не въ историческихъ условіяхъ его произрастанія. Какова бы ни была данная, почва, каковы бы ни были данныя условія,—но мы всегда должны ожидать, что изъ брошеннаго въ землю сѣмени ржи выростѳтъ, именно, рожь, а не овесъ, хотя, конечно, отъ характера почвы и другихъ внѣшнихъ условій во многомъ зависитъ степень успѣшности въ произрастаніи даннаго растенія. Въ своемъ изслѣдованіи я и старался, главнымъ образомъ, опредѣлить природу самаго сѣмени античной философской морали, по сравненію съ природой сѣмени христіанской морали, и лишь косвеннымъ образомъ касался вопроса о томъ, въ какой степени античная моральная философія служила благопріятной почвой для произрастанія здѣсь сѣмени христіанской морали. Для болѣе конкретнаго поясненія моей точки зрѣнія на чисто косвенный характеръ тѣхъ услугъ, какія античная моральная философія оказала дѣлу распространенія въ античномъ мірѣ христіанства, я воспользуюсь еще такой, можетъ быть нѣсколько грубой, аналогіей. Постепенный прогрессъ въ развитіи у античныхъ философовъ сознанія своей нравственной неудовлетворительности и жажды новыхъ религіозно - нравственныхъ идеаловъ, родственныхъ съ христіанскимъ ученіемъ, такъ же не могъ самъ по себѣ породить этихъ послѣднихъ, кака, все болѣе и болѣе усиливающаяся физическая жажда сама по себѣ не можетъ дать и удовлетворенія потребности тѣлеснаго организма во влагѣ, какъ усиленіе аппетита само по себѣ еще не приводитъ насъ къ насыщенію, хотя, конечно, хорошій аппетитъ представляетъ изъ себя несомнѣнно благопріятное условіе и благопріятную почву для нормальнаго питанія и роста даннаго тѣлеснаго организма.
Послѣднее возраженіе, какое мнѣ дѣлаетъ проф. С. М. Заринъ, состоитъ въ томъ, что я заканчиваю свое изслѣдованіе историческаго развитія античной моральной философіи на томъ историческомъ моментѣ, гдѣ, съ точки зрѣнія нѣкоторыхъ ученыхъ, „только начинается важнѣйшій и наиболѣе продуктивный моментъ эволюціоннаго движенія по пути къ христіанствуи. Чтобы избѣжать этого упрека, я, по мнѣнію моего почтеннаго критика, долженъ былъ въ своемъ изслѣ-
дованіи коснуться также вопроса объ отношеніи христіанства и христіанской морали къ неоплатонизму и къ іудео-александрійской философіи, съ Филономъ во главѣ, т. е. тѣхъ философскихъ системъ, гдѣ, наряду съ традиціями античной философіи, сказалось также сильное вліяніе восточныхъ элементовъ, въ особенности мистическихъ.—Не отрицаю, что въ дѣлѣ выясненія вопроса объ историческомъ происхожденіи христіанства вопросъ объ отношеніи христіанства къ неоплатонизму и къ іудео - александрійской философіи имѣетъ существенно важное значеніе и въ послѣднее время приковываетъ къ себѣ вниманіе ученыхъ изслѣдователей, пожалуй, даже въ большей степени, чѣмъ вопросъ объ отношеніи христіанства къ отмѣченнымъ мною античнымъ философскимъ системамъ. Но, поставивъ своей задачей изслѣдованіе вопроса объ отношеніи христіанской морали, именно, къ античной моральной философіи, я не считалъ себя въ правѣ касаться въ данномъ случаѣ такихъ философскихъ ученій, которыя, какъ неоплатонизмъ и іудео-александрійская философія, представляютъ изъ себя синтезъ традицій античной философіи и религіозно-философскихъ элементовъ восточныхъ народовъ. Мнѣ казалось, что, прежде чѣмъ привлекать къ моему изслѣдованію неоплатонизмъ и іудео-алѳксандрійскую философію, я, вслѣдъ за изложеніемъ исторіи развитія античной философской этики, долженъ былъ бы предварительно подвергнуть детальному изслѣдованію также историческое развитіе религіозно-нравственныхъ идей и настроеній восточныхъ народовъ (іудеевъ, персовъ и друг.), въ тѣхъ же приблизительно рамкахъ и по тому же методу, какихъ я придерживался и при изложеніи исторіи античной философской этики. Но это, конечно, не только удвоило бы, но даже утроило бы размѣры рамокъ моего сочиненія и значительно усложнило бы и даже измѣнило бы самую задачу моего изслѣдованія. Весьма возможно, что и покойный профессоръ Е П. Аквилоновъ, рецензировавшій мое сочиненіе въ его первой, рукописной редакціи, стоялъ, именно, на этой же точкѣ зрѣнія, когда настаивалъ на исключеніи изъ моего сочиненія главы о неоплатоникахъ, каковая глаза, въ первой, рукописной редакціи моего сочиненія имѣлась.
И. Чаленко.
САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКАЯ ПРАВОСЛАВНАЯ ДУХОВНАЯ АКАДЕМИЯ
Санкт-Петербургская православная духовная акаде-мия — высшее учебное заведение Русской Православной Церкви, готовящее священнослужителей, преподавателей духовных учебных заведений, специалистов в области бо-гословских и церковных наук. Учебные подразделения: академия, семинария, регентское отделение, иконописное отделение и факультет иностранных студентов.
Проект по созданию электронного архива журнала «Христианское чтение»
Проект осуществляется в рамках компьютеризации Санкт-Пе-тербургской православной духовной академии. В подготовке элек-тронных вариантов номеров журнала принимают участие студенты академии и семинарии. Руководитель проекта — ректор академии епископ Гатчинский Амвросий (Ермаков). Куратор проекта — про-ректор по научно-богословской работе священник Димитрий Юревич. Материалы журнала готовятся в формате pdf, распространяются на DVD-дисках и размещаются на академическом интернет-сайте.
На сайте академии
www.spbda.ru
> события в жизни академии
> сведения о структуре и подразделениях академии
> информация об учебном процессе и научной работе
> библиотека электронных книг для свободной загрузки
