CC BY
46
УДК 316.347 + 316.33 ББК С55.566 + С55.4/5
К ВОПРОСУ ОБ ИССЛЕДОВАНИИ ВЛИЯНИЯ ИНСТИТУТА РЕЛИГИИ НА ПРОЦЕСС СОЦИАЛЬНОЙ ИНТЕГРАЦИИ РОССИЙСКОГО ОБЩЕСТВА
П.А.Баёв1
Иркутский государственный университет, 664003, г. Иркутск, ул. Карла Маркса, 1.
Рассматриваются специфические особенности религиозной ориентации личности, служащие основой для ее адаптации в весьма неустойчивом современном социуме. С позиции эволюционного развития выделяются основные адаптационные стратегии личности (брутализация, ресентимент и др.), формирующие устойчивые типы отношений (мьютуализм, паразитизм и т.д.) между индивидами и социальными группами в трансформирующемся обществе. Библиогр. 8 назв.
Ключевые слова: религиозная ориентация личности; адаптационные стратегии личности; «побочный продукт»; альтруизм; брутализация; ресентимент; комменсализм; паразитизм; мьютуализм.
ON THE STUDY OF THE INSTITUTE OF RELIGION INFLUENCE ON THE SOCIAL INTEGRATION OF RUSSIAN
SOCIETY
P.A. Baev
Irkutsk State University, 1 Carl Marx St., Irkutsk, 664003.
The specific features of religious orientation of the personality, providing the basis for his/her adaptation in a very unstable current society are discussed. From the standpoint of evolutionary development the article distinguishes key adaptation strategies of the personality (brutalization, resentment, etc.) that form stable relationship types (mutualism, parasitism, etc.) between individuals and social groups in a transforming society. 8 sources.
Key words: personality religious orientation; personality adaptation strategies; "by product"; altruism; brutalization; resentment; commensalism; parasitism; mutualism.
Религия как социальный институт наделена определенным набором функций, имеющих важное социальное значение. Мировоззренческая или познавательная функция наполняет жизнь индивида смыслом и значением (даже если эти «смыслы» ошибочны и нуждаются в научном объяснении). Компенсаторная (утешительная, психотерапевтическая) функция способствует укреплению иммунитета перед природными и социальными катаклизмами (даже когда она проявляется в таких своих «пограничных» формах, как смирение перед неизбежной опасностью или смертью). Коммуникативная функция обеспечивает не только общение между верующими, но также и интеракции с трансцендентными объектами посредством обрядовой деятельности. Регулятивная и интегративная функции обеспечивают индивида программой и сценариями социально одобряемого поведения, способствуют достижению индивидом согласия на базе общепринятых норм и ценностей, а также создают условия для самоопределения в социуме. Кроме того, религия способна порождать, и порождает, такую систему знаков, значений и смыслов, зачастую политически, идеологически или экономически ангажированных, что способствует процессу мифологизации со-
знания, влекущему ложное отображение шкалы ценностей, неадекватное представление связей и отношений реальности, и соответственно усиливает негативные, дезинтегрирующие функции (разжигание ксенофобии, нетерпимости).
Интеграция как процесс организации, объединения и мобилизации людей проявляется, с одной стороны, в форме соучастия большинства в справедливом распределении социальных и экономических благ среди всех членов общества. С другой стороны, перманентный поиск организационных принципов сохранения и выживания любой системы порождает дезинтеграцию в поле межсистемного взаимодействия, что также выражается в корпускулярности (дискретности) мотивов и стандартов поведения людей. По мнению создателя теории социального действия Т. Парсонса: «Первичная интегративная проблема любой системы действия состоит в координации составляющих ее элементов, прежде всего человеческих индивидов и коллективов» [1]. Именно в столкновении интересов и в борьбе с внутренней стихийностью происходит самоорганизация обособленных образований социума (классовых, этнических, религиозных и т.д.). На данное противоречие указывал известный отечественный
1Баёв Павел Анатольевич, кандидат социологических наук, доцент кафедры культурологии и управления социальными процессами Института социальных наук, тел.: (3952) 203556, (3952) 526322, 89641096969, е-mail: [email protected] Baev Pavel, Candidate of Social Sciences, Associate Professor of the Department of Cultural Studies and Management of Social Processes of the Institute for Social Sciences, tel.: (3952) 203556, (3952) 526322, 89641096969, e-mail: [email protected]
учёный-экономист, основатель тектологии, Александр Богданов: «У человечества нет иной деятельности, кроме организационной, нет иных задач, кроме организационных. Как, разве мы не видим на каждом шагу разрушительной работы, дезорганизационных задач? Да, но это - частный случай той же тенденции. Если общество, классы, группы разрушительно сталкиваются, дезорганизуя друг друга, то именно потому, что каждый такой коллектив стремится организовать мир и человечество для себя, по-своему. Это - результат отдельности, обособленности организующих сил, -результат того, что не достигнуто еще их единство, их общая, стройная организация. Это - борьба организационных форм» [2].
Проблема социальной интеграции весьма актуальна для сегодняшнего российского общества. Общеизвестными фактами являются нарушенная межпо-коленческая преемственность, утрата единой социокультурной идентификации в нашем обществе, активизация крайнего индивидуализма в ущерб общесоциальным интересам и ценностям. Нельзя также назвать гармоничными общественные отношения и в религиозной, этнической, социально-экономической сферах жизни отечественного социума. Сама базовая нормативно-ценностная система остается проблемной. Именно на ее основании может и должен формироваться социальный консенсус. Глубокая трансформация всех сторон бытия российского общества, начавшаяся в последней четверти прошлого века и продолжающаяся по сей день, изменила практически всю структуру общественных отношений, как в её морфологическом, так и содержательном планах. В силу этого, рефлексия по поводу уровня социальной интеграции, основных её характеристик, сфер реализации и перспектив является крайне необходимой для российского общества. Очевидно, что задачи модернизации, которые ставятся сегодня в российском государстве, практически невыполнимы без должного уровня социальной консолидации. В этой связи возрастает роль научной экспертизы, которая может представить обоснования рефлексивного общественного развития нашей страны.
Особую актуальность проблема социальной интеграции приобретает, если мы говорим об отношениях общества и института религии, религиозных конфессий, догмы которых с большим трудом преодолеваются даже при колоссальном усилии международных общественных организаций и движений. Американский публицист и сторонник атеистического мировоззрения Сэм Харрис в своих трудах, подвергая критике религиозную веру за ее сопротивление созданию здорового мирового сообщества, пишет: «Религия - это единственная область, в которой противопоставление «мы - они» приобретает трансцендентное значение» [3]. Специфика религиозной солидарности и ее влияния на процессы социальной интеграции также характеризуется автором не с положительной точки зрения: «Вероятность того, что мы преодолеем расколотость нашего мира, создавая новые возможности для межконфессионального диалога, исчезающе мала. Терпимость к записной иррациональности не может быть
конечной целью цивилизации. Несмотря на то, что члены либеральной религиозной общественности договорились смотреть сквозь пальцы на взаимоисключающие элементы своих вероучений, эти элементы остаются источником перманентного конфликта для их единоверцев. Таким образом, политкорректность не является надёжной основой для человеческого сосуществования» [3].
В этом смысле для исследования процессов социальной интеграции необходимо четко определить границы перехода интегрирующего начала в дезинтегрирующее и выяснить, для какой (или против какой) группы людей они являются таковыми.
Известно, что в религиозных сообществах, где континуально происходит освоение религиозного образа жизни, могут возникнуть крайние мировоззренческие позиции, опирающиеся либо на фундаментальные догмы и традиции (фундаменталисты, антиглобалисты и проч.), либо на идеи и принципы либерализма и коммунитаризма («умеренные» верующие). И те и другие, в плоскости умеренной религиозности, могут синтезировать архаику духовного опыта с современными вызовами и требованиями социума. Именно эта средняя позиция может быть рассмотрена как универсальная для обнаружения реального процесса взаимопроникновения и объединения множественных элементов российского общества в гармоничное целое. Другие случаи консолидации и интеграции (по доминирующим историческим, территориальным, этническим, гражданским, конфессиональным и др. признакам, при наличии поликультурного пространства) могут анализироваться с точки зрения институциональной дисфункции, «полезной» или «бесполезной» (возможно даже «опасной») социальной девиации.
С другой стороны, необходимо понять природу и структуру интеграционного процесса; подразумевается ли здесь принцип вынужденного объединения с целым в ущерб «самобытности». Так, например, происходит объединение европейских государств под единым флагом Евросоюза, создание единого экономического пространства и других условий для формирования нового образа «гражданина европейского континента» (по выражению А. Этциони), но в ущерб локальным национальным интересам и социальным диспозициям, сформированным в отдельных странах ЕС. Барсукова С.Ю. пишет: «Бесспорна связь между солидарностью и социальной идентичностью как самоотождествлением личности с некой общностью. Индивид, «затерянный» в сложной структуре социальных диспозиций, испытывает затруднения в определении мира «своих». Без осознания своей принадлежности к четко очерченной группе (в представлении индивида, а не институциональной конвенции общества) нет ни апелляции к ресурсу солидарности, ни желания к солидаристским действиям. Убежденность в «се-беподобии» тех, кто объединен понятием «мы», представляет собой основу любой солидаристской практики» [4, с. 4].
Таким образом, для анализа процессов социальной интеграции в связке с институтом религии можно использовать местные («частные» или конфессио-
нальные) случаи интеграции и консолидации на предмет их совпадения с общероссийским «курсом», а последний - с интеграцией в общемировом пространстве. Интеграция внутри социальной группы еще не означает интеграции с социумом в целом. Интеграция внутри страны (российского общества) еще не означает гармонизации отношений между странами и мировыми сообществами. В этом смысле стремление самой влиятельной конфессии, Русской православной церкви, стать «народной» могло бы означать общенациональную интеграцию, национальную консолидацию и мобилизацию перед общими для русского православия проблемами (или «врагами»?). Но при разумном сочетании духовного опыта православия и концепций развития гражданского общества могут возникнуть совершенно иные принципы интеграции и консолидации.
Социальная солидарность (как и социальное поведение в целом) может измеряться через количественные и качественные показатели: а) уровнем социальной активности индивидов («социальное служение») и б) характером и качеством такой активности (социальный эффект - созидательный, разрушительный, осознанный, спонтанный). Но прежде необходимо объяснить некоторые понятия, которые обозначают социальные явления, часто наблюдаемые в биосфере. Предлагаемая ниже трактовка имеет большое значение для уточнения этимологии некоторых слов, обозначающих различные способы взаимодействия социальных объектов.
Солидарность - соучастие. Может быть активное и пассивное (номинальное) соучастие (по факту сопереживания, не выходящего за рамки аффектаций). Необходимо выделить также солидарность случайную (общечеловеческую, эгалитарную, альтруистскую), внутригрупповую (референтную) и солидарность общенародную (в пределах государства, национальной идеи, патриотизма). Важно отметить, что активная солидарность может проявляться в виде реципрокного альтруизма, а также в форме мутуализма.
Интеграция - объединение усилий граждан в деле социально-экономического и социально-культурного восстановления страны, региона, муниципального образования как социального целого, восстановление социальной системы, социальной структуры российского общества. Процесс, охватывающий все сферы жизнедеятельности и все уровни организации государственной и общественной жизни - таким образом, процесс интеграции на муниципальном и региональном уровне не должен иметь радикальных отличий и расхождений с общероссийским интегратив-ным процессом. Процесс интеграции представляет собой социальный симбиоз.
Социальный (мутуальный) симбиоз - взаимовыгодное, полезное и необходимое содружество различных социальных объектов (народов, социальных групп, индивидуумов и т.п.), сохраняющих свои характерные особенности. В некоторых смыслах можно это явление сопоставлять с культурной диффузией, основанной на взаимовыгодном проникновении образцов различных культур.
Комменсализм - разновидность социального симбиоза, т.е. сосуществования, заключающегося в том, что члены одного сообщества, социальной группы («комменсалы») получают значительную выгоду для себя, а в то же время социум («хозяин») не получает от взаимодействия с первыми ни ощутимых полезных результатов, ни вреда. Комменсал, безвредный для хозяина в обыденном течении жизни и совместного сосуществования, в другой (обычно кризисной) ситуации может стать для хозяина паразитом, наносящим вред. Но может организоваться и форма комменсализма («сотрапезничество»), при которой «хозяин» (доминирующий социальный актор) быстрее адаптируется к социальным переменам, разумно «перерабатывая» социальную среду, тем самым делая ее приемлемой для комменсала, т.е. совместимой с его символической картиной мира и потенциальными возможностями.
Паразитизм - термин, противопоставляемый симбиозу и означающий паразитическое и вредоносное использование чужих ресурсов с пользой для себя и вредом для других участников коммуникационного процесса. Одну из форм паразитизма можно охарактеризовать термином символическое насилие (см. ниже). Мьютуализм - разновидность симбиоза; взаимовыгодные отношения между социальными акторами, в центре которых лежат личные (эгоистические) отношения, выгодные для каждого и развивающиеся по принципам взаимного приспособления (коадаптации) или протокооперации. Мутуализм бывает «жёстким» или «мягким». Сотрудничество в первом случае жизненно необходимо для обоих партнеров, которые связаны отношениями коадаптации, однако при «мягком» мутуализме отношения между партнерами становятся более или менее факультативными, и это называется протокооперацией.
Символическое насилие - сознательное или неосознанное навязывание государством или большинством общества собственной системы значений и иерархии ценностей, т.е. картины мира. Символическое насилие в оценочном контексте может восприниматься, с одной стороны, как вынужденное полезное хирургическое вмешательство в социальный организм, так и в качестве кризиса государственной власти и управления.
Самоидентификация - способ самоотождествления индивида с людьми, имеющими те или иные социальные и культурные признаки (пол, возраст, доход, образ жизни, образование и проч. статусные характеристики и культурные ценности). Таким образом, индивидом самостоятельно устанавливается тождественность его первоначальной Я-концепции на основании совпадения основных принимаемых признаков с референтной Я-концепцией. Тем самым, «неизвестный» субъективированный образ-Я индивида транс-цендируется в качественно иную систему представлений о себе самом, т.е. в «известный» объективированный образ-Я. Процесс сам по себе может занять достаточно длительный период времени и проявляться на начальных стадиях во внешней культурной репрезентации (на символическом уровне) дисфункцио-
нальностью социального института (или отдельных его элементов).
В качестве наиболее адекватного и перспективного подхода для научного исследования интеграционного потенциала современного российского общества представляется методология институционального анализа. Избранный подход предполагает внимание к институциональным феноменам, как классического типа, так и относящимся к неоинституциональной перспективе, как к социетальным аспектам общественного бытия, так и к практикам повседневности. Именно такого рода синтетическая исследовательская стратегия представляется наиболее эвристичной при рассмотрении столь сложного феномена, как социальная интеграция, в особенности при формулировании оснований её наиболее желательного состояния в обществе - консистентности, предполагающей непротиворечивое сочетание макро - и микросоциального порядков в морфологическом и дискурсивно-символическом измерениях общественных отношений.
Поскольку это касается и семантической проблематики коммуникативных сообщений, широко представленных в масс-медийном дискурсе, нам необходимо сказать несколько слов о факторах СМИ и общественного мнения, о самой их природе, о лексике и грамматике языка, который применяется в этой практике и который нередко ангажирован определенными социально-политическими кругами.
Социальный философ-структуралист Ролан Барт обозначил человеческие объективации как «мифологии», «сообщения» или «способы обозначения», встречающиеся в коммуникативном дискурсе [5, с. 265]. Поскольку окружающий нас мир «бесконечно суггестивен», мифом, по мнению французского мыслителя, может быть «все, что покрывается дискурсом», т.е. абсолютно любая осязаемая и неосязаемая вещь. Барт пишет: «Уходя или не уходя корнями в далекое прошлое, мифология обязательно зиждется на историческом основании, ибо миф есть слово, избранное историей, и он не может возникнуть из «природы» вещей. Это слово является сообщением. Следовательно, оно может быть не обязательно устным высказыванием, но и оформляться в виде письма или изображения; носителем мифического слова способно служить все - не только письменный дискурс, но и фотография, кино, репортаж, спорт, спектакли, реклама. Миф не определяется ни своим предметом, ни своим материалом, так как любой материал можно произвольно наделить значением: если для вызова на поединок противнику вручают стрелу, то эта стрела тоже оказывается словом» [5, с. 266]. В этом смысле мы можем с уверенностью подвергнуть анализу не только слово или словесные выражения, представленные в текстуальном или вербальном контексте, но также слово, овеществленное или опредмеченное жестами и невербальной коммуникацией.
Р. Барт придерживался семиологического постулата о соотношении двух элементов - означающего и означаемого, дополнив их понятием «знак», который является своеобразным «итогом ассоциации» двух
первых элементов. Барт пишет: «Возьмем букет роз -он будет означать мою любовь. Разве в нем есть только означающее и означаемое, то есть розы и мое чувство? В нем нет даже и того - есть только розы, «проникнутые любовью». Зато в плане анализа налицо все три элемента, ибо розы, наполненные любовью, точно и безупречно распадаются на розы и любовь; то и другое существовали по отдельности, пока не соединились вместе, образовав нечто третье -знак. Если в плане жизненного опыта я действительно не в состоянии отделить розы от сообщения, которое они несут, то в плане анализа я никак не вправе смешивать розы-означающее и розы-знак: означающее пусто, тогда как знак полон, он представляет собой смысл» [5, с. 269-270].
Барт также рассматривал и саму природу знака (слова, мифа). По его мнению, любой знак включает три типа отношений. Первое отношение называется «символическим», оно присуще внутренней природе символа, соединяющего «означающее» с «означаемым» (например, крест символизирует христианство). Далее, внешнее отношение предполагает для каждого знака существование определенного упорядоченного множества форм («памяти»), от которых он отличается благодаря некоторому минимальному различию, достаточному для реализации изменения смысла. Такое отношение Барт называет системным, «парадигматическим» (например, красный цвет не означает запрета до тех пор, пока не включается в оппозицию зеленому и желтому). И последнее, знак «сополагается» уже не своим виртуальным «братьям», а своим актуальным «соседям» по аналогии со связью слов в предложении (синтагма). Отсюда и происходит название - «синтагматическое» (например, надеть свитер и кожаную куртку значит создать кратковременную, но «значащую связь» между свитером и курткой) [6, с. 246-252].
Теперь о политическом ангажементе языка, на котором построен современный дискурс. Конформную личность, вероятнее всего, растрогает сообщение о том, какую «важную роль» выполняют люди, участвующие в различных добровольческих организациях, выступающих в защиту мира, поддерживающих принципы толерантности и ведущих борьбу с преступлениями против человечества. Международные конвенции, политические лидеры разных стран навязывают всему мировому сообществу «свою» логически обоснованную систему норм и ценностей гуманизма, умаляя при этом значимость причинно-следственных связей реальных событий. Для наглядности и большей убежденности используется особый язык, по выражению Ролана Барта, «призванный добиваться совпадения нормы и факта, оправдывая циничную реальность благородной моралью» [5, с. 206]. Вполне очевидно и то, что порожденные таким образом мифы (социальные, экономические, политические, культурные, религиозные) будут являться «магическим» эквивалентом свободы, честности и справедливости, эталоном социального порядка в целом. И, например, правила ведения войны или международные соглашения о запрете агрессии вызовут в конформном большинстве
только благоговейное восхищение и создадут ложное ощущение комфорта и безопасности.
На этом манипуляция с внешними декорациями для публичной демонстрации навязываемых мифов не заканчивается. Правящим элитам необходимо еще заполнить разрыв, возникший между значением и смыслом, понятием и культуральным концептом, или (по Барту) между означающим и означаемым. Возвышенный смысл начинают вкладывать в такие понятия, как «гуманизм», «патриотизм», «честь», «достоинство» и т.д. Сознание обывателя (или массовое сознание), обремененное путами культурно обусловленного здравого смысла с примесями морали и логики, с налетом религиозных верований и идеологических воззрений, с легкостью поддастся на политическую уловку о функциональной необходимости использования, к примеру, военного оружия в миротворческих операциях. Ведь вполне логично, что исполнители миротворческих миссий (а среди них «наши люди», призванные защищать «наши интересы») всегда преследуют «сугубо гуманные цели» для сохранения «мира во всем мире», причем образ врага также укореняется в сознании при помощи аксиоматического языка[7].
Возможно, конформный тип личности, под массированным воздействием информационного дискурса, и сам сподобится внести определенный вклад в укрепление и распространение создаваемых лидерами общественного мнения политических (религиозных и иных) мифов, например, в качестве волонтера, откликнувшись на призыв «принять участие в создании Парка Мира» и т.п. Или, пусть даже не в форме событийного соучастия, а в виде переживаний коменци-ального (сотрапезного) разговора с соседями по подъезду, где произносятся тосты, исполненные выражений патриотизма и групповой духовной сопричастности. Если противостояние порождает локальные войны, то наличие жертв (что со стороны «миротворцев», что со стороны «оппозиционного военного альянса»), только укрепят «партизанский дух» или веру в миссионерство.
Сегодня подобные парадоксы сознания незаметны, но имеют тенденцию к распространению в различные сферы жизнедеятельности людей. Наблюдается также, что словесный оксюморон выражений типа «борьба за мир», «зоны мира», «культура мира», «церковь объединения», «братские церкви», «гуманистическая интервенция», «научная религия»[8] и т.п. не становится предметом для споров и обсуждений, равно как и признается абсурдность действий, направленных на сопереживание побежденному противнику. Явный, очевидный, не требующий доказательств (аксиоматический) язык используется в масс-медийном дискурсе с завидной непринужденностью, что, соответственно, и наталкивает на глубокие размышления по поводу его политической ангажированности. А основой логики такого языка является публично выраженное мнение нравственно непоколебимых и общепризнанных экспертов.
Таким образом, для исследования социальной интеграции важно сосредоточить внимание на анализе слова, выраженного в любой дискурсивной форме.
Главное здесь, чтобы эта форма обозначала эпизод интегративного/дезинтегративного процесса или отношения к нему. По этой же причине можно не ограничивать исследователя заданной спецификацией персоналий (главных выразителей идей и связующим звеном между средствами массовой коммуникации и социумом) и объединить под общим термином - «лидер общественного мнения» тех, кто проявил себя в роли эксперта по проблемам консолидации и интеграции. Единственное и обязательное для них условие -конфессиональная идентификация (скрытая и/или открытая) или сопричастность с религиозной группой, и это будет являться индикатором, отображающим интеграционные изменения (или же мотивы и предпосылки этих изменений) в обществе при непосредственном взаимодействии с институтом религии.
Можно также классифицировать непосредственных носителей и распространителей идей консолидации не по их сугубо индивидуальным и социальным (психологическим, национальным, гендерным, религиозным и т.д.) признакам, а совсем по другому принципу - по примордиальным ангажементам «Духа времени» и, соответственно, тем остаткам «отвергнутых» идейных движений, которые также присутствуют в масс-медийном дискурсе. Здесь имеет смысл «связать» каждый отдельный случай с конкретной социальной группой, организацией или движением, где проявляется конфессиональный или внеконфессио-нальный характер, чтобы обнаружить основополагающие идеи и убеждения института религии. Все типологическое разнообразие социальных организаций будет определяться степенью охвата «аудитории» процессом интеграции, т.е. объединением и сплочением политических, экономических, государственных и общественных структур в рамках региона, страны, мира. Такие способы интеграции будут соответствовать масштабности: локальная интеграция (в рамках местного сообщества), региональная интеграция (осуществляемая той или иной организацией на территории конкретного региона), всероссийская интеграция (в которой могут быть задействованы различные социальные структуры), международная интеграция (включает альянсы различных регионов мира). Здесь имеет смысл не придерживаться строгой типологии социальных организаций, взятых нами под наблюдение, и, для большей наглядности, придать им «сквозной» характер классификации. Например, можно объединить в соответствующий кластер международные, научные и политические организации, если в них будут выявлены прецеденты институционального влияния религии; православные, протестантские, буддистские и т.п. организации, если потребуется провести сравнительный анализ с учетом прикладной специфики вероисповедания.
Таким образом, лидер общественного мнения, согласно предложенной классификации, должен отражать public opinion в различных социальных группах и организациях, т.е. ту совокупность суждений и оценок, которыми характеризуется консолидированное отношение массового сознания к проблемам социальной интеграции в современном российском обществе.
Между тем, консолидация как процесс объединения и сплочения чего-либо по отношению к чему-либо может наблюдаться в различных сферах жизни и деятельности отечественного социума. Такое определение позволяет предметно рассматривать интеграционные тенденции «абстрактных» феноменов, таких как методология науки, догматическое богословие, догматы веры, культурные универсалии, мессианство, эку-
Библиогр<
1. Парсонс Т. Системы действия и социальные системы [Электронный ресурс] // Системы современных обществ [Текст]: URL:
http://www.sociology.mephi.ru/docs/sociologia/html/parsons_mo dern_soc_systems.html#_ftn2 (дата обращения: l2.10.2011).
2. Богданов А.А. Очерки организационной науки [Электронный ресурс] // Lib.ru: Библиотека Максима Мошкова [Сайт] : URL:http://az.lib.ru/b/bogdanow_aleksandr_aleksandrowich/text _0030.shtml (дата обращения: 10.10. 2011)
3. Харрис С. Что такое атеизм? [Электронный ресурс] / [Сайт]: URL: http://scepsis.ru/library/id_807.html (Дата обращения: 11.10.2011).
4. Барсукова С.Ю. Солидарность участников неформальной экономики. На примере стратегий мигрантов и предпринимателей // Социологические исследования. 2002. № 4.
менизм и проч.
По результатам исследовательского проекта «Ресурсы консолидации российского общества: институциональное измерение», выполняемого по госконтракту № 16.740.11.0421 от 01.10.2010 г. в рамках ФЦП «Научные и научно-педагогические кадры инновационной России» на 2009-2013 гг.
ческий список
С. 3-12.
5. Барт Р. Мифологии / пер. с фр., вступ. ст. и коммент. С. Зенкина. М.: Академический Проект, 2008. 351 с. (Философские технологии).
6. Барт Р. Избранные работы: Семиотика: Поэтика / пер. с фр.; сост., общ. ред. и вступ. ст. Г.К. Косикова. М.: Прогресс, 1989. 616 с.
7. Во многих мусульманских масс-медиа представителей христианства именуют как «крестоносцы» // Материалы Информационного Агентства Tawba.info: http://tawba.info/ru/).
8. Балханов В.А. Философско-мировоззренческие аттракции буддизма в современной науке. // Известия Иркутского государственного университета. Серия «Философские науки». 2010. № 2(2). С. 42-51.
УДК 746
РОЛЬ КУПЕЧЕСТВА, ДУХОВЕНСТВА, ДЕКАБРИСТОВ В РАЗВИТИИ ЖЕНСКОГО РУКОДЕЛИЯ В ИРКУТСКЕ С XVII ДО СЕРЕДИНЫ XX ВЕКОВ
Т.Г.Балабанова1
Национальный исследовательский Иркутский государственный технический университет, 664074, г. Иркутск, ул. Лермонтова, 83.
Рассматриваются первые женские учебные заведения Иркутска, где наравне с общеобразовательными предметами обучали рукоделию. Приводится роль монахинь и Знаменского монастыря в сохранении рукодельного наследия. Отмечается высокое мастерство жен декабристов в искусстве рукоделия разными технологиями - от вышивки пряденым золотом и серебром до вязания бисером. Ил. 17.
Ключевые слова: рукоделие; меценатство; золотое шитьё; духовенство; вышивка; декабристы.
THE ROLE OF MERCHANTS, CLERGY AND DECEMBRISTS IN THE DEVELOPMENT OF WOMEN'S NEEDLEWORK IN IRKUTSK FROM THE XVIIth TO THE MIDDLE OF XXth CENTURIES T.G. Balabanova
National Research Irkutsk State Technical University, 83 Lermontov St., Irkutsk, 664074.
The article considers the first Irkutsk women's educational institutions, where along with the subjects of general educations, needlework was taught. It shows the role of nuns of Znamensky Monastery in the preservation of handicraft heritage. The article emphasizes a great skill of the Decembrists' wives in the art of needlework by different technologie s -from the embroidery with spun gold and silver to the knitting with beads. 17 figures.
Key words: needlework; patronage; gold embroidery; clergy; embroidery; the Decembrists.
Дореволюционный Иркутск не был промышленным городом, а развивался как торговый центр Восточной Сибири. Сюда привозили продукцию различных промыслов, а следовательно, здесь оседали и развивались московские, вологодские, великоустижа-
нинские, соликамские, тульские, гурские, суздальские, татарские, тобольские, енисейские промыслы.
Из «Топографического описания Иркутского наместничества» (1791) узнаем, что:
«Ремесло жителей наиболее состоит в промысле
1Балабанова Татьяна Георгиевна, аспирант, МОУ СОШ с углублённым изучением английского языка № 27 г. Ангарска, тел.: (3952) 513075, e-mail: [email protected]
Balabanova Tatyana, Postgraduate, Municipal Educational Institution Secondary School with profound study of English no.27, Angarsk, tel.: (3952) 513075, e-mail: [email protected]
