CC BY
18
ХРИСТИАНСКОЕ ЧТЕНИЕ
Научный журнал Санкт-Петербургской Духовной Академии Русской Православной Церкви
№ 3 2022
С. Ф. Веремеев
К вопросу об институте патроната в Киевской митрополии в ХУ1 в. и его значении
УДК 94(470+571)"15"+271.2(477-25)-772-9 DOI 10.47132/1814-5574_2022_3_195 EDN PQRHCP
Аннотация: В статье называются источники формирования права патроната на территории белорусско-украинских земель, раскрывается суть патроната. Указываются разновидности патроната (королевский и т.д.), существовавшие в XVI в., перечислены основные права и обязанности патронов. Автор анализирует значение данного института в Киевской митрополии и приходит к выводу, что сугубо негативная оценка данного исторического явления, ставшая аксиоматичной в историографии, требует определенной корректировки. Статья написана на основе доклада, представленного автором на V Барсовские чтения в Санкт-Петербургской духовной академии 13 декабря 2021 г.
Ключевые слова: Православная Церковь, Киевская митрополия, патронат, право «подаванья», ктитор, фундатор, епископат, духовенство.
Об авторе: Сергей Федорович Веремеев
Кандидат исторических наук, доцент, заведующий кафедрой философии и специальных исторических дисциплин Гомельского государственного университета имени Франциска Скорины. E-mail: svf.1769@mail.ru ORCID: https://orcid.org/0000-0002-8328-6088
Для цитирования: Веремеев С. Ф. К вопросу об институте патроната в Киевской митрополии в XVI в. и его значении // Христианское чтение. 2022. № 3. С. 195-206.
KHRISTIANSKOYE CHTENIYE [Christian Reading]
Scientific Journal Saint Petersburg Theological Academy Russian Orthodox Church
No. 3 2022
Sergey F. Veremeev
On the Question of the Institute of Patronage in the Kyiv Metropolis in the 16th Century and its Meaning
UDK 94(470+571)"15"+271.2(477-25)-772-9 DOI 10.47132/1814-5574_2022_3_195 EDN PQRHCP
Abstract: The article names the sources of the formation of the right of patronage on the territory of the Belarus and Ukraine and reveals the essence of patronage. The types of patronage (royal, etc.) that existed in the 16th century are indicated, the main rights and obligations of patrons are listed. The author analyzes the significance of this institution in the Kyiv Metropolis and comes to the conclusion that a purely negative assessment of this historical phenomenon, which has become axiomatic in historiography, requires some adjustment. The article was written on the basis of a report presented by the author at the 5th Barsov Readings at St. Petersburg Theological Academy on December 13, 2021.
Keywords: Orthodox Church, Kyiv Metropolis, patronage, ktitor, founder, episcopate, clergy. About the author: Sergey Fedorovich Veremeev
Ph. D. in History, head of of the Department of Philosophy and Specialized Historical Disciplines
at the Francysk Skaryna Homel State University.
E-mail: svf.1769@mail.ru
ORCID: https://orcid.org/0000-0002-8328-6088
For citation: Veremeev S. F. On the Question of the Institute of Patronage in the Kyiv Metropolis in the 16th Century and its Meaning. Khristianskoye Chteniye, 2022, no. 3, pp. 195-206.
Введение
История Православной Церкви на территории Беларуси и Украины издавна привлекает внимание исследователей, как светских, так и церковных. Ей посвящено множество научных трудов, на страницах которых рассматривается широкий спектр сюжетов, начиная от Крещения Руси и заканчивая современным положением православия в указанных странах. Особый интерес в этом плане представляет XVI в. — время Реформации, возникновения книгопечатания, образования Речи По-сполитой, эпоха, завершившаяся одним из главных событий в истории христианства Восточной Европы — Брестской церковной унией. Одной из отличительных особенностей правового положения Православной Церкви в Великом княжестве Литовском и Речи Посполитой в XVI в. являлось существование системы т.н. патроната, которая достигла именно в ту эпоху пика своего развития. Патронат неоднократно становился предметом изучения в историографии, при этом среди историков наблюдается консенсус в отрицательных оценках этого явления. Ознакомление с источниками, однако, дает основание поставить под сомнение общепринятую точку зрения.
В данной статье мы предприняли попытку проанализировать значение патроната в Киевской митрополии. Для достижения данной цели необходимо рассмотреть, в чем заключалась суть патроната и каковы были его разновидности, какими правами обладали патроны и какие обязанности при этом на них возлагались. Одновременно важно проследить на основании доступных источников особенности функционирования этой системы в реальности.
Основная часть
Институт патроната на белорусско-украинских землях восходит к ктиторскому праву Византии, которое он во многом напоминал1. Наряду с византийским кти-торством источником формирования одной из составляющих патроната — права «подаванья» (о нем речь пойдет ниже), исследователи называют каноническое право Западной (Латинской) Церкви, а также особенности устройства Польско-Литовского государства [Скочиляс, 2011, 101]. Отметим, что в Западной Церкви патронат (jus patronatus) возник в XII в. в годы понтификата папы Александра III (1159-1181) и в последующем приобрел важное значение, регулируя взаимоотношения между светскими людьми (лаикатом)2 и духовенством в различных странах Европы [Скочиляс, 2011, 105; Gaudemet, 1998, 710-720; Szady, 2003, 5-7].
По определению И. Чистовича, патронат на белорусско-украинских землях включал следующие формы: право «подаванья» (jus donandi); право презенты (jus prаеdendi, jus prаеsentationis) — представление или рекомендация кандидатов на церковные должности (священников, настоятелей); право управления церковными учреждениями и участия в церковном суде; право попечения или покровительства (jus patronatus) [Чистович, 2014, 295-296].
В историографии истоки права «подаванья» обнаруживают уже в эпоху Древней Руси [Владимирский-Буданов, 1907, 57; Флоря, 2007, 59; Скочиляс, 2011, 101]. Дальнейшее свое развитие оно получило в период Великого княжества Литовского.
Право «подаванья хлебов духовных» подразумевало право монарха назначать («подавать») на церковную должность своего кандидата, который затем должен был получить благословение правящего епископа3. В XVI в. король (великий князь)
1 Первые сведения о ктиторском праве Византии фиксируются в законодательстве императора Юстиниана (67-я новелла) и датируются 530-ми гг. Наиболее полно проблему возникновения ктиторства как своеобразного церковного института рассмотрел М. А. Морозов, см.: [Морозов, 2010].
2 Лаик (греч.) — мирянин, светский человек, кто не принадлежит к духовенству [Епишкин, 2010, 2582].
3 Человек, пользовавшийся таким правом, назывался «подавец» [Флоря, 2007, 48].
назначал также и епископов на церковные кафедры (участие митрополита при этом было лишь формальностью) [Флоря, 2007, 48] и даже самого киевского митрополита [Дмитриев, 2003, 31]. «Право подаванья» распространялось на королевские земли, где монарх назначал настоятелей важнейших церквей и монастырей, а его наместники и старосты — настоятелей сельских церквей и менее значимых обителей. Король мог осуществлять право подаванья и в городах [Ульяновський, 1994, 174]. Одновременно он мог низлагать и наказывать епископов, настоятелей монастырей и священников [Дмитриев, 2003, 37].
Монарх также обладал правами «jus regalium» и «jus spolii». «Jus regalium» — это право монарха пользоваться доходами кафедры в период от смерти епископа и до назначения его преемника. «Jus spolii» позволяло королю конфисковать в свою пользу имущество, оставшееся после кончины епископа [Флоря, 2007, 40]. Названными правами монарх владел вплоть до конца XVI в. [Ульяновський, 1994, 175].
Однако уже в период XIV-XVI вв. право «подаванья хлебов духовных» наряду с монархом приобретает шляхта [Скочиляс, 2011, 103]. Л. Тимошенко высказал гипотезу, что в XVI в. в ее «подаванье» находилось более половины всех приходов Восточной Церкви [Тимошенко, 2017, 158]. Одним из путей формирования частновладельческого патроната являлись королевские (великокняжеские) пожалования [Владимирский-Буданов, 1907, 90]. Князья, земяне, бояре получали во владение земли, которые затем переходили в их собственность, и, соответственно, приобретали право назначать священников в церкви, находящиеся на этих землях. Кроме того, землевладелец мог основать церковь (или монастырь) на своей территории и передать ему какое-либо имущество или земли, что сразу же превращало церковь (монастырь) в частную собственность, а основатель (ктитор или фундатор)4 становился патроном церковного учреждения и получал право «подаванья», которое переходило по наследству его преемникам.
Церковные должности можно было получить за военные и государственные заслуги, в качестве награды за службу [Ульяновський, 1994, 182; Довбищенко, 2008, 176]. Их получение считалось хорошим завершением жизни. Так, известный мемуарист Фёдор Евлашевский в 1573 г. выхлопотал для своего овдовевшего отца Пинскую православную кафедру [Шсейчыкау, Бобер, 2018, 15]. Церковные учреждения можно было не только передавать в наследство как феодальную собственность, но и продавать, менять, дарить, отдавать в аренду или под залог, они могли выступать в качестве приданого. Например, владелец Кобрина Иван Семенович в 1479 г. передал во владение попу Якову и его потомству Пречистенскую церковь [Ульяновський, 1994, 177]. В 1580 г. князь Чарторыйский отдал в залог монастырь Честной Крест, находившийся во Владимирском повете, пану Иваницкому за 400 коп грошей [Чистович, 2014, 298].
Одной из разновидностей частновладельческого патроната являлся коллективный патронат шляхты или боярства над церквями или монастырями. Например, в Полоцке в 1559 г. патронами знаменитого храма Св. Софии стали бояре [Лукашова, 2006, 72]. Коллективные патроны обладали такими же правами, как и единоличные [Лукашова,
2006, 72], на них возлагались такие же обязанности.
Помимо монарха и шляхты патронами церковных учреждений могли быть церковные братства, городские и приходские общины, земства [Владимирский-Буданов, 1907, 71]. Следует отметить, что и церковные иерархи обладали не только духовной властью, но также могли осуществлять функцию патронов в отношении храмов, принадлежащих их кафедрам или же находящихся в их личных владениях [Кириллова,
2007, 118].
4 Ктитор — лицо, выделившее средства на строительство или ремонт православного храма или монастыря или на его украшение. На белорусско-украинских землях использовался термин «фундатор». В актах Великого княжества Литовского и Речи Посполитой встречаются выражения «быть фундатором», «заложить фундацию», «фундовать». В одних случаях они означают «основать», «учредить», «создать», в других — «возобновить», «восстановить», «сделать вклад» [Кириллова, 2007, 118].
Патрон обладал правом распоряжаться (с ограничениями) имуществом церковного учреждения, вмешиваться в юрисдикцию архиереев, в частности в митрополичье и епископское судопроизводство, принимать участие в административном управлении [Дмитриев, 2003, 35-36].
Судебные права патронов касались главным образом имущества церковных учреждений [Владимирский-Буданов, 1907, 114]. В судебной компетенции митрополита и епископов находилось «все духовенство по делам церковного порядка и благочиния», а лаики (миряне) — «по делам веры и христианской жизни» (вопросы брака, разводов, супружеской измены) [Чистович, 2014, 289-290].
Как уже было указано выше, право патроната распространялось не только на церкви, но и на монашеские обители. По подсчетам историков, в первой половине XVI в. на украинских землях насчитывалось около 50 монастырей, из них почти половина находилась в собственности светских патронов [Ульяновський, 1994, 174]. В ряде случаев короли передавали монастыри светским лицам в наследственное владение [Ульяновський, 1994, 181]. С. Горин, изучавший монастыри на территории Волыни, отмечает, что те полностью зависели от своих патронов. Патроны фактически назначали игуменов, распоряжались бенефициями, давали монастырские уставы5, были участниками судебных дел [Горш, 2007, 30]. Они также считались верховными собственниками имущества монастыря. Так, А. И. Ходкевич в 1533 г. указывал в своей дарственной Супрасльскому монастырю, что монахи «паданья нашого продавати а меняти никому не мають» (Археографический сборник документов, относящихся к истории Северо-Западной Руси, 1870, т. 9, 44). Одновременно патроны являлись гарантами соблюдения братией монастырского устава. Например, уже упомянутый нами А. И. Ходкевич, бывший ктитором Супрасльского монастыря, в случае нарушения игуменом устава обладал правом «таковаго игумена выстановити вон» (Археографический сборник документов, относящихся к истории Северо-Западной Руси, 1870, т. 2, 15). В одной из грамот короля Сигизмунда I Киево-Печерскому монастырю содержалось предупреждение, что при нарушении устава из монастыря могут быть изгнаны не только архимандрит, но и «чернцы» (Акты, относящиеся к истории Западной России, 1848, т. 2, 161-162).
Тезис об отрицательном значении института патроната в истории Православной Церкви на белорусско-украинских землях приобрел в историографии характер аксиомы. Одним из первых писал об этом М. Грушевский [Грушевський, 1994, 487]. Разделяют этот тезис и современные исследователи, в частности авторитетный российский историк-славист, специалист по Средневековью Б. Н. Флоря. Борис Николаевич подчеркивает, что патронат приводил к злоупотреблениям в Церкви, к числу которых он относит назначение епископами светских лиц, которые еще до принятия сана могли вступить в управление имуществом кафедры, назначение настоятелями в монастырях представителей белого духовенства (в нарушение канонов) и даже светских лиц (с одновременным назначением викария для отправления богослужений)6 [Флоря, 2007, 48-49].
Приверженность вышеназванному тезису можно обнаружить и в украинской исто-риографии7. Так, В. И. Ульяновский оценивает значение патроната весьма категорич-
5 М. Ф. Владимирский-Буданов отмечает, что уставы касались главным образом дисциплины и моральности иноков (правила выхода за пределы обители, порядок трапез и др.), не затрагивая церковных порядков (к примеру, совершения богослужения) [Владимирский-Буданов, 1907, 108].
6 Приведем пример. В 1562 г. король передал Предтеченский монастырь в Полоцке Баркулабу Корсаку в пожизненное владение, повелев при этом, что Корсак «мает он в том монастыри от себе мети особу духовную, чоловека научоного, который бы умел в справах духовных водле закону Греческого справоватися» (Акты, относящиеся к истории Западной России, 1848, т. 3, № 29, 115).
7 Справедливости ради отметим, что не все украинские историки полностью разделяют вышеназванную позицию. М. Добвищенко считает, что патронат являлся «объективно необходимым
но, характеризуя его как «полное самоуправство собственников имений, спекулирование церковными должностями»8, пишет о нарушении ими канонов и элементарных предписаний христианской морали, что разрушало церковную организацию [Ульяновський, 1994, 173, 176]. Другой украинский историк, И.Я. Скочиляс, считал право «подаванья» «печально известным», писал об «узурпации представителями королевской администрации ктиторских прав над русскими церквями в Киевской митрополии», о «принуждении» Православной Церкви к опеке над нею [Скочиляс, 2011, 104]. Белорусский историк А. Р. Денисова называет право патроната «почвой для появления многочисленных злоупотреблений, когда на церковные должности могли назначаться светские особы, а церкви и монастыри с их имуществом рассматривались как источники доходов» [Чистович, 2014, 297; Дзяшсава, 2008, 171]. В ряде работ, в которых затрагивается вопрос о патронате, критика данного института не звучит прямо, однако вывод о его отрицательном значении напрашивается сам собой после ознакомления с текстом.
На наш взгляд, патронат не следует оценивать исключительно с негативной точки зрения, в действительности ситуация была сложнее.
Во-первых, права патронов имели определенные ограничения. Так, патроны не могли ликвидировать церковное учреждение (например, монастырь) и присвоить себе его имущество [Флоря, 2007, 52-53]. М. Грушевский писал, что на практике этот барьер можно было обойти — патрон мог не назначать игумена и не принимать новых монахов в обитель, что привело бы к ее самоликвидации. М. Грушевский привел соответствующие факты по Волыни [Грушевський, 1994, 485-486; Флоря, 2007, 52-53]. Однако возникает вопрос, насколько распространены были подобные случаи на территории всей Киевской митрополии.
Помимо того, Виленский Собор 1509 г. запрещал князьям и боярам под угрозой отлучения отнимать имения, принадлежавшие храмам и монастырям или «иное што церковное» (Деяния Виленского собора 1509 года, 1878, 13). Следует также учитывать, что фундуши9 в пользу церквей и монастырей давались, как правило, навечно, поэтому возможную попытку ктитора вернуть обратно свое дарение можно было оспорить в суде или же в поиске справедливости обратиться с жалобой к королю.
Обратим внимание также на следующее. В великокняжеских подтверждениях Свитка Ярослава 1499 и 1502 гг. отмечалось, что патрон не имел права удалить священника из прихода без воли митрополита. Виленский Собор 1509 г. предписывал в тот приход, из которого священник был изгнан патроном без ведома епископа, не назначать нового священника «поки ся тому справедливость станетъ» (Деяния Виленского собора 1509 года, 1878, 13). В случае, если патрон не представлял кандидата на церковную должность в течение трех месяцев, право назначения переходило к епископу «для хвалы Божеи и исправления веры православных христиан, живых и мертвых» (Деяния Виленского собора 1509 года, 1878, 13). Вышеназванные меры можно рассматривать как определенное правовое ограничение возможных злоупотреблений правом «подаванья» со стороны патрона, хотя, безусловно, теория далеко не всегда совпадала с практикой и в реальности эти предписания не всегда выполнялись.
Во-вторых, в историографии, как правило, акцентируется внимание на правах патронов в отношении православных церквей и монастырей. Однако не следует забывать, что на патронов при этом был возложен и ряд обязанностей. Они должны были заботиться о храмовом здании, движимом и недвижимом церковном имуществе,
и единственно эффективным для материального обеспечения функционирования Церкви» в XVI — первой половине XVII вв. [Добвищенко, 2008, 175-176]. По его мнению, существование патроната не позволило после заключения Брестской церковной унии включить тысячи приходов в духовную юрисдикцию униатских владык [Довбищенко, 2008, 178].
8 Цитаты с украинского и белорусского языков для лучшего их понимания здесь и далее переведены на русский язык автором.
9 Фундуш — акт, согласно которому церквям и монастырям жертвовались денежные средства, движимое и недвижимое имущество [Вялжае княства Лмоускае: энцыклапедыя, 2007, 707].
материальном содержании церковных институций [Ульяновський, 1994, 172]. Как следует из грамоты Сигизмунда III Марку Балабану на Уневский монастырь 1548 г., обязанностью последнего являлось обеспечение братии продовольствием и всем необходимым, забота о ремонте монастырских построек и улучшении хозяйства, защита монахов от несправедливости. Патрон также должен был в случае необходимости представлять интересы монастыря в суде (Архив Юго-Западной России, 1904, 29-30). Патроны передавали церквям и монастырям земли и другие источники постоянных доходов, удерживали при них «шпитали», материально обеспечивали духовенство и причт [Левицкий, 1884, 27]. Все это обеспечивало нормальное функционирование церковных учреждений.
Патрон обязывал все зависимое от него население к уплате десятины в пользу Православной Церкви, а духовенство, в свою очередь, должно было возносить молитвы за него [Кириллова, 2007, 119]. Тем самым патрон выступал гарантом стабильности финансового обеспечения приходов и монастырей. На наш взгляд, система патроната, одной из составляющих которой являлся патронат горожан, в некотором смысле «приучала» мирян к ответственности за свой приход, о чем, в частности, свидетельствует следующий эпизод. Сигизмунд I дал право виленскому магистрату избирать священников, митрополит при этом лишь посвящал их в сан. Когда же горожане обратились к митр. Сильвестру с жалобами на священников, заложивших церковное имущество для собственных нужд, митрополит ответил, что не может нести за них ответственности, так как горожане сами их выбрали (Археографический сборник документов, относящихся к истории Северо-Западной Руси, 1869, 34).
В-третьих, положительное значение имела, по нашему мнению, функция контроля со стороны патронов над моральным обликом духовенства и выполнением им своих обязанностей, защита интересов церквей и монастырей в суде [Лукашова, 2006, 71-72].
В-четвертых, было бы ошибочным видеть в короле-католике, обладающем правом назначения православных епископов, архимандритов и священников, врага Восточной Церкви, ведь в его же интересах было существование «единой, эффективно действующей организации православного духовенства» [Флоря, 2007, 95]. Еще российский историк XIX в. О. Левицкий писал, что короли (великие князья литовские) «часто оказывали ей (Православной Церкви. — С. В.) покровительство и неоднократно прилагали старание и заботливость о ее интересах» [Левицкий, 1884, 24].
Источники свидетельствуют, что роль католического монарха, по крайней мере в ряде случаев, являлась положительной. Так, Сигизмунд I определил размеры платы мещан Вильно за совершение обрядов, погребение (Акты, относящиеся к истории Западной России, 1848, 398-399), положив тем самым предел возможным неумеренным аппетитам духовенства. В 1540 г. возник конфликт монахов Киево-Печерского монастыря с архим. Софронием. Светская власть в лице воеводы арестовала архимандрита, назначив в обитель временного преемника и взяв под свое временное управление монастырское имущество [Флоря, 2007, 61]. Таким образом, монарх выступал как высшая инстанция, монашество могло апеллировать к нему в случае конфликта с иерархами. Еще один пример: когда монахи Киево-Печерского монастыря обратились к Сигизмунду I с жалобой на то, что воеводы много раз в году въезжают в их обитель, а братия их «честуют и даруют», король велел сократить «визиты» воеводы до двух раз в год, предписав, что монахи «даров никоторых давати ему не мают» (Акты, относящиеся к истории Западной России, 1848, 140-142).
Король мог снять с церковной должности злоупотреблявшего ею обладателя. Во второй половине 1570-х гг. монастырь Вознесения Христова в Минске был передан земянину Стефану Достоевскому. Но когда выяснилось, что тот использует монастырь для своего обогащения («для пожитку своего тот монастырь держит»), да еще не принадлежит к «русской вере», по просьбе тогдашнего митрополита Киевского, Галицкого и всея Руси Илии, минского каштеляна Яна Глебовича и шляхты Минского повета обитель была отдана королем православному земянину Михаилу Рогозе,
впоследствии возглавившему Киевскую митрополию (Акты, относящиеся к истории Западной России, 1848, т. 3, 240-241). В 1580 г. король отнял Жидичинский монастырь у Ионы Борзобогатого-Красненского за «хищническое управление его имуществами» [Владимирский-Буданов, 1907, 96-97]. Приведем еще пример. В 1585 г. жители Могилёва жаловались королю Стефану Баторию, что их владыка, полоцкий архиепископ Феофан, город не посещает, а местную Спасскую церковь отдал в аренду. Арендатор же, как писали могилевчане, «только пожитковъ своихъ, а не хвалы Божой стере-жетъ», что в результате привело церковь к разорению. Горожане просили передать храм в опеку им, что и сделал Баторий (Акты, относящиеся к истории Западной России, 1848, т. 3, 296).
Известны факты, когда монархи прямо указывали высшим церковным иерархам на нестроения в Церкви. Так, в 1546 г. Сигизмунд II Август критиковал киевского митрополита за то, что тот никак не реагирует на «нерядности и несправе, которая ся деет межи духовенства вашего греческаго закону, також межи князей и панов и простых людей в законе вашом, а звлаща межи владык всих, яко на Волыни ся деет — иж не подле права блуды и распущенства ся великии деют, а твоя милость, яко старший их пастырь, того ведати ани встягати не хочешь» [Грушевський, 1994, 463].
Короли (великие князья литовские) неоднократно заявляли о недопустимости вмешательства представителей светской власти в митрополичий и епископский суды (в 1494, 1499, 1511гг.). В 1592 г. Сигизмунд III запретил светским лицам судить представителей духовенства, а также расторгать браки [Чистович, 2014, 290-293].
В некоторых случаях королевская власть шла на уступки православной иерархии в ее просьбах. Примером может служить решение вопроса о «jus regalium», против которого выступал епископат. В 1589 г. митр. Онисифор и епископы жаловались королю Сигизмунду III, что после кончины архиереев, игуменов и священников воеводы, подскарбии, старосты, державцы и их наместники грабят церковное имущество (Акты, относящиеся к истории Западной России, 1851, 16-19). Король в том же году передал управление церковными владениями на период вакантности кафедры кафедральным клиросам. Впоследствии, в 1631г., в сеймовой конституции был прописан запрет занимать церковные бенефиции шляхтичам во время вакантности кафедр [Скочиляс, 2011, 104]. Заметим также, что не только представители светской власти могли присваивать себе церковное имущество после кончины архиерея, но и родственники последнего. Так, после смерти луцкого епископа Ионы Борзобогатого-Красненского его невестка забрала себе церковные привилеи, книги и драгоценные предметы, в том числе золотой крест из соборного храма, а также камень стоимостью в 600 талеров, украшавший образ Богородицы. Сын владыки забрал из епископского замка Хорлуп все пушки [Грушевський, 1994, 499-500].
Безусловно, с реализацией патроната (в особенности — с правом «подаванья») были связаны злоупотребления, о чем сообщают источники. Соответствующие факты изложены в научной литературе, в частности в работе О. Левицкого [Левицкий, 1884]. Но следует учитывать, что в XVI в. отношение общества к некоторым явлениям церковной жизни было иным, нежели в современном обществе. Так, на белорусско-украинских землях церковные должности воспринимались как бенефиции, по аналогии со светскими должностями. Покупка и продажа приходов, духовных званий и должностей считалась допустимой, равно как и наследование сыном священника прихода своего отца [Дмитриев, 2003, 37; Тимошенко, 2017, 161]. М. Грушевский писал, что патронат в XVI в. являлся такой же принадлежностью феодального имения, как, к примеру, лесные угодья или рыбные ловы [Грушевський, 1994, 285, 483]. Характерный факт: при вступлении на киевский митрополичий престол Онисифор Девочка был женат и оставался в таком статусе на протяжении всего своего митрополитства. Судя по всему (как следует из его тестамента), в этом Онисифор не видел ничего предосудительного, считая свой брак счастливым, законным и действительным. Примечательно, что супруга митрополита Анна Пузына разделяла его взгляд, спокойно образовывая от монашеского имени мужа феминитив «Онисифоровая», которым
подписывалась в документах [Шсейчыкау, Бобер, 2018, 14-15]. Этот факт можно расценить как одно из доказательств вопиющего падения нравов и отступления от высоких моральных требований христианства. Однако можно предположить, что современники считали по-другому и допускали возможность для архиереев иметь семьи.
В Киевской митрополии в рассматриваемый период существовала практика т.н. экспектатив. «Jus expectativae» — письменное обязательство, что епископская кафедра будет передана конкретному лицу за определенную сумму, которое давалось еще при жизни правящего епископа. Например, в 1558 г. Сигизмунд II Август дал Глебу Корсаку право занять полоцкую кафедру после смерти тогдашнего архиепископа Германа Хребтовича (Акты, относящиеся к истории Западной России, 1848, т. 3, 95). На первый взгляд, практика экспектатив предстает как некое уродливое явление в жизни Церкви, существующее в нарушение канонов. Но, с другой стороны, можно допустить, что в ту эпоху экспектативы воспринимались, по крайней мере частью общества, как нечто само собой разумеющееся. Они являлись также источником пополнения государственной казны, что особенно было актуально в период Ливонской войны [Флоря, 2007, 97].
Неверно полагать, что негативные факты, связанные с патронатом в Киевской митрополии, были обусловлены принадлежностью ряда «подавцев» к Латинской Церкви. В. И. Ульяновский отмечал, что злоупотребления патронатом были характерны не только для представителей шляхты латинского обряда, но и для православной шляхты и епископов, обладавших правом «подаванья» [Ульяновський, 1994, 176].
Под влиянием православного духовенства короли Александр (в 1497 г.) и Сигизмунд I (в 1511г.) издали грамоты, содержание которых можно трактовать как юридическую основу запрещения патроната православных церквей католиками и протестантами. Как писал М. Ф. Владимирский-Буданов, «упомянутые законы давали основания епархиальным владыкам отстранять иноверцев в отдельных случаях», признавая вместе с тем, что данный принцип постоянно нарушался [Владимирский-Буданов, 1907, 91]. Иногда даже православные становились патронами латинских храмов в государстве, где верховная власть была в руках у католиков. Вышеназванный историк привел в своей работе любопытный факт: православные князья Фёдор и Иван Вишневецкие осуществляли право «подаванья» в отношении костела [Владимирский-Буданов, 1907, 91-92]. Однако этот факт является исключением.
Обратим внимание еще на один аспект. Историки указывают на то, что в середине — второй половине XVI в. некоторые шляхтичи-патроны православных церквей переходили в латинский обряд или становились протестантами [Кириллова, 2007, 119]. Однако в этой связи требует выяснения вопрос о том, действительно ли паства в таком случае подвергалась религиозной конверсии и насколько многочисленны были подобные случаи.
Кроме того, при анализе значения патроната возникает вопрос о распространенности злоупотреблений им и, в частности, правом «подаванья». По мнению Л. Тимошенко, они носили спорадический характер в нескольких епархиях [Тимошенко, 2017, 161].
На формирование точки зрения о том, что патронат имел отрицательное значение, приводил к негативным последствиям, кризису Православной Церкви, оказала влияние полемическая литература конца XVI — начала XVII вв. (православная и униатская), являющаяся одним из источников для изучения той эпохи. В частности, весьма критически отзывался о современных ему православных иерархах И. Вишенский (Вишенский, 1955, 47). Представитель противоположного, униатского лагеря И. Потей видел во вмешательстве светских патронов в деятельность церковных учреждений одну из причин упадка нравственности и отсутствия дисциплины в среде духовенства [Турилов, Флоря, 1999, 14]; (Антиризис, или Апология против Христофора Филалета, 1903, 677-679). Но при этом следует учитывать, что произведения указанных авторов (как и ряда других) имели полемическую заостренность с присущей ей определенной гиперболизацией, к их сведениям необходимо относиться осторожно.
И. Потей же, кроме того, был убежденным сторонником сильной власти епископата в Церкви [Веремеев, 2021], его позиция шла вразрез с практикой патроната в Киевской митрополии.
Можно предположить, что на оценочные суждения маститых историков, в частности М. Грушевского, оказали влияние реалии его времени (XIX в.), когда в условиях существования синодальной системы Церковь отождествлялась с духовенством. Затем данная точка зрения была недостаточно критично принята следующими поколениями историков, которые также видели в Церкви прежде всего организацию духовенства. Но следует учитывать, что Церковь — это еще и светские лица (миряне, лаикат), и в XVI в. экклезиологические взгляды могли быть именно такими. Соответственно, в получении мирянином кафедры общество не видело драматизма. Светский человек, который искренне старался жить по-христиански и становился патроном храма или монастыря или занимал церковную должность, потенциально мог принести несомненную пользу Церкви. М. Грушевский признавал, что в ряде случаев сами верующие стремились к тому, чтобы приход или монастырь находился в юрисдикции светского лица, а не епископа [Грушевський, 1994, 488]. Известно, что монахи Уневского монастыря просили короля Стефана Батория передать право патроната над обителью Василию Балобану. Просьба была удовлетворена монархом [Владимирский-Буданов, 1907, 98-99].
Один из упреков в адрес патроната состоит в том, что на церковные должности назначались лица, не соответствующие им по своим моральным и нравственным качествам, не имеющие призвания к религиозной жизни [Довбищенко, 2008, 176]. Полагаем, что причина заключается не в существовании патроната как такового, а в тех лицах, том «материале», из которого кооптировались будущие епископы, игумены и священники. По всей видимости, отсутствие даже в конце XVI в. в Киевской митрополии семинарий и возможности получить глубокие, системные знания о христианском вероучении для кандидатов на церковные должности также накладывало свой отпечаток на их морально-нравственный облик. Основная масса населения белорусско-украинских земель в рассматриваемую эпоху знала христианское вероучение очень поверхностно [Гудзяк, 2000, 87], что влияло на их действия и поступки, что в полной мере относится и к патронам из числа магнатов, шляхты, горожан.
Заключение
Таким образом, вопреки устоявшейся в историографии точке зрения, институт патроната не следует рассматривать как только лишь отрицательное явление в истории Православной Церкви на белорусско-украинских землях. Патронат существовал в условиях феодального общества, для которого было характерно право владельцев распоряжаться всеми учреждениями и имуществом, находящимися на их земле, в том числе церквями и монастырями, многие из которых были ими же и основаны на собственные средства. Патроны были обязаны заботиться о строительстве, ремонте, украшении церковных зданий, материальном обеспечении монашества, духовенства и причта, они занимались благотворительной деятельностью (создание «шпиталей» при церквях и монастырях). На патронов возлагалась функция контроля за нравственным обликом духовенства, выполнением его представителями своих обязанностей, соблюдением монастырского устава, а также защита интересов церквей и монастырей в суде. Королевский (великокняжеский патронат), несмотря на принадлежность монарха к Латинской Церкви, по крайней мере в ряде случаев, имел положительное значение для православия (установление размеров оплаты за совершение треб духовенством, отстранение допускавших произвол духовных сановников и др.).
Имевшие место факты злоупотреблений со стороны патронов, прежде всего — правом «подаванья», нельзя отрицать. Однако многие из них могли восприниматься в ту эпоху иначе (как нечто терпимое, а то и вполне естественное), нежели в наше время. Примером может служить спокойное отношение к практике покупки
и продажи приходов, духовных званий и должностей. Представляется, что многие злоупотребления в Церкви были вызваны не существованием патроната как такового, а общим моральным и нравственным состоянием тогдашнего социума, поверхностным знанием христианского вероучения. Помимо того, следует поставить вопрос о масштабах негативных явлений, связанных с действиями патронов. Наблюдаемый в историографии акцент на отрицательном значении патроната в Киевской митрополии препятствует объективной оценке этого неоднозначного явления. Вместе с тем, отметим, что высказанные нами суждения во многом носят предварительный характер, а поднятая проблема нуждается в дальнейшем изучении на более глубоком уровне.
Источники и литература
Источники
1. Акты, относящиеся к истории Западной России. СПб., 1848. Т.2. M 112. С. 14G-142; M 135. С. 161-162; M 231. С. 398-399; Т. 3: 1544-1587. СПб., 1848. M 2G. С. 95; M 29. С. 114-115; M 11G. С. 24G-241; M 152. С. 296; СПб., 1851. Т. 4. M 14. С. 16-19.
2. Антиризис, или Апология против Xристофора Филалета (19G3) — Антиризис, или Апология против Xристофора Филалета // Русская историческая библиотека. Т. 19. СПб., 19G3. С. 477-982.
3. Археографический сборник документов, относящихся к истории Северо-Западной Руси. Вильна, 1869. Т. 6. M 22. С. 34; Вильна, 187G. Т. 9. M 4. С. 13-16; M 18. С. 41-46.
4. Архив Юго-Западной России. Киев, 19G4. Ч. 1. Т. 1G. M 17. С. 29-3G.
5. Вишенский (1955) — Вишенский И. Сочинения. М.; Л., 1955. 372 с.
6. Деяния Виленского собора 15G9 года (1878) — Деяния Виленского собора 15G9 года // Русская историческая библиотека, издаваемая Археографическою комиссиею. СПб., 1878. Т. 4. С. 5-18.
Литература
7. Владимирский-Буданов (19G7) — Владимирский-Буданов М. Ф. Церковные имущества в Юго-Западной России XVI века // Архив Юго-Западной России: в 8 ч. Киев, 1859-1911. Ч. 8. Т. 4: Акты о землевладении в Юго-Западной России XV-XVIII вв. Киев, 19G7. С. 3-224.
8. Веремеев (2G21) — Веремеев С. Ф. Ипатий Потей — христианин, сенатор, епископ: между Востоком и Римом // Палеоросия. Древняя Русь: во времени, в личностях, в идеях: научный журнал. СПб., 2G21. Вып. M 1 (13). С. 52-73.
9. Горш (2GG7) — Горн С. Mонастирi Захщно!' Волиш (друга половина XV — перша половина XVII ст. Львiв, 2GG7. 336 c.
1G. Грушевський (1994) — Грушевський М.С. Iсторiя Украши-Руси: в 11т., 12 кн. Кгав, 1994. 7G4 с.
11. Гудзяк (2GGG) — Гудзяк Б. Криза i реформа: Кгавська митрополiя, Царгородський па-трiархат i Генеза Берестейсько'1 унп' / Пщ ред. О. Турiя. Львiв, 2GGG. 426 с.
12. Дзяшсава (2GG8) — Дзятсава А.Р. Права патранату y прававым становiшчы права-слаунай царквы беларусюх зямель y канцы XV-XVI ст. // Studia Historica Europae Orientalis. Исследования по истории Восточной Европы. Минск, 2GG8. Вып. 1. С. 163-172.
13. Дмитриев — Дмитриев М. В. Между Римом и Царьградом. Генезис Брестской церковной унии 1595-1596 гг. M., 2GG3. 32G с.
14. Довбищенко (2GG8) — Довбищенко М. Волинська шляхта у релтйних рухах (юнець XVI — перша половина XVII ст.). Кив, 2GG8. 882 c.
15. Епишкин (2G1G) — Епишкин Н. И. Исторический словарь галлицизмов русского языка. M., 2G1G. 514G с.
16. Кириллова (2007) — Кириллова Л.А. Право патроната в Киевской митрополии во второй половине XVI в. // Вестник Саратовского государственного социально-экономического университета. 2007. № 15. С. 118-120.
17. Левицкий (1884) — Левицкий О. Внутреннее состояние Западно-русской церкви в Польско-Литовском государстве в конце XVI в. и уния. Киев, 1884. 295 с.
18. Лкейчыкау, Бобер (2018) — Лкейчыкау Д.В., Бобер 1.М. «Варуючы и милуючы малъ-жонку мою законную веньчалъную...»: жыццё i смерць мирапалиа-«дваяжэнца» Ашафа-ра Дзевачк // Беларуси пстарычны часотс. 2018. № 5. С. 11-23.
19. Лукашова (2006) — Лукашова С. С. Миряне и церковь: религиозные братства Киевской митрополии в конце XVI века. М., 2006. 320 с.
20. Морозов — Морозов М. А. Церковная собственность и ктиторство в Византии при императоре Юстиниане // Труды Исторического факультета Санкт-Петербургского университета. 2010. № 2. С. 77-87.
21. Скочиляс — Скочиляс I. Польске «право патронату» та особливоси правового становища Галицько! (Львiвськоl) епархп в XV-XVII столитях // Вкник Львiвськоl комерцшно! академп. Серiя гумаштарних наук. Львiв: 2011. Вип. 10. С. 100-106.
22. Тимошенко (2017) — Тимошенко Л. Оргашзацшна структура Кгавсько! митрополп в другш половит XVI ст.: становище та функцюнування шституцш // Дрогобицький краезнавчий збiрник. Дрогобич, 2017. Вип. Х1Х-ХХ.С. 149-187.
23. Турилов, Флоря (1999) — ТуриловA.A., ФлоряБ.Н. К вопросу об исторической альтернативе Брестской унии // Брестская уния 1596 г. и общественно-политическая борьба на Украине и в Белоруссии в конце XVI — начале XVII вв. Ч. 2: Брестская уния 1596 г. Исторические последствия события. М., 1996. С. 13-58.
24. Ульяновський (1994) — Ульяновський В. I. Iсторiя церкви та релЫйно! думки в Украшк в 3 кн. Кн. 1: Середина XV — юнець XVI столггтя. К., 1994. 256 с.
25. Флоря (2007) — ФлоряБ.Н.. Исследования по истории Церкви. Древнерусское и славянское средневековье: сборник. М., 2007. 438 с.
26. Вялжае княства Лиоускае: энцыклапедыя (2007) — Фундуш // Вялжае княства Лиоускае: энцыклапедыя: у 2 т. Мшск, 2007. Т. 2. С. 707.
27. Чистович (2014) — Чистович И. Очерк истории Западно-Русской церкви. Минск, 2014. 912 с.
28. Gaudemet (1998) — Gaudemet J. Storia del diritto canonico. Ecclesia et Civitas. San Paolo, 1998.
29. Szady — Szady B. Prawo patronatu w Rzeczypospolitej w czasach nowozytnych. Podstawy i struktura. Lublin, 2003.
