Е. И. Белявская, Н. В. Карева
К вопросу об источниках драматического языка М. В. Ломоносова
Из всего обширного наследия М. В. Ломоносова наименее изученными на сегодняшний день остаются драмы. Две трагедии Ломоносова еще при жизни автора были весьма сдержанно оценены современниками и не имели успеха при постановке. Интерес к драматургии Ломоносова появился у исследователей только в начале ХХ века. В 1910-х годах был опубликован ряд статей, посвященных «Тамире и Селиму» и «Демо-фонту» (Мочульский 1911; Петровский 1912; Резанов 1911; Шалина 1915). Исследование трагедий продолжилось в середине ХХ века (Касаткина 19582; Моисеева 1962), но в основном с позиции литературоведения. Основной темой научных изысканий стал поиск источников сюжета, композиции и стиля трагедий. Ученые выявили значительное число перекличек с драмами предшественников и современников Ломоносова, в частности с трагедиями Расина и Готтшеда, с драмами Тредиа-ковского и Сумарокова, с произведениями античных авторов и со школьными драмами Славяно-греко-латинской Академии, где Ломоносов проходил обучение. Автором работы, где с наибольшей степенью подробности рассматриваются возможные источники трагедии «Демофонт», является В. И. Резанов. Его статья посвящена рассмотрению текстуальных связей между «Демофонтом» и «Андромахой» Расина. Резанов анализирует обе трагедии и указывает на заимствования в тексте Ломоносова. Однако общефилологический характер данного исследования ограничивает объем лингвистического анализа, и, таким образом, комментарий Резанова сводится к отсылкам к французскому тексту Расина. В дальнейшем ученые принимали гипотезы Резанова, не подвергая их критическому переосмыслению.
Действительно, влияние сюжета и композиции «Андромахи» на «Демофонта» очевидно, однако стилистические заимствования до сих пор изучены не были. Задачей нашего исследования явилось подтверждение или опровержение выводов Резанова на собственно лингвистическом материале. Конечной целью нашей работы стало выявление возможных источников
драматического языка Ломоносова и определение места стиля его трагедий в контексте теорий драмы того периода.
Для осуществления этой цели нами был проанализирован французский текст трагедии Расина «Андромаха» в сравнении с русским текстом трагедии «Демофонт» Ломоносова. При поверхностном сравнении текстов бросаются в глаза мелкие заимствования на уровне мотивов и лексики. Так, Ломоносов эксплуатирует мотив «рокового» младенца, который внушает страх одним своим существованием. Что же касается лексики, то Ломоносов использует, в частности, обращение «троянка» по отношению к Илионе (вслед за Расином, который именовал Андромаху Troyenne).
Однако наибольший интерес вызвали места «заимствований», указанные в статье Резанова (всего 8 фрагментов). В этих случаях речь может идти о совпадениях исключительно композиционных, но не сюжетных. Показательны, например, Акт 2 сцена 5 в «Андромахе» (Феникс и Пирр) и соответственно акт 2 сцена S в «Демофонте» (Демофонт и Драмет). В этих отрывках идет диалог между главным героем и второстепенным, который пытается отвратить первого от незаконной страсти. Однако персонажи Ломоносова и Расина используют не только разные речевые обороты, но и разную аргументацию и, в конечном итоге, добиваются разных результатов. Таким образом, основной причиной сюжетного расхождения при изначальном совпадении конфликта является различие в подходе к построению драматического произведения. Если для Расина основополагающим принципом было изображение чувств и характеров, то для Ломоносова на первый план выходили верность долгу и соблюдение норм. Доминирование дидактизма в драмах Ломоносова объясняется влиянием немецкой драматической школы и, в первую очередь, теории драмы Готтшеда. Принципы классицистической драмы были преобразованы немецким драматургом, и на первый план была выдвинута назидательная ценность сюжета. Именно этот аспект проявляется в диалогах персонажей Ломоносова.
В ряде фрагментов наблюдается более близкое сходство. Так, например, у Расина в четвертом акте в сцене 5 в монологе Гермионы есть следующие строки
.. .Du vieux père d'Hector la valeur abattue
Aux pieds de sa famille expirante à sa vue
Tandis que dans son sein votre bras enfoncé
Cherche un reste du sang que l'âge avait glace Dans des ruisseaux du sang Troie ardente plongée; De votre propre main Polyxène engorgée...
У Ломоносова же во втором явлении в монологе Илионы присутствует аналогичный фрагмент:
Велит мне позабыть отечества паденье И братей и сестры несносное мученье, Как Гектор был попран, лишен по смерти гроба, Как матери моей растерзанна утроба, Пронзенный как Приам пред олтарем лежал, В сыновней и в своей крови живот скончал! Как мне не представлять ту ночь бесчеловечну, Что день Троянский в ночь переменила вечну, И лютых хищников торжествовавших крик, Которой мне и здесь наносит страх велик, Как Греки, наших стен освещены пожаром, На пагубу Троян спешили в буйстве яром; Чрез сродников моих стремилися тела, Из коих по земли густая кровь текла?
Содержание обоих отрывков практически идентично, однако средства, использованные для описания, радикально отличаются. У Расина мы видим констатацию фактов гибели Трои и творящегося насилия. Эпитеты отсутствуют, также как и детали описания. У Ломоносова же находим такие экпрессивные словосочетания, как «ярое буйство», «лютое буйство», «несносное мученье», «растерзанная утроба». Абстрактные «потоки крови» Расина превращаются в «сыновнюю и свою (Приама) кровь». Такое детальное и экспрессивное описание смерти идет вразрез с принципами классицизма, которые призывают избегать крайностей. И Ломоносов сознательно идет на это нарушение, «переиначивая» цитату Расина для своих целей. Каковы же источники этого эмоционального и наполненного яркими деталями стиля?
Здесь кажется уместным привести еще не упомянутые исследования, посвященные трагедиям Ломоносова, - статьи И. Клейна (Клейн 1999; 2002). Ученый рассматривает материал с позиций литературоведа и на основе анализа сюжетных и композиционных приемов приходит к выводу о преемственности между школьными драмами Славяно-греко-латинской Академии и драматургией Ломоносова. Одной из основных
черт, унаследованных Ломоносовым, Клейн называет принцип барочной «избыточности». Автор стремится «наполнить», обогатить текст, используя эмоциональные описания, экзотические мотивы, отдельные яркие повороты сюжета, соединяя их в рамках одной трагедии. В этом, как пишет Клейн, он проявляет «ту самостоятельность, которая характерна и для его торжественных од» (Клейн 2002: 41). Этими же принципами руководствовался Ломоносов при создании языка новой Российской драмы. Он использует французскую трагедию как основу, но изменяет ее стиль, наполняя его экспрессией для создания более полной, принципиально иной картины мира.
Литература
Ломоносов М. В. Полное собр. соч. Т. VIII. М., 1955. С. 441-486. Racine Jean. Oeuvres complètes. Paris: Gallimard, 1999. Касаткина 1949 - Касаткина Е. А. Трагедия Ломоносова «Тамира и Селим» // Уч. зап. Томского пед. ин-та. Томск. Т. VII. Сер. гума-нит. наук. С. 116-142. Касаткина 19581 - Касаткина Е. А. Полемическая основа трагедии Ломоносова «Тамира и Селим» и Тредиаковского «Деидамия» // Уч. зап. Томского пед. ин-та. Томск. Т. ХУП. С. 122-136. Касаткина 19582 - Касаткина Е. А. Трагедия Ломоносова «Демофонт»
// XVIII век. Сб. 3. М.; Л. Клейн 1999 - Клейн И. Ломоносов и Расин: («Демофонт» и «Андромаха») // XVIII век : Сборник 21. СПб. С. 89-96. Клейн 2002 - Клейн И. Ломоносов и трагедия // XVIII век: Сборник 22. СПб. С. 28-42.
Моисеева 1962 - Моисеева Г. Н. К вопросу об источниках трагедии «Тамира и Селим» // Литературное творчество М. В. Ломоносова. Исслед. и матер. М.; Л. С. 253-258. Мочульский 1911 - Мочульский В. Н. М. В. Ломоносов как драматург
// Рус. филол. вест. Т. LXVI. № 4. С. 310-331. Петровский 1912 - Петровский Н. М. К вопросу о трагедии М. В. Ломоносова «Демофонт» // Изв. Отд. рус. яз. и словесн. Т. XVII. Кн. 4. С. 133-139.
Резанов 1911 - Резанов В. И. Трагедии Ломоносова // Ломоносовский сборник. СПб.
Шалина 1915 - Шалина А. Ломоносов как драматург // Рус. филол. вест. № 1. С. 58-75; № 2. С. 249-267.