CC BY
18
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 8. ИСТОРИЯ. 2008. № 2
Н.В. Бугаева
К ВОПРОСУ ОБ ИНФОРМАТИВНОСТИ
«ПАМЯТНОЙ КНИГИ» Л. АМПЕЛИЯ
Источниковедческий анализ античных текстов уже долгое время остается на периферии интересов отечественных исследователей. Вопросы внешней и внутренней критики редко рассматриваются с достаточной детальностью, а специальных источниковедческих работ на русском языке за последние сто лет вышло до обидного мало. Несмотря на значительное внимание со стороны зарубежных ученых, в России «Памятная книга»1 была введена в широкий научный оборот только в 1989 г., когда А.И. Немиров-ский осуществил первый ее перевод и комментарий. Многие важные проблемы, связанные с трудом Ампелия, до сих пор не получили своего решения, целый ряд вопросов по-прежнему остается дискуссионным. В этой статье мы хотим затронуть лишь один: не находящее аналогий у других писателей античности сообщение о подаче голоса сенатором Цетегом за казнь брата, участника заговора Катилины (Amp. XIX. 12).
В силу малой известности «Liber memorialis» будет оправданным кратко напомнить основные сведения о ней. Время написания книги и личность ее автора является предметом споров2. Terminus post quem устанавливается исходя из упоминания триумфов Траяна (Amp. XLVII.7), и в Ампелии, таким образом, видят либо современника Адриана3, либо писателя II-Увв. н.э.4 На наш взгляд, убедительны аргументы в пользу датировки его жиз-
1 «Liber memorialis» — так назвал свой труд сам автор (Amp. Proem.). В отечественной традиции принято заглавие, данное переводчиком, — «Памятная книжица» (Ампелий Луций. Памятная книжица // Вестник древней истории (далее — ВДИ). 1989. № 1-2).
2 О дискуссии среди зарубежных ученых см.: НемировскийА.И. Луций Ампелий и его труд // Ампелий Луций. Памятная книжица. СПб., 2002. С. 5-23. Издатель неоднократно подчеркивает, что в отечественной науке почти полностью отсутствовали даже упоминания о труде Ампелия (Немировский А.И. Луций Ампелий // Малые римские историки. М., 1996. С. 310; Он же. Луций Ампелий и его труд. С. 23). Однако, перечисляя эпизодические случаи обращения к «Liber memorialis», А.И. Немировский обходит молчанием очерк С.И. Соболевского (Соболевский С.И. Ампелий // История римской литературы. М., 1962. Т. 2. С. 353-354).
3 См.: Соболевский С.И. Указ. соч. С. 354.
4 Различные мнения по этому вопросу см.: Wissowa G. Ampelius // Paulys Real-Encyclopädie der classischen Altertumswissenschaft (далее — RE). Stuttgart, 1894. Bd l. Col. 1880-1881; Немировский А.И. Луций Ампелий и его труд. С. 5-9.
ни 175-267 гг.5, а также гипотеза об африканском происхождении Ампелия, чьим родным языком был греческий6. Менее обоснован тезис о тождестве адресата «Памятной книги» (Amp. Proem.) с императором Макрином7. Обычно считается, что в своем знании древнеримской истории Ампелий опирался на труды Юсти-на8, Корнелия Непота9, Саллюстия10, Флора11, Ливия12, Аврелия Виктора13. Вопрос о достоверности сообщаемой «Liber memorialis» информации продолжает оставаться открытым. Некоторые исследователи указывают на ее ненадежность и серьезные ошибки компилятора14, тогда как А.И. Немировский, признавая небрежность Ампелия в изложении фактов, предпочитает говорить о сведениях, восходящих к иной письменной традиции15. В ряде случаев, по мнению А.И. Немировского, «Памятная книга» ценным образом дополняет уже имеющуюся информацию о важнейших исторических событиях16.
Мы вынуждены были затронуть эту проблему, поскольку решение ее могло стать еще одним важным доводом «за» или «против» достоверности сообщения Ампелия о сенаторе Цетеге. Рам-
17
ки статьи не позволяют привести здесь всю аргументацию1', вы-
5 См.: Немировский А.И. Луций Ампелий и его труд. С. 7-9, 17; Он же. Комментарии // Ампелий Луций. Памятная книжица. СПб., 2002. С. 219.
6 См.: Немировский А.И. Луций Ампелий и его труд. С. 9-10.
7 Gläser К. Das Zeitalter des Ampelius // Rheinische Museum. 1843. S. 145; Немировский А.И. Луций Ампелий и его труд. С. 10-11.
8 См.: Немировский А.И. Комментарии. С. 176.
9 Woelfflin E. De L. Ampelii libro memoriali. Gottingae, 1854. S. 32 ff.; Wissowa G. Op. cit. Col. 1880; Немировский А.И. Луций Ампелий и его труд. С. 15; Альбрехт М. фон. История римской литературы. М., 2002. Ч. 1. С. 535.
10 См.: Немировский А.И. Луций Ампелий и его труд. С. 12-14.
11 Там же. С. 15-16; Немировский А.И. Комментарии. С. 200, 211, 214, 219. М. фон Альбрехт придерживается мнения об общем источнике Флора и Ампелия (Альбрехт М. фон. Указ. соч. Ч. 3. С. 1542). С.И. Соболевский, однако, полагал, что внутренней связи между сочинениями Флора и Ампелия нет (см.: Соболевский С.И. Указ. соч. С. 353-354).
12 См.: Немировский А.И. Комментарии. С. 184. Г. Сандерс связывал труд Ампелия с эпитомой «Ab Urbe condita» Т. Ливия (Sanders H.A.. The lost Epitome of Livy // Roman Historical Sources and Institutions. N.Y., 1904. Цит. по: Bradford Peaks M. Review The lost Epitome of Livy by Sanders H.A. // Classical Philology (далее — CPh). 1906. N 3. P. 309).
13 Wissowa G. Op. cit. Col. 1880.
14 Bessone L. Di alcuni 'errori' di Floro // Rivista di filologia e d'istruone classica. 1978. P. 421-431; McDonald A.H. Review Pompei Trogi Fragmenta by O. Seel // Journal of Roman Studies (далее — JRS). 1957. Vol. 47. P. 288.
15 См.: Немировский А.И. Луций Ампелий и его труд. С. 20-21.
16 Там же. С. 13-l4, 21.
17 Подробное рассмотрение вопроса о жанре «Памятной книги» и об общей достоверности содержащихся в ней сведений по римской истории см.: Бугаева Н.В. Заметки на полях «Памятной книги» // Древний Восток и античный мир (далее — ДВАМ). 2008. № 8 (в печати).
нуждая нас ограничиться кратким изложением полученных выводов. Римская часть «Liber memorialis» содержит (за небольшим исключением) имена лишь самых прославленных государственных деятелей и упоминания только о наиболее важных исторических событиях. Почти все они стали составной частью так называемого «римского мифа»18, приобрели особую значимость в глазах потомков. На подобных примерах (exempla)19 формировалось сознание римского гражданина. Потому не безобидными20, а, напротив, вопиющими, выглядят многочисленные ошибки и неточности Ампелия. Нельзя отрицать, что в «Памятной книге» могли сохраниться уникальные сведения, прежде всего об Афри-ке21. Однако необходимо воздержаться от излишнего оптимизма, когда возникает возможность уточнить на основе труда Ампелия современную картину представлений о Древнем Риме. Анализ списка мелких ошибок и неточностей показывает, что следует весьма осторожно относиться к неподтверждаемым более надежной традицией сообщениям «Памятной книги». Ни в коем случае нельзя безоговорочно принимать их на веру. Лишь после тщательной проверки — насколько слова Ампелия согласуются с тем, что известно из более достоверных источников, — если не обнаружены серьезные противоречия, мы получаем право говорить, что могло быть так, как пишет Ампелий. Мы категорически против того, чтобы делать важные выводы на основе «Памятной книги» и торопиться называть новые сведения ценными и уникальными, сохранившимися только у Ампелия22.
Итак, «Liber memorialis» упоминает среди «римлян, которые были прославлены в тоге», Корнелия Цеттега, «высказавшего мнение о том, что его брат Цеттег должен быть предан смерти, поскольку участвовал в заговоре вместе с Катилиной (Cornelius Cettegus qui fratrem suum Cettegum quod cum Catilina coniurasset morte multandum censuit)» (Amp. XIX.12)23. Эта информация отсутствует у прочих греко-римских писателей.
18 Под ним мы понимаем идеализированное представление общества о самом себе и о своей истории. Об общественно-историческом мифе см.: Кнабе Г.С. Рим Тита Ливия — образ, миф и история // Ливий Тит. История Рима от основания Города. М., 1994. Т. 3. С. 645-647.
19 Об exempla и их роли в труде Ампелия см.: Litchfield H.W. National Exempla Virtutis in Roman Literature // Harvard Studies in Classical Philology. 1914. N 25. P. 1-71.
20 Ср.: Немировский А.И. Луций Ампелий и его труд. С. 20-21.
21 См.: Немировский А.И. Комментарии. С. 203-204, 209.
22 Ср.: Немировский А.И. Луций Ампелий и его труд. С. 13-14; Он же. Комментарии. С. 214.
23 Хотя Ампелий не говорит прямо о принадлежности брата заговорщика к ordo senatorius, едва ли можно понимать его слова иначе. Точки зрения о сенаторе Цетеге придерживаются подготовивший дополненное издание работы В. Друманна
Неизбежно и правомерно возникает вопрос: насколько можно доверять автору, отделенному от описываемых событий как минимум двумя веками и допускающему серьезные ошибки, в частности при рассказе о событиях 63 г. до н.э.? Неправильно указанное место гибели Катилины — южноиталийская область Апулия (Amp. XXVII.5) вместо находящейся к северу от Рима Этрурии (Sall. Cat. 57.1-5; Dio Cass. XXXVII. 39.1-2)— есть нечто большее, чем географическая неточность. В отличие от других авторов (Sall. Cat. 28.4; 37.9; Plut. Cic. 14.1) Ампелий, видимо, слабо связывает между собой сулланские земельные конфискации и катилинарское восстание. Нормой является написание ког-номена заговорщика как Cethegus, или KéBnyoç, но не через «tt». Недоверие внушает также то, что никто из описывающих заседание сената — а это Цицерон (Cic. Cat.IV. 7-10; Phil. II. 14), Сал-люстий (Sall. Cat. 50.3-53.1), Аппиан (Арр. B.C. II. 5-6), Плутарх (Plut. Cic. 20-21; Caes. 7-8), Дион Кассий (Dio Cass. XXXVII. 36.1-3), Веллей Патеркул (Vell. II. 35.1-4), Флор (Flor. II. 12.1011), Светоний (Svet. Div. Iul. 14) — не счел нужным упомянуть о гражданском мужестве сенатора Цетега. Особенно важно молчание нашего главного информатора о заговоре Катилины — Цицерона, который позже выступал против людей, бывших в родстве с заговорщиками — M. Антония и бравировавшего родством с Це-тегом консула 58 г. до н.э. Л. Пизона (Cic. Post. red. in sen. 10; De domo sua. 62). Великий оратор мог бы указать, что последний выступает мстителем за негодяя, осужденного на смерть родным братом. Заманчиво сопоставить слова Ампелия с восклицанием Цицерона в Четвертой Катилинарии: «Поистине разве кому-либо третьего дня показался более жестоким Л. Цезарь, муж храбрейший и в высшей степени любящий республику, когда сказал, что должен быть лишен жизни находящийся здесь и слышащий [это] муж его сестры, превосходнейшей женщины (cum sororis suae ... virum praesentem et audientem vita privandum esse dixit)?» (Cic. Cat.IV. 13; ср.: Cic. Phil.II. 14). Речь здесь идет о возглавившем римских заговорщиков после отъезда Катилины Лентуле Суре и о предшествующем сенатском заседании, где допрашивались арестованные. Во Второй Филиппике в виду имеется, скорее всего, голосование 5 декабря: «А Л. Цезарь, твой дядя по матери, какой речью,
П. Гребе (Drumann W. Geschichte Rom in seinem Ubergange von der republicanischen zur monarchischen Verfassung. 2 Auflage. Berlin, 1902. Bd 2. S. 480), Ф. Мюнцер (MunzerF. Cethegus // RE. Stuttgart, 1900. Hb. 7. Col. 1277) и Т. Броутон (Brough-ton T.R.S. The Magistrates of the Roman Republic (далее — MRR). Ann Arbor, 1968. Vol. II. P. 489). Все они ограничиваются цитированием Ампелия, не поднимая вопрос о достоверности сообщаемой информации.
с какой непоколебимостью, с какой весомостью он высказал мнение против мужа своей сестры (qua oratione, qua constantia, qua gravitate sententiam dixt in sororis suae virum)!» (Cic. Phil.II. 14). Нельзя ли предположить, что Ампелий перепутал Лентула с Це-тегом, а брата жены с родным братом? Существует традиция, сохранившаяся у латинских поэтов, считать ближайшим сподвижником Катилины именно Г. Цетега (Iuv. II. 27; VIII. 231; Seneca Sen. Suas. VI. 26). Не этим ли объясняется выбор Ампелия?
В то же время нет неопровержимых доказательств, что автор «Памятной книги» ошибся. Братья Цетеги из старинного патрицианского рода в 63 г. до н.э. могли быть сенаторами. Казненный Гай состоял в каком-то родстве с главой популяров 70-60-х гг. до н.э. П. Корнелием Цетегом, не исключено, что приходился ему сыном24. Фамильные связи открывали доступ в курию, а отсутствие сведений о cursus honorum обоих (sic!) братьев объясняется неполнотой информации о младших магистратах25. Гражданские войны первой половины I в. до н.э. выдвинули в качестве символов республиканской доблести Брута, Катона Младшего и Цицерона, чьи деяния заставили померкнуть память о поступке человека, никак впоследствии себя не проявившего. В Четвертой Катилинарии Цицерон не использовал выигрышный мотив осуждения братом потому, что оно состоялось уже после произнесения речи. Как известно, консул вопреки установленному порядку прервал прения после слов Цезаря и выступил еще раз до подачи мнения Катоном. Высказаться успели лишь старшие сенаторы; Корнелий Цетег, вероятно, голосовал позднее. Кроме того, для собравшихся был гораздо убедительнее пример консула предыдущего года Л. Цезаря. В Филиппиках внимание сосредоточено на Антонии и его близких, мотив родства Л. Пизона с Цетегом в речах Цицерона достаточно слаб; почему великий оратор не упоминает о втором брате.
Молчание Саллюстия, современника событий 63 г. до н.э. и автора труда «О заговоре Катилины», объясняется композиционными особенностями сочинения. Саллюстий сообщает только о приказе сенатора Фульвия казнить своего сына (Sall. Cat. 39. 5; ср.: Dio Cass. XXXVII. 36. 4). Ни о Л. Цезаре, ни о Корнелии Цетеге не говорится, а сенатское заседание 5 декабря 63 г. до н.э.
24 При современном состоянии источниковой базы доказать это нельзя. В пользу близких родственных уз может свидетельствовать поездка совсем еще юного Г. Це-тега в Испанию, что связывается Цицероном с покушением на Кв. Метелла Пия — командующего посланными против Сертория войсками (Cic. Pro Sulla. 70).
25 Предположение о квестуре Г. Цетега в 63 г. до н.э. (Ryan F.X. The Quaes-torships of Q. Curius and C. Cornelius Cethegus // CPh. Vol. 89. N 3. P. 256-261) недостаточно аргументировано.
описано очень лаконично. В центре внимания Саллюстия — противостояние Цезаря и Катона. Происходящее в промежутке между их речами только намечено: «После того, как Цезарь закончил речь, прочие [сенаторы] стали по-разному ... соглашаться — кто с одним [оратором], кто с другим. А М. Порций Катон, спрошенный о [его] мнении, произнес речь такого вот рода» (Sail. Cat. 51. 1). Здесь не нашло отражения даже выступление Цицерона с Четвертой Катилинарией: Саллюстий специально строит повествование так, чтобы никто и ничто не затеняло главных героев. Об изменении точки зрения одним из голосовавших, например, сообщается (с нарушением хронологии!) в самом начале рассказа о сенатском заседании: «Тогда Д. Юний Силан ... постановил смертную казнь для тех, которые удерживались под стражей ... после, побужденный речью Г. Цезаря, он сказал, что ... намеревается присоединиться к мнению Тиб. Нерона» (Ibid. 50. 4). С помощью подобного приема Саллюстий добивается наибольшего драматизма и концентрации внимания на фигурах Катона и Цезаря. Столь же конспективно описываются начальные прения и итоговое голосование о судьбе заговорщиков (Ibid. 50. 3-5; 53. 1). Поэтому Саллюстий мог опустить многие известные ему подробности, тогда как писатели I—III вв. н.э. стремились прежде всего передать общую канву событий.
Отход Ампелия от традиционного написания когномена «Це-тег» объясним не только использованием позднего и малодостоверного источника. Нельзя, например, полностью исключить ошибку переписчика, поскольку все современные издания «Памятной книги» восходят к Дижонской рукописи — списку X—XI вв. с утраченной рукописи IX—Хвв.26 Есть вероятность, что влияние оказали местные (североафриканские?) особенности произношения или неустойчивость орфографии. Нельзя пройти и мимо того факта, что безвестный Корнелий Цетег помещен Ампелием среди таких видных государственных деятелей, как Тиберий Гракх-отец, Марк Брут, Ливий Друз, оба Катона, Цицерон. У писателя должны были быть веские основания считать его реально существовавшим лицом.
Таким образом, аргументы «за» и «против» уравновешивают друг друга. Но прежде чем вынести вердикт «поп liquet», рассмотрим весь приводимый Ампелием список выдающихся людей. Во многих случаях есть возможность проверить, насколько точно и добросовестно автор «Памятной книги» обращается с исторической традицией. Если выяснится, что перечень самых прослав-
26 См.: Немировский А.И. Луций Ампелий и его труд. С. 21—22.
ленных римлян содержит фигуры, попавшие сюда по ошибке, мы сможем более обоснованно поставить под сомнение героизм сенатора Цетега. В этой связи особый интерес представляют три места в «Liber memorialis».
Ампелий, единственный из писателей античности, упоминает победившего в поединке Л. Опимия (Amp. XXII. 4), ставя его наравне с величайшими героями древности — Манлием Торква-том, Валерием Корвином и Сципионом Эмилианом27 (Amp. XXII.
1-3). Нуждается в объяснении, почему Ампелий ограничивается
28
данными четырьмя поединками28, и все-таки нельзя уверенно говорить об ошибке, возникшей благодаря позднейшему развитию традиции. Одно из многочисленных единоборств могло оказаться особо вознесенным благодаря страшной опасности для государства и спорам между Лутацием Катулом и Марием, чье войско лучше проявило себя в Кимврской войне29.
Больше возможностей для оценки точности Ампелия представляет упоминание «понтифика Фабия, который посвятил себя и других старцев богам манам после того как город был подожжен галлами-сенонами (Fabius pontifex qui urbe a Gallis Senonibus incensa se aliosque senes diis manibus devovit)» (Amp. XX. 7). Этот эпизод из римской истории нашел широкое отражение в традиции. Наибольшую близость к сообщаемому Ампелием имеет рассказ Плутарха: «Жрецы прочих богов и старцы из [числа] консульских и триумфаторских мужей ... принеся молитвы богам, как посвящающие самих себя божеству за отчизну (éneu^á^evoi TOiç 8eoîç rnç èarnoùç ràèp Tflç naxpiôoç тю 5aí|Jovi KaSiepoûvxeç), [при том, что] верховный жрец Фабий первым произносил [надлежащие] слова (e^nyoujjevou фapiou тои ap%iepérnç) ... уселись на форуме» (Plut. Camill. 21). Если Плутарх называет понтифика Фа-бием, то соответствующее место в труде Т. Ливия восстанавливается как М. Фабий30 или М. Фолий31. А.И. Немировский полагает, что Ампелий имеет в виду Г. Фабия Дорсуона и указывает на
27 О поединке Сципиона есть свидетельства античных авторов (Liv. Perioch. 48; Oros. IV. 21. 2; cp.: Flor. I. 33. 11). Историчность Опимия признает Ф. Mюнцер (MünzerF. Opimius // RE. Stuttgart, 1939. Hb. 35. Col. 677).
28 Род Ливиев, например, объяснял cognomen Друз победой своего предка над галльским вождем Дравзом (Svet. Tib. 3.2).
29 Отголоски этого см.: Plut. Marius. 25-27.
30 Titi Livi ab urbe condita libri. Iterum recognovit W. Weissenborn. Lipsiae, 1879. Это чтение принимают отечественные издатели (Ливий Тит. Указ. соч. M., 1994. Т. 1. С. 269).
31 Titi Livi Ab Urbe Condita / Ed. R.S. Conway, C.F. Walters. Vol. 1. L., 1955. Критическое издание текста (Titi Livi ab urbe condita libri. Lipsiae, 1879) не позволяет отвергнуть ни одну ни другую конъектуру.
9 ВMУ, история, № 2
отличие от версии Ливия (Liv. V. 46. 2-3), ведь Фабий никак не мог после посвящения себя манам и резни на форуме покинуть Капитолий32. Однако здесь явное недоразумение: Ливий пишет как о великом понтифике Марке Фолии (Фабии) (Liv. V. 41. 3), так и о мужественном юноше Гае Фабии Дорсуоне (Liv. V. 46. 1-3). Точка зрения А.И. Немировского основана на рассказе Флора: «Ведь прежде всего старейшие возрастом, пользующиеся обширнейшими почестями, собираются на форум, где посвящают себя богам манам, при том что понтифик произносит посвятительные слова (iam primum maiores natu, amplissimis usi honoribus, in forum coeunt, ibi devovente pontifice se diis manibus consecrant)» (Flor. I. У. 9). Уже после резни на форуме, согласно Флору, «в некий установленный день он (Манлий Капитолийский. — Н.Б.) выпустил из крепости понтифика Фабия, чтобы тот совершил ежегодное священнодействие на Квиринальском холме (Fabium pontificem ab arce dimisit, qui sollemne sacrum in Quirinali monte conficeret)» (Ibid. II. У. 16). Как и Г. Фабий Дорсуон, чье героическое деяние перенесено на него, понтифик невредимым возвращается назад (Ibid.).
Обратим, однако, внимание, что Флор не говорит о посвящении самого понтифика. Напротив, по мысли автора, совершивший необходимые обряды над другими Фабий остался жить и служить отеческим божествам. Можно ли понимать иначе слова Плутарха и Ливия? Последний пишет: «Есть те, которые передают, что они (занимавшие ранее курульные магистратуры старцы. — Н.Б.) посвятили себя [богам как жертву] за отчизну и римских граждан, тогда как великий понтифик М. Фолий произносил предваряющие [обряд] слова (sunt qui M. Folio pontifice maximo praefante carmen devovisse eos se pro patria Quiritibusque Romanis tradant)» (Liv. V. 41. 3). Здесь следует провести параллель с другим героическим деянием, о котором повествует Ливий. Когда плебейскому консулу Децию понадобилось с точностью соблюсти ритуал посвящения подземным богам, он позвал бывшего при войске Марка Валерия: «Ну же, общественный жрец римского народа, скажи первым слова, чтобы я посвятил ими себя [богам как жертву] за легионы (agedum, pontifex publicus populi Romani, praei verba quibus me pro legionibus devoveam)» (Liv. VIII. 9. 4). И далее Деций повторяет за Валерием, о посвящении которого не сообщается33. Культовая лексика у Ливия повторяется, к ней очень
32 См.: Немировский А.И. Комментарии. С. 193.
33 См. мнение А.В. Сморчкова о вспомогательной роли понтифика в обряде консекрации, несмотря на обязательность своего участия, в частности для подсказывания священных формул (Сморчков А.В. Коллегия понтификов // Жреческие коллегии в Раннем Риме. М., 2001. С. 123).
близка лексика Флора и Плутарха. Помимо того, что последний использует греческие эквиваленты для латинских слов, он, подобно Ливию, помещает перед рассказом о самопожертвовании старцев рассказ о благочестии плебея Альбина (Plut. Camill. 21; Liv. V. 40. 9-10). На наш взгляд, это свидетельствует об общем источнике Ливия и Плутарха, или же показывает, что, как и ранее (Plut. Camill. 6), греческий автор использовал «Ab Urbe condita». Таким образом достоверная античная традиция, представленная Ливием, Плутархом и Флором, не дает основания говорить о гибели понтифика во время галльского нашествия34.
Важно, что все перечисленные выше авторы правильно передают суть произошедшего. Даже Флор, несмотря на ошибку с Г. Фабием Дорсуоном, представляет, как совершается обряд посвящения и описывает его в общепринятых терминах. Примечательна оговорка у Ливия: «Есть те, которые передают» (Liv. V. 41. 3). Ее можно понимать как указание, что не вся использованная историком античная традиция сообщает о посвящении богам и об участии в ритуале верховного понтифика. Либо существовали другие предания о галльском пожаре, иначе описывающие гибель старцев, либо эта деталь присутствовала у немногих авторов при общем единстве предшествующей традиции. Ампелий, как нам думается, сделал следующий шаг: изложил версию, содержащую максимум патриотизма и внешней эффектности. И в данном случае перед нами не иная, менее распространенная историческая традиция, а развитие старой — когда в список наиболее прославленных римлян помещается человек, не совершивший приписываемого ему героического деяния.
Не столь однозначную трактовку получает другое сообщение «Памятной книги»: «Д. Брут Галлекийский, который вместе с консулом Опимием убил (oppressit) [своего] зятя <Г.> Гракха (<С>. Gracchum generum), земельными законами нарушающего спокойствие в государстве» (Amp. XIX. 4). Тестем Г. Гракха Брут Галле-кийский называется и в рубрике «Мятежи» (Ibid. XXVI. 2). Биограф обоих братьев Плутарх полагает, что супругой Гая была Ли-циния, дочь П. Красса (Plut. Tib. Gracch. 21; С. Gracch. 15; 17), прибавляя: «Однако Корнелий Непот говорит, что будто бы Гай женился на дочери не Красса, а Брута, отпраздновавшего триумф над лузитанами (BpoUxou 5è toU 8pia|j$£ÙoavTOç ano Лиоп^^ Buyaxépa yñ|ai). Но большинство [писателей] рассказывает как мы пишем (oi nMouç rnç nM^Ç ypaфo|ev ioxopoUoiv)» (Plut. Tib.
34 Противоположное мнение см.: Broughton T.R.S. Op. cit. Vol. I. P. 96; Münzer F. Folius // RE. Stuttgart, 1909. Hb. 12. Col. 2828.
Gracch. 21). Чтобы объяснить разногласие в традиции, М. Радин высказал предположение, что дочь Брута Галлекийского была первой женой Г. Гракха, а Лициния — второй35; иную ситуацию реконструирует Ф. Мюнцер. Он считает, что Д. Брут женился на вдове Красса, а его падчерица вышла замуж за Г. Гракха36. Полностью отрицать обе эти возможности нельзя, а проведение специальных исследований выходит за рамки статьи. Отметим, однако, что Ампелием используется не самая распространенная версия.
Из всех писателей античности об участии Д. Брута Галлекийского в борьбе против Г. Гракха упоминает только Орозий: «Со стороны Публициева склона с огромной борьбой ворвался консу-ляр Д. Брут» (Oros. V. 12. 7). Это согласуется со словами Ампелия, что тот участвовал в вооруженном подавлении мятежа наравне с Опимием. Допустим, что Орозий передает достоверную информацию, а также, что прав либо М. Радин, либо Ф. Мюнцер. Даже тогда рассказ Ампелия теряет значительную долю драматизма и напряженности; изначально поставленная цель — привести пример гражданской доблести, когда теснейшие родственные узы рвутся во имя государства и сограждан — достигается автором в меньшей степени. На наш взгляд, по отношению к Бруту Галле-кийскому использованная Ампелием традиция прошла тот же путь, что и традиция о галльском пожаре, создав еще один впечатляющий пример патриотизма.
Таким образом, в «Памятной книге» прослеживается определенная тенденция, когда сюжетные линии, намеченные у более ранних писателей, получают дальнейшее развитие в сторону драматизации и патетики. В значительной степени подобным образом развивалась и античная историческая традиция о заговоре Катилины37. С учетом всего сказанного при современном состоянии источниковой базы и на современном уровне исследований правомерно будет поставить сообщение Ампелия о сенаторе Це-теге под сомнение.
35 Radin M. The Wife of Gaius Gracchus and her Dowry // CPh. 1913. N 13. P. 354.
36 Münzer F. D. Iunius Brutus Callaicus // RE. Stuttgart, 1918. Hb. 19. Col. 10241025. Отец Лицинии погиб в 130 г. до н.э. (Liv. Perioch. 59). Убитый в 121 г. до н.э. Гракх имел от нее ребенка (Plut. C. Gracch. 15), так что Д. Брут не мог делить кров с падчерицей дольше семи лет.
37 См.: Бугаева Н.В. Участвовали ли женщины в заговоре Катилины? // ДВАМ. М., 2005. №7. С. 112-119; Она же. Античная историческая традиция о попытке освобождения сторонников Катилины // Античный мир и археология. Саратов, 2006. № 12. С. 187-197.
